Левашов Виктор. Придурки, или Урок драматического искусства (сборник)

   СТЕПАНОВ-МЛАДШИЙ. Да ладно тебе, мать! Студент не студент! Пошли, гости ждут.
   СОФЬЯ ИВАНОВНА. Идем, сын, идем. (Ганшину.) И вас просим, помянем наших кормильцев.
   ВЕРА. Софья Ивановна, это же прокурор.
   СОФЬЯ ИВАНОВНА. И прокурор человек, Веруня. Не от бандита же твой Славка пал и Степаныч мой, хрен старый. (Климову.) И вас, военный товарищ, просим. И то, не от пули и бомбы наши погибли. А это мой старший, студент, на первом курсе в Москве учится, вон какой вымахал нескладеха! Так уважьте нас, добрые люди. Горе у нас, такое горе!..
   Вера и Степанов-младший уводят Софью Ивановну.
   Пауза.
   ГАНШИН (Шмелеву). Распишитесь, что получили предупреждение.
   Шмелев ставит подпись.
   ГАНЩИН. Юрий Иванович, пожалуйста.
   КЛИМОВ (помедлив). Как отбирались взрыватели для испытаний?
   ШМЕЛЕВ (тоном рапорта). Заряды для испытаний взрывателей были отобраны в полном соответствии с инструкцией по проведению испытаний взрывателей.
   КЛИМОВ (Ганшину). Спасибо за помощь, но это место не для меня.
   (Дроздову.) Сейчас поедем. Машина внизу?
   ДРОЗДОВ. Поедем? Куда?
   КЛИМОВ. На рудник. Повторим испытания. (Ганшину.) О результатах я вам сразу же сообщу. (Направляется в спальню. Заметил коричневый конверт с анализами. Задержался, просматривает.)
   ШМЕЛЕВ. Я пока могу быть свободен?
   ГАНШИН. Один вопрос. Давал ли вам начальник строительства какие-либо указания по подготовке испытаний взрывателей и какие именно?
   ДРОЗДОВ. Нет, не давал! Я сам все подготовил. Не вступая со Шмелевым в преступный сговор. Так это, кажется, называется?
   ГАНШИН. Вас я пока не допрашиваю. Свидетель Шмелев?
   ШМЕЛЕВ. Не давал.
   ГАНШИН. Подпишите свои показания.
   ШМЕЛЕВ. Пожалуйста! (Расписывается.)
   ДРОЗДОВ (помогая Зое одеться). Извинись за меня. Если успею, приеду. Я тебя подвезу.
   ВЕНГЕРОВ. И меня, пожалуй.
   ДРОЗДОВ. Вы решили пойти на поминки?
   ВЕНГЕРОВ. Представьте себе, решил. (Одевается.)
   Входит ПРИЕЗЖИЙ. Снимает плащ.
   ДРОЗДОВ. Вы к кому?
   ПРИЕЗЖИЙ. К себе. Я тут живу. (Венгерову.) Или уже нет?
   ВЕНГЕРОВ. Я понимаю, Юрий Иванович, не очень демократично заставлять человека ночевать в коридоре на раскладушке. Но вряд ли наша работа рассчитана на огласку.
   КЛИМОВ (резко). Разве участием Зои Михайловны это правило не отменено? Или вы взяли с нею подписку, что она не будет делиться услышанным с мужем? (Бросил конверт с анализами на стол, прошел в спальню.)
   ВЕНГЕРОВ (Приезжему). Вам повезло. Живите.
   ПРИЕЗЖИЙ. Извините. (Скрылся в алькове.)
   Из спальни выходит Климов, надевает шинель.
   КЛИМОВ. Владимир Андреевич, чем вызван этот порядок – остановка работ в забое до подписания акта?
   ВЕНГЕРОВ. Предполагается, что по ходу экспертизы может понадобиться дополнительный осмотр места происшествия.
   КЛИМОВ. Я осмотрю забой еще раз. Если с взрывателями все в порядке, можем мы разрешить проходку?
