– ... с целлофановым абажуром. Эй, ты слышал, кто выиграл польский конкурс красоты?
   Райан покачал головой, прикидываясь терпеливым, позволяя ей болтать.
   – Никто, – сообщила Нэнси. И громко рассмеялась. Мистер Маджестик повернулся в кресле, качнулся, выпрямив спинку качалки, пристально посмотрел в окно, потом резко отвернулся и быстро пошел через комнату к двойным дверям на веранду.
   – Идет, – шепнул Райан.
   С другой стороны дома хлопнула дверь. Нэнси снова посмотрела в окно:
   – Ты прав. По-моему, пора смываться.
   – Обожди минутку...
   Но не успел он до нее дотянуться, как она перескочила узкую полосу газона, метнулась через лужайку, нырнула в темные густые кусты, с глаз долой. Райан еще слышал звук ее шагов. Хотел тоже быстро убраться, помчаться за ней, но обождал, потом двинулся к фасаду дома.
   Мистер Маджестик шел по освещенному саду мимо двух фламинго.
   – Эй, это ты?
   – Что?
   – Кто-то тут смеялся.
   – Что вы хотите сказать? – спросил Райан.
   – Я хочу сказать, что тут кто-то смеялся. Что я, по-твоему, хочу сказать?
   – Может быть, кто-то на берегу?
   – Господи Иисусе, казалось, прямо под окном.
   – Не знаю. Я ничего не слышал.
   Мистер Маджестик уставился на него:
   – Идешь с той стороны и ничего не слышал?
   – Я гулял.
   – Не видел, никто тут не проходил?
   – Ничего я не видел. Сколько раз повторять?
   – Не видел девушки? Мне показалось, что девчонка смеется.
   – Не видел я никакой девушки и вообще никого.
   – Ну не знаю, – протянул мистер Маджестик. – Может быть, дело во мне. Может, мне надо уши проверить, будь они прокляты. – Казалось, на этом дело покончено. Мистер Маджестик молча постоял, готовый вернуться в дом, потом снова взглянул на Райана. – Эй, хочешь хорошее кино посмотреть?
   – Я его уже видел, – ответил Райан и, как только услышал собственные слова, заметил, что мистер Маджестик нахмурился. Хотел еще что-то сказать, но добавить было нечего.
   Воцарилось молчание.
   – Откуда ты знаешь, что видел?
   – Шел мимо, услышал телевизор. С экрана что-то знакомое говорят. Вспомнил. Это ведь вестерн, да? С Рэндольфом Скоттом?
   – Ты слышал телевизор у кого-то в доме, – проговорил мистер Маджестик, – но не слышал, как кто-то смеялся на улице прямо рядом с тобой?
   – Я никого не слышал. Хотите, чтобы написал и заверил?
   – Ну ладно, полегче.
   – Черта с два, полегче! Вы мне верите или нет?
   – Забудь.
   – Не забуду. Вы называете меня лжецом, и мне это не нравится.
   – Эй, да ладно тебе! Никак я тебя не назвал.
   Райан стоял к нему лицом.
   – Вы мне верите или нет?
   – Ладно, верю, – буркнул мистер Маджестик. – Хочешь, чтобы я написал и заверил?
   – Забудьте, – огрызнулся Райан. И прошел мимо мистера Маджестика из пятна света во тьму.
* * *
   Если Джеки не пойдет за ней следом на берег, решила Нэнси, значит, сядет в машину, примчится раньше ее и будет поджидать с каким-нибудь остроумным замечанием вроде: "Где ты была?" Все дальнейшие его передвижения будут направлены в сторону койки. Это естественно. Если девушка просит тебя украсть вместе с ней пятьдесят тысяч долларов, то она не станет говорить: "Нет, никакой койки". Боже сохрани! Райан думает именно так, и для этого у него есть все основания.
