Глава 27
Глава 28
«Дамский вечер» в «Скиппи Лонж»: Только для дам. Два коктейля по цене одного до 9 вечера.
Ла Брава, повесив на шею «лейку» и футляр от фотоаппарата, сказал менеджеру, что готовит фоторепортаж для «Тропик», воскресного приложения к «Геральд», и обещал без особой необходимости не щелкать домохозяек, отпросившихся у мужа якобы в магазин и на вечерний сеанс в кино. В баре собралось около сотни дам всех возрастов, они толпились около круглой площадки, где выступали мужчины-стриптизеры.
— Пока мы тут стоим, я бы мог сфотографировать вас, Скиппи, — предложил Ла Брава менеджеру.
— По-вашему, я смахиваю на Скиппи? — возмутился менеджер. — Вон те задницы со шрамами от бритвы, с ног до головы лоснящиеся от «беби ойл», и есть Скиппи — все до одного.
Их там было пятеро, не считая Кундо Рея.
Пятеро танцовщиков в белых рубашках с черными галстуками-бабочками, с ярко сверкающими запонками в манжетах и в черных бикини, и Кундо Рей в пятнистом трико с кошачьими усиками, подрисованными на лице от носа до ушей. Кундо был «Кошачий князь», гвоздь программы, во время первого представления он держался позади, предоставляя пятерыми белым статистам разогревать публику. Это был их коронный номер— монотонный, механический, точно пляска роботов, каждый из танцовщиков погружен в себя, трое впереди, двое позади, изгибаются, прыгают под льющуюся из колонок песенку «Я это делаю», отбрасывая зрительниц на десять лет в прошлое.
Кундо танцует соло, волосы отливают вороньим крылом, серьга в ухе, подрисованные усики, западноафриканские ритмы, занесенные во Флориду из кубинского публичного дома, Кундо— гвоздь программы, мужчина мечты, Кошачий князь, явившийся пробудить, освободить этих женщин, тело блестит, в каждом движении таится намек, обещание, суньте пятерку за мою леопардовую шкуру, дамочка, это пойдет на пользу нам обоим.
Многие дамочки повиновались этому призыву, и когда Кундо вслед за официанткой подошел к столику Ла Бравы, в руках у него была плотная пачка влажных от пота купюр. Он поглядел на Ла Браву, улыбнулся, сморгнул от вспышки:
— Привет, фотограф!
— Привет, мокроспинник, — откликнулся Ла Брава, опуская камеру.
Кундо заказал слабоалкогольный напиток без сахара, скользнул на стул, тело его блестело, пахло одеколоном, кошачьи усики расплылись в улыбке.
— Стало быть, ты заодно с той женщиной? Какая разница. Я продам тебе машинку, очень хорошую. А ты отдашь мне в придачу фотоаппарат. Это тот самый?
— Еще лучше, — сказал Л а Брава. — Не такой новый, но более дорогой.
— Отлично, беру.
— Почему же ты не попытался забрать тот?
— Не знал, что это будет так просто.
— Так просто? — переспросил Ла Брава и подтолкнул к Кундо футляр от фотоаппарата. Кундо наклонился, чтобы заглянуть внутрь. Когда он поднял голову, Ла Брава снова подтянул футляр поближе к себе.
— Это пушка Ричарда?
Ла Брава кивнул.
— Что с ним сталось?
— Он убит.
— Охотно верю, — сказал Кундо Рей— Такого парня рано или поздно должны были пристрелить. Из этой пушки, да?
Ла Брава кивнул.
— Этот парень сам не понимал, что делает. Я тоже не понимал, что он делает, и вы с этой женщиной— тоже. Зато я знаю, что сделаю я, парень: я продам вам эту машинку, или женщина отправится в тюрьму, а может, и ты вместе с ней.
— Так значит, — спросил Ла Брава, — ты отдашь мне машинку и сдашься полиции?
— Сдамся полиции? — удивился Кундо. Он откинулся на спинку стула, дожидаясь, чтобы официантка, зажавшая между пальцами несколько долларовых бумажек, поставила перед ним стакан и налила в него шипучку из банки. Когда официантка отошла, Кундо снова подался вперед, озадаченно нахмурившись: — Я что, похож на сумасшедшего?
— Я ничего о тебе не знаю, — сказал Ла Брава. — Может, ты неудачник, у тебя провал за провалом — в таком случае для тебя же будет лучше сдаться властям, тебе скостят несколько лет. Отправят тебя в Рейфорд, будешь там заниматься стриптизом и прослывешь «Мисс Исправительная Колония».
— Слышь, я ни у кого ничего не крал. За что же меня сажать?
— За убийство старика Мини, дяди Ричарда.
— Это еще что? Что ты гонишь? Вообще, о чем речь — ты хочешь засадить свою бабу в тюрьму?
— Нет, не хочу, — ответил Ла Брава. — И вот почему: я ей не доверяю. Ей ничего не стоит повесить все на нас. Она затеяла эту историю ради забавы. Деньги ей не нужны, она хотела приколоться.
— Приколоться!
— Ты понимаешь, о чем я? Очень эмоциональная женщина.
— Да, еще бы.
— Она брала деньги взаймы у того старика, которому принадлежит гостиница…
— Ну?
— А потом решила обворовать его.
— Ну и баба!
— Очень решительная женщина. Упертая, понимаешь? Она сказала, что не станет покупать машинку.
— Не станет? Почему?
— Из принципа. Не желает подчиняться силе. Она считает, ты все равно не понесешь машинку в полицию.
— Почему?
— Потому что если ты заложишь ее — так она просила тебе передать, — она назовет им твое имя. У них есть твое фото, отпечатки пальцев… Верно?
— Верно.
— Значит, если она сядет, ты тоже сядешь.
— А ты?
— А что я сделал?
— А Ричарда не ты убил?
— Ничего подобного я не говорил. Но я тебя понимаю: кое в чем ты прав.
— Да?
— Да, она может повесить Ричарда на меня. Попытается, во всяком случае.
— Тебе надо ее убить. Хочешь, чтобы это сделал я?
— Не стоит заходить так далеко. Но лучше не пытайся продать ей машинку.
— Да?
— Если копы ее заподозрят, они обыщут ее квартиру и найдут машинку, так?
— Так.
— Она перепугается и заложит нас обоих.
— Хорошо, так что же нам делать?
— Отдай машинку мне. Я избавлюсь от нее.
— Отдать тебе? А что я с этого буду иметь?
— Половину денег.
Кундо прикусил нижнюю губу и призадумался:
— Триста тысяч долларов?
— Точно.
— Как ты это обтяпаешь?
— Без проблем. Она отдала мне деньги, чтобы я их спрятал. На случай, если у нее будет обыск. Я отдам тебе половину, а ты мне — машинку.
— А что она сделает с нами? Это же ее деньги.
— Какая разница? Денег нет, машинки нет, и доказать она ничего не сможет. Если она попытается свалить все на нас, ее слово будет против нашего. Что она докажет?
— Ничего.
— Итак, все, что от тебя требуется, — передать мне машинку.
Кундо снова призадумался. Потом сказал:
— О'кей, если ты дашь мне половину денег, я избавлюсь от машинки.
— Если б мы были знакомы поближе, — возразил Ла Брава, — если бы мы были друзьями, я был бы не против. Но я тебя не знаю. Ты понимаешь меня? Отдай мне машинку, возьми половину добычи, и мы оба будем жить спокойно. Что скажешь?
Кундо снова призадумался и закивал:
— Хорошо, половина так половина. Фотоаппарат можешь оставить себе, мне он не нужен.
— Когда?
— Может, сегодня. После танцев.
— Почему не прямо сейчас? С тремя сотнями тысяч у тебя уже не будет надобности трясти тут задницей.
— Мне это нравится.
— Ладно, значит, позже?
— Дай подумать.
Ла Брава не мешал. Присмотревшись к кошачьим усикам на лице кубинца, он произнес:
— Знаешь, однажды я видел Фиделя Кастро вот как сейчас тебя. В Нью-Йорке.
— Да? А что ж ты не пристрелил его? Может, я бы тогда не попал в тюрьму.
— За что ты сидел?
— Я убил русского.
— Пытался выжать из него пару баксов, что ли?
— Жизнь — жестокая штука. Все время приходится кумекать: кто хочет тебя пришить? И никогда не знаешь в точности.
Ла Брава вынужден был согласиться с этим утверждением:
— Как сказал Роберт Мичем: «Я не хочу умирать, но уж если умирать, то последним».
Кубинец с подрисованными кошачьими усиками вытаращился на него и спросил:
— Какой такой Роббер Мичем?
Кундо Рей вернулся в свое логово на Бонита.
Он успел кое-что обдумать. Первое: с какой стати брать у фотографа половину денег, когда можно взять все? Второе: понадобится свет, чтобы разглядеть добычу, убедиться, что под верхним слоем купюр не напихана бумага. Хватит с него газетной бумаги. Он не собирался заглядывать в квартиру этой бабы, где, как уверял фотограф, все еще лежат деньги в пакете для мусора, он не хотел идти в незнакомое ему место, не хотел встречаться с фотографом в баре, или кафе, или в какой-нибудь круглосуточной забегаловке, но не хотел и выходить на улицу, в парк, где вовсе нет освещения.
Он перебрал все варианты, пока не остановился на имевшемся у него убежище на Бонита. Идеальное место. В этом квартале никто его не знал, быть может, даже не видел его. Надо только сделать так, чтобы фотограф там и остался, а самому по Семьдесят девятой улице выехать на федеральное шоссе, и к утру он уже будет в Джорджии, штат Атланта. С полным мешком денег он сможет добраться, куда пожелает. Фотографа найдут только через неделю, а то и через две, когда он провоняет: соседи позвонят копам, и те взломают дверь.
Неужели фотограф так наивен, так доверчив? Впрочем, охранники в Аламаре были полными придурками, деревенщиной, и этот парень не умнее их. То ли он и впрямь решил, что сумеет выторговать машинку за половину суммы, то ли собирается выкинуть какой-то фокус, чтобы получить машинку, а деньги оставить себе, — в любом случае он полный идиот, если думает, что ему это удастся.
Кундо чувствовал, как впивается в спину пушка, спрятанная под свободной шелковой рубашкой. Скоро придет фотограф. Прежде всего, убедиться, что в сумке деньги, а не бумага. Потом— сделать это. Без глупостей, по-быстрому. Тело оставить здесь. Потом смотаться, скажем, в Голливуд, посмотреть, как там обстоят дела. Точно, купить новые шмотки и рвануть в Голливуд.
Он посмотрел сквозь щель в жалюзи на улицу, огибавшую с угла здание, и ощутил легкое волнение. Пусто. Здесь всегда безлюдно, даже днем. Ему уже не терпелось. Когда же приедет этот парень? Нос зачесался, Кундо поскреб его пальцем, потом поглядел на руку и увидел, что на ней остался отпечаток черного фломастера, которым он наводил усы — от волнения забыл их смыть. Ничего страшного. Делов на полминуты.
Кундо покинул свой наблюдательный пост и через гостиную и небольшой коридор прошел в ванную. Дуло револьвера неприятно упиралось в спину, он вытащил пушку из штанов, положил ее на бачок унитаза, смыл с лица усики и принялся заворачивать оружие в туалетную бумагу— может, через слой бумаги острые края не будут так впиваться Со стороны входной двери послышался какой-то звук.
Кундо побежал в гостиную, выглянул— улица по-прежнему пуста, но у него за спиной, всего в нескольких футах, вновь послышался какой-то шум. Кундо так и подскочил. Подкрался к двери, прислушался— теперь стучали словно прямо ему по голове.
— Кто там?
— Это я, — откликнулся Ла Брава. — Парень с деньгами.
Кундо открыл дверь, придержал ее, чтобы фотографу удобнее было пройти, и тут вдруг почувствовал, какая в нем произошла перемена: это был совсем другой человек.
Ворвался, точно морской десантник, в левой руке пухлый мешок для мусора, в правой — «магнум» покойного Ричарда Ноблеса, дуло пока смотрит в пол. Кундо просто глазам своим не поверил. Ему хотелось вновь ощутить холодок и давление своей пушки, упиравшейся ему в спину, — сейчас эти ощущения показались бы ему приятными, но он забыл ее в ванной. Старательно разыгрывая недоумение, он спросил:
— Зачем тебе пушка, приятель?
— Чтобы ты меня уважал, — пояснил Ла Брава. — А усики-то ты так и не смыл.
Ох и не нравился Кундо этот чертов здоровенный «магнум»!
— Слушай, ты бы его убрал куда-нибудь, — предложил он.
— Задрал сзади рубаху и сунул себе в штаны? — уточнил Ла Брава. — А твой где, за поясом? Я знаю, ты купил пушку у Хавьера, он мой друг. Повернись-ка.
— Что ты делаешь? — твердил Кундо, покорно поворачиваясь к нему спиной, всячески демонстрируя, какой он сговорчивый и послушный мальчик. Дуло «магнума» жестко упиралось ему в позвоночник, Ла Брава, не выпуская из рук оружие, прощупал пояс его штанов:
— Где пушка?
— Нет у меня никакой пушки!
— А из чего же ты пристрелил Мини?
— Ты имеешь в виду старика?
— Почему ты выстрелил ему в затылок, а?
— Почему? — Не выдержав, Кундо обернулся, уставился на фотографа, хмурясь в недоумении: неужели это тот самый парень? Нет, этого не назовешь наивным и доверчивым. Держится спокойно, ему вроде как на все наплевать, ноль эмоций. Разговаривает прямо как полицейский. — Кто сказал, что его пришил я?
— Где пушка?
— Я же сказал, нет у меня пушки.
Л а Брава быстро оглядел комнату:
— Беспорядок у тебя, однако. Ты что, всегда рвешь газету в клочья, если в ней плохие новости? — Еще раз окинул комнату взглядом и спросил в упор: — Где машинка?
— Ладно, пошли, — сдался Кундо и двинулся в сторону кухни.
Ла Брава бросил мусорный пакет промеж зеленых подлокотников обтянутого винилом кресла и последовал за Кундо в кухню, а оттуда в гараж. Кундо уже коснулся было рукой багажника своего «понтиака», и тут его осенило:
— Ключи-то я забыл. Сейчас сбегаю.
Ла Брава провел дулом «магнума» по бедру своего пленника, что-то нащупав в правом кармане сквозь жесткую ткань.
— А это что?
Кундо молча достал ключи и открыл багажник— совершенно пустой, если не считать печатной машинки в футляре.
— Неси ее в дом.
Они вернулись в гостиную, и, повинуясь жесту Ла Бравы, Кундо поставил машинку на кленовый журнальный столик. Ла Брава уселся на диван перед машинкой и снова подал знак. Кундо отступил на несколько шагов. Ла Брава опустил «магнум» на кофейный столик и раскрыл футляр. Футляр был пуст.
Кундо подождал, пока Ла Брава поднимет взгляд.
— Наверное, кто-то украл, — сказал он и начал поворачиваться, медленно, осторожно, извиняющимся голосом приговаривая: — Извини, я только схожу сделаю пи-пи.
Он прошел мимо мешка из-под мусора, лежавшего в кресле, он прошел по коридору в ванную и уже протянул было руку к своей распрекрасной пушечке, ожидавшей его на белом бачке унитаза…
— Брось в унитаз, — приказал Ла Брава, загораживая собой дверной проем, — и закрой крышку.
Кундо оглянулся через плечо:
— Я всего лишь хотел сделать пи-пи.
— Брось в унитаз, сделай пи-пи и закрой крышку, — смягчился Ла Брава, — так тебя устроит?
Опустив голову, Кундо поплелся обратно в гостиную. Ла Брава, подойдя к нему вплотную, ткнул его дулом «магнума» под подбородок, заставив приподнять голову, посмотрел на него утомленным и всезнающим взглядом копа, и Кундо сказал:
— Она в кладовке.
Ла Брава вытащил машинку. Убрал «магнум» за пояс, перенес машинку на кофейный столик, засунул ее в футляр, поправил каретку так, чтобы крышка футляра могла опуститься, и запер футляр. Посмотрел на Кундо — тот тем временем устроился в кресле, сбросив на пол мусорный пакет. Ла Брава сел на диван. Он думал над тем, как справиться с главной проблемой: надо уйти отсюда с машинкой, а Кундо и мешок с деньгами оставить до прибытия полиции.
У копов возникнут вопросы. Кундо расскажет им свою историю, и Ла Браве придется недоуменно пожимать плечами, когда Торрес начнет задавать вопросы: «Неужто ты ему веришь?» Копы вернут деньги Джин, она вернет их Морису, а потом ей придется отвечать копам на кучу вопросов, которые вызовет рассказ Кундо, а может, и прокурор пожелает задать ей кое-какие вопросы в суде. Сегодня Ла Брава еще может ее спасти, завтра же она будет предоставлена своей участи.
Когда Ла Брава поднял голову, Кундо спросил:
— Здесь половина?
— Нет, здесь все, — ответил Ла Брава. — Шестьсот тысяч долларов.
«Магнум» уперся ему в пах. Он достал револьвер из-за пояса и положил его на футляр машинки.
— Что-то подсказывает мне, что сделка не состоится, — вздохнул Кундо.
Голос его звучал устало и печально.
— Загляни в мешок, если хочешь, — предложил ему Ла Брава. — Представишь себе, как это могло бы быть.
— Почему бы и нет? — отозвался Кундо и принялся разматывать проволоку, которой был завязан мешок.
Можно запереть его в кладовке и вызвать копов, прикидывал Ла Брава. Но придется торчать здесь почти до самого их приезда, не то Кундо удерет.
Кубинец сунул руку в мешок, что-то нащупывая. Вытащил пригоршню купюр, посмотрел на них, покачал головой. Рука его вновь нырнула в мешок, раздвигая купюры, ушла в глубину по самое плечо — поиски продолжались. Вот глаза его слегка расширились, выражение лица изменилось. Кундо вытащил руку, сжимавшую маленький автоматический пистолет из вороненой стали, направил его на Ла Браву.
— Что скажешь? — спросил Кундо. — Клянусь святой Барбарой, этот день— мой. Так я решил с самого утра. Потом показалось — нет, не мой день. Потом снова — мой. Что скажешь на это, а?
Ла Брава кивнул. Он ничего не стал говорить, просто кивнул, подтверждая. Вовсе не такой уж он сдержанный, безучастный, когда задело за живое. Ему следовало сохранять хладнокровие в тот момент, когда маленький засранец схватился за припрятанный в ванной револьвер, но он почему-то пожалел его, дал ему шанс заглянуть в мешок… Он ведь и сам заглянул в этот мешок в квартире Джин, вытащил пригоршню купюр, но не догадался спросить у нее, как она распорядилась оружием. Он мог сколько угодно воображать себя полицейским, он даже выглядел как настоящий коп, с оружием в руках, но не смог довести дело до конца.
Но теперь все обернулось против него, теперь он должен был бороться за свою жизнь и имел полное право пристрелить кубинца, чтобы спастись самому, — полное право, если только сумеет сделать это, ведь «магнум» лежит на расстоянии вытянутой руки на печатной машинке, а кубинец стоит в восемнадцати футах от него, направив на него автоматический пистолет. Ла Брава на глазок прикинул расстояние— шесть шагов отделяют его от парня, который выстрелил сзади в голову старику, выстрелил дважды.
— Ты так смотришь на меня…— пробормотал Кундо. — Нечего сказать, да?
— У меня есть к тебе один вопрос, — заметил Ла Брава.
— Теперь ты готов заключить сделку?
— Я не о том: я хотел спросить, почему ты так уверен, что пистолет заряжен?
Кундо промолчал.
— Это что, «беретта»?
Кундо промолчал.
— Скорее всего, «вальтер». Молись святой Барбаре, чтобы он был не субботней сборки, а то непременно даст осечку. С ними всегда так.
Кундо, прищурив один глаз, пытался разглядеть свое оружие, не упуская при этом из виду Ла Браву.
— На «вальтере» должна быть надпись по-немецки, если только это не чешская версия 7.65.
Кундо скосил глаза, один совсем зажмурил, вытянул шею, наклонясь поближе к пистолету и слегка повернув его, чтобы прочесть надпись сбоку на дуле.
Господи Иисусе, подумал Ла Брава, надо сделать это прямо сейчас, прямо сейчас, пока он снова не начал жалеть этого парня, наставившего на него пистолет, надо сделать это прямо сейчас. Он потянулся за «магнумом», лежавшим на печатной машинке, сосредоточившись только на своем движении — схватить и сразу…
Кундо выстрелил, но Ла Брава уже разворачивался, направив на него «магнум»… Кундо выстрелил, но Ла Брава уже нажал на курок… Кундо падает в кресло, пуля его летит в потолок, а Ла Брава нажимает курок еще и еще раз, посылает три пули прямо ему в грудь. Наступает тишина, маленький кубинец, так и не смывший кошачьи усики с лица, таращится на него мертвыми глазами из зеленого кожаного кресла, голова его падает.
Ла Брава запер мешок с деньгами в багажнике «понтиака», позвонил в участок Майами-бич и сообщил о выстрелах на Бонита-драйв — так, на всякий случай — и ушел, унося с собой то, за чем приходил, — печатную машинку.
Ла Брава, повесив на шею «лейку» и футляр от фотоаппарата, сказал менеджеру, что готовит фоторепортаж для «Тропик», воскресного приложения к «Геральд», и обещал без особой необходимости не щелкать домохозяек, отпросившихся у мужа якобы в магазин и на вечерний сеанс в кино. В баре собралось около сотни дам всех возрастов, они толпились около круглой площадки, где выступали мужчины-стриптизеры.
— Пока мы тут стоим, я бы мог сфотографировать вас, Скиппи, — предложил Ла Брава менеджеру.
— По-вашему, я смахиваю на Скиппи? — возмутился менеджер. — Вон те задницы со шрамами от бритвы, с ног до головы лоснящиеся от «беби ойл», и есть Скиппи — все до одного.
Их там было пятеро, не считая Кундо Рея.
Пятеро танцовщиков в белых рубашках с черными галстуками-бабочками, с ярко сверкающими запонками в манжетах и в черных бикини, и Кундо Рей в пятнистом трико с кошачьими усиками, подрисованными на лице от носа до ушей. Кундо был «Кошачий князь», гвоздь программы, во время первого представления он держался позади, предоставляя пятерыми белым статистам разогревать публику. Это был их коронный номер— монотонный, механический, точно пляска роботов, каждый из танцовщиков погружен в себя, трое впереди, двое позади, изгибаются, прыгают под льющуюся из колонок песенку «Я это делаю», отбрасывая зрительниц на десять лет в прошлое.
Кундо танцует соло, волосы отливают вороньим крылом, серьга в ухе, подрисованные усики, западноафриканские ритмы, занесенные во Флориду из кубинского публичного дома, Кундо— гвоздь программы, мужчина мечты, Кошачий князь, явившийся пробудить, освободить этих женщин, тело блестит, в каждом движении таится намек, обещание, суньте пятерку за мою леопардовую шкуру, дамочка, это пойдет на пользу нам обоим.
Многие дамочки повиновались этому призыву, и когда Кундо вслед за официанткой подошел к столику Ла Бравы, в руках у него была плотная пачка влажных от пота купюр. Он поглядел на Ла Браву, улыбнулся, сморгнул от вспышки:
— Привет, фотограф!
— Привет, мокроспинник, — откликнулся Ла Брава, опуская камеру.
Кундо заказал слабоалкогольный напиток без сахара, скользнул на стул, тело его блестело, пахло одеколоном, кошачьи усики расплылись в улыбке.
— Стало быть, ты заодно с той женщиной? Какая разница. Я продам тебе машинку, очень хорошую. А ты отдашь мне в придачу фотоаппарат. Это тот самый?
— Еще лучше, — сказал Л а Брава. — Не такой новый, но более дорогой.
— Отлично, беру.
— Почему же ты не попытался забрать тот?
— Не знал, что это будет так просто.
— Так просто? — переспросил Ла Брава и подтолкнул к Кундо футляр от фотоаппарата. Кундо наклонился, чтобы заглянуть внутрь. Когда он поднял голову, Ла Брава снова подтянул футляр поближе к себе.
— Это пушка Ричарда?
Ла Брава кивнул.
— Что с ним сталось?
— Он убит.
— Охотно верю, — сказал Кундо Рей— Такого парня рано или поздно должны были пристрелить. Из этой пушки, да?
Ла Брава кивнул.
— Этот парень сам не понимал, что делает. Я тоже не понимал, что он делает, и вы с этой женщиной— тоже. Зато я знаю, что сделаю я, парень: я продам вам эту машинку, или женщина отправится в тюрьму, а может, и ты вместе с ней.
— Так значит, — спросил Ла Брава, — ты отдашь мне машинку и сдашься полиции?
— Сдамся полиции? — удивился Кундо. Он откинулся на спинку стула, дожидаясь, чтобы официантка, зажавшая между пальцами несколько долларовых бумажек, поставила перед ним стакан и налила в него шипучку из банки. Когда официантка отошла, Кундо снова подался вперед, озадаченно нахмурившись: — Я что, похож на сумасшедшего?
— Я ничего о тебе не знаю, — сказал Ла Брава. — Может, ты неудачник, у тебя провал за провалом — в таком случае для тебя же будет лучше сдаться властям, тебе скостят несколько лет. Отправят тебя в Рейфорд, будешь там заниматься стриптизом и прослывешь «Мисс Исправительная Колония».
— Слышь, я ни у кого ничего не крал. За что же меня сажать?
— За убийство старика Мини, дяди Ричарда.
— Это еще что? Что ты гонишь? Вообще, о чем речь — ты хочешь засадить свою бабу в тюрьму?
— Нет, не хочу, — ответил Ла Брава. — И вот почему: я ей не доверяю. Ей ничего не стоит повесить все на нас. Она затеяла эту историю ради забавы. Деньги ей не нужны, она хотела приколоться.
— Приколоться!
— Ты понимаешь, о чем я? Очень эмоциональная женщина.
— Да, еще бы.
— Она брала деньги взаймы у того старика, которому принадлежит гостиница…
— Ну?
— А потом решила обворовать его.
— Ну и баба!
— Очень решительная женщина. Упертая, понимаешь? Она сказала, что не станет покупать машинку.
— Не станет? Почему?
— Из принципа. Не желает подчиняться силе. Она считает, ты все равно не понесешь машинку в полицию.
— Почему?
— Потому что если ты заложишь ее — так она просила тебе передать, — она назовет им твое имя. У них есть твое фото, отпечатки пальцев… Верно?
— Верно.
— Значит, если она сядет, ты тоже сядешь.
— А ты?
— А что я сделал?
— А Ричарда не ты убил?
— Ничего подобного я не говорил. Но я тебя понимаю: кое в чем ты прав.
— Да?
— Да, она может повесить Ричарда на меня. Попытается, во всяком случае.
— Тебе надо ее убить. Хочешь, чтобы это сделал я?
— Не стоит заходить так далеко. Но лучше не пытайся продать ей машинку.
— Да?
— Если копы ее заподозрят, они обыщут ее квартиру и найдут машинку, так?
— Так.
— Она перепугается и заложит нас обоих.
— Хорошо, так что же нам делать?
— Отдай машинку мне. Я избавлюсь от нее.
— Отдать тебе? А что я с этого буду иметь?
— Половину денег.
Кундо прикусил нижнюю губу и призадумался:
— Триста тысяч долларов?
— Точно.
— Как ты это обтяпаешь?
— Без проблем. Она отдала мне деньги, чтобы я их спрятал. На случай, если у нее будет обыск. Я отдам тебе половину, а ты мне — машинку.
— А что она сделает с нами? Это же ее деньги.
— Какая разница? Денег нет, машинки нет, и доказать она ничего не сможет. Если она попытается свалить все на нас, ее слово будет против нашего. Что она докажет?
— Ничего.
— Итак, все, что от тебя требуется, — передать мне машинку.
Кундо снова призадумался. Потом сказал:
— О'кей, если ты дашь мне половину денег, я избавлюсь от машинки.
— Если б мы были знакомы поближе, — возразил Ла Брава, — если бы мы были друзьями, я был бы не против. Но я тебя не знаю. Ты понимаешь меня? Отдай мне машинку, возьми половину добычи, и мы оба будем жить спокойно. Что скажешь?
Кундо снова призадумался и закивал:
— Хорошо, половина так половина. Фотоаппарат можешь оставить себе, мне он не нужен.
— Когда?
— Может, сегодня. После танцев.
— Почему не прямо сейчас? С тремя сотнями тысяч у тебя уже не будет надобности трясти тут задницей.
— Мне это нравится.
— Ладно, значит, позже?
— Дай подумать.
Ла Брава не мешал. Присмотревшись к кошачьим усикам на лице кубинца, он произнес:
— Знаешь, однажды я видел Фиделя Кастро вот как сейчас тебя. В Нью-Йорке.
— Да? А что ж ты не пристрелил его? Может, я бы тогда не попал в тюрьму.
— За что ты сидел?
— Я убил русского.
— Пытался выжать из него пару баксов, что ли?
— Жизнь — жестокая штука. Все время приходится кумекать: кто хочет тебя пришить? И никогда не знаешь в точности.
Ла Брава вынужден был согласиться с этим утверждением:
— Как сказал Роберт Мичем: «Я не хочу умирать, но уж если умирать, то последним».
Кубинец с подрисованными кошачьими усиками вытаращился на него и спросил:
— Какой такой Роббер Мичем?
Кундо Рей вернулся в свое логово на Бонита.
Он успел кое-что обдумать. Первое: с какой стати брать у фотографа половину денег, когда можно взять все? Второе: понадобится свет, чтобы разглядеть добычу, убедиться, что под верхним слоем купюр не напихана бумага. Хватит с него газетной бумаги. Он не собирался заглядывать в квартиру этой бабы, где, как уверял фотограф, все еще лежат деньги в пакете для мусора, он не хотел идти в незнакомое ему место, не хотел встречаться с фотографом в баре, или кафе, или в какой-нибудь круглосуточной забегаловке, но не хотел и выходить на улицу, в парк, где вовсе нет освещения.
Он перебрал все варианты, пока не остановился на имевшемся у него убежище на Бонита. Идеальное место. В этом квартале никто его не знал, быть может, даже не видел его. Надо только сделать так, чтобы фотограф там и остался, а самому по Семьдесят девятой улице выехать на федеральное шоссе, и к утру он уже будет в Джорджии, штат Атланта. С полным мешком денег он сможет добраться, куда пожелает. Фотографа найдут только через неделю, а то и через две, когда он провоняет: соседи позвонят копам, и те взломают дверь.
Неужели фотограф так наивен, так доверчив? Впрочем, охранники в Аламаре были полными придурками, деревенщиной, и этот парень не умнее их. То ли он и впрямь решил, что сумеет выторговать машинку за половину суммы, то ли собирается выкинуть какой-то фокус, чтобы получить машинку, а деньги оставить себе, — в любом случае он полный идиот, если думает, что ему это удастся.
Кундо чувствовал, как впивается в спину пушка, спрятанная под свободной шелковой рубашкой. Скоро придет фотограф. Прежде всего, убедиться, что в сумке деньги, а не бумага. Потом— сделать это. Без глупостей, по-быстрому. Тело оставить здесь. Потом смотаться, скажем, в Голливуд, посмотреть, как там обстоят дела. Точно, купить новые шмотки и рвануть в Голливуд.
Он посмотрел сквозь щель в жалюзи на улицу, огибавшую с угла здание, и ощутил легкое волнение. Пусто. Здесь всегда безлюдно, даже днем. Ему уже не терпелось. Когда же приедет этот парень? Нос зачесался, Кундо поскреб его пальцем, потом поглядел на руку и увидел, что на ней остался отпечаток черного фломастера, которым он наводил усы — от волнения забыл их смыть. Ничего страшного. Делов на полминуты.
Кундо покинул свой наблюдательный пост и через гостиную и небольшой коридор прошел в ванную. Дуло револьвера неприятно упиралось в спину, он вытащил пушку из штанов, положил ее на бачок унитаза, смыл с лица усики и принялся заворачивать оружие в туалетную бумагу— может, через слой бумаги острые края не будут так впиваться Со стороны входной двери послышался какой-то звук.
Кундо побежал в гостиную, выглянул— улица по-прежнему пуста, но у него за спиной, всего в нескольких футах, вновь послышался какой-то шум. Кундо так и подскочил. Подкрался к двери, прислушался— теперь стучали словно прямо ему по голове.
— Кто там?
— Это я, — откликнулся Ла Брава. — Парень с деньгами.
Кундо открыл дверь, придержал ее, чтобы фотографу удобнее было пройти, и тут вдруг почувствовал, какая в нем произошла перемена: это был совсем другой человек.
Ворвался, точно морской десантник, в левой руке пухлый мешок для мусора, в правой — «магнум» покойного Ричарда Ноблеса, дуло пока смотрит в пол. Кундо просто глазам своим не поверил. Ему хотелось вновь ощутить холодок и давление своей пушки, упиравшейся ему в спину, — сейчас эти ощущения показались бы ему приятными, но он забыл ее в ванной. Старательно разыгрывая недоумение, он спросил:
— Зачем тебе пушка, приятель?
— Чтобы ты меня уважал, — пояснил Ла Брава. — А усики-то ты так и не смыл.
Ох и не нравился Кундо этот чертов здоровенный «магнум»!
— Слушай, ты бы его убрал куда-нибудь, — предложил он.
— Задрал сзади рубаху и сунул себе в штаны? — уточнил Ла Брава. — А твой где, за поясом? Я знаю, ты купил пушку у Хавьера, он мой друг. Повернись-ка.
— Что ты делаешь? — твердил Кундо, покорно поворачиваясь к нему спиной, всячески демонстрируя, какой он сговорчивый и послушный мальчик. Дуло «магнума» жестко упиралось ему в позвоночник, Ла Брава, не выпуская из рук оружие, прощупал пояс его штанов:
— Где пушка?
— Нет у меня никакой пушки!
— А из чего же ты пристрелил Мини?
— Ты имеешь в виду старика?
— Почему ты выстрелил ему в затылок, а?
— Почему? — Не выдержав, Кундо обернулся, уставился на фотографа, хмурясь в недоумении: неужели это тот самый парень? Нет, этого не назовешь наивным и доверчивым. Держится спокойно, ему вроде как на все наплевать, ноль эмоций. Разговаривает прямо как полицейский. — Кто сказал, что его пришил я?
— Где пушка?
— Я же сказал, нет у меня пушки.
Л а Брава быстро оглядел комнату:
— Беспорядок у тебя, однако. Ты что, всегда рвешь газету в клочья, если в ней плохие новости? — Еще раз окинул комнату взглядом и спросил в упор: — Где машинка?
— Ладно, пошли, — сдался Кундо и двинулся в сторону кухни.
Ла Брава бросил мусорный пакет промеж зеленых подлокотников обтянутого винилом кресла и последовал за Кундо в кухню, а оттуда в гараж. Кундо уже коснулся было рукой багажника своего «понтиака», и тут его осенило:
— Ключи-то я забыл. Сейчас сбегаю.
Ла Брава провел дулом «магнума» по бедру своего пленника, что-то нащупав в правом кармане сквозь жесткую ткань.
— А это что?
Кундо молча достал ключи и открыл багажник— совершенно пустой, если не считать печатной машинки в футляре.
— Неси ее в дом.
Они вернулись в гостиную, и, повинуясь жесту Ла Бравы, Кундо поставил машинку на кленовый журнальный столик. Ла Брава уселся на диван перед машинкой и снова подал знак. Кундо отступил на несколько шагов. Ла Брава опустил «магнум» на кофейный столик и раскрыл футляр. Футляр был пуст.
Кундо подождал, пока Ла Брава поднимет взгляд.
— Наверное, кто-то украл, — сказал он и начал поворачиваться, медленно, осторожно, извиняющимся голосом приговаривая: — Извини, я только схожу сделаю пи-пи.
Он прошел мимо мешка из-под мусора, лежавшего в кресле, он прошел по коридору в ванную и уже протянул было руку к своей распрекрасной пушечке, ожидавшей его на белом бачке унитаза…
— Брось в унитаз, — приказал Ла Брава, загораживая собой дверной проем, — и закрой крышку.
Кундо оглянулся через плечо:
— Я всего лишь хотел сделать пи-пи.
— Брось в унитаз, сделай пи-пи и закрой крышку, — смягчился Ла Брава, — так тебя устроит?
Опустив голову, Кундо поплелся обратно в гостиную. Ла Брава, подойдя к нему вплотную, ткнул его дулом «магнума» под подбородок, заставив приподнять голову, посмотрел на него утомленным и всезнающим взглядом копа, и Кундо сказал:
— Она в кладовке.
Ла Брава вытащил машинку. Убрал «магнум» за пояс, перенес машинку на кофейный столик, засунул ее в футляр, поправил каретку так, чтобы крышка футляра могла опуститься, и запер футляр. Посмотрел на Кундо — тот тем временем устроился в кресле, сбросив на пол мусорный пакет. Ла Брава сел на диван. Он думал над тем, как справиться с главной проблемой: надо уйти отсюда с машинкой, а Кундо и мешок с деньгами оставить до прибытия полиции.
У копов возникнут вопросы. Кундо расскажет им свою историю, и Ла Браве придется недоуменно пожимать плечами, когда Торрес начнет задавать вопросы: «Неужто ты ему веришь?» Копы вернут деньги Джин, она вернет их Морису, а потом ей придется отвечать копам на кучу вопросов, которые вызовет рассказ Кундо, а может, и прокурор пожелает задать ей кое-какие вопросы в суде. Сегодня Ла Брава еще может ее спасти, завтра же она будет предоставлена своей участи.
Когда Ла Брава поднял голову, Кундо спросил:
— Здесь половина?
— Нет, здесь все, — ответил Ла Брава. — Шестьсот тысяч долларов.
«Магнум» уперся ему в пах. Он достал револьвер из-за пояса и положил его на футляр машинки.
— Что-то подсказывает мне, что сделка не состоится, — вздохнул Кундо.
Голос его звучал устало и печально.
— Загляни в мешок, если хочешь, — предложил ему Ла Брава. — Представишь себе, как это могло бы быть.
— Почему бы и нет? — отозвался Кундо и принялся разматывать проволоку, которой был завязан мешок.
Можно запереть его в кладовке и вызвать копов, прикидывал Ла Брава. Но придется торчать здесь почти до самого их приезда, не то Кундо удерет.
Кубинец сунул руку в мешок, что-то нащупывая. Вытащил пригоршню купюр, посмотрел на них, покачал головой. Рука его вновь нырнула в мешок, раздвигая купюры, ушла в глубину по самое плечо — поиски продолжались. Вот глаза его слегка расширились, выражение лица изменилось. Кундо вытащил руку, сжимавшую маленький автоматический пистолет из вороненой стали, направил его на Ла Браву.
— Что скажешь? — спросил Кундо. — Клянусь святой Барбарой, этот день— мой. Так я решил с самого утра. Потом показалось — нет, не мой день. Потом снова — мой. Что скажешь на это, а?
Ла Брава кивнул. Он ничего не стал говорить, просто кивнул, подтверждая. Вовсе не такой уж он сдержанный, безучастный, когда задело за живое. Ему следовало сохранять хладнокровие в тот момент, когда маленький засранец схватился за припрятанный в ванной револьвер, но он почему-то пожалел его, дал ему шанс заглянуть в мешок… Он ведь и сам заглянул в этот мешок в квартире Джин, вытащил пригоршню купюр, но не догадался спросить у нее, как она распорядилась оружием. Он мог сколько угодно воображать себя полицейским, он даже выглядел как настоящий коп, с оружием в руках, но не смог довести дело до конца.
Но теперь все обернулось против него, теперь он должен был бороться за свою жизнь и имел полное право пристрелить кубинца, чтобы спастись самому, — полное право, если только сумеет сделать это, ведь «магнум» лежит на расстоянии вытянутой руки на печатной машинке, а кубинец стоит в восемнадцати футах от него, направив на него автоматический пистолет. Ла Брава на глазок прикинул расстояние— шесть шагов отделяют его от парня, который выстрелил сзади в голову старику, выстрелил дважды.
— Ты так смотришь на меня…— пробормотал Кундо. — Нечего сказать, да?
— У меня есть к тебе один вопрос, — заметил Ла Брава.
— Теперь ты готов заключить сделку?
— Я не о том: я хотел спросить, почему ты так уверен, что пистолет заряжен?
Кундо промолчал.
— Это что, «беретта»?
Кундо промолчал.
— Скорее всего, «вальтер». Молись святой Барбаре, чтобы он был не субботней сборки, а то непременно даст осечку. С ними всегда так.
Кундо, прищурив один глаз, пытался разглядеть свое оружие, не упуская при этом из виду Ла Браву.
— На «вальтере» должна быть надпись по-немецки, если только это не чешская версия 7.65.
Кундо скосил глаза, один совсем зажмурил, вытянул шею, наклонясь поближе к пистолету и слегка повернув его, чтобы прочесть надпись сбоку на дуле.
Господи Иисусе, подумал Ла Брава, надо сделать это прямо сейчас, прямо сейчас, пока он снова не начал жалеть этого парня, наставившего на него пистолет, надо сделать это прямо сейчас. Он потянулся за «магнумом», лежавшим на печатной машинке, сосредоточившись только на своем движении — схватить и сразу…
Кундо выстрелил, но Ла Брава уже разворачивался, направив на него «магнум»… Кундо выстрелил, но Ла Брава уже нажал на курок… Кундо падает в кресло, пуля его летит в потолок, а Ла Брава нажимает курок еще и еще раз, посылает три пули прямо ему в грудь. Наступает тишина, маленький кубинец, так и не смывший кошачьи усики с лица, таращится на него мертвыми глазами из зеленого кожаного кресла, голова его падает.
Ла Брава запер мешок с деньгами в багажнике «понтиака», позвонил в участок Майами-бич и сообщил о выстрелах на Бонита-драйв — так, на всякий случай — и ушел, унося с собой то, за чем приходил, — печатную машинку.
Глава 28
А теперь нужно держаться как можно дальше от всей этой истории, пока она не завершится.
Ла Брава проспал допоздна. На телефонные звонки не отвечал. Когда в коридоре слышались шаги, он замирал. Кто-то дважды стучал в его дверь. Он не выглядывал из окна посмотреть на океан — насмотрелся уже. Перебрал фотографии и пришел к выводу, что все они никудышные: чернобелые, какие-то одинаковые, все персонажи позируют, из кожи вон лезут, чтобы стать персонажами.
— Ты тоже — персонаж, — вслух укорил он себя. Ближе к вечеру — каким долгим показался ему этот день! — в дверь снова постучали. Узнав голос Фрэнни, он отворил.
— Где ты был? — накинулась она на него. — Разве ты не знаешь, что я томлюсь и чахну по тебе?
Он улыбнулся. Это вышло само собой, независимо от его настроения. Он всегда улыбался при виде Фрэнни, с ней не приходилось ничего изображать.
— Что происходит? — потребовала ответа девушка. — К нам снова заявились копы.
Он сказал, что знать ничего не знает. Он не хотел ничего слышать от Фрэнни — с ее слов информация могла оказаться неверной, неполной или неточно истолкованной. Он бы предпочел, чтобы полицейские все уладили, а потом изложили ему все последовательно, в качестве установленных фактов.
— Что-то происходит, — настаивала Фрэнни. — Смерть как хочется знать, что именно. Наконец-то тут что-то зашевелилось. Обычно в таких местах считается событием, если забредет какой-нибудь турист и спросит, где тут «Джой Стоун Крэб».
— Или прибудет почта, — подхватил Ла Брава. — Давай сходим сегодня в «Джой Стоун Крэб», или в «Пиккиоло», или куда захочешь.
Фрэнни вышла, он накинул на себя рубашку с бананами и посмотрелся в зеркало. Симпатичная рубашка. Ла Брава перебрал свои снимки, и на этот раз кое-какие ему понравились, такие честные и лукавые лица, в этом что-то есть.
— А ты ничего, детка, — похвалил он себя.
Кто это сказал?
Какая разница.
Скинул рубашку с бананами, принял душ, побрился, спрыснулся «Аква Велва» — это Морис посоветовал, мол, ему не идет дорогой одеколон, — снова надел рубашку с бананами и прихватил футляр с машинкой. Семь часов вечера. Самое время.
Он поднялся на третий этаж, подошел к номеру Джин, минуя апартаменты Мориса, постучал, подождал— ответа не было. Он вернулся к номеру Мориса.
— Где это ты пропадал? — спросил Морис. Он нарядился в снежно-белую рубашку с длинным воротничком, с черным вязаным галстуком, черный шелковый пиджак висел на спинке стула в столовой.
Джин Шоу в облегающем черном платье, с жемчугами на шее, стояла у бара, смешивая напитки. Она твердила наизусть— это служило фоном:
— Орвис, Диннер Айленд, Неога, Эспаньола, Баннел, Дюпонт, Корона, Фаворита, Харвуд… Уиндл, Ормонд, Фломич… Холи-Хилл, Дайтонабич. Готово. Доехали до Дайтоны.
— Ты пропустила Нейшнл-Гарденз, — упрекнул ее Морис, подмигивая Ла Браве, который так и стоял с машинкой в руках.
Она обернулась.
— А где Нейшнл-Гарденз? — И тут увидела Ла Браву.
— После Харвуда, — напомнил ей Морис. — Смотри, кто пришел.
— Я вижу, кто пришел, — сказала Джин. — Принес мою машинку?
— Садись, устраивайся, — предложил Морис. — Джин, налей ему. Он любит со льдом.
— Я знаю, что он любит, — сказала Джин.
— Ну вот, дело закончено, — сказал Морис — Ты нынче утром разминулся с Торресом. Садись в мое кресло, я разрешаю. Более того, я настаиваю. — Он подождал, пока Ла Брава нехотя не опустился в его шезлонг. Выходит, он тут почетный гость. — У них не очень сходятся концы с концами, поскольку Ричард был убит из пушки кубинца, а кубинец из «магнума» Ричарда, только он был убит после Ричарда. — С этими словами Морис перешел на диван. — Пришлось копам почесать в затылке. Но это их проблемы.
Джин принесла бокалы на серебряном подносе.
— Копы нашли деньги и вернули их нам, — продолжал Морис, — так что, с моей точки зрения, дело завершено.
Джин протянула Ла Браве его бокал, и ему пришлось встретиться с ней взглядом, посмотреть в ее глаза, чересчур мудрые, чересчур знающие.
— Пусть себе копы делают, что хотят, — подытожил Морис.
Джин протянула бокал Морису, который тем временем успел удобно устроиться на диване, села рядом с ним, поставив поднос со своим бокалом на столик для коктейлей. Ла Брава следил, как она закуривает сигарету, как медленно подымает взгляд, выпуская изо рта длинную тонкую струю дыма.
— Нельзя иметь все сразу, — добавил Морис. — Я так и сказал твоему приятелю Торресу, и он со мной согласился. Он получил обоих парней, и хватит с него.
Взгляд Джин скользнул к машинке, стоявшей на полу возле шезлонга, задержался на ней и вновь обратился к лицу Ла Бравы.
— Торрес сказал, они с самого начала думали, что за этим стоит кто-то третий. Но тогда почему же он не забрал деньги? По-видимому, ему пришлось удирать со всех ног, когда он пристрелил кубинца, и не было времени поискать мешок. Знаешь, где был пистолет Ричарда? В туалете. Представляешь, они нашли в туалете еще один пистолет, из которого, как выяснилось, тоже кого-то убили!
— Может, этот третий еще появится и все прояснится, — предположил Ла Брава.
Джин не сводила от него глаз.
— Я сказал копам: довольно с вас и того, что вы получили, — сказал Морис— Этот третий вам, можно сказать, услугу оказал. Подумаешь, концы с концами не сходятся — а когда они сходились? Что касается меня…— Тут он легонько толкнул Джин локтем. — Как это называется у вас в кино?
— Снято, — подсказала Джин.
Он снова подтолкнул ее локтем:
— Скажем ему?
— Почему бы и нет, — откликнулась она.
Морис приподнялся повыше, опираясь на диванные подушки, закинул руки на спинку.
— В общем, прошлой ночью мы решили… мы с Джини решили пожениться. — Он опустил руку на плечо невесте. — Посмотри-ка, он ушам своим не верит. Ну да, мы решили это прошлой ночью, сами понять не можем, как это мы раньше не додумались. Так будет лучше для нас обоих… надоело жить в одиночестве.
Ла Брава промолчал: ему не хотелось произносить дежурные поздравления.
Бывшая звезда экрана, которой давно стукнуло пятьдесят, казалась моложе, намного моложе, сидя рядом с отставным букмекером, с этим жилистым старикашкой, который так и не заметил, что состарился.
— Я позабочусь о ней, — пообещал Морис.
— Я разрешаю ему позаботиться обо мне, — пообещала Джин. И добавила:— Это не кино, Джо. — И еще, все так же глядя на него своими глазищами: — Мори хочет, чтобы ты был у него шафером.
Он не хотел произносить лживые слова или скрывать свои чувства.
Наконец он выдавил из себя:
— Поздравляю!
И улыбнулся им обоим усталой, но вполне любезной улыбкой. В самом деле, почему бы и нет?
Ла Брава проспал допоздна. На телефонные звонки не отвечал. Когда в коридоре слышались шаги, он замирал. Кто-то дважды стучал в его дверь. Он не выглядывал из окна посмотреть на океан — насмотрелся уже. Перебрал фотографии и пришел к выводу, что все они никудышные: чернобелые, какие-то одинаковые, все персонажи позируют, из кожи вон лезут, чтобы стать персонажами.
— Ты тоже — персонаж, — вслух укорил он себя. Ближе к вечеру — каким долгим показался ему этот день! — в дверь снова постучали. Узнав голос Фрэнни, он отворил.
— Где ты был? — накинулась она на него. — Разве ты не знаешь, что я томлюсь и чахну по тебе?
Он улыбнулся. Это вышло само собой, независимо от его настроения. Он всегда улыбался при виде Фрэнни, с ней не приходилось ничего изображать.
— Что происходит? — потребовала ответа девушка. — К нам снова заявились копы.
Он сказал, что знать ничего не знает. Он не хотел ничего слышать от Фрэнни — с ее слов информация могла оказаться неверной, неполной или неточно истолкованной. Он бы предпочел, чтобы полицейские все уладили, а потом изложили ему все последовательно, в качестве установленных фактов.
— Что-то происходит, — настаивала Фрэнни. — Смерть как хочется знать, что именно. Наконец-то тут что-то зашевелилось. Обычно в таких местах считается событием, если забредет какой-нибудь турист и спросит, где тут «Джой Стоун Крэб».
— Или прибудет почта, — подхватил Ла Брава. — Давай сходим сегодня в «Джой Стоун Крэб», или в «Пиккиоло», или куда захочешь.
Фрэнни вышла, он накинул на себя рубашку с бананами и посмотрелся в зеркало. Симпатичная рубашка. Ла Брава перебрал свои снимки, и на этот раз кое-какие ему понравились, такие честные и лукавые лица, в этом что-то есть.
— А ты ничего, детка, — похвалил он себя.
Кто это сказал?
Какая разница.
Скинул рубашку с бананами, принял душ, побрился, спрыснулся «Аква Велва» — это Морис посоветовал, мол, ему не идет дорогой одеколон, — снова надел рубашку с бананами и прихватил футляр с машинкой. Семь часов вечера. Самое время.
Он поднялся на третий этаж, подошел к номеру Джин, минуя апартаменты Мориса, постучал, подождал— ответа не было. Он вернулся к номеру Мориса.
— Где это ты пропадал? — спросил Морис. Он нарядился в снежно-белую рубашку с длинным воротничком, с черным вязаным галстуком, черный шелковый пиджак висел на спинке стула в столовой.
Джин Шоу в облегающем черном платье, с жемчугами на шее, стояла у бара, смешивая напитки. Она твердила наизусть— это служило фоном:
— Орвис, Диннер Айленд, Неога, Эспаньола, Баннел, Дюпонт, Корона, Фаворита, Харвуд… Уиндл, Ормонд, Фломич… Холи-Хилл, Дайтонабич. Готово. Доехали до Дайтоны.
— Ты пропустила Нейшнл-Гарденз, — упрекнул ее Морис, подмигивая Ла Браве, который так и стоял с машинкой в руках.
Она обернулась.
— А где Нейшнл-Гарденз? — И тут увидела Ла Браву.
— После Харвуда, — напомнил ей Морис. — Смотри, кто пришел.
— Я вижу, кто пришел, — сказала Джин. — Принес мою машинку?
— Садись, устраивайся, — предложил Морис. — Джин, налей ему. Он любит со льдом.
— Я знаю, что он любит, — сказала Джин.
— Ну вот, дело закончено, — сказал Морис — Ты нынче утром разминулся с Торресом. Садись в мое кресло, я разрешаю. Более того, я настаиваю. — Он подождал, пока Ла Брава нехотя не опустился в его шезлонг. Выходит, он тут почетный гость. — У них не очень сходятся концы с концами, поскольку Ричард был убит из пушки кубинца, а кубинец из «магнума» Ричарда, только он был убит после Ричарда. — С этими словами Морис перешел на диван. — Пришлось копам почесать в затылке. Но это их проблемы.
Джин принесла бокалы на серебряном подносе.
— Копы нашли деньги и вернули их нам, — продолжал Морис, — так что, с моей точки зрения, дело завершено.
Джин протянула Ла Браве его бокал, и ему пришлось встретиться с ней взглядом, посмотреть в ее глаза, чересчур мудрые, чересчур знающие.
— Пусть себе копы делают, что хотят, — подытожил Морис.
Джин протянула бокал Морису, который тем временем успел удобно устроиться на диване, села рядом с ним, поставив поднос со своим бокалом на столик для коктейлей. Ла Брава следил, как она закуривает сигарету, как медленно подымает взгляд, выпуская изо рта длинную тонкую струю дыма.
— Нельзя иметь все сразу, — добавил Морис. — Я так и сказал твоему приятелю Торресу, и он со мной согласился. Он получил обоих парней, и хватит с него.
Взгляд Джин скользнул к машинке, стоявшей на полу возле шезлонга, задержался на ней и вновь обратился к лицу Ла Бравы.
— Торрес сказал, они с самого начала думали, что за этим стоит кто-то третий. Но тогда почему же он не забрал деньги? По-видимому, ему пришлось удирать со всех ног, когда он пристрелил кубинца, и не было времени поискать мешок. Знаешь, где был пистолет Ричарда? В туалете. Представляешь, они нашли в туалете еще один пистолет, из которого, как выяснилось, тоже кого-то убили!
— Может, этот третий еще появится и все прояснится, — предположил Ла Брава.
Джин не сводила от него глаз.
— Я сказал копам: довольно с вас и того, что вы получили, — сказал Морис— Этот третий вам, можно сказать, услугу оказал. Подумаешь, концы с концами не сходятся — а когда они сходились? Что касается меня…— Тут он легонько толкнул Джин локтем. — Как это называется у вас в кино?
— Снято, — подсказала Джин.
Он снова подтолкнул ее локтем:
— Скажем ему?
— Почему бы и нет, — откликнулась она.
Морис приподнялся повыше, опираясь на диванные подушки, закинул руки на спинку.
— В общем, прошлой ночью мы решили… мы с Джини решили пожениться. — Он опустил руку на плечо невесте. — Посмотри-ка, он ушам своим не верит. Ну да, мы решили это прошлой ночью, сами понять не можем, как это мы раньше не додумались. Так будет лучше для нас обоих… надоело жить в одиночестве.
Ла Брава промолчал: ему не хотелось произносить дежурные поздравления.
Бывшая звезда экрана, которой давно стукнуло пятьдесят, казалась моложе, намного моложе, сидя рядом с отставным букмекером, с этим жилистым старикашкой, который так и не заметил, что состарился.
— Я позабочусь о ней, — пообещал Морис.
— Я разрешаю ему позаботиться обо мне, — пообещала Джин. И добавила:— Это не кино, Джо. — И еще, все так же глядя на него своими глазищами: — Мори хочет, чтобы ты был у него шафером.
Он не хотел произносить лживые слова или скрывать свои чувства.
Наконец он выдавил из себя:
— Поздравляю!
И улыбнулся им обоим усталой, но вполне любезной улыбкой. В самом деле, почему бы и нет?