Страница:
Когда они перешли в большой круглый зал, где ожидалось выступление будущего канцлера Германии, Вилли был ошеломлен блеском юпитеров и цветом огромного числа одинаковых декораций. Множество вертикальных красных полотнищ, свисающих по стенам, с белым кругом посередине, в котором контрастно выделялась жирная черная свастика. Публика уже почти заполнила все места. Они с Тео сели в секторе для важных персон. Преобладающий цвет одежды зрителей был коричневый по цвету рубашек огромного числа людей в форме штурмовиков. Многочисленные динамики изрыгали бравурные марши.
И вдруг все замерло и померкло. Единственный яркий луч прожектора белым кругом высветил фигуру Гитлера, идущего к трибуне твердым солдатским шагом. Он поднялся на невысокую трибуну, остановился перед одиноким микрофоном и с каменным лицом несколько долгих минут невозмутимо слушал неистовые крики приветствий из зала. Вилли уже несколько раз слышал по радио его голос, просматривал его фотографии в газетах, но живого видел впервые. Лидер партии был в простой униформе штурмовика с кожаной портупеей через правое плечо. В нижней части левого накладного кармана гимнастерки висел Железный крест. На левом рукаве, выше локтя, – красная повязка с черной свастикой в белом круге. Но в отличие от гладкой гимнастерки Гесса у Гитлера она была какая-то мятая, с морщинами, складками и не подходила к торжественному случаю.
Вначале его речь была скорее доверительной. Он как бы искал поддержки у публики. Говорил о тяжелом положении немецкого народа, о несправедливом бремени Версальского договора и необходимости установления в стране «сильной власти». Вилли сразу уловил, что Гитлеру трудно говорить литературным немецким языком и избегать нарушений правил немецкой грамматики. Он часто срывался на богемский диалект и жаргон.
Но когда он заговорил о своей Национал-социалистической немецкой рабочей партии, тон его речи резко изменился на агрессивный. Он уже диктовал слушателям железную волю его партии. Его партия установит в стране «национальный социализм» и будет представлять интересы всего немецкого народа. Она ликвидирует Версальский мир и возвратит Германии ее колонии. В стране будут ликвидированы нетрудовые доходы, национализированы тресты, рабочие будут участвовать в прибылях крупных предприятий. Государство будет гарантировать трудовую деятельность и обеспечение старости.
Огромный зал поддался этим увещеваниям, и каждая фраза Гитлера сопровождалась неистовыми криками одобрения. Теперь на Гитлера работало все. И его поза, его мастерство оратора и вариации его голоса, усиленные микрофоном. Казалось, и Вилли был в этом абсолютно уверен, что Гитлер глубоко верит в то, что он говорит. И поэтому ему верил весь зал.
Вилли скосил взгляд на лицо Тео и увидел совершенно счастливого друга. Казалось, Тео верит своему фюреру больше всех остальных в зале. Но каким-то шестым чувством Вилли не принимал этого оратора на трибуне. В нем было что-то отталкивающее. Эта вспотевшая челка, эти усики, эта экзальтированность, эта мятая гимнастерка вызывали в нем ощущение выступления неудавшегося провинциального актера, который переигрывает. Он привык к спокойным и безупречно логичным выступлениям профессоров своей Мюнхенской школы, а этот поток заклинаний его раздражал.
Но почему такие умные люди, как Кронейс, Гесс, Удет, и еще двенадцать миллионов немцев идут за ним и почитают его? Может, это только неудачная форма предвыборной борьбы, а фундаментальные основы программы партии действительно обеспечат немецкому народу скорое избавление от всех его напастий?
Когда они с Тео вышли на улицу, Вилли уже точно знал, что сегодня в этом большом зале Мюнхена перед ним открылся новый мир и новые реалии Германии. Он горячо поблагодарил друга за приглашение на этот вечер с Гитлером. Кронейс был в сильном возбуждении.
– Теперь ты видел нашего фюрера и людей, стоящих за ним, – заговорчески проговорил Тео. – Мы создадим новую Германию, и тебе в ней уготовано почетное место. Гесс прав: мы верим в тебя, в твой конструкторский талант. А за то, что Мильх подложил тебе большую свинью с твоими самолетами, с ним мы еще посчитаемся.
Вилли вернулся в Аугсбург, и конструкторская работа отвлекла его от политики. Он получил из Соединенных Штатов опубликованную статью с подробным описанием обтекателя моторов воздушного охлаждения и решил немедленно применить такой обтекатель на шестой машине М-29.
Оказалось, что еще в 1928 году, используя новую аэродинамическую трубу в лаборатории Лэнгли, штат Вирджиния, ученые НАКА нашли такую форму обтекателя мотора воздушного охлаждения, которая резко снижала лобовое сопротивление самолета и обеспечивала хорошее охлаждение мотора. Они так гордились своим достижением, что не могли не поделиться им с коллегами в других странах. Теперь на всех самолетах Мессершмитта с радиальным мотором воздушного охлаждения будут такие обтекатели.
В это время Мессершмитт был очарован новым магниевым сплавом – электроном. Он в полтора раза легче дюраля и производится в Германии. Однако кропотливая переделка чертежей пассажирского М-26 для электронного М-30 завела Мессершмитта в тупик – разбухшие электронные детали не вписывались в отведенные для них габариты. Самолет М-30 так и не был построен, а электрон Мессершмитт теперь будет применять только в несиловых деталях самолетов.
Продолжая свою линию учебно-тренировочных и спортивных монопланов, Вилли создает изящный двухместный М-31 смешанной конструкции с радиальным мотором, закрытым обтекателем НАКА. На нем он впервые применяет крутку крыла для затягивания срыва потока при больших углах атаки. В августе 1932 года Эрвин Айхеле поднял его в воздух и в последующих полетах продемонстрировал его прекрасные летные качества. Но в это время заказов на серийное производство этого самолета не последовало.
Маленький биплан для первоначального обучения М-32 мог рассчитывать на большой спрос, и руководство завода решило строить сразу пять машин. Но тут банкротство, и ведущий конструктор самолета Пауль Холл переходит к Хейнкелю. В 1933 году взлетает Не-72 «Кадет», как две капли воды похожий на М-32. За Не-72 Холл получает от Хейнкеля в подарок автомобиль «BMW», а самолет будет строиться в тысячах экземплярах и служить в летных училищах Люфтваффе и «Люфтганзы». Пять недостроенных М-32 Мессершмитта будут проданы на металлолом в счет долгов BF-W.
В экспозиции Авиаспортивной выставки в Берлине в 1932 году Мессершмитт представил макет «Народного самолета» М-33 – маленькой одноместной авиетки с двухтактным движком ДКВ в 15 л.с. Ее может собрать из готовых деталей каждый любитель полетать. И опять никакой реакции рынка.
Там же экспонировалась модель сверхдальнего самолета М-34, проект которого был разработан Мессершмиттом вместе с мужем его сестры, профессором-аэродинамиком Георгом Маделунгом. Изюминкой проекта был толкающий воздушный винт на большом вертикальном пилоне. Экономичный дизельный мотор размещался под ним в носовой части фюзеляжа. Закрытая кабина пилота – в основании киля. Расчетная дальность полета – 20 тыс. км.
Но наиболее совершенным воплощением конструкторской мысли Мессершмитта был проект скоростного почтового самолета, модель которого также была представлена на выставке. Облик этого одномоторного самолета по своему аэродинамическому совершенству на несколько лет опережал мировой уровень самолетостроения. Но заказа и на него не последовало.
Проект почтового самолета Мессершмитта 1932 года.
А искуситель Тео Кронейс тем временем не ослаблял усилий обратить католика Мессершмитта в свою нацистскую веру. Главным козырем были планы партии вооружить Германию.
– Твое блестящее будущее, Вилли, будет определяться невиданным развитием немецкой авиации, – убеждал Тео. – Руководство партии отдает авиации высший приоритет. Геринг уже назначен комиссаром авиации и занимается организацией будущих военно-воздушных сил.
– Но как же вылезти из той глубокой экономической ямы, в которой мы оказались? Ведь нужны колоссальные денежные вложения, новые авиационные заводы, исследовательские институты, много квалифицированных рабочих, – недооумевал Вилли.
– Самые крупные капиталисты теперь переходят на нашу сторону. Если раньше нас поддерживали только Тиссен и Стиннес, то теперь к нам переметнулся создатель угольного синдиката Кирдорф и другие. Свои капиталы нам предоставляют концерн «ИГ Фарбениндустри» и «Всеобщая электрическая компания». Гитлер на ряде встреч с промышленниками и банкирами успокоил их, разъяснив, что требование партии об экспроприации монополистических объединений не касаются фирмы Круппа и ряда аграриев, поскольку они выполняют специфические задачи и заслуживают уважения. Когда мы возьмем власть, – все богатства страны будут в нашем распоряжении, и финансирование развития авиации будет обеспечено.
– Как же это финансирование будет распределяться между конструкторами самолетов?
– Будет создано объединенное Министерство авиации, отвечающее и за авиационную промышленность, и за военно-воздушные силы. Оно и будет выдавать заказы конструкторам самолетов, но только тем, кому мы полностью доверяем и кто абсолютно разделяет наши взгляды. Например, я не уверен, что такая честь будет оказана Хьюго Юнкерсу. Кстати, Мильх уже дал согласие Гитлеру уйти из «Люфтганзы», занять пост заместителя Геринга в министерстве авиации и полностью посвятить себя созданию самых боеспособных в мире военно-воздушных сил.
Все, что услышал Вилли от Тео, было похоже на горячий и холодный душ. Его обрадовал прогноз скорого восстановления германской авиационной мощи. И защемило под ложечкой при мысли, что этот захватывающий процесс может пройти и без него. Намек на независимого и порядочного Юнкерса, на дух не переносящего нацистов, был более чем прозрачен. Смутило и то, что Мильх, этот недоброжелательный заказчик его пассажирских самолетов, опять будет заказчиком всех самолетов в будущем.
Вилли чувствовал, что он должен принять очень важное для всей своей жизни решение. Вдруг пронзило: они могут и не взять власть, и все их планы рухнут. Он терзался в сомнениях целую неделю и решился все рассказать Лилли. Она, как всегда не торопясь, разложила все по полочкам. Они обсуждали эту ситуацию два часа и пришли к однозначному решению: у него нет другого выхода, как идти с нацистами.
Да он и сам во многом симпатизировал нацистскому движению. Как и все его поколение, он был до глубины души уязвлен незаконным унижением Германии победившими в Первой мировой войне странами и воспринимал их как реальных врагов своего народа. И то, что произошло с его заводом и конструкторским бюро, настолько больно ранило его душу, что он уже был готов отдать ее хоть черту, хоть дьяволу, лишь бы избавиться от этого унижения и обрести возможность создавать самолеты-шедевры без всяких финансовых ограничений.
Тео Кронейс приехал с очередным предложением.
– Знаешь, Вилли, складывается хорошая компания, которая будет создавать боевую авиацию. Дали согласие работать в будущем министерстве бывшие летчики, хорошо показавшие себя в воздушных боях. Это опытные ребята и хорошие организаторы. И, разумеется, все они принадлежат нашему движению, занимая разные посты в СА и СС. Так вот тебе, чтобы найти с ними общий язык, как с заказчиками твоих будущих самолетов, надо как-то оформиться. Я подумал, посоветовался кое с кем, и будет хорошо, если ты для начала запишешься как спонсор, помогающий материально нашей растущей организации СС, – выпалил Тео.
– А много ли денег от меня потребуется? – пролепетал Вилли.
– Да нет, чисто символические пожертвования.
2 марта 1932 года на имя Вильгельма Эмиля Мессершмитта был выписан членский билет спонсора СС, и он формально приобщился к движению. Тео Кронейс торжествовал. Теперь это был их Мессершмитт.
А Вилли частенько задумывался, что бы сказал обо всем этом его покойный отец Фердинанд Мессершмитт.
Семья
Планерная юность
И вдруг все замерло и померкло. Единственный яркий луч прожектора белым кругом высветил фигуру Гитлера, идущего к трибуне твердым солдатским шагом. Он поднялся на невысокую трибуну, остановился перед одиноким микрофоном и с каменным лицом несколько долгих минут невозмутимо слушал неистовые крики приветствий из зала. Вилли уже несколько раз слышал по радио его голос, просматривал его фотографии в газетах, но живого видел впервые. Лидер партии был в простой униформе штурмовика с кожаной портупеей через правое плечо. В нижней части левого накладного кармана гимнастерки висел Железный крест. На левом рукаве, выше локтя, – красная повязка с черной свастикой в белом круге. Но в отличие от гладкой гимнастерки Гесса у Гитлера она была какая-то мятая, с морщинами, складками и не подходила к торжественному случаю.
Вначале его речь была скорее доверительной. Он как бы искал поддержки у публики. Говорил о тяжелом положении немецкого народа, о несправедливом бремени Версальского договора и необходимости установления в стране «сильной власти». Вилли сразу уловил, что Гитлеру трудно говорить литературным немецким языком и избегать нарушений правил немецкой грамматики. Он часто срывался на богемский диалект и жаргон.
Но когда он заговорил о своей Национал-социалистической немецкой рабочей партии, тон его речи резко изменился на агрессивный. Он уже диктовал слушателям железную волю его партии. Его партия установит в стране «национальный социализм» и будет представлять интересы всего немецкого народа. Она ликвидирует Версальский мир и возвратит Германии ее колонии. В стране будут ликвидированы нетрудовые доходы, национализированы тресты, рабочие будут участвовать в прибылях крупных предприятий. Государство будет гарантировать трудовую деятельность и обеспечение старости.
Огромный зал поддался этим увещеваниям, и каждая фраза Гитлера сопровождалась неистовыми криками одобрения. Теперь на Гитлера работало все. И его поза, его мастерство оратора и вариации его голоса, усиленные микрофоном. Казалось, и Вилли был в этом абсолютно уверен, что Гитлер глубоко верит в то, что он говорит. И поэтому ему верил весь зал.
Вилли скосил взгляд на лицо Тео и увидел совершенно счастливого друга. Казалось, Тео верит своему фюреру больше всех остальных в зале. Но каким-то шестым чувством Вилли не принимал этого оратора на трибуне. В нем было что-то отталкивающее. Эта вспотевшая челка, эти усики, эта экзальтированность, эта мятая гимнастерка вызывали в нем ощущение выступления неудавшегося провинциального актера, который переигрывает. Он привык к спокойным и безупречно логичным выступлениям профессоров своей Мюнхенской школы, а этот поток заклинаний его раздражал.
Но почему такие умные люди, как Кронейс, Гесс, Удет, и еще двенадцать миллионов немцев идут за ним и почитают его? Может, это только неудачная форма предвыборной борьбы, а фундаментальные основы программы партии действительно обеспечат немецкому народу скорое избавление от всех его напастий?
Когда они с Тео вышли на улицу, Вилли уже точно знал, что сегодня в этом большом зале Мюнхена перед ним открылся новый мир и новые реалии Германии. Он горячо поблагодарил друга за приглашение на этот вечер с Гитлером. Кронейс был в сильном возбуждении.
– Теперь ты видел нашего фюрера и людей, стоящих за ним, – заговорчески проговорил Тео. – Мы создадим новую Германию, и тебе в ней уготовано почетное место. Гесс прав: мы верим в тебя, в твой конструкторский талант. А за то, что Мильх подложил тебе большую свинью с твоими самолетами, с ним мы еще посчитаемся.
Вилли вернулся в Аугсбург, и конструкторская работа отвлекла его от политики. Он получил из Соединенных Штатов опубликованную статью с подробным описанием обтекателя моторов воздушного охлаждения и решил немедленно применить такой обтекатель на шестой машине М-29.
Оказалось, что еще в 1928 году, используя новую аэродинамическую трубу в лаборатории Лэнгли, штат Вирджиния, ученые НАКА нашли такую форму обтекателя мотора воздушного охлаждения, которая резко снижала лобовое сопротивление самолета и обеспечивала хорошее охлаждение мотора. Они так гордились своим достижением, что не могли не поделиться им с коллегами в других странах. Теперь на всех самолетах Мессершмитта с радиальным мотором воздушного охлаждения будут такие обтекатели.
В это время Мессершмитт был очарован новым магниевым сплавом – электроном. Он в полтора раза легче дюраля и производится в Германии. Однако кропотливая переделка чертежей пассажирского М-26 для электронного М-30 завела Мессершмитта в тупик – разбухшие электронные детали не вписывались в отведенные для них габариты. Самолет М-30 так и не был построен, а электрон Мессершмитт теперь будет применять только в несиловых деталях самолетов.
Продолжая свою линию учебно-тренировочных и спортивных монопланов, Вилли создает изящный двухместный М-31 смешанной конструкции с радиальным мотором, закрытым обтекателем НАКА. На нем он впервые применяет крутку крыла для затягивания срыва потока при больших углах атаки. В августе 1932 года Эрвин Айхеле поднял его в воздух и в последующих полетах продемонстрировал его прекрасные летные качества. Но в это время заказов на серийное производство этого самолета не последовало.
Маленький биплан для первоначального обучения М-32 мог рассчитывать на большой спрос, и руководство завода решило строить сразу пять машин. Но тут банкротство, и ведущий конструктор самолета Пауль Холл переходит к Хейнкелю. В 1933 году взлетает Не-72 «Кадет», как две капли воды похожий на М-32. За Не-72 Холл получает от Хейнкеля в подарок автомобиль «BMW», а самолет будет строиться в тысячах экземплярах и служить в летных училищах Люфтваффе и «Люфтганзы». Пять недостроенных М-32 Мессершмитта будут проданы на металлолом в счет долгов BF-W.
В экспозиции Авиаспортивной выставки в Берлине в 1932 году Мессершмитт представил макет «Народного самолета» М-33 – маленькой одноместной авиетки с двухтактным движком ДКВ в 15 л.с. Ее может собрать из готовых деталей каждый любитель полетать. И опять никакой реакции рынка.
Там же экспонировалась модель сверхдальнего самолета М-34, проект которого был разработан Мессершмиттом вместе с мужем его сестры, профессором-аэродинамиком Георгом Маделунгом. Изюминкой проекта был толкающий воздушный винт на большом вертикальном пилоне. Экономичный дизельный мотор размещался под ним в носовой части фюзеляжа. Закрытая кабина пилота – в основании киля. Расчетная дальность полета – 20 тыс. км.