   ВЕНГЕРОВ. На вашу ответственность. Что ж, едем?
   ГАНШИН. Я задержу Юрия Ивановича всего на одну минуту.
   Венгеров, Зоя, Дроздов и Шмелев уходят.
   ГАНШИН. Покажите еще раз письмо. Когда вы его получили?
   КЛИМОВ. Я обнаружил его в кармане шинели сегодня утром. Положили, вероятно, в раздевалке на руднике. Я сразу позвонил вам, у меня уже были догадки, что нам морочат голову.
   ГАНШИН (читает). «Прикиньте, с какой скоростью должен бегать взрывник, чтобы провести все отпалки, и вам станет ясно, что проходчики сами укладывали взрывчатку и производили отпалки, чтобы не тратить время на ожидание взрывника. Вопиющие нарушения техники безопасности самими погибшими – это и есть причина взрыва. А насчет взрывателей или что еще вам будут подсовывать – все это липа…» Подтверждается?
   КЛИМОВ. Да. (Показал на коричневый конверт.) Вот еще одно доказательство. По анализам – типичное старение. Совершенно ясно, что взрыватели взяли из списанной партии.
   ГАНШИН. Значит, Шмелев соврал?
   КЛИМОВ. И глазом не моргнул. А ведь мы были очень дружны.
   ГАНШИН. То, что он соврал вам, это, конечно, нехорошо. А вот что он соврал мне – это с его стороны не слишком благоразумно. Я бы даже сказал – опасно! (Прячет подписанный Шмелевым протокол в портфель.) Вам нужен автор письма?
   КЛИМОВ. Он хорошо информирован. Но… Имеем ли мы право его искать?
   ГАНШИН. Имеем.
   КЛИМОВ. Нет. Верните письмо. Я не верю, что правду можно доказать лишь с помощью Уголовного кодекса.
   ГАНШИН. Мне нравится ваша убежденность. (Возвращает конверт.) Передумаете – можете рассчитывать на мою помощь. А пока – один совет. Разрешив проходку, вы окажете хорошую услугу комбинату и городу и плохую – себе. Если вы действительно хотите разобраться в причинах взрыва.
   КЛИМОВ. В причинах я уже разобрался. Мне нужны доказательства.
   ГАНШИН. Я об этом и говорю. Вам будет легче получить их, пока забои простаивают. Как только вы разрешите проходку… Боюсь, после этого вряд ли вы услышите такие признания, как сегодня. Даже от друзей.
   КЛИМОВ. Таких признаний я и не хочу слышать. Особенно от друзей.
   ГАНШИН. Буду рад поздравить вас с успешным завершением дела. Пока же могу сказать, что мне очень интересно познакомиться с вами. (Представляясь.) Советник юстиции Ганшин.
   КЛИМОВ. Инженер-майор Климов.
   Обмениваются рукопожатием.
   КЛИМОВ (задерживая руку прокурора). Почему все врут?
   ГАНШИН. Все? Это сложный вопрос.
   КЛИМОВ. Проходчики, бригадир, взрывник?
   ГАНШИН. Это одна часть вопроса.
   КЛИМОВ. Начальник строительства?
   ГАНШИН. Это другая часть вопроса.
   КЛИМОВ. Бывший директор комбината?
   ГАНШИН. Вы имеете в виду Владимира Андреевича? Это третья часть вопроса.
   КЛИМОВ (занимает «прокурорское» место). Советник юстиции Ганшин, вы привлекаетесь в качестве свидетеля…
   ГАНШИН. Я предполагаю… всего лишь предполагаю, что одна из причин – пенсии вдовам. По существующему законодательству семьям погибших на производстве назначаются пенсии в определенных размерах. Если же человек погиб из-за нарушения им самим правил техники безопасности и это доказано, пенсии соответственно уменьшается.
   КЛИМОВ. Намного?
   ГАНШИН. Намного.
   Из-за окна доносится автомобильный гудок.
   ГАНШИН. Вас ждут.
