Страница:
Потом выяснилось, что убийца уже давно вертелся возле Кирова, что он свободно проникал в Смольный, что он знал, где и когда Сергей Миронович бывает.
15 октября 1934 года, за полтора месяца до убийства Кирова, Николаева задержали возле дома Кирова на проспекте Красных Зорь. Его допросил и обыскал начальник отделения охраны правительства Ленинградского управления НКВД. Но по указанию начальника оперативного отдела УНКВД Николаева почему-то освободили.
У доктора исторических наук Олега Витальевича Хлевнюка своя точка зрения:
– Бытует версия о том, что Николаева дважды задерживали и дважды отпускали. Это Хрущев рассказал – в подтверждение его слов о заговоре против Кирова. Но, судя по документам, Николаева возле дома, где жили Киров и другие городские руководители, задерживали только один раз. Дело в том, что там постоянно собирались десятки людей, они приносили петиции, письма, обращения. Время от времени милиция устраивала там облавы, их забирали, но не сажали, а проводили с ними воспитательную работу и отпускали. В такую облаву попал и Николаев. Ему сделали соответствующее внушение и отпустили…
Но Николаева задержали с оружием в руках! Это в те времена, когда и меньшего повода было достаточно для ареста. А ведь пистолет в то время достать было очень трудно. Оружие у тех, у кого оно сохранилось с Гражданской войны, уже изъяли. И тем не менее его отпустили.
Есть доказательства того, что Николаев серьезно готовился к убийству. Он тренировался в стрельбе, стрелял довольно метко. Патроны – это потом установили – он получил на базе спортивного общества «Динамо», которая принадлежала НКВД.
ЛЮБОВНАЯ ВЕРСИЯ
ПОЧЕМУ ИМЕННО КИРОВ?
15 октября 1934 года, за полтора месяца до убийства Кирова, Николаева задержали возле дома Кирова на проспекте Красных Зорь. Его допросил и обыскал начальник отделения охраны правительства Ленинградского управления НКВД. Но по указанию начальника оперативного отдела УНКВД Николаева почему-то освободили.
У доктора исторических наук Олега Витальевича Хлевнюка своя точка зрения:
– Бытует версия о том, что Николаева дважды задерживали и дважды отпускали. Это Хрущев рассказал – в подтверждение его слов о заговоре против Кирова. Но, судя по документам, Николаева возле дома, где жили Киров и другие городские руководители, задерживали только один раз. Дело в том, что там постоянно собирались десятки людей, они приносили петиции, письма, обращения. Время от времени милиция устраивала там облавы, их забирали, но не сажали, а проводили с ними воспитательную работу и отпускали. В такую облаву попал и Николаев. Ему сделали соответствующее внушение и отпустили…
Но Николаева задержали с оружием в руках! Это в те времена, когда и меньшего повода было достаточно для ареста. А ведь пистолет в то время достать было очень трудно. Оружие у тех, у кого оно сохранилось с Гражданской войны, уже изъяли. И тем не менее его отпустили.
Есть доказательства того, что Николаев серьезно готовился к убийству. Он тренировался в стрельбе, стрелял довольно метко. Патроны – это потом установили – он получил на базе спортивного общества «Динамо», которая принадлежала НКВД.
ЛЮБОВНАЯ ВЕРСИЯ
Леонид Васильевич Николаев родился в 1904 году. Тщедушный, слабый, он рос без отца, в полной нищете. С детства болел, и недуги тоже наложили отпечаток на его психику. Он был неудачником, начисто лишенным способности ладить с окружающими. Николаев окончил шесть классов городского училища и совпартшколу. За пятнадцать лет он сменил одиннадцать мест работы, так и не удержавшись нигде. Четыре года работал учеником слесаря-механика, потом его взяли в Выборгский райком комсомола, а затем в Лужский уездный комитет комсомола. Назначили его управляющим делами, но в реальности он служил просто техническим секретарем.
Три месяца Николаев проработал референтом в промышленном отделе обкома. Не сработался с коллективом. Его перевели инструктором в рабоче-крестьянскую инспекцию, оттуда переправили инструктором в Институт истории партии Ленинградского обкома. Но и там от него поспешили избавиться. Когда он отказался перейти в политотдел на транспорте, его не только уволили, но и исключили из партии. Потом восстановили в партийных рядах, хотя и объявили строгий выговор с занесением в личное дело. Это произошло в апреле 1934 года.
Работы он себе больше не нашел. Как члену партии, райком партии предлагал ему несколько мест, но он отказывался от малооплачиваемых должностей, надеялся на возвращение в партийный аппарат, жаловался на несправедливость, пытался пробиться к начальству.
Его жена, Мильда Петровна Драуле, работала в обкоме партии, но в 1933 году ее перевели в аппарат уполномоченного наркомата легкой промышленности по Ленинградской области.
Говорили, что Мильда дежурила в обкоме вечерами и в выходные дни, и тогда ее приметил Киров, который более чем симпатизировал красивой женщине. Но Михаил Васильевич Росляков, который работал в Ленинграде, утверждает, что сотрудники аппарата обкома отрицали возможность романа между Кировым и женой Николаева.
Однако Николаеву все же вроде бы намекали, что жена ему неверна. Ненависть к удачливому сопернику и заставила его выстрелить – вот наиболее популярная сейчас версия. В самом ли деле Сергей Миронович был дамским угодником? Насколько обоснованно предположение, что Николаев ревновал свою жену к Кирову?
Доктор исторических наук Хлевнюк:
– Нельзя исключать, что этот неуравновешенный, физически неполноценный, обиженный жизнью человек вдруг решился отомстить счастливому сопернику. Николаева отовсюду выбрасывали, он со всеми конфликтовал и писал тому же Кирову с просьбой принять его и помочь.
Профессор Наумов:
– Киров – мужчина в расцвете сил. Наверное, оказывал знаки внимания. Но вообще-то эта версия потом родилась. И мне представляется, что ее запустил сам НКВД…
После убийства Кирова Николаев не прожил и месяца. 29 декабря 1934 года Военная коллегия Верховного суда признала Николаева виновным. Его сразу же расстреляли, а вместе с ним еще тринадцать человек, раньше входивших в оппозицию.
Еще через две недели, в январе 1935-го, судили «организаторов убийства» – недавнего ленинградского лидера, бывшего члена политбюро и председателя исполкома Коминтерна Григория Евсеевича Зиновьева, бывшего члена политбюро и председателя Совета Труда и Обороны Льва Борисовича Каменева, бывшего члена оргбюро и секретаря ЦК Григория Еремеевича Евдокимова, бывшего члена оргбюро ЦК и секретаря Ленинградского губкома Петра Антоновича Залуцкого и еще одиннадцать человек, некогда входивших в ближайшее окружение Зиновьева.
Всех арестовали через две недели после убийства Кирова и сразу же исключили из партии. Все они давно отошли от политической деятельности. Но Сталин помнил каждого, кто пытался ему перечить.
Любопытнейшие заметки оставил писатель Корней Иванович Чуковский. 5 декабря, через несколько дней после убийства Кирова, он был приглашен к Каменевым поужинать. Бывший член политбюро и заместитель Ленина в правительстве Лев Борисович Каменев работал директором Института мировой литературы.
У Каменевых Чуковский застал еще одного бывшего члена политбюро – Григория Евсеевича Зиновьева, который писал статью «Пушкин и декабристы». Весь вечер они оживленно обсуждали литературные темы. Эти люди не только не имели никакого отношения в заговору против Кирова, но и были настолько наивны, что не предвидели своего будущего.
Все вместе они пошли прощаться с Кировым, тело которого доставили в Москву. К Колонному залу выстроилась очередь.
«Каменев приуныл: что делать? – вспоминал Чуковский. – Но, к моему удивлению, красноармейцы, составляющие цепь, узнали Каменева и пропустили нас – нерешительно, как бы против воли. Но нам преградила дорогу другая цепь. Татьяна Ивановна кинулась к начальнику: «Это Каменев». Тот встрепенулся и даже пошел проводить нас к парадному входу.
Татьяна Ивановна:
– Что это, Лева, у тебя скромность такая, сказал бы сам, что ты Каменев.
– У меня не скромность, а гордость, потому что вдруг он мне скажет: «Никакого Каменева я знать не знаю».
В Колонный зал нас пропустили вне очереди. Толпа идет непрерывным потоком, и гэпэушники подгоняют ее:
– Скорее, скорее, не задерживайте движения.
Промчавшись с такой быстротой мимо гроба, я, конечно, ничего не увидел. Мы остановились у лестницы, ведущей на хоры, и стали ждать, не разрешит ли комендант пройти мимо гроба еще раз, чтобы лучше его разглядеть. Процессия проходила мимо нас, и многие узнавали Каменева…»
Это показывает, что в восприятии широких масс Каменев и Зиновьев, несмотря на все усилия сталинской пропаганды, не были врагами. К ним сохранилось определенное уважение. Вот почему Сталину понадобилось обвинить их в убийстве Кирова, чтобы возбудить в стране ненависть к «врагам народа».
Через несколько дней Каменева арестовали. Ошеломленный Чуковский записал в дневник: «Неужели он такой негодяй? Неужели он имел какое-нибудь отношение к убийству Кирова?.. К гробу Кирова он шел вместе со мною в глубоком горе, негодуя против гнусного убийцы…»
Когда появился обвинительный акт против Каменева и Зиновьева, Корней Чуковский был поражен: «Мне казалось, что Каменев полностью ушел в литературу. Все знали, что в феврале он будет избран в академики, что Горький наметил его директором Всесоюзного института литературы, и казалось, что его честолюбие вполне удовлетворено этими перспективами. По его словам, Зиновьев до такой степени вошел в литературу, что даже стал детские сказки писать, и он даже показывал детскую сказку Зиновьева с картинками… очень неумелую, но трогательную».
В 1935 году Каменева, Зиновьева и других приговорили к разным срокам лишения свободы. Это был первый шаг: политическую оппозицию приравняли к террористам, уголовным преступникам. Сам Зиновьев никак не мог понять, что происходит.
Сидя в тюрьме, он писал, обращаясь к Сталину: «Я дохожу до того, что подолгу пристально гляжу на Ваш и других членов Политбюро портреты в газетах с мыслью: родные, загляните же в мою душу, неужели Вы не видите, что я не враг Ваш больше, что я Ваш душой и телом, что я понял все, что я готов сделать все, чтобы заслужить прощение, снисхождение».
Сталина такие послания только веселили. Сентиментальным он никогда не был. Все, кого он приказывал уничтожить, были в его глазах преступниками, и он не нуждался в судебном подтверждении их вины. Он сам решал, кто виновен, а кто еще нет.
Когда Сталин приехал в Ленинград после убийства Кирова, по его указанию правительственная комиссия подняла все архивные материалы, имеющие хоть какое-то отношение к этому делу. Среди них нашли заявление М.Н. Волковой, молодой малограмотной женщины, работавшей уборщицей и одновременно платным секретным сотрудником одного из райотделов НКВД.
Она писала в органы госбезопасности, что в Ленинграде готовится контрреволюционный заговор с целью убить Кирова, Ворошилова и Молотова. Ее допросил оперуполномоченный Особого отдела Ленинградского управления НКВД. Проверка показала, что ее обвинения ничем не подтверждаются, а сама она производит впечатление психически ненормального человека. Но оперуполномоченного потом посадили за потерю бдительности.
Волкову привезли к Сталину в Смольный. Она рассказала Сталину, что присутствовала на собраниях контрреволюционеров, что вместе с Николаевым дважды ходила в немецкое консульство, где ему дали двадцать пять тысяч рублей, что она обо всем предупреждала сотрудников НКВД. А они не только не прислушались к ней, а заставляли отказаться от показаний и пытали – загоняли каленые иголки под ногти. Начальник Ленинградского управления НКВД Медведь хотел ее упрятать в сумасшедший дом, а его заместитель Запорожец обо всем предупредил Николаева…
После беседы вождь распорядился оказать ей материальную помощь, выделить отдельную квартиру и позаботиться о ее здоровье.
Все было выполнено. По ее показаниям арестовали больше шестидесяти человек, в том числе пять сотрудников ленинградского управления НКВД, которые не обращали внимания на ее слова. Она продолжала доносить на всех, кого знала, и до 1956 года ее заявления внимательно рассматривались.
Только в 1956-м уже более объективная проверка, проведенная КГБ, установила, что Николаева она просто никогда не видела, а Сталину рассказывала то, что прочитала в газетах.
Вот что важно иметь в виду: почти ни у кого в стране причастность Зиновьева, бывшего члена политбюро, близкого Ленину человека, к убийству Кирова сомнений не вызвала. Даже бывшие эсеры, отбывавшие ссылку, даже русская эмиграция в 1934-м поверили, что Кирова убили оппозиционеры.
Уже на следующий год, 24 августа 1936 года, Военная коллегия Верховного суда пересмотрела дела Зиновьева, Каменева и других «по вновь открывшимся обстоятельствам» и приговорила всех к расстрелу. Ночью того же дня их всех расстреляли. При исполнении приговора присутствовали нарком Ягода и его будущий сменщик секретарь ЦК Николай Иванович Ежов. Пули, которыми убили Зиновьева и Каменева, Ежов будет хранить у себя в письменном столе. Сувенир на память.
После убийства Кирова в аппарате госбезопасности по всей стране были сформированы подразделения, которые занимались троцкистами и зиновьевцами. Эти подразделения сохранились до 60-х годов.
Несчастную Мильду Драуле первым делом исключили из партии «за абсолютную потерю партийной бдительности, что выразилось в неразоблачении контрреволюционной деятельности своего мужа Николаева и брата последнего, дезертировавшего из рядов Красной армии для контрреволюционной террористической деятельности».
11 марта 1935 года председатель Военной коллегии Верховного суда Василий Васильевич Ульрих доложил Сталину:
«9 марта с. г. выездная сессия военной коллегии Верховного суда СССР под моим председательством рассмотрела в закрытом судебном заседании в г. Ленинграде дело о соучастниках Леонида Николаева: Мильды Драуле, Ольги Драуле и Романа Кулинера.
Мильда Драуле на мой вопрос: какую она преследовала цель, добиваясь получения пропуска на собрание партактива Ленинграда 1 декабря прошлого года, где должен был делать доклад т. Киров, ответила, что «она хотела помогать Леониду Николаеву». В чем? «Там было бы видно по обстоятельствам». Таким образом, нами установлено, что подсудимые хотели помочь Николаеву в совершении теракта.
Все трое приговорены к высшей мере наказания – расстрелу. В ночь на 10 марта приговор приведен в исполнение. Прошу указаний: давать ли сообщение в прессу».
Репрессировали мать Николаева, его брата и сестер, двоюродного брата. Протоколы их допросов направлялись Сталину. От такого чтения он никогда не отказывался.
На XX съезде Хрущев на закрытом заседании сказал, что к смерти Кирова причастен Сталин. На чем основаны эти подозрения? Косвенных признаков, свидетельствующих о причастности Сталина к убийству, действительно немало. Сталин сразу же после сообщения о смерти Кирова, еще не имея никакой информации, уверенно заявил, что убийство – это дело зиновьевцев.
Об этом позднее на пленуме ЦК рассказал Николай Иванович Бухарин. Сталин сразу же ему возразил и сказал, что это было на седьмой-восьмой день, раньше же нельзя было узнать, кто стрелял.
Но Анастас Иванович Микоян подтверждает в своих воспоминаниях, что слова о виновности зиновьевцев были сказаны в первые же минуты, как только их собрал Сталин. Возникает ощущение, что Сталин был готов к сообщению об убийстве Кирова. Сталин конечно же прекрасно помнил, когда он рассказал о зиновьевцах, но он не хотел, чтобы на это обратили внимание. Он предпочитал, чтобы его слова считались результатом проведенного расследования.
Правда, есть и сторонники той версии, что Сталин ничего не знал, что стрелял убийца-одиночка и все происшедшее цепь случайностей. Но как же много случайностей!
Профессор Наумов:
– Версию убийцы-одиночки я отвергаю. Эту версию всегда отстаивал КГБ, защищая свою честь и репутацию Сталина. В 1956 году Хрущев поручил председателю КГБ Серову провести новое расследование. Еще можно было узнать правду, еще были живы последние уцелевшие свидетели. Но Серов загубил эту возможность. Он надавил на этих свидетелей, требуя, чтобы они не отрекались от прежних показаний.
Но неужели нет в самом секретном, самом закрытом архиве того самого документика, который все прояснит?
Профессор Наумов:
– Все говорят: покажите бумагу, где Сталин приказывает Ягоде расстрелять Кирова, желательно в Смольном такого-то числа. Нет таких бумаг! Их и не могло быть! Мы знаем, как Сталин выражал свои мысли и пожелания. Он был очень осторожный человек.
На документах, которые его смущали, он никаких следов не оставлял. Брал листочек, что-то на нем писал и прикалывал к документу. Сталин постоянно чистил свой архив. Приближенные научились угадывать по разным признакам настроения и желания Сталина. Все делалось намеками, опосредованно…
Но как же все-таки это происходило? Если пытаться реконструировать события, то что именно Сталин мог приказать людям из НКВД? Сказал наркому Ягоде, что Кирова пора убирать?
Профессор Наумов:
– Я думаю, что никому из них он прямо не говорил об убийстве. Ни глупым, ни наивным он не был. У него были способы выразить свои пожелания. Три самых близких к Сталину человека – начальник охраны Паукер, затем Власик и помощник генсека Поскребышев – ловили каждое его слово и передавали главе ведомства госбезопасности. Скажем, Сталин, садясь в машину, что-то говорил. А каждое утро с начальником охраны Власиком встречался нарком, спрашивал, какое настроение у хозяина, о чем он говорил, какие высказывал пожелания…
Профессор Наумов полагает, что ленинградской операцией непосредственно занимался первый заместитель наркома внутренних дел Яков Агранов.
Характерно, что доклад о роли зиновьевцев в убийстве Кирова делал не нарком Ягода, не председатель комиссии по расследованию Николай Иванович Ежов, а первый замнаркома Агранов. Он пользовался особым доверием Сталина. Во время Гражданской войны он был со Сталиным в Царицыне, а впоследствии имел возможность встречаться с вождем в нерабочей обстановке.
В кремлевском кабинете велась запись всех посетителей генерального секретаря. А наиболее доверительные беседы Сталин вел на даче, где посетителей никто не записывал. Агранов научился понимать намеки Сталина.
Леонид Николаев был не единственным кандидатом на роль убийцы, имелись, похоже, и другие. Первоначально собирались обвинить в убийстве Кирова не Зиновьева с Каменевым, а белую эмиграцию, Российский общевоинский союз. После убийства Ягода отдал указание искать еще и скрытых белогвардейцев.
Но Сталин уже принял другое решение и приказал Ягоде не терять времени. «А то дам в морду», – обещал Сталин. Это он часто так разговаривал с начальниками госбезопасности: чуть что – «дам в морду».
Профессор Наумов:
– Игра шла для Сталина беспроигрышная. Если бы один вариант не получился, запустили бы другой. Киров был обречен. Может быть, он что-то чувствовал? Он, между прочим, незадолго до смерти говорил в своем кругу, что ему не жить…
Ольга Григорьевна Шатуновская, член Комитета партийного контроля и участник первой комиссии по изучению сталинских преступлений (отрывки ее воспоминаний были опубликованы в 1997 году в «Общей газете»), рассказывала, что видела в архиве Сталина листок, на котором генеральный секретарь собственноручно изобразил два террористических центра – московский и ленинградский. Сначала Сталин поместил Зиновьева и Каменева в ленинградский центр, потом зачеркнул и переставил их в московский.
Шатуновская рассказывала, что они нашли сотрудника госбезопасности, который в декабре 1934 года охранял камеру Николаева. Он присутствовал и при его допросе Сталиным. Как будто бы Николаев жаловался Сталину: «Меня четыре месяца ломали сотрудники НКВД, доказывали, что надо во имя дела партии стрелять в Кирова. Мне обещали сохранить жизнь, я согласился. Они меня уже дважды арестовывали и оба раза выпускали. А вот теперь, когда я совершил – для пользы партии! – дело, меня бросили за решетку, и я знаю, что меня не пощадят!»
И вроде бы в эту минуту в камеру вошли сотрудники госбезопасности. Николаев показал на них рукой: «Вот они, это же они меня уламывали!»
Допросить охранника Кирова Юрия Борисова не удалось. Он пережил Кирова всего на один день.
2 декабря, когда Борисова везли на допрос к срочно приехавшему в Ленинград Сталину, он погиб при очень странных обстоятельствах, настолько странных, что никто не сомневается в том, что его убили. Машина будто бы попала в аварию.
Автомобиль ехал со скоростью всего тридцать километров в час. Ни у кого ни царапины, а Борисову – единственному из всех, кто был в машине! – насмерть размозжило голову. По свидетельству врачей, повреждения головы скорее похожи на удар ломом.
С помощью компьютера, зная скорость, маршрут, состояние шин, можно восстановить ход движения машины и определить, возможен ли был такой удар. Это делается в Соединенных Штатах, однако у нас нет денег на такие эксперименты.
Три месяца Николаев проработал референтом в промышленном отделе обкома. Не сработался с коллективом. Его перевели инструктором в рабоче-крестьянскую инспекцию, оттуда переправили инструктором в Институт истории партии Ленинградского обкома. Но и там от него поспешили избавиться. Когда он отказался перейти в политотдел на транспорте, его не только уволили, но и исключили из партии. Потом восстановили в партийных рядах, хотя и объявили строгий выговор с занесением в личное дело. Это произошло в апреле 1934 года.
Работы он себе больше не нашел. Как члену партии, райком партии предлагал ему несколько мест, но он отказывался от малооплачиваемых должностей, надеялся на возвращение в партийный аппарат, жаловался на несправедливость, пытался пробиться к начальству.
Его жена, Мильда Петровна Драуле, работала в обкоме партии, но в 1933 году ее перевели в аппарат уполномоченного наркомата легкой промышленности по Ленинградской области.
Говорили, что Мильда дежурила в обкоме вечерами и в выходные дни, и тогда ее приметил Киров, который более чем симпатизировал красивой женщине. Но Михаил Васильевич Росляков, который работал в Ленинграде, утверждает, что сотрудники аппарата обкома отрицали возможность романа между Кировым и женой Николаева.
Однако Николаеву все же вроде бы намекали, что жена ему неверна. Ненависть к удачливому сопернику и заставила его выстрелить – вот наиболее популярная сейчас версия. В самом ли деле Сергей Миронович был дамским угодником? Насколько обоснованно предположение, что Николаев ревновал свою жену к Кирову?
Доктор исторических наук Хлевнюк:
– Нельзя исключать, что этот неуравновешенный, физически неполноценный, обиженный жизнью человек вдруг решился отомстить счастливому сопернику. Николаева отовсюду выбрасывали, он со всеми конфликтовал и писал тому же Кирову с просьбой принять его и помочь.
Профессор Наумов:
– Киров – мужчина в расцвете сил. Наверное, оказывал знаки внимания. Но вообще-то эта версия потом родилась. И мне представляется, что ее запустил сам НКВД…
После убийства Кирова Николаев не прожил и месяца. 29 декабря 1934 года Военная коллегия Верховного суда признала Николаева виновным. Его сразу же расстреляли, а вместе с ним еще тринадцать человек, раньше входивших в оппозицию.
Еще через две недели, в январе 1935-го, судили «организаторов убийства» – недавнего ленинградского лидера, бывшего члена политбюро и председателя исполкома Коминтерна Григория Евсеевича Зиновьева, бывшего члена политбюро и председателя Совета Труда и Обороны Льва Борисовича Каменева, бывшего члена оргбюро и секретаря ЦК Григория Еремеевича Евдокимова, бывшего члена оргбюро ЦК и секретаря Ленинградского губкома Петра Антоновича Залуцкого и еще одиннадцать человек, некогда входивших в ближайшее окружение Зиновьева.
Всех арестовали через две недели после убийства Кирова и сразу же исключили из партии. Все они давно отошли от политической деятельности. Но Сталин помнил каждого, кто пытался ему перечить.
Любопытнейшие заметки оставил писатель Корней Иванович Чуковский. 5 декабря, через несколько дней после убийства Кирова, он был приглашен к Каменевым поужинать. Бывший член политбюро и заместитель Ленина в правительстве Лев Борисович Каменев работал директором Института мировой литературы.
У Каменевых Чуковский застал еще одного бывшего члена политбюро – Григория Евсеевича Зиновьева, который писал статью «Пушкин и декабристы». Весь вечер они оживленно обсуждали литературные темы. Эти люди не только не имели никакого отношения в заговору против Кирова, но и были настолько наивны, что не предвидели своего будущего.
Все вместе они пошли прощаться с Кировым, тело которого доставили в Москву. К Колонному залу выстроилась очередь.
«Каменев приуныл: что делать? – вспоминал Чуковский. – Но, к моему удивлению, красноармейцы, составляющие цепь, узнали Каменева и пропустили нас – нерешительно, как бы против воли. Но нам преградила дорогу другая цепь. Татьяна Ивановна кинулась к начальнику: «Это Каменев». Тот встрепенулся и даже пошел проводить нас к парадному входу.
Татьяна Ивановна:
– Что это, Лева, у тебя скромность такая, сказал бы сам, что ты Каменев.
– У меня не скромность, а гордость, потому что вдруг он мне скажет: «Никакого Каменева я знать не знаю».
В Колонный зал нас пропустили вне очереди. Толпа идет непрерывным потоком, и гэпэушники подгоняют ее:
– Скорее, скорее, не задерживайте движения.
Промчавшись с такой быстротой мимо гроба, я, конечно, ничего не увидел. Мы остановились у лестницы, ведущей на хоры, и стали ждать, не разрешит ли комендант пройти мимо гроба еще раз, чтобы лучше его разглядеть. Процессия проходила мимо нас, и многие узнавали Каменева…»
Это показывает, что в восприятии широких масс Каменев и Зиновьев, несмотря на все усилия сталинской пропаганды, не были врагами. К ним сохранилось определенное уважение. Вот почему Сталину понадобилось обвинить их в убийстве Кирова, чтобы возбудить в стране ненависть к «врагам народа».
Через несколько дней Каменева арестовали. Ошеломленный Чуковский записал в дневник: «Неужели он такой негодяй? Неужели он имел какое-нибудь отношение к убийству Кирова?.. К гробу Кирова он шел вместе со мною в глубоком горе, негодуя против гнусного убийцы…»
Когда появился обвинительный акт против Каменева и Зиновьева, Корней Чуковский был поражен: «Мне казалось, что Каменев полностью ушел в литературу. Все знали, что в феврале он будет избран в академики, что Горький наметил его директором Всесоюзного института литературы, и казалось, что его честолюбие вполне удовлетворено этими перспективами. По его словам, Зиновьев до такой степени вошел в литературу, что даже стал детские сказки писать, и он даже показывал детскую сказку Зиновьева с картинками… очень неумелую, но трогательную».
В 1935 году Каменева, Зиновьева и других приговорили к разным срокам лишения свободы. Это был первый шаг: политическую оппозицию приравняли к террористам, уголовным преступникам. Сам Зиновьев никак не мог понять, что происходит.
Сидя в тюрьме, он писал, обращаясь к Сталину: «Я дохожу до того, что подолгу пристально гляжу на Ваш и других членов Политбюро портреты в газетах с мыслью: родные, загляните же в мою душу, неужели Вы не видите, что я не враг Ваш больше, что я Ваш душой и телом, что я понял все, что я готов сделать все, чтобы заслужить прощение, снисхождение».
Сталина такие послания только веселили. Сентиментальным он никогда не был. Все, кого он приказывал уничтожить, были в его глазах преступниками, и он не нуждался в судебном подтверждении их вины. Он сам решал, кто виновен, а кто еще нет.
Когда Сталин приехал в Ленинград после убийства Кирова, по его указанию правительственная комиссия подняла все архивные материалы, имеющие хоть какое-то отношение к этому делу. Среди них нашли заявление М.Н. Волковой, молодой малограмотной женщины, работавшей уборщицей и одновременно платным секретным сотрудником одного из райотделов НКВД.
Она писала в органы госбезопасности, что в Ленинграде готовится контрреволюционный заговор с целью убить Кирова, Ворошилова и Молотова. Ее допросил оперуполномоченный Особого отдела Ленинградского управления НКВД. Проверка показала, что ее обвинения ничем не подтверждаются, а сама она производит впечатление психически ненормального человека. Но оперуполномоченного потом посадили за потерю бдительности.
Волкову привезли к Сталину в Смольный. Она рассказала Сталину, что присутствовала на собраниях контрреволюционеров, что вместе с Николаевым дважды ходила в немецкое консульство, где ему дали двадцать пять тысяч рублей, что она обо всем предупреждала сотрудников НКВД. А они не только не прислушались к ней, а заставляли отказаться от показаний и пытали – загоняли каленые иголки под ногти. Начальник Ленинградского управления НКВД Медведь хотел ее упрятать в сумасшедший дом, а его заместитель Запорожец обо всем предупредил Николаева…
После беседы вождь распорядился оказать ей материальную помощь, выделить отдельную квартиру и позаботиться о ее здоровье.
Все было выполнено. По ее показаниям арестовали больше шестидесяти человек, в том числе пять сотрудников ленинградского управления НКВД, которые не обращали внимания на ее слова. Она продолжала доносить на всех, кого знала, и до 1956 года ее заявления внимательно рассматривались.
Только в 1956-м уже более объективная проверка, проведенная КГБ, установила, что Николаева она просто никогда не видела, а Сталину рассказывала то, что прочитала в газетах.
Вот что важно иметь в виду: почти ни у кого в стране причастность Зиновьева, бывшего члена политбюро, близкого Ленину человека, к убийству Кирова сомнений не вызвала. Даже бывшие эсеры, отбывавшие ссылку, даже русская эмиграция в 1934-м поверили, что Кирова убили оппозиционеры.
Уже на следующий год, 24 августа 1936 года, Военная коллегия Верховного суда пересмотрела дела Зиновьева, Каменева и других «по вновь открывшимся обстоятельствам» и приговорила всех к расстрелу. Ночью того же дня их всех расстреляли. При исполнении приговора присутствовали нарком Ягода и его будущий сменщик секретарь ЦК Николай Иванович Ежов. Пули, которыми убили Зиновьева и Каменева, Ежов будет хранить у себя в письменном столе. Сувенир на память.
После убийства Кирова в аппарате госбезопасности по всей стране были сформированы подразделения, которые занимались троцкистами и зиновьевцами. Эти подразделения сохранились до 60-х годов.
Несчастную Мильду Драуле первым делом исключили из партии «за абсолютную потерю партийной бдительности, что выразилось в неразоблачении контрреволюционной деятельности своего мужа Николаева и брата последнего, дезертировавшего из рядов Красной армии для контрреволюционной террористической деятельности».
11 марта 1935 года председатель Военной коллегии Верховного суда Василий Васильевич Ульрих доложил Сталину:
«9 марта с. г. выездная сессия военной коллегии Верховного суда СССР под моим председательством рассмотрела в закрытом судебном заседании в г. Ленинграде дело о соучастниках Леонида Николаева: Мильды Драуле, Ольги Драуле и Романа Кулинера.
Мильда Драуле на мой вопрос: какую она преследовала цель, добиваясь получения пропуска на собрание партактива Ленинграда 1 декабря прошлого года, где должен был делать доклад т. Киров, ответила, что «она хотела помогать Леониду Николаеву». В чем? «Там было бы видно по обстоятельствам». Таким образом, нами установлено, что подсудимые хотели помочь Николаеву в совершении теракта.
Все трое приговорены к высшей мере наказания – расстрелу. В ночь на 10 марта приговор приведен в исполнение. Прошу указаний: давать ли сообщение в прессу».
Репрессировали мать Николаева, его брата и сестер, двоюродного брата. Протоколы их допросов направлялись Сталину. От такого чтения он никогда не отказывался.
На XX съезде Хрущев на закрытом заседании сказал, что к смерти Кирова причастен Сталин. На чем основаны эти подозрения? Косвенных признаков, свидетельствующих о причастности Сталина к убийству, действительно немало. Сталин сразу же после сообщения о смерти Кирова, еще не имея никакой информации, уверенно заявил, что убийство – это дело зиновьевцев.
Об этом позднее на пленуме ЦК рассказал Николай Иванович Бухарин. Сталин сразу же ему возразил и сказал, что это было на седьмой-восьмой день, раньше же нельзя было узнать, кто стрелял.
Но Анастас Иванович Микоян подтверждает в своих воспоминаниях, что слова о виновности зиновьевцев были сказаны в первые же минуты, как только их собрал Сталин. Возникает ощущение, что Сталин был готов к сообщению об убийстве Кирова. Сталин конечно же прекрасно помнил, когда он рассказал о зиновьевцах, но он не хотел, чтобы на это обратили внимание. Он предпочитал, чтобы его слова считались результатом проведенного расследования.
Правда, есть и сторонники той версии, что Сталин ничего не знал, что стрелял убийца-одиночка и все происшедшее цепь случайностей. Но как же много случайностей!
Профессор Наумов:
– Версию убийцы-одиночки я отвергаю. Эту версию всегда отстаивал КГБ, защищая свою честь и репутацию Сталина. В 1956 году Хрущев поручил председателю КГБ Серову провести новое расследование. Еще можно было узнать правду, еще были живы последние уцелевшие свидетели. Но Серов загубил эту возможность. Он надавил на этих свидетелей, требуя, чтобы они не отрекались от прежних показаний.
Но неужели нет в самом секретном, самом закрытом архиве того самого документика, который все прояснит?
Профессор Наумов:
– Все говорят: покажите бумагу, где Сталин приказывает Ягоде расстрелять Кирова, желательно в Смольном такого-то числа. Нет таких бумаг! Их и не могло быть! Мы знаем, как Сталин выражал свои мысли и пожелания. Он был очень осторожный человек.
На документах, которые его смущали, он никаких следов не оставлял. Брал листочек, что-то на нем писал и прикалывал к документу. Сталин постоянно чистил свой архив. Приближенные научились угадывать по разным признакам настроения и желания Сталина. Все делалось намеками, опосредованно…
Но как же все-таки это происходило? Если пытаться реконструировать события, то что именно Сталин мог приказать людям из НКВД? Сказал наркому Ягоде, что Кирова пора убирать?
Профессор Наумов:
– Я думаю, что никому из них он прямо не говорил об убийстве. Ни глупым, ни наивным он не был. У него были способы выразить свои пожелания. Три самых близких к Сталину человека – начальник охраны Паукер, затем Власик и помощник генсека Поскребышев – ловили каждое его слово и передавали главе ведомства госбезопасности. Скажем, Сталин, садясь в машину, что-то говорил. А каждое утро с начальником охраны Власиком встречался нарком, спрашивал, какое настроение у хозяина, о чем он говорил, какие высказывал пожелания…
Профессор Наумов полагает, что ленинградской операцией непосредственно занимался первый заместитель наркома внутренних дел Яков Агранов.
Характерно, что доклад о роли зиновьевцев в убийстве Кирова делал не нарком Ягода, не председатель комиссии по расследованию Николай Иванович Ежов, а первый замнаркома Агранов. Он пользовался особым доверием Сталина. Во время Гражданской войны он был со Сталиным в Царицыне, а впоследствии имел возможность встречаться с вождем в нерабочей обстановке.
В кремлевском кабинете велась запись всех посетителей генерального секретаря. А наиболее доверительные беседы Сталин вел на даче, где посетителей никто не записывал. Агранов научился понимать намеки Сталина.
Леонид Николаев был не единственным кандидатом на роль убийцы, имелись, похоже, и другие. Первоначально собирались обвинить в убийстве Кирова не Зиновьева с Каменевым, а белую эмиграцию, Российский общевоинский союз. После убийства Ягода отдал указание искать еще и скрытых белогвардейцев.
Но Сталин уже принял другое решение и приказал Ягоде не терять времени. «А то дам в морду», – обещал Сталин. Это он часто так разговаривал с начальниками госбезопасности: чуть что – «дам в морду».
Профессор Наумов:
– Игра шла для Сталина беспроигрышная. Если бы один вариант не получился, запустили бы другой. Киров был обречен. Может быть, он что-то чувствовал? Он, между прочим, незадолго до смерти говорил в своем кругу, что ему не жить…
Ольга Григорьевна Шатуновская, член Комитета партийного контроля и участник первой комиссии по изучению сталинских преступлений (отрывки ее воспоминаний были опубликованы в 1997 году в «Общей газете»), рассказывала, что видела в архиве Сталина листок, на котором генеральный секретарь собственноручно изобразил два террористических центра – московский и ленинградский. Сначала Сталин поместил Зиновьева и Каменева в ленинградский центр, потом зачеркнул и переставил их в московский.
Шатуновская рассказывала, что они нашли сотрудника госбезопасности, который в декабре 1934 года охранял камеру Николаева. Он присутствовал и при его допросе Сталиным. Как будто бы Николаев жаловался Сталину: «Меня четыре месяца ломали сотрудники НКВД, доказывали, что надо во имя дела партии стрелять в Кирова. Мне обещали сохранить жизнь, я согласился. Они меня уже дважды арестовывали и оба раза выпускали. А вот теперь, когда я совершил – для пользы партии! – дело, меня бросили за решетку, и я знаю, что меня не пощадят!»
И вроде бы в эту минуту в камеру вошли сотрудники госбезопасности. Николаев показал на них рукой: «Вот они, это же они меня уламывали!»
Допросить охранника Кирова Юрия Борисова не удалось. Он пережил Кирова всего на один день.
2 декабря, когда Борисова везли на допрос к срочно приехавшему в Ленинград Сталину, он погиб при очень странных обстоятельствах, настолько странных, что никто не сомневается в том, что его убили. Машина будто бы попала в аварию.
Автомобиль ехал со скоростью всего тридцать километров в час. Ни у кого ни царапины, а Борисову – единственному из всех, кто был в машине! – насмерть размозжило голову. По свидетельству врачей, повреждения головы скорее похожи на удар ломом.
С помощью компьютера, зная скорость, маршрут, состояние шин, можно восстановить ход движения машины и определить, возможен ли был такой удар. Это делается в Соединенных Штатах, однако у нас нет денег на такие эксперименты.
ПОЧЕМУ ИМЕННО КИРОВ?
Возникает и такой вопрос: почему на роль жертвы был выбран именно Киров?
Профессор Наумов:
– Сталин выбрал человека, который ему не очень был нужен, но который по рангу был высок. Время отстреливать более важные фигуры еще не пришло. А Киров не был такой уж крупной личностью и в руководящее ядро вокруг Сталина не входил…
Считается, что Сергей Миронович Киров был лидером либеральной оппозиции Сталину, что многие в партии мечтали заменить им Сталина. Это действительно так?
Доктор исторических наук Олег Хлевнюк, который написал очень интересную книгу о взаимоотношениях внутри политбюро в 20–30-х годах, считает, что вокруг Кирова слишком много ни на чем не основанных мифов:
– Киров напрасно считается лидером либерального крыла в политбюро, человеком, которого прочили на смену Сталину и который осмелился спорить с генеральным секретарем, противостоять ему… Документы этого не подтверждают.
Киров не был политическим оппонентом Сталина, и генеральный секретарь не видел в нем конкурента. Не найдено ни одного документа, который бы свидетельствовал о том, что Киров где-то выступал вразрез с линией Сталина, что он противостоял Сталину. Не был Киров и либеральным политиком.
В Ленинграде Киров квартирный вопрос решил просто: десятки тысяч людей непролетарского происхождения были выселены из города и отправлены в Сибирь. Вот квартиры освободились. Киров произнес речь, в которой призывал расстреливать тех, кто уличен в воровстве колхозного добра. И говорил, что «каждый член партии должен сейчас любого оппозиционера бить в морду». И это сторонник умеренной линии?
Если бы Кирова не убили, он остался бы в истории такой же малозаметной фигурой, как, скажем, Андрей Андреевич Андреев, который двадцать лет состоял в политбюро и двенадцать лет в секретарях ЦК. Кого теперь интересует, что в юности Андреев был близок к меньшевикам и вовсе не походил на ортодоксального большевика, каким он потом стал?
Если посмотреть протоколы заседаний политбюро, то видно, что Киров крайне редко принимал участие в заседаниях. Как ленинградский секретарь, он прежде всего занимался городскими и областными делами. Он, если можно так выразиться, был городским завхозом.
В его посланиях нет никаких политических инициатив вроде: «Давайте облегчим положение крестьян» или «Давайте смягчим репрессии». Такого не существует в природе.
Доктор исторических наук Хлевнюк:
– Я одновременно изучал жизнь Орджоникидзе, который тоже закончил жизнь трагически – застрелился. По слухам – в результате острого конфликта со Сталиным. Так вот Орджоникидзе действительно сдержанно относился к перспективе всеобщего террора, курс на который держал Сталин. У них на этой почве были конфликты. В архивах сохранилось огромное количество подтверждений этого конфликта, прямых и косвенных.
К сожалению, нет свидетельств о том, что произошло в тот трагический день. Так и останется неизвестным: сам Орджоникидзе стрелял в себя или… Но документами о его конфликтах со Сталиным архивы переполнены. И на этом фоне нет даже косвенных намеков на противоречия между Кировым и Сталиным…
Киров не мог быть Сталину соперником: неравноценные они фигуры. Киров в партии был человеком малозначительным. Он поздно пришел к большевикам, а до того был сотрудником кадетской газеты, что ему в 1929 году припомнили. Ленинградские партийные функционеры обвинили его в том, что он не настоящий большевик. Конфликт разбирали в Москве. За него вступился Сталин. Кирова оставили на месте, но эта история его скомпрометировала.
Сталин любил собирать вокруг себя людей с подмоченной репутацией. В эту категорию входили и Киров, и Берия, и Вышинский. И Киров помнил, что он всем обязан Сталину, что без Сталина он никто. Сталин забрал Кирова из Закавказья и настоял на том, чтобы он возглавил ленинградскую партийную организацию после Зиновьева. Кирову не хотелось покидать Баку. И он согласился, лишь получив обещание, что через несколько лет ему разрешат вернуться на Кавказ.
Ворошилов писал Серго Орджоникидзе о первых шагах Кирова в Ленинграде: «Кирыч работает в Питере неплохо, но душой в нефти и, конечно, с наслаждением плюнул бы тридцатиградусному морозу в рожу и помчался бы в свой «благоухающий» и манящий Баку».
Что касается известной истории о том, что на ХУЛ партийном съезде много делегатов проголосовало против Сталина и что какие-то делегаты даже предлагали избрать генеральным секретарем Кирова, то это тоже миф. Фактов нет, одни лишь достаточно противоречивые воспоминания. Подтвердить их оказалось невозможным.
Киров был всего лишь политиком областного масштаба. А в тот момент у Сталина уже был наследник – Молотов, человек номер два в стране и партии. И тогда никому не приходило в голову, что может быть другой номер два.
Олег Хлевнюк:
– Есть косвенные данные, которые убеждают меня в том, что это был акт террориста-одиночки, террориста-неудачника, несчастного человека. Но это не оправдание Сталина. Это не значит, что Сталин не мог убить Кирова. Сталин убил миллионы. Даже если он не причастен к смерти Кирова, это не изменит оценку его преступной деятельности. В любом случае убийство Кирова Сталин использовал на полную катушку…
А зачем Сталину могла понадобиться смерть Кирова? Скольких людей он погубил безо всякого повода, а тут, выходит, целый спектакль устроил?
Профессор Наумов:
Профессор Наумов:
– Сталин выбрал человека, который ему не очень был нужен, но который по рангу был высок. Время отстреливать более важные фигуры еще не пришло. А Киров не был такой уж крупной личностью и в руководящее ядро вокруг Сталина не входил…
Считается, что Сергей Миронович Киров был лидером либеральной оппозиции Сталину, что многие в партии мечтали заменить им Сталина. Это действительно так?
Доктор исторических наук Олег Хлевнюк, который написал очень интересную книгу о взаимоотношениях внутри политбюро в 20–30-х годах, считает, что вокруг Кирова слишком много ни на чем не основанных мифов:
– Киров напрасно считается лидером либерального крыла в политбюро, человеком, которого прочили на смену Сталину и который осмелился спорить с генеральным секретарем, противостоять ему… Документы этого не подтверждают.
Киров не был политическим оппонентом Сталина, и генеральный секретарь не видел в нем конкурента. Не найдено ни одного документа, который бы свидетельствовал о том, что Киров где-то выступал вразрез с линией Сталина, что он противостоял Сталину. Не был Киров и либеральным политиком.
В Ленинграде Киров квартирный вопрос решил просто: десятки тысяч людей непролетарского происхождения были выселены из города и отправлены в Сибирь. Вот квартиры освободились. Киров произнес речь, в которой призывал расстреливать тех, кто уличен в воровстве колхозного добра. И говорил, что «каждый член партии должен сейчас любого оппозиционера бить в морду». И это сторонник умеренной линии?
Если бы Кирова не убили, он остался бы в истории такой же малозаметной фигурой, как, скажем, Андрей Андреевич Андреев, который двадцать лет состоял в политбюро и двенадцать лет в секретарях ЦК. Кого теперь интересует, что в юности Андреев был близок к меньшевикам и вовсе не походил на ортодоксального большевика, каким он потом стал?
Если посмотреть протоколы заседаний политбюро, то видно, что Киров крайне редко принимал участие в заседаниях. Как ленинградский секретарь, он прежде всего занимался городскими и областными делами. Он, если можно так выразиться, был городским завхозом.
В его посланиях нет никаких политических инициатив вроде: «Давайте облегчим положение крестьян» или «Давайте смягчим репрессии». Такого не существует в природе.
Доктор исторических наук Хлевнюк:
– Я одновременно изучал жизнь Орджоникидзе, который тоже закончил жизнь трагически – застрелился. По слухам – в результате острого конфликта со Сталиным. Так вот Орджоникидзе действительно сдержанно относился к перспективе всеобщего террора, курс на который держал Сталин. У них на этой почве были конфликты. В архивах сохранилось огромное количество подтверждений этого конфликта, прямых и косвенных.
К сожалению, нет свидетельств о том, что произошло в тот трагический день. Так и останется неизвестным: сам Орджоникидзе стрелял в себя или… Но документами о его конфликтах со Сталиным архивы переполнены. И на этом фоне нет даже косвенных намеков на противоречия между Кировым и Сталиным…
Киров не мог быть Сталину соперником: неравноценные они фигуры. Киров в партии был человеком малозначительным. Он поздно пришел к большевикам, а до того был сотрудником кадетской газеты, что ему в 1929 году припомнили. Ленинградские партийные функционеры обвинили его в том, что он не настоящий большевик. Конфликт разбирали в Москве. За него вступился Сталин. Кирова оставили на месте, но эта история его скомпрометировала.
Сталин любил собирать вокруг себя людей с подмоченной репутацией. В эту категорию входили и Киров, и Берия, и Вышинский. И Киров помнил, что он всем обязан Сталину, что без Сталина он никто. Сталин забрал Кирова из Закавказья и настоял на том, чтобы он возглавил ленинградскую партийную организацию после Зиновьева. Кирову не хотелось покидать Баку. И он согласился, лишь получив обещание, что через несколько лет ему разрешат вернуться на Кавказ.
Ворошилов писал Серго Орджоникидзе о первых шагах Кирова в Ленинграде: «Кирыч работает в Питере неплохо, но душой в нефти и, конечно, с наслаждением плюнул бы тридцатиградусному морозу в рожу и помчался бы в свой «благоухающий» и манящий Баку».
Что касается известной истории о том, что на ХУЛ партийном съезде много делегатов проголосовало против Сталина и что какие-то делегаты даже предлагали избрать генеральным секретарем Кирова, то это тоже миф. Фактов нет, одни лишь достаточно противоречивые воспоминания. Подтвердить их оказалось невозможным.
Киров был всего лишь политиком областного масштаба. А в тот момент у Сталина уже был наследник – Молотов, человек номер два в стране и партии. И тогда никому не приходило в голову, что может быть другой номер два.
Олег Хлевнюк:
– Есть косвенные данные, которые убеждают меня в том, что это был акт террориста-одиночки, террориста-неудачника, несчастного человека. Но это не оправдание Сталина. Это не значит, что Сталин не мог убить Кирова. Сталин убил миллионы. Даже если он не причастен к смерти Кирова, это не изменит оценку его преступной деятельности. В любом случае убийство Кирова Сталин использовал на полную катушку…
А зачем Сталину могла понадобиться смерть Кирова? Скольких людей он погубил безо всякого повода, а тут, выходит, целый спектакль устроил?
Профессор Наумов: