Мы вступили на путь переговоров о перемирии, игнорируя предупреждения, угрозы и махинации союзных посольств в Петрограде. Мы подчинялись лишь нашей социалистической программе.
   Мы отвечали и отвечаем суровыми репрессиями на все попытки контрреволюционных махинаций со стороны союзных дипломатических агентов в России, имеющих целью сорвать мирные переговоры.
   Мы решительно не видим оснований полагать, что дипломатия Согласия могла бы на почве нейтральной страны оперировать против мира с большим успехом, чем в Петрограде.
   Что касается заподозренной г. статс-секретарем «искренности» нашего стремления к миру, то мы полагаем, что в этой области вопрос разрешается не психологическими догадками, а фактами. Искренно стремится к миру тот, кто готов сделать все необходимые выводы из права наций на самоопределение.
   Наше отношение к делу мы показали в вопросах о Финляндии, Армении и Украине.[16] Противной стороне остается показать свое отношение хотя бы только на оккупированных областях.
   И если г. председатель австро-венгерской делегации, граф Чернин, выражает свое опасение по поводу того, что правительства Англии и Франции предпримут все от них зависящее, «как открыто, так и за кулисами», чтобы воспрепятствовать заключению мира, – то мы считаем уместным разъяснить, что наша политика обходится вообще без кулис, так как это орудие старой дипломатии радикально упразднено русским народом, наряду со многими другими вещами, в победоносном восстании 25 октября.
   Все эти заподазривания нас в участии в англо-французских интригах, дополняющие лондонские и парижские инсинуации о наших тайных соглашениях с Берлином, отметаются нами с той решительностью, на которую нам дает право наша политика, руководящаяся не случайными комбинациями, а основными историческими интересами трудящихся классов всех стран.
   Если мы, таким образом, не усматриваем ни одного технического или политического обстоятельства, которое действительно связывало бы судьбу мира с Брест-Литовском, как местом переговоров, то мы не можем, с другой стороны, пройти мимо того аргумента, который на вчерашнем заседании не был назван по имени, но который освещает собой все другие аргументы и который с достаточной яркостью был выдвинут в речи г. рейхс-канцлера. Мы говорим о той части речи, где, наряду со «справедливостью и лояльной совестью», имеется ссылка на «могущественное положение» Германии.
   Милостивые государи, у нас нет ни возможности, ни намерения оспаривать то обстоятельство, что наша страна ослаблена политикой господствовавших у нас до недавнего времени классов.
   Но мировое положение страны определяется не только сегодняшним состоянием ее технического аппарата, но и заложенными в ней возможностями, подобно тому, как хозяйственная мощь Германии не может измеряться одним лишь нынешним состоянием ее продовольственных средств.
   Широкая и дальновидная политика опирается на тенденции развития, на внутренние силы, которые, раз пробужденные к жизни, проявят свое могущество днем раньше или позже.
   Подобно тому, как великая реформация XVI столетия и великая революция XVIII столетия вызвали к жизни творческие силы германского и французского народов, так и наша великая революция, на более высокой мировой технической и культурной ступени, пробудила и раскрыла творческие силы нашего народа.
   Наше правительство во главе своей программы написало слово «мир», но оно в то же время обязалось перед народом подписать только справедливый демократический мир.
   Наш народ исполнен величайшего уважения к трудовым массам Германии, на которых держится вся германская культура. Через посредство тех партий, которые поставлены нашей революцией у власти, наш народ издавна научился высоко ценить немецкий рабочий класс, его организации, его дух международной солидарности.
   С чувством глубокой симпатии относится наш народ и к народам Австро-Венгрии, Турции и Болгарии. Эти ужасные годы войны, самой жестокой и самой бессмысленной из всех войн, не только не ожесточили сердца наших солдат, но, наоборот, создали новую связь между нашими солдатами и солдатами неприятельских армий, связь общих страданий и общих стремлений к миру.
   Именно поэтому всероссийские съезды русских рабочих, крестьян и солдат открыто протянули руку примирения народам, находящимся по ту сторону окопов.
   С нашей стороны ничто не изменилось. Мы по-прежнему хотим скорейшего мира, основанного на соглашении народов.
   В этих условиях отказ г. г. представителей германского, австро-венгерского, турецкого и болгарского правительств перенести переговоры в их нынешней стадии из областей, оккупированных немецкими войсками, в нейтральную страну, обеспечивающую элементарнейшее равноправие сторон, вряд ли может быть объяснен иначе, нежели стремлением названных правительств или влиятельных аннексионистских кругов идти путем, основанным не на принципах соглашения народов, а на так называемой «карте войны». Это стремление является одинаково пагубным как для русского, так и для германского народа, ибо карты войны меняются, а народы остаются.
   Еще до вчерашнего заседания мы опровергали тенденциозное утверждение захватнической части германской печати, что в вопросе о месте переговоров позиция германского правительства ультимативна.
   Мы считали, что в вопросе о том, где обе стороны должны вести переговоры, не может быть места ультиматумам, а может быть только добросовестное деловое соглашение.
   Мы ошиблись. Нам поставлен ультиматум: либо переговоры в Брест-Литовске, либо никаких переговоров. Этот ультиматум может быть понят только в том смысле, что правительства или те элементы Четверного Союза, которые ведут политику захватов, считали бы более благоприятным для этой политики разрыв переговоров по формальным техническим вопросам, нежели по вопросу о судьбе Польши, Литвы, Курляндии и Армении. Ибо нельзя не признать, что разрыв переговоров, вызванный ультиматумом по техническому поводу, чрезвычайно затруднил бы народным массам Германии и ее союзниц действительное понимание причин конфликта и облегчил бы работу тех официальных захватнических агитаторов, которые пытаются внушить германскому народу, будто за прямой и открытой политикой российской революционной власти стоят английские или иные режиссеры.
   Исходя из этих соображений, мы считаем необходимым открыто, пред лицом всего мира и, прежде всего, – германского народа, принять предъявленный нам ультиматум.
   Мы остаемся здесь, в Брест-Литовске, чтобы не оставить неисчерпанной ни одной возможности в борьбе за мир народов. Как ни необычно поведение делегаций Четверного Союза в вопросе о месте переговоров, мы, делегаты русской революции, считаем своим долгом перед народами и армиями всех стран сделать новое усилие, чтобы здесь, в главной квартире Восточного фронта, узнать ясно и точно, возможен ли сейчас мир с четырьмя объединенными державами без насилий над поляками, литовцами, латышами, эстонцами, армянами и др. народами, которым русская революция, с своей стороны, обеспечивает полное право на самоопределение, без всяких ограничений и без всяких задних мыслей.
   Снимая в данный момент свое предложение о перенесении переговоров в нейтральную страну, мы предлагаем перейти к продолжению самих переговоров.
   В заключение, позволю себе выразить надежду на то, что наше заявление дойдет до сведения тех народов, с которыми наш народ искренно стремится жить в дружбе.

Л. Троцкий. ОБРАЩЕНИЕ К КЮЛЬМАНУ О ДОПУЩЕНИИ В БРЕСТ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ ПЕЧАТИ

   Господин Министр!
   В своей декларации от 10-го сего месяца российская делегация указывала на трудности при ведении мирных переговоров, вытекающие из того обстоятельства, что переговоры ведутся в совершенно изолированной крепости, в главной квартире Восточного фронта.[17]
   Эти неудобства могли бы быть несколько смягчены, если бы в Брест-Литовск были допущены представители прессы как русской, германской, австро-венгерской, болгарской и турецкой, так и прессы нейтральных стран.
   Российская делегация полагает, что, если в цели делегаций Четверного Союза не входит стремление искусственно изолировать ее от общественного мнения Европы, представители правительств четырех союзных держав согласятся с предложением допустить в Брест-Литовск указанных представителей печати, без различия направлений.
   Народный Комиссар по иностранным делам Л. Троцкий.
   10 января 1918 г.

Л. Троцкий. ПРОТИВ ТЕНДЕНЦИОЗНЫХ ИСКАЖЕНИЙ

   (Брест-Литовск, 13 января 1918 г.)
   Нижеследующее заявление просим опубликовать, послать за границу и по радио всем. Оно является ответом на искажения отчетов заседаний конференции, в частности на искажения наших заявлений. В полученных сегодня нами немецких газетах от 12 января помещен официальный отчет о заседании 10 января. От имени российской делегации я самым решительным образом протестую против той тенденциозной обработки, которой подвергнут текст заявления российской делегации в этом отчете. Достаточно сказать, что из фразы: «Наше правительство во главе своей программы написало слово мир, но оно обязалось в то же время перед народом подписать только справедливый демократический мир»… приведена только первая половина фразы, – чтобы бросить надлежащий свет на весь отчет, служащий не столько для информирования германского общественного мнения, сколько для его дезориентирования. Придавая огромное значение точному ознакомлению общественного мнения всех стран с действительным ходом мирных переговоров, российская делегация просит доверять только стенографическим отчетам, которые без изменения и полностью публикуются в русской печати.
   Народный Комиссар по иностранным делам Л. Троцкий.

Л. Троцкий. ЕЩЕ РАЗ ОБЪЯСНЕНИЯ С ГОФМАНОМ

   (Пленарное заседание мирной конференции 12 января 1918 г.)
   Гофман выражает свою неудовлетворенность объяснениями т. Троцкого от 10 января[18] относительно его протеста против русской пропаганды, которая «желает разжечь революцию и гражданскую войну в Германии».
   Троцкий. Я по-прежнему считаю односторонним толкование, которое дает фактам генерал Гофман. В настоящее время в Россию имеет свободный доступ вся германская печать. Некоторые из органов этой печати, и притом самые влиятельные официальные и официозные органы, рассматриваются общественным мнением русских реакционных кругов, как прямая политическая поддержка их позиций.
   И многим из русских контрреволюционеров представляется, на основании правильно или неправильно понимаемых ими органов германской печати, что, по мнению последней, Николая Романова, нашего бывшего царя, следовало бы перевезти из Тобольска в Петроград, а мы должны были бы занять его место. Мы, с своей стороны, с этим решительно несогласны. Тем не менее мы не считаем возможным требовать ограничения свободы германской печати, в том числе и той, которая поддерживает взгляды генерала Гофмана.
   Несомненно, что поддержка, получаемая нашими реакционными кругами в определенной линии поведения и в определенных заявлениях германских официальных кругов, содействует нашей гражданской войне – в лице того направления, которое возглавляется сторонниками старого режима.
   Тем не менее мы не считаем возможным связывать этот вопрос ни с условиями перемирия, ни с ходом мирных переговоров. Мимоходом, я считаю нелишним заметить, что, подобно тому, как генерал Гофман представляет здесь не только правительство Берлина, но, насколько я знаю, и Дрездена и Мюнхена, точно так же и мы имеем отношение не только к Петрограду, но и к Москве и к некоторым другим городам.
   Гофман заявляет, что т. Троцкий его не понял: он имел в виду не печать, а «официальные заявления российского правительства и официальную пропаганду за подписью верховного главнокомандующего Крыленко».
   Троцкий. Я очень сожалею, что мне не удается, как повторил генерал Гофман, понять его позицию в этом вопросе. Это объясняется, по-моему, глубоким различием исходных точек зрения. Различие это, я вынужден это сказать, запечатлено судебным приговором по моему адресу во время войны. Подробности можно найти в анналах – я точно не помню – Лейпцигского или Штуттгартского суда.[19]
   Во всяком случае, я должен совершенно определенно заявить, что ни условия перемирия, ни возможные условия мирного договора не заключают в себе и не могут заключать каких-либо ограничений для заявлений, выражения мнений и для пропаганды граждан Российской Республики или ее правящих, либо руководящих кругов.
   Кюльман указывает, что принцип невмешательства во внутренние дела может иметь место лишь при полной взаимности с обоих сторон.
   Троцкий. Так как партия, к которой я принадлежу, и другая партия, которая представлена в нашем правительстве,[20] имеют глубоко интернациональный характер, то мы считали бы только шагом вперед, если бы и германское правительство, в тех пределах, в каких это делаем мы, сочло возможным или необходимым открыто и чистосердечно высказывать свои суждения о внутреннем положении дел в России во всех тех формах, в каких оно это найдет нужным и целесообразным.

Л. Троцкий. ЗАЯВЛЕНИЕ НА ЗАСЕДАНИИ ПОЛИТИЧЕСКОЙ КОМИССИИ 14 ЯНВАРЯ 1918 Г[21]

   Троцкий. Считаю необходимым сделать одно заявление, прежде чем перейти к обсуждению некоторых предварительных замечаний, в связи с занимающим нас сегодня вопросом. В полученных нами вчера немецких газетах от 12 января помещен официальный отчет о пленарном заседании 10 января.
   От имени российской делегации самым решительным образом протестую против тенденциозной обработки текста заявления российской делегации в этом отчете. Достаточно сказать, что из фразы: «Наше правительство во главе своей программы поставило мир, но оно в то же время обязалось перед народом подписать только справедливый демократический мир», в отчете немецких газет приведена только первая половина фразы, – чтобы бросить надлежащий свет на весь отчет, служащий не столько для информирования германского общественного мнения, сколько для введения его в заблуждение.
   Придавая огромное значение точному ознакомлению общественных кругов всех стран с действительным ходом мирных переговоров, я вынужден был вчера по прямому проводу предложить нашему правительству воспользоваться всеми доступными ему средствами и пригласить европейское общественное мнение считаться только со стенографическими отчетами, которые наша официальная печать публикует без каких-либо изменений и сокращений.
   Кюльман заявляет, что, поскольку «тот или иной делегат делает попытку использовать… переговоры в целях политической агитации», германское правительство оставляет за собой право публиковать лишь то, что оно найдет нужным.
   Троцкий. Я не протестовал против сокращения текста, как такового, – но против тенденциозного сокращения его, и притом в таком вопросе, который отнюдь нельзя рассматривать как способ для использования мирной конференции с целью политической агитации. Я заявил, что наше правительство хочет мира прежде всего, но что оно может подписать только честный демократический мир. Эта вторая часть фразы выброшена в официальном отчете.

Л. Троцкий. ЗАСЕДАНИЯ РОССИЙСКОЙ, ГЕРМАНСКОЙ И АВСТРО-ВЕНГЕРСКОЙ ДЕЛЕГАЦИЙ (ПОЛИТИЧЕСКАЯ КОМИССИЯ)

I. Заседание 10 января 1918 г

   Кюльман предлагает начать с обсуждения экономических вопросов.
   Троцкий. Для нас вопросы экономического характера стоят в полной зависимости от улажения основного разногласия, которое возникло между обоими делегациями по вопросу о праве на самоопределение. Мы не думаем, что в экономической области могут встретиться непреодолимые затруднения.
   Насколько я осведомлен, наша делегация это выразила в течение предшествовавших заседаний. Мы считали бы нецелесообразным начинать сейчас обсуждение экономических вопросов, пока мы так или иначе не ликвидировали того основного вопроса, который нас сейчас так остро разделяет.
   Это – вопрос о судьбе Польши, Литвы, Курляндии и Армении. Отправляясь в Брест-Литовск, мы пригласили с собой только часть делегации, ибо на первом плане стоял для нас вопрос о месте ведения дальнейших переговоров. Теперь мы вызвали дополнительную делегацию, которая будет участвовать в разрешении национальных и политических вопросов,[22] и только благоприятное разрешение этого рода вопросов расчистит путь для постановки и решения вопросов экономического характера.
   Кюльман, соглашаясь с важностью этого вопроса, предлагает создать для обсуждения его комиссию. Попутно он запрашивает, почему к числу национальных вопросов причислен вопрос об Армении.
   Троцкий. Прежде всего, я считаю своим долгом ответить на вопрос г. председателя германской делегации относительно Армении. Этот вопрос не является новым в данной стадии переговоров, так как до рождественского перерыва переговоры велись одновременно и с турецкой делегацией; в этих переговорах армянский вопрос играл крупнейшую роль.[23] Руководствуясь этими соображениями, я сослался на Армению, в отношении которой были нами выдвинуты те же принципы, как и в отношении областей Российского Государства, пострадавших от настоящей войны.
   Что касается комиссии, то я должен сказать, что из постановки этого вопроса г. председателем германской делегации мне не совсем ясно, будет ли эта комиссия носить технический или политический характер. В речи г. представителя российской делегации сказано, что мы настаиваем на более ясной и точной формулировке этих пунктов о свободном голосовании, при полном отсутствии чужеземных войск. В тексте говорится:
   «В связи с условиями технического осуществления референдума и с определением срока эвакуации».
   Таким образом, есть предварительный политический вопрос:
   «принципиальная обеспеченность свободного голосования при отсутствии чужеземных войск» и технический вопрос «об осуществлении референдума и о сроках эвакуации войск».
   Из заявления г. председателя германской делегации можно заключить, что вопрос идет только о технической стороне дела.
   Кюльман «не намерен ограничить работу этой комиссии технической стороной дела». Комиссию постановляется создать.

II. Утреннее заседание 11 января 1918 г

   Кюльман, предлагая перейти к вопросу об очищении оккупированных областей, полагает, что между сторонами нет никаких разногласий о необходимости очищения, о взаимности и о сроке его.
   Троцкий. По отношению к принципу очищения территорий, как и по отношению к взаимности в очищении территорий, у нас нет и не может быть никаких возражений. Другое дело – относительно срока. Мы считаем, что очищение территорий должно производиться параллельно с демобилизацией, в известной технической зависимости, которая подлежит точному установлению.
   Мы понимаем те соображения, которые высказал г. председатель германской делегации относительно возможных изменений политических комбинаций у нас. С своей стороны, мы также предвидим возможность изменения кое-каких правительственных систем. Это в порядке вещей.
   Но мы считаем, что все эти изменения, благодаря опыту войны, будут содействовать не обострению отношений между народами, а, наоборот, все большему и большему устранению опасности новых конфликтов. Мы думаем, что это ни в каком смысле не может препятствовать установлению параллельности двух процессов: очищения занятых территорий, с одной стороны, и демобилизации – с другой.
   Кюльман предлагает перейти к вопросу о том, на какие области должно распространяться очищение. Сообщая, что ряд оккупированных областей высказался за отделение от России, он предлагает обсудить «общее теоретическое положение о том, какие из оккупированных областей можно уже рассматривать, как отделившиеся от России».
   Троцкий. Мы не возражаем против этого порядка обсуждения, после того как мы установили, что в первом пункте нас разделяет только понимание срока очищения оккупированных территорий. Мы сохраняем в полной силе сделанное нами заявление о том, что все народы, населяющие российское государство, имеют полную, никаким внешним воздействиям не подверженную свободу самоопределения и, стало быть, свободу полного отделения от России.