Но наиболее совершенным воплощением конструкторской мысли Мессершмитта был проект скоростного почтового самолета, модель которого также была представлена на выставке. Облик этого одномоторного самолета по своему аэродинамическому совершенству на несколько лет опережал мировой уровень самолетостроения. Но заказа и на него не последовало.
А искуситель Тео Кронейс тем временем не ослаблял усилий обратить католика Мессершмитта в свою нацистскую веру. Главным козырем были планы партии вооружить Германию.
– Твое блестящее будущее, Вилли, будет определяться невиданным развитием немецкой авиации, – убеждал Тео. – Руководство партии отдает авиации высший приоритет. Геринг уже назначен комиссаром авиации и занимается организацией будущих военно-воздушных сил.
– Но как же вылезти из той глубокой экономической ямы, в которой мы оказались? Ведь нужны колоссальные денежные вложения, новые авиационные заводы, исследовательские институты, много квалифицированных рабочих, – недооумевал Вилли.
– Самые крупные капиталисты теперь переходят на нашу сторону. Если раньше нас поддерживали только Тиссен и Стиннес, то теперь к нам переметнулся создатель угольного синдиката Кирдорф и другие. Свои капиталы нам предоставляют концерн «ИГ Фарбениндустри» и «Всеобщая электрическая компания». Гитлер на ряде встреч с промышленниками и банкирами успокоил их, разъяснив, что требование партии об экспроприации монополистических объединений не касаются фирмы Круппа и ряда аграриев, поскольку они выполняют специфические задачи и заслуживают уважения. Когда мы возьмем власть, – все богатства страны будут в нашем распоряжении, и финансирование развития авиации будет обеспечено.
– Как же это финансирование будет распределяться между конструкторами самолетов?
– Будет создано объединенное Министерство авиации, отвечающее и за авиационную промышленность, и за военно-воздушные силы. Оно и будет выдавать заказы конструкторам самолетов, но только тем, кому мы полностью доверяем и кто абсолютно разделяет наши взгляды. Например, я не уверен, что такая честь будет оказана Хьюго Юнкерсу. Кстати, Мильх уже дал согласие Гитлеру уйти из «Люфтганзы», занять пост заместителя Геринга в министерстве авиации и полностью посвятить себя созданию самых боеспособных в мире военно-воздушных сил.
Все, что услышал Вилли от Тео, было похоже на горячий и холодный душ. Его обрадовал прогноз скорого восстановления германской авиационной мощи. И защемило под ложечкой при мысли, что этот захватывающий процесс может пройти и без него. Намек на независимого и порядочного Юнкерса, на дух не переносящего нацистов, был более чем прозрачен. Смутило и то, что Мильх, этот недоброжелательный заказчик его пассажирских самолетов, опять будет заказчиком всех самолетов в будущем.
Вилли чувствовал, что он должен принять очень важное для всей своей жизни решение. Вдруг пронзило: они могут и не взять власть, и все их планы рухнут. Он терзался в сомнениях целую неделю и решился все рассказать Лилли. Она, как всегда не торопясь, разложила все по полочкам. Они обсуждали эту ситуацию два часа и пришли к однозначному решению: у него нет другого выхода, как идти с нацистами.
Да он и сам во многом симпатизировал нацистскому движению. Как и все его поколение, он был до глубины души уязвлен незаконным унижением Германии победившими в Первой мировой войне странами и воспринимал их как реальных врагов своего народа. И то, что произошло с его заводом и конструкторским бюро, настолько больно ранило его душу, что он уже был готов отдать ее хоть черту, хоть дьяволу, лишь бы избавиться от этого унижения и обрести возможность создавать самолеты-шедевры без всяких финансовых ограничений.
Тео Кронейс приехал с очередным предложением.
– Знаешь, Вилли, складывается хорошая компания, которая будет создавать боевую авиацию. Дали согласие работать в будущем министерстве бывшие летчики, хорошо показавшие себя в воздушных боях. Это опытные ребята и хорошие организаторы. И, разумеется, все они принадлежат нашему движению, занимая разные посты в СА и СС. Так вот тебе, чтобы найти с ними общий язык, как с заказчиками твоих будущих самолетов, надо как-то оформиться. Я подумал, посоветовался кое с кем, и будет хорошо, если ты для начала запишешься как спонсор, помогающий материально нашей растущей организации СС, – выпалил Тео.
– А много ли денег от меня потребуется? – пролепетал Вилли.
– Да нет, чисто символические пожертвования.
2 марта 1932 года на имя Вильгельма Эмиля Мессершмитта был выписан членский билет спонсора СС, и он формально приобщился к движению. Тео Кронейс торжествовал. Теперь это был их Мессершмитт.
А Вилли частенько задумывался, что бы сказал обо всем этом его покойный отец Фердинанд Мессершмитт.
Семья
Фердинанд Мессершмитт родился 19 сентября 1858 года, мечтал стать инженером и учился в Политехническом центре в Цюрихе. Там, когда ему еще не было 25 лет, женился на Эмме Вейл. Но тут же закрутил роман с очаровательной шестнадцатилетней Анной Марией Шаллер. Через год у обеих родились мальчики. У жены – Генрих, а у любовницы – Фердинанд, старший брат Вилли.
Брак молодого Фердинанда Мессершмитта и Эммы Вейл распался. Он оставляет ее в Цурихе с маленьким Генрихом, который умрет через семь лет, и уезжает во Франкфурт-на-Майне. Там у него и Анны Марии через четырнадцать лет после рождения их первенца, 26 июня 1898 года, рождается второй ребенок – Вилли. Его крестили в католическом костеле и дали имя Вильгельм Эмиль.
Мама Вилли и его старшего брата Фердинанда была родом из маленького баварского городка Запфендорф, расположенного немного севернее Бамберга. Там же родились и жили ее родители. Отец Иохан был портным, мать Анна – домохозяйка. Через три года после Вилли родилась долгожданная девочка, которую назвали Мария, а звали Майя. Через год – младший брат Рудольф. Для своих он был Буби. Конечно, подрастающему Вилли соседские ребята задавали каверзный вопрос, почему его мама носит фамилию Шаллер, а не папину Мессершмитт. И эта любознательность, безусловно, отложилась в детском сознании.