   Климов и Ганшин уходят. Некоторое время в гостиной никого нет. Потом из алькова появляется ПРИЕЗЖИЙ. Останавливается у окна, смотрит на главную улицу. Быстро темнеет. Приезжий подходит к телефону. Решившись, набирает номер.
   ПРИЕЗЖИЙ. Квартира Степановых? Можно Веру Голубеву?
   ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Я слушаю… Алло!.. Говорите же!.. Алло!.. Алло!.. Алло!..

IV

   Поздний вечер того же дня. В гостиной горит настольная лампа. За пишущей машинкой КЛИМОВ. Сверяясь с записями, печатает, двумя пальцами, но довольно бойко. Стеклянная дверь спальни освещается, в гостиную выходит ВЕНГЕРОВ. Он в пижаме.
   КЛИМОВ. Я вас разбудил? Извините. Я думал, вы еще на поминках… (Продолжая печатать.) Ну и как там было?
   ВЕНГЕРОВ. О чем вы, собственно, хотите спросить? Было мне весело? Или интересно?.. Не пора ли нам, Юрий Иванович, объясниться?
   КЛИМОВ. Секунду! (Допечатал фразу.) Можете прочитать.
   ВЕНГЕРОВ. Да я и так представляю, что вы там написали.
   КЛИМОВ. Правду о том, как и почему произошел взрыв.
   ВЕНГЕРОВ. Все-таки вам следовало пойти на поминки… Четверо детей, старший студент, младший первоклассник… специальности никакой, а держалась вдова хорошо… Правду… А вы когда-нибудь задумывались, что это такое – правда?
   КЛИМОВ. Знаете, Владимир Андреевич, лет пятнадцать назад я с удовольствием поговорил бы на эту тему. Что такое правда, как она соотносится со справедливостью, насколько справедлив или несправедлив существующий порядок пенсионного обеспечения. Армия научила меня видеть границы моих возможностей и обязанностей. Мне предписано принять участие в экспертизе. Я это сделал. Причины взрыва установлены, оформлены в виде акта – вот он. Прошу вас ознакомиться и поставить свою подпись.
   ВЕНГЕРОВ. А если я не согласен с вашими выводами?
   КЛИМОВ. Речь может идти лишь о том, есть ли у вас факты, опровергающие мои выводы.
   ВЕНГЕРОВ. Вас, следовательно, не волнует, как ваши выводы скажутся на семьях погибших? На интересах дела, которым живет весь город? На судьбах ваших друзей?
   КЛИМОВ. Очень волнует. Поэтому я не имею права вдаваться в рассуждения на общие темы.
   ВЕНГЕРОВ. Хотел бы я знать, Юрий Иванович, что вы сейчас думаете обо мне! Особенно в свете моего намерения помешать вам выполнить свой долг.
   КЛИМОВ (взял со стола конверт, извлек листок, читает). «Венгерову тоже не верьте, ему выгодно все замять. В свое время, став директором комбината, он добился постановления Совмина о строительстве города. Город строился, а рудная база истощалась. Настолько, что встал вопрос о консервации производства. Открытие богатой руды на «Маяке» дало ему возможность уйти на повышение, а нынешнее руководство комбината вынуждено расхлебывать то, что он заварил. Лихорадочная поспешность строительства рудника – она и способствовала несчастному случаю…»
   ВЕНГЕРОВ. Поздравляю. Вот вы и нашли основного виновника. Можно взглянуть? (Взял листок, пробежал взглядом.) Вот, значит, как это выглядит со стороны!
   КЛИМОВ. А на самом деле не так?
   ВЕНГЕРОВ. Об этом я сейчас и думаю… Да нет, так… Сдавались дома, один за другим, а мы ночами считали, на сколько еще хватит руды – на год или больше? И, конечно же, «Маяк» был спасением…
   КЛИМОВ. А зачем нужно было вообще начинать строительство города?
   ВЕНГЕРОВ. А куда было селить молодежь? Десять тысяч приехало из Москвы в первый год. И по шесть-семь – в последующие. В бараки? В балки?.. И в конце концов: «Маяк» есть, руды на десятилетия… Соблазнительно, конечно, сказать сейчас, что я всегда верил в будущее этого края. Верил или не верил, а деньги на геологию отпускали, поиски всячески форсировали… Но я о другом. Весной у меня всегда бессонница. И вот лежал сейчас, думал. Как ни храбрись, а жизнь уже позади. И что в остатке? Да только и есть – этот вот город… Да, этот город, и больше нет ничего… Вас, надо полагать, такие мысли еще не одолевают?
   КЛИМОВ. Извините, Владимир Андреевич, но сами-то вы согласны, что правда – в моем варианте акта?
   ВЕНГЕРОВ. Возможно. Только какое это имеет значение?
   КЛИМОВ. То есть? Если правда не будет вскрыта, все останется как было!
   ВЕНГЕРОВ. А все и останется как было. Ну, нараздают «строгачей», снимут вашего друга Дроздова… А жаль, он дельный руководитель. И все вернется на круги своя. Потому что рудник нужно пустить как можно быстрей. И нет другого способа форсировать проходку, чем деньги. Большие деньги… Есть и моральный аспект. По традиции семьям погибшим улучшают жилищные условия, дают пособия. Но главное – пенсии. Это давняя, правильная традиция. Человек, который спускается под землю, должен быть уверен: если с ним что-нибудь случится, его семья не будет знать нужды.
   КЛИМОВ. Да нет же! Наоборот! Человек, который спускается под землю, должен быть уверен, что с ним ничего не случится! Разве не так?
   ВЕНГЕРОВ (подошел к столу, взял листок). «Так обстоят дела. Вы, похоже, порядочный человек, но правды вам не добиться. Так что не стоит тратить нервы. Подписывайте то, что вам подсунут, и возвращайтесь в Москву. Ваш доброжелатель…» По-моему, этот человек вас хорошо знает. Во всяком случае, он предугадал вашу реакцию. Или даже спровоцировал.
   КЛИМОВ. Какова же она?
   ВЕНГЕРОВ. Вы завелись. Кругом враги. Зажимают правду. Да никто ее не зажимает! Вам что важно: чтобы все знали правду или чтобы она была зафиксирована в этих бумажках? Так ее и так все знают. Погибших не вернуть. А людям здесь жить. И вся жизнь их связана с тем, как быстро рудник войдет в строй. Всё: жилье, транспорт, снабжение, соцкультбыт. Допустим, подпишу я ваш акт. И сразу проходка останется без людей…
   ГОЛОС ПРИЕЗЖЕГО (из алькова). Фигня!
   ВЕНГЕРОВ. Это вы сказали?
   КЛИМОВ. Нет.
   ПРИЕЗЖИЙ (появляется в гостиной). Это я сказал. Фигня, что проходка останется без людей. Они же там по штуке в месяц имеют!
   ВЕНГЕРОВ. Будет меньше. Я про это и говорю.
   ПРИЕЗЖИЙ. По восемь сотен? По шесть? Без разницы. Этих двоих похоронить не успели, а в городе уже шу-шу: на проходке два место освободилось.
   ВЕНГЕРОВ. Люблю досужие разговоры! А вы сами – пошли бы?
   ПРИЕЗЖИЙ. Кто меня возьмет!
   ВЕНГЕРОВ. А вы представляете себе, что это за работа?
   ПРИЕЗЖИЙ. Еще бы нет. Три года вкалывал. Там же, на «Маяке».
   ВЕНГЕРОВ. Почему же ушли?
   ПРИЕЗЖИЙ. Так получилось. (Климову.) Так что не берите в голову, на проходке народу не убудет. А заработки как упадут, так и поднимутся, сколько раз так бывало.
   ВЕНГЕРОВ. Свидетельство в мою пользу. (Приезжему.) Судя по настроению моего коллеги, нам сосуществовать еще… некоторое время. А коли так, представьтесь хотя бы. И удовлетворите мое любопытство: что за мистика сопутствовала вашему появлению? В двух словах.
   ПРИЕЗЖИЙ. В двух словах? А о себе вы тоже можете в двух словах? (Протягивает документы.) Вот паспорт, смотрите.
   ВЕНГЕРОВ. Зачем мне ваш паспорт?
   ПРИЕЗЖИЙ. Потому что вы из тех людей, который проще всего обманывать с помощью документов. Вот – трудовая…
   ВЕНГЕРОВ. Что ж, поглядим… (Листает трудовую книжку.) «Электросила», слесарь-сборщик…» Рудник «Маяк», бурильщик пятого разряда…» В самом деле. «Уволен в связи с окончанием трудового договора…» Три года назад. А дальше… что это? «Мангышлак, водитель вездехода». «Принят – уволен». Полгода не проработал. «Камчатское пароходство, матрос». «Принят – уволен». «Астраханский рыбпром, моторист…» Пили, что ли?
   ПРИЕЗЖИЙ. Вот, сберкнижку гляньте. Видите? Восемь тысяч шестьсот рублей!
   ВЕНГЕРОВ. И что?
   ПРИЕЗЖИЙ. Если бы пил, было бы у меня столько на книжке?
   ВЕНГЕРОВ. Это убедительно свидетельствует о вашей благонадежности. Теперь я спокоен. (Возвращает документы.)
   ПРИЕЗЖИЙ. Веселый вы человек. Всё – с усмешечкой. Так пошутите еще разок. Вас здесь все знают. Позвоните, чтобы меня взяли на проходку. Позарез нужно. Позвоните, что вам стоит!
   ВЕНГЕРОВ. Интересно получается. Когда я прошу рассказать о себе, вы меня, как выражается моя дочь, отшиваете. И тут же – позвоните.
   ПРИЕЗЖИЙ. Расскажу. Всё. Никому не рассказывал. Я из Ленинграда, слесарем на «Электросиле» работал. После армии женился. Сын. Жили плохо, денег мало, квартиры нет. Завербовался сюда. Чтобы было всё. Приехал, познакомился с девушкой. Предложил: давай вместе. Ты одна, я один. Честно сказал: через три года уеду, к семье. Согласилась: давай. И три года жили. Понимаете? Считал, нормально. Пришел срок, уехал. Она проводила, слова не сказала. Вернулся домой, купил кооператив. Всё как хотел. А что-то – не то. Однажды позвонил сюда: вернусь, примешь? Нет. Вышла замуж. За одного тут, он возле нее еще до меня крутился. Ну, нет так нет. Даже лучше, совесть спокойна. И вдруг всё – под откос. Семья, дом. Пил, просыпался. Куда-то ехал, летел. Куда? Зачем? И однажды, в пятницу утром, будто кто сердце в кулак сжал: нужно – сюда. Ни секунды не медля. Как билет достал, как летел – не помню. И только тут услышал про взрыв. Вы говорите – мистика. А нет? Она же только в пятницу утром узнала, что муж погиб!
   ВЕНГЕРОВ. А муж – кто?
   ПРИЕЗЖИЙ. Разве я не сказал? Славка Голубев!
   Пауза.
   КЛИМОВ. Вы ее видели?
   ПРИЕЗЖИЙ. Нет. Боюсь. Сначала нужно отмыться. Понимаете? Изнутри. И денег заработать. А это быстрее всего на проходке.
   КЛИМОВ. У вас же есть деньги.
   ПРИЕЗЖИЙ. Эти? (Показал сберкнижку.) Туфта. (Венгерову.) Извините. Сам написал. Для Астрахани восемь тысяч нормально. А на Камчатке можно и двадцать пять написать. На милицию действует. И на некоторых особ прекрасного пола.
   ВЕНГЕРОВ (подошел к столу, написал несколько слов, отдал записку Приезжему.) Отнесете начальнику отдела кадров.
   ПРИЕЗЖИЙ. Спасибо.
   ВЕНГЕРОВ. Не за что. (Климову.) Я вижу, мои аргументы не произвели на вас впечатления?
   КЛИМОВ. Нет. Я вынужден настаивать, чтобы вы подписали мой вариант акта. Или же предоставили факты, опровергающие его.
   ВЕНГЕРОВ. Факты… (Перечитал акт.) А у вас они есть? Вы пишете: «обрывок самодельного приспособления». А если этот провод случайно оказался в завале? Где остальная часть?
   КЛИМОВ. У рабочих. Потеряться не могла, мы осмотрели каждый камень.
   ВЕНГЕРОВ. У рабочих? Так возьмите! И приобщите к доказательствам. Не сомневаюсь, что они охотно вам его отдадут. Ведь вы стоите на страже их интересов! Вот тогда вы будете вправе требовать, чтобы я подписал акт. Только сделайте это быстрее…
   Вдалеке, еще слышный, раздается тяжелый взрыв.
   ВЕНГЕРОВ. Что это? (Звонит.) Диспетчерскую «Маяка»!.. Алло, в каком забое возобновили проходку?.. Во всех?.. Понятно. (Положил трубку.) Говорят, работа возобновлена с вашего разрешения.
   КЛИМОВ. Вы против?
   ВЕНГЕРОВ. Наоборот. Это снимает фактор времени. Можете не спешить!.. (Ушел.)
   Свет в спальне погас. Климов убирает со стола бумаги. Приезжий перечитывает записку.
   КЛИМОВ. Что он написал?
   ПРИЕЗЖИЙ. Вот я и думаю… (Читает.) «Оформите подателя сего на проходку. С немедленным предоставлением общежития. Сукин сын, но работать будет. Венгеров».
   КЛИМОВ. Пойдете?
   ПРИЕЗЖИЙ. А куда деться?
   КЛИМОВ. Но это же унизительно!
   ПРИЕЗЖИЙ. Зато верняк.
   КЛИМОВ. Кажется, я чего-то не понимаю. Ложь – зато выгодно. Бесчестье – зато верняк. Даже сама жизнь вроде бы так, сбоку припеку!.. Дайте мне вашу трудовую книжку.
   ПРИЕЗЖИЙ. Зачем?
   КЛИМОВ. Попробую вам помочь. Не выйдет – пойдете с запиской.
   ПРИЕЗЖИЙ. Попробуйте… Только не получится у вас ничего.
   КЛИМОВ. Почему?
   ПРИЕЗЖИЙ. Вы – чужой…

V

   На другой день. Комната в рабочем общежитии. СТЕПАНОВ-МЛАДШИЙ один. Дорого, современно одет. Держится отчужденно.
   Стук в дверь. Степанов не отвечает. Стук повторяется. Входит КЛИМОВ. Он в штатском.
   КЛИМОВ. Можно?.. А где хозяева?
   СТЕПАНОВ. Сам жду. Куда-то свалили.
   Появляются ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ, ПЕТУХОВ и ПОЛСТЯНКИН. В руках у бригадира телефонный аппарат.
   ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ (Степанову). Еще минутку!.. (Петухову.) Включи в холле. Что там за шум?
   ПЕТУХОВ. Вахтер разоряется. Что телефон забрали.
   ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ. Не с вахты же звонить – все равно что на весь город!
   Петухов уходит, вытаскивая за собой телефонный шнур.
   ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ (взял трубку, слушает). Порядок. Звони.
   ПОЛСТЯНКИН. Она знает мой голос.
   ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ. А мой нет? (Климову.) Вы к кому?
   КЛИМОВ. К вам. Но я подожду.
   ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ. Где-то я вас видел. Или ошибаюсь?
   КЛИМОВ. Не ошибаетесь.
   ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ. Вспомнил.
   ПОЛСТЯНКИН. Приезжий, что ли? Пусть и позвонит. Мужик, выручи. Я сейчас наберу номер, ответит женщина. Скажи: знакомый просил позвонить. Что ждет ее у общежития горняков. Срочно. Очень, мол, надо.
   КЛИМОВ. Кто эта женщина?
   ПОЛСТЯНКИН. Да какая тебе разница?
   ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ. Вера Голубева. С нами не хочет разговаривать. А нам нужно кое в чем разобраться.
   КЛИМОВ. Что ж, попробