В газетах было много разговоров о продаже старого арсенала в Петербурге и некоторых гвардейских казарм. Продажа их, впрочем, еще не состоялась; равно не решен, кажется, еще доселе вопрос, который, если читатели помнят, состоял в том: чью собственность казармы эти составляют, военного ли ведомства, или городскую, так как они были выстроены и содержались на счет городских сумм? Что греха таить: продажа этих имуществ глубоко опечалит многих, существование которых и степень общественного положения находились в тесной связи с управлением вверенных им казенных имуществ; но что же делать! казенный воробышек улетает от них из-под носу, напоминая этим отлетом старинную нашу пословицу: «Не все коту масленица, придет и великий пост».
Перебирая время от времени листки губернских газет, мы весьма часто вычитываем там, в отделе о «происшествиях», между прочим смертные случаи от запариванья людей в печах и от чрезмерного употребления спиртных напитков. С жалкой стороны рекомендуют эти случаи степень образования нашего простолюдья; в последнее время число этих жертв увеличивается еще новым вредом зла, испытываемого нашими простодушными тружениками от лихих людей. Это опаиванье: человек доверчиво выпьет чарку водки, бутылку пива, даже стакан квасу и теряет сознание, лишается чувств, иногда впадает в долговременную болезнь, а иногда и скоропостижно умирает. Случаи эти были повсеместны, но особенно были часты в Москве. Выпил мужик в кабаке чарку водки, но вышел вон — и в двух шагах упал замертво. А другой выпил стакан пива, а стал выходить из портерной и упал без чувств: его тут же ограбили. В вагоне, на железной дороге, перед остановкой сосед соседа попотчевал квасом; тот выпил, потерял сознание и по выходе тоже был дочиста ограблен. Подобные этому случаю вынудили московского обер-полицеймейстера особым приказом (№ 248) предписать частным приставам оповестить содержателей постоялых дворов, чтоб они постоянно внушали крестьянам, которые будут у них останавливаться: от неизвестных людей никаких угощений вином или пивом не принимать, а представлять их в полицию, о чем также объявлять чрез городовых унтер-офицеров крестьянам и на рынках. Причем предписано принять самые деятельные меры к розыску лиц, занимающихся подобного рода мошенничеством. А как замечено, что обманщики, покупая вино или пиво, примешивают туда, даже в самых питейных заведениях, одуряющий порошок, то велено и содержателям этих заведений и пивных лавок с своей стороны оказывать полиции содействие к преследованию и изобличению злонамеренных лиц. Достаточно ли на это одних строжайших запрещений, мы разбирать не станем.
К числу курьезных публикаций, которыми иногда изобилуют губернские ведомости, нельзя не отнести следующих:
Одно губернское правление вызывает желающих на очень интересные публичные торги: продаются четыре ветхие арестантские рубахи и тридцать шесть таковых же (то есть ветхих) портов.
Другое губернское правление публикует о продаже шестидесяти пудов не годных к употреблению кандалов.
Третье губернское правление разыскивает хозяев найденной кем-то на дороге старой набитой ветошью шапки.
Четвертое губернское правление разыскивает родственников какого-то оставившего сей бренный мир чиновника, после которого остались четыре патента на чины.
Пермская палата уголовного и гражданского суда в конце 1861 года публикует о поступке крестьян-корчемников, о которых дело самою ею окончено еще в начале 1853 года.
Из областного города Николаевска, что на устьях Амура, тоже сообщают курьезные вещи. Скромный корреспондент пишет, что в каком-то областном городе, где проживает много иностранных купцов, один из них пришел в почтовую контору и подал письмо, адресованное к кому-то в Австрию. «Нельзя принять: запрещено!» — отвечал почтмейстер. — «Что за чудо? Какая же причина?» — «Вот в Пруссию, извольте: другое дело!» — «Да отчего же так?» — «Да так; ну не велят! Выдали только прусскую книгу». Податель смекнул, с кем имеет дело, и написал на конверте через Пруссию в Австрию. — «Вот это дело другое-с: теперь отправить можно!» Читатели, вероятно, помнят рассказ о другом почтмейстере, который не хотел принять письма оттого, что адрес был написан не по форме: после «его высокоблагородию» не стояло «милостивому государю».
С берегов Амура, из Николаевска же, пишут, что там в течение целого лета было всего только тринадцать теплых дней и что 28-го августа там шел снег. В Одессе, говорят, тоже с начала сентября был мороз, а где-то под Ярославлем в начале октября подмерзло целое озеро. Ну, положим, Ярославль — это хладный север, но как же морозы могли случиться на Амуре, о котором так недавно еще раздавались крики, что это рай земной, что это русская Испания, что это… ну уж Бог с ними! Прежнее обаяние от Амура ежедневно исчезает, к нему охладевают.
Торгующий в Николаевске г. Отто Эше в прошлом году купил в Кяхте тридцать пять верблюдов с тем, чтобы сбыть их в Калифорнию. Впрочем, в Сан-Франциско прибыли только девятнадцать верблюдов; они вынесли переход океаном как нельзя лучше; а остальные шестнадцать частию разбежались в лесах амурских берегов, частию пропали дорогой и во время остановки в заливе де-Кастри.