   Нэнси тоже видит в этом романтический эпизод "Великого ограбления сборщиков огурцов". Или нет, лучше все это назвать так: "Нэнси с Джеком на взморье". Хотя на самом деле это озеро. Или: "Двое юных сообщников пытаются скрыться". Они скроются. Она уверена в этом. Хотя, если что-нибудь произойдет, Райан скроется с рюкзаком, а ей придется отрицать, что она его вообще когда-нибудь видела. Но если именно так случится, то все это будет называться "Крутой чокнутый Чарли". Или: "Иногда выигрываешь, иногда проигрываешь".
   Будет очень плохо, если все обернется таким образом, потому что ей нравится Джек Райан. Нравится, как он выглядит. Нравится его лицо, глаза, тело – гладкое, загорелое, сильное. Нравится, как он стоит, подбоченившись, чуточку глуповато, мо не чересчур. Нравится его спокойная манера говорить, кое-какие сухие фразы. Жалко, что Джек не Рей. Если бы Джек Райан был Реем Ритчи, ее положение полностью переменилось бы. Это не означает, что она осталась бы с Райаном навсегда – необходимо думать о будущем, но хоть настоящее было бы забавнее. Действительно, очень жаль, что Джек не Рей. Несправедливо, что в этом мире нельзя поменять местами Райанов и Ритчи.
   Вернувшись домой, она зажжет одну лампу, включит проигрыватель и посмотрит, как Джеки клюнет на это. Может быть, будет вести себя тихо, двигаться медленно, но и чересчур много времени тоже не станет терять. Может, сначала они пойдут поплавают совсем голыми – это будет последнее испытание его хладнокровия.
   Нэнси поднялась по лестнице на холм, вышла на лужайку перед домом. Бассейн выглядел сексуально – подводная подсветка окрасила воду в зеленый цвет. Если бы наверняка знать, что он наблюдает, она устроила бы небольшое вводное представление перед главным спектаклем. В гостиной света не было. Разумеется, он ведь должен сидеть в темноте на диване, чтобы хорошо видеть газон перед домом и плавательный бассейн, обдумывая остроумное замечание и то, как именно его высказать. Он должен сейчас наблюдать за ней.
   И он наблюдает, она это чувствует.
   Нэнси подошла к краю бассейна, сбросила мокасины, опустила одну ногу в воду. Стащила светло-коричневый свитер, тряхнула головой. Расстегнула блузку, снова попробовала воду ногой, просто дабы потянуть время.
   Сейчас он должен сидеть на краешке дивана. Когда она снимет блузку, он увидит, что на ней нет лифчика, тогда поднимется с места. Ладно, Джеки, готовься!
   Нэнси расстегнула шорты, сбросила их, обнажив бедра. Покажемся ему немножечко, подумала она. Медленно повернулась к дому, положив руки на бедра. Так же медленно повернулась назад и нырнула.
   Нэнси проплыла бассейн во всю длину под водой, вынырнула, снова нырнула, оттолкнулась от бортика. На середине бассейна появилась на поверхности, легкими, медленными бросками поплыла к глубокому краю. Решила: до мелкого конца и обратно, чтобы дать ему время спуститься к бассейну. Сделала поворот, лениво поплыла к трамплину и тут увидела, что он идет от дома, из скрытого в глубокой тени патио.
   Нэнси нырнула, чтобы дать ему время подойти к краю, вынырнула, гладко рассекая воду, и заметила пивную коробку, которую он нес, прижав к боку. Боже, для чего Джеки тащит целую упаковку пива, подумала она и в тот же момент осознала, что это не Райан, а какой-то другой мужчина, которого она никогда раньше не видела.
   Темная фигура теперь стояла на границе темноты, и свет из плавательного бассейна отражался в его темных очках.
   – Эй, вылезай! – ухмыльнулся Фрэнк Писарро. – Я тебе кое-что принес.
   Она смотрела на него снизу вверх, держась одной рукой за бортик бассейна.
   – Убирайся отсюда! – крикнула Нэнси.
   – Слушай, ты не ори, не делай ничего такого, ладно?
   – У мистера Ритчи своя полиция, которая сюда явится, и, по-моему, сейчас самое время...
   – Явится полюбоваться, как ты тут купаешься в таком виде, да? Черт возьми, – проговорил Фрэнк Писарро, – я их не упрекаю.
   – Говори, чего тебе нужно, – потребовала Нэнси, – а потом проваливай!
   – Хочу продать тебе кое-что.
   – Ты вторгся в чужие владения, – напомнила Нэнси. – Попусту тратишь свое и мое время. И если не уберешься, когда придет полиция, тебе будет очень трудно объясниться. Тебя арестуют и бросят в тюрьму, не задавая вопросов. Одного твоего присутствия здесь достаточно для обвинения.
   Писарро терпеливо ждал.
   – Бумажники, – сказал он.
   – Что?
   – Бумажники. У меня есть бумажники, которые я хочу продать тебе за пятьсот долларов.
   Нэнси заколебалась. Наверное, ему что-то важное нужно. Или он просто псих.
   – Мне не нужен бумажник, – спокойно отозвалась она. – Так что, пожалуйста, уходи.
   Писарро пожал плечами:
   – Ладно. Тебе бумажники не нужны, тогда я понесу их в полицию, черт побери. – Он поставил коробку на край и оперся на нее коленом, наклонясь ближе к девушке. – Это бумажники с места ограбления. Ясно?
   Она решила, что нет никакого смысла пытаться его понять, но не знала, что сказать, чтобы он испугался и ушел.
   – Да, надо нести их в полицию, – согласилась Нэнси. – Они будут тебе благодарны за помощь.
   – Конечно, – откликнулся Писарро. – Я им могу рассказать, кто украл эти бумажники. Или оставить коробку где-нибудь в таком месте, чтобы полиция ее нашла. А внутри написана фамилия. – Писарро внимательно на нее смотрел. – Знаешь, что я имею в виду?
   – Я знаю одно – частная полиция будет здесь с минуты на минуту...
   – Эй! – усмехнулся Писарро. – Хватит нести чушь собачью про частную полицию, ладно? Я здесь ждал три часа, а частная полиция так и не явилась. – Он опять ухмыльнулся, стараясь лучше разглядеть ее под водой. – Вылезай! Я тебе кое-что расскажу.

Глава 12

   Вирджинии Мюррей очень хотелось, чтобы проволока, или что там вставлено в лифчик, не резала так грудь. Ей нравился голубой купальник. Аккуратненький, с белыми пуговками спереди – в нем она выглядела стройнее. Но уж жутко неудобный. Кромка лифа резала под правой подмышкой, оставляя ощутимый рубец. Нащупав его в первый день пребывания здесь, она даже до смерти перепугалась, потому что решила, что это опухоль на груди. Проблема заключалась в том, что единственный другой имеющийся у нее купальник был с желто-зеленым набивным рисунком и юбкой, в которой она казалась задастой.
   Вирджиния уже позавтракала. Написала маме и папе: "Не верится, что уже вторник и почти пора ехать домой. Две недели так быстро пролетели – увы! Выеду в субботу утром около десяти (не спеша), буду дома до двух. Очень по вас соскучилась".
   Она причесалась, надела голубой купальник и вновь причесалась. Заняла позицию на диване, чтобы понаблюдать, как начинается утро. Пролистала новый "Космополитен", который, по ее мнению, становился в последнее время жутко сексуальным.
   Вирджиния удивилась, когда чистить бассейн пришел мистер Маджестик вместо Джека Райана. Впервые за эту неделю Джек Райан не вышел утром в пятнадцать – двадцать минут десятого с алюминиевым шестом.
   Наверное, занят чем-то другим. Может быть, чистит граблями пляж.
   Конечно, можно спуститься на берег, но тогда надо будет пробыть там какое-то время, а она не любит лежать на песке, даже на пляжной подстилке. Слишком жарко, она вспотеет. Хотя, как ни странно, вполне представляет себя на пляже с Джеком Райаном. Разумеется, наедине. К концу дня она лежит на спине, закрыв глаза солнечными очками, очень загорелая, отстегнув лямки купальника, сбросив их с плеч. И вдруг чувствует рядом чье-то присутствие, ощущает его, открывает глаза и видит стоящего над ней Джека Райана. Спокойно смотрит на него, на его скульптурную мускулистую обнаженную грудь. Наконец, он говорит: "Не возражаете против моей компании?" Пожалуйста, приглашает она. Он опускается на колени, а она садится, придерживая на груди купальник. Поговорив о том о сем – ничего особенного, – она чувствует, что ему хочется что-то сказать. Через какое-то время они вместе плывут по озеру Гурон, бок о бок, гребок за гребком, приблизительно через полмили отдыхают и возвращаются.
   Потом они садятся в ее машину и отправляются вниз по берегу в ресторан над водой, где закажут жареную озерную форель, белое вино и будут любоваться закатом. По дороге домой он попытается рассказать – неловко, неуклюже, потому что никогда не пробовал этого делать – о своих чувствах. Скажет, что никогда не встречал такой девушки, как она. Его знакомые девушки были на все согласны, если что-то за это могли получить. А она другая. Милая. Славная. Нет, не просто славная, больше того. Знаете, с вами мне так хорошо! Вирджиния улыбнется – не засмеется, а именно с теплотой улыбнется и ответит: "Очень любезно с вашей стороны, но в действительности я абсолютно нормальная, самая обычная девушка, без особых талантов, особых надежд". Он спросит: "А в чем тогда дело?" И она пояснит: "Может быть, секрет в том, что я вижу в людях хорошее, истинный Божий дар, знаете, то, что каждый может найти в себе, – тут она улыбнется с легкой печалью, – если потрудится поискать".
   Что будет после этого, Вирджиния не совсем отчетливо представляла.
   Но проклятие, одно можно точно сказать, дергая режущий сбоку грудь лифчик, – сейчас она снимет этот голубой купальник, наденет другой с набивным желто-зеленым рисунком и для разнообразия почувствует себя удобно, даже если будет казаться задастой.
   Вирджиния пошла в ванную. Купальник с желто-зеленым набивным рисунком висел на крючке на наружной двери, а рядом на другом – махровое платье. Дверь из ванной на улицу – мысль хорошая, можно войти прямо в ванную, не разнося песок по всему дому, но приходится без конца проверять, заперта ли она.
   Вирджиния стащила с себя купальник. Повернувшись к двери, мельком увидела свое отражение в зеркале аптечки. Подняв с пола купальник, опять глянула в зеркало. Стук раздался, когда она потянулась за желто-зеленым купальником, стоя голышом у двери с голубым купальником в другой руке. Стукнули несколько раз, быстро, совсем рядом, меньше чем в двух шагах от нее.
* * *
   Райан поехал завтракать в Джиниве-Бич.
   Уйдя вчера вечером от мистера Маджестика, он пошел в свою комнату и стал ждать Нэнси. Машина была здесь, и он не представлял, чтобы она пошла домой пешком. Поэтому лег на кровать и стал ждать, читая статью в "Тру" про парня из Норвича в Англии, который за пятнадцать лет поймал, выудил, вытащил и отпустил на волю больше двух тысяч щук. Когда стало ясно, что Нэнси не придет, Джек подумал, не поехать ли к ней. Но если мистер Маджестик по-прежнему бродит вокруг, он увидит или услышит шум мотора и догадается, куда отправился Райан, потому что знает его машину. Тогда мистер Маджестик сумеет сложить два и два и решит, что именно эту девушку слышал под своим окном. Может быть, это не важно. Но зачем давать ему повод для размышлений? Для начала глупо было ставить автомобиль перед "Бей-Виста". Можно, конечно, оставить ее на месте и пойти к дому Нэнси пешком, но ведь завтра он проведет с ней весь день. А в "Тру" хорошая статья про то, как Эрли Винн всегда валит с ног бэттеров[17] и даже однажды сшиб собственного парнишку, когда тот на тренировке далеко отбил ему мяч. Он прочитал ее и заснул.
   В "Эстелле" Джек заказал яйца всмятку, колбасу и стакан молока, потом выпил кофе, просматривая спортивную страницу "Фри пресс". "Тигры" играют сегодня вечером в Вашингтоне, а завтра вечером в Бостоне, открывая серию из пяти игр. В этом году он не видел еще ни одной игры. А по телевизору всего несколько иннингов[18].
   Может быть, они вместе посмотрят игру сегодня вечером, если ее будут показывать. Он не представлял себе, чтобы Нэнси могла заинтересовать игра, но, может, она не станет возражать против того, чтобы он посмотрел?
   План на сегодня таков: поехать к охотничьему домику Рея, осмотреть его, а вечером забраться и подготовить все к ночи пятницы. Осмотр много времени не займет. Можно будет провести у нее целый день. Принести пива, ее любимого вина, пару стейков и почти целый день развлекаться в доме. Сейчас ехать к ней слишком рано. Она наверняка долго спит.
   Вернувшись после завтрака в "Бей-Виста", Райан не знал, чем заняться. Не хотелось слоняться вокруг и, возможно, нарваться на мистера Маджестика; не хотелось сидеть в комнате и читать. Почему-то он вспомнил про телку из коттеджа номер пять, у которой якобы заедало окно.
   Вирджиния Мюррей не шевелилась. Она хотела сдвинуться с места. Хотела отпрянуть от двери или схватить махровое платье, накинуть его, не касаясь дверей. А вдруг наделает много шума? Надо сказать что-то прямо сейчас. "Минуточку". Или: "Кто там?" Потом можно будет броситься куда угодно. Только уже слишком поздно.
   Снова постучали, громко, пугающе. Вирджиния увидела, как затряслась дверь. Потом наступила тишина. И пока она длилась, Вирджиния начала успокаиваться. Как глупо. Надо просто дождаться, пока стучавший – кто бы он ни был – не отойдет. Не будет же он там вечно стоять. Но, увидев, как дверная ручка поворачивается, она завизжала, подпрыгнула и услышала собственный голос, даже не сообразив, что кричит:
   – Что вам нужно?
   За дверью секунду поколебались, потом ответили:
   – Я пришел починить вам окно. Надо что-то сказать.
   – Нельзя зайти попозже?
   – У меня сегодня выходной. Выдалось только немного времени.
   – Минуточку, будьте добры.
   Вирджиния надела махровое платье, торопясь, но стараясь не шуметь и сохранять спокойствие. Завязала поясок, глянула в зеркало, запахнула плотнее отвороты, а когда отняла руку, они разошлись. Метнулась в спальню, сбросила платье, тут же пожалела об этом, чувствуя себя голой и воображая, как он ждет там за дверью. Если чересчур долго мешкать, догадается, что она была в ванной совсем раздетая. Надо спешить. Надо подумать. (Матерь Божия, помоги мне!) Надо что-то надеть. Что-нибудь. Вирджиния полезла в шкаф, сдернула с вешалки платье, светло-голубое. Господи, слишком прозрачное. Но его надо надеть, потому что оно уже в руках, потому что молния расстегнута. И она влезла в платье, застегнула молнию почти доверху, разгладила на бедрах, взглянула в зеркало – и изумилась. Отлично выглядит, даже спокойно.
   Только открыв дверь, Вирджиния сообразила, что стоит босиком.
   – Вы говорили, окно заедает?
   – Да, входите, пожалуйста. – Она на миг замерла в нерешительности. – Это в спальне.
   Райан нес металлический ящик с инструментами. Закрыв за собой дверь, заметил голубой купальник, валяющийся на полу. Заметил, что она без туфель, но в платье; начал думать об этом, шагая за Вирджинией в спальню. Заметил, как она быстро наклонилась к кровати, подхватила что-то; заметил, что платье плотно, но мягко обтянуло ее спину и под ним не обрисовалась застежка лифчика. Когда Вирджиния поднимала жалюзи, стоя против утреннего солнечного света, Райан отлично понял, черт побери, что под платьем на ней ничего нет.
   Он поставил ящик с инструментами на пол.
   – Дайте посмотреть.
   Вирджиния попыталась поднять створку окна, демонстрируя, что оно не открывается. Райан тоже потянулся к окну. Она отдернула руку, ушиблась о подоконник, и белый комок, зажатый в кулаке, упал на пол. Райан глянул вниз на трусики, накрывшие носок его правого башмака.
   И посмотрел ей в лицо. Не так плохо. Хорошая кожа. Глаза зеленоватые. Запах приятный – какой-то лосьон. Очень чистенькая с виду телка. И какое-то странное выражение глаз, будто она действительно завелась и готова на все; телка, которая провела тут сама по себе почти две недели; лет двадцати семи; быть может, замужняя. С виду не самая лучшая в мире, но настоящая, живая; к тому же попавшая в очень трудное положение.
   Райан взял ее за плечи, начал поворачивать от окна. Она по-прежнему смотрела на него со странным выражением в широко открытых глазах. Он придвинулся ближе, ладони скользнули от плеч до локтей, обнял ее за талию, притянул и, когда все оказалось в полнейшем порядке, прижался губами к ее губам. Оба рухнули на кровать.
   Сперва Джек не понял, что она сопротивляется. Считал, просто возится, затевает игру, но потом, еще прижимаясь к ней, увидел ее глаза, точно один гигантский глаз, устремленный на него, всевидящий, заглядывающий внутрь него и... полный ужаса.
   Нет, не то. Взгляд был яростный, высокомерный, потусторонний.
   Он опять к ней прижался, легонько поцеловал в губы, в щеку, демонстрируя фирменные приемы старины Джека Райана, провел рукой вверх от бедра, сунул ладонь под ее плечо.
   И сказал очень тихо, почти не отрывая губы от ее губ:
   – Закрой глаза.
   Чмокнул в щеку. Ее глаза закрывались и открывались и опять закрывались. Он принялся целовать веки, нос, уголок рта, нижнюю губу, полез левой рукой под мышку, дотянулся подушечкой большого пальца, только начал дотрагиваться, как она дернулась, сморщилась и открыла глаза.
   По-прежнему мягко, тихо, прижавшись, держа ее, Райан спросил:
   – В чем дело?
   – Мне больно немножко, – пробормотала Вирджиния. Голос ее звучал сонно, протяжно.
   – Больно?
   – Рубец натерла купальником.
   – Ой, прости. – Он вытащил руку, просунул за ее спину, осторожно нащупав пальцами застежку молнии на платье. Начал тянуть молнию вниз, ощущая ладонью обнаженную кожу. Казалось, она не сознавала, что он делает, пока платье не расстегнулось до пояса. Рука двинулась дальше к бедрам, и тут ее глаза в дюйме от его глаз разом открылись.
   – Нет.
   – Чего – нет?
   Она промолчала. Не шевельнулась. Продолжала смотреть на него.
   – Я опять тебе больно сделал?
   – Не надо, пожалуйста.
   – Чего не надо?
   Она все смотрела.
   – Просто скажи почему? – шепнул Райан мягко и терпеливо.
   И она ответила очень тихо, но четко:
   – Потому что это грех.
   – Что ты хочешь сказать – грех?
   – Это грех.
   – Грех... А что мы такого делаем?
   – Ты знаешь, что мы делаем, – отозвалась Вирджиния.
   – Да ведь это естественно. Я имею в виду, мы ведь...
   – Если ты женат, – произнесла она.
   – Мы ведь просто дурачимся, – улыбнулся Райан.
   – Для меня это грех. – Вирджиния поколебалась, а потом хрипло добавила: – Я католичка.
   – Ну и хорошо, – откликнулся Райан. – Я тоже.
   – Нет.
   – Да. Клянусь Богом.
   – Прочитай "Верую".
   – Да ладно тебе!
   – Если ты католик, должен знать апостольский символ веры.
   – О, Господи, Боже мой, от всего сердца каюсь...
   – Это покаянная молитва!
   – Верую во Единого Бога, Отца Вседержителя, – начал Райан, – Творца неба и земли... Ну ладно, зачем это?
   – Пожалуйста, отпусти меня.
   – Ради Христа, это ведь ты начала.
   – Пожалуйста, не говори так.
   – Расхаживала тут без штанов.
   Вирджиния вырвалась из-под него, сбросила его руки, закрыла лицо ладонями. Из-за этого ее голос, когда она заговорила, прозвучал приглушенно:
   – Уйди. Пожалуйста.
   – Что?
   – Уйди!
   – Господи, а ты думала, я собираюсь остаться? – Райан рывком встал с постели, разгладил штаны. – По-моему, – заявил он, – тебе надо собраться с мыслями, вот и все.
* * *
   – А я думала, ты вернешься вчера вечером, – проговорила Нэнси.
   Райан вел "мустанг". Он взглянул на нее и опять стал смотреть на дорогу. Проехали через Джиниве-Бич, выехали на хайвей, выбравшись из тени деревьев на солнечный свет.
   – Я хотел, да хозяин все торчал поблизости, – сообщил Райан.
   – Ну и что?
   – Я хочу сказать, следил.
   – Ну и что?
   – Не хотелось, чтобы он задавал вопросы.
   – Ты боишься его?
   Райан снова взглянул на нее.
   – Нет, не боюсь... А чего мне бояться?
   – Нравится мне его дом, – заметила Нэнси. – Господи боже!
   – Главное, ему он нравится.
   – Он мировой судья, – сказала Нэнси. – Ты это знаешь?
   – Он мне говорил, что ты должна к нему в суд явиться.
   – Не могу дождаться.
   – Зачем ты это сделала? Зачем сшибла двух парней с дороги?
   – Наверное, потому, что они на это напрашивались.
   – Ты могла их убить.
   – Мне надо решить, как обработать на слушаниях твоего приятеля, – заявила Нэнси. – Быть милой маленькой девочкой или постараться произвести на него впечатление?
   – Не знаю, – ответил Райан. – Никогда не видел его в суде. Рей даст тебе адвоката?
   – Наверное. Мы это не обсуждали.
   Свернув теперь с хайвея на насыпную дорогу из гравия, "мустанг" стал оставлять за собой хвост пыли. Она поднималась, рассеивалась в солнечном свете. По обеим сторонам дороги тянулись ровные и пустые поля до дальнего леса.
   – Тут уже все собрали. Сейчас работают ниже, у Холдена. Надеюсь, Боб-младший с ними, – проговорил Райан и сбросил скорость. Под днищем "мустанга" рокотал гравий. – Вон там, – махнул он рукой, – какие-то сборщики. – А когда автомобиль поравнялся с ними, добавил: – Видишь, как надо стоять над рядами? Только эти ребята способны целыми днями работать вот так, внаклон.
   – И ты тоже, – напомнила Нэнси.
   – Я думал, спину свихну. После первого дня собирался уйти. По-моему, хорошим сборщиком надо родиться. Билли Руис, недомерок, собирал больше всех.
   Они ехали вдоль борозд. Райан, щурясь, смотрел на поля, неподвижно лежавшие на августовской жаре, на маленькие кучки фигурок вдали, которые медленно двигались вдоль рядов, но казалось, что стоят на месте.
   – Урожай надо собрать на этой неделе, – объяснил он. – Через несколько дней огурцы будут слишком большие для пикулей, это будут уже огурцы...
   – Собственно, я люблю пикули, – перебила его Нэнси.
   Райан взглянул на нее.
   – Ты об этом когда-нибудь думала?
   – Ну а как же.
   – Если хозяин плантации не найдет сборщиков, сколько потребуется, – я имею в виду, хороших сборщиков, – чтобы снять урожай вовремя, он лишится последней рубашки. Поэтому и нужны сезонники.
   – Мне и фермерская работа нравится.
   "Мустанг" приближался к амбару и надворным строениям, за которыми выстроился ряд одноэтажных бараков, выгоревших под солнцем и на ветру до чисто-серого цвета. Стояли они на пустом месте, как брошенный армейский гарнизон. Когда подъехали еще ближе, появились признаки жизни: развешанное на веревках белье, шум играющих детей.