Страница:
Красноармейцы бежали в строй. Личное оружие обычно держали при себе, и почти каждый захватил его.
Выслушав доклад дежурного, командир пристально оглядел каждого, стоящего в строю. Внешний вид не соответствовал воинскому подразделению. Часть людей была в грязных комбинезонах, основная масса в пилотках, у некоторых танковые шлемы на головах. В руках разводные ключи, молотки, котелки. Не все носили противогазы. Снаряжение лежало у кого где: у большинства по машинам, в мастерских, которые могли быть далеко от места пребывания на момент построения или тревоги. Людям толком так и не объяснили, что и когда иметь при себе. Строй ждал бурю, и она разразилась.
– Что за строй тут собрался?! С кем мне предстоит воевать? Это стадо, а не воинское подразделение!
Командир пошел вдоль строя и стал тыкать в грудь почти каждого красноармейца, спрашивая:
– Где твой противогаз? Где твои патроны? Почему в шлеме стал в строй, где пилотка? Где вещмешок?
Еще несколько раз прошелся вдоль строя, остановился на середине и произнес:
– Слушайте меня внимательно. При себе всегда иметь, где бы ни были, оружие и патроны, противогаз, сумку или планшет для командира. Флягу на ремне, шинель-скатку, вещмешок. С этим и строиться. Через пять минут всем стоять в строю. Командирам остаться. Разойдись!
И спросил командиров:
– Почему не занимаетесь подчиненными, мать вашу... так и перетак? Людей распустили и сами разболтались. Впредь не только за работу, но и за каждого подчиненного буду спрашивать только с вас.
При повторном построении командир вновь осмотрел каждого и продолжил разнос:
– Кто давал команду стрелять по немецкому самолету? Что за самовольство, анархия! Безмозглое стадо! Разве у вас нет командиров? В армии без приказов ничего не делается. По боевой тревоге без команды самовольно стали стрелять в немецкий разведывательный самолет и выдали противнику себя и свое расположение. Вместо того чтобы сидеть в кошарах или прятаться в траншеях – выскочили на открытую площадку, уставились на самолет и еще выдали себя стрельбой. Младшего воентехника Завгороднего отстраняю от дежурства. Принять дежурство по роте воентехнику 3-го ранга Дьякову. Водители машин! Машины с горючим и боеприпасами немедленно вывести в район оврага и разместить их в капонирах изолированно друг от друга. Разместить в овраге все колесные машины, которые на ходу, и к вечеру выкопать для них капониры. Командир транспортного взвода! Стройте своих людей отдельно. Соберите у них листовки, все, которые попрятали у себя, и сдайте их комиссару, затем выведите все автомашины в овраг. Автотранспортный взвод, выйти из строя! Выполняйте приказ!
Из строя вышла группа красноармейцев и командиров и ушла за своим командиром.
Командир роты продолжал:
– Ремонтному взводу сдать листовки и немедленно приступить к работе. Всем остальным собрать разбросанные по территории листовки и сжечь их здесь, у гонга. Заместителю по политической части проследить за выполнением приказа. Дьякову выставить наблюдателей с ракетницами – следить за воздухом. Разойдись!
Михайловский повернулся и быстро ушел к себе в машину-летучку, которую оборудовали для него и его заместителей. До этого летучка была полностью укомплектованной спецмашиной для ремонтных работ. Токарный станок и другие приспособления демонтировали и куда-то перенесли. Ординарцем у них был водитель этой машины. У гонга разгорался костер, куда бросали листовки. Занимался сбором политрук Титов.
О листовках в первые часы избегали говорить. Они были двух видов. Синие плотные бумажки размером приблизительно пятнадцать на семь сантиметров. На одной стороне вверху посередине была свастика и по обе ее стороны напечатано типографским шрифтом крупными русскими буквами справа «пропуск», слева – по-немецки, а ниже более мелкими буквами по-русски, что этот пропуск дает право перейти линию фронта. Тем, кто последует по доброй воле, будет гарантирована жизнь и работа в новом немецком государстве и право возвращения к семьям по месту постоянного жительства. Ниже русского текста по-немецки напечатано то же самое. На обратной стороне листка – обращение к гражданам России и бойцам Красной Армии, где писалось, что они обмануты большевиками, комиссарами и евреями, напрасно гибнут в войне. Более жирным шрифтом указывалось, что дальнейшее сопротивление бесполезно, и призывалось прекратить вооруженную борьбу, переходить на сторону немцев, которые гарантируют новую счастливую жизнь в великой Германии.
Белые листовки в половину стандартного листа. Сверху по-русски и по-немецки «Пропуск» со свастикой между ними и таким же по содержанию текстом, что и на синих листовках. Под текстом пропуска – перфорированная линия для его отрыва. А под линией – воззвание к гражданам России того же текста. Все было напечатано на одной стороне листа.
Содержание листовок и сам факт обращения немцев к нашим войскам постепенно стали обсуждаться личным составом. Равнодушных не осталось. По-видимому, читали все, если не открыто, то украдкой. Делились мнением обычно небольшими группами по два-три человека. Образовывались и большие группы во время перекуров. Основное направление разговора шло о том, что враг выдыхается, резервы его на исходе и рассчитывает обещаниями сломить наше сопротивление.
Но имели место и другие мнения. Особенно много говорил Вернигора во время работы со своим напарником Кихтенко. И разговор чаще заводил он. Говорил, что немцы не заинтересованы всех убивать. Им нужны люди для работы. Вот и призывают сложить оружие и сдаться. Чувствуют силу и не хотят напрасных жертв. Им заводы, фабрики и мосты нужны в исправном виде. Кто будет сопротивляться, того, конечно, станут уничтожать. Многие ему возражали.
– Пока мы тут работаем, «рама» направит бомбардировщиков и хана нам всем будет. В порошок сотрут.
– Не каркай. Он выберет покрупнее дичь, чем мы.
– Он все слопает. Сила-то какая! Куда зашел? Все прет и прет. Съест нас с потрохами.
– Не говори. Тут немцу крышка. Хоть и сила, но и наших много идет.
– Не хватит у него людей, чтоб удержать столько земли. Да и народы не захотят под ним жить. Французов выгнали, хотя они столько бед не натворили, а наши немца тем более не потерпят.
– Чтобы удержать завоеванное, он уничтожит много наших людей.
– Делов-то у него уже немного осталось, – все твердил Вернигора, – вот он уже где. Возьмет Сталинград и на Москву попрет, а там и войне конец.
– Гад же ты, как я вижу! Вон и листовку-пропуск за пилотку положил. К немцу собираешься? – возмутился старшина «Крошка», снял с его головы пилотку, вытащил из отворота листовку, порвал ее и бросил в огонь, а пилоткой шлепнул его по голове. – Контра ты и больше ничего.
– Я что, я как все, а ты рот не затыкай. Что вижу, то и говорю, как понимаю. И это мое дело. Ты о моей семье, о моем семени не думаешь. Попробуй, достань их из-под Полтавы и помоги им. Руки коротки. Кто о них подумает? Кто им поможет? У них вся надежда на меня.
– И как же ты думаешь им помочь? Сдашься немцу и под юбку к жене? А на остальные семьи тебе наплевать?
– Если ты умный такой, скажи, как им помочь. Твоя семья в Сибири, ей ничего не грозит, и душа твоя спокойная, а моя разрывается на куски. Как мне быть?
– Как всем. Разбить и выгнать немцев и всех наших освободить.
– Это слова красивые, а дела-то не видно.
– Вот нам и надо дело всем делать, а с тобой не очень-то далеко пойдешь.
– Я не хуже тебя в деле буду. Время покажет.
На этом перекур закончился. Разошлись по рабочим местам.
Во второй половине дня в расположение роты прибыл заместитель командира бригады по технической части военный инженер 2-го ранга Иванов. От него мы узнали, что 1-й танковый батальон под командованием капитана Рустикова в районе разъезда 74-й километр, между станциями Абганерово и Тингута, на марше был внезапно обстрелян из небольшой рощицы артиллерийскими снарядами. Батальон не успел опомниться, как потерял семь танков – шесть из них подбиты, а один сгорел. Из рощицы вышли четыре немецких танка, развернулись и ушли в степь, в сторону Аксая. Им вслед запоздало открыли беспорядочный огонь из уцелевших танков и даже не преследовали, настолько были растеряны. Потеряли при этом одиннадцать человек убитыми и ранеными. Батальон отошел западнее разъезда 74-й километр и занял там оборону.
Срочно создали группу по ремонту танков и отправили туда во главе с военным техником 2-го ранга Дроздом. В том же районе во время рекогносцировки местности был ранен в ноги осколком снаряда командир бригады подполковник Павел Иосифович Липин и отправлен в госпиталь в Сталинград. Бригада, по сути, оказалась обезглавлена перед боевыми действиями. Командовать стал его заместитель по строевой части капитан Садовский. Личный состав встречался с комбригом хоть и короткое время, но уже проникся к нему доверием и уважением. Садовского вообще не знали, и мало кто видел его в лицо. Очень трудная ноша и большая ответственность выпала еще не воевавшему офицеру, которому так внезапно пришлось вступить в командование танковой бригадой в такой тяжелой обстановке. За неделю формирования, следования в эшелонах и на марше не могло быть налажено взаимодействие подразделений. Не успело познакомиться должным образом командование между собой и с командирами подразделений и с личным составом.
Ранение комбрига и убытие его на лечение перед самым первым боем, при таком стремительном наступлении врага, потери 1-го танкового батальона – все это не могло не сказаться на настроении личного состава. Всех нас эти известия ошеломили. В бой еще не вступили, а такие потери. И так много танков и машин стоят в пути неисправными. Подразделения бригады еще на марше, до пунктов сосредоточения не дошли. От наших людей потребовали наибыстрейшего ремонта техники, и люди все свои возможности отдали этому. Большая ответственность легла на плечи начальника политотдела батальонного комиссара Максимова, начальника штаба майора Маликова и других начальников, командиров и политработников по мобилизации, сколачиванию и сплочению личного состава в боевую единицу, которая так неожиданно столкнулась с врагом.
Пятница, 7 августа 1942 г. ВРАГ НАСТУПАЕТ.
Суббота, 8 августа 1942 г. НА РУБЕЖЕ АТАКИ.
Воскресенье, 9 августа 1942 г. РАЗЪЕЗД 74-й КИЛОМЕТР.
Выслушав доклад дежурного, командир пристально оглядел каждого, стоящего в строю. Внешний вид не соответствовал воинскому подразделению. Часть людей была в грязных комбинезонах, основная масса в пилотках, у некоторых танковые шлемы на головах. В руках разводные ключи, молотки, котелки. Не все носили противогазы. Снаряжение лежало у кого где: у большинства по машинам, в мастерских, которые могли быть далеко от места пребывания на момент построения или тревоги. Людям толком так и не объяснили, что и когда иметь при себе. Строй ждал бурю, и она разразилась.
– Что за строй тут собрался?! С кем мне предстоит воевать? Это стадо, а не воинское подразделение!
Командир пошел вдоль строя и стал тыкать в грудь почти каждого красноармейца, спрашивая:
– Где твой противогаз? Где твои патроны? Почему в шлеме стал в строй, где пилотка? Где вещмешок?
Еще несколько раз прошелся вдоль строя, остановился на середине и произнес:
– Слушайте меня внимательно. При себе всегда иметь, где бы ни были, оружие и патроны, противогаз, сумку или планшет для командира. Флягу на ремне, шинель-скатку, вещмешок. С этим и строиться. Через пять минут всем стоять в строю. Командирам остаться. Разойдись!
И спросил командиров:
– Почему не занимаетесь подчиненными, мать вашу... так и перетак? Людей распустили и сами разболтались. Впредь не только за работу, но и за каждого подчиненного буду спрашивать только с вас.
При повторном построении командир вновь осмотрел каждого и продолжил разнос:
– Кто давал команду стрелять по немецкому самолету? Что за самовольство, анархия! Безмозглое стадо! Разве у вас нет командиров? В армии без приказов ничего не делается. По боевой тревоге без команды самовольно стали стрелять в немецкий разведывательный самолет и выдали противнику себя и свое расположение. Вместо того чтобы сидеть в кошарах или прятаться в траншеях – выскочили на открытую площадку, уставились на самолет и еще выдали себя стрельбой. Младшего воентехника Завгороднего отстраняю от дежурства. Принять дежурство по роте воентехнику 3-го ранга Дьякову. Водители машин! Машины с горючим и боеприпасами немедленно вывести в район оврага и разместить их в капонирах изолированно друг от друга. Разместить в овраге все колесные машины, которые на ходу, и к вечеру выкопать для них капониры. Командир транспортного взвода! Стройте своих людей отдельно. Соберите у них листовки, все, которые попрятали у себя, и сдайте их комиссару, затем выведите все автомашины в овраг. Автотранспортный взвод, выйти из строя! Выполняйте приказ!
Из строя вышла группа красноармейцев и командиров и ушла за своим командиром.
Командир роты продолжал:
– Ремонтному взводу сдать листовки и немедленно приступить к работе. Всем остальным собрать разбросанные по территории листовки и сжечь их здесь, у гонга. Заместителю по политической части проследить за выполнением приказа. Дьякову выставить наблюдателей с ракетницами – следить за воздухом. Разойдись!
Михайловский повернулся и быстро ушел к себе в машину-летучку, которую оборудовали для него и его заместителей. До этого летучка была полностью укомплектованной спецмашиной для ремонтных работ. Токарный станок и другие приспособления демонтировали и куда-то перенесли. Ординарцем у них был водитель этой машины. У гонга разгорался костер, куда бросали листовки. Занимался сбором политрук Титов.
О листовках в первые часы избегали говорить. Они были двух видов. Синие плотные бумажки размером приблизительно пятнадцать на семь сантиметров. На одной стороне вверху посередине была свастика и по обе ее стороны напечатано типографским шрифтом крупными русскими буквами справа «пропуск», слева – по-немецки, а ниже более мелкими буквами по-русски, что этот пропуск дает право перейти линию фронта. Тем, кто последует по доброй воле, будет гарантирована жизнь и работа в новом немецком государстве и право возвращения к семьям по месту постоянного жительства. Ниже русского текста по-немецки напечатано то же самое. На обратной стороне листка – обращение к гражданам России и бойцам Красной Армии, где писалось, что они обмануты большевиками, комиссарами и евреями, напрасно гибнут в войне. Более жирным шрифтом указывалось, что дальнейшее сопротивление бесполезно, и призывалось прекратить вооруженную борьбу, переходить на сторону немцев, которые гарантируют новую счастливую жизнь в великой Германии.
Белые листовки в половину стандартного листа. Сверху по-русски и по-немецки «Пропуск» со свастикой между ними и таким же по содержанию текстом, что и на синих листовках. Под текстом пропуска – перфорированная линия для его отрыва. А под линией – воззвание к гражданам России того же текста. Все было напечатано на одной стороне листа.
Содержание листовок и сам факт обращения немцев к нашим войскам постепенно стали обсуждаться личным составом. Равнодушных не осталось. По-видимому, читали все, если не открыто, то украдкой. Делились мнением обычно небольшими группами по два-три человека. Образовывались и большие группы во время перекуров. Основное направление разговора шло о том, что враг выдыхается, резервы его на исходе и рассчитывает обещаниями сломить наше сопротивление.
Но имели место и другие мнения. Особенно много говорил Вернигора во время работы со своим напарником Кихтенко. И разговор чаще заводил он. Говорил, что немцы не заинтересованы всех убивать. Им нужны люди для работы. Вот и призывают сложить оружие и сдаться. Чувствуют силу и не хотят напрасных жертв. Им заводы, фабрики и мосты нужны в исправном виде. Кто будет сопротивляться, того, конечно, станут уничтожать. Многие ему возражали.
– Пока мы тут работаем, «рама» направит бомбардировщиков и хана нам всем будет. В порошок сотрут.
– Не каркай. Он выберет покрупнее дичь, чем мы.
– Он все слопает. Сила-то какая! Куда зашел? Все прет и прет. Съест нас с потрохами.
– Не говори. Тут немцу крышка. Хоть и сила, но и наших много идет.
– Не хватит у него людей, чтоб удержать столько земли. Да и народы не захотят под ним жить. Французов выгнали, хотя они столько бед не натворили, а наши немца тем более не потерпят.
– Чтобы удержать завоеванное, он уничтожит много наших людей.
– Делов-то у него уже немного осталось, – все твердил Вернигора, – вот он уже где. Возьмет Сталинград и на Москву попрет, а там и войне конец.
– Гад же ты, как я вижу! Вон и листовку-пропуск за пилотку положил. К немцу собираешься? – возмутился старшина «Крошка», снял с его головы пилотку, вытащил из отворота листовку, порвал ее и бросил в огонь, а пилоткой шлепнул его по голове. – Контра ты и больше ничего.
– Я что, я как все, а ты рот не затыкай. Что вижу, то и говорю, как понимаю. И это мое дело. Ты о моей семье, о моем семени не думаешь. Попробуй, достань их из-под Полтавы и помоги им. Руки коротки. Кто о них подумает? Кто им поможет? У них вся надежда на меня.
– И как же ты думаешь им помочь? Сдашься немцу и под юбку к жене? А на остальные семьи тебе наплевать?
– Если ты умный такой, скажи, как им помочь. Твоя семья в Сибири, ей ничего не грозит, и душа твоя спокойная, а моя разрывается на куски. Как мне быть?
– Как всем. Разбить и выгнать немцев и всех наших освободить.
– Это слова красивые, а дела-то не видно.
– Вот нам и надо дело всем делать, а с тобой не очень-то далеко пойдешь.
– Я не хуже тебя в деле буду. Время покажет.
На этом перекур закончился. Разошлись по рабочим местам.
Во второй половине дня в расположение роты прибыл заместитель командира бригады по технической части военный инженер 2-го ранга Иванов. От него мы узнали, что 1-й танковый батальон под командованием капитана Рустикова в районе разъезда 74-й километр, между станциями Абганерово и Тингута, на марше был внезапно обстрелян из небольшой рощицы артиллерийскими снарядами. Батальон не успел опомниться, как потерял семь танков – шесть из них подбиты, а один сгорел. Из рощицы вышли четыре немецких танка, развернулись и ушли в степь, в сторону Аксая. Им вслед запоздало открыли беспорядочный огонь из уцелевших танков и даже не преследовали, настолько были растеряны. Потеряли при этом одиннадцать человек убитыми и ранеными. Батальон отошел западнее разъезда 74-й километр и занял там оборону.
Срочно создали группу по ремонту танков и отправили туда во главе с военным техником 2-го ранга Дроздом. В том же районе во время рекогносцировки местности был ранен в ноги осколком снаряда командир бригады подполковник Павел Иосифович Липин и отправлен в госпиталь в Сталинград. Бригада, по сути, оказалась обезглавлена перед боевыми действиями. Командовать стал его заместитель по строевой части капитан Садовский. Личный состав встречался с комбригом хоть и короткое время, но уже проникся к нему доверием и уважением. Садовского вообще не знали, и мало кто видел его в лицо. Очень трудная ноша и большая ответственность выпала еще не воевавшему офицеру, которому так внезапно пришлось вступить в командование танковой бригадой в такой тяжелой обстановке. За неделю формирования, следования в эшелонах и на марше не могло быть налажено взаимодействие подразделений. Не успело познакомиться должным образом командование между собой и с командирами подразделений и с личным составом.
Ранение комбрига и убытие его на лечение перед самым первым боем, при таком стремительном наступлении врага, потери 1-го танкового батальона – все это не могло не сказаться на настроении личного состава. Всех нас эти известия ошеломили. В бой еще не вступили, а такие потери. И так много танков и машин стоят в пути неисправными. Подразделения бригады еще на марше, до пунктов сосредоточения не дошли. От наших людей потребовали наибыстрейшего ремонта техники, и люди все свои возможности отдали этому. Большая ответственность легла на плечи начальника политотдела батальонного комиссара Максимова, начальника штаба майора Маликова и других начальников, командиров и политработников по мобилизации, сколачиванию и сплочению личного состава в боевую единицу, которая так неожиданно столкнулась с врагом.
Пятница, 7 августа 1942 г. ВРАГ НАСТУПАЕТ.
За последние четверо суток люди почти не спали, некоторым, возможно, и удавалось вырвать какие-то десятки минут для сна, и то днем, рядом с ремонтировавшейся техникой. Многие еле стояли на ногах, небритые, грязные, в пропитанных маслами и соляркой комбинезонах, обмундировании и белье. Но каждый понимал, что от его работы многое зависит. Несмотря на чрезвычайную физическую усталость, разбитые, в ссадинах и ранах, пальцы и кисти рук, ремонтники не прекращали работу. Помогали им и водители. Торопили, хотя в последнем нужды не было. Держал на ногах людей все усиливающийся гул канонады – приближался фронт.
В расположение роты с донесением прибыл командир отделения связи бригады. После его отъезда комроты созвал всех начальников. Вначале доложил обстановку: 2-й танковый батальон, следуя в район сосредоточения, на марше был подвергнут бомбардировке немецкими самолетами и обстрелу со стороны наступающей вдоль железной дороги авангардной группы танковой армии противника. Батальон потерял Т-34 и три танка Т-70 и отошел юго-западнее, в район совхоза им. Юркина, где занял оборону. Там же сосредоточились штаб бригады, рота управления, мотострелковый пулеметный батальон, батарея противотанковых ружей и медико-санитарный взвод. 1-й танковый батальон остался западнее, где занял оборону.
– Враг упорно продвигается вдоль железной дороги от Котельниково к Сталинграду, – продолжал комроты. – Занял Аксай, Абганерово, тяжелые бои идут за разъезд 74-й километр, рядом с которым заняла оборону и наша бригада. Стрелковым дивизиям и спешно прибывающим другим частям не удается задержать его продвижение. Обстановка для нашей бригады создалась очень тяжелая. Враг еще очень силен. Всего можно ожидать. Не исключается его прорыв и к нам, может высадить десант. Приказываю быть готовыми вступить в бой. Оружие, патроны всегда держать при себе. Необходимо повысить бдительность, усилить караулы. По возможности загрузить машины на случай внезапного отхода. Обратить внимание на людей. Знать, чем они дышат. Не зря прятали у себя листовки. Не думаю, что могут изменить Родине, но береженого бог бережет. Смотреть за подчиненными, держать их в руках. А сейчас – за работу!
Водители транспортного взвода роты почти все время пребывали в рейсах. Возили боеприпасы, горюче-смазочные материалы, продовольствие из армейских и фронтовых складов в подразделения бригады. Им немало доставалось в пути, нередко подвергались налетам вражеской авиации, сутками не принимали горячую пищу. Они были осведомлены больше других о положении на фронте и других событиях и охотно делились всеми новостями. За ужином только и было разговоров о рвавшемся враге к Сталинграду. Хватит ли сил удержать его?
– Как отбиваться будем, доктор? – спросил Саша и добавил: – Приехал старшина Кругляков из расположения 2-го танкового батальона. Сказал, что в полдень немцы овладели разъездом 74-й километр и идут в направлении станции Тингута. У них много танков, мотоциклисты с автоматами. Самолеты неоднократно бомбили наши войска. Да и мы здесь целый день слышали взрывы. Только сейчас немного утихло.
– Станция Тингута всего в 30 километрах от Сталинграда, – проговорил Саркисян.
– Если пойдет по железной дороге дальше, то мы окажемся в мешке, – сказал Манько, – ведь севернее нас от Дона также идут немцы, румыны и итальянцы.
– Да, на северо-западе форсировали Дон и идут на Сталинград. Откуда же взялись немцы с юга? Они захватили Ростов, но до Котельниково много сотен километров. Карту бы нам, как-то разобрались бы, – вмешался я.
– Нечего разбираться. И так ясно. Немцы вышли на Кавказ после Ростова. Я эти места хорошо знаю. Они, видимо, далеко зашли на Кавказ, раз вышли на Котельниково. На Северном Кавказе есть станция Тихорецкая, от которой прямая железная дорога на Сталинград через Ремонтную, Котельниково и дальше на север. А если бы пошли на юг, то до моей Армении добрались бы. Ну и дела, – сокрушался Саркисян.
– Сталин не допустит, чтобы враг захватил его город, – авторитетно вставил я.
– Конец войны тут будет решаться. Или его остановят и начнут бить и гнать из России, или нам конец. Если он возьмет Сталинград – ему откроется дорога на Астрахань, Баку. И на Москву может пойти и взять ее, – заключил Саркисян.
– Считал тебя умным человеком, а ты о нашей кончине толкуешь, – горячо вмешался Манько, – а Сибирь какая у нас? Да и Москва наша и Ленинград держатся. О какой кончине можно говорить? Будем истреблять друг друга, а победит тот, у кого больше людей, а у нас-то и больше.
– Кому тогда жить, – вставил молчавший до сих пор Ген, – кто ж там останется? Нас уже не будет, когда до Сибири дойдет. Это все, братцы, решится раньше и решится, пожалуй, здесь. Может, мы и не доживем до победы, многие из нас не доживут – на то и война, а интересно, как это все произойдет? Дожить бы до того времени, когда его начнут гнать в шею.
– А пока он на твоей шее висит. Что ж ты думаешь делать?– спросил Манько.
– Что все будут, то и я. Драться. Из родных у меня, видно, никого не осталось. Все жили в Киеве. Евреи. Известно, что всех их уничтожили. Думаю, что жену-украинку и сына не пощадили. Так что некому даже оплакивать меня.
Тихо, проникновенно заговорил Саркисян:
– Несчастный еврейский народ – нация мучеников и изгоев на протяжении многих веков после лишения исторической родины. Фашисты приход к власти начали с обвинения евреев во всех трудностях немецкой нации и стали жестоко их преследовать: лишали работы, отбирали имущество, гноили в тюрьмах. Изгнали большинство из Германии. В эту войну фашисты решили уничтожить евреев не только в своей стране, но и в оккупированных странах, что и делают, – вздохнул глубоко и сказал: – Судьба евреев, армян и многих других народов зависит от того, выстоит ли Советский Союз в борьбе с фашизмом или будет побежден. Если наши народы немец превратит в рабочую силу, в рабов для себя, то евреев уничтожит, так же и армян, если не сам, то руками турок, как уже было. Может уничтожить и другие народы или часть их. Нам ничего не остается, как драться и только драться вместе с Россией до победы! Так нужно настраивать и подчиненных. За ночь нужно отремонтировать и отправить в батальоны четыре танка. Это наша работа, и пойдем ее делать, – встал и направился в мастерские. За ним стали подниматься и все остальные.
– Да, разговорами не изменишь дело. Пошли, – поднялся и Ген, догнал неразлучного друга, и оба ушли в сторону мастерских.
И я взял санитарную сумку и пошел в кошару, где ремонтировались колесные машины. У противоположных дверей на улице заметил оживленную группу водителей и механиков, среди которых жестикулировал старшина Кругляков, крепко сбитый, лет тридцати, несколько выше среднего роста.
– О чем разговор?
– Да вот из пекла вырвался старшина, невеселую историю рассказывает.
– Чудом в живых остался. И моя машина в пробоинах – борт зацепило, а у старшины капот и кабина в дырках, – говорил один из водителей.
– Хватит антимонию разводить! Подумаешь, напугали сверху, – раздался голос воентехника Гена из открытых ворот кошары, – за работу! Дел-то сколько!
Все стали расходиться по своим местам: каждого ждала работа.
Я направился на постоянное место для перевязок – в кошару ремонтного взвода, где пострадавших было больше. Так же место для перевязок и оказания другой медицинской помощи было у кухни в примитивной курилке. Личный состав три раза в сутки собирался для приема пищи. Серьезных больных пока не было. Основной спрос был на перевязочный материал, и не только из-за ссадин и ушибов. Немало и из-за фурункулов на трущихся о загрязненную одежду частях тела.
В расположение роты с донесением прибыл командир отделения связи бригады. После его отъезда комроты созвал всех начальников. Вначале доложил обстановку: 2-й танковый батальон, следуя в район сосредоточения, на марше был подвергнут бомбардировке немецкими самолетами и обстрелу со стороны наступающей вдоль железной дороги авангардной группы танковой армии противника. Батальон потерял Т-34 и три танка Т-70 и отошел юго-западнее, в район совхоза им. Юркина, где занял оборону. Там же сосредоточились штаб бригады, рота управления, мотострелковый пулеметный батальон, батарея противотанковых ружей и медико-санитарный взвод. 1-й танковый батальон остался западнее, где занял оборону.
– Враг упорно продвигается вдоль железной дороги от Котельниково к Сталинграду, – продолжал комроты. – Занял Аксай, Абганерово, тяжелые бои идут за разъезд 74-й километр, рядом с которым заняла оборону и наша бригада. Стрелковым дивизиям и спешно прибывающим другим частям не удается задержать его продвижение. Обстановка для нашей бригады создалась очень тяжелая. Враг еще очень силен. Всего можно ожидать. Не исключается его прорыв и к нам, может высадить десант. Приказываю быть готовыми вступить в бой. Оружие, патроны всегда держать при себе. Необходимо повысить бдительность, усилить караулы. По возможности загрузить машины на случай внезапного отхода. Обратить внимание на людей. Знать, чем они дышат. Не зря прятали у себя листовки. Не думаю, что могут изменить Родине, но береженого бог бережет. Смотреть за подчиненными, держать их в руках. А сейчас – за работу!
Водители транспортного взвода роты почти все время пребывали в рейсах. Возили боеприпасы, горюче-смазочные материалы, продовольствие из армейских и фронтовых складов в подразделения бригады. Им немало доставалось в пути, нередко подвергались налетам вражеской авиации, сутками не принимали горячую пищу. Они были осведомлены больше других о положении на фронте и других событиях и охотно делились всеми новостями. За ужином только и было разговоров о рвавшемся враге к Сталинграду. Хватит ли сил удержать его?
– Как отбиваться будем, доктор? – спросил Саша и добавил: – Приехал старшина Кругляков из расположения 2-го танкового батальона. Сказал, что в полдень немцы овладели разъездом 74-й километр и идут в направлении станции Тингута. У них много танков, мотоциклисты с автоматами. Самолеты неоднократно бомбили наши войска. Да и мы здесь целый день слышали взрывы. Только сейчас немного утихло.
– Станция Тингута всего в 30 километрах от Сталинграда, – проговорил Саркисян.
– Если пойдет по железной дороге дальше, то мы окажемся в мешке, – сказал Манько, – ведь севернее нас от Дона также идут немцы, румыны и итальянцы.
– Да, на северо-западе форсировали Дон и идут на Сталинград. Откуда же взялись немцы с юга? Они захватили Ростов, но до Котельниково много сотен километров. Карту бы нам, как-то разобрались бы, – вмешался я.
– Нечего разбираться. И так ясно. Немцы вышли на Кавказ после Ростова. Я эти места хорошо знаю. Они, видимо, далеко зашли на Кавказ, раз вышли на Котельниково. На Северном Кавказе есть станция Тихорецкая, от которой прямая железная дорога на Сталинград через Ремонтную, Котельниково и дальше на север. А если бы пошли на юг, то до моей Армении добрались бы. Ну и дела, – сокрушался Саркисян.
– Сталин не допустит, чтобы враг захватил его город, – авторитетно вставил я.
– Конец войны тут будет решаться. Или его остановят и начнут бить и гнать из России, или нам конец. Если он возьмет Сталинград – ему откроется дорога на Астрахань, Баку. И на Москву может пойти и взять ее, – заключил Саркисян.
– Считал тебя умным человеком, а ты о нашей кончине толкуешь, – горячо вмешался Манько, – а Сибирь какая у нас? Да и Москва наша и Ленинград держатся. О какой кончине можно говорить? Будем истреблять друг друга, а победит тот, у кого больше людей, а у нас-то и больше.
– Кому тогда жить, – вставил молчавший до сих пор Ген, – кто ж там останется? Нас уже не будет, когда до Сибири дойдет. Это все, братцы, решится раньше и решится, пожалуй, здесь. Может, мы и не доживем до победы, многие из нас не доживут – на то и война, а интересно, как это все произойдет? Дожить бы до того времени, когда его начнут гнать в шею.
– А пока он на твоей шее висит. Что ж ты думаешь делать?– спросил Манько.
– Что все будут, то и я. Драться. Из родных у меня, видно, никого не осталось. Все жили в Киеве. Евреи. Известно, что всех их уничтожили. Думаю, что жену-украинку и сына не пощадили. Так что некому даже оплакивать меня.
Тихо, проникновенно заговорил Саркисян:
– Несчастный еврейский народ – нация мучеников и изгоев на протяжении многих веков после лишения исторической родины. Фашисты приход к власти начали с обвинения евреев во всех трудностях немецкой нации и стали жестоко их преследовать: лишали работы, отбирали имущество, гноили в тюрьмах. Изгнали большинство из Германии. В эту войну фашисты решили уничтожить евреев не только в своей стране, но и в оккупированных странах, что и делают, – вздохнул глубоко и сказал: – Судьба евреев, армян и многих других народов зависит от того, выстоит ли Советский Союз в борьбе с фашизмом или будет побежден. Если наши народы немец превратит в рабочую силу, в рабов для себя, то евреев уничтожит, так же и армян, если не сам, то руками турок, как уже было. Может уничтожить и другие народы или часть их. Нам ничего не остается, как драться и только драться вместе с Россией до победы! Так нужно настраивать и подчиненных. За ночь нужно отремонтировать и отправить в батальоны четыре танка. Это наша работа, и пойдем ее делать, – встал и направился в мастерские. За ним стали подниматься и все остальные.
– Да, разговорами не изменишь дело. Пошли, – поднялся и Ген, догнал неразлучного друга, и оба ушли в сторону мастерских.
И я взял санитарную сумку и пошел в кошару, где ремонтировались колесные машины. У противоположных дверей на улице заметил оживленную группу водителей и механиков, среди которых жестикулировал старшина Кругляков, крепко сбитый, лет тридцати, несколько выше среднего роста.
– О чем разговор?
– Да вот из пекла вырвался старшина, невеселую историю рассказывает.
– Чудом в живых остался. И моя машина в пробоинах – борт зацепило, а у старшины капот и кабина в дырках, – говорил один из водителей.
– Хватит антимонию разводить! Подумаешь, напугали сверху, – раздался голос воентехника Гена из открытых ворот кошары, – за работу! Дел-то сколько!
Все стали расходиться по своим местам: каждого ждала работа.
Я направился на постоянное место для перевязок – в кошару ремонтного взвода, где пострадавших было больше. Так же место для перевязок и оказания другой медицинской помощи было у кухни в примитивной курилке. Личный состав три раза в сутки собирался для приема пищи. Серьезных больных пока не было. Основной спрос был на перевязочный материал, и не только из-за ссадин и ушибов. Немало и из-за фурункулов на трущихся о загрязненную одежду частях тела.
Суббота, 8 августа 1942 г. НА РУБЕЖЕ АТАКИ.
Удары гонга позвали на завтрак. Из ремонтных кошар выходили солдаты, работавшие всю ночь, в измазанных комбинезонах и обмундировании. Сбрасывали с себя все по пояс, протирали участки тела ветошью, смоченной в бензине, а затем мылись водой из бочки, которую накануне вечером заполнили для противопожарных нужд. Некоторые бегали к речушке – Донской Царице, протекавшей в трех сотнях метров. Позавтракав, многие из ремонтников тут же ложились у кустов и засыпали. Удары в гонг и команда строиться будили с трудом. На разводе распределяли личный состав на работы. Полчаса сна становилось достаточно, чтобы прояснилась голова, снялась тяжесть и скованность во всем теле.
Личный состав роты выстроился возле кошар. Перед строем выступил подполковник Иванов.
– Товарищи! Вы хорошо поработали в эту ночь, отремонтировали немало техники, и она уже ушла в свои подразделения. К исходу дня все остальные танки до единого, повторяю, к исходу дня все танки и колесные машины должны быть отремонтированы и убыть своим ходом в подразделения, которые заняли исходные рубежи. Эти машины полностью загрузить боеприпасами и горючим. Их ждут батальоны.
Командир роты поставил конкретные задачи каждой ремонтной группе, каждому технику по ремонту машин и танков. Назначил группу по охране территории, выделил наблюдательный пункт на случай высадки десанта. Все разошлись по объектам.
Перед обедом меня вызвал командир роты и приказал взять все необходимое для оказания медицинской помощи, так как я еду в составе группы инженерно-технического обеспечения бригады в район боевых действий. Уже был у командира военный техник 3-го ранга Воропаев, который будет возглавлять эту группу. Боевую задачу поставил нам подполковник Иванов. Бригаде предстояло во взаимодействии с 204-й стрелковой дивизией и другими частями выбить противника из разъезда 74-й километр. Отбросить неприятеля от железной дороги Абганерово – Тингута, ведущей в Сталинград, и задержать его продвижение до прибытия резервных войск. Нашей группе надлежало во время боев следовать за 1-м танковым батальоном, ремонтировать поврежденные машины непосредственно на поле боя, оттянув их в укрытия, а мне – оказывать медицинскую помощь раненым и обожженным. В состав группы технического обеспечения вошли два тягача, две ремонтные летучки – по электрооборудованию и оружейная, две бортовые машины с запчастями, два бензовоза с соляркой, бортовая машина с бочками бензина. Летучки – это мастерские, оборудованные станками токарными, фрезерными, тисками, сваркой, инструментом.
Из личного состава в группу подобрали самых опытных ремонтников, которые успели зарекомендовать себя за эти дни. Кроме старшего группы Воропаева, из командиров вошли в нее военный техник 3-го ранга Дрозд – специалист по ремонту двигателей танков, а также сержант Король – командир отделения. Старшина Кругляков возглавлял отделение по ремонту колесных машин. Красноармеец Нагиба – электросварщик, Тарас Колесник – оружейный мастер, лейтенант Балашов – электротехник, сержант Синицын – электрик, слесари и водители. Группа находилась в непосредственном подчинении зампотеха бригады. Оставив часть перевязочного материала старшине роты, я взял с собой все остальное свое имущество: носилки, набор медикаментов и инструментария – комплект «ПФ», комплекты бинтов и шин и погрузил все на тягач водителя Саши Цветкова. Санитарную сумку держал при себе.
Группа получила сухой паек: сухари, консервы, кашу и суп в концентратах, сушеный картофель, соль, сахар, чай. Водителям было приказано отдыхать – предстоял ночной марш. Выезд назначен сразу после ужина.
С наступлением темноты погрузились и выехали в южном направлении. Шли без света. Ориентироваться должны были на стоп-сигналы впереди идущих машин, но сплошная пелена пыли резко ухудшала видимость и движение. Особенно много пыли выпало на наш замыкающий тягач, а отстать – значит потеряться в степи. Все в машинах спали, настолько устали за последние напряженные дни. Бодрствовали только водители за рулем и рядом сидящие, чтобы не дать уснуть водителям. Вел колонну зампотех бригады по каким-то только ему известным ориентирам. Шли медленно, часто останавливались. Иванов объезжал колонну много раз, пересчитывая машины. Еще до рассвета добрались до позиций 1-го танкового батальона северо-западнее разъезда 74-й километр. Мы уже знали, что правее нас, в районе совхоза им. Юркина, разместился 2-й танковый и мотострелковый пулеметный батальон. Там же находились штаб и рота управления бригады, вспомогательные подразделения, медсанвзвод. Бригада расположилась в боевых порядках 204-й стрелковой дивизии, с которой надлежало взаимодействовать в бою. Иванов с Воропаевым убыли в штаб бригады доложить о прибытии и для получения боевой задачи. Нам приказали рассредоточиться, сидеть в машинах и ждать указаний. Мимо нас все проходили воинские части, некоторые останавливались и размещались рядом.
Личный состав роты выстроился возле кошар. Перед строем выступил подполковник Иванов.
– Товарищи! Вы хорошо поработали в эту ночь, отремонтировали немало техники, и она уже ушла в свои подразделения. К исходу дня все остальные танки до единого, повторяю, к исходу дня все танки и колесные машины должны быть отремонтированы и убыть своим ходом в подразделения, которые заняли исходные рубежи. Эти машины полностью загрузить боеприпасами и горючим. Их ждут батальоны.
Командир роты поставил конкретные задачи каждой ремонтной группе, каждому технику по ремонту машин и танков. Назначил группу по охране территории, выделил наблюдательный пункт на случай высадки десанта. Все разошлись по объектам.
Перед обедом меня вызвал командир роты и приказал взять все необходимое для оказания медицинской помощи, так как я еду в составе группы инженерно-технического обеспечения бригады в район боевых действий. Уже был у командира военный техник 3-го ранга Воропаев, который будет возглавлять эту группу. Боевую задачу поставил нам подполковник Иванов. Бригаде предстояло во взаимодействии с 204-й стрелковой дивизией и другими частями выбить противника из разъезда 74-й километр. Отбросить неприятеля от железной дороги Абганерово – Тингута, ведущей в Сталинград, и задержать его продвижение до прибытия резервных войск. Нашей группе надлежало во время боев следовать за 1-м танковым батальоном, ремонтировать поврежденные машины непосредственно на поле боя, оттянув их в укрытия, а мне – оказывать медицинскую помощь раненым и обожженным. В состав группы технического обеспечения вошли два тягача, две ремонтные летучки – по электрооборудованию и оружейная, две бортовые машины с запчастями, два бензовоза с соляркой, бортовая машина с бочками бензина. Летучки – это мастерские, оборудованные станками токарными, фрезерными, тисками, сваркой, инструментом.
Из личного состава в группу подобрали самых опытных ремонтников, которые успели зарекомендовать себя за эти дни. Кроме старшего группы Воропаева, из командиров вошли в нее военный техник 3-го ранга Дрозд – специалист по ремонту двигателей танков, а также сержант Король – командир отделения. Старшина Кругляков возглавлял отделение по ремонту колесных машин. Красноармеец Нагиба – электросварщик, Тарас Колесник – оружейный мастер, лейтенант Балашов – электротехник, сержант Синицын – электрик, слесари и водители. Группа находилась в непосредственном подчинении зампотеха бригады. Оставив часть перевязочного материала старшине роты, я взял с собой все остальное свое имущество: носилки, набор медикаментов и инструментария – комплект «ПФ», комплекты бинтов и шин и погрузил все на тягач водителя Саши Цветкова. Санитарную сумку держал при себе.
Группа получила сухой паек: сухари, консервы, кашу и суп в концентратах, сушеный картофель, соль, сахар, чай. Водителям было приказано отдыхать – предстоял ночной марш. Выезд назначен сразу после ужина.
С наступлением темноты погрузились и выехали в южном направлении. Шли без света. Ориентироваться должны были на стоп-сигналы впереди идущих машин, но сплошная пелена пыли резко ухудшала видимость и движение. Особенно много пыли выпало на наш замыкающий тягач, а отстать – значит потеряться в степи. Все в машинах спали, настолько устали за последние напряженные дни. Бодрствовали только водители за рулем и рядом сидящие, чтобы не дать уснуть водителям. Вел колонну зампотех бригады по каким-то только ему известным ориентирам. Шли медленно, часто останавливались. Иванов объезжал колонну много раз, пересчитывая машины. Еще до рассвета добрались до позиций 1-го танкового батальона северо-западнее разъезда 74-й километр. Мы уже знали, что правее нас, в районе совхоза им. Юркина, разместился 2-й танковый и мотострелковый пулеметный батальон. Там же находились штаб и рота управления бригады, вспомогательные подразделения, медсанвзвод. Бригада расположилась в боевых порядках 204-й стрелковой дивизии, с которой надлежало взаимодействовать в бою. Иванов с Воропаевым убыли в штаб бригады доложить о прибытии и для получения боевой задачи. Нам приказали рассредоточиться, сидеть в машинах и ждать указаний. Мимо нас все проходили воинские части, некоторые останавливались и размещались рядом.
Воскресенье, 9 августа 1942 г. РАЗЪЕЗД 74-й КИЛОМЕТР.
Начало светать. Мы оказались в лощине, проросшей кустарником. В дымке рассвета вырисовывались силуэты рассредоточенных танков, прикрытых маскировочными сетями, ветками, грузовых специальных машин. Стали различимы позиции артиллерийских батарей, зенитных установок, вкопанных в землю. Между ними вклинились только что прибывшие воинские подразделения, военная техника. Вокруг копошились красноармейцы, командиры. Много всего военного скопилось на этом участке, представлявшем такую удобную мишень для противника. Ночь выдалась прохладной, несколько озябли. Вышли из машин, размялись. Осмотрелись. Обложили кустарники своими «минами», добавив их к наложенным до нас.
Наша группа все еще ждала воентехника Воропаева. В это время к танкам подъехали крытые брезентом машины. Прибыли автоматчики из мотострелкового пулеметного батальона. Стали выгружать ящики с гранатами и бутылками с горючей жидкостью и крепить их на броне танков, где и сами размещались за башней каждого танка по четыре-пять человек. Привязывали себя к скобам, крышке трансмиссионного люка, чтобы не свалиться при движении или ранении. В их задачу входило огнем автоматов, гранатами и бутылками с горючей жидкостью подавить огневые точки и живую силу противника при прорыве танков в его боевые порядки, способствуя этим продвижению нашей пехоты. В сознании уложилось убеждение, что танкисты внутри машины надежно укрыты от пуль и осколков. И на этом фоне со всей откровенностью выпячивалась беззащитность автоматчиков сверху.
Вернулся из командного пункта бригады Воропаев и доложил обстановку:
– С минуты на минуту ожидается атака наших войск на разъезд, с задачей выбить противника и отбросить от железной дороги. До разъезда от нас менее полукилометра. Нам приказано следовать за 1-м танковым батальоном, который должен прорвать оборону врага. 2-й батальон и мотострелковый с такой же задачей действуют справа от нас.
Там был ранен зампотех батальона, и временно туда направили воентехника 3-го ранга Дрозда.
Вдруг в тревожную тишину рассвета ворвались голоса громкоговорителей из расположения противника. Это было так неожиданно, что мы насторожились, затаив дыхание. Громкий, четкий, лающий голос, эхом раскатившийся вокруг, на чистом русском языке приказывал прекратить сопротивление и добровольно сдаться немецким войскам. Предварительно уничтожив всех коммунистов, комиссаров и евреев. Немецкое командование гарантировало тогда всем сохранить жизнь и возвращение к семьям по окончании войны, исход которой уже предрешен. Из репродукторов неслось, что с запада немецкие войска вошли в Сталинград, который прекратил сопротивление. Начался решающий штурм Москвы и Ленинграда, дни которых сочтены. Красная Армия разгромлена. Дальнейшее сопротивление бесполезно. Настойчиво и часто повторялась угроза полного уничтожения всех, кто не прекратит сопротивление. Все это оказывало жуткое, парализующее действие, будто сковало. Конец каждого слова эхом повторялся, дробясь в отдалении. Ни бомбежка, ни артобстрел не наводили такую жуть, как этот лающий голос в гробовой тишине. Предлагалось выходить группами и в одиночку с личным оружием в направлении переднего края, неся впереди себя древко с любым белого цвета материалом.
Наша группа все еще ждала воентехника Воропаева. В это время к танкам подъехали крытые брезентом машины. Прибыли автоматчики из мотострелкового пулеметного батальона. Стали выгружать ящики с гранатами и бутылками с горючей жидкостью и крепить их на броне танков, где и сами размещались за башней каждого танка по четыре-пять человек. Привязывали себя к скобам, крышке трансмиссионного люка, чтобы не свалиться при движении или ранении. В их задачу входило огнем автоматов, гранатами и бутылками с горючей жидкостью подавить огневые точки и живую силу противника при прорыве танков в его боевые порядки, способствуя этим продвижению нашей пехоты. В сознании уложилось убеждение, что танкисты внутри машины надежно укрыты от пуль и осколков. И на этом фоне со всей откровенностью выпячивалась беззащитность автоматчиков сверху.
Вернулся из командного пункта бригады Воропаев и доложил обстановку:
– С минуты на минуту ожидается атака наших войск на разъезд, с задачей выбить противника и отбросить от железной дороги. До разъезда от нас менее полукилометра. Нам приказано следовать за 1-м танковым батальоном, который должен прорвать оборону врага. 2-й батальон и мотострелковый с такой же задачей действуют справа от нас.
Там был ранен зампотех батальона, и временно туда направили воентехника 3-го ранга Дрозда.
Вдруг в тревожную тишину рассвета ворвались голоса громкоговорителей из расположения противника. Это было так неожиданно, что мы насторожились, затаив дыхание. Громкий, четкий, лающий голос, эхом раскатившийся вокруг, на чистом русском языке приказывал прекратить сопротивление и добровольно сдаться немецким войскам. Предварительно уничтожив всех коммунистов, комиссаров и евреев. Немецкое командование гарантировало тогда всем сохранить жизнь и возвращение к семьям по окончании войны, исход которой уже предрешен. Из репродукторов неслось, что с запада немецкие войска вошли в Сталинград, который прекратил сопротивление. Начался решающий штурм Москвы и Ленинграда, дни которых сочтены. Красная Армия разгромлена. Дальнейшее сопротивление бесполезно. Настойчиво и часто повторялась угроза полного уничтожения всех, кто не прекратит сопротивление. Все это оказывало жуткое, парализующее действие, будто сковало. Конец каждого слова эхом повторялся, дробясь в отдалении. Ни бомбежка, ни артобстрел не наводили такую жуть, как этот лающий голос в гробовой тишине. Предлагалось выходить группами и в одиночку с личным оружием в направлении переднего края, неся впереди себя древко с любым белого цвета материалом.