привычными мерками значило ошибиться. Однако и на Земле в древности
существовали страны, где подобная практика не вызывала неприязни. Скажем,
античная Греция... Блейд напряг память. Что говорили по такому поводу
эллины? Любовь мальчиков -- для философов, любовь женщин -- для прочих
смертных...
Да, именно так! И нечего приходить в ярость из-за этого! Уже ясно, что
он не сможет взять домой из Меотиды ничего, кроме сомнительных нравов,
прекрасно известных на Земле. Почему же он так взволнован, так возмущен?
Внезапно Блейд понял, в чем дело. Причина была чисто личной, все дело
коренилось в нем самом, и никакие холодные рассуждения о широчайшем
диапазоне человеческих склонностей, никакие исторические параллели не
помогли бы ему совладать с чувством подспудного омерзения. Проблема
заключалась в том, что он сам находился на границе этого диапазона; он был
концентратом понятия мужественности, и его обостренное мужское эго не могло
примириться с очевидным. Положим, еще лесбиянки... Бог с ними, в Меотиде, в
конце концов, существовали девушки-рабыни, вполне нормальные во всех
отношениях! Но то, что его самого, Ричарда Блейда, пытались склонить к
содомскому греху, было невыносимо! Это требовало возмездия -- немедленного и
страшного, как Божий гнев, обрушившийся некогда на нечестивые Содом и
Гоморру!
Скрипнув зубами, Блейд был вынужден признать, что до грозного Саваофа
ему далеко, и никаких немедленных действий он предпринять не в состоянии.
Нужно время, терпение, настойчивость, удачно сложившиеся обстоятельства...
тысяча и один фактор, которых заранее не предусмотришь. Только тогда, силой
или словом, он сумеет обратить Меотиду на путь истины, вычистив эту конюшню
от навоза заветов, записанных в древних книгах Сата! Существовала, конечно,
и проблема времени. Лейтон послал его сюда не на десятилетия; месяц-другой
-- вот весь срок, отпущенный на такую титаническую работу.
Но было кое-что, что он мог совершить в самом ближайшем будущем. И
Блейд поклялся, что выполнит это, невзирая на последствия.
* * *
На следующий день он был, как всегда, спокоен, ровен и невозмутим.
Прошли утренние занятия, миновал обед; затем Блейд совершил конную прогулку
по живописным окрестностям, плотно поужинал и посетил юного принца, заодно
наведя коекакие справки у амазонок, что несли охрану в покоях Тархиона. Как
он и предполагал, Гралия сегодня должна была патрулировать внешнюю открытую
галерею, тянувшуюся вдоль всего фасада апартаментов принца. Туда, кстати,
выходило и окно его комнаты, которое он предусмотрительно оставил открытым.
Блейд прилег на постель не раздеваясь, лишь сбросив сандалии; он
положил себе проснуться через три часа. Его внутренний хронометр сработал
точно, и когда он снова раскрыл глаза, уже наступила глухая ночь. Он запалил
тонкую свечу, поставил се на столик рядом с ложем, потом бесшумно выпрыгнул
в окно и направился вдоль галереи. Было довольно темно; в слабом свете
нарождающейся луны разведчик едва мог различить тянувшуюся по правую руку
стену огромного здания с широкими окнами, а слева -- массивные
цилиндрические колонны, будто выраставшие из невысокого мраморного парапета.
За ними лежал притихший сад, и там, под деревьями, царил уже абсолютный
мрак. Блейд, босой, с гривой черных волос, разметавшихся по плечам,
неторопливо шествовал к дальнему концу галереи, где мерцали огоньки двух
факелов.
Хотя он не имел намерения прятаться, его движения напоминали повадку
вышедшего на охоту тигра. Он и в самом деле собирался поохотиться -- со всем
профессиональным искусством, которое принесен долгие годы работы в МИ6. Дичь
следовало обмануть, изловить и принести в свое логово; всю эту программу он
собирался выполнить от начала до конца.
До конца длинной галереи, где стоял пост охраны, четыре амазонки в
полном вооружении, оставался десяток ярдов. Шлемы девушек были составлены в
ряд на парапете, и Блейд уже видел каштановый блеск волос Гралии -- свет
факела падал как раз на ее головку. Немного подождав, он кашлянул и выступил
из темноты.
-- Блейд?
Все охранницы принца знали его хорошо. Мечи не покинули ножен, только
взметнулись белые плащи, когда девушки повернули лица к высокой фигуре,
возникшей на грани света и тьмы.
-- Что ты здесь делаешь? -- Гралия чуть заметно улыбнулась ему. --
Вышел прогуляться по ночному парку?
Разведчик отрицательно покачал головой.
-- Нет, что-то со старым Лартаком. Похоже, ему нужна помощь.
-- Помощь? Что с ним? Он заболел?
-- Не знаю. Меня разбудил его раб. Сказал, что хозяин просит привести
какую-нибудь девушку из охраны. Ну, я встал и отправился искать знакомых...
тебя или моих учениц. Не вызывать же стражу из покоев самого принца...
С деланным недоумением Блейд развел руками. Он мог придумать еще
десяток причин, чтобы увести Гравию от подруг, но ссылка на Лартака
выглядела самой надежной -- в случае неприятностей старик мог бы прикрыть
его.
Девушка колебалась. В определенном смысле, пост у галереи, как и добрая
половина других постов, являлся чисто символическим, так что она могла
спокойно прогуляться до башенки мудреца. Ночные дежурства были скучными и
томительными, ибо в ближайшие сто лет рабы в Меотиде не собирались
бунтовать, а разбойных банд, как и одиночных гангстеров, тут просто не
водилось. Северные племена трепетали при одном виде пограничных столбов на
склонах Хребта Варваров, и в меотских хрониках давно не отмечалось случаев
насильственного свержения монарха.
Наконец любопытство пересилило, и Гралия кивнула головой.
-- Ладно! Пойдем узнаем, что нужно мудрейшему. Возможно, проткнуть
дротиком мышь, которая грызет его книги? Но с этим ты и, сам справился бы,
-- она окинула взглядом могучую фигуру Блейда.
-- Может быть, Лартаку надоело любоваться на угрюмые физиономии своих
рабов, и он хочет поглядеть на симпатичное женское личико? -- предположил
разведчик. Они с девушкой уже шли по галерее.
-- Прямо сейчас? Ночью?
-- Такие желания как раз и возникают ночью... у нормальных людей, --
пробурчал Блейд.
Глаза Гралии удивленно округлились; она явно не поняла намека. Ничего,
детка, скоро тебе все станет ясно, мстительно подумал ее спутник; его
преследовало видение нагих женских тел, трепещущих в объятиях друг друга. В
молчании они прошли мимо покоев принца. Полуоткрытое окно в комнату Блейда
чуть озарял огонек свечи; разведчик оперся о подоконник и прыгнул внутрь.
Потом, не давая Гралии опомниться, шепнул:
-- Иди сюда... так мы доберемся скорее...
Он вытянул руки, обхватил девушку за талию и втащил в комнату. Гралия с
любопытством огляделась.
-- Где это мы?
-- У меня. В конце коридора -- лестница в башню мудрейшего.
-- Тогда пойдем, -- она направилась к двери.
Блейд шел по пятам. Когда девушка поравнялась с его ложем, он быстро
вытянул руку и слегка ударил ее в нервный узел под ухом. Без стона, как
подкошенная, она рухнула на широкий диван.
Раздеть ее было делом одной минуты. Разведчик отшвырнул белый плащ,
стянул перевязь с мечом и подмигнул бронзовому жеребцу. Вид у того был
сейчас не насмешливый, а скорее жалобный: ведь он так и не сумел охранить
честь хозяйки. Пихнув клинок подальше под диван, Блейд расстегнул панцирь и
убедился, что груди Гралии великолепны. Все остальное им тоже не уступало,
так что он начал поспешно стягивать тунику. Он проспал в одинокой постели
двенадцать ночей и теперь намеревался отпраздновать тринадцатую без
промедлений и самым достойным образом.
Когда он вошел, Гралия чуть застонала и очнулась.
-- Блейд... что ты делаешь, Блейд...
Она пыталась сопротивляться, но он был гораздо сильнее. Вскоре стоны
перешли в нервический смех, потом раздались вздохи и, наконец, она
вскрикнула.
Блейд понял, что победа близка; его жертва не была фригидной и не
страдала патологической скромностью английских девиц прошлого столетия.
Вполне нормальная молодая женщина, думал он, убыстряя темп; просто она не
знала ничего иного... ничего, кроме тех сомнительных удовольствий, кои
предлагались в заветах Сата...
Тело Гралии изогнулось с такой силой, что она почти приподняла его;
потом она замерла. Перекатившись на диван, Блейд с тревогой всмотрелся а ее
лицо. Потеряла сознание? Нет, просто устала и немного ошеломлена... Он
вспомнил Фарру -- та тоже казалась удивленной. Итак, он мог теперь подвести
итоги; второй опыт был успешно завершен.
Блейд, однако, не собирался останавливаться на достигнутом;
приподнявшись, он посадил девушку к себе на колени. Теперь она не
сопротивлялась, и все вышло еще лучше, чем в первый раз. Третья и четвертая
попытки были столь же успешными, но тут Блейд остановился, вспомнив, что
бедной девушке еще предстоит часа два или три караулить пустую галерею. Что
подумают ее подруги, увидев, что она валится с ног?
Он положил головку Гралии себе на грудь и вдыхая аромат ее волос, нежно
шепнул:
-- Отдохни, малышка... похоже, мы перебили всех мышей в библиотеке
мудрейшего...
Она фыркнула, потом, прижавшись к нему, сказала:
-- Знаешь, оказывается делать это с мужчиной гораздо удобнее... и не
менее приятно...
Блейд негромко рассмеялся, лаская шелковые локоны.
-- Еще бы! Тебе самой почти не пришлось поработать! -- Он помолчал. --
Видишь ли, девочка, мир устроен так, что мужчина и женщина как бы дополняют
друг друга. Они могут вместе рубить мечами врагов или готовить ужин у одной
плиты -- но это совсем не значит, что они одинаковы. Только тут, в постели,
выясняется, что мы значим друг для друга... Да, тут, -- и еще когда
появляются на свет дети.
-- Дети! -- Гралия снова фыркнула. -- При чем здесь дети? Каждая из нас
обязана дважды в жизни встретиться с назначенным ей мужчиной и родить
дочерей... исполнить свой долг. Но то, чем мы занимаемся ночью в постели или
в траве под звездами то совсем иное! -- и она снова прижалась к Блейду.
Нет, все-таки эта девушка ничего не понимала! Пустоцвет не мог сразу
превратиться в плодоносящую щедрую смоковницу.
* * *
На утро Блейд поднялся в башню к Лартаку
-- Прошлой ночью у тебя разболелась поясница, и ты пожелал, чтобы
нежные женские руки растерли твою спину. Я привел к тебе девушку из охраны
Гралию. Красивую, с длинными каштановыми волосами...
Старец кивнул.
-- Обычно моей поясницей занимаются рабы, но идея, в принципе, неплоха.
А где девушка была на самом деле?
-- У меня. В моей комнате.
Проницательные глаза старика уставились на Блейда. Он долго молчал,
покачивая головой и щуря глаза под седыми кустистыми бровями, потом сказал:
-- Вижу, ты все уже знаешь, сын мой
-- Знаю, -- Блейд сухо кивнул.
Мудрец поднялся и начал по привычке мерить шагами просторную круглую
комнату.
-- Что же нам еще оставалось делать? -- внезапно произнес он, обращаясь
словно бы к самому себе. -- Понимаешь, -- он повернулся к Блейду, -- женщины
-- наша сила! Та сила, которая заставляет соседей дрожать, когда раздается
топот копыт нашей конницы! Разве могли мы раздать их по десятку каждому
мужчине, лишить свободы, привязать к детям, к дому? Да нас бы давно стерли с
лица земли! Он остановился у полки и достал кувшин с вином. -- Чтобы
сохранить народ, Сат Прародитель или его жрецы в древности заповедал:
мужчины мыслят и управляют, женщины сражаются, добывают рабов; невольники,
воспитанные в покорности, сытые и многочисленные, трудятся. Но горе тому
меоту, который смешает свою кровь с кровью раба или чужеземца! Меоты для
меотов, женщины -- для женщин, мужчины -- для мужчин...
-- Мне кажется, ты не одобряешь такой порядок, заметил Блейд.
-- Да, не одобряю! -- Лартак вскинул голову. Но я не совсем меот... я
долго жил в чужих странах... в Райне... И там, сын мой, я знал женщин...
вернее сказать -- женщину... -- глаза его вдруг погасли, словно подернувшись
флером воспоминаний.
-- Хорошую шутку сыграл с вами этот Сат, -- разведчик налил вина и
сунул чашу в руки старика. -- Выпей, отец мой! И подумай -- может, стоит
пригласить тысяч десять крепких мужчин из Райны и нарушить древние заветы?
-- Разве я против? -- Лартак грустно усмехнулся. -- Но ни жрецы, ни царь и
его советники не согласятся. Зачем? Государство крепко. Да и что скажут сами
девушки?!
-- Царь, жрецы, советники -- это ерунда. Сегодня они живы, а завтра
плавают в крови с перерезанным горлом. -- Блейд пренебрежительно махнул
рукой. -- Вот девушки -- другое дело. Их надо уговорить... заставить,
наконец!
Теперь на губах Лартака играла лукавая усмешка.
-- Так, как ты уговорил Фарру в эстарде Шод? А эту красавицу с длинными
каштановыми волосами, что растирала мне спину прошлой ночью?
-- Что-то в этом роде, -- пробормотал Блейд, что-то в этом роде, отец
мой...
Пролетело еще несколько дней. Однажды Гралия пришла к Блейду в слезах
-- ее все более тяготили отношения с Кавассой. Она продолжала любить ее даже
сейчас, когда выяснилось, что "с мужчиной это делать удобнее", однако
чувства девушки теперь склонялись в сторону безгрешной дружбы. Кавасса,
однако, рассчитывала на гораздо большее. У Блейда хватало и своих проблем.
Зирипод дважды встречал его в парке будто случайно, и его приглашения
становились все более настойчивыми, юный принц тоже начал проявлять
нервозность -- видимо, его терпение истощалось. Скрывая отвращение,
разведчик продолжал посещать его по вечерам, пытаясь нащупать способ,
который позволил бы вывернуться из щекотливой ситуации. Возможно, Тархион
согласился бы на замену? Симпатичная рабыня или, на худой конец, смазливый
раб... Но Блейд знал, что лишь обманывает себя; принцу был нужен только он,
и сын Сата вряд ли удовлетворился бы меньшим.
В один из таких вечеров Тархион сообщил про ожидавшийся вскоре парадный
царский прием. Обыкновенно это мероприятие устраивалось по случаю крупных
воинских побед или дипломатических переговоров и подписания всевозможных
соглашений с соседями. И в этот раз аудиенция великого Дасмона носила
дипломатический оттенок -- в Меотиду с особой миссией прибывал посол Тагора,
императора Райны. Миссия эта не являлась тайной; все в Голубом Дворце знали,
что Силтар, райнитский посол, будет просить войска для очередной войны с
Эндасом, вечным соперником империи на юге и востоке.
Из бесед с принцем и престарелым мудрецом Блейд довольно ясно
представлял себе ситуацию в землях за Пенным морем. Там простирался к
северу, югу и востоку огромный континент, местный аналог земной Азии. Что
творилось в дальних его областях, какие силы зрели там, какие государства
вступали в противоборство, сокрушая друг друга, о том в Меотиде имели весьма
смутное понятие. Но ближайшей страной на восточном побережье Пенного моря
была Райна -- огромная и мощная империя с однородным населением и богатыми
землями, процветавшая под твердой рукой династии Партокидов. Подвластные им
территории простирались на тысячу миль на восток и на север от морских
берегов; где-то там, на высоком плоскогорье, стоял город гранитных башен
Тайрон Атал, столица империи. В прибрежной местности крупнейшим поселением и
торговым портом являлся Сас, в ста милях к югу от которого высился
чудовищный горный хребет Латра, служивший естественной границей между
лесостепью Райны и эндаскими полупустынями.
Эндас был не менее обширным и могучим государством, чем империя
Партокидов -- правда, не столь монолитным и цивилизованным. Страна,
разделенная на несколько крупных провинций, регулярно испытывала все тяготы
гражданской войны и братоубийственной бойни. Однако южане являлись
многочисленным, крепким и плодовитым народом. Проходило время, очередной
удельный князь укреплялся на царском престоле, объявлял прочих претендентов
мятежниками и святотатцами, вешал их на крюк за ребро и накладывал руку на
их замки, людей и богатства. Через десяток лет подрастало новое поколение --
взамен выбитого в междуусобицах, и Эндас вновь был готов продолжать свой
давний спор с Райной за владычество над восточным материком.
Похоже, сейчас наступал как раз такой момент. Князья Эндаса замирились,
подчинившись сильнейшему -- никто не мог сказать, надолго ли, -- и начали
собирать войска. Райна же, как полагал Блейд, не собиралась ждать врага на
своих границах и жаждала нанести упреждающий удар.
Войско империи имело традиционную для античных государств структуру:
отборные легионы колесничих; пехота -- щитоносцы, копьеносцы, стрелки из
лука и пращники; конница -- не очень многочисленная и не слишком
дисциплинированная. Эндаские пехотные части почти не отличались от
райнитских, однако всадники южан представляли серьезную силу. Владыки Эндаса
набирали их в далеких пустынных степях, и хотя эти воины не носили панцирей
и не пользовались длинными копьями, их стремительные атаки и кривые мечи
были губительными для имперской пехоты. Тяжелые колесницы райнитов не могли
за ними угнаться, а кавалерия неизбежно оказывалась битой.
И, тем не менее, полководцы империи не боялись открытых пространств, на
которых могли развернуться вражеские всадники; они охотно принимали бой и на
бескрайних засушливых равнинах Эндаса, и на поросших густыми травами степях
и плоскогорьях Райны. Существовал фактор, способный свести к нулю усилия
эндаских кавалеристов -- амазонки Меотиды. Один их трехтысячный корпус мог
рассеять вчетверо большее конное войско; их мощные лошади были неутомимы,
стрелы разили без промаха, а сомкнутый строй, ощетинившийся длинными
копьями, разрезал пехоту противника словно стальной закаленный клинок. Но
наемницы из-за моря стоила дорого; царь Дасмон брал за их кровь высокую
цену.
* * *
Почтенный Силтар, посол великого Тагора, императора и полководца,
прибыл, и тронный зал Голубого Дворца расцвел бархатом знамен, многоцветьем
богатых одежд, сверкающей сталью доспехов и запахом благовонной смолы,
курившейся в жаровнях. Прием, однако, не был многолюдным, ибо переговоры
носили конфиденциальный характер.
Великий царь Дасмон, десница Сата, восседал на возвышении в массивном
кресле из голубого мрамора, спинка, сиденье и подлокотники которого были
покрыты подушками из синей кожи с тисненым золотым узором. За его спиной
застыли двенадцать рослых воительниц в голубых плащах и шлемах с высокими
плюмажами; в руках они сжимали копья, с перевязей свисали длинные мечи.
Тархион располагался слева от отца. Кресло у него было поменьше, но тоже
весьма внушительное: верхний край спинки пришелся Блейду по самый
подбородок. Он стоял сзади и, казалось, никто не собирался возражать против
его присутствия в этом зале; видно, его права Тархионова наперсника
признавались всеми.
Вдоль правой стены сидели царские советники; дюжина мужчин зрелого
возраста в одеяниях, напоминавших римские тоги, с серебряными обручами на
висках. Первым среди них был Зирипод, уста царя; он и руководил всем
приемом. Перед советниками стояли низкие столики с прохладительными и
письменными принадлежностями -- царские решения надлежало фиксировать точно
и выполнять без промедлений.
У левой стены выстроились девять амазонок, предводительниц корпусов и
армий; Блейд про себя назвал их генеральшами. Были они по большей части
молоды и хороши собой, и воинский доспех придавал им величие Афины Паллады,
не лишая прелести Афродиты. Самой рослой и крепкой была Харамма,
возглавлявшая столичный гарнизон; ей было лет тридцать пять, и вид она имела
властный и решительный. Блейд, однако, больше заглядывался на Банталу,
крутобедрую красавицу с белокурыми волосами до пояса. Она почти не уступала
Харамме ростом, но выглядела лет на восемь помоложе и казалась далеко не
такой хмурой, как главная генеральша; на полных алых губах женщины то и дело
проскальзывала усмешка.
Посол, почтенный длиннобородый Силтар, сидел в удобном кресле прямо
перед троном великого владыки, десницы Сата. С ним было еще трое райнитов --
постоянный представитель империи в Меоте и два сопровождающих офицера, с
трудом втащившие в зал сундук с дарами. К удивлению Блейда, одеяния имперцев
напоминали моды средневековой Европы: такие же бархатные камзолы, короткие
штаны с буфами, высокие сапоги с наколенниками, плащи, украшенные по вороту
тонкими кружевами, перчатки, заткнутые за пояса. У обоих послов на шее
висели золотые цепи, плащи были сколоты огромными брошками с самоцветными
камнями, в руках сверкали темным лаком резные трости. Офицеры выглядели
поскромней; самой богатой частью их убранства являлись кинжалы в серебряных
ножнах.
Разглядев гостей, военачальниц и меотских вельмож, Блейд обратил взгляд
на царя. Со своего места он видел только его ястребиный профиль, но, судя но
гладким щекам, твердому бритому подбородку и темным волосам без признака
седины, Дасмон пользовался отменным здоровьем. Он был в тех же годах, что и
Зирипод -- цветущий муж, едва переступивший порог пятидесятилетия. Пару раз
царь покосился в сторону сыновнего наперсника и даже, как почудилось Блейду,
одобрительно приподнял бровь. Впрочем, кто может прочитать мысли владык? А
Дасмон, десница Сата, был, вне всякого сомнения, истинным владыкой.
Он небрежно повел рукой в сторону Зирипода, и первый министр поднялся.
-- Великий царь Меотиды приветствует почтенного Силтара и его
спутников, посланцев славного Тагора, владыки Райны, -- голос Зирипода,
громкий и звучный, наполнил зал. -- Великий царь говорит: райниты всегда
были желанными гостями в его дворце, и просьбы их не встречали отказа.
Говорите, и слова ваши будут выслушаны со вниманием.
Силтар откашлялся. Он продолжал сидеть -- видимо, это дозволялось
этикетом либо было знаком особого благоволения к райнитскому послу.
-- Тагор, наш император, шлет тебе, великий царь, пожелания здоровья и
вечной мудрости. У него есть только одна просьба: чтобы ты милостиво принял
дар -- творение, созданное для тебя лучшими художниками Тайрон Атала.
Эти слова послужили сигналом офицерам. Сундук был тотчас открыт, потом
бравые воины с осторожностью и некоторой натугой достали из него золотое
изваяние двух футов в высоту и поставили его перед троном меотского владыки.
Блейд подавил восхищенный вздох. Это была статуя конной амазонки!
Могучий жеребец мчался вперед мерной иноходью, расплескав по ветру гриву и
хвост; шея его была вытянута, ноздри раздуты, глаза горели багровым пламенем
рубинов. На спине его сидела нагая женщина с гибким станом и острыми
приподнятыми грудями, мерцавшими словно золотые чаши. Тело ее было чуть
развернуто вбок и наклонено; сильные руки тянули невидимую тетиву лука, и
тонкая золотистая стрелка готовилась прянуть в сердце врага.
Ничего больше: ни оружия, ни панциря, ни плаща, ни даже конской
сбруи... Только великолепный зверь с приникшей к нему красавицей, изогнутый
стебель лука и ветер, неощутимый спутник этой чарующей пары; ветер,
запутавшийся в гриве коня и золотых волосах прекрасной всадницы... Слитые
воедино, они неслись в бесконечность, не то в яростной атаке, не то в
притворном бегстве, и огромный тронный зал царя Дасмона вдруг наполнился
грохотом копыт, звоном клинков, пронзительным лошадиным ржаньем и
торжествующим кличем победителя, чья смертоносная стрела нашла цель.
Да, это был совершенно ясный намек, сделанный с почтительным
восхищением! И, к тому же, очень весомый -- Блейд готов был прозакладывать
голову, что эта золотая статуя тянула за сотню фунтов. Совершенно очевидно,
имперский город Тайрон Атал не испытывал недостатка ни в драгоценном
металле, ни в искусных мастерах, ни в умных советниках, сумевших измыслить
сей подарок -- подношение и просьбу одновременно.
Зирипод скосил глаза на лицо царя и, видимо, прочитал на нем все, что
требовалось для ответа.
-- Десница Сата доволен, -- объявил он, -- и с благодарностью принимает
дар своего друга и брата с восточных пределов мира. -- Советник сделал
паузу, склонил голову к плечу и вопросил: -- Сколько?
-- Ну... -- посол задумчиво обозрел прелести золотой амазонки, --
корпуса два-три... лучше -- четыре.
-- Четыре! -- низким контральто воскликнула Харамма. -- Да ведь это
больше половины столичного гарнизона!
-- Война предполагается серьезная, -- Силтар пожал плечами. -- Как
доносят наши шпионы, князья Эндаса собрали большое войско... одних всадников
тысяч пятьдесят, ну, и пехоты соответственно... Есть сообщения, что из
древних Жарких Стран к ним прибыли наемники -- стрелки на чудовищных зверях
с клыками в пять локтей длиной, окованных бронзой. -- Он неторопливо огладил
бороду. -- Да, война предстоит серьезная. И наш повелитель твердо намерен ее
выиграть, не взирая ни на что!
-- Серьезная война дорого стоит, почтенный друг мой, -- заметил
Зирипод.
-- Я же сказал -- великий Тагор решил ее выиграть, не взирая ни на что!
Назови вашу цену, светлейший!
Взгляд первого министра совершил сложный оборот, скользнув вначале по
внушительной фигуре посла, затем -- по золотой статуе, словно Зирипод
прикидывал ее на вес, и, наконец, по лицу монарха; тот, как заметил Блейд,
важно кивнул. Вероятно, цифра была согласована заранее, потому что глаза
Зирипода вновь обратились к райниту, и он без промедления сказал:
-- Пять в декаду, считая с дорогой.
-- Четыре, -- ответствовал посол.
-- Кажется, я слышал слова "не взирая ни на что"? -- Зирипод равнодушно
изучал потолок.
-- Да, не взирая ни на что, но -- четыре. Провиант и фураж -- наши.
существовали страны, где подобная практика не вызывала неприязни. Скажем,
античная Греция... Блейд напряг память. Что говорили по такому поводу
эллины? Любовь мальчиков -- для философов, любовь женщин -- для прочих
смертных...
Да, именно так! И нечего приходить в ярость из-за этого! Уже ясно, что
он не сможет взять домой из Меотиды ничего, кроме сомнительных нравов,
прекрасно известных на Земле. Почему же он так взволнован, так возмущен?
Внезапно Блейд понял, в чем дело. Причина была чисто личной, все дело
коренилось в нем самом, и никакие холодные рассуждения о широчайшем
диапазоне человеческих склонностей, никакие исторические параллели не
помогли бы ему совладать с чувством подспудного омерзения. Проблема
заключалась в том, что он сам находился на границе этого диапазона; он был
концентратом понятия мужественности, и его обостренное мужское эго не могло
примириться с очевидным. Положим, еще лесбиянки... Бог с ними, в Меотиде, в
конце концов, существовали девушки-рабыни, вполне нормальные во всех
отношениях! Но то, что его самого, Ричарда Блейда, пытались склонить к
содомскому греху, было невыносимо! Это требовало возмездия -- немедленного и
страшного, как Божий гнев, обрушившийся некогда на нечестивые Содом и
Гоморру!
Скрипнув зубами, Блейд был вынужден признать, что до грозного Саваофа
ему далеко, и никаких немедленных действий он предпринять не в состоянии.
Нужно время, терпение, настойчивость, удачно сложившиеся обстоятельства...
тысяча и один фактор, которых заранее не предусмотришь. Только тогда, силой
или словом, он сумеет обратить Меотиду на путь истины, вычистив эту конюшню
от навоза заветов, записанных в древних книгах Сата! Существовала, конечно,
и проблема времени. Лейтон послал его сюда не на десятилетия; месяц-другой
-- вот весь срок, отпущенный на такую титаническую работу.
Но было кое-что, что он мог совершить в самом ближайшем будущем. И
Блейд поклялся, что выполнит это, невзирая на последствия.
* * *
На следующий день он был, как всегда, спокоен, ровен и невозмутим.
Прошли утренние занятия, миновал обед; затем Блейд совершил конную прогулку
по живописным окрестностям, плотно поужинал и посетил юного принца, заодно
наведя коекакие справки у амазонок, что несли охрану в покоях Тархиона. Как
он и предполагал, Гралия сегодня должна была патрулировать внешнюю открытую
галерею, тянувшуюся вдоль всего фасада апартаментов принца. Туда, кстати,
выходило и окно его комнаты, которое он предусмотрительно оставил открытым.
Блейд прилег на постель не раздеваясь, лишь сбросив сандалии; он
положил себе проснуться через три часа. Его внутренний хронометр сработал
точно, и когда он снова раскрыл глаза, уже наступила глухая ночь. Он запалил
тонкую свечу, поставил се на столик рядом с ложем, потом бесшумно выпрыгнул
в окно и направился вдоль галереи. Было довольно темно; в слабом свете
нарождающейся луны разведчик едва мог различить тянувшуюся по правую руку
стену огромного здания с широкими окнами, а слева -- массивные
цилиндрические колонны, будто выраставшие из невысокого мраморного парапета.
За ними лежал притихший сад, и там, под деревьями, царил уже абсолютный
мрак. Блейд, босой, с гривой черных волос, разметавшихся по плечам,
неторопливо шествовал к дальнему концу галереи, где мерцали огоньки двух
факелов.
Хотя он не имел намерения прятаться, его движения напоминали повадку
вышедшего на охоту тигра. Он и в самом деле собирался поохотиться -- со всем
профессиональным искусством, которое принесен долгие годы работы в МИ6. Дичь
следовало обмануть, изловить и принести в свое логово; всю эту программу он
собирался выполнить от начала до конца.
До конца длинной галереи, где стоял пост охраны, четыре амазонки в
полном вооружении, оставался десяток ярдов. Шлемы девушек были составлены в
ряд на парапете, и Блейд уже видел каштановый блеск волос Гралии -- свет
факела падал как раз на ее головку. Немного подождав, он кашлянул и выступил
из темноты.
-- Блейд?
Все охранницы принца знали его хорошо. Мечи не покинули ножен, только
взметнулись белые плащи, когда девушки повернули лица к высокой фигуре,
возникшей на грани света и тьмы.
-- Что ты здесь делаешь? -- Гралия чуть заметно улыбнулась ему. --
Вышел прогуляться по ночному парку?
Разведчик отрицательно покачал головой.
-- Нет, что-то со старым Лартаком. Похоже, ему нужна помощь.
-- Помощь? Что с ним? Он заболел?
-- Не знаю. Меня разбудил его раб. Сказал, что хозяин просит привести
какую-нибудь девушку из охраны. Ну, я встал и отправился искать знакомых...
тебя или моих учениц. Не вызывать же стражу из покоев самого принца...
С деланным недоумением Блейд развел руками. Он мог придумать еще
десяток причин, чтобы увести Гравию от подруг, но ссылка на Лартака
выглядела самой надежной -- в случае неприятностей старик мог бы прикрыть
его.
Девушка колебалась. В определенном смысле, пост у галереи, как и добрая
половина других постов, являлся чисто символическим, так что она могла
спокойно прогуляться до башенки мудреца. Ночные дежурства были скучными и
томительными, ибо в ближайшие сто лет рабы в Меотиде не собирались
бунтовать, а разбойных банд, как и одиночных гангстеров, тут просто не
водилось. Северные племена трепетали при одном виде пограничных столбов на
склонах Хребта Варваров, и в меотских хрониках давно не отмечалось случаев
насильственного свержения монарха.
Наконец любопытство пересилило, и Гралия кивнула головой.
-- Ладно! Пойдем узнаем, что нужно мудрейшему. Возможно, проткнуть
дротиком мышь, которая грызет его книги? Но с этим ты и, сам справился бы,
-- она окинула взглядом могучую фигуру Блейда.
-- Может быть, Лартаку надоело любоваться на угрюмые физиономии своих
рабов, и он хочет поглядеть на симпатичное женское личико? -- предположил
разведчик. Они с девушкой уже шли по галерее.
-- Прямо сейчас? Ночью?
-- Такие желания как раз и возникают ночью... у нормальных людей, --
пробурчал Блейд.
Глаза Гралии удивленно округлились; она явно не поняла намека. Ничего,
детка, скоро тебе все станет ясно, мстительно подумал ее спутник; его
преследовало видение нагих женских тел, трепещущих в объятиях друг друга. В
молчании они прошли мимо покоев принца. Полуоткрытое окно в комнату Блейда
чуть озарял огонек свечи; разведчик оперся о подоконник и прыгнул внутрь.
Потом, не давая Гралии опомниться, шепнул:
-- Иди сюда... так мы доберемся скорее...
Он вытянул руки, обхватил девушку за талию и втащил в комнату. Гралия с
любопытством огляделась.
-- Где это мы?
-- У меня. В конце коридора -- лестница в башню мудрейшего.
-- Тогда пойдем, -- она направилась к двери.
Блейд шел по пятам. Когда девушка поравнялась с его ложем, он быстро
вытянул руку и слегка ударил ее в нервный узел под ухом. Без стона, как
подкошенная, она рухнула на широкий диван.
Раздеть ее было делом одной минуты. Разведчик отшвырнул белый плащ,
стянул перевязь с мечом и подмигнул бронзовому жеребцу. Вид у того был
сейчас не насмешливый, а скорее жалобный: ведь он так и не сумел охранить
честь хозяйки. Пихнув клинок подальше под диван, Блейд расстегнул панцирь и
убедился, что груди Гралии великолепны. Все остальное им тоже не уступало,
так что он начал поспешно стягивать тунику. Он проспал в одинокой постели
двенадцать ночей и теперь намеревался отпраздновать тринадцатую без
промедлений и самым достойным образом.
Когда он вошел, Гралия чуть застонала и очнулась.
-- Блейд... что ты делаешь, Блейд...
Она пыталась сопротивляться, но он был гораздо сильнее. Вскоре стоны
перешли в нервический смех, потом раздались вздохи и, наконец, она
вскрикнула.
Блейд понял, что победа близка; его жертва не была фригидной и не
страдала патологической скромностью английских девиц прошлого столетия.
Вполне нормальная молодая женщина, думал он, убыстряя темп; просто она не
знала ничего иного... ничего, кроме тех сомнительных удовольствий, кои
предлагались в заветах Сата...
Тело Гралии изогнулось с такой силой, что она почти приподняла его;
потом она замерла. Перекатившись на диван, Блейд с тревогой всмотрелся а ее
лицо. Потеряла сознание? Нет, просто устала и немного ошеломлена... Он
вспомнил Фарру -- та тоже казалась удивленной. Итак, он мог теперь подвести
итоги; второй опыт был успешно завершен.
Блейд, однако, не собирался останавливаться на достигнутом;
приподнявшись, он посадил девушку к себе на колени. Теперь она не
сопротивлялась, и все вышло еще лучше, чем в первый раз. Третья и четвертая
попытки были столь же успешными, но тут Блейд остановился, вспомнив, что
бедной девушке еще предстоит часа два или три караулить пустую галерею. Что
подумают ее подруги, увидев, что она валится с ног?
Он положил головку Гралии себе на грудь и вдыхая аромат ее волос, нежно
шепнул:
-- Отдохни, малышка... похоже, мы перебили всех мышей в библиотеке
мудрейшего...
Она фыркнула, потом, прижавшись к нему, сказала:
-- Знаешь, оказывается делать это с мужчиной гораздо удобнее... и не
менее приятно...
Блейд негромко рассмеялся, лаская шелковые локоны.
-- Еще бы! Тебе самой почти не пришлось поработать! -- Он помолчал. --
Видишь ли, девочка, мир устроен так, что мужчина и женщина как бы дополняют
друг друга. Они могут вместе рубить мечами врагов или готовить ужин у одной
плиты -- но это совсем не значит, что они одинаковы. Только тут, в постели,
выясняется, что мы значим друг для друга... Да, тут, -- и еще когда
появляются на свет дети.
-- Дети! -- Гралия снова фыркнула. -- При чем здесь дети? Каждая из нас
обязана дважды в жизни встретиться с назначенным ей мужчиной и родить
дочерей... исполнить свой долг. Но то, чем мы занимаемся ночью в постели или
в траве под звездами то совсем иное! -- и она снова прижалась к Блейду.
Нет, все-таки эта девушка ничего не понимала! Пустоцвет не мог сразу
превратиться в плодоносящую щедрую смоковницу.
* * *
На утро Блейд поднялся в башню к Лартаку
-- Прошлой ночью у тебя разболелась поясница, и ты пожелал, чтобы
нежные женские руки растерли твою спину. Я привел к тебе девушку из охраны
Гралию. Красивую, с длинными каштановыми волосами...
Старец кивнул.
-- Обычно моей поясницей занимаются рабы, но идея, в принципе, неплоха.
А где девушка была на самом деле?
-- У меня. В моей комнате.
Проницательные глаза старика уставились на Блейда. Он долго молчал,
покачивая головой и щуря глаза под седыми кустистыми бровями, потом сказал:
-- Вижу, ты все уже знаешь, сын мой
-- Знаю, -- Блейд сухо кивнул.
Мудрец поднялся и начал по привычке мерить шагами просторную круглую
комнату.
-- Что же нам еще оставалось делать? -- внезапно произнес он, обращаясь
словно бы к самому себе. -- Понимаешь, -- он повернулся к Блейду, -- женщины
-- наша сила! Та сила, которая заставляет соседей дрожать, когда раздается
топот копыт нашей конницы! Разве могли мы раздать их по десятку каждому
мужчине, лишить свободы, привязать к детям, к дому? Да нас бы давно стерли с
лица земли! Он остановился у полки и достал кувшин с вином. -- Чтобы
сохранить народ, Сат Прародитель или его жрецы в древности заповедал:
мужчины мыслят и управляют, женщины сражаются, добывают рабов; невольники,
воспитанные в покорности, сытые и многочисленные, трудятся. Но горе тому
меоту, который смешает свою кровь с кровью раба или чужеземца! Меоты для
меотов, женщины -- для женщин, мужчины -- для мужчин...
-- Мне кажется, ты не одобряешь такой порядок, заметил Блейд.
-- Да, не одобряю! -- Лартак вскинул голову. Но я не совсем меот... я
долго жил в чужих странах... в Райне... И там, сын мой, я знал женщин...
вернее сказать -- женщину... -- глаза его вдруг погасли, словно подернувшись
флером воспоминаний.
-- Хорошую шутку сыграл с вами этот Сат, -- разведчик налил вина и
сунул чашу в руки старика. -- Выпей, отец мой! И подумай -- может, стоит
пригласить тысяч десять крепких мужчин из Райны и нарушить древние заветы?
-- Разве я против? -- Лартак грустно усмехнулся. -- Но ни жрецы, ни царь и
его советники не согласятся. Зачем? Государство крепко. Да и что скажут сами
девушки?!
-- Царь, жрецы, советники -- это ерунда. Сегодня они живы, а завтра
плавают в крови с перерезанным горлом. -- Блейд пренебрежительно махнул
рукой. -- Вот девушки -- другое дело. Их надо уговорить... заставить,
наконец!