Кажется, подобное же переселение наших кораблей пустынь совершилось и в нынешнем году. Охотники скупают верблюдов для зверинцев, но для этой цели проданы только два животные, назначение остальных пока еще неизвестно. Торговая полиция, что-то давно позамолкшая у нас в Петербурге, изредка начинает выказывать свою деятельность в провинции. Недавно воронежское губернское правление опубликовало трех крестьян: двух за торговлю в разнос без установленных ярлыков, а одного за то, что он печет булки вместо фунта в три четверти и меньше. Первых двух оштрафовали по рублю двадцати копеек каждого, а последнего тридцатью рублями серебром. Надо сказать, что и у нас, в Петербурге, и сухари, и булки слишком что-то воздушны, а ржаной хлеб и дорог, и невкусен, и недопечен и поэтому тяжеловесен. «Костромские губернские ведомости» публикуют об интересном случае, пригодном для разъяснения развития промышленности в России. В мае месяце прошлого года крестьянин Иван Жарков приехал в село Баки (Варнавин<ский> у<езд>) с ситцами и шелковыми материями и стал ими торговать. Баковский винный пристав, усердствуя казенному интересу, донес казенной палате, что у Жаркова нет свидетельства на право торговли. Казенная палата, зная, что по закону наблюдение за правильностию торговли в уезде лежит на обязанности земского суда, для большего обличения Жаркова в неправильной торговле предписала винному приставу представить об этом общий рапорт вместе со становым приставом. Но становой пристав отозвался, что он крестьянина Жаркова в неправильной торговле никогда не замечал. В нынешнем году Жарков опять приехал в Баки с ситцами и с шелковыми материями. Винный пристав хотел было его накрыть и пригласил для этого станового, но тот отказался от этого удовольствия, объявив, что в базарные дни не следует преследовать торговцев. Казенная палата построила силлогизм такого рода. Закон действительно воспрещает производить поверку торговли на ярмарках и установленных торгах. В селе Баках действительно базары бывают. Но базарные дни то ли же самое, что установленные торги? А как в селе Баках установленных правительством торгов не существует, да если бы они и были назначены, то этою статьею воспрещается лишь приступать на торгах и ярмарках вообще к поверке и разысканию свидетельств, оставлять же без преследования и прекращения явно незаконную (?) торговлю, производимую подобно крестьянину Жаркову, невозможно, то в ограждение интересов казны предписать соблюдать правила, в законах изложенные, и пр. и пр.
В «Нижегородских ведомостях» начальник губернии напечатал циркулярное свое предписание к судебным следователям. Указывая им, что по закону для содержания лиц, арестуемых при полиции, назначается лишь трехдневный срок, при нижегородской же городской полиции содержится девять человек арестантов, из которых один сидит более трех суток, один целый месяц, один более месяца, один более двух месяцев, трое по три месяца, один более трех месяцев и наконец один более четырех месяцев, начальник губернии делает должное разъяснение о цели заключения под арестом и заключает свое просвещенное назидание напоминанием, что бессрочное, по произволу судебных следователей, задержание при полиции людей, о которых идет дело, не только во всех отношениях незаконно, но противно человеколюбию и стремлениям современного общества.
Это сознание необходимости гуманных чувств, желание идти в уровень с стремлениями современного общества и постоянная угроза огласки и предания дела на суд общественного мнения в последнее время довольно часто прорываются в разных концах нашего обширного отечества. И это уж очень важный шаг, шаг, свидетельствующий, как широко развивается понимание гражданских обязанностей в нынешних правительственных лицах. Газетной огласки начинают страшно бояться даже закоренелые наши столичные и провинциальные подьячие и всеми силами стараются, чтобы как-нибудь не попасть в газетную строку.
К слову о судебных следователях приведем следующие статистические выводы, сообщаемые «Одесским вестником». В Херсонской губернии считается пятнадцать судебных следователей; из них только двое кончили курс в университете, двое кончили курс в лицеях, один был в университете, но не кончил курса, двое учились в гимназии, один в земледельческом училище, один в штурманской роте, а остальные все домашнего воспитания.
В Херсонской губернии, за исключением городов бывших военных поселений, ныне, благодаря Бога, вошедших в общий счет остального населения, всех штатных чиновников считается четыреста пятьдесят семь человек; из них кончивших курс в университетах счетом всего-навсе тридцать два человека, из других перворазрядных учебных заведений тридцать шесть человек (в общем итоге шестидесяти восьми чиновников первого по воспитанию разряда одних врачей считается двадцать шесть человек); в гимназиях и других средних учебных заведениях воспитывались 55 чиновников; остальные 334 человека или нигде не учились, или учились в низших школах. Мудрено похвалиться особенным избытком лиц, получивших высшее образование.
<ОБОЗРЕНИЕ ВНУТРЕННИХ СОБЫТИЙ>
<ОБОЗРЕНИЕ ВНУТРЕННИХ СОБЫТИЙ>
Перебирая время от времени листки губернских газет, мы весьма часто вычитываем там, в отделе о «происшествиях», между прочим смертные случаи от запариванья людей в печах и от чрезмерного употребления спиртных напитков. С жалкой стороны рекомендуют эти случаи степень образования нашего простолюдья; в последнее время число этих жертв увеличивается еще новым вредом зла, испытываемого нашими простодушными тружениками от лихих людей. Это опаиванье: человек доверчиво выпьет чарку водки, бутылку пива, даже стакан квасу и теряет сознание, лишается чувств, иногда впадает в долговременную болезнь, а иногда и скоропостижно умирает. Случаи эти были повсеместны, но особенно были часты в Москве. Выпил мужик в кабаке чарку водки, но вышел вон — и в двух шагах упал замертво. А другой выпил стакан пива, а стал выходить из портерной и упал без чувств: его тут же ограбили. В вагоне, на железной дороге, перед остановкой сосед соседа попотчевал квасом; тот выпил, потерял сознание и по выходе тоже был дочиста ограблен. Подобные этому случаю вынудили московского обер-полицеймейстера особым приказом (№ 248) предписать частным приставам оповестить содержателей постоялых дворов, чтоб они постоянно внушали крестьянам, которые будут у них останавливаться: от неизвестных людей никаких угощений вином или пивом не принимать, а представлять их в полицию, о чем также объявлять чрез городовых унтер-офицеров крестьянам и на рынках. Причем предписано принять самые деятельные меры к розыску лиц, занимающихся подобного рода мошенничеством. А как замечено, что обманщики, покупая вино или пиво, примешивают туда, даже в самых питейных заведениях, одуряющий порошок, то велено и содержателям этих заведений и пивных лавок с своей стороны оказывать полиции содействие к преследованию и изобличению злонамеренных лиц. Достаточно ли на это одних строжайших запрещений, мы разбирать не станем.
К числу курьезных публикаций, которыми иногда изобилуют губернские ведомости, нельзя не отнести следующих:
Одно губернское правление вызывает желающих на очень интересные публичные торги: продаются четыре ветхие арестантские рубахи и тридцать шесть таковых же (то есть ветхих) портов.
Другое губернское правление публикует о продаже шестидесяти пудов не годных к употреблению кандалов.
Третье губернское правление разыскивает хозяев найденной кем-то на дороге старой набитой ветошью шапки.
Четвертое губернское правление разыскивает родственников какого-то оставившего сей бренный мир чиновника, после которого остались четыре патента на чины.
Пермская палата уголовного и гражданского суда в конце 1861 года публикует о поступке крестьян-корчемников, о которых дело самою ею окончено еще в начале 1853 года.
Из областного города Николаевска, что на устьях Амура, тоже сообщают курьезные вещи. Скромный корреспондент пишет, что в каком-то областном городе, где проживает много иностранных купцов, один из них пришел в почтовую контору и подал письмо, адресованное к кому-то в Австрию. «Нельзя принять: запрещено!» — отвечал почтмейстер. — «Что за чудо? Какая же причина?» — «Вот в Пруссию, извольте: другое дело!» — «Да отчего же так?» — «Да так; ну не велят! Выдали только прусскую книгу». Податель смекнул, с кем имеет дело, и написал на конверте через Пруссию в Австрию. — «Вот это дело другое-с: теперь отправить можно!» Читатели, вероятно, помнят рассказ о другом почтмейстере, который не хотел принять письма оттого, что адрес был написан не по форме: после «его высокоблагородию» не стояло «милостивому государю».
С берегов Амура, из Николаевска же, пишут, что там в течение целого лета было всего только тринадцать теплых дней и что 28-го августа там шел снег. В Одессе, говорят, тоже с начала сентября был мороз, а где-то под Ярославлем в начале октября подмерзло целое озеро. Ну, положим, Ярославль — это хладный север, но как же морозы могли случиться на Амуре, о котором так недавно еще раздавались крики, что это рай земной, что это русская Испания, что это… ну уж Бог с ними! Прежнее обаяние от Амура ежедневно исчезает, к нему охладевают.
Торгующий в Николаевске г. Отто Эше в прошлом году купил в Кяхте тридцать пять верблюдов с тем, чтобы сбыть их в Калифорнию. Впрочем, в Сан-Франциско прибыли только девятнадцать верблюдов; они вынесли переход океаном как нельзя лучше; а остальные шестнадцать частию разбежались в лесах амурских берегов, частию пропали дорогой и во время остановки в заливе де-Кастри.
Кажется, подобное же переселение наших кораблей пустынь совершилось и в нынешнем году. Охотники скупают верблюдов для зверинцев, но для этой цели проданы только два животные, назначение остальных пока еще неизвестно. Торговая полиция, что-то давно позамолкшая у нас в Петербурге, изредка начинает выказывать свою деятельность в провинции. Недавно воронежское губернское правление опубликовало трех крестьян: двух за торговлю в разнос без установленных ярлыков, а одного за то, что он печет булки вместо фунта в три четверти и меньше. Первых двух оштрафовали по рублю двадцати копеек каждого, а последнего тридцатью рублями серебром. Надо сказать, что и у нас, в Петербурге, и сухари, и булки слишком что-то воздушны, а ржаной хлеб и дорог, и невкусен, и недопечен и поэтому тяжеловесен. «Костромские губернские ведомости» публикуют об интересном случае, пригодном для разъяснения развития промышленности в России. В мае месяце прошлого года крестьянин Иван Жарков приехал в село Баки (Варнавин<ский> у<езд>) с ситцами и шелковыми материями и стал ими торговать. Баковский винный пристав, усердствуя казенному интересу, донес казенной палате, что у Жаркова нет свидетельства на право торговли. Казенная палата, зная, что по закону наблюдение за правильностию торговли в уезде лежит на обязанности земского суда, для большего обличения Жаркова в неправильной торговле предписала винному приставу представить об этом общий рапорт вместе со становым приставом. Но становой пристав отозвался, что он крестьянина Жаркова в неправильной торговле никогда не замечал. В нынешнем году Жарков опять приехал в Баки с ситцами и с шелковыми материями. Винный пристав хотел было его накрыть и пригласил для этого станового, но тот отказался от этого удовольствия, объявив, что в базарные дни не следует преследовать торговцев. Казенная палата построила силлогизм такого рода. Закон действительно воспрещает производить поверку торговли на ярмарках и установленных торгах. В селе Баках действительно базары бывают. Но базарные дни то ли же самое, что установленные торги? А как в селе Баках установленных правительством торгов не существует, да если бы они и были назначены, то этою статьею воспрещается лишь приступать на торгах и ярмарках вообще к поверке и разысканию свидетельств, оставлять же без преследования и прекращения явно незаконную (?) торговлю, производимую подобно крестьянину Жаркову, невозможно, то в ограждение интересов казны предписать соблюдать правила, в законах изложенные, и пр. и пр.
