Страница:
поводу положения, в которое попали. Один - а это был никто иной
как Крис Рок - вскричал, потряхивая каску:
- Никогда, друзья мои, мне еще не приходилось играть в
более серьезную игру! Впрочем, нечего бояться, мне всегда
везло, и мой смертный час еще не пробил!
Эта вера в свою счастливую звезду не замедлила получить
подтверждение, так как он вытащил белый боб. Настала очередь
Кернея. Он собирался уже, не выказав ни малейшего смущения,
опустить руку в каску, но техасец поспешно остановил его.
- Нет, капитан, нет, - сказал он, - я ранен... серьезно
ранен, мне, вероятно, осталось недолго жить, ваша жизнь
драгоценнее моей. К тому же, мне везет, позвольте же вытянуть
жребий вместо вас. Вы знаете, что это позволено, мошенники сами
разрешили.
Действительно, офицер, наблюдавший за исполнением
приговора, из человеколюбия разрешил иметь заместителя, если бы
таковой нашелся.
Не только Крис Рок высказал готовность принести себя в
жертву ради дружбы. Один шотландец настоял, чтобы его допустили
тянуть жребий за младшего брата.
Керней, однако, сам отклонил предложение товарища.
- Спасибо, дорогой друг, - сказал он горячо, высвобождая
свою руку из ладони великана и поспешно опуская ее в каску. -
Я, может быть, и сам не лишен удачи. Вот сейчас увидим!
Он не ошибся: в его пальцах оказался белый боб.
- Слава богу! - радостно закричал техасец. - Нам обоим
посчастливилось, и если мне суждено умереть, то я собираюсь еще
хорошо пожить!
Действительно, когда они добрались до тюрьмы, куда были
заключены, к нему вернулись силы и здоровье.
Одно из примечательных зданий в Мехико - Аккордадская
тюрьма. Редко кто из иностранцев, проезжая через столицу, не
посетит ее, редко также, чтобы посетивший ее не испытал тоски и
отвращения. Пожалуй, ни одна тюрьма мира не заключает в себе
столько разнородных преступников. Кельи (здание это было прежде
монастырем) переполнены ворами, фальшивомонетчиками,
разбойниками и убийцами. Вместо того, чтобы смириться и
раскаяться, большинство преступников здесь похваляется своими
злодеяниями. Даже и в самой тюрьме происходят иногда ужасные
драмы. Кельи, а главным образом дворы, где арестанты проводят
большую часть времени, бывают ареной всевозможных преступлений.
Там можно видеть, как, собираясь кучками, они играют в карты,
плутуя, ругаясь и богохульствуя. В общество этих ужасных
существ и попали два наших пленника после Мьерского сражения.
Единственным утешением Криса Рока и Кернея была надежда,
что их поместят в одну и ту же келью, но и эта надежда не
осуществилась вполне, так как им пришлось выносить присутствие
еще двух заключенных. Это были мексиканцы. Один из них в иной
обстановке имел бы довольно порядочный вид. Несмотря на грязную
и драную одежду, он выглядел человеком воспитанным и
принадлежащим к хорошему обществу. Плен лишает льва свободы, но
не может унизить его. Так было и с этим заключенным. На
желто-оливковом, как у чистокровного мексиканца, лице его
борода и усы были черны как смола, такие же волосы рассыпались
длинными прядями по плечам. Во взгляде больших черных глаз
сочетались доброта и решимость.
Человек этот сразу понравился Крису Року, который не
изменил о нем мнения, даже когда узнал, что тот был вором. Крис
Рок рассудил, что в Мексике вор может быть относительно честным
человеком, если по каким-нибудь обстоятельствам его вовлекли в
кражу. Кража кажется менее достойной порицания в стране, где
сами судьи могут быть ворами. Никто из обитателей Аккордады не
знал прошлого этого человека. К тому же в тюрьму он попал
недавно и предпочитал сидеть в своей келье, а не принимать
участие в грубых развлечениях узников. Однако имя его стало
известно, и тогда некоторые вспомнили, что, кажется, он был
начальником сальтеадоров.
Четвертый обитатель кельи так же разнился от этого вора,
как Сатир от Гипериона. Тут была полная противоположность как в
физическом, так и в нравственном отношении. Если Руперто Ривас,
несмотря на рубище, которое ему приходилось носить, сохранял
гордый, благородный вид, то Эльзерильо - а товарищи называли
его Малой Лисой - был олицетворением низости и грубости, да к
тому же уродлив внешне, настоящий Квазимодо. Два эти человека,
так разнившиеся между собой, были до прибытия Криса Рока и
Кернея прикованы друг к другу. Потом начальник тюрьмы, которого
словно озарила внезапная мысль, велел разъединить их и
приковать безобразного карлика к техасскому великану, а Кернея
- к Руперто Ривасу.
Из всех обитателей Аккордады Крис Рок чувствовал себя хуже
всех. Его сердце, готовое принять участие в каждом, кто этого
заслуживает, не отказало бы в приязни и прикованному к нему
узнику, если бы только нравственное уродство этого человека не
превышало физическое. Техасец узнал, что карлик, с которым он
был принужден делить время днем и ночью, был низким убийцей,
отравившим свою жертву. Он не понес заслуженной кары только по
недостатку явных улик, хотя виновность его была хорошо известна
всем. Эта постоянная близость карлика внушала Крису Року такое
отвращение, что первое время он приходил в ярость, скрежетал
зубами, топал ногами, точно хотел раздавить, обратить в прах
это отвратительное существо.
Никто из мьерских пленников не был подвергнут такому
унижению: их всех сковали между собой, а не с мексиканскими
преступниками. Почему же для наших героев было сделано такое
ужасное исключение? Несмотря на все старания, им так и не
удалось узнать причину. Да, Крис Рок и Керней принимали
деятельное участие в бунте под Эль-Саладо, но ведь они были не
единственными его участниками, однако ни с кем не поступили так
жестоко.
Кроме того, что Криса Рока и Кернея приковали к
преступникам, с ними еще и обращались с особенной грубостью,
кормили хуже, чем других. Надзиратели издевались над ними,
особенно глядя на великана и карлика, и в самом деле
составлявших уморительную пару. И только спустя три дня Флоранс
и его верный друг поняли, в чем дело: в открытую дверь своей
кельи они увидали Карлоса Сантандера!
Перед их кельей действительно стоял Карлос Сантандер, в
полной военной форме, со шпагой на боку и в каске с белыми
перьями на голове. Чтобы объяснить его появление, да еще в
таком одеянии, необходимо рассказать несколько подробностей из
его жизни, неизвестных читателю. Как уже было сказано, родился
он в Новом Орлеане, но был мексиканского происхождения и считал
себя мексиканским гражданином. До встречи с Кернеем по
распоряжению правительства или диктатора Санта-Аны он занимал
какую-то должность. Никто не знал точно, что, собственно, делал
он в Новом Орлеане, но ближайшие сподвижники подозревали в нем
тайного агента мексиканского правителя, то есть попросту
шпиона.
Подозрение это явилось небезосновательным, ибо он получал
от Санта-Аны деньги как жалованье за услуги, оказываемые им в
Соединенных Штатах и не имевшие ничего общего с дипломатической
службой. Чтобы понять, какого они были свойства, достаточно
вспомнить его поведение в кофейне на улице Пойдрас. Придя на
собрание, он пожелал вступить в отряд партизан и записался в
кандидаты на получение чина капитана. Сантандер следовал тогда
указаниям, гнусная цепь которых была достойна самого дьявола.
Доведись ему сделаться начальником этого несчастного отряда,
результат похода был бы худший, позорный, так как шпион должен
был при первом подходящем случае предать своих подчиненных.
Обманувшийся в своих расчетах, а потом испугавшийся огласки
истории с мошенничеством на дуэли, Сантандер решил покинуть
Новый Орлеан и уехать в Мексику. На его счастье, история дуэли
не дошла ни до чьих ушей ни в Мексике, ни в Новом Орлеане.
Дюперрон умолчал о ней из самолюбия, доктор, скромный француз,
поступил так же, Керней, Криттенден и Крис Рок в тот же день
отправились в Техас, озабоченные уже совсем другими делами.
Оставались еще оба кучера. Они, конечно, не преминули бы
рассказать первому встречному о скандальном происшествии, но,
будучи ирландцами, поддались обаянию своего соотечественника и
в тот же день присоединились к отряду партизан, участвовали в
несчастной Мьерской экспедиции и разделили участь своих
товарищей. Таким образом, Сантандер избежал огласки своего
позора.
Его появление в столь блестящем виде объяснить нетрудно.
Одной из слабостей Санта-Аны, человека сколь храброго, столь и
тщеславного, была страсть окружать себя блестящей свитой.
Офицеры, составлявшие ее, походили в своих пышных мундирах на
павлинов. Вернувшись в Мексику, Сантандер сначала был назначен
адъютантом Санта-Аны. Благодаря своей красивой наружности,
очень скоро он получил повышение. Таким образом, неудачливый
кандидат в капитаны партизан был произведен в полковники
мексиканской армии и зачислен в свиту главнокомандующего.
Если бы Флоранс Керней и Крис Рок могли предполагать, что
встретят этого человека в Мексике, да еще в таком виде, да еще
на пороге своей тюремной камеры, они с меньшим терпением
переносили бы тяготы своего плена и еще равнодушнее отнеслись
бы к жеребьевке черными и белыми бобами. Вид этого человека
живо напомнил им сцену дуэли. Техасец вспомнил, как заставил
искупаться этого негодяя, в каком жалком виде вышел тот из
воды, весь покрытый тиной. Какая разница с его теперешним
видом! Керней тоже вспомнил кое-какие подробности их последней
встречи. Он заметил на щеке Сантандера след раны, который тот
старался скрыть под старательно расчесанными бакенбардами. Было
отчего смутиться бедному ирландцу, да и у доброго техасца
сердце забилось от тревожного предчувствия...
Лицо Сантандера не могло внушить им спокойствия. На нем
был написан их смертный приговор. Карлос Сантандер улыбался, но
это была сатанинская улыбка, улыбка злая, насмешливая,
говорившая: "Вы находитесь в моей власти и должны ожидать моей
мести!". Он явился сюда не случайно и не по долгу, а
единственно для того, чтобы показать свою власть и внушить им
ужас.
Его появление послужило разгадкой того, почему они
подвергались особым строгостям и были скованы с мошенниками.
Это было сделано с целью унизить их, и они в этом убедились,
услыхав слова начальника тюрьмы, обращенные к Сантандеру:
- Вот они, полковник, вы видите, они скованы согласно
вашему приказу! Что за пара! - прибавил он, насмешливо
показывая на Криса Рока и карлика. - Бог ты мой! Ведь можно
умереть со смеху, глядя на них, ха-ха-ха!..
Сантандер, очень довольный этой шуткой, захохотал во все
горло, и этот громкий, циничный хохот гулко раскатился по всей
тюрьме.
Все четыре узника хранили молчание. Только карлик, когда
отворили дверь, проговорил:
- Buenos dias, Excelencia, вы пришли, вероятно, чтобы
даровать нам свободу?
Это было сказано, понятно, с иронией, так как горбун
прекрасно знал, что для него не могло быть помилования, если
бы, впрочем, кто-нибудь не внес за него выкуп.
Его вопрос остался без ответа.
Вновь прибывшие были слишком заняты другими обитателями
кельи, чтобы обратить внимание на карлика. Руперто Ривас стоял
лицом к стене и не повернулся даже тогда, когда Сантандер
заговорил с Крисом Роком и Кернеем. Полковник сразу взял
вызывающий тон:
- Так вот где вы находитесь! Хороши, нечего сказать, место
и компания! Это общество совсем не похоже на то, которое вы
посещали в Новом Орлеане, сеньор Флоранс! А вы, техасский
великан, как вам нравится здешний воздух после наших прерий? -
Помолчав немного, чтобы насладиться произведенным впечатлением,
Сантандер прибавил: - Хорош результат экспедиции, имевшей целью
завладеть Мексикой! Вы хоть и не по своему желанию, но все же
попали в ее столицу... Чего же вы ждете?
- Ничего хорошего от такого негодяя, как вы! - резко
ответил Крис Рок.
- Как! Вы не ждете ничего хорошего от меня, старого
знакомого, даже друга, после того, что произошло между нами на
берегу Поншартренского озера? Находясь среди чужих, вы должны
были бы радоваться, найдя друга, да такого, который вам столь
многим обязан! Теперь, когда представился случай, я сделаю все,
от меня зависящее, чтобы расплатиться с вами.
- Поступайте как знаете, - ответил Крис Рок, - мы не
рассчитываем на великодушие, которого у вас и быть не может. Да
если бы оно и было, так Крис Рок от него отказался бы.
Сантандер не ожидал такого отпора. Его посещение
Аккордадской тюрьмы имело целью лишь поиздеваться над
покоренными врагами. Он знал обо всем, что случилось с ними от
самого Мьера и до Мексики. Он надеялся увидеть их униженными,
выпрашивающими у него милости. И вдруг вместо страха узники
выказали ему презрение. Техасец заметался, как волк в клетке,
готовый вцепиться в горло непрошеного гостя, сделай тот хоть
шаг к нему.
- Прекрасно, - сказал Сантандер, не придав, казалось,
особенного внимания словам Криса Рока, - если вы не желаете
принимать от меня услуг, то я предлагать вам их более не буду.
А вы, сеньор ирландец, вы, наверное, не будете так щепетильны?
Глядя в упор на своего бывшего противника, Керней твердо
ответил:
- Так как я узнал по опыту, что вы недостойны удара моей
шпаги, то считаю вас недостойным и разговора со мной. Вы трус
даже в железном панцире. Вы подлец, и я презираю вас.
Хоть и сильно задетый, Сантандер, однако, не смутился.
Потеряв надежду унизить своих врагов и боясь уронить себя в
глазах начальника тюрьмы, если выплывет на свет история с
панцирем, он решил прекратить разговор. К счастью для него,
никто не понимал английского языка, на котором и велся этот
короткий, но многозначительный разговор.
- Видите, сеньор Педро, эти два господина - мои давнишние
знакомые, - сказал он начальнику тюрьмы, - печальное положение
которых меня очень интересует и помочь которым я был бы очень
рад. Но боюсь, что здесь придется подчиниться закону.
Дон Педро понимающе улыбнулся, выслушивая эти сожаления.
Он нисколько не сомневался в том интересе, который полковник
проявлял к заключенным, так как приковал их по распоряжению
самого Сантандера. По своему положению и характеру, он, однако,
никогда не спрашивал объяснений у людей, стоящих выше его. А
ведь Сантандер находился в свите самого диктатора. Начальник
тюрьмы это хорошо знал. Если бы ему приказали задушить или
отравить этих узников, он и это исполнил бы без малейшего
сожаления и колебания. Жестокий тиран, назначивший его
начальником тюрьмы, знал, с кем имеет дело, и не раз
использовал его, чтобы избавиться от политических или личных
врагов. Все это время четвертый узник продолжал стоять лицом к
стене. По-видимому, его странное поведение возбудило
любопытство Сантандера, и он спросил у начальника тюрьмы:
- Кстати, скажите, кто этот четвертый обитатель кельи? Он
точно стыдится показать свое лицо. Вероятно, оно так же
безобразно, как мое.
Это была одна из любимых шуток Сантандера, который знал,
что хорош собою.
- Это рыцарь большой дороги, сальтеадор, - ответил
начальник тюрьмы.
- Человек, представляющий интерес, - заметил полковник, -
дайте-ка мне на него посмотреть, чтобы удостовериться, похож ли
он на настоящего разбойника, на Маццарони или на Диаволо.
Сказав это, он вошел в келью, и вор в это время повернул
лицо в его сторону. Теперь они стояли друг против друга. Между
ними не было произнесено ни слова, но глаза их ясно говорили,
что видятся они не впервые. Ненависть отразилась на лице
Сантандера, и он произнес какое-то ругательство. Но это было
единственное, что сорвалось с его уст, когда пара черных глаз
Риваса пронзила его насквозь. Он быстро повернулся и направился
к двери, до которой, однако, дошел не без приключений. В своей
поспешности он споткнулся о техасца и злобно толкнул его ногой.
К счастью для Сантандера, он уже успел оказаться за дверью,
когда великан, таща за собой карлика, бросился вслед. Начальник
тюрьмы успел захлопнуть дверь, чем и спас жизнь полковнику.
Тогда Крис Рок, обернувшись к Кернею, совершенно спокойно
сказал:
- Не был ли я тысячу раз прав, капитан, когда уверял, что
этого подлеца надо было повесить на Шелльской дороге? Какую
глупость я сделал, что не утопил его! А уж теперь-то нам
достанется!
Из действующих лиц нашего романа, уже знакомых читателю,
не только Карлос Сантандер, Флоранс Керней и Крис Рок уехали из
Нового Орлеана в Мексику. То же сделали и дон Игнацио с
дочерью, причем ему были возвращены его земли, и он даже попал
в милость к диктатору. В довершение всего Игнацио Вальверде был
вскоре назначен министром.
Всем этим он был обязан Сантандеру. Красавец адъютант,
пользовавшийся доверием диктатора, без труда добился отмены
указа о высылке дона Игнацио и позволения вернуться в свое
отечество.
Причину, заставившую его сделать это, нетрудно угадать.
Здесь играли роль не дружба, не человеколюбие, а единственно
страсть к дочери дона Игнацио. Не смея оставаться в Новом
Орлеане из-за позорной для себя дуэли, он не мог, однако, более
не видеть Луизу Вальверде. Только эгоистическая любовь и
побудила его хлопотать за политического преступника.
Возвращение же имущества дона Игнацио зависело уже не от него,
а было лишь следствием восстановления ссыльного в его правах.
Почести, жалованье и новый высокий пост были дарованы
помилованному самим Санта-Аной. Причина осыпать благодеяниями
человека, который еще недавно был его политическим врагом, была
совершенно та же, что и причина стараний Карлоса Сантандера:
мексиканский диктатор, удостоив взглядом Луизу Вальверде,
заметил, что она необыкновенно красива.
Что же касается дона Игнацио, то в его оправдание можно
сказать многое: высылка из отечества, разлука с друзьями, жизнь
в чужой стране и, наконец, необходимость зарабатывать хлеб
насущный... Он выносил эти испытания так терпеливо и
безропотно, как дай бог всякому.
Он не заблуждался относительно мотивов, по которым
хлопотал за него Карлос Сантандер, но когда дело касается таких
значительных благ жизни, трудно быть чересчур разборчивым.
После того памятного вечера, когда Сантандер показал себя
в столь невыгодном свете, он появился у Вальверде лишь спустя
несколько дней, с пластырем на щеке, держа руку на перевязи. Он
понял, что на молчание Дюперрона и доктора может надеяться,
остальные же свидетели уехали в Техас. Ему, значит, нечего было
опасаться, что истина выйдет наружу. Он рассказал дону Игнацио,
что нанес Кернею много ран и жизнь ирландца в большой
опасности. Когда слух об этом дошел до Луизы, она чуть не
заболела с горя, но Сантандер уехал, и узнать подробности было
не у кого. Через несколько месяцев, уже в Мексике, он повторил
ту же выдумку, хотя знал, что противник жив и здоров, он прочел
о нем в одной из американских газет, где при описании Мьерского
сражения в очень лестных выражениях упоминался капитан Керней.
В списках убитых его имени не было.
Вот каково было положение главных лиц нашего романа после
Мьерского сражения: Карлос Сантандер - полковник, состоящий в
свите диктатора, дон Игнацио Вальверде - министр, дочь его -
красавица, пользующаяся всеобщим вниманием, Флоранс Керней,
бывший капитан партизан, и Крис Рок, лучший стрелок отряда, -
узники ужасной тюрьмы. Но их ждало еще большее унижение, о чем
догадался Керней, как только начальник тюрьмы резко захлопнул
дверь их кельи. Уроки, которые он брал у дона Игнацио, не
пропали даром, общение с солдатами во время похода позволило
ему усовершенствоваться в испанском языке. Карлос, вероятно, не
подумал об этом или предполагал, что стены тюрьмы достаточно
толсты, и разговоры в ее коридорах не могут быть услышаны
узниками в кельях. Вышло, однако, иначе. Ирландец услышал все,
что говорилось за дверью.
- Сеньор Педро, - говорил Сантандер, - эти техасцы - мои
давнишние знакомые, я встретил их не в Техасе, а в Соединенных
Штатах, в Новом Орлеане, где между нами сложились отношения,
которых я не считаю нужным описывать. Да будет вам известно,
что я в долгу у этих людей и потому хочу расплатиться с ними. Я
могу рассчитывать на вас, не правда ли?
Трудно было ошибиться в том, что речь шла не о расплате за
дружескую услугу, а напротив, о злобном плане отмщения. Ответ
дона Педро доказывал, что он все прекрасно понял.
- Конечно, вы можете рассчитывать на меня. Ваше приказание
будет немедленно исполнено.
- Прекрасно, - сказал Сантандер, подумав немного, - я
хочу, во-первых, чтобы вы дали им возможность подышать воздухом
на улице. Не только техасцам, но всем четверым вместе.
- Однако! - вскричал удивленный начальник тюрьмы. - Они
должны быть вам за это благодарны.
- Менее, чем вы предполагаете, если принять во внимание
работу, которую я немерен им дать.
- Какую работу?
- Небольшую работу...
- На какой улице?
- Калье-де-Платерос.
- Когда же?
- Завтра же. Приведите их утром и оставьте до вечера, до
тех пор, пока не пройдет процессия. Вы поняли меня?
- Кажется, да, полковник. А цепи оставим на них?
- Да, непременно, я желаю, чтобы они оставались скованными
так же, как сейчас: карлик с великаном, а два другие вместе.
- Слушаю, все будет исполнено.
Этим закончился любопытный разговор, а если и продолжался,
то Керней не мог более ничего расслышать. Когда он пересказал
услышанное Крису Року, тот не понял, о чем речь, но двое других
заключенных сейчас же догадались, в чем дело.
- Хорошо же! - вскричал карлик. - Ведь это значит, что не
пройдет и суток, как мы будем барахтаться по пояс в грязи.
Прекрасно, нечего сказать!.. Ха-ха-ха!..
И, слушая смех уродца, можно было подумать, что ему
предстояло не отвратительное занятие, а исключительное
удовольствие.
В мексиканском городе плоские крыши домов называются
"azotea". Невысокие, фута в три, перила служат для отделения
крыши одного дома от крыши другого и для ограждения крыши по
краю. На асотее проводят большую часть дня, это место отдыха и
приема гостей. Такая особенность архитектуры восточного
происхождения еще существует на побережье Средиземного моря. Не
любопытно ли, что встречается она и у мексиканцев, где дома
тоже имеют плоские крыши вместо террас? Такие же кровли можно
видеть в Нью-Мехико и других городах. Сухой и теплый климат -
главное условие для устройства подобного рода крыш. Нет на
свете страны, где жизнь на открытом воздухе была бы более
привлекательна, чем в Мексике. К тому же, на этих крышах не
чувствуется ни малейшего дыма, так как труб практически не
существует. Здесь они совершенно излишни. Немного дров,
сожженных в золе, - вот и все отопление, да и то лишь в
исключительных случаях. В кухнях употребляют древесный уголь,
поэтому воздух остается вполне чист. Асотея, которую хорошо
содержат, бывает украшена цветами, красивыми растениями,
небольшими деревцами, апельсиновыми камелиями и пальмами,
иногда над перилами возвышается бельведер, с которого еще
удобнее любоваться красивыми видами. А где же найти пейзажи
красивее, чем те, которые окружают Мехико? В какую сторону ни
повернись, всюду взору открывается дивная картина. То долины
самых различных зеленых оттенков - от светло-желтого маиса до
темно-зеленого табака, то целые поля перечника и бобов, широкие
полосы воды, отливающие на солнце серебром, и все это
обрамляется цепью гор с вечным снегом на гигантских вершинах.
Словом, с какой бы крыши дома ни окинуть взором даль, все
чарует глаз и веселит душу.
Но на асотее одного дома сидела молодая девушка, которая,
по-видимому, не обращала внимания на окружающую красоту. Вся ее
фигура выражала тоску, и тоску эту не могла рассеять самая
удивительная природа.
Это была Луиза Вальверде. Она вспоминала другую, не менее
прекрасную страну, где провела несколько лет изгнания.
Последний год был для нее самым приятным и счастливым: она
узнала любовь! Предметом ее любви был Флоранс Керней. Где-то он
теперь? Она не знала о нем ничего. Не знала даже, жив ли он. Он
исчез, не объяснив причины своего внезапного отъезда. Ей было
известно только, что он был избран капитаном отряда волонтеров,
который, как ей потом сообщили, отправился в Техас. Затем до
нее дошли слухи о геройской борьбе партизан и о понесенных ими
потерях. Она знала также, что оставшихся в живых взяли в плен и
отвели в Мексику, обращаясь с ними самым жестоким образом,
знала и о той отваге, с которой они пытались освободиться, и о
вторичном их пленении.
Уже в Мехико она с жаром следила за всеми событиями
Мьерской экспедиции и, прочитывая все газеты, с замиранием
сердца просматривала списки раненых и убитых. Дойдя до списка
казненных в Эль-Саладо, полуживая от страха, она вздохнула
спокойно, лишь когда прочла последнюю фамилию в нем. Ей все же
казалось странным, что имя Кернея нигде не упоминалось.
Почему о нем нигде не писали? И где он мог теперь быть?
Этот последний вопрос не давал ей покоя. Оставалось допустить,
что Керней бесславно погиб от какой-нибудь болезни или
несчастного случая. Его тело, наверное, покоится где-нибудь в
прерии, где его похоронили товарищи. Грустные мысли, которым
все время предавалась Луиза, покрыли бледностью ее щеки и
наполнили, тоской душу. Ни почести, которыми был осыпан ее
как Крис Рок - вскричал, потряхивая каску:
- Никогда, друзья мои, мне еще не приходилось играть в
более серьезную игру! Впрочем, нечего бояться, мне всегда
везло, и мой смертный час еще не пробил!
Эта вера в свою счастливую звезду не замедлила получить
подтверждение, так как он вытащил белый боб. Настала очередь
Кернея. Он собирался уже, не выказав ни малейшего смущения,
опустить руку в каску, но техасец поспешно остановил его.
- Нет, капитан, нет, - сказал он, - я ранен... серьезно
ранен, мне, вероятно, осталось недолго жить, ваша жизнь
драгоценнее моей. К тому же, мне везет, позвольте же вытянуть
жребий вместо вас. Вы знаете, что это позволено, мошенники сами
разрешили.
Действительно, офицер, наблюдавший за исполнением
приговора, из человеколюбия разрешил иметь заместителя, если бы
таковой нашелся.
Не только Крис Рок высказал готовность принести себя в
жертву ради дружбы. Один шотландец настоял, чтобы его допустили
тянуть жребий за младшего брата.
Керней, однако, сам отклонил предложение товарища.
- Спасибо, дорогой друг, - сказал он горячо, высвобождая
свою руку из ладони великана и поспешно опуская ее в каску. -
Я, может быть, и сам не лишен удачи. Вот сейчас увидим!
Он не ошибся: в его пальцах оказался белый боб.
- Слава богу! - радостно закричал техасец. - Нам обоим
посчастливилось, и если мне суждено умереть, то я собираюсь еще
хорошо пожить!
Действительно, когда они добрались до тюрьмы, куда были
заключены, к нему вернулись силы и здоровье.
Одно из примечательных зданий в Мехико - Аккордадская
тюрьма. Редко кто из иностранцев, проезжая через столицу, не
посетит ее, редко также, чтобы посетивший ее не испытал тоски и
отвращения. Пожалуй, ни одна тюрьма мира не заключает в себе
столько разнородных преступников. Кельи (здание это было прежде
монастырем) переполнены ворами, фальшивомонетчиками,
разбойниками и убийцами. Вместо того, чтобы смириться и
раскаяться, большинство преступников здесь похваляется своими
злодеяниями. Даже и в самой тюрьме происходят иногда ужасные
драмы. Кельи, а главным образом дворы, где арестанты проводят
большую часть времени, бывают ареной всевозможных преступлений.
Там можно видеть, как, собираясь кучками, они играют в карты,
плутуя, ругаясь и богохульствуя. В общество этих ужасных
существ и попали два наших пленника после Мьерского сражения.
Единственным утешением Криса Рока и Кернея была надежда,
что их поместят в одну и ту же келью, но и эта надежда не
осуществилась вполне, так как им пришлось выносить присутствие
еще двух заключенных. Это были мексиканцы. Один из них в иной
обстановке имел бы довольно порядочный вид. Несмотря на грязную
и драную одежду, он выглядел человеком воспитанным и
принадлежащим к хорошему обществу. Плен лишает льва свободы, но
не может унизить его. Так было и с этим заключенным. На
желто-оливковом, как у чистокровного мексиканца, лице его
борода и усы были черны как смола, такие же волосы рассыпались
длинными прядями по плечам. Во взгляде больших черных глаз
сочетались доброта и решимость.
Человек этот сразу понравился Крису Року, который не
изменил о нем мнения, даже когда узнал, что тот был вором. Крис
Рок рассудил, что в Мексике вор может быть относительно честным
человеком, если по каким-нибудь обстоятельствам его вовлекли в
кражу. Кража кажется менее достойной порицания в стране, где
сами судьи могут быть ворами. Никто из обитателей Аккордады не
знал прошлого этого человека. К тому же в тюрьму он попал
недавно и предпочитал сидеть в своей келье, а не принимать
участие в грубых развлечениях узников. Однако имя его стало
известно, и тогда некоторые вспомнили, что, кажется, он был
начальником сальтеадоров.
Четвертый обитатель кельи так же разнился от этого вора,
как Сатир от Гипериона. Тут была полная противоположность как в
физическом, так и в нравственном отношении. Если Руперто Ривас,
несмотря на рубище, которое ему приходилось носить, сохранял
гордый, благородный вид, то Эльзерильо - а товарищи называли
его Малой Лисой - был олицетворением низости и грубости, да к
тому же уродлив внешне, настоящий Квазимодо. Два эти человека,
так разнившиеся между собой, были до прибытия Криса Рока и
Кернея прикованы друг к другу. Потом начальник тюрьмы, которого
словно озарила внезапная мысль, велел разъединить их и
приковать безобразного карлика к техасскому великану, а Кернея
- к Руперто Ривасу.
Из всех обитателей Аккордады Крис Рок чувствовал себя хуже
всех. Его сердце, готовое принять участие в каждом, кто этого
заслуживает, не отказало бы в приязни и прикованному к нему
узнику, если бы только нравственное уродство этого человека не
превышало физическое. Техасец узнал, что карлик, с которым он
был принужден делить время днем и ночью, был низким убийцей,
отравившим свою жертву. Он не понес заслуженной кары только по
недостатку явных улик, хотя виновность его была хорошо известна
всем. Эта постоянная близость карлика внушала Крису Року такое
отвращение, что первое время он приходил в ярость, скрежетал
зубами, топал ногами, точно хотел раздавить, обратить в прах
это отвратительное существо.
Никто из мьерских пленников не был подвергнут такому
унижению: их всех сковали между собой, а не с мексиканскими
преступниками. Почему же для наших героев было сделано такое
ужасное исключение? Несмотря на все старания, им так и не
удалось узнать причину. Да, Крис Рок и Керней принимали
деятельное участие в бунте под Эль-Саладо, но ведь они были не
единственными его участниками, однако ни с кем не поступили так
жестоко.
Кроме того, что Криса Рока и Кернея приковали к
преступникам, с ними еще и обращались с особенной грубостью,
кормили хуже, чем других. Надзиратели издевались над ними,
особенно глядя на великана и карлика, и в самом деле
составлявших уморительную пару. И только спустя три дня Флоранс
и его верный друг поняли, в чем дело: в открытую дверь своей
кельи они увидали Карлоса Сантандера!
Перед их кельей действительно стоял Карлос Сантандер, в
полной военной форме, со шпагой на боку и в каске с белыми
перьями на голове. Чтобы объяснить его появление, да еще в
таком одеянии, необходимо рассказать несколько подробностей из
его жизни, неизвестных читателю. Как уже было сказано, родился
он в Новом Орлеане, но был мексиканского происхождения и считал
себя мексиканским гражданином. До встречи с Кернеем по
распоряжению правительства или диктатора Санта-Аны он занимал
какую-то должность. Никто не знал точно, что, собственно, делал
он в Новом Орлеане, но ближайшие сподвижники подозревали в нем
тайного агента мексиканского правителя, то есть попросту
шпиона.
Подозрение это явилось небезосновательным, ибо он получал
от Санта-Аны деньги как жалованье за услуги, оказываемые им в
Соединенных Штатах и не имевшие ничего общего с дипломатической
службой. Чтобы понять, какого они были свойства, достаточно
вспомнить его поведение в кофейне на улице Пойдрас. Придя на
собрание, он пожелал вступить в отряд партизан и записался в
кандидаты на получение чина капитана. Сантандер следовал тогда
указаниям, гнусная цепь которых была достойна самого дьявола.
Доведись ему сделаться начальником этого несчастного отряда,
результат похода был бы худший, позорный, так как шпион должен
был при первом подходящем случае предать своих подчиненных.
Обманувшийся в своих расчетах, а потом испугавшийся огласки
истории с мошенничеством на дуэли, Сантандер решил покинуть
Новый Орлеан и уехать в Мексику. На его счастье, история дуэли
не дошла ни до чьих ушей ни в Мексике, ни в Новом Орлеане.
Дюперрон умолчал о ней из самолюбия, доктор, скромный француз,
поступил так же, Керней, Криттенден и Крис Рок в тот же день
отправились в Техас, озабоченные уже совсем другими делами.
Оставались еще оба кучера. Они, конечно, не преминули бы
рассказать первому встречному о скандальном происшествии, но,
будучи ирландцами, поддались обаянию своего соотечественника и
в тот же день присоединились к отряду партизан, участвовали в
несчастной Мьерской экспедиции и разделили участь своих
товарищей. Таким образом, Сантандер избежал огласки своего
позора.
Его появление в столь блестящем виде объяснить нетрудно.
Одной из слабостей Санта-Аны, человека сколь храброго, столь и
тщеславного, была страсть окружать себя блестящей свитой.
Офицеры, составлявшие ее, походили в своих пышных мундирах на
павлинов. Вернувшись в Мексику, Сантандер сначала был назначен
адъютантом Санта-Аны. Благодаря своей красивой наружности,
очень скоро он получил повышение. Таким образом, неудачливый
кандидат в капитаны партизан был произведен в полковники
мексиканской армии и зачислен в свиту главнокомандующего.
Если бы Флоранс Керней и Крис Рок могли предполагать, что
встретят этого человека в Мексике, да еще в таком виде, да еще
на пороге своей тюремной камеры, они с меньшим терпением
переносили бы тяготы своего плена и еще равнодушнее отнеслись
бы к жеребьевке черными и белыми бобами. Вид этого человека
живо напомнил им сцену дуэли. Техасец вспомнил, как заставил
искупаться этого негодяя, в каком жалком виде вышел тот из
воды, весь покрытый тиной. Какая разница с его теперешним
видом! Керней тоже вспомнил кое-какие подробности их последней
встречи. Он заметил на щеке Сантандера след раны, который тот
старался скрыть под старательно расчесанными бакенбардами. Было
отчего смутиться бедному ирландцу, да и у доброго техасца
сердце забилось от тревожного предчувствия...
Лицо Сантандера не могло внушить им спокойствия. На нем
был написан их смертный приговор. Карлос Сантандер улыбался, но
это была сатанинская улыбка, улыбка злая, насмешливая,
говорившая: "Вы находитесь в моей власти и должны ожидать моей
мести!". Он явился сюда не случайно и не по долгу, а
единственно для того, чтобы показать свою власть и внушить им
ужас.
Его появление послужило разгадкой того, почему они
подвергались особым строгостям и были скованы с мошенниками.
Это было сделано с целью унизить их, и они в этом убедились,
услыхав слова начальника тюрьмы, обращенные к Сантандеру:
- Вот они, полковник, вы видите, они скованы согласно
вашему приказу! Что за пара! - прибавил он, насмешливо
показывая на Криса Рока и карлика. - Бог ты мой! Ведь можно
умереть со смеху, глядя на них, ха-ха-ха!..
Сантандер, очень довольный этой шуткой, захохотал во все
горло, и этот громкий, циничный хохот гулко раскатился по всей
тюрьме.
Все четыре узника хранили молчание. Только карлик, когда
отворили дверь, проговорил:
- Buenos dias, Excelencia, вы пришли, вероятно, чтобы
даровать нам свободу?
Это было сказано, понятно, с иронией, так как горбун
прекрасно знал, что для него не могло быть помилования, если
бы, впрочем, кто-нибудь не внес за него выкуп.
Его вопрос остался без ответа.
Вновь прибывшие были слишком заняты другими обитателями
кельи, чтобы обратить внимание на карлика. Руперто Ривас стоял
лицом к стене и не повернулся даже тогда, когда Сантандер
заговорил с Крисом Роком и Кернеем. Полковник сразу взял
вызывающий тон:
- Так вот где вы находитесь! Хороши, нечего сказать, место
и компания! Это общество совсем не похоже на то, которое вы
посещали в Новом Орлеане, сеньор Флоранс! А вы, техасский
великан, как вам нравится здешний воздух после наших прерий? -
Помолчав немного, чтобы насладиться произведенным впечатлением,
Сантандер прибавил: - Хорош результат экспедиции, имевшей целью
завладеть Мексикой! Вы хоть и не по своему желанию, но все же
попали в ее столицу... Чего же вы ждете?
- Ничего хорошего от такого негодяя, как вы! - резко
ответил Крис Рок.
- Как! Вы не ждете ничего хорошего от меня, старого
знакомого, даже друга, после того, что произошло между нами на
берегу Поншартренского озера? Находясь среди чужих, вы должны
были бы радоваться, найдя друга, да такого, который вам столь
многим обязан! Теперь, когда представился случай, я сделаю все,
от меня зависящее, чтобы расплатиться с вами.
- Поступайте как знаете, - ответил Крис Рок, - мы не
рассчитываем на великодушие, которого у вас и быть не может. Да
если бы оно и было, так Крис Рок от него отказался бы.
Сантандер не ожидал такого отпора. Его посещение
Аккордадской тюрьмы имело целью лишь поиздеваться над
покоренными врагами. Он знал обо всем, что случилось с ними от
самого Мьера и до Мексики. Он надеялся увидеть их униженными,
выпрашивающими у него милости. И вдруг вместо страха узники
выказали ему презрение. Техасец заметался, как волк в клетке,
готовый вцепиться в горло непрошеного гостя, сделай тот хоть
шаг к нему.
- Прекрасно, - сказал Сантандер, не придав, казалось,
особенного внимания словам Криса Рока, - если вы не желаете
принимать от меня услуг, то я предлагать вам их более не буду.
А вы, сеньор ирландец, вы, наверное, не будете так щепетильны?
Глядя в упор на своего бывшего противника, Керней твердо
ответил:
- Так как я узнал по опыту, что вы недостойны удара моей
шпаги, то считаю вас недостойным и разговора со мной. Вы трус
даже в железном панцире. Вы подлец, и я презираю вас.
Хоть и сильно задетый, Сантандер, однако, не смутился.
Потеряв надежду унизить своих врагов и боясь уронить себя в
глазах начальника тюрьмы, если выплывет на свет история с
панцирем, он решил прекратить разговор. К счастью для него,
никто не понимал английского языка, на котором и велся этот
короткий, но многозначительный разговор.
- Видите, сеньор Педро, эти два господина - мои давнишние
знакомые, - сказал он начальнику тюрьмы, - печальное положение
которых меня очень интересует и помочь которым я был бы очень
рад. Но боюсь, что здесь придется подчиниться закону.
Дон Педро понимающе улыбнулся, выслушивая эти сожаления.
Он нисколько не сомневался в том интересе, который полковник
проявлял к заключенным, так как приковал их по распоряжению
самого Сантандера. По своему положению и характеру, он, однако,
никогда не спрашивал объяснений у людей, стоящих выше его. А
ведь Сантандер находился в свите самого диктатора. Начальник
тюрьмы это хорошо знал. Если бы ему приказали задушить или
отравить этих узников, он и это исполнил бы без малейшего
сожаления и колебания. Жестокий тиран, назначивший его
начальником тюрьмы, знал, с кем имеет дело, и не раз
использовал его, чтобы избавиться от политических или личных
врагов. Все это время четвертый узник продолжал стоять лицом к
стене. По-видимому, его странное поведение возбудило
любопытство Сантандера, и он спросил у начальника тюрьмы:
- Кстати, скажите, кто этот четвертый обитатель кельи? Он
точно стыдится показать свое лицо. Вероятно, оно так же
безобразно, как мое.
Это была одна из любимых шуток Сантандера, который знал,
что хорош собою.
- Это рыцарь большой дороги, сальтеадор, - ответил
начальник тюрьмы.
- Человек, представляющий интерес, - заметил полковник, -
дайте-ка мне на него посмотреть, чтобы удостовериться, похож ли
он на настоящего разбойника, на Маццарони или на Диаволо.
Сказав это, он вошел в келью, и вор в это время повернул
лицо в его сторону. Теперь они стояли друг против друга. Между
ними не было произнесено ни слова, но глаза их ясно говорили,
что видятся они не впервые. Ненависть отразилась на лице
Сантандера, и он произнес какое-то ругательство. Но это было
единственное, что сорвалось с его уст, когда пара черных глаз
Риваса пронзила его насквозь. Он быстро повернулся и направился
к двери, до которой, однако, дошел не без приключений. В своей
поспешности он споткнулся о техасца и злобно толкнул его ногой.
К счастью для Сантандера, он уже успел оказаться за дверью,
когда великан, таща за собой карлика, бросился вслед. Начальник
тюрьмы успел захлопнуть дверь, чем и спас жизнь полковнику.
Тогда Крис Рок, обернувшись к Кернею, совершенно спокойно
сказал:
- Не был ли я тысячу раз прав, капитан, когда уверял, что
этого подлеца надо было повесить на Шелльской дороге? Какую
глупость я сделал, что не утопил его! А уж теперь-то нам
достанется!
Из действующих лиц нашего романа, уже знакомых читателю,
не только Карлос Сантандер, Флоранс Керней и Крис Рок уехали из
Нового Орлеана в Мексику. То же сделали и дон Игнацио с
дочерью, причем ему были возвращены его земли, и он даже попал
в милость к диктатору. В довершение всего Игнацио Вальверде был
вскоре назначен министром.
Всем этим он был обязан Сантандеру. Красавец адъютант,
пользовавшийся доверием диктатора, без труда добился отмены
указа о высылке дона Игнацио и позволения вернуться в свое
отечество.
Причину, заставившую его сделать это, нетрудно угадать.
Здесь играли роль не дружба, не человеколюбие, а единственно
страсть к дочери дона Игнацио. Не смея оставаться в Новом
Орлеане из-за позорной для себя дуэли, он не мог, однако, более
не видеть Луизу Вальверде. Только эгоистическая любовь и
побудила его хлопотать за политического преступника.
Возвращение же имущества дона Игнацио зависело уже не от него,
а было лишь следствием восстановления ссыльного в его правах.
Почести, жалованье и новый высокий пост были дарованы
помилованному самим Санта-Аной. Причина осыпать благодеяниями
человека, который еще недавно был его политическим врагом, была
совершенно та же, что и причина стараний Карлоса Сантандера:
мексиканский диктатор, удостоив взглядом Луизу Вальверде,
заметил, что она необыкновенно красива.
Что же касается дона Игнацио, то в его оправдание можно
сказать многое: высылка из отечества, разлука с друзьями, жизнь
в чужой стране и, наконец, необходимость зарабатывать хлеб
насущный... Он выносил эти испытания так терпеливо и
безропотно, как дай бог всякому.
Он не заблуждался относительно мотивов, по которым
хлопотал за него Карлос Сантандер, но когда дело касается таких
значительных благ жизни, трудно быть чересчур разборчивым.
После того памятного вечера, когда Сантандер показал себя
в столь невыгодном свете, он появился у Вальверде лишь спустя
несколько дней, с пластырем на щеке, держа руку на перевязи. Он
понял, что на молчание Дюперрона и доктора может надеяться,
остальные же свидетели уехали в Техас. Ему, значит, нечего было
опасаться, что истина выйдет наружу. Он рассказал дону Игнацио,
что нанес Кернею много ран и жизнь ирландца в большой
опасности. Когда слух об этом дошел до Луизы, она чуть не
заболела с горя, но Сантандер уехал, и узнать подробности было
не у кого. Через несколько месяцев, уже в Мексике, он повторил
ту же выдумку, хотя знал, что противник жив и здоров, он прочел
о нем в одной из американских газет, где при описании Мьерского
сражения в очень лестных выражениях упоминался капитан Керней.
В списках убитых его имени не было.
Вот каково было положение главных лиц нашего романа после
Мьерского сражения: Карлос Сантандер - полковник, состоящий в
свите диктатора, дон Игнацио Вальверде - министр, дочь его -
красавица, пользующаяся всеобщим вниманием, Флоранс Керней,
бывший капитан партизан, и Крис Рок, лучший стрелок отряда, -
узники ужасной тюрьмы. Но их ждало еще большее унижение, о чем
догадался Керней, как только начальник тюрьмы резко захлопнул
дверь их кельи. Уроки, которые он брал у дона Игнацио, не
пропали даром, общение с солдатами во время похода позволило
ему усовершенствоваться в испанском языке. Карлос, вероятно, не
подумал об этом или предполагал, что стены тюрьмы достаточно
толсты, и разговоры в ее коридорах не могут быть услышаны
узниками в кельях. Вышло, однако, иначе. Ирландец услышал все,
что говорилось за дверью.
- Сеньор Педро, - говорил Сантандер, - эти техасцы - мои
давнишние знакомые, я встретил их не в Техасе, а в Соединенных
Штатах, в Новом Орлеане, где между нами сложились отношения,
которых я не считаю нужным описывать. Да будет вам известно,
что я в долгу у этих людей и потому хочу расплатиться с ними. Я
могу рассчитывать на вас, не правда ли?
Трудно было ошибиться в том, что речь шла не о расплате за
дружескую услугу, а напротив, о злобном плане отмщения. Ответ
дона Педро доказывал, что он все прекрасно понял.
- Конечно, вы можете рассчитывать на меня. Ваше приказание
будет немедленно исполнено.
- Прекрасно, - сказал Сантандер, подумав немного, - я
хочу, во-первых, чтобы вы дали им возможность подышать воздухом
на улице. Не только техасцам, но всем четверым вместе.
- Однако! - вскричал удивленный начальник тюрьмы. - Они
должны быть вам за это благодарны.
- Менее, чем вы предполагаете, если принять во внимание
работу, которую я немерен им дать.
- Какую работу?
- Небольшую работу...
- На какой улице?
- Калье-де-Платерос.
- Когда же?
- Завтра же. Приведите их утром и оставьте до вечера, до
тех пор, пока не пройдет процессия. Вы поняли меня?
- Кажется, да, полковник. А цепи оставим на них?
- Да, непременно, я желаю, чтобы они оставались скованными
так же, как сейчас: карлик с великаном, а два другие вместе.
- Слушаю, все будет исполнено.
Этим закончился любопытный разговор, а если и продолжался,
то Керней не мог более ничего расслышать. Когда он пересказал
услышанное Крису Року, тот не понял, о чем речь, но двое других
заключенных сейчас же догадались, в чем дело.
- Хорошо же! - вскричал карлик. - Ведь это значит, что не
пройдет и суток, как мы будем барахтаться по пояс в грязи.
Прекрасно, нечего сказать!.. Ха-ха-ха!..
И, слушая смех уродца, можно было подумать, что ему
предстояло не отвратительное занятие, а исключительное
удовольствие.
В мексиканском городе плоские крыши домов называются
"azotea". Невысокие, фута в три, перила служат для отделения
крыши одного дома от крыши другого и для ограждения крыши по
краю. На асотее проводят большую часть дня, это место отдыха и
приема гостей. Такая особенность архитектуры восточного
происхождения еще существует на побережье Средиземного моря. Не
любопытно ли, что встречается она и у мексиканцев, где дома
тоже имеют плоские крыши вместо террас? Такие же кровли можно
видеть в Нью-Мехико и других городах. Сухой и теплый климат -
главное условие для устройства подобного рода крыш. Нет на
свете страны, где жизнь на открытом воздухе была бы более
привлекательна, чем в Мексике. К тому же, на этих крышах не
чувствуется ни малейшего дыма, так как труб практически не
существует. Здесь они совершенно излишни. Немного дров,
сожженных в золе, - вот и все отопление, да и то лишь в
исключительных случаях. В кухнях употребляют древесный уголь,
поэтому воздух остается вполне чист. Асотея, которую хорошо
содержат, бывает украшена цветами, красивыми растениями,
небольшими деревцами, апельсиновыми камелиями и пальмами,
иногда над перилами возвышается бельведер, с которого еще
удобнее любоваться красивыми видами. А где же найти пейзажи
красивее, чем те, которые окружают Мехико? В какую сторону ни
повернись, всюду взору открывается дивная картина. То долины
самых различных зеленых оттенков - от светло-желтого маиса до
темно-зеленого табака, то целые поля перечника и бобов, широкие
полосы воды, отливающие на солнце серебром, и все это
обрамляется цепью гор с вечным снегом на гигантских вершинах.
Словом, с какой бы крыши дома ни окинуть взором даль, все
чарует глаз и веселит душу.
Но на асотее одного дома сидела молодая девушка, которая,
по-видимому, не обращала внимания на окружающую красоту. Вся ее
фигура выражала тоску, и тоску эту не могла рассеять самая
удивительная природа.
Это была Луиза Вальверде. Она вспоминала другую, не менее
прекрасную страну, где провела несколько лет изгнания.
Последний год был для нее самым приятным и счастливым: она
узнала любовь! Предметом ее любви был Флоранс Керней. Где-то он
теперь? Она не знала о нем ничего. Не знала даже, жив ли он. Он
исчез, не объяснив причины своего внезапного отъезда. Ей было
известно только, что он был избран капитаном отряда волонтеров,
который, как ей потом сообщили, отправился в Техас. Затем до
нее дошли слухи о геройской борьбе партизан и о понесенных ими
потерях. Она знала также, что оставшихся в живых взяли в плен и
отвели в Мексику, обращаясь с ними самым жестоким образом,
знала и о той отваге, с которой они пытались освободиться, и о
вторичном их пленении.
Уже в Мехико она с жаром следила за всеми событиями
Мьерской экспедиции и, прочитывая все газеты, с замиранием
сердца просматривала списки раненых и убитых. Дойдя до списка
казненных в Эль-Саладо, полуживая от страха, она вздохнула
спокойно, лишь когда прочла последнюю фамилию в нем. Ей все же
казалось странным, что имя Кернея нигде не упоминалось.
Почему о нем нигде не писали? И где он мог теперь быть?
Этот последний вопрос не давал ей покоя. Оставалось допустить,
что Керней бесславно погиб от какой-нибудь болезни или
несчастного случая. Его тело, наверное, покоится где-нибудь в
прерии, где его похоронили товарищи. Грустные мысли, которым
все время предавалась Луиза, покрыли бледностью ее щеки и
наполнили, тоской душу. Ни почести, которыми был осыпан ее