Теперь на губах Лартака играла лукавая усмешка.
-- Так, как ты уговорил Фарру в эстарде Шод? А эту красавицу с длинными
каштановыми волосами, что растирала мне спину прошлой ночью?
-- Что-то в этом роде, -- пробормотал Блейд, что-то в этом роде, отец
мой...
Пролетело еще несколько дней. Однажды Гралия пришла к Блейду в слезах
-- ее все более тяготили отношения с Кавассой. Она продолжала любить ее даже
сейчас, когда выяснилось, что "с мужчиной это делать удобнее", однако
чувства девушки теперь склонялись в сторону безгрешной дружбы. Кавасса,
однако, рассчитывала на гораздо большее. У Блейда хватало и своих проблем.
Зирипод дважды встречал его в парке будто случайно, и его приглашения
становились все более настойчивыми, юный принц тоже начал проявлять
нервозность -- видимо, его терпение истощалось. Скрывая отвращение,
разведчик продолжал посещать его по вечерам, пытаясь нащупать способ,
который позволил бы вывернуться из щекотливой ситуации. Возможно, Тархион
согласился бы на замену? Симпатичная рабыня или, на худой конец, смазливый
раб... Но Блейд знал, что лишь обманывает себя; принцу был нужен только он,
и сын Сата вряд ли удовлетворился бы меньшим.
В один из таких вечеров Тархион сообщил про ожидавшийся вскоре парадный
царский прием. Обыкновенно это мероприятие устраивалось по случаю крупных
воинских побед или дипломатических переговоров и подписания всевозможных
соглашений с соседями. И в этот раз аудиенция великого Дасмона носила
дипломатический оттенок -- в Меотиду с особой миссией прибывал посол Тагора,
императора Райны. Миссия эта не являлась тайной; все в Голубом Дворце знали,
что Силтар, райнитский посол, будет просить войска для очередной войны с
Эндасом, вечным соперником империи на юге и востоке.
Из бесед с принцем и престарелым мудрецом Блейд довольно ясно
представлял себе ситуацию в землях за Пенным морем. Там простирался к
северу, югу и востоку огромный континент, местный аналог земной Азии. Что
творилось в дальних его областях, какие силы зрели там, какие государства
вступали в противоборство, сокрушая друг друга, о том в Меотиде имели весьма
смутное понятие. Но ближайшей страной на восточном побережье Пенного моря
была Райна -- огромная и мощная империя с однородным населением и богатыми
землями, процветавшая под твердой рукой династии Партокидов. Подвластные им
территории простирались на тысячу миль на восток и на север от морских
берегов; где-то там, на высоком плоскогорье, стоял город гранитных башен
Тайрон Атал, столица империи. В прибрежной местности крупнейшим поселением и
торговым портом являлся Сас, в ста милях к югу от которого высился
чудовищный горный хребет Латра, служивший естественной границей между
лесостепью Райны и эндаскими полупустынями.
Эндас был не менее обширным и могучим государством, чем империя
Партокидов -- правда, не столь монолитным и цивилизованным. Страна,
разделенная на несколько крупных провинций, регулярно испытывала все тяготы
гражданской войны и братоубийственной бойни. Однако южане являлись
многочисленным, крепким и плодовитым народом. Проходило время, очередной
удельный князь укреплялся на царском престоле, объявлял прочих претендентов
мятежниками и святотатцами, вешал их на крюк за ребро и накладывал руку на
их замки, людей и богатства. Через десяток лет подрастало новое поколение --
взамен выбитого в междуусобицах, и Эндас вновь был готов продолжать свой
давний спор с Райной за владычество над восточным материком.
Похоже, сейчас наступал как раз такой момент. Князья Эндаса замирились,
подчинившись сильнейшему -- никто не мог сказать, надолго ли, -- и начали
собирать войска. Райна же, как полагал Блейд, не собиралась ждать врага на
своих границах и жаждала нанести упреждающий удар.
Войско империи имело традиционную для античных государств структуру:
отборные легионы колесничих; пехота -- щитоносцы, копьеносцы, стрелки из
лука и пращники; конница -- не очень многочисленная и не слишком
дисциплинированная. Эндаские пехотные части почти не отличались от
райнитских, однако всадники южан представляли серьезную силу. Владыки Эндаса
набирали их в далеких пустынных степях, и хотя эти воины не носили панцирей
и не пользовались длинными копьями, их стремительные атаки и кривые мечи
были губительными для имперской пехоты. Тяжелые колесницы райнитов не могли
за ними угнаться, а кавалерия неизбежно оказывалась битой.
И, тем не менее, полководцы империи не боялись открытых пространств, на
которых могли развернуться вражеские всадники; они охотно принимали бой и на
бескрайних засушливых равнинах Эндаса, и на поросших густыми травами степях
и плоскогорьях Райны. Существовал фактор, способный свести к нулю усилия
эндаских кавалеристов -- амазонки Меотиды. Один их трехтысячный корпус мог
рассеять вчетверо большее конное войско; их мощные лошади были неутомимы,
стрелы разили без промаха, а сомкнутый строй, ощетинившийся длинными
копьями, разрезал пехоту противника словно стальной закаленный клинок. Но
наемницы из-за моря стоила дорого; царь Дасмон брал за их кровь высокую
цену.
* * *
Почтенный Силтар, посол великого Тагора, императора и полководца,
прибыл, и тронный зал Голубого Дворца расцвел бархатом знамен, многоцветьем
богатых одежд, сверкающей сталью доспехов и запахом благовонной смолы,
курившейся в жаровнях. Прием, однако, не был многолюдным, ибо переговоры
носили конфиденциальный характер.
Великий царь Дасмон, десница Сата, восседал на возвышении в массивном
кресле из голубого мрамора, спинка, сиденье и подлокотники которого были
покрыты подушками из синей кожи с тисненым золотым узором. За его спиной
застыли двенадцать рослых воительниц в голубых плащах и шлемах с высокими
плюмажами; в руках они сжимали копья, с перевязей свисали длинные мечи.
Тархион располагался слева от отца. Кресло у него было поменьше, но тоже
весьма внушительное: верхний край спинки пришелся Блейду по самый
подбородок. Он стоял сзади и, казалось, никто не собирался возражать против
его присутствия в этом зале; видно, его права Тархионова наперсника
признавались всеми.
Вдоль правой стены сидели царские советники; дюжина мужчин зрелого
возраста в одеяниях, напоминавших римские тоги, с серебряными обручами на
висках. Первым среди них был Зирипод, уста царя; он и руководил всем
приемом. Перед советниками стояли низкие столики с прохладительными и
письменными принадлежностями -- царские решения надлежало фиксировать точно
и выполнять без промедлений.
У левой стены выстроились девять амазонок, предводительниц корпусов и
армий; Блейд про себя назвал их генеральшами. Были они по большей части
молоды и хороши собой, и воинский доспех придавал им величие Афины Паллады,
не лишая прелести Афродиты. Самой рослой и крепкой была Харамма,
возглавлявшая столичный гарнизон; ей было лет тридцать пять, и вид она имела
властный и решительный. Блейд, однако, больше заглядывался на Банталу,
крутобедрую красавицу с белокурыми волосами до пояса. Она почти не уступала
Харамме ростом, но выглядела лет на восемь помоложе и казалась далеко не
такой хмурой, как главная генеральша; на полных алых губах женщины то и дело
проскальзывала усмешка.
Посол, почтенный длиннобородый Силтар, сидел в удобном кресле прямо
перед троном великого владыки, десницы Сата. С ним было еще трое райнитов --
постоянный представитель империи в Меоте и два сопровождающих офицера, с
трудом втащившие в зал сундук с дарами. К удивлению Блейда, одеяния имперцев
напоминали моды средневековой Европы: такие же бархатные камзолы, короткие
штаны с буфами, высокие сапоги с наколенниками, плащи, украшенные по вороту
тонкими кружевами, перчатки, заткнутые за пояса. У обоих послов на шее
висели золотые цепи, плащи были сколоты огромными брошками с самоцветными
камнями, в руках сверкали темным лаком резные трости. Офицеры выглядели
поскромней; самой богатой частью их убранства являлись кинжалы в серебряных
ножнах.
Разглядев гостей, военачальниц и меотских вельмож, Блейд обратил взгляд
на царя. Со своего места он видел только его ястребиный профиль, но, судя но
гладким щекам, твердому бритому подбородку и темным волосам без признака
седины, Дасмон пользовался отменным здоровьем. Он был в тех же годах, что и
Зирипод -- цветущий муж, едва переступивший порог пятидесятилетия. Пару раз
царь покосился в сторону сыновнего наперсника и даже, как почудилось Блейду,
одобрительно приподнял бровь. Впрочем, кто может прочитать мысли владык? А
Дасмон, десница Сата, был, вне всякого сомнения, истинным владыкой.
Он небрежно повел рукой в сторону Зирипода, и первый министр поднялся.
-- Великий царь Меотиды приветствует почтенного Силтара и его
спутников, посланцев славного Тагора, владыки Райны, -- голос Зирипода,
громкий и звучный, наполнил зал. -- Великий царь говорит: райниты всегда
были желанными гостями в его дворце, и просьбы их не встречали отказа.
Говорите, и слова ваши будут выслушаны со вниманием.
Силтар откашлялся. Он продолжал сидеть -- видимо, это дозволялось
этикетом либо было знаком особого благоволения к райнитскому послу.
-- Тагор, наш император, шлет тебе, великий царь, пожелания здоровья и
вечной мудрости. У него есть только одна просьба: чтобы ты милостиво принял
дар -- творение, созданное для тебя лучшими художниками Тайрон Атала.
Эти слова послужили сигналом офицерам. Сундук был тотчас открыт, потом
бравые воины с осторожностью и некоторой натугой достали из него золотое
изваяние двух футов в высоту и поставили его перед троном меотского владыки.
Блейд подавил восхищенный вздох. Это была статуя конной амазонки!
Могучий жеребец мчался вперед мерной иноходью, расплескав по ветру гриву и
хвост; шея его была вытянута, ноздри раздуты, глаза горели багровым пламенем
рубинов. На спине его сидела нагая женщина с гибким станом и острыми
приподнятыми грудями, мерцавшими словно золотые чаши. Тело ее было чуть
развернуто вбок и наклонено; сильные руки тянули невидимую тетиву лука, и
тонкая золотистая стрелка готовилась прянуть в сердце врага.
Ничего больше: ни оружия, ни панциря, ни плаща, ни даже конской
сбруи... Только великолепный зверь с приникшей к нему красавицей, изогнутый
стебель лука и ветер, неощутимый спутник этой чарующей пары; ветер,
запутавшийся в гриве коня и золотых волосах прекрасной всадницы... Слитые
воедино, они неслись в бесконечность, не то в яростной атаке, не то в
притворном бегстве, и огромный тронный зал царя Дасмона вдруг наполнился
грохотом копыт, звоном клинков, пронзительным лошадиным ржаньем и
торжествующим кличем победителя, чья смертоносная стрела нашла цель.
Да, это был совершенно ясный намек, сделанный с почтительным
восхищением! И, к тому же, очень весомый -- Блейд готов был прозакладывать
голову, что эта золотая статуя тянула за сотню фунтов. Совершенно очевидно,
имперский город Тайрон Атал не испытывал недостатка ни в драгоценном
металле, ни в искусных мастерах, ни в умных советниках, сумевших измыслить
сей подарок -- подношение и просьбу одновременно.
Зирипод скосил глаза на лицо царя и, видимо, прочитал на нем все, что
требовалось для ответа.
-- Десница Сата доволен, -- объявил он, -- и с благодарностью принимает
дар своего друга и брата с восточных пределов мира. -- Советник сделал
паузу, склонил голову к плечу и вопросил: -- Сколько?
-- Ну... -- посол задумчиво обозрел прелести золотой амазонки, --
корпуса два-три... лучше -- четыре.
-- Четыре! -- низким контральто воскликнула Харамма. -- Да ведь это
больше половины столичного гарнизона!
-- Война предполагается серьезная, -- Силтар пожал плечами. -- Как
доносят наши шпионы, князья Эндаса собрали большое войско... одних всадников
тысяч пятьдесят, ну, и пехоты соответственно... Есть сообщения, что из
древних Жарких Стран к ним прибыли наемники -- стрелки на чудовищных зверях
с клыками в пять локтей длиной, окованных бронзой. -- Он неторопливо огладил
бороду. -- Да, война предстоит серьезная. И наш повелитель твердо намерен ее
выиграть, не взирая ни на что!
-- Серьезная война дорого стоит, почтенный друг мой, -- заметил
Зирипод.
-- Я же сказал -- великий Тагор решил ее выиграть, не взирая ни на что!
Назови вашу цену, светлейший!
Взгляд первого министра совершил сложный оборот, скользнув вначале по
внушительной фигуре посла, затем -- по золотой статуе, словно Зирипод
прикидывал ее на вес, и, наконец, по лицу монарха; тот, как заметил Блейд,
важно кивнул. Вероятно, цифра была согласована заранее, потому что глаза
Зирипода вновь обратились к райниту, и он без промедления сказал:
-- Пять в декаду, считая с дорогой.
-- Четыре, -- ответствовал посол.
-- Кажется, я слышал слова "не взирая ни на что"? -- Зирипод равнодушно
изучал потолок.
-- Да, не взирая ни на что, но -- четыре. Провиант и фураж -- наши.