---------------------------------------------------------------
Источник: электронный текст из HarryFan CD.
Коррекция текста, устранение опечаток - Б.А.Бердичевский.
Отредактировано: 31.10.97
---------------------------------------------------------------
- Пойду!
Так воскликнул молодой человек, который шагал вдоль
набережной Нового Орлеана и случайно остановился у наклеенного
на стене объявления, где крупным шрифтом было напечатано
следующее: "Патриотам и друзьям свободы!" Затем следовал текст
прокламации, в которой после упоминания в энергичных выражениях
об измене Санта-Аны, Фаннингском убийстве и зверствах Аламо все
патриоты призывались к восстанию против мексиканского тирана и
его сообщников.
- Пойду! - вскричал юноша, прочтя объявление. Потом,
перечитав его с большим вниманием, он повторил восклицание с
энергией человека, принявшего непоколебимое решение. Объявление
извещало также о митинге, назначенном в тот же вечер в кофейне
на улице Пойдрас.
Молодой человек, запомнив адрес, собирался продолжить
путь, когда ему вдруг загородил дорогу исполин ростом не менее
шести футов и шести дюймов, обутый в сапоги из крокодиловой
кожи.
- Итак, вы решили идти? - спросил гигант.
- А вам какое дело? - грубо оборвал его молодой человек:
вопрос показался ему плодом праздного любопытства.
- Мне до этого гораздо больше дела, чем вы думаете, -
ответил великан, продолжая загораживать дорогу, - так как
объявление вывесил я.
- Вы, значит, расклейщик объявлений? - спросил с усмешкой
молодой человек.
Великан ответил взрывом смеха, больше похожего на ржание
лошади.
- Расклейщик объявлений! - произнес он наконец. - Недурно
сказано! Ха-ха-ха! Во всяком случае, мне нравится такая
наивность! Сейчас я рассею ваши сомнения.
- Скажите же, прошу, кто вы такой?
- Случалось ли вам слышать о Крисе Роке?
- Как! Крис Рок из Техаса! Тот, который в Фаннинге...
- Был смертельно ранен, что не мешает ему прекрасно себя
чувствовать, - заметил Крис Рок, перебивая своего соседника.
- Тот, который каким-то чудом уцелел после Голиадской
бойни?
- Он самый, молодой человек! Если вам так хорошо известно
мое прошлое, мне незачем уверять вас, что я не расклейщик
объявлений. Когда я услыхал, как вы вскричали "пойду", я
подумал, что всякие церемонии излишни между людьми, которые,
надеюсь, станут в скором времени товарищами. Вы придете сегодня
вечером в кофейню?
- Да, собираюсь.
- Я тоже, и вам нетрудно будет разыскать меня в толпе, так
как я едва ли буду ниже других, - прибавил он тоном, ясно
выражавшим, насколько он гордился своим высоким ростом, - ищите
всегда Криса Рока, а найдя его, помните, что он может быть вам
полезен!
- Что я и не премину сделать, - ответил молодой человек, к
которому вернулось хорошее расположение духа.
При прощании великан подал ему руку, напоминавшую своими
размерами лопату, и сказал, внимательно оглядев его, точно
пораженный неожиданно пришедшей ему в голову мыслью:
- Не были ли вы когда-нибудь на военной службе?
- Я воспитывался в военной школе.
- Где же? В Соединенных Штатах?
- Нет, на противоположной стороне Атлантики.
- О, англичанин! Для Техаса это не имеет значения, здесь
рады людям со всего света! Так вы, значит, англичанин?
- Нет, ответил поспешно иностранец с легкой иронической
улыбкой, - я ирландец и не из тех, кто скрывает это.
- Тем лучше! Значит, вы воспитывались в военной школе.
Могли бы вы, в свою очередь, обучать людей?
- Конечно.
- Черт меня побери, если вы не именно тот человек, который
нам нужен! Не согласились бы вы стать у нас офицером? Мне
кажется, вы вполне подходите.
- О да, я согласен, но как иностранец имею мало шансов
быть избранным. Вы ведь выбираете офицеров, не правда ли?
- Да, и сегодня вечером как раз займемся этим. Заметьте,
молодой человек, ваша наружность мне нравится, и я уверен, что
у вас большие способности. Слушайте же. У нас уже есть один
кандидат. Он наполовину испанец, наполовину французский креол
из Нового Орлеана. Многим из нас, старых техасцев, кажется, что
он немногого стоит, хотя и популярен среди граждан Нового
Орлеана, благодаря своему умению поглощать вино как бездонная
бочка, у него военный склад ума, и многие предполагают даже,
что он был на военной службе. Но у него во взгляде есть нечто,
что не внушает мне доверия. Не я один такого мнения, и потому,
молодой человек, если вы явитесь в назначенный час и скажете
подходящую речь... Вы умеете говорить?
- Да, могу сказать несколько слов.
- Прекрасно, я тоже произнесу краткую речь, затем предложу
выбрать в капитаны вас. Почем знать, может быть, большинство
будет за вас? Вы попробуете, не правда ли?
- Конечно, - ответил ирландец с видом, ясно говорившим,
что предложение ему по душе. - Но почему, господин Рок, вы не
выставляете собственной кандидатуры? Вы уже состояли на службе
и будете, я уверен, превосходным офицером.
- Я - офицером? Я и правда, достаточно высок и даже
довольно виден, но об этом все же не мечтаю. Я не имею ни
малейшего понятия о солдатской выправке, и это мой главный
недостаток. Мы, техасцы, не можем называться настоящими
солдатами, мексиканцы имеют над нами преимущество, но мы, в
свою очередь, сможем помериться с ними силами, если вы
согласитесь идти с нами. Согласны?
- Да, если вы этого хотите.
- Значит, решено, - сказал техасец, пожимая руку молодого
человека с силой, достойной медведя. - До захода солнца
остается еще часов шесть. Советую вам сочинить свою будущую
речь. Я же, со своей стороны, потолкаюсь среди приятелей, чтобы
замолвить словечко за вас.
Великан, отпустив наконец руку иностранца, сделал было
несколько шагов, как вдруг, остановившись, закричал:
- Постойте!
- В чем дело? - спросил молодой ирландец.
- Положительно, Крис Рок - один из самых рассеянных людей
в Новом Орлеане! Подумайте, ведь я собирался предлагать вас в
капитаны, не зная вашего имени! Как вас зовут?
- Керней. Флоранс Керней.
- Флоранс, говорите вы? Ведь это женское имя!
- Да, но у нас в Ирландии мужское, и очень
распространенное.
- Интересно! Впрочем, это не имеет никакого отношения к
делу, фамилия Керней прекрасно звучит. Мне приходилось слышать
имя Кет Керней, о ней даже в песенке поется. Уж не родственница
ли вам эта Кет?
- Нет, Крис, по крайней мере, не знаю. Эта женщина была из
Килларнея, я же с северной стороны острова.
- Неважно. Керней! Мне это имя нравится, а в соединении со
званием капитана оно будет звучать еще лучше, и это произойдет
сегодня вечером, если Крис Рок не ошибается в своих расчетах.
Советую вам прийти на собрание пораньше, чтобы иметь
возможность поговорить с товарищами, это будет весьма полезно.
Если у вас найдется десяток долларов, вам не мешает предложить
кое-кому выпить, это также принесет пользу.
Техасец удалился, предоставив Кернею обдумать на свободе
мудрые советы и предостережения, преподанные ему с такой
готовностью и охотой.
Объясним же читателю, кто был Флоранс Керней и как он
попал в Америку.
Приехав на торговом судне, нагруженном хлопчатой бумагой,
он высадился на берег в Новом Орлеане за полгода до описанной
выше встречи.
Дворянин по происхождению, воспитанный в военной школе, он
предпринял путешествие в Новый Свет, чтобы довершить свое
образование. Мысль посетить страну, мало исследованную
европейскими путешественниками, была ему навеяна собственными
наклонностями и внушена советами дяди, совершившего в свое
время такое же путешествие. Проходя курс наук, Флоранс Керней
прочел и перечел несколько раз историю завоевания Мексики
Фернандом Кортесом, и описание этой живописной страны произвело
сильное впечатление на воображение молодого ирландца. Он лелеял
мечту увидеть страну Анахуак и ее древнюю столицу Теночтиллан.
По окончании училища эта мечта превратилась в неотвязную мысль,
а затем в непоколебимое решение. Так Флоранс Керней оказался в
Новом Орлеане.
Он намеревался отплыть на каком-нибудь судне, идущем в
один из мексиканских портов, хотя бы в Тампико или Веракрус.
Но почему же он так медлил покинуть Новый Орлеан? Причина,
задержавшая его на берегу, не представляла ничего
необыкновенного. Сначала это было только незнание испанского
языка. Он хотел изучить его прежде, чем продолжить путешествие
на запад, а в Новом Орлеане было всего легче найти подходящего
учителя. Того, к кому обратился Флоранс, звали Игнацио
Вальверде.
Это был мексиканец довольно знатного происхождения, жертва
тирана Санта-Аны, изгнанный из своей страны и поселившийся в
Соединенных Штатах. Его положение изгнанника без всяких средств
к существованию было крайне тяжелым. Некогда богатый
землевладелец, дон Игнацио принужден был теперь давать
случайным ученикам уроки испанского языка. Среди них оказался и
Флоранс Керней. Но, изучая язык андалузцев, Флоранс полюбил ту,
в устах которой этот язык обретал особую прелесть: это была
дочь дона Игнацио Вальверде.
Расставшись с Крисом Роком, молодой ирландец пошел
медленно по берегу, опустив голову и устремив глаза на песок,
точно внимательно рассматривал усеявшие его ракушки. Затем он
поднял голову и стал смотреть на величественные воды реки. На
самом же деле он весьма мало интересовался ракушками и
Миссисипи и еще меньше думал о той речи, которую ему предстояло
произнести на собрании "патриотов и друзей свободы". Он был
весь во власти лишь одного чувства - страсти, которая заполняла
его сердце.
- Во всем этом есть что-то ненормальное, - говорил он
себе, продолжая идти. - Я собираюсь сражаться за страну, к
которой вовсе не чувствую симпатии, и сражаться с другой
страной, которую я собирался изучить, проехав для этого
несколько тысяч верст, воодушевленный самыми мирными и
дружескими к ней чувствами. А теперь я отправляюсь туда как
враг, с оружием в руках! И к тому же это родная страна той,
которая завладела моим сердцем! Да, вот она, настоящая причина:
ее сердце не сумел я покорить... В этом я убедился сегодня
утром. Но к чему думать все время о ней?.. Луизе Варвельде до
меня столько же дела, сколько до той полдюжины креолов
чистейшей крови, которые кружатся вокруг нее, словно бабочки
вокруг цветка! Только один имеет некоторый шанс на успех: это
Карлос Сантандер. Вид этого человека мне невыносим, это плут,
негодяй. Но она не распознает в нем плута, и, если правда все
то, что говорят о стране, в которой он родился, то он не хуже
остальных. Черт возьми! Как я мог влюбиться в мексиканку после
всего, что слышал о ее соотечественниках? Она просто околдовала
меня. Чем скорее я освобожусь от ее чар, чем скорее удалюсь от
нее, тем для меня будет лучше. У меня появился шанс! Если Луиза
не разделяет моего чувства, для меня будет удовлетворением
думать, что, сражаясь против ее страны, я могу некоторым
образом унизить ее самолюбие. Ах, Техас, если ты находишь во
мне защитника, то причина тому не патриотическая любовь моя к
тебе, а средство изгнать из сердца горькие воспоминания. В
самом деле! - вскричал он, помолчав с минуту, в которую,
казалось, старался связать нить своих размышлений. - Случай,
сведший меня с Крисом Роком, можно назвать счастливым, я желаю
избавиться от власти сирены, и вот мне падает с неба друг,
покровитель, предлагающий мне стать начальником отряда
партизан! Зачем отказываться? Зачем? Это редкий случай, редкая
удача. Продолжайте, Крис Рок, продолжайте! Делайте все, что в
вашей власти, а я приложу все усилия, чтобы поспособствовать
вам. Если я буду выбран, Техас приобретет защитника, а Луиза
Вальверде лишится одного из своих обожателей.
Кончая этот монолог, в котором горечь смешивалась с
тщеславием, Флоранс Керней подошел к отелю, великолепному отелю
Святого Карла, в котором он жил.
Собрание партизан должно было состояться в трактире,
находившемся на улице Пойдрас. Снятый для этого случая зал мог
вместить триста человек.
В этот вечер в зале находились представители почти всех
цивилизованных наций Европы, а также и такие, которые не имели
ни малейшего понятия о цивилизации, бородатые, загорелые,
очевидно, долго пребывавшие в диких странах, а может быть,
имевшие и еще более близкое отношение к дикарям.
Следуя совету техасца, Флоранс Керней явился на собрание
рано. Крис Рок был уже там, окруженный многочисленными
друзьями-техасцами, которые после участия во многих сражениях в
защиту молодой республики возвратились в Новый Орлеан - отчасти
чтобы развлечься, отчасти чтобы завербовать новых сторонников
идеи, завлекшей их в Техас, - доктрины Монро. Молодой ирландец
был представлен техасцам как их сторонник и друг, способный
доказать это со стаканом в руках, что тот и сделал бы весьма
охотно, нисколько не заботясь о последствиях, раз таков был
обычай этой щедрой нации, если бы не заметил при входе в зал,
что в противной партии раздавались не стаканы с вином, а
доллары: очевидно, эта сторона решила действовать наверняка.
Керней не только не видел еще своего соперника, но не знал
даже его имени. Представьте же удивление молодого ирландца,
когда в зал вошел сопровождаемый многочисленными друзьями
субъект, ему более чем хорошо знакомый: его соперник и
претендент на сердце Луизы Вальверде - Карлос Сантандер! И он,
в свою очередь, домогался командования отрядом партизан! Керней
не верил своим глазам, зная, что этот человек был в самых
лучших отношениях не только с доном Игнацио, но и с другими
мексиканцами, которых он часто встречал у своего учителя. Как
же мог этот креол пытаться стать во главе отряда, который
должен отомстить мексиканцам за их вторжение в Сан-Антонио,
столицу Техаса? Хотя своя логика в этом есть. Ведь изгнанные
мексиканцы стали врагами Санта-Аны. Восторжествовав над
диктатором, они помогли бы своей партии захватить власть, даже
если им пришлось бы действовать заодно с техасскими скватерами.
Молодому ирландцу, перебиравшему в уме все эти
предположения, кандидатура Сантандера на должность начальника
партизан казалась более чем странной. Но теперь не время
былотеряться в догадках. Он едва успел обменяться со своим
соперником вызывающим взглядом, как председательствующий,
человек в техасском мундире, одним прыжком вскочил на стол и
крикнул:
- Внимание!
После короткой, но прочувствованной речи он предложил
немедленно приступить к избранию офицеров. Это предложение не
вызвало ни малейшего возражения. Приступили к делу без шума и
суматохи, тишина царила снаружи и внутри, да следовало,
впрочем, действовать не слишком открыто, ибо, как ни популярно
было это движение во всех штатах, международный закон был
настолько строг, что правительство могло вмешаться в дело.
Выборы проводились самым простым образом. Имена кандидатов
писали на лоскуты бумаги и раздавали эти лоскуты
присутствующим. Только члены-учредители собрания имели право
предлагать кандидатов. Листки с именами клали в шляпу, которой
обносили собрание. Когда все голоса были собраны, содержимое
шляпы высыпали на стол. Председатель в присутствии двух
секретарей сосчитал бюллетени, затем на некоторое время
наступила тишина, лишь изредка прерываемая коротким замечанием
председателя или шепотом секретарей. Наконец техасский
полковник провозгласил результаты выборов:
- Флоранс Керней был выбран в капитаны большинством в
тридцать три голоса!
Эти слова были покрыты громовым "ура", в котором громче
всех звучал голос Криса Рока. Затем великан, пробравшись сквозь
толпу, крепко пожал руку своему новому другу, который сделался
его начальником, благодаря его же протекции.
Побежденный воспользовался этой минутой, чтобы незаметно
удалиться. Его пристыженный вид говорил о том, что имя Карлоса
Сантандера должно было быть отныне вычеркнуто из списка
партизан. Во всяком случае, не успел он уйти, как уже был
забыт.
Оставалось еще избрать поручика и подпоручика, затем
настала очередь сержантов и капралов. Когда выборы были
окончены, общее воодушевление охватило присутствующих,
посыпались поздравления, всюду чокались, говорили речи. Словом,
праздник был в самом разгаре, кто-то прошелся даже насчет
пробковой ноги Санта-Аны. Расстались, конечно, не раньше, как
была пропета патриотическая песня "Star sprankled banner".
Простившись с новыми товарищами и покинув трактир на улице
Пойдрас, Флоранс Керней внезапно остановился, точно не зная, в
каком направлении идти. Нет, он вовсе не забыл дороги к своему
отелю, находившемуся по соседству, он давно привык
ориентироваться во всех частях города, и его колебание
объяснялосьсовсемдругим.
"По крайней мере, дон Игнацио желает меня видеть, хотя его
дочь и не хотела бы этого. Однако я не могу воспользоваться его
приглашением... Ах, если бы я знал раньше!.. После того, что я
сегодня видел, мне положительно лучше вернуться в отель и
никогда больше с нею не видеться", - думал Флоранс.
Но вместо того, чтобы вернуться в отель, он продолжал
стоять, не зная, на что решиться.
Однако в чем же состояла истинная причина его колебания?
Единственно в том, что все его мысли были заняты несчастной
любовью к Луизе Варвельде. "Что ей до того, - говорил он себе,
- приду я к ней ужинать или нет?" Накануне дон Игнацио
пригласил его к ужину, и он ответил согласием. Но после ему
довелось быть свидетелем сцены, которая заставила его пожалеть
о своем решении. Он застал Карлоса Сантандера шептавшим на ухо
Луизе слова, - конечно, слова любви! - так как они заставили
молодую девушку вспыхнуть.
Он не имел ни малейшего права требовать у Луизы отчета в
ее поведении. Он видел дочь своего учителя не более десяти раз,
когда приходил брать уроки. Иногда они обменивались ничего не
значащими фразами о погоде, об испанском языке, о Новом
Орлеане, в котором оба были иностранцами. Один только раз он
уловил у нее большой интерес к разговору: когда, говоря о
путешествиях, сказал, что собирается в Мексику. При этом он
принялся рассказывать все, что слышал о мексиканских женщинах,
довольно наивно заметив, что жизни его там грозит меньше
опасности, чем его сердцу. Кернею тогда показалось, что она
прислушалась к этой фразе с особенным вниманием.
- Да, дон Флоранс, - ответила она меланхолически, - вы
увидите в Мексике много такого, что оправдает ваши ожидания.
Мои соотечественницы действительно красивы, даже слишком
красивы. Увидя их, вы скоро забудете...
Сердце Кернея забилось, он ожидал услышать "Луизу
Вальверде". Но девушка закончила фразу словами:
- ...Нас, бедных изгнанников.
И все же в ее голосе было что-то, глубоко тронувшее
Кернея. С тех пор он предавался сладким мечтам и надеждам,
которые вдруг разом исчезли, когда он застал Луизу
выслушивающей нашептывания Карлоса Сантандера. Этого было
достаточно, чтобы изгнать из сердца Флоранса всякую надежду и
заставить его откликнуться на воззвание. Вот настоящая причина,
почему он присоединился к партизанам и стал их начальником.
Молодой ирландец, все еще сильно огорченный, делал
несколько шагов, затем останавливался, разговаривая сам с
собою:
- Увижу ли я ее? Но почему же нет? Если она для меня
потеряна, я ничем не рискую, желая насладиться ее обществом.
Ведь не стану я от этого ни более, ни менее несчастлив.
Какое-то впечатление произведут на нее мои новые лавры? Сказать
ей разве, что я собираюсь предать все в Мексике огню и мечу?
Если она любит свою страну, мое намерение ужаснет ее, и, если
она ко мне равнодушна, ее горе будет как бы моим отмщением...
Надо признаться, что для влюбленного, идущего на свидание
со своей милой, это были довольно странные мысли. Но если
принять во внимание все сказанное выше, то они могут показаться
довольно естественными, и Флоранс, не раздумывая более,
отправился к дону Игнацио Вальверде.
Дон Игнацио Вальверде жил в маленьком домике на улице
Казакальво. Это была деревянная постройка во франко-креольском
стиле, одноэтажная, с окнами, выходящими на низкую веранду. Дон
Игнацио был единственным жильцом в этом доме, у него была
только одна служанка, молодая мексиканка смешанной крови,
наполовину белая, наполовину индианка, то есть метиска.
Средства дона Игнацио не позволяли ему держать прислуги больше.
Ничто, впрочем, не указывало на его бедность. Гостиная была
невелика, но хорошо меблирована, книги, арфа, гитара и ноты
изобличали утонченные вкусы хозяев. Луиза Вальверде искусно
играла на обоих инструментах, весьма распространенных в ее
стране.
В этот вечер дон Игнацио, оставшись наедине с дочерью,
попросил ее спеть что-нибудь под аккомпанемент арфы. Она
выбрала один из романсов, которыми так богат язык Сервантеса,
знаменитую песню el Trovador. Но мысли мексиканской сеньориты
были далеки от музыки. Едва она кончила петь, как покинула
гостиную и вышла на веранду дома. Спрятавшись там за занавесью,
скрывавшей ее от взоров прохожих, она, казалось, кого-то ждала.
Так как она знала, что отец пригласил Флоранса к ужину, можно
было подумать, что она ждала именно его.
Если это действительно так, каково же должно было быть ее
разочарование, когда она увидела подходящим к дому совершенно
другого человека! Раздался звонок, и Пепита, служанка, побежала
отворять дверь. Затем послышались шаги по ступенькам, ведущим
на веранду. Молодая девушка вернулась в гостиную. Жара была в
тот вечер особенно удушлива, и дверь оставили приоткрытой,
чтобы дать доступ воздуху. Выражение недовольства, почти грусти
появилось на лице Луизы Вальверде, когда при свете луны она
узнала Карлоса Сантандера.
- Rasa Usted adientro, senor Carlos, - сказал дон Игнацио,
заметивший посетителя через окно. Минуту спустя креол уже
входил в гостиную, и Пепита подавала ему стул.
- Мы не предполагали иметь удовольствие видеть вас
сегодня, тем не менее милости просим!
Несмотря на кажущуюся любезность этого приветствия, в нем
все же звучала неискренность. Было ясно, что в этот вечер
Сантандер пришел некстати. Холодный прием, оказанный ему
Луизой, выражал то же самое: вместо того, чтобы встретить гостя
с улыбкой, молодая девушка сдвинула брови и так сурово
посмотрела на него, что не могло быть сомнения в ее неприязни.
Не его, очевидно, поджидала она, прячась за занавеску.
Действительно, приход Сантандера был одинаково неприятен
как отцу, так и дочери. Оба, хотя и по разным причинам, не
желали, чтобы он встретился с ожидаемым ими гостем.
Заметил это креол или нет, но он ничем не выдал своих
чувств. Дон Карлос Сантандер обладал не только красотой, и
редким умом, и самыми разнообразными способностями. Наружное
спокойствие и непроницаемость были для него характерны. В этот
вечер, однако, он менее владел собой, был беспокоен,
раздражителен, глаза его странно блестели, креол находился все
еще под впечатлением перенесенной неудачи.
Дон Игнацио заметил это, но ничего не сказал.
Гость, казалось, имел какое-то таинственное влияние на
хозяина дома и держал его в своей власти. Оно так и было на
самом деле. Сантандер, хотя и родился в Новом Орлеане, был,
однако, мексиканского происхождения и считал себя гражданином
страны своих предков. Только близкие друзья знали, что он
пользуется исключительным доверием мексиканского диктатора. Дон
Игнацио надеялся извлечь из этого доверия пользу. Уже не раз
Сантандер, из особых видов, о которых мы расскажем
впоследствии, прельщал дона Игнацио возможностью вернуться в
родную страну и получить обратно свои конфискованные имения.
Изнемогший от долгого ожидания, тот готов был склониться на
предложения, которые в другое время показались бы ему,
вероятно, унизительными.
Чтобы переговорить об этих условиях, дон Игнацио сделал
знак дочери удалиться. Она поспешила исполнить желание отца,
обрадованная тем, что может снова выйти на балкон.
Контракт, о котором вскользь они уже говорили, обеспечивал
возвращение дону Игнацио имений и отмену постановления о его
высылке из Мексики. Рука Луизы Вальверде, обещанная Сантандеру,
была ценой этой сделки. Креол сам назначил условия, не
остановившись даже перед унижением. Влюбленный в Луизу до
безумия, он не заблуждался относительно ее чувств и, не надеясь
завладеть ее сердцем, хотел получить ее руку.
Судьба, однако, решила, что дело еще не будет покончено в
этот вечер, так как во время переговоров они услышали чьи-то
шаги на лестнице, затем голос Луизы, приветствовавший кого-то.
Дон Игнацио был, казалось, более смущен, чем удивлен, он
прекрасно знал, кто пришел. Когда же до Сантандера донесся
разговор на веранде, он не мог сдержаться и, вскочив с места,
вскричал:
- Черт возьми! Это собака-ирландец!
- Тише! - остановил его дон Игнацио. - Сеньор дон Флоранс
может услышать.
- Я этого и хочу, - возразил Сантандер.
И чтобы не оставалось сомнения, он повторил свое выражение
по-английски. Тотчас же послышалось в ответ короткое, но
энергичное восклицание задетого за живое человека. За
восклицанием последовало несколько слов, которые с мольбой
произнес женский голос. В окно можно было видеть раздраженного
Кернея, а рядом с ним Луизу, бледную, трепещущую, умоляющую его
успокоиться. Но Керней, недолго думая, одним прыжком вскочил на
Источник: электронный текст из HarryFan CD.