Неожиданное известие пришло из Цюриха – 20 июня 1903 года скончалась Эмма Вейл, законная жена отца Вилли, которая до последнего не давала ему развода. Через два года, когда Вилли пошел в первый класс начальной школы, его отец и мать поженились. А еще через два года у них родилась младшая девочка Элизабет, которую в семье звали Бетти и Элло.
Летом 1909-го Вилли впервые и довольно близко увидел грациозный взлет большого дирижабля Цеппелина. Это необычное зрелище так повлияло на впечатлительного мальчика, что он увлекся авиацией на всю свою жизнь. Он упросил отца поехать на Международную авиационную выставку, которая в этом году как раз проводилась в их Франкфурте. Каких только летательных аппаратов там не было! Но Вилли почему-то долго не отходил, а потом и возвращался к площадке, где были выставлены планеры.
В это время в мире был авиационный бум. Если в январе прошлого года Анри Фарман на своем самолете сумел облететь круг диаметром в один километр и уже за это достижение получил Гран-при в 50 тыс. франков, то в июле этого года Блерио на своем самолете перелетел Ла-Манш. Безумная радость охватила сотни тысяч людей. В Лондоне – тысячные очереди, чтобы взглянуть на прилетевший из Франции чудо-самолет. По возвращении Блерио с самолетом в Париж – прием с высшими почестями. Самолет в сопровождении экскорта провезли по парижским бульварам. И триумфальные полеты Вильбура Райта во Франции.
Вилли с отцом с интересом читали газеты, пестрящие крупными заголовками и фотографиями невероятных побед человека над природой. В октябре – сообщения о Парижской авиационной выставке. 333 участника, из которых 318 – французы. Самолеты братьев Райт строили во Франции по лицензии. Авиационный ажиотаж охватил смекалистых механиков. Многие богатые господа заказывали себе самолеты, и появилось много маленьких компаний, которые их строили. 40 самолетов Demoiselle, каждый весом всего 144 кг, с двухцилиндровым оппозитным двигателем, были проданы перед новым 1910 годом, хотя их летные характеристики не отличались безопасностью.
Самолеты братьев Райт стали выгодным инвестированием на Уолл-Стрит. Их компанию пригласили в корпорацию. Братья получили 100 тыс. долларов сразу, 40 % акций и 10 % от цены всех проданных самолетов. Вильбур был избран президентом. Братья Райт стали крупнейшими строителями самолетов. Их завод в Дайтоне строил 4 машины в месяц.
Семья перебирается в фамильный дом Мессершмиттов в Бамберге. Предки Вилли жили здесь испокон веков и занимались доставкой грузов по реке Майн. Прадед Адам как-то привез бочку вина и стал продавать его горожанам стаканами. Они попросили привезти еще. И так он стал виноторговцем. В конце XIX века Мессершмиттам был пожалован фамильный герб, копию которого и сейчас можно увидеть в их Винном доме на углу Langestrasse и Schonleinsplatz. Отец Вилли вынужден был возглавить семейный винный бизнес после того, как его старший брат – Андреас эмигрировал в США.
Вилли рос очень умным ребенком. Как только он научился читать, каждая книга или статья в журнале, попавшая к нему в руки, поглощалась с невероятной скоростью. Помимо успехов по всем предметам в школе и занятий музыкой, он проявлял особый интерес к механическим игрушкам и самолетам.
В возрасте 12 лет он уже строил летающие модели самолетов с резиновым мотором по своим эскизам и чертежам. На большой поляне на окраине Бамберга он запускал их в свободный полет и постигал азы устойчивости и управляемости. Потом отец купил ему очень дорогой маленький трехцилиндровый моторчик, работающий от баллона со сжатым воздухом. И новая модель самолета Вилли летала уже значительно выше и дальше. Вилли прекрасно разбирался, что такое воздушный винт, элероны и руль высоты. Уже с этого возраста он проявил четкое стремление к простейшему конструкторскому решению, быстро пройдя путь от сложного биплана к простому моноплану.
Семья Мессершмиттов в 1911 году. Вилли – крайний справа.
Дядя Пий Мессершмитт жил в пригороде Мюнхена и был очень успешным художником-пейзажистом. Вилли часто бывал у него и оказывался в очаровательном мире графических изображений шедевров фауны и флоры Баварии. Его завораживала способность дяди Пия создавать графическую модель оригинала. И он старался всячески подражать дяде – с помощью карандаша и белого листа бумаги запечатлеть увиденное, особенно облик и устройство интересующих его самолетов. Уже тогда Вилли обладал прекрасным пространственным воображением. Дядя Пий учил его рисовать. Помимо карандашных рисунков, Вилли очень нравилось писать небольшие картины акварелью. Общение с дядей Пием оставило неизгладимый след на всю его жизнь. Он не только научился излагать свою мысль, свое озарение в виде карандашного эскиза, но и во время короткого отдыха побаловать себя написанием неплохой акварели.
Другой дядя – Иохан Мессершмитт – жил в Швейцарии, был доктором философии и преуспел в геодезии и картографии. Он для Вилли тоже был целым кладезем идей и графического мастерства.
Дети в семье были окружены вниманием и заботой родителей и жили в полном достатке. В свои 13 лет Вилли выглядит как денди, в шикарном костюме-тройке с модным широким галстуком к белой рубашке со стоячим воротничком. И даже с цепочкой на жилетке. У него красивое лицо, модная короткая стрижка. Он похож на обоих родителей, унаследовав их благородные черты. Но уже в этом возрасте его взгляд отличается какой-то пристальностью, повышенным вниманием. Его глаза просверливают насквозь, так он хотел побольше узнать об этом мире. Эта особенность его взгляда сохранится в зрелые годы, его пристальный взгляд не померкнет и в старости.
Была еще одна дорогая игрушка, которую купил отец и которую с радостью и упорством осваивали оба брата. Это был фотоаппарат. Он был большой, тяжелый и черный. Для фотографирования его нужно было привентить к треноге. Для каждой фотографии вместо задней стенки вставлялась черная кассета из тонкой жести со стеклянной пластинкой внутри, покрытой с одной стороны фотоэмульсией. К фотоаппарату прикладывалось несколько таких кассет. Их надо было перезаряжать в темной комнате при красном свете специально купленного фонаря.
Сколько терпения и аккуратности потребовалось от пятнадцатилетнего Вилли, чтобы научиться разводить проявитель, закрепитель и выполнять весь процесс обработки фотопластинок и печати фотографий строго по инструкции. Но зато какая радость, когда ты держишь в руках еще мокрую бумажную копию увиденного тобой важного события или дорогого лица! Вилли очень гордился, что умеет фотографировать.
Отец Фердинанд тоже интересовался летательными аппаратами. В увлечении Вилли – его тяге к техническим новинкам – он видел свои несбывшиеся мечты стать инженером и радовался, что у него такой сын. Он общался с местными энтузиастами планеризма и познакомил сына с недавно приехавшим в Бамберг архитектором Фридрихом Хартом, который уже несколько лет в качестве хобби конструировал планеры и летал на них. Харт собрал группу молодых энтузиастов планеризма, в нее со временем вошел и Вилли. Харт был поражен знаниями мальчика в области авиации.
Брак молодого Фердинанда Мессершмитта и Эммы Вейл распался. Он оставляет ее в Цурихе с маленьким Генрихом, который умрет через семь лет, и уезжает во Франкфурт-на-Майне. Там у него и Анны Марии через четырнадцать лет после рождения их первенца, 26 июня 1898 года, рождается второй ребенок – Вилли. Его крестили в католическом костеле и дали имя Вильгельм Эмиль.
Мама Вилли и его старшего брата Фердинанда была родом из маленького баварского городка Запфендорф, расположенного немного севернее Бамберга. Там же родились и жили ее родители. Отец Иохан был портным, мать Анна – домохозяйка. Через три года после Вилли родилась долгожданная девочка, которую назвали Мария, а звали Майя. Через год – младший брат Рудольф. Для своих он был Буби. Конечно, подрастающему Вилли соседские ребята задавали каверзный вопрос, почему его мама носит фамилию Шаллер, а не папину Мессершмитт. И эта любознательность, безусловно, отложилась в детском сознании.
Неожиданное известие пришло из Цюриха – 20 июня 1903 года скончалась Эмма Вейл, законная жена отца Вилли, которая до последнего не давала ему развода. Через два года, когда Вилли пошел в первый класс начальной школы, его отец и мать поженились. А еще через два года у них родилась младшая девочка Элизабет, которую в семье звали Бетти и Элло.
Летом 1909-го Вилли впервые и довольно близко увидел грациозный взлет большого дирижабля Цеппелина. Это необычное зрелище так повлияло на впечатлительного мальчика, что он увлекся авиацией на всю свою жизнь. Он упросил отца поехать на Международную авиационную выставку, которая в этом году как раз проводилась в их Франкфурте. Каких только летательных аппаратов там не было! Но Вилли почему-то долго не отходил, а потом и возвращался к площадке, где были выставлены планеры.
В это время в мире был авиационный бум. Если в январе прошлого года Анри Фарман на своем самолете сумел облететь круг диаметром в один километр и уже за это достижение получил Гран-при в 50 тыс. франков, то в июле этого года Блерио на своем самолете перелетел Ла-Манш. Безумная радость охватила сотни тысяч людей. В Лондоне – тысячные очереди, чтобы взглянуть на прилетевший из Франции чудо-самолет. По возвращении Блерио с самолетом в Париж – прием с высшими почестями. Самолет в сопровождении экскорта провезли по парижским бульварам. И триумфальные полеты Вильбура Райта во Франции.
Вилли с отцом с интересом читали газеты, пестрящие крупными заголовками и фотографиями невероятных побед человека над природой. В октябре – сообщения о Парижской авиационной выставке. 333 участника, из которых 318 – французы. Самолеты братьев Райт строили во Франции по лицензии. Авиационный ажиотаж охватил смекалистых механиков. Многие богатые господа заказывали себе самолеты, и появилось много маленьких компаний, которые их строили. 40 самолетов Demoiselle, каждый весом всего 144 кг, с двухцилиндровым оппозитным двигателем, были проданы перед новым 1910 годом, хотя их летные характеристики не отличались безопасностью.
Самолеты братьев Райт стали выгодным инвестированием на Уолл-Стрит. Их компанию пригласили в корпорацию. Братья получили 100 тыс. долларов сразу, 40 % акций и 10 % от цены всех проданных самолетов. Вильбур был избран президентом. Братья Райт стали крупнейшими строителями самолетов. Их завод в Дайтоне строил 4 машины в месяц.
Семья перебирается в фамильный дом Мессершмиттов в Бамберге. Предки Вилли жили здесь испокон веков и занимались доставкой грузов по реке Майн. Прадед Адам как-то привез бочку вина и стал продавать его горожанам стаканами. Они попросили привезти еще. И так он стал виноторговцем. В конце XIX века Мессершмиттам был пожалован фамильный герб, копию которого и сейчас можно увидеть в их Винном доме на углу Langestrasse и Schonleinsplatz. Отец Вилли вынужден был возглавить семейный винный бизнес после того, как его старший брат – Андреас эмигрировал в США.
Вилли рос очень умным ребенком. Как только он научился читать, каждая книга или статья в журнале, попавшая к нему в руки, поглощалась с невероятной скоростью. Помимо успехов по всем предметам в школе и занятий музыкой, он проявлял особый интерес к механическим игрушкам и самолетам.
В возрасте 12 лет он уже строил летающие модели самолетов с резиновым мотором по своим эскизам и чертежам. На большой поляне на окраине Бамберга он запускал их в свободный полет и постигал азы устойчивости и управляемости. Потом отец купил ему очень дорогой маленький трехцилиндровый моторчик, работающий от баллона со сжатым воздухом. И новая модель самолета Вилли летала уже значительно выше и дальше. Вилли прекрасно разбирался, что такое воздушный винт, элероны и руль высоты. Уже с этого возраста он проявил четкое стремление к простейшему конструкторскому решению, быстро пройдя путь от сложного биплана к простому моноплану.
Дядя Пий Мессершмитт жил в пригороде Мюнхена и был очень успешным художником-пейзажистом. Вилли часто бывал у него и оказывался в очаровательном мире графических изображений шедевров фауны и флоры Баварии. Его завораживала способность дяди Пия создавать графическую модель оригинала. И он старался всячески подражать дяде – с помощью карандаша и белого листа бумаги запечатлеть увиденное, особенно облик и устройство интересующих его самолетов. Уже тогда Вилли обладал прекрасным пространственным воображением. Дядя Пий учил его рисовать. Помимо карандашных рисунков, Вилли очень нравилось писать небольшие картины акварелью. Общение с дядей Пием оставило неизгладимый след на всю его жизнь. Он не только научился излагать свою мысль, свое озарение в виде карандашного эскиза, но и во время короткого отдыха побаловать себя написанием неплохой акварели.
Другой дядя – Иохан Мессершмитт – жил в Швейцарии, был доктором философии и преуспел в геодезии и картографии. Он для Вилли тоже был целым кладезем идей и графического мастерства.
Дети в семье были окружены вниманием и заботой родителей и жили в полном достатке. В свои 13 лет Вилли выглядит как денди, в шикарном костюме-тройке с модным широким галстуком к белой рубашке со стоячим воротничком. И даже с цепочкой на жилетке. У него красивое лицо, модная короткая стрижка. Он похож на обоих родителей, унаследовав их благородные черты. Но уже в этом возрасте его взгляд отличается какой-то пристальностью, повышенным вниманием. Его глаза просверливают насквозь, так он хотел побольше узнать об этом мире. Эта особенность его взгляда сохранится в зрелые годы, его пристальный взгляд не померкнет и в старости.
Была еще одна дорогая игрушка, которую купил отец и которую с радостью и упорством осваивали оба брата. Это был фотоаппарат. Он был большой, тяжелый и черный. Для фотографирования его нужно было привентить к треноге. Для каждой фотографии вместо задней стенки вставлялась черная кассета из тонкой жести со стеклянной пластинкой внутри, покрытой с одной стороны фотоэмульсией. К фотоаппарату прикладывалось несколько таких кассет. Их надо было перезаряжать в темной комнате при красном свете специально купленного фонаря.
Сколько терпения и аккуратности потребовалось от пятнадцатилетнего Вилли, чтобы научиться разводить проявитель, закрепитель и выполнять весь процесс обработки фотопластинок и печати фотографий строго по инструкции. Но зато какая радость, когда ты держишь в руках еще мокрую бумажную копию увиденного тобой важного события или дорогого лица! Вилли очень гордился, что умеет фотографировать.
Отец Фердинанд тоже интересовался летательными аппаратами. В увлечении Вилли – его тяге к техническим новинкам – он видел свои несбывшиеся мечты стать инженером и радовался, что у него такой сын. Он общался с местными энтузиастами планеризма и познакомил сына с недавно приехавшим в Бамберг архитектором Фридрихом Хартом, который уже несколько лет в качестве хобби конструировал планеры и летал на них. Харт собрал группу молодых энтузиастов планеризма, в нее со временем вошел и Вилли. Харт был поражен знаниями мальчика в области авиации.
Планерная юность
Фридрих Харт был для Вилли и учителем, и старшим товарищем, а главное – притягательным источником новых сведений о развитии авиации и руководителем создания летающего планера с человеком на борту.
Харт заболел авиацией после увиденного во Франции в августе 1908 года полета Вильбура Райта на их биплане. И хотя потом он внимательно изучил отчеты Лилиенталя о летных испытаниях, оставшиеся после его смерти в Национальной библиотеке Мюнхена, Харт ими не воспользовался. В конструкции своих планеров он повторял многие решения братьев Райт.
Когда Вилли стал членом команды помощников Харта, они уже построили и испытали его планер S 2, который летал без летчика только на привязи и поднимался в воздух при сильном ветре. Теперь было решено строить планер с большей площадью крыла для свободного полета с летчиком. Тут уж Вилли приложил свои умелые руки и знания. Обсуждалась схема, рисовали эскизы, заготавливали деревянные бруски, строгали, пилили и склеивали. Харт учил своих помощников, как самым простым способом получить функционально необходимую и легкую деталь планера.
В конструкции планера все было рационально. Центральная силовая коробка образовывалась двумя вертикальными пирамидами из деревянных стоек, соединенных основаниями на крыле. Верхняя служила опорой для тросов, поддерживающих крыло. На вершине перевернутой нижней пирамиды не только крепились тросы-растяжки от крыла, но и лыжа-полоз, на скамеечке которой восседал пилот. Фюзеляж планера представлял собой вертикальную продолговатую прямоугольную рамку из сосновых реек. Только в самом хвосте она была покрыта пленкой, служившей вертикальным оперением. Там же сверху крепилось горизонтальное оперение. Рули направления и высоты отсутствовали. Все управление полетом осуществлялось двумя рычагами с тягами, с помощью которых производилось изменение угла атаки крыла и его скручивание в ту или иную сторону.
В канун нового, 1914 года команда мальчишек под руководством Харта перевезла разобранный планер по зимней заснеженной дороге за 20 километров к северу от Бамберга на вершину плоского холма Кулм. Это место Харт выбрал потому, что на вершине холма постоянно дул довольно приличный ветер. Когда планер S-3 собрали, он весил всего 35 кг.
Мальчишки бежали и тащили планер за веревку против ветра. Харт взлетал, веревку бросали, и планер пролетал расстояние порядка ста метров. В награду за старания Харт предложил патнадцатилетнему школьнику Вилли Мессершмитту совершить самостоятельный полет. Это была особая честь, и Вилли заставил свои колени не дрожать. Он внимательно выслушал предполетные наставления Харта, тот скомандовал, и группа ребят с ускорением потащила планер с вцепившимся обеими руками в рычаги управления Мессершмиттом навстречу ветру. Вилли все делал, как учил Харт. Как только он оказался в воздухе и планер стал набирать высоту, немного отдал от себя оба рычага, уменьшив угол атаки крыла. Планер уже набрал скорость, и только тут Вилли осознал, что он летит. Это свершилось! Он летел один, и большая птица, сделанная и его руками, несла его в воздухе. Посадка прошла благополучно. Его все поздравляли с первым в жизни полетом.
Юному Мессершмитту удалось сделать фотографию S-3, летящего с Хартом на высоте пяти метров над снежным покровом холма. Это была очень трудная задача – поймать в видоискателе быстро летящий планер и успеть нажать кнопку тросика затвора фотоаппарата, укрепленного на штативе. Но Вилли продемонстрировал и мастерство фотографа. Снимок получился. Потом, когда он принес показать фотографию Харту и его помощникам, она вызвала всеобщее восхищение. Вилли на своих фотографиях внизу теперь ставил дату съемки, место и инициалы – WM. На этой стояла дата 8.02.1914.
В следующем полете на посадке Харт врезался носком лыжи в ледяную корку глубокого снега, планер перевернулся, хвостовое оперение отлетело. После этой аварии решили больше здесь не летать. Харт облюбовал прекрасный склон горы в районе Рена рядом с местечком Хейдельштейн, недалеко от поселка Оберельсбах, примерно в 100 километрах северо-западнее Бамберга. После второго визита на это место всей командой там начали строить большой сарай-хижину.
В новом планере S-4 сосновые рейки фюзеляжа уступили место стальным трубкам. Размах крыла уменьшился на метр. Старались сделать планер более надежным и безопасным. Когда планер был готов, он весил 50 кг. Запакованый в фанерные ящики, он вместе с техническим скарбом с холма Кулм был погружен на дрезины и в сопровождении Харта, Мессершмитта и Штюрмера доехал до городка Бишофсхайм. Отсюда эти три фанатика планеризма везли тяжелые ящики вверх до местечка Хейдельштейн, а там недалеко на горе и их хижина. Когда планер был собран, наступило 1 сентября 1914 года. Шла война. К этому времени самолеты уже летали на высоте 6 км со скоростью 200 км/ч, на дальность 1000 км без посадки.
Харт заболел авиацией после увиденного во Франции в августе 1908 года полета Вильбура Райта на их биплане. И хотя потом он внимательно изучил отчеты Лилиенталя о летных испытаниях, оставшиеся после его смерти в Национальной библиотеке Мюнхена, Харт ими не воспользовался. В конструкции своих планеров он повторял многие решения братьев Райт.
Когда Вилли стал членом команды помощников Харта, они уже построили и испытали его планер S 2, который летал без летчика только на привязи и поднимался в воздух при сильном ветре. Теперь было решено строить планер с большей площадью крыла для свободного полета с летчиком. Тут уж Вилли приложил свои умелые руки и знания. Обсуждалась схема, рисовали эскизы, заготавливали деревянные бруски, строгали, пилили и склеивали. Харт учил своих помощников, как самым простым способом получить функционально необходимую и легкую деталь планера.
В конструкции планера все было рационально. Центральная силовая коробка образовывалась двумя вертикальными пирамидами из деревянных стоек, соединенных основаниями на крыле. Верхняя служила опорой для тросов, поддерживающих крыло. На вершине перевернутой нижней пирамиды не только крепились тросы-растяжки от крыла, но и лыжа-полоз, на скамеечке которой восседал пилот. Фюзеляж планера представлял собой вертикальную продолговатую прямоугольную рамку из сосновых реек. Только в самом хвосте она была покрыта пленкой, служившей вертикальным оперением. Там же сверху крепилось горизонтальное оперение. Рули направления и высоты отсутствовали. Все управление полетом осуществлялось двумя рычагами с тягами, с помощью которых производилось изменение угла атаки крыла и его скручивание в ту или иную сторону.
В канун нового, 1914 года команда мальчишек под руководством Харта перевезла разобранный планер по зимней заснеженной дороге за 20 километров к северу от Бамберга на вершину плоского холма Кулм. Это место Харт выбрал потому, что на вершине холма постоянно дул довольно приличный ветер. Когда планер S-3 собрали, он весил всего 35 кг.
Мальчишки бежали и тащили планер за веревку против ветра. Харт взлетал, веревку бросали, и планер пролетал расстояние порядка ста метров. В награду за старания Харт предложил патнадцатилетнему школьнику Вилли Мессершмитту совершить самостоятельный полет. Это была особая честь, и Вилли заставил свои колени не дрожать. Он внимательно выслушал предполетные наставления Харта, тот скомандовал, и группа ребят с ускорением потащила планер с вцепившимся обеими руками в рычаги управления Мессершмиттом навстречу ветру. Вилли все делал, как учил Харт. Как только он оказался в воздухе и планер стал набирать высоту, немного отдал от себя оба рычага, уменьшив угол атаки крыла. Планер уже набрал скорость, и только тут Вилли осознал, что он летит. Это свершилось! Он летел один, и большая птица, сделанная и его руками, несла его в воздухе. Посадка прошла благополучно. Его все поздравляли с первым в жизни полетом.
Юному Мессершмитту удалось сделать фотографию S-3, летящего с Хартом на высоте пяти метров над снежным покровом холма. Это была очень трудная задача – поймать в видоискателе быстро летящий планер и успеть нажать кнопку тросика затвора фотоаппарата, укрепленного на штативе. Но Вилли продемонстрировал и мастерство фотографа. Снимок получился. Потом, когда он принес показать фотографию Харту и его помощникам, она вызвала всеобщее восхищение. Вилли на своих фотографиях внизу теперь ставил дату съемки, место и инициалы – WM. На этой стояла дата 8.02.1914.
В следующем полете на посадке Харт врезался носком лыжи в ледяную корку глубокого снега, планер перевернулся, хвостовое оперение отлетело. После этой аварии решили больше здесь не летать. Харт облюбовал прекрасный склон горы в районе Рена рядом с местечком Хейдельштейн, недалеко от поселка Оберельсбах, примерно в 100 километрах северо-западнее Бамберга. После второго визита на это место всей командой там начали строить большой сарай-хижину.
В новом планере S-4 сосновые рейки фюзеляжа уступили место стальным трубкам. Размах крыла уменьшился на метр. Старались сделать планер более надежным и безопасным. Когда планер был готов, он весил 50 кг. Запакованый в фанерные ящики, он вместе с техническим скарбом с холма Кулм был погружен на дрезины и в сопровождении Харта, Мессершмитта и Штюрмера доехал до городка Бишофсхайм. Отсюда эти три фанатика планеризма везли тяжелые ящики вверх до местечка Хейдельштейн, а там недалеко на горе и их хижина. Когда планер был собран, наступило 1 сентября 1914 года. Шла война. К этому времени самолеты уже летали на высоте 6 км со скоростью 200 км/ч, на дальность 1000 км без посадки.