В «Нижегородских ведомостях» начальник губернии напечатал циркулярное свое предписание к судебным следователям. Указывая им, что по закону для содержания лиц, арестуемых при полиции, назначается лишь трехдневный срок, при нижегородской же городской полиции содержится девять человек арестантов, из которых один сидит более трех суток, один целый месяц, один более месяца, один более двух месяцев, трое по три месяца, один более трех месяцев и наконец один более четырех месяцев, начальник губернии делает должное разъяснение о цели заключения под арестом и заключает свое просвещенное назидание напоминанием, что бессрочное, по произволу судебных следователей, задержание при полиции людей, о которых идет дело, не только во всех отношениях незаконно, но противно человеколюбию и стремлениям современного общества.
Это сознание необходимости гуманных чувств, желание идти в уровень с стремлениями современного общества и постоянная угроза огласки и предания дела на суд общественного мнения в последнее время довольно часто прорываются в разных концах нашего обширного отечества. И это уж очень важный шаг, шаг, свидетельствующий, как широко развивается понимание гражданских обязанностей в нынешних правительственных лицах. Газетной огласки начинают страшно бояться даже закоренелые наши столичные и провинциальные подьячие и всеми силами стараются, чтобы как-нибудь не попасть в газетную строку.
К слову о судебных следователях приведем следующие статистические выводы, сообщаемые «Одесским вестником». В Херсонской губернии считается пятнадцать судебных следователей; из них только двое кончили курс в университете, двое кончили курс в лицеях, один был в университете, но не кончил курса, двое учились в гимназии, один в земледельческом училище, один в штурманской роте, а остальные все домашнего воспитания.
В Херсонской губернии, за исключением городов бывших военных поселений, ныне, благодаря Бога, вошедших в общий счет остального населения, всех штатных чиновников считается четыреста пятьдесят семь человек; из них кончивших курс в университетах счетом всего-навсе тридцать два человека, из других перворазрядных учебных заведений тридцать шесть человек (в общем итоге шестидесяти восьми чиновников первого по воспитанию разряда одних врачей считается двадцать шесть человек); в гимназиях и других средних учебных заведениях воспитывались 55 чиновников; остальные 334 человека или нигде не учились, или учились в низших школах. Мудрено похвалиться особенным избытком лиц, получивших высшее образование.
<ОБОЗРЕНИЕ ВНУТРЕННИХ СОБЫТИЙ>
С.-Петербург, 2-го января 1862 г
У нас есть еще местности, где на сто верст кругом нет ни одного училища, где люди, кроме своей деревни, ничего во всю жизнь не видали и где они только по нужде, для исповеди, ездят к священнику на село; все их знакомства ограничиваются сближением с так называемыми «кошкодавами» и «стекольщиками», то есть наезжими торговцами, снабжающими крестьян необходимыми для них потребностями. В лесистой Вятской губернии доселе для многих пила — инструмент неизвестный; есть местности, где доски вытесываются топором из цельного дерева, а домашняя посуда, ложки да чашки вымениваются у бродячих торгашей. В таком положении живут еще пермяки, между которыми старинная самая патриархальная грязь и невежество не поддаются никаким усилиям времени и окружающих обстоятельств. По высочайшему указу 26-го июля 1861 г. все наше духовенство с семействами приглашены заниматься обучением грамоте крестьянских детей. По старой манере в школы делался род рекрутского набора волостными писарями, и отцы выкупали у них деньгами сыновей, записанных в училище по жеребью. Как бегают они от грамоты, так бегают и от оспопрививания и всеми мерами стараются отделаться от «оспенников». Про одну волость, состоящую из 2243 душ обоего пола, пишут, что в течение первых семи месяцев нынешнего года там было 67 новорожденных, а умерло детей 120 человек, в том числе сгубила оспа 87 детей.
Вятская губерния, положим, глушь; но вот на выдержку статья о. Гл. Соколова о крестьянах Тульской губернии. Здесь чествуют св. Власия как покровителя коров, св. Флора и Лавра как патрона лошадей, св. Зосима и Савватия как сберегателей пчел. Здесь наряду с Николой-молящим и Ильей-наделящим верят в злого духа и отчуровываются от него, чертя в сочельник на Крещенье мелом кресты на всех дверях и косяках. Здесь мстящие ворогу крестьяне, которые сами лично не могут отплатить обиды, ставят Миколеугоднику забидящую свечку, полагая, что он за них разделается, только бы свеча была поставлена не так, как обыкновенно ее ставят, а верхним концом книзу. Здесь при молебнах, в начале весны, бабы хватают священника и, повалив, катают его по земле, чтобы земля тучнее уродила. Конечно, предрассудков этих долго еще нельзя будет искоренить, и тут паллиативные меры не приведут ни к чему: нужно образовывать молодое поколение, и особенно необходимо действовать на будущих матерей семейств и распространить просвещение между женщинами. Мало развивать одну грамотность: нужно больше всего стараться, чтобы люди умели понимать то, что читают, и, понимая хорошее, умели ему следовать.
Читателям нашим известно, что положение, высочайше утвержденное 19-го февраля, ставит все волостные и сельские училища в исключительную зависимость только от самого селения или волости. В последнее время во всех губернских газетах перепечатано министерское распоряжение о деревенских училищах для «первоначального» обучения детей, состоящее в том, что ходатайства о их утверждении должны быть утверждаемы не сельским сходом или волостным управлением, а губернскими присутствиями, с тем чтобы преподавание закона Божия принимал на себя кто-нибудь из священников. В какой степени это распоряжение относится к раскольничьим селениям и к преподаванию закона Божия по началам религии мусульманской, буддистской и еврейской, не говорится ничего, а про обучение чтению, письму и арифметике сказано, что оно может быть поручаемо и священникам, и другим лицам. Замечено в предписании, что такое обучение с особенным удобством могло бы быть возложено на волостных писарей, как одно из условий их найма в должность. Но вместе с тем вменено в обязанность о каждом вновь открываемом училище в селении сообщать местному директору училищ для сведения и для надзора за преподаванием.
А училища уже начали открываться в селениях крестьян, так еще недавно находившихся в крепостной зависимости. Вести об этом доходят до нас отовсюду, и, что замечательно, крестьяне начинают уже раздумывать: что прежде чего должно следовать? Нужно ли прежде дом для училища выстроить, или надо прежде всего выстроить дом для заседаний волостного правления? В Боровском уезде Калужской губернии крестьяне некоторых волостей составили приговоры о сборе тысячи рублей серебром для постройки дома волостного правления. В Псковской губернии предполагается одною волостью купить землю-особняк под волостное правление. В Подольской губернии возникает вопрос, считать ли волостное правление присутственным местом и, следовательно, надлежит ли ставить в нем зерцало и портрет Государя Императора? Подольское губернское присутствие объявило, что желание крестьян иметь в волостном правлении портрет Государя весьма похвально, как выражение преданности, но что в устройстве дома надо сообразоваться с местными удобствами и средствами крестьян — достаточно, чтобы в доме, где помещается волостное правление, была особая, по возможности приличная, комната и в ней стол и несколько стульев для заседаний членов волостного правления и волостного суда. Но пензенское губернское присутствие смотрит на дело гораздо современнее. На возникшие вопросы по тому же предмету оно публиковало, что не только постройка домов по однообразным планам, но даже просто наем помещений для волостных управлений совершенно излишни, по крайней мере, в редких лишь случаях необходимы: мирские сходы и до сего времени существовали между крестьянами; в некоторых оброчных имениях мирское управление было даже многосложно и довольно обширно, а крестьяне обходились же без особых общественных зданий; поэтому — говорит губернское присутствие — расход на наем их, отопление, наем сторожей, по ближайшему усмотрению, могут оказаться излишними. Стремление к подобным расходам полезно отклонять, а крестьянам нужно разъяснять, что излишние траты на предметы не крайней необходимости послужат лишь для самих крестьян тяжким бременем. Стремление к бюрократизму доходило в иных местах до того, что, например, в Александровском уезде возник вопрос: имеют ли право крестьяне, до введения уставных грамот, увеличивать свое скотоводство? Конечно, этот вопрос имеет свое значение для Екатеринославской губернии, а потому и мировой съезд, и губернское присутствие решили его тем, что крестьяне не могут увеличивать своего скотоводства, по крайней мере на столько, чтобы оттого потребовалось для них большее количество земли против того, каким они в настоящее время пользуются.
На одном из мировых съездов Херсонской губернии, по словам «Одесского вестника», вотирован был вопрос о мундирах для сельских старост и волостных старшин, а один из мировых посредников Радомысльского уезда хлопотал о мундирах рассыльным при посредниках в целях водворения порядка и спокойствия, если бы они были нарушены подгулявшими крестьянами. Киевское губернское присутствие, оглашая это ходатайство, присовокупило, что оно уведомило уже посредника о бесполезности этих мундиров.
Если вопрос о том, нужно ли сечь розгами мужиков за неисправное отбывание барщины, возбуждал сильные прения в большей части наших губерний и окончательно везде отвергнут как мера противозаконная, за указанными в положениях более современными и более действительными средствами взысканий, то, разумеется, такой вопрос, который оглашен в Тульской губернии, отвергнут был всеми единодушно. Вопрос этот, возбужденный одним из каширских посредников, состоял в следующем: может ли мировой посредник своею властию ссылать крестьян в арестантские роты? В Орловской губернии один господин тоже поднял подоброго рода вопрос: можно ли прямо от себя ссылать мужиков в Сибирь не на поселение, а на житье? Нечего и говорить, что подобные вопросы единодушно отвергаются гуманными и просвещенными членами губернских присутствий.
Зато во многих губерниях был дан ход ходатайствам о даровании письмоводителям при посредниках прав государственной службы с тем, чтоб вместе с мундиром и чином обязать их легальною ответственностию за упущения. На это высшее начальство циркулярно уведомило губернаторов, что опыт не указывает еще на необходимость этой меры, что же касается подлогов и других незаконных поступков, то посреднических письмоводителей следует, как и волостных писарей, без церемонии отдавать под суд на основании общих уголовных законов.
Говоря о чиновничестве и бюрократизме, не можем отказать себе в удовольствии передать факт, за достоверность которого ручается «Одесский вестник» и подтверждение которого, если захотеть, можно двадцать раз найти и здесь, в Петербурге.
Одна предержащая власть обратилась к другой, высшей ее, предержащей власти за разрешением отпуска подрядчику известного количества смолы. Высший начальник возвратил подчиненному лицу его представление с надписью: «Стыдно вам! Вы входите с вопросом о таком деле, решение которого зависит прямо от вас». Ну, конечно, подчиненный решил дело, как сумел и как следовало по закону; но он как подьячий и человек без просвещенного на вещи взгляда побоялся, как бы с своим решением вопроса впросак не попасть: вместо того, чтобы похерить и уничтожить и свое прежнее представление и начальническое замечание, он велел подшить бумагу «к делу». «Завели» дело. Но «дело» нужно было озаглавить, и вот столоначальник озаглавливает его так: «Дело о смоле и о происходящем оттого стыде». Начальник столоначальника видел эту надпись, одобрил ее, и под этим титулом дело сдано в архив.
Вятская губерния, положим, глушь; но вот на выдержку статья о. Гл. Соколова о крестьянах Тульской губернии. Здесь чествуют св. Власия как покровителя коров, св. Флора и Лавра как патрона лошадей, св. Зосима и Савватия как сберегателей пчел. Здесь наряду с Николой-молящим и Ильей-наделящим верят в злого духа и отчуровываются от него, чертя в сочельник на Крещенье мелом кресты на всех дверях и косяках. Здесь мстящие ворогу крестьяне, которые сами лично не могут отплатить обиды, ставят Миколеугоднику забидящую свечку, полагая, что он за них разделается, только бы свеча была поставлена не так, как обыкновенно ее ставят, а верхним концом книзу. Здесь при молебнах, в начале весны, бабы хватают священника и, повалив, катают его по земле, чтобы земля тучнее уродила. Конечно, предрассудков этих долго еще нельзя будет искоренить, и тут паллиативные меры не приведут ни к чему: нужно образовывать молодое поколение, и особенно необходимо действовать на будущих матерей семейств и распространить просвещение между женщинами. Мало развивать одну грамотность: нужно больше всего стараться, чтобы люди умели понимать то, что читают, и, понимая хорошее, умели ему следовать.
Читателям нашим известно, что положение, высочайше утвержденное 19-го февраля, ставит все волостные и сельские училища в исключительную зависимость только от самого селения или волости. В последнее время во всех губернских газетах перепечатано министерское распоряжение о деревенских училищах для «первоначального» обучения детей, состоящее в том, что ходатайства о их утверждении должны быть утверждаемы не сельским сходом или волостным управлением, а губернскими присутствиями, с тем чтобы преподавание закона Божия принимал на себя кто-нибудь из священников. В какой степени это распоряжение относится к раскольничьим селениям и к преподаванию закона Божия по началам религии мусульманской, буддистской и еврейской, не говорится ничего, а про обучение чтению, письму и арифметике сказано, что оно может быть поручаемо и священникам, и другим лицам. Замечено в предписании, что такое обучение с особенным удобством могло бы быть возложено на волостных писарей, как одно из условий их найма в должность. Но вместе с тем вменено в обязанность о каждом вновь открываемом училище в селении сообщать местному директору училищ для сведения и для надзора за преподаванием.
А училища уже начали открываться в селениях крестьян, так еще недавно находившихся в крепостной зависимости. Вести об этом доходят до нас отовсюду, и, что замечательно, крестьяне начинают уже раздумывать: что прежде чего должно следовать? Нужно ли прежде дом для училища выстроить, или надо прежде всего выстроить дом для заседаний волостного правления? В Боровском уезде Калужской губернии крестьяне некоторых волостей составили приговоры о сборе тысячи рублей серебром для постройки дома волостного правления. В Псковской губернии предполагается одною волостью купить землю-особняк под волостное правление. В Подольской губернии возникает вопрос, считать ли волостное правление присутственным местом и, следовательно, надлежит ли ставить в нем зерцало и портрет Государя Императора? Подольское губернское присутствие объявило, что желание крестьян иметь в волостном правлении портрет Государя весьма похвально, как выражение преданности, но что в устройстве дома надо сообразоваться с местными удобствами и средствами крестьян — достаточно, чтобы в доме, где помещается волостное правление, была особая, по возможности приличная, комната и в ней стол и несколько стульев для заседаний членов волостного правления и волостного суда. Но пензенское губернское присутствие смотрит на дело гораздо современнее. На возникшие вопросы по тому же предмету оно публиковало, что не только постройка домов по однообразным планам, но даже просто наем помещений для волостных управлений совершенно излишни, по крайней мере, в редких лишь случаях необходимы: мирские сходы и до сего времени существовали между крестьянами; в некоторых оброчных имениях мирское управление было даже многосложно и довольно обширно, а крестьяне обходились же без особых общественных зданий; поэтому — говорит губернское присутствие — расход на наем их, отопление, наем сторожей, по ближайшему усмотрению, могут оказаться излишними. Стремление к подобным расходам полезно отклонять, а крестьянам нужно разъяснять, что излишние траты на предметы не крайней необходимости послужат лишь для самих крестьян тяжким бременем. Стремление к бюрократизму доходило в иных местах до того, что, например, в Александровском уезде возник вопрос: имеют ли право крестьяне, до введения уставных грамот, увеличивать свое скотоводство? Конечно, этот вопрос имеет свое значение для Екатеринославской губернии, а потому и мировой съезд, и губернское присутствие решили его тем, что крестьяне не могут увеличивать своего скотоводства, по крайней мере на столько, чтобы оттого потребовалось для них большее количество земли против того, каким они в настоящее время пользуются.
На одном из мировых съездов Херсонской губернии, по словам «Одесского вестника», вотирован был вопрос о мундирах для сельских старост и волостных старшин, а один из мировых посредников Радомысльского уезда хлопотал о мундирах рассыльным при посредниках в целях водворения порядка и спокойствия, если бы они были нарушены подгулявшими крестьянами. Киевское губернское присутствие, оглашая это ходатайство, присовокупило, что оно уведомило уже посредника о бесполезности этих мундиров.
Если вопрос о том, нужно ли сечь розгами мужиков за неисправное отбывание барщины, возбуждал сильные прения в большей части наших губерний и окончательно везде отвергнут как мера противозаконная, за указанными в положениях более современными и более действительными средствами взысканий, то, разумеется, такой вопрос, который оглашен в Тульской губернии, отвергнут был всеми единодушно. Вопрос этот, возбужденный одним из каширских посредников, состоял в следующем: может ли мировой посредник своею властию ссылать крестьян в арестантские роты? В Орловской губернии один господин тоже поднял подоброго рода вопрос: можно ли прямо от себя ссылать мужиков в Сибирь не на поселение, а на житье? Нечего и говорить, что подобные вопросы единодушно отвергаются гуманными и просвещенными членами губернских присутствий.
Зато во многих губерниях был дан ход ходатайствам о даровании письмоводителям при посредниках прав государственной службы с тем, чтоб вместе с мундиром и чином обязать их легальною ответственностию за упущения. На это высшее начальство циркулярно уведомило губернаторов, что опыт не указывает еще на необходимость этой меры, что же касается подлогов и других незаконных поступков, то посреднических письмоводителей следует, как и волостных писарей, без церемонии отдавать под суд на основании общих уголовных законов.
Говоря о чиновничестве и бюрократизме, не можем отказать себе в удовольствии передать факт, за достоверность которого ручается «Одесский вестник» и подтверждение которого, если захотеть, можно двадцать раз найти и здесь, в Петербурге.
Одна предержащая власть обратилась к другой, высшей ее, предержащей власти за разрешением отпуска подрядчику известного количества смолы. Высший начальник возвратил подчиненному лицу его представление с надписью: «Стыдно вам! Вы входите с вопросом о таком деле, решение которого зависит прямо от вас». Ну, конечно, подчиненный решил дело, как сумел и как следовало по закону; но он как подьячий и человек без просвещенного на вещи взгляда побоялся, как бы с своим решением вопроса впросак не попасть: вместо того, чтобы похерить и уничтожить и свое прежнее представление и начальническое замечание, он велел подшить бумагу «к делу». «Завели» дело. Но «дело» нужно было озаглавить, и вот столоначальник озаглавливает его так: «Дело о смоле и о происходящем оттого стыде». Начальник столоначальника видел эту надпись, одобрил ее, и под этим титулом дело сдано в архив.
<ОБОЗРЕНИЕ ВНУТРЕННИХ СОБЫТИЙ>
С.-Петербург, пятница, 12-го января 1862 г
Праздник, святки! Молодежи радость; зрелый возраст тоже не отстает и веселится; пожилой народ хорохорится по-своему, справляя праздники. Лысая и беззубая старость и та сбирается тряхнуть стариной и вспомнить бывалые годы. Всем весело; все счастливы. Театры битком набиты, залы маскарадов и разных шпиц-балов кишат народом всех возрастов и полов. В окнах досужих обитателей столицы свет тысячи огней разливается вплоть до заутрень; вечеринки, рауты, ряженые, разный пляс, катанья, песни, веселье, смех и звонкий хохот везде и повсюду. Да как и не веселиться, благо есть от чего! Кому вышла награда, кому награжденье дали, кому сама фортуна точно с неба свалилась!
Вот у нас один приятель вчера задавал пир горой от нежданной награды: у него был просто Станислав на шее. Вдруг вечером, накануне нового года, ему приносят пакет за казенной печатью. Сам господин директор пишет к нему: «Милостивый государь, Григорий Антонович!» Разве одно уж это не награда? Но постойте: далее начальник весьма вежливо уведомляет подчиненного о всемилостивейшем пожаловании ему ордена святого Станислава второй степени, Императорскою короною украшенного! Сколько зависти возбудила эта награда счастливого экзекутора в других сослуживцах, из которых многие украшали себя лишь бронзовою на андреевской ленте медалью за Крымскую кампанию, о которой так много читали, бывало, они в разных газетах. Ну, уж и задал же наш экзекутор пир! Если сосчитать хорошенько, сколько тут выпито мужчинами, сколько съедено дамами, сколько истреблено и теми и другими вместе, да перевести это на обыкновенный многогрешный счет, то, право, всех расходов наберется, по крайней мере, сажен на тридцать лучшего качества чистых березовых дров!
Вот другой наш знакомый, так тот, наоборот, за орденами не гонится, хочет прежде чинов нахвататься, а уж потом разом и заслужить Анну в петлицу. И кажется, что теперь до нее недалеко. Впрочем, есть пословица: «и близко локоток, да не укусишь!» К новому году о нашем горячем служаке пошло представление в асессоры, со старшинством с девятого декабря. Заветное число! Из трехсот тысяч чиновников всероссийских, наверно, тысяч двести пятьдесят считаются в настоящих чинах со старшинством с девятого декабря. Что ж? Коллежский асессор — чин немаловажный! Теперь уж простись с кругом просто «благородных»; теперь поднимай выше! Не унижай нас! Мы высокоблагородие! Штаб-офицер! В некотором роде майор по армии! Жаль только, что усов носить нам нельзя, а то бы совсем майор майором! Просто бы подполковником глядел! Будущий асессор тоже задал балик: повеселились, поужинали, недурно и попили!
Справил награжденье и еще один приятель. К новому году обыкновенно у нас раздают остатки нештатным: вот и ему нынче отсыпали, благо в прошлом году ничего не давали. Жалованье семнадцать с полтиною в месяц, без нескольких копеек. Оно хоть немного, но люди считают, что квартиры на Выборгской дешевы. Ну, там, конечно, дрова… ну, кофеишко, сахар, в лавочку в мелочную должен… ведь четверо ребятишек: поверите ли, ей-ей едва справишься! А нынче пришлось так, что ни дров ни полена, ни кредиту в лавке ни на грош! Сынишка в гимназию ходит: надо за полгода деньги внести, а взять-то их неоткуда — просто хоть об стену головой стукайся! Сам отец семейства берет со стороны частные бумаги переписывать по 12 копеек с листа — и то уж по две копейки лишку натянул! Да жена кое-как еще изворачивается; жена берет чужое белье стирать да в свободное время носки вяжет: только вот этим и сводят концы с концами. Вдруг нынче к празднику четырнадцать целковых награжденья! И без вычету! Просто счастье такое, что и сказать нельзя! Ну, как широкой русской натуре не спрыснуть такого праздника и не кутнуть во все лопатки: авось жена управится! Посидит подольше ночку, свяжет лишнюю пару носков, настирает побольше чужого белья, благо, своих тряпок немного: все на перечете. Гостям и хозяину весело, но хозяйка горюет и ворчит, что целого гуся гости ухлопали. А гусь-то какой! На двое суток на целую бы семью хватило! Из потрохов да из папоротков супу было бы вдосталь, а то все на жаркое, кому ножку, кому крылышко, кому сладкое мясо, кому душку, а кому и всю барыню! А вот теперь ни супу с жарким на двое суток, ни на гимназию сыну за полгода нет ничего!
Вот у нас один приятель вчера задавал пир горой от нежданной награды: у него был просто Станислав на шее. Вдруг вечером, накануне нового года, ему приносят пакет за казенной печатью. Сам господин директор пишет к нему: «Милостивый государь, Григорий Антонович!» Разве одно уж это не награда? Но постойте: далее начальник весьма вежливо уведомляет подчиненного о всемилостивейшем пожаловании ему ордена святого Станислава второй степени, Императорскою короною украшенного! Сколько зависти возбудила эта награда счастливого экзекутора в других сослуживцах, из которых многие украшали себя лишь бронзовою на андреевской ленте медалью за Крымскую кампанию, о которой так много читали, бывало, они в разных газетах. Ну, уж и задал же наш экзекутор пир! Если сосчитать хорошенько, сколько тут выпито мужчинами, сколько съедено дамами, сколько истреблено и теми и другими вместе, да перевести это на обыкновенный многогрешный счет, то, право, всех расходов наберется, по крайней мере, сажен на тридцать лучшего качества чистых березовых дров!
Вот другой наш знакомый, так тот, наоборот, за орденами не гонится, хочет прежде чинов нахвататься, а уж потом разом и заслужить Анну в петлицу. И кажется, что теперь до нее недалеко. Впрочем, есть пословица: «и близко локоток, да не укусишь!» К новому году о нашем горячем служаке пошло представление в асессоры, со старшинством с девятого декабря. Заветное число! Из трехсот тысяч чиновников всероссийских, наверно, тысяч двести пятьдесят считаются в настоящих чинах со старшинством с девятого декабря. Что ж? Коллежский асессор — чин немаловажный! Теперь уж простись с кругом просто «благородных»; теперь поднимай выше! Не унижай нас! Мы высокоблагородие! Штаб-офицер! В некотором роде майор по армии! Жаль только, что усов носить нам нельзя, а то бы совсем майор майором! Просто бы подполковником глядел! Будущий асессор тоже задал балик: повеселились, поужинали, недурно и попили!
Справил награжденье и еще один приятель. К новому году обыкновенно у нас раздают остатки нештатным: вот и ему нынче отсыпали, благо в прошлом году ничего не давали. Жалованье семнадцать с полтиною в месяц, без нескольких копеек. Оно хоть немного, но люди считают, что квартиры на Выборгской дешевы. Ну, там, конечно, дрова… ну, кофеишко, сахар, в лавочку в мелочную должен… ведь четверо ребятишек: поверите ли, ей-ей едва справишься! А нынче пришлось так, что ни дров ни полена, ни кредиту в лавке ни на грош! Сынишка в гимназию ходит: надо за полгода деньги внести, а взять-то их неоткуда — просто хоть об стену головой стукайся! Сам отец семейства берет со стороны частные бумаги переписывать по 12 копеек с листа — и то уж по две копейки лишку натянул! Да жена кое-как еще изворачивается; жена берет чужое белье стирать да в свободное время носки вяжет: только вот этим и сводят концы с концами. Вдруг нынче к празднику четырнадцать целковых награжденья! И без вычету! Просто счастье такое, что и сказать нельзя! Ну, как широкой русской натуре не спрыснуть такого праздника и не кутнуть во все лопатки: авось жена управится! Посидит подольше ночку, свяжет лишнюю пару носков, настирает побольше чужого белья, благо, своих тряпок немного: все на перечете. Гостям и хозяину весело, но хозяйка горюет и ворчит, что целого гуся гости ухлопали. А гусь-то какой! На двое суток на целую бы семью хватило! Из потрохов да из папоротков супу было бы вдосталь, а то все на жаркое, кому ножку, кому крылышко, кому сладкое мясо, кому душку, а кому и всю барыню! А вот теперь ни супу с жарким на двое суток, ни на гимназию сыну за полгода нет ничего!