Коррекция текста, устранение опечаток - Б.А.Бердичевский.
Отредактировано: 31.10.97
---------------------------------------------------------------
- Пойду!
Так воскликнул молодой человек, который шагал вдоль
набережной Нового Орлеана и случайно остановился у наклеенного
на стене объявления, где крупным шрифтом было напечатано
следующее: "Патриотам и друзьям свободы!" Затем следовал текст
прокламации, в которой после упоминания в энергичных выражениях
об измене Санта-Аны, Фаннингском убийстве и зверствах Аламо все
патриоты призывались к восстанию против мексиканского тирана и
его сообщников.
- Пойду! - вскричал юноша, прочтя объявление. Потом,
перечитав его с большим вниманием, он повторил восклицание с
энергией человека, принявшего непоколебимое решение. Объявление
извещало также о митинге, назначенном в тот же вечер в кофейне
на улице Пойдрас.
Молодой человек, запомнив адрес, собирался продолжить
путь, когда ему вдруг загородил дорогу исполин ростом не менее
шести футов и шести дюймов, обутый в сапоги из крокодиловой
кожи.
- Итак, вы решили идти? - спросил гигант.
- А вам какое дело? - грубо оборвал его молодой человек:
вопрос показался ему плодом праздного любопытства.
- Мне до этого гораздо больше дела, чем вы думаете, -
ответил великан, продолжая загораживать дорогу, - так как
объявление вывесил я.
- Вы, значит, расклейщик объявлений? - спросил с усмешкой
молодой человек.
Великан ответил взрывом смеха, больше похожего на ржание
лошади.
- Расклейщик объявлений! - произнес он наконец. - Недурно
сказано! Ха-ха-ха! Во всяком случае, мне нравится такая
наивность! Сейчас я рассею ваши сомнения.
- Скажите же, прошу, кто вы такой?
- Случалось ли вам слышать о Крисе Роке?
- Как! Крис Рок из Техаса! Тот, который в Фаннинге...
- Был смертельно ранен, что не мешает ему прекрасно себя
чувствовать, - заметил Крис Рок, перебивая своего соседника.
- Тот, который каким-то чудом уцелел после Голиадской
бойни?
- Он самый, молодой человек! Если вам так хорошо известно
мое прошлое, мне незачем уверять вас, что я не расклейщик
объявлений. Когда я услыхал, как вы вскричали "пойду", я
подумал, что всякие церемонии излишни между людьми, которые,
надеюсь, станут в скором времени товарищами. Вы придете сегодня
вечером в кофейню?
- Да, собираюсь.
- Я тоже, и вам нетрудно будет разыскать меня в толпе, так
как я едва ли буду ниже других, - прибавил он тоном, ясно
выражавшим, насколько он гордился своим высоким ростом, - ищите
всегда Криса Рока, а найдя его, помните, что он может быть вам
полезен!
- Что я и не премину сделать, - ответил молодой человек, к
которому вернулось хорошее расположение духа.
При прощании великан подал ему руку, напоминавшую своими
размерами лопату, и сказал, внимательно оглядев его, точно
пораженный неожиданно пришедшей ему в голову мыслью:
- Не были ли вы когда-нибудь на военной службе?
- Я воспитывался в военной школе.
- Где же? В Соединенных Штатах?
- Нет, на противоположной стороне Атлантики.
- О, англичанин! Для Техаса это не имеет значения, здесь
рады людям со всего света! Так вы, значит, англичанин?
- Нет, ответил поспешно иностранец с легкой иронической
улыбкой, - я ирландец и не из тех, кто скрывает это.
- Тем лучше! Значит, вы воспитывались в военной школе.
Могли бы вы, в свою очередь, обучать людей?
- Конечно.
- Черт меня побери, если вы не именно тот человек, который
нам нужен! Не согласились бы вы стать у нас офицером? Мне
кажется, вы вполне подходите.
- О да, я согласен, но как иностранец имею мало шансов
быть избранным. Вы ведь выбираете офицеров, не правда ли?
- Да, и сегодня вечером как раз займемся этим. Заметьте,
молодой человек, ваша наружность мне нравится, и я уверен, что
у вас большие способности. Слушайте же. У нас уже есть один
кандидат. Он наполовину испанец, наполовину французский креол
из Нового Орлеана. Многим из нас, старых техасцев, кажется, что
он немногого стоит, хотя и популярен среди граждан Нового
Орлеана, благодаря своему умению поглощать вино как бездонная
бочка, у него военный склад ума, и многие предполагают даже,
что он был на военной службе. Но у него во взгляде есть нечто,
что не внушает мне доверия. Не я один такого мнения, и потому,
молодой человек, если вы явитесь в назначенный час и скажете
подходящую речь... Вы умеете говорить?
- Да, могу сказать несколько слов.
- Прекрасно, я тоже произнесу краткую речь, затем предложу
выбрать в капитаны вас. Почем знать, может быть, большинство
будет за вас? Вы попробуете, не правда ли?
- Конечно, - ответил ирландец с видом, ясно говорившим,
что предложение ему по душе. - Но почему, господин Рок, вы не
выставляете собственной кандидатуры? Вы уже состояли на службе
и будете, я уверен, превосходным офицером.
- Я - офицером? Я и правда, достаточно высок и даже
довольно виден, но об этом все же не мечтаю. Я не имею ни
малейшего понятия о солдатской выправке, и это мой главный
недостаток. Мы, техасцы, не можем называться настоящими
солдатами, мексиканцы имеют над нами преимущество, но мы, в
свою очередь, сможем помериться с ними силами, если вы
согласитесь идти с нами. Согласны?
- Да, если вы этого хотите.
- Значит, решено, - сказал техасец, пожимая руку молодого
человека с силой, достойной медведя. - До захода солнца
остается еще часов шесть. Советую вам сочинить свою будущую
речь. Я же, со своей стороны, потолкаюсь среди приятелей, чтобы
замолвить словечко за вас.
Великан, отпустив наконец руку иностранца, сделал было
несколько шагов, как вдруг, остановившись, закричал:
- Постойте!
- В чем дело? - спросил молодой ирландец.
- Положительно, Крис Рок - один из самых рассеянных людей
в Новом Орлеане! Подумайте, ведь я собирался предлагать вас в
капитаны, не зная вашего имени! Как вас зовут?
- Керней. Флоранс Керней.
- Флоранс, говорите вы? Ведь это женское имя!
- Да, но у нас в Ирландии мужское, и очень
распространенное.
- Интересно! Впрочем, это не имеет никакого отношения к
делу, фамилия Керней прекрасно звучит. Мне приходилось слышать
имя Кет Керней, о ней даже в песенке поется. Уж не родственница
ли вам эта Кет?
- Нет, Крис, по крайней мере, не знаю. Эта женщина была из
Килларнея, я же с северной стороны острова.
- Неважно. Керней! Мне это имя нравится, а в соединении со
званием капитана оно будет звучать еще лучше, и это произойдет
сегодня вечером, если Крис Рок не ошибается в своих расчетах.
Советую вам прийти на собрание пораньше, чтобы иметь
возможность поговорить с товарищами, это будет весьма полезно.
Если у вас найдется десяток долларов, вам не мешает предложить
кое-кому выпить, это также принесет пользу.
Техасец удалился, предоставив Кернею обдумать на свободе
мудрые советы и предостережения, преподанные ему с такой
готовностью и охотой.
Объясним же читателю, кто был Флоранс Керней и как он
попал в Америку.
Приехав на торговом судне, нагруженном хлопчатой бумагой,
он высадился на берег в Новом Орлеане за полгода до описанной
выше встречи.
Дворянин по происхождению, воспитанный в военной школе, он
предпринял путешествие в Новый Свет, чтобы довершить свое
образование. Мысль посетить страну, мало исследованную
европейскими путешественниками, была ему навеяна собственными
наклонностями и внушена советами дяди, совершившего в свое
время такое же путешествие. Проходя курс наук, Флоранс Керней
прочел и перечел несколько раз историю завоевания Мексики
Фернандом Кортесом, и описание этой живописной страны произвело
сильное впечатление на воображение молодого ирландца. Он лелеял
мечту увидеть страну Анахуак и ее древнюю столицу Теночтиллан.
По окончании училища эта мечта превратилась в неотвязную мысль,
а затем в непоколебимое решение. Так Флоранс Керней оказался в
Новом Орлеане.
Он намеревался отплыть на каком-нибудь судне, идущем в
один из мексиканских портов, хотя бы в Тампико или Веракрус.
Но почему же он так медлил покинуть Новый Орлеан? Причина,
задержавшая его на берегу, не представляла ничего
необыкновенного. Сначала это было только незнание испанского
языка. Он хотел изучить его прежде, чем продолжить путешествие
на запад, а в Новом Орлеане было всего легче найти подходящего
учителя. Того, к кому обратился Флоранс, звали Игнацио
Вальверде.
Это был мексиканец довольно знатного происхождения, жертва
тирана Санта-Аны, изгнанный из своей страны и поселившийся в
Соединенных Штатах. Его положение изгнанника без всяких средств
к существованию было крайне тяжелым. Некогда богатый
землевладелец, дон Игнацио принужден был теперь давать
случайным ученикам уроки испанского языка. Среди них оказался и
Флоранс Керней. Но, изучая язык андалузцев, Флоранс полюбил ту,
в устах которой этот язык обретал особую прелесть: это была
дочь дона Игнацио Вальверде.
Расставшись с Крисом Роком, молодой ирландец пошел
медленно по берегу, опустив голову и устремив глаза на песок,
точно внимательно рассматривал усеявшие его ракушки. Затем он
поднял голову и стал смотреть на величественные воды реки. На
самом же деле он весьма мало интересовался ракушками и
Миссисипи и еще меньше думал о той речи, которую ему предстояло
произнести на собрании "патриотов и друзей свободы". Он был
весь во власти лишь одного чувства - страсти, которая заполняла
его сердце.
- Во всем этом есть что-то ненормальное, - говорил он
себе, продолжая идти. - Я собираюсь сражаться за страну, к
которой вовсе не чувствую симпатии, и сражаться с другой
страной, которую я собирался изучить, проехав для этого
несколько тысяч верст, воодушевленный самыми мирными и
дружескими к ней чувствами. А теперь я отправляюсь туда как
враг, с оружием в руках! И к тому же это родная страна той,
которая завладела моим сердцем! Да, вот она, настоящая причина:
ее сердце не сумел я покорить... В этом я убедился сегодня
утром. Но к чему думать все время о ней?.. Луизе Варвельде до
меня столько же дела, сколько до той полдюжины креолов
чистейшей крови, которые кружатся вокруг нее, словно бабочки
вокруг цветка! Только один имеет некоторый шанс на успех: это
Карлос Сантандер. Вид этого человека мне невыносим, это плут,
негодяй. Но она не распознает в нем плута, и, если правда все
то, что говорят о стране, в которой он родился, то он не хуже
остальных. Черт возьми! Как я мог влюбиться в мексиканку после
всего, что слышал о ее соотечественниках? Она просто околдовала
меня. Чем скорее я освобожусь от ее чар, чем скорее удалюсь от
нее, тем для меня будет лучше. У меня появился шанс! Если Луиза
не разделяет моего чувства, для меня будет удовлетворением
думать, что, сражаясь против ее страны, я могу некоторым
образом унизить ее самолюбие. Ах, Техас, если ты находишь во
мне защитника, то причина тому не патриотическая любовь моя к
тебе, а средство изгнать из сердца горькие воспоминания. В
самом деле! - вскричал он, помолчав с минуту, в которую,
казалось, старался связать нить своих размышлений. - Случай,
сведший меня с Крисом Роком, можно назвать счастливым, я желаю
избавиться от власти сирены, и вот мне падает с неба друг,
покровитель, предлагающий мне стать начальником отряда
партизан! Зачем отказываться? Зачем? Это редкий случай, редкая
удача. Продолжайте, Крис Рок, продолжайте! Делайте все, что в
вашей власти, а я приложу все усилия, чтобы поспособствовать
вам. Если я буду выбран, Техас приобретет защитника, а Луиза
Вальверде лишится одного из своих обожателей.
Кончая этот монолог, в котором горечь смешивалась с
тщеславием, Флоранс Керней подошел к отелю, великолепному отелю
Святого Карла, в котором он жил.
Собрание партизан должно было состояться в трактире,
находившемся на улице Пойдрас. Снятый для этого случая зал мог
вместить триста человек.
В этот вечер в зале находились представители почти всех
цивилизованных наций Европы, а также и такие, которые не имели
ни малейшего понятия о цивилизации, бородатые, загорелые,
очевидно, долго пребывавшие в диких странах, а может быть,
имевшие и еще более близкое отношение к дикарям.
Следуя совету техасца, Флоранс Керней явился на собрание
рано. Крис Рок был уже там, окруженный многочисленными
друзьями-техасцами, которые после участия во многих сражениях в
защиту молодой республики возвратились в Новый Орлеан - отчасти
чтобы развлечься, отчасти чтобы завербовать новых сторонников
идеи, завлекшей их в Техас, - доктрины Монро. Молодой ирландец
был представлен техасцам как их сторонник и друг, способный
доказать это со стаканом в руках, что тот и сделал бы весьма
охотно, нисколько не заботясь о последствиях, раз таков был
обычай этой щедрой нации, если бы не заметил при входе в зал,
что в противной партии раздавались не стаканы с вином, а
доллары: очевидно, эта сторона решила действовать наверняка.
Керней не только не видел еще своего соперника, но не знал
даже его имени. Представьте же удивление молодого ирландца,
когда в зал вошел сопровождаемый многочисленными друзьями
субъект, ему более чем хорошо знакомый: его соперник и
претендент на сердце Луизы Вальверде - Карлос Сантандер! И он,
в свою очередь, домогался командования отрядом партизан! Керней
не верил своим глазам, зная, что этот человек был в самых
лучших отношениях не только с доном Игнацио, но и с другими
мексиканцами, которых он часто встречал у своего учителя. Как
же мог этот креол пытаться стать во главе отряда, который
должен отомстить мексиканцам за их вторжение в Сан-Антонио,
столицу Техаса? Хотя своя логика в этом есть. Ведь изгнанные
мексиканцы стали врагами Санта-Аны. Восторжествовав над
диктатором, они помогли бы своей партии захватить власть, даже
если им пришлось бы действовать заодно с техасскими скватерами.
Молодому ирландцу, перебиравшему в уме все эти
предположения, кандидатура Сантандера на должность начальника
партизан казалась более чем странной. Но теперь не время
былотеряться в догадках. Он едва успел обменяться со своим
соперником вызывающим взглядом, как председательствующий,
человек в техасском мундире, одним прыжком вскочил на стол и
крикнул:
- Внимание!
После короткой, но прочувствованной речи он предложил
немедленно приступить к избранию офицеров. Это предложение не
вызвало ни малейшего возражения. Приступили к делу без шума и
суматохи, тишина царила снаружи и внутри, да следовало,
впрочем, действовать не слишком открыто, ибо, как ни популярно
было это движение во всех штатах, международный закон был
настолько строг, что правительство могло вмешаться в дело.
Выборы проводились самым простым образом. Имена кандидатов
писали на лоскуты бумаги и раздавали эти лоскуты
присутствующим. Только члены-учредители собрания имели право
предлагать кандидатов. Листки с именами клали в шляпу, которой
обносили собрание. Когда все голоса были собраны, содержимое
шляпы высыпали на стол. Председатель в присутствии двух
секретарей сосчитал бюллетени, затем на некоторое время
наступила тишина, лишь изредка прерываемая коротким замечанием
председателя или шепотом секретарей. Наконец техасский
полковник провозгласил результаты выборов:
- Флоранс Керней был выбран в капитаны большинством в
тридцать три голоса!
Эти слова были покрыты громовым "ура", в котором громче
всех звучал голос Криса Рока. Затем великан, пробравшись сквозь
толпу, крепко пожал руку своему новому другу, который сделался
его начальником, благодаря его же протекции.
Побежденный воспользовался этой минутой, чтобы незаметно
удалиться. Его пристыженный вид говорил о том, что имя Карлоса
Сантандера должно было быть отныне вычеркнуто из списка
партизан. Во всяком случае, не успел он уйти, как уже был
забыт.
Оставалось еще избрать поручика и подпоручика, затем
настала очередь сержантов и капралов. Когда выборы были
окончены, общее воодушевление охватило присутствующих,
посыпались поздравления, всюду чокались, говорили речи. Словом,
праздник был в самом разгаре, кто-то прошелся даже насчет
пробковой ноги Санта-Аны. Расстались, конечно, не раньше, как
была пропета патриотическая песня "Star sprankled banner".
Простившись с новыми товарищами и покинув трактир на улице
Пойдрас, Флоранс Керней внезапно остановился, точно не зная, в
каком направлении идти. Нет, он вовсе не забыл дороги к своему
отелю, находившемуся по соседству, он давно привык
ориентироваться во всех частях города, и его колебание
объяснялосьсовсемдругим.
"По крайней мере, дон Игнацио желает меня видеть, хотя его
дочь и не хотела бы этого. Однако я не могу воспользоваться его
приглашением... Ах, если бы я знал раньше!.. После того, что я
сегодня видел, мне положительно лучше вернуться в отель и
никогда больше с нею не видеться", - думал Флоранс.
Но вместо того, чтобы вернуться в отель, он продолжал
стоять, не зная, на что решиться.
Однако в чем же состояла истинная причина его колебания?
Единственно в том, что все его мысли были заняты несчастной
любовью к Луизе Варвельде. "Что ей до того, - говорил он себе,
- приду я к ней ужинать или нет?" Накануне дон Игнацио
пригласил его к ужину, и он ответил согласием. Но после ему
довелось быть свидетелем сцены, которая заставила его пожалеть
о своем решении. Он застал Карлоса Сантандера шептавшим на ухо
Луизе слова, - конечно, слова любви! - так как они заставили
молодую девушку вспыхнуть.
Он не имел ни малейшего права требовать у Луизы отчета в
ее поведении. Он видел дочь своего учителя не более десяти раз,
когда приходил брать уроки. Иногда они обменивались ничего не
значащими фразами о погоде, об испанском языке, о Новом
Орлеане, в котором оба были иностранцами. Один только раз он
уловил у нее большой интерес к разговору: когда, говоря о
путешествиях, сказал, что собирается в Мексику. При этом он
принялся рассказывать все, что слышал о мексиканских женщинах,
довольно наивно заметив, что жизни его там грозит меньше
опасности, чем его сердцу. Кернею тогда показалось, что она
прислушалась к этой фразе с особенным вниманием.
- Да, дон Флоранс, - ответила она меланхолически, - вы
увидите в Мексике много такого, что оправдает ваши ожидания.
Мои соотечественницы действительно красивы, даже слишком
красивы. Увидя их, вы скоро забудете...
Сердце Кернея забилось, он ожидал услышать "Луизу
Вальверде". Но девушка закончила фразу словами:
- ...Нас, бедных изгнанников.
И все же в ее голосе было что-то, глубоко тронувшее
Кернея. С тех пор он предавался сладким мечтам и надеждам,
которые вдруг разом исчезли, когда он застал Луизу
выслушивающей нашептывания Карлоса Сантандера. Этого было
достаточно, чтобы изгнать из сердца Флоранса всякую надежду и
заставить его откликнуться на воззвание. Вот настоящая причина,
почему он присоединился к партизанам и стал их начальником.
Молодой ирландец, все еще сильно огорченный, делал
несколько шагов, затем останавливался, разговаривая сам с
собою:
- Увижу ли я ее? Но почему же нет? Если она для меня
потеряна, я ничем не рискую, желая насладиться ее обществом.
Ведь не стану я от этого ни более, ни менее несчастлив.
Какое-то впечатление произведут на нее мои новые лавры? Сказать
ей разве, что я собираюсь предать все в Мексике огню и мечу?
Если она любит свою страну, мое намерение ужаснет ее, и, если
она ко мне равнодушна, ее горе будет как бы моим отмщением...
Надо признаться, что для влюбленного, идущего на свидание
со своей милой, это были довольно странные мысли. Но если
принять во внимание все сказанное выше, то они могут показаться
довольно естественными, и Флоранс, не раздумывая более,
отправился к дону Игнацио Вальверде.
Дон Игнацио Вальверде жил в маленьком домике на улице
Казакальво. Это была деревянная постройка во франко-креольском
стиле, одноэтажная, с окнами, выходящими на низкую веранду. Дон
Игнацио был единственным жильцом в этом доме, у него была
только одна служанка, молодая мексиканка смешанной крови,
наполовину белая, наполовину индианка, то есть метиска.
Средства дона Игнацио не позволяли ему держать прислуги больше.
Ничто, впрочем, не указывало на его бедность. Гостиная была
невелика, но хорошо меблирована, книги, арфа, гитара и ноты
изобличали утонченные вкусы хозяев. Луиза Вальверде искусно
играла на обоих инструментах, весьма распространенных в ее
стране.
В этот вечер дон Игнацио, оставшись наедине с дочерью,
попросил ее спеть что-нибудь под аккомпанемент арфы. Она
выбрала один из романсов, которыми так богат язык Сервантеса,
знаменитую песню el Trovador. Но мысли мексиканской сеньориты
были далеки от музыки. Едва она кончила петь, как покинула
гостиную и вышла на веранду дома. Спрятавшись там за занавесью,
скрывавшей ее от взоров прохожих, она, казалось, кого-то ждала.
Так как она знала, что отец пригласил Флоранса к ужину, можно
было подумать, что она ждала именно его.
Если это действительно так, каково же должно было быть ее
разочарование, когда она увидела подходящим к дому совершенно
другого человека! Раздался звонок, и Пепита, служанка, побежала
отворять дверь. Затем послышались шаги по ступенькам, ведущим
на веранду. Молодая девушка вернулась в гостиную. Жара была в
тот вечер особенно удушлива, и дверь оставили приоткрытой,
чтобы дать доступ воздуху. Выражение недовольства, почти грусти
появилось на лице Луизы Вальверде, когда при свете луны она
узнала Карлоса Сантандера.
- Rasa Usted adientro, senor Carlos, - сказал дон Игнацио,
заметивший посетителя через окно. Минуту спустя креол уже
входил в гостиную, и Пепита подавала ему стул.
- Мы не предполагали иметь удовольствие видеть вас
сегодня, тем не менее милости просим!
Несмотря на кажущуюся любезность этого приветствия, в нем
все же звучала неискренность. Было ясно, что в этот вечер
Сантандер пришел некстати. Холодный прием, оказанный ему
Луизой, выражал то же самое: вместо того, чтобы встретить гостя
с улыбкой, молодая девушка сдвинула брови и так сурово
посмотрела на него, что не могло быть сомнения в ее неприязни.
Не его, очевидно, поджидала она, прячась за занавеску.
Действительно, приход Сантандера был одинаково неприятен
как отцу, так и дочери. Оба, хотя и по разным причинам, не
желали, чтобы он встретился с ожидаемым ими гостем.
Заметил это креол или нет, но он ничем не выдал своих
чувств. Дон Карлос Сантандер обладал не только красотой, и
редким умом, и самыми разнообразными способностями. Наружное
спокойствие и непроницаемость были для него характерны. В этот
вечер, однако, он менее владел собой, был беспокоен,
раздражителен, глаза его странно блестели, креол находился все
еще под впечатлением перенесенной неудачи.
Дон Игнацио заметил это, но ничего не сказал.
Гость, казалось, имел какое-то таинственное влияние на
хозяина дома и держал его в своей власти. Оно так и было на
самом деле. Сантандер, хотя и родился в Новом Орлеане, был,
однако, мексиканского происхождения и считал себя гражданином
страны своих предков. Только близкие друзья знали, что он
пользуется исключительным доверием мексиканского диктатора. Дон
Игнацио надеялся извлечь из этого доверия пользу. Уже не раз
Сантандер, из особых видов, о которых мы расскажем
впоследствии, прельщал дона Игнацио возможностью вернуться в
родную страну и получить обратно свои конфискованные имения.
Изнемогший от долгого ожидания, тот готов был склониться на
предложения, которые в другое время показались бы ему,
вероятно, унизительными.
Чтобы переговорить об этих условиях, дон Игнацио сделал
знак дочери удалиться. Она поспешила исполнить желание отца,
обрадованная тем, что может снова выйти на балкон.
Контракт, о котором вскользь они уже говорили, обеспечивал
возвращение дону Игнацио имений и отмену постановления о его
высылке из Мексики. Рука Луизы Вальверде, обещанная Сантандеру,
была ценой этой сделки. Креол сам назначил условия, не
остановившись даже перед унижением. Влюбленный в Луизу до
безумия, он не заблуждался относительно ее чувств и, не надеясь
завладеть ее сердцем, хотел получить ее руку.
Судьба, однако, решила, что дело еще не будет покончено в
этот вечер, так как во время переговоров они услышали чьи-то
шаги на лестнице, затем голос Луизы, приветствовавший кого-то.
Дон Игнацио был, казалось, более смущен, чем удивлен, он
прекрасно знал, кто пришел. Когда же до Сантандера донесся
разговор на веранде, он не мог сдержаться и, вскочив с места,
вскричал:
- Черт возьми! Это собака-ирландец!
- Тише! - остановил его дон Игнацио. - Сеньор дон Флоранс
может услышать.
- Я этого и хочу, - возразил Сантандер.
И чтобы не оставалось сомнения, он повторил свое выражение
по-английски. Тотчас же послышалось в ответ короткое, но
энергичное восклицание задетого за живое человека. За
восклицанием последовало несколько слов, которые с мольбой
произнес женский голос. В окно можно было видеть раздраженного
Кернея, а рядом с ним Луизу, бледную, трепещущую, умоляющую его
успокоиться. Но Керней, недолго думая, одним прыжком вскочил на