солнечный луч скользнул по его лицу, словно напоминая, что день истекает, и
Блейд, очнувшись, поспешил вниз. До полного заката оставалось минут
двадцать, не больше.
Он успел спуститься с утеса, быстро пересечь травянистый откос и войти
в рощу. Деревья, которые росли здесь, показались Блейду похожими на лавры --
те же узкие темно-зеленые листья с лаковым блеском, темноватые стволы,
причудливо переплетенные ветви и пряный густой аромат. К тому времени, когда
он прошел с полмили и достиг опушки, опустилась полная темнота. За рощей
тянулось пастбище: высокие, по пояс, травы, дурманящий запах свежей зелени,
тихое шуршание стеблей, неширокая тропинка, петляющая по лугу... Блейд всей
грудью вздохнул теплый ночной воздух, поднял голову и убедился, что вид
звездного неба здесь тоже великолепен. Затем он примял траву слева от тропы
и лег, надеясь, что сны в этом прекрасном мире тоже будут прекрасными.
* * *
Он поднимался вверх по террасам беломраморного города, переходил с
одной на другую по широким лестницам и спиральным пандусам, по краям которых
высились строгие дорические колонны. Каждое здание было дворцом; на площадях
звенели и плескались фонтаны, величественные статуи богов и соблазнительные
-- богинь -- украшали храмы, вдоль фасадов которых пролегли пестрые ленты
цветочных бордюров. Ярко-синее небо с золотым солнцем взметнулось в
недосягаемую высь, морские волны тихо рокотали у гранитных пирсов, покачивая
корабли с резными носами, откуда-то доносился мелодичный перезвон арф, и все
прохожие, сплошь белокурые красавицы и черноволосые красавцы, приветливо
улыбались страннику. То был рай, истинный рай!
Блейд миновал арку, что вела на небольшую уютную площадь с фонтаном в
виде дельфина, вырезанного из сияющего аметиста; круглый бассейн с
прозрачной водой окружало кольцо темно-зеленых лавров. Меж деревьями
высилось кресло -- причудливо изогнутая спинка, подлокотники и мягкое
сиденье обтянуты голубым бархатом, ножки -- четыре львиные лапы, утопающие в
траве. Он знал, что это кресло приготовлено для него, для странника,
уставшего в пути и мечтающего вкусить покой. То было место тихого отдыха,
мудрых размышлений и медитации, позволяющей ощутить единство с природой,
слиться с ней в торжественной и величавой тишине беспредельного мира.
Он сел, откинулся на спинку кресла, вытянул уставшие ноги. Сквозь
полуприщуренные веки он любовался блеском и мерцанием водяных струй, что
били из пасти и ноздрей аметистового дельфина, тремя изящными арками падая в
мраморный бассейн, рассыпаясь сверкающими брызгами. Чистый воздух,
насыщенный влагой, вливался в легкие, перезвон капели ласкал слух. Тишина,
прохлада, мир... Благолепие...
Ветвь ближайшего лавра опустилась, кольнув обнаженное плечо Блейда, но
он не обратил на это внимания, зачарованный игрой струящейся воды. Ветвь
уколола его сильней, настойчивей, словно дерево пыталось о чем-то напомнить
ему. О неких неотложных делах, которые требовалось выполнить немедленно,
сейчас же.
Ричард Блейд вздрогнул и открыл глаза.
Над ним высилась рослая фигура с тонким копьем в руке. Похоже, воин уже
готовился вонзить острие своего дротика в более чувствительное место, чем
плечо. Сообразив это, Блейд поспешно вскочил.
-- Не двигайся, варвар! -- предупредил сзади чей-то голос.
Разведчик резко обернулся -- за его спиной стоял еще один воин, с луком
и стрелой на тетиве. Несколько секунд он переводил взгляд с одного
противника на другого, пытаясь сбросить дурман сна и оценить силы
незнакомцев; потом мышцы Блейда расслабились, он поднял руки и выдавил
дружелюбную улыбку.
Без сомнения, его пленители не относились к числу дилетантов. Их головы
были защищены глухими и глубокими стальными шлемами с гребнями и прорезями
для глаз, открывавшими только подбородок; длинные, до пят, плащи слегка
топорщились, приподнятые наплечниками доспехов; широкие металлические
браслеты сверкали на запястьях. Но главное заключалось в том, как эти двое
держали оружие -- с непринужденным изяществом опытных бойцов и уверенностью,
выработанной годами тренировок. Блейд понял, что не сумеет избежать удара
дротика; но если бы даже ему повезло с рослым копьеносцем, второй воин
утыкал бы его стрелами за полминуты. Сопротивление было бесполезно.
-- Беглый? -- спросил лучник. Пленник открыл рот, но вопрос, видимо,
предназначался не ему.
-- Вряд ли, -- голос копьеносца глухо прозвучал под забралом шлема.
Блейд, однако, решил, что оба воина молоды -- на их подбородках не
намечалось и следа растительности.
-- Думаешь, с моря?
-- Скорее всего.
-- Но штормов не было с весны...
-- Северяне-рабы иногда прыгают в воду с галер осролатов. Вероятно,
считают, что мы будем кормить их даром.
Разведчик внимательно прислушивался к этому обмену мнениями. Похоже,
ему уже не надо было выдумывать правдоподобную легенду, рослый потрудился за
него. Еще он понял, что в этом Эдеме есть рабы, которых даром не кормят.
Разочарование охватило Блейда; надежды на кофе с булочками растаяли без
следа.
-- Не похож он на северянина, -- засомневался лучник. -- Слишком
смуглый... И волосы темные...
-- Разве что из северной Райны? -- Теперь рослый раскачивал дротик,
словно выбирал, куда его всадить -- в пах, в живот или между ребер
сомнительного пришельца. Блейд похолодел. Возможно, этим райнитам полагалось
именно такое обращение?
-- Я с севера, но не из Райны, -- торопливо сообщил он, не опуская рук.
-- Другая страна, гораздо дальше и...
Что он хотел добавить, осталось неизвестным, так как оба воина почти
одновременно воскликнули:
-- Говорит!
-- По-нашему!
-- Я могу опустить руки? -- спросил Блейд.
-- А тебе велели их поднимать? -- поинтересовался копьеносец.
-- Это всего лишь знак моих мирных намерений... -- начал разведчик.
-- Нам твои намерения не нужны, -- прервал его рослый. -- Нам нужна
твоя спина.
Это Блейду было уже ясно; хрустальная мечта стране, не ведавшей
насилия, разлетелась вдребезги. Он, дьявол, пришел к таким же дьяволам, и
ближайшее время покажет, чьи когти острей, чьи клыки смертоносней. А пока
его ждали плен и рабство -- как в орде монгов и в альбийских темницах.
-- Пошевеливайся, -- лучник мотнул головой в сторону тропы. Рослый
копьеносец, опустив свой дротик, молча возглавил шествие; его белый с
золотым шитьем плащ на мгновение распахнулся, и Блейд увидел длинный меч,
висевший на перевязи. Какую-то секунду он размышлял: прыгнуть, сломать
рослому хребет, завладеть его оружием, прикрыться телом от стрел... Нет,
бессмысленно! Даже если он справится с этой парой -- все равно бессмысленно!
Он очутился в густонаселенной и хорошо охраняемой стране; двойное убийство
сразу поставит его вне закона. Начнется охота, и с надеждой на нормальный
контакт можно распрощаться... С другой стороны, сейчас ему не грозили особые
неприятности, ибо действия патрульных, наткнувшихся на подозрительного
голого чужестранца, были вполне разумными. Вероятно, они собирались
доставить его на допрос, и ближайшая проблема сводилась лишь к одному: будет
ли то допрос с пристрастием или без.
Покорно шагая вслед за рослым воином, Блейд почти физически ощущал
смотревший в спину наконечник стрелы. Второй патрульный шел сзади ярдах в
шести; слишком большое расстояние для внезапной атаки и слишком малое, чтобы
промахнуться, если пленник попытается напасть или сбежать. В этом тоже
чувствовался профессионализм; видимо, эти молодые люди умели конвоировать
рабов.
Правда, Блейд начал сомневаться, что попал в руки пограничной охраны.
Если побережье патрулировалось, то его должны были заметить еще вчера, когда
он торчал на вершине утеса. Более того, скала представлялась прекрасным
наблюдательным пунктом, и стражи вряд ли бы бродили внизу между камней,
вместо того, чтобы обозревать берег с высоты сотни футов. Похоже, эти двое
наткнулись на него случайно... Что же они делали в лавровой роще? Блейд
оглянулся, окинув взглядом шагавшего сзади лучника. Длинный плащ с разрезами
по бокам -- для рук -- скрывал его фигуру, но, похоже, меча под ним не было.
Значит, у первого -- дротик и меч, у второго -- лук... Полной выкладкой
это не назовешь! Не похоже на патруль, решил Блейд; скорее его конвоиры
выглядели так, словно отправились прогуляться и, по неистребимой воинской
привычке, прихватили с собой оружие. Ладно, через несколько минут он
разглядит их получше: солнце начинало печь, и скоро им придется снять плащи
и скинуть свои глухие шлемы.
В полном молчании три человека пересекли луг, миновали еще одну рощу --
на этот раз с апельсиновыми деревьями, перешли по мосту маленькую бурную
речку и поднялись по косогору на невысокий холм. Вершина его была аккуратно
срезана и разровнена, эту искусственную площадку окружал четырехугольник
стен из белого ракушечника. В той, что была обращена к морю, виднелась арка,
перекрытая решеткой бронзовых ворот; рядом стояли два воина, очень похожих
на пленителей Блейда. Они были в таких же шлемах с гребнями и плащах, но
каждый держал в руках копье, а слева, из-под полы, высовывались ножны
длинных мечей. Луки и колчаны, полные стрел, лежали на овальных выпуклых
щитах, прислоненных к стене, -- вместе с веревкой, свернутой кольцами.
-- Примете этого? -- спросил рослый конвоир охранников, кивнув в
сторону Блейда.
-- Откуда он? -- один из стражей пошевелился, и на разведчика
уставилась бесстрастная стальная маска забрала; другой не проявил никаких
эмоций.
-- Нашли в фарсате от берега. Голого и спящего.
-- Интересно, что вы там делали в такое время? -- страж переступил с
ноги на ногу. Блейда это тоже весьма интересовало, но воин у ворот, похоже,
не нуждался в ответе -- он словно бы заранее знал его и слегка подсмеивался.
-- Гуляли... -- рослый пожал плечами. -- Знаешь, когда отстоишь во
дворце ночь напролет...
-- ... становится невтерпеж, верно? -- страж положил руку на плечо
своего напарника. Блейду показалось, что воин произнес свои слова с улыбкой,
но шлем искажал интонацию, и утверждать это наверняка он не стал бы. Смысл
же всего диалога пока ускользал от разведчика, хотя было ясно, что речь идет
о вещах привычных и повседневных.
-- Ну, так берете или нет? -- снова спросил рослый. -- Не хотелось бы
нам вместо приятной прогулки тащиться до следующего эстарда...
Эстард... Место, где держат рабов, понял Блейд.
Страж задумчиво оглядел могучую нагую фигуру пленника; Блейд видел, как
в прорехи шлема сверкнули его глаза.
-- Крепкий варвар, -- заметил он. -- Таких бы побольше...
-- Говорит, что с севера, -- рослый копьеносец махнул рукой в сторону
гор.
-- Говорит?..
-- Да. Знает наш язык.
-- Это хорошо. Но откуда он все-таки взялся? И что умеет?
-- Спроси... -- рослый пожал плечами.
-- Эй! -- стальная маска шлема опять повернулась Блейду. -- Как ты сюда
попал?
-- Бросился в море с корабля, -- коротко ответил разведчик, решив
избрать подсказанную ему версию событий.
-- Был рабом? Сидел на веслах?
Блейд молча кивнул, надеясь, что никто не станет рассматривать его
ладони -- у него не было мозолей, которые натирает рукоять галерного весла.
-- А сам ты из каких краев?
-- Из Альбиона... далеко, на севере...
Он выбрал это древнее название Британских островов не только потому,
что действительно прибыл оттуда, но и в память о своем первом путешествии --
в Альбу. Он еще не знал, что в будущем много раз станет представляться в
иных реальностях принцем, странником или воином из Альбиона; не ведал, что
имя его родины окажется известным в десятках миров.
-- Ничего не знаю о такой стране, -- страж пожал плечами. Его напарник,
оглядев пленника, добавил:
-- Мир велик...
-- Конечно, -- согласился рослый копьеносец. -- И мы немногое знаем о
странах к северу от Айталы.
-- Ладно, мы его возьмем, -- охранник начал отпирать ворота, потом
обернулся к Блейду. -- Однако, во имя СатаПрародителя, что ты умеешь делать?
Лодыри нам не нужны!
Блейд внимательно оглядел каждую из четырех фигур в сверкающих шлемах и
длинных плащах.
-- Я -- воин, -- наконец произнес он. -- Я умею многое, но лучше всего
убивать.
За спиной у него раздался мелодичный смех, и разведчик повернул голову,
пристально вглядываясь в лучника, опустившего свое оружие.
-- Здесь твое искусство немного стоит, варвар, -- сказал стрелок. --
Придется тебе таскать мешки на мельницу или убирать навоз. -- Положив левую
руку на гребень шлема, он потянул его вверх. -- Жарко... Нам пора
возвращаться в Меот.
Блейд замер в изумлении, и тут же, смущенный своей наготой, опустил
глаза. Лучником была девушка кареглазая, с копной каштановых кудрей; ему
редко доводилось видеть более прекрасное женское лицо.
Блейд лежал на жестком топчане, прислушиваясь к храпу трех своих
соседей по камере. Он снова превратился в раба, и опять над ним властвовали
женщины. Правда, в отличие от Садды Великолепной, принцессы монгов, местные
леди не требовали от него услуг в постели, им, как сказала лучница, была
нужна его спина -- то есть труд и покорность. При выполнении этих двух
условий ему гарантировалась сытная пища, безопасность и даже кое-какие
развлечения. Меотида, не в пример полудикой орде степняков-монгов, была
весьма цивилизованным государством.
В данный момент Блейд являлся одним из шести сотен обитателей эстарда
Шод, обширного строения из ракушечника, образующего в плане замкнутый
квадрат. Его четыре корпуса окружали большой двор размером сто на сто ярдов;
посередине восточного здания имелась арка с воротами -- та самая, у которой
две недели назад Блейда сдали с рук на руки охранникам Шода. Снаружи эстард
напоминал четырехугольный форт с белыми глухими стенами тридцатифутовой
высоты, но внутри, со стороны двора, выглядел гораздо приветливей. Корпуса
его были трехэтажными, и до самых черепичных кровель их обвивали лианы с
огромными листьями и зеленый плющ. На первом ярусе располагались помещения
охраны, конюшня, кухня, склады и большая ткацкая мастерская, вдоль второго и
третьего шли галереи, на которые можно было подняться со двора по широким
деревянным лестницам. Эти верхние этажи разделялись на сотни полторы
довольно просторных помещений, в которых и обитали невольники. С галерей в
их камеры вели невысокие проемы, задернутые куском ткани; некоторые комнаты,
предназначенные для надсмотрщиков, были снабжены дверьми.
Блейд решил, что убежать отсюда несложно. Разорвать занавесь, сплести
веревку, подняться на крышу и потом -- вниз... Не исключался и иной вариант
-- продолбить стену из мягкого ракушечника острым обломком камня или
украденным ножом. Однако уйти за границы страны было гораздо сложнее. С
северозапада обширная равнина -- там меоты выращивали боевых коней, а там
стоял большой город Праст. Затем -- леса и снова горы. Хребет Варваров,
самый северный предел Меотиды, полуострова, протянувшегося на двести миль в
меридиональном направлении. Воинских лагерей и застав тут хватало, особенно
в горах, стерегли каждую тропинку, каждый перевал и ущелье, хотя никто из
соседей со всех четырех стран света не рискнул бы приблизиться к царству
меотов с мечом в руке или под парусом боевой триремы.
С рабами, если они не испытывали неодолимой склонности к лени, в этой
просвещенной деспотии обращались вполне гуманно, однако на все случаи жизни
существовали лишь два наказания: рудники -- для нерадивых, и быстрая смерть
от стрелы или копья для беглецов и бунтарей. Вскоре Блейд понял, что ему
сильно повезло; он попал в один из столичных эстардов, где обитали не
захваченные в набеге или бою пленники, а потомственные рабы. Жилось им
неплохо, и никто тут не собирался бежать.
Он делил камеру с тремя парнями, рыжим Патом и светловолосыми Патролом
и Кассом, в жилах которых смешалась кровь дюжины племен, кочевавших за
Хребтом Варваров. Они были рабами в четвертом поколении и даже не помышляли
о бунте. Работа в поле и каменоломне -- тяжелая, однако не выматывающая все
силы; сытная пища, иногда -- вино; девушки, которых в эстарде Шод вполне
хватало, танцы по вечерам... Они казались довольными всем этим и явно не
променяли бы своей неволи на ту свободу, которая предоставляла их прадедам
возможность голодать или пасть в бою с враждебным кланом. Но у каждого из
этой троицы имелась заветная мечта -- попасть в услужение в какой-нибудь
богатый меотский дом, где работа была бы полегче, еда -- послаще, а вино --
покрепче. Впрочем, они были слишком тупыми для этого, и на старости лет их,
скорее всего, ожидала судьба сторожей, оберегающих посевы от птиц.
Пат, заводила этой компании, выглядел довольно крепким парнем и уже на
второй день после вселения Блейда попытался продемонстрировать новичку свою
удаль. Схватиться с ним один на один рыжеволосый не рискнул, но поддержка
Патрола и Касса все-таки вдохновила его на драку, в которой оба приятеля
приняли самое активное участие. Турнир закончился с результатом три-ноль в
пользу Блейда. У Пата была вывихнута рука, у Патрола сворочена челюсть, Касс
отделался подбитым глазом. После этого в сто двадцатой камере, находившейся
на третьем ярусе эстарда Шод, воцарились мир и тишина, а разведчик обрел
трех верных и преданных сторонников, искренне восторгавшихся его боевым
искусством и тяжелыми кулаками. Охрана в такие дела не вмешивалась, мудро
полагая, что выживет сильнейший. Стражи лишь следили, чтобы в руках рабов не
оказалось металлических предметов или острых палок, которыми можно было
нанести серьезное увечье.
По утрам Блейд, вместе с тремя десятками молодых мужчин, отправлялся в
каменоломню и четыре часа рубил мягкий ракушечник. Затем следовал обед,
часовой отдых и еще четыре часа работы. Труд не тяготил его, после сытной
еды он с удовольствием размахивал кайлом, выламывая целые глыбы, которые
бригада камнерезов тут же превращала в ровные блоки. Часам к пяти -- по
земному счету времени, рабочий день заканчивался, двое стражей сопровождали
невольников к реке для омовения, а затем обратно в эстард. Его внутренний
двор предназначался для трех занятий: можно было есть и пить -- в том углу,
где у кухонь находились вкопанные в землю столы и скамьи, можно было
поплясать на площадке, посыпанной утрамбованным ракушечником, можно было
растянуться на травке под деревьями, предаваясь праздной болтовне -- еще в
одном углу двора вокруг бассейна зеленела небольшая рощица. Последний,
четвертый угол оставался запретным, сюда выходили двери казармы и конюшен.
Кроме еды, питья, плясок и болтовни разрешалось спать, в одиночестве
или с девушкой. Этим местная светская жизнь исчерпывалась, и уже к концу
первой недели Блейд заскучал. Пища была неплохой, погода -- превосходной, а
девушки -- симпатичными и сговорчивыми, его взгляды, однако, привлекал
четвертый угол двора.
Там обитала охрана -- пять дюжин молодых женщин, крепких и миловидных,
с фантастической ловкостью обращавшихся с оружием. Иногда, по дороге в
каменоломню и обратно, он видел, как они мчатся на конях по лугу, совершая
сложные маневры, то выстраиваясь длинной цепочкой, то сдваивая ряды, то
разворачиваясь в шеренгу. Они с одинаковым умением владели мечом и копьем,
дротиком и луком, метательным ножом и приемами джигитовки, их доспехи,
изготовленные из прекрасной стали, были легкими и удобными, оружие --
смертоносным. Однако эти валькирии не выглядели мужеподобными. Несомненно,
они были сильны, но их руки и бедра сохраняли женственную округлость,
маленькие груди -- девичью твердость, лица некоторых казались прекрасными.
По утрам Блейд видел их обнаженными -- зрелище нагого человеческого
тела в Меотиде отнюдь не являлось запретным. Их бело-розовая плоть,
позлащенная солнцем, казалась изваянной из мрамора, золотистые, каштановые и
темно бронзовые волосы вились, словно гривы породистых кобылиц, упругие
мышцы переливались под холеной кожей. И когда они десяток за десятком
сбегали к реке, к запруде, где разрешалось купаться только им, Ричард Блейд
подавлял невольный вздох восхищения. Никто не знал, существовали ли на
Земле, в степях Таврии или Малой Азии, легендарные амазонки, никто не мог
рассказать об их красоте, грации и мощи, никто не видел их лиц и прекрасных
тел... Но этому миру повезло больше! Сказочные воительницы обитали в нем
воочию, и пришелец из иных пространств и времен следил за ними восхищенным и
жадным взором.
Они были его владычицами, хозяйками и, значит, врагами, -- но Ричард
Блейд не испытывал к ним ненависти. Он знал, что не сможет поднять ни меч,
ни копье ни на одну из них, и если у него что-то и подымалось, то это была
совсем иная часть тела.
Странно, но мужчины-рабы реагировали на них совершенно иначе. Они их не
боялись, не чувствуя за собой никакой вины, хотя эти воительницы, даже без
своих коней и доспехов, могли за десять минут перебить мечами всех
обитателей эстарда. С другой стороны, рабы не боготворили своих
повелительниц, не падали на колени, не отвешивали низких поклонов, Они
повиновались им -- охотно, по врожденной привычке, с готовностью выполняя
все приказы, которые не были ни жестокими, ни унизительными. Деловые
отношения господина и усердного слуги, решил Блейд; один дает кров, пищу,
защиту и стабильность, другой трудится, не жалея сил...
И тем не менее, как могли эти молодые мужчины оставаться равнодушными к
таинственному очарованию женственности? Как могли они устоять перед силой
Эроса, которую источали эти гибкие сильные тела? Как могли они бестрепетно
взирать на эти длинные стройные ноги, на тонкие станы, на колыхание грудей с
розовыми вишнями сосков, на чарующие округлости ягодиц? Все они, безусловно,
были нормальными и крепкими молодыми самцами, проявлявшими немалый интерес к
девушкам -- но только к своим девушкам, таким же рабыням, обитавшим рядом с
ними на верхних этажах эстарда Шод.
Блейд сознавал расстояние между слугой и господином; возможно, здесь
оно измерялось световыми годами. Однако люди -- всегда люди, и древний
инстинкт пола властвует над каждым мужчиной, независимо от положения и
подчиненности, и перед ним с одинаковой покорностью склоняются и рабы, и
господа. Это являлось аксиомой; и несколько дней разведчик внимательно
следил за сотоварищами, ожидая непроизвольной и характерной реакции. Все
они, и мужчины, и женщины-рабыни, носили короткие полотняные туники, которые
немногое могли бы скрыть.
Однако он не заметил ничего. Казалось, амазонки и прочие обитатели
эстарда Шод относятся к двум разным расам, настолько далеким, несмотря на
внешнее сходство, что они не способны питать вожделение друг к другу. Это
было загадочно и непостижимо, ибо самому Блейду многие девушки-невольницы
совсем не внушали отвращения, но с еще большей охотой он посостязался бы в
постели с любой из прелестных воительниц.
Похоже, он был единственным мужчиной в эстарде Шод, который испытывал
такое богохульное желание, и в сем заключался некий секрет. Некая тайна,
определявшая подспудные связи между людьми в этом мире. И Блейд почему-то
был уверен, что он не покинет стен Шода, пока не разгадает ее.
* * *
Эту молодую женщину Блейд заметил на восьмой или девятый день своего
пребывания в эстарде. Красивое замкнутое лицо; шапка каштановых кудрей;
холодноватые зеленые глаза; великолепная фигура; на виске -- татуировка в
виде трилистника. Казалось, она погружена в вечную задумчивость, мешавшую
принять участие в обычных развлечениях рабов; она никогда не танцевала, не
говорила почти ни с кем и не бросала на мужчин призывных взглядов. Три
вечера подряд разведчик наблюдал за ней, чтобы убедиться, что ни один
мужчина не обращает внимания на эту завидную добычу; на четвертый он подошел
и сел рядом на скамью.
-- Скучаешь, малышка?
Она вздрогнула, словно породистая кобылица, впервые ощутившая
прикосновение человеческой руки.
-- Меня зовут Блейд, Ричард Блейд из Альбиона.
Молчание и настороженный блеск глаз.
-- Альбион -- очень далекая страна. К северу от Айталы.
Ни звука в ответ.
-- У нас холоднее, чем здесь, зато больше лесов и земля просторней.
Летом тепло, зимой падает снег... такая белая крупа, которая жжет кожу,
словно огонь.
Когда джентльмен не знает, что сказать, он говорит о погоде. Однако
молчаливую леди с зелеными глазами эта тема явно не заинтересовала. Подождав
немного, Блейд произнес:
-- Честно говоря, мне встречались собеседники поразговорчивей...
Девушка обожгла его неприязненным взглядом.
-- Вот и убирайся к тем, разговорчивым... варвар!
Она встала и направилась к лестнице. Проследив за гибкой фигуркой,
Блейд заметил, как она исчезла за дверьми камеры, что располагалась на
третьем ярусе, почти напротив его апартаментов. Он задумчиво почесал
затылок. Ее комната имела дверь! Значит, эта красавица относилась к местной
элите.
На следующий день он подготовился лучше, выпытав все возможное из Пата,
Патрола и Касса. Они знали немного, но вполне достаточно, чтобы его интерес
к неприветливой молчунье стал вдесятеро большим.
Эта девушка, Фарра, еще совсем недавно принадлежала к касте владычиц!
Пожалуй, она чем-то отличалась от женщинвоинов -- более изящной и тонкой
фигуркой, меньшим ростом, бледной кожей... Но теперь разведчик и без
подсказки со стороны мог заметить бесспорное сходство, а состоявшаяся вчера
беседа доказывала, что госпожа и в рабской тунике остается госпожой. Никто
Блейд, очнувшись, поспешил вниз. До полного заката оставалось минут
двадцать, не больше.
Он успел спуститься с утеса, быстро пересечь травянистый откос и войти
в рощу. Деревья, которые росли здесь, показались Блейду похожими на лавры --
те же узкие темно-зеленые листья с лаковым блеском, темноватые стволы,
причудливо переплетенные ветви и пряный густой аромат. К тому времени, когда
он прошел с полмили и достиг опушки, опустилась полная темнота. За рощей
тянулось пастбище: высокие, по пояс, травы, дурманящий запах свежей зелени,
тихое шуршание стеблей, неширокая тропинка, петляющая по лугу... Блейд всей
грудью вздохнул теплый ночной воздух, поднял голову и убедился, что вид
звездного неба здесь тоже великолепен. Затем он примял траву слева от тропы
и лег, надеясь, что сны в этом прекрасном мире тоже будут прекрасными.
* * *
Он поднимался вверх по террасам беломраморного города, переходил с
одной на другую по широким лестницам и спиральным пандусам, по краям которых
высились строгие дорические колонны. Каждое здание было дворцом; на площадях
звенели и плескались фонтаны, величественные статуи богов и соблазнительные
-- богинь -- украшали храмы, вдоль фасадов которых пролегли пестрые ленты
цветочных бордюров. Ярко-синее небо с золотым солнцем взметнулось в
недосягаемую высь, морские волны тихо рокотали у гранитных пирсов, покачивая
корабли с резными носами, откуда-то доносился мелодичный перезвон арф, и все
прохожие, сплошь белокурые красавицы и черноволосые красавцы, приветливо
улыбались страннику. То был рай, истинный рай!
Блейд миновал арку, что вела на небольшую уютную площадь с фонтаном в
виде дельфина, вырезанного из сияющего аметиста; круглый бассейн с
прозрачной водой окружало кольцо темно-зеленых лавров. Меж деревьями
высилось кресло -- причудливо изогнутая спинка, подлокотники и мягкое
сиденье обтянуты голубым бархатом, ножки -- четыре львиные лапы, утопающие в
траве. Он знал, что это кресло приготовлено для него, для странника,
уставшего в пути и мечтающего вкусить покой. То было место тихого отдыха,
мудрых размышлений и медитации, позволяющей ощутить единство с природой,
слиться с ней в торжественной и величавой тишине беспредельного мира.
Он сел, откинулся на спинку кресла, вытянул уставшие ноги. Сквозь
полуприщуренные веки он любовался блеском и мерцанием водяных струй, что
били из пасти и ноздрей аметистового дельфина, тремя изящными арками падая в
мраморный бассейн, рассыпаясь сверкающими брызгами. Чистый воздух,
насыщенный влагой, вливался в легкие, перезвон капели ласкал слух. Тишина,
прохлада, мир... Благолепие...
Ветвь ближайшего лавра опустилась, кольнув обнаженное плечо Блейда, но
он не обратил на это внимания, зачарованный игрой струящейся воды. Ветвь
уколола его сильней, настойчивей, словно дерево пыталось о чем-то напомнить
ему. О неких неотложных делах, которые требовалось выполнить немедленно,
сейчас же.
Ричард Блейд вздрогнул и открыл глаза.
Над ним высилась рослая фигура с тонким копьем в руке. Похоже, воин уже
готовился вонзить острие своего дротика в более чувствительное место, чем
плечо. Сообразив это, Блейд поспешно вскочил.
-- Не двигайся, варвар! -- предупредил сзади чей-то голос.
Разведчик резко обернулся -- за его спиной стоял еще один воин, с луком
и стрелой на тетиве. Несколько секунд он переводил взгляд с одного
противника на другого, пытаясь сбросить дурман сна и оценить силы
незнакомцев; потом мышцы Блейда расслабились, он поднял руки и выдавил
дружелюбную улыбку.
Без сомнения, его пленители не относились к числу дилетантов. Их головы
были защищены глухими и глубокими стальными шлемами с гребнями и прорезями
для глаз, открывавшими только подбородок; длинные, до пят, плащи слегка
топорщились, приподнятые наплечниками доспехов; широкие металлические
браслеты сверкали на запястьях. Но главное заключалось в том, как эти двое
держали оружие -- с непринужденным изяществом опытных бойцов и уверенностью,
выработанной годами тренировок. Блейд понял, что не сумеет избежать удара
дротика; но если бы даже ему повезло с рослым копьеносцем, второй воин
утыкал бы его стрелами за полминуты. Сопротивление было бесполезно.
-- Беглый? -- спросил лучник. Пленник открыл рот, но вопрос, видимо,
предназначался не ему.
-- Вряд ли, -- голос копьеносца глухо прозвучал под забралом шлема.
Блейд, однако, решил, что оба воина молоды -- на их подбородках не
намечалось и следа растительности.
-- Думаешь, с моря?
-- Скорее всего.
-- Но штормов не было с весны...
-- Северяне-рабы иногда прыгают в воду с галер осролатов. Вероятно,
считают, что мы будем кормить их даром.
Разведчик внимательно прислушивался к этому обмену мнениями. Похоже,
ему уже не надо было выдумывать правдоподобную легенду, рослый потрудился за
него. Еще он понял, что в этом Эдеме есть рабы, которых даром не кормят.
Разочарование охватило Блейда; надежды на кофе с булочками растаяли без
следа.
-- Не похож он на северянина, -- засомневался лучник. -- Слишком
смуглый... И волосы темные...
-- Разве что из северной Райны? -- Теперь рослый раскачивал дротик,
словно выбирал, куда его всадить -- в пах, в живот или между ребер
сомнительного пришельца. Блейд похолодел. Возможно, этим райнитам полагалось
именно такое обращение?
-- Я с севера, но не из Райны, -- торопливо сообщил он, не опуская рук.
-- Другая страна, гораздо дальше и...
Что он хотел добавить, осталось неизвестным, так как оба воина почти
одновременно воскликнули:
-- Говорит!
-- По-нашему!
-- Я могу опустить руки? -- спросил Блейд.
-- А тебе велели их поднимать? -- поинтересовался копьеносец.
-- Это всего лишь знак моих мирных намерений... -- начал разведчик.
-- Нам твои намерения не нужны, -- прервал его рослый. -- Нам нужна
твоя спина.
Это Блейду было уже ясно; хрустальная мечта стране, не ведавшей
насилия, разлетелась вдребезги. Он, дьявол, пришел к таким же дьяволам, и
ближайшее время покажет, чьи когти острей, чьи клыки смертоносней. А пока
его ждали плен и рабство -- как в орде монгов и в альбийских темницах.
-- Пошевеливайся, -- лучник мотнул головой в сторону тропы. Рослый
копьеносец, опустив свой дротик, молча возглавил шествие; его белый с
золотым шитьем плащ на мгновение распахнулся, и Блейд увидел длинный меч,
висевший на перевязи. Какую-то секунду он размышлял: прыгнуть, сломать
рослому хребет, завладеть его оружием, прикрыться телом от стрел... Нет,
бессмысленно! Даже если он справится с этой парой -- все равно бессмысленно!
Он очутился в густонаселенной и хорошо охраняемой стране; двойное убийство
сразу поставит его вне закона. Начнется охота, и с надеждой на нормальный
контакт можно распрощаться... С другой стороны, сейчас ему не грозили особые
неприятности, ибо действия патрульных, наткнувшихся на подозрительного
голого чужестранца, были вполне разумными. Вероятно, они собирались
доставить его на допрос, и ближайшая проблема сводилась лишь к одному: будет
ли то допрос с пристрастием или без.
Покорно шагая вслед за рослым воином, Блейд почти физически ощущал
смотревший в спину наконечник стрелы. Второй патрульный шел сзади ярдах в
шести; слишком большое расстояние для внезапной атаки и слишком малое, чтобы
промахнуться, если пленник попытается напасть или сбежать. В этом тоже
чувствовался профессионализм; видимо, эти молодые люди умели конвоировать
рабов.
Правда, Блейд начал сомневаться, что попал в руки пограничной охраны.
Если побережье патрулировалось, то его должны были заметить еще вчера, когда
он торчал на вершине утеса. Более того, скала представлялась прекрасным
наблюдательным пунктом, и стражи вряд ли бы бродили внизу между камней,
вместо того, чтобы обозревать берег с высоты сотни футов. Похоже, эти двое
наткнулись на него случайно... Что же они делали в лавровой роще? Блейд
оглянулся, окинув взглядом шагавшего сзади лучника. Длинный плащ с разрезами
по бокам -- для рук -- скрывал его фигуру, но, похоже, меча под ним не было.
Значит, у первого -- дротик и меч, у второго -- лук... Полной выкладкой
это не назовешь! Не похоже на патруль, решил Блейд; скорее его конвоиры
выглядели так, словно отправились прогуляться и, по неистребимой воинской
привычке, прихватили с собой оружие. Ладно, через несколько минут он
разглядит их получше: солнце начинало печь, и скоро им придется снять плащи
и скинуть свои глухие шлемы.
В полном молчании три человека пересекли луг, миновали еще одну рощу --
на этот раз с апельсиновыми деревьями, перешли по мосту маленькую бурную
речку и поднялись по косогору на невысокий холм. Вершина его была аккуратно
срезана и разровнена, эту искусственную площадку окружал четырехугольник
стен из белого ракушечника. В той, что была обращена к морю, виднелась арка,
перекрытая решеткой бронзовых ворот; рядом стояли два воина, очень похожих
на пленителей Блейда. Они были в таких же шлемах с гребнями и плащах, но
каждый держал в руках копье, а слева, из-под полы, высовывались ножны
длинных мечей. Луки и колчаны, полные стрел, лежали на овальных выпуклых
щитах, прислоненных к стене, -- вместе с веревкой, свернутой кольцами.
-- Примете этого? -- спросил рослый конвоир охранников, кивнув в
сторону Блейда.
-- Откуда он? -- один из стражей пошевелился, и на разведчика
уставилась бесстрастная стальная маска забрала; другой не проявил никаких
эмоций.
-- Нашли в фарсате от берега. Голого и спящего.
-- Интересно, что вы там делали в такое время? -- страж переступил с
ноги на ногу. Блейда это тоже весьма интересовало, но воин у ворот, похоже,
не нуждался в ответе -- он словно бы заранее знал его и слегка подсмеивался.
-- Гуляли... -- рослый пожал плечами. -- Знаешь, когда отстоишь во
дворце ночь напролет...
-- ... становится невтерпеж, верно? -- страж положил руку на плечо
своего напарника. Блейду показалось, что воин произнес свои слова с улыбкой,
но шлем искажал интонацию, и утверждать это наверняка он не стал бы. Смысл
же всего диалога пока ускользал от разведчика, хотя было ясно, что речь идет
о вещах привычных и повседневных.
-- Ну, так берете или нет? -- снова спросил рослый. -- Не хотелось бы
нам вместо приятной прогулки тащиться до следующего эстарда...
Эстард... Место, где держат рабов, понял Блейд.
Страж задумчиво оглядел могучую нагую фигуру пленника; Блейд видел, как
в прорехи шлема сверкнули его глаза.
-- Крепкий варвар, -- заметил он. -- Таких бы побольше...
-- Говорит, что с севера, -- рослый копьеносец махнул рукой в сторону
гор.
-- Говорит?..
-- Да. Знает наш язык.
-- Это хорошо. Но откуда он все-таки взялся? И что умеет?
-- Спроси... -- рослый пожал плечами.
-- Эй! -- стальная маска шлема опять повернулась Блейду. -- Как ты сюда
попал?
-- Бросился в море с корабля, -- коротко ответил разведчик, решив
избрать подсказанную ему версию событий.
-- Был рабом? Сидел на веслах?
Блейд молча кивнул, надеясь, что никто не станет рассматривать его
ладони -- у него не было мозолей, которые натирает рукоять галерного весла.
-- А сам ты из каких краев?
-- Из Альбиона... далеко, на севере...
Он выбрал это древнее название Британских островов не только потому,
что действительно прибыл оттуда, но и в память о своем первом путешествии --
в Альбу. Он еще не знал, что в будущем много раз станет представляться в
иных реальностях принцем, странником или воином из Альбиона; не ведал, что
имя его родины окажется известным в десятках миров.
-- Ничего не знаю о такой стране, -- страж пожал плечами. Его напарник,
оглядев пленника, добавил:
-- Мир велик...
-- Конечно, -- согласился рослый копьеносец. -- И мы немногое знаем о
странах к северу от Айталы.
-- Ладно, мы его возьмем, -- охранник начал отпирать ворота, потом
обернулся к Блейду. -- Однако, во имя СатаПрародителя, что ты умеешь делать?
Лодыри нам не нужны!
Блейд внимательно оглядел каждую из четырех фигур в сверкающих шлемах и
длинных плащах.
-- Я -- воин, -- наконец произнес он. -- Я умею многое, но лучше всего
убивать.
За спиной у него раздался мелодичный смех, и разведчик повернул голову,
пристально вглядываясь в лучника, опустившего свое оружие.
-- Здесь твое искусство немного стоит, варвар, -- сказал стрелок. --
Придется тебе таскать мешки на мельницу или убирать навоз. -- Положив левую
руку на гребень шлема, он потянул его вверх. -- Жарко... Нам пора
возвращаться в Меот.
Блейд замер в изумлении, и тут же, смущенный своей наготой, опустил
глаза. Лучником была девушка кареглазая, с копной каштановых кудрей; ему
редко доводилось видеть более прекрасное женское лицо.
Блейд лежал на жестком топчане, прислушиваясь к храпу трех своих
соседей по камере. Он снова превратился в раба, и опять над ним властвовали
женщины. Правда, в отличие от Садды Великолепной, принцессы монгов, местные
леди не требовали от него услуг в постели, им, как сказала лучница, была
нужна его спина -- то есть труд и покорность. При выполнении этих двух
условий ему гарантировалась сытная пища, безопасность и даже кое-какие
развлечения. Меотида, не в пример полудикой орде степняков-монгов, была
весьма цивилизованным государством.
В данный момент Блейд являлся одним из шести сотен обитателей эстарда
Шод, обширного строения из ракушечника, образующего в плане замкнутый
квадрат. Его четыре корпуса окружали большой двор размером сто на сто ярдов;
посередине восточного здания имелась арка с воротами -- та самая, у которой
две недели назад Блейда сдали с рук на руки охранникам Шода. Снаружи эстард
напоминал четырехугольный форт с белыми глухими стенами тридцатифутовой
высоты, но внутри, со стороны двора, выглядел гораздо приветливей. Корпуса
его были трехэтажными, и до самых черепичных кровель их обвивали лианы с
огромными листьями и зеленый плющ. На первом ярусе располагались помещения
охраны, конюшня, кухня, склады и большая ткацкая мастерская, вдоль второго и
третьего шли галереи, на которые можно было подняться со двора по широким
деревянным лестницам. Эти верхние этажи разделялись на сотни полторы
довольно просторных помещений, в которых и обитали невольники. С галерей в
их камеры вели невысокие проемы, задернутые куском ткани; некоторые комнаты,
предназначенные для надсмотрщиков, были снабжены дверьми.
Блейд решил, что убежать отсюда несложно. Разорвать занавесь, сплести
веревку, подняться на крышу и потом -- вниз... Не исключался и иной вариант
-- продолбить стену из мягкого ракушечника острым обломком камня или
украденным ножом. Однако уйти за границы страны было гораздо сложнее. С
северозапада обширная равнина -- там меоты выращивали боевых коней, а там
стоял большой город Праст. Затем -- леса и снова горы. Хребет Варваров,
самый северный предел Меотиды, полуострова, протянувшегося на двести миль в
меридиональном направлении. Воинских лагерей и застав тут хватало, особенно
в горах, стерегли каждую тропинку, каждый перевал и ущелье, хотя никто из
соседей со всех четырех стран света не рискнул бы приблизиться к царству
меотов с мечом в руке или под парусом боевой триремы.
С рабами, если они не испытывали неодолимой склонности к лени, в этой
просвещенной деспотии обращались вполне гуманно, однако на все случаи жизни
существовали лишь два наказания: рудники -- для нерадивых, и быстрая смерть
от стрелы или копья для беглецов и бунтарей. Вскоре Блейд понял, что ему
сильно повезло; он попал в один из столичных эстардов, где обитали не
захваченные в набеге или бою пленники, а потомственные рабы. Жилось им
неплохо, и никто тут не собирался бежать.
Он делил камеру с тремя парнями, рыжим Патом и светловолосыми Патролом
и Кассом, в жилах которых смешалась кровь дюжины племен, кочевавших за
Хребтом Варваров. Они были рабами в четвертом поколении и даже не помышляли
о бунте. Работа в поле и каменоломне -- тяжелая, однако не выматывающая все
силы; сытная пища, иногда -- вино; девушки, которых в эстарде Шод вполне
хватало, танцы по вечерам... Они казались довольными всем этим и явно не
променяли бы своей неволи на ту свободу, которая предоставляла их прадедам
возможность голодать или пасть в бою с враждебным кланом. Но у каждого из
этой троицы имелась заветная мечта -- попасть в услужение в какой-нибудь
богатый меотский дом, где работа была бы полегче, еда -- послаще, а вино --
покрепче. Впрочем, они были слишком тупыми для этого, и на старости лет их,
скорее всего, ожидала судьба сторожей, оберегающих посевы от птиц.
Пат, заводила этой компании, выглядел довольно крепким парнем и уже на
второй день после вселения Блейда попытался продемонстрировать новичку свою
удаль. Схватиться с ним один на один рыжеволосый не рискнул, но поддержка
Патрола и Касса все-таки вдохновила его на драку, в которой оба приятеля
приняли самое активное участие. Турнир закончился с результатом три-ноль в
пользу Блейда. У Пата была вывихнута рука, у Патрола сворочена челюсть, Касс
отделался подбитым глазом. После этого в сто двадцатой камере, находившейся
на третьем ярусе эстарда Шод, воцарились мир и тишина, а разведчик обрел
трех верных и преданных сторонников, искренне восторгавшихся его боевым
искусством и тяжелыми кулаками. Охрана в такие дела не вмешивалась, мудро
полагая, что выживет сильнейший. Стражи лишь следили, чтобы в руках рабов не
оказалось металлических предметов или острых палок, которыми можно было
нанести серьезное увечье.
По утрам Блейд, вместе с тремя десятками молодых мужчин, отправлялся в
каменоломню и четыре часа рубил мягкий ракушечник. Затем следовал обед,
часовой отдых и еще четыре часа работы. Труд не тяготил его, после сытной
еды он с удовольствием размахивал кайлом, выламывая целые глыбы, которые
бригада камнерезов тут же превращала в ровные блоки. Часам к пяти -- по
земному счету времени, рабочий день заканчивался, двое стражей сопровождали
невольников к реке для омовения, а затем обратно в эстард. Его внутренний
двор предназначался для трех занятий: можно было есть и пить -- в том углу,
где у кухонь находились вкопанные в землю столы и скамьи, можно было
поплясать на площадке, посыпанной утрамбованным ракушечником, можно было
растянуться на травке под деревьями, предаваясь праздной болтовне -- еще в
одном углу двора вокруг бассейна зеленела небольшая рощица. Последний,
четвертый угол оставался запретным, сюда выходили двери казармы и конюшен.
Кроме еды, питья, плясок и болтовни разрешалось спать, в одиночестве
или с девушкой. Этим местная светская жизнь исчерпывалась, и уже к концу
первой недели Блейд заскучал. Пища была неплохой, погода -- превосходной, а
девушки -- симпатичными и сговорчивыми, его взгляды, однако, привлекал
четвертый угол двора.
Там обитала охрана -- пять дюжин молодых женщин, крепких и миловидных,
с фантастической ловкостью обращавшихся с оружием. Иногда, по дороге в
каменоломню и обратно, он видел, как они мчатся на конях по лугу, совершая
сложные маневры, то выстраиваясь длинной цепочкой, то сдваивая ряды, то
разворачиваясь в шеренгу. Они с одинаковым умением владели мечом и копьем,
дротиком и луком, метательным ножом и приемами джигитовки, их доспехи,
изготовленные из прекрасной стали, были легкими и удобными, оружие --
смертоносным. Однако эти валькирии не выглядели мужеподобными. Несомненно,
они были сильны, но их руки и бедра сохраняли женственную округлость,
маленькие груди -- девичью твердость, лица некоторых казались прекрасными.
По утрам Блейд видел их обнаженными -- зрелище нагого человеческого
тела в Меотиде отнюдь не являлось запретным. Их бело-розовая плоть,
позлащенная солнцем, казалась изваянной из мрамора, золотистые, каштановые и
темно бронзовые волосы вились, словно гривы породистых кобылиц, упругие
мышцы переливались под холеной кожей. И когда они десяток за десятком
сбегали к реке, к запруде, где разрешалось купаться только им, Ричард Блейд
подавлял невольный вздох восхищения. Никто не знал, существовали ли на
Земле, в степях Таврии или Малой Азии, легендарные амазонки, никто не мог
рассказать об их красоте, грации и мощи, никто не видел их лиц и прекрасных
тел... Но этому миру повезло больше! Сказочные воительницы обитали в нем
воочию, и пришелец из иных пространств и времен следил за ними восхищенным и
жадным взором.
Они были его владычицами, хозяйками и, значит, врагами, -- но Ричард
Блейд не испытывал к ним ненависти. Он знал, что не сможет поднять ни меч,
ни копье ни на одну из них, и если у него что-то и подымалось, то это была
совсем иная часть тела.
Странно, но мужчины-рабы реагировали на них совершенно иначе. Они их не
боялись, не чувствуя за собой никакой вины, хотя эти воительницы, даже без
своих коней и доспехов, могли за десять минут перебить мечами всех
обитателей эстарда. С другой стороны, рабы не боготворили своих
повелительниц, не падали на колени, не отвешивали низких поклонов, Они
повиновались им -- охотно, по врожденной привычке, с готовностью выполняя
все приказы, которые не были ни жестокими, ни унизительными. Деловые
отношения господина и усердного слуги, решил Блейд; один дает кров, пищу,
защиту и стабильность, другой трудится, не жалея сил...
И тем не менее, как могли эти молодые мужчины оставаться равнодушными к
таинственному очарованию женственности? Как могли они устоять перед силой
Эроса, которую источали эти гибкие сильные тела? Как могли они бестрепетно
взирать на эти длинные стройные ноги, на тонкие станы, на колыхание грудей с
розовыми вишнями сосков, на чарующие округлости ягодиц? Все они, безусловно,
были нормальными и крепкими молодыми самцами, проявлявшими немалый интерес к
девушкам -- но только к своим девушкам, таким же рабыням, обитавшим рядом с
ними на верхних этажах эстарда Шод.
Блейд сознавал расстояние между слугой и господином; возможно, здесь
оно измерялось световыми годами. Однако люди -- всегда люди, и древний
инстинкт пола властвует над каждым мужчиной, независимо от положения и
подчиненности, и перед ним с одинаковой покорностью склоняются и рабы, и
господа. Это являлось аксиомой; и несколько дней разведчик внимательно
следил за сотоварищами, ожидая непроизвольной и характерной реакции. Все
они, и мужчины, и женщины-рабыни, носили короткие полотняные туники, которые
немногое могли бы скрыть.
Однако он не заметил ничего. Казалось, амазонки и прочие обитатели
эстарда Шод относятся к двум разным расам, настолько далеким, несмотря на
внешнее сходство, что они не способны питать вожделение друг к другу. Это
было загадочно и непостижимо, ибо самому Блейду многие девушки-невольницы
совсем не внушали отвращения, но с еще большей охотой он посостязался бы в
постели с любой из прелестных воительниц.
Похоже, он был единственным мужчиной в эстарде Шод, который испытывал
такое богохульное желание, и в сем заключался некий секрет. Некая тайна,
определявшая подспудные связи между людьми в этом мире. И Блейд почему-то
был уверен, что он не покинет стен Шода, пока не разгадает ее.
* * *
Эту молодую женщину Блейд заметил на восьмой или девятый день своего
пребывания в эстарде. Красивое замкнутое лицо; шапка каштановых кудрей;
холодноватые зеленые глаза; великолепная фигура; на виске -- татуировка в
виде трилистника. Казалось, она погружена в вечную задумчивость, мешавшую
принять участие в обычных развлечениях рабов; она никогда не танцевала, не
говорила почти ни с кем и не бросала на мужчин призывных взглядов. Три
вечера подряд разведчик наблюдал за ней, чтобы убедиться, что ни один
мужчина не обращает внимания на эту завидную добычу; на четвертый он подошел
и сел рядом на скамью.
-- Скучаешь, малышка?
Она вздрогнула, словно породистая кобылица, впервые ощутившая
прикосновение человеческой руки.
-- Меня зовут Блейд, Ричард Блейд из Альбиона.
Молчание и настороженный блеск глаз.
-- Альбион -- очень далекая страна. К северу от Айталы.
Ни звука в ответ.
-- У нас холоднее, чем здесь, зато больше лесов и земля просторней.
Летом тепло, зимой падает снег... такая белая крупа, которая жжет кожу,
словно огонь.
Когда джентльмен не знает, что сказать, он говорит о погоде. Однако
молчаливую леди с зелеными глазами эта тема явно не заинтересовала. Подождав
немного, Блейд произнес:
-- Честно говоря, мне встречались собеседники поразговорчивей...
Девушка обожгла его неприязненным взглядом.
-- Вот и убирайся к тем, разговорчивым... варвар!
Она встала и направилась к лестнице. Проследив за гибкой фигуркой,
Блейд заметил, как она исчезла за дверьми камеры, что располагалась на
третьем ярусе, почти напротив его апартаментов. Он задумчиво почесал
затылок. Ее комната имела дверь! Значит, эта красавица относилась к местной
элите.
На следующий день он подготовился лучше, выпытав все возможное из Пата,
Патрола и Касса. Они знали немного, но вполне достаточно, чтобы его интерес
к неприветливой молчунье стал вдесятеро большим.
Эта девушка, Фарра, еще совсем недавно принадлежала к касте владычиц!
Пожалуй, она чем-то отличалась от женщинвоинов -- более изящной и тонкой
фигуркой, меньшим ростом, бледной кожей... Но теперь разведчик и без
подсказки со стороны мог заметить бесспорное сходство, а состоявшаяся вчера
беседа доказывала, что госпожа и в рабской тунике остается госпожой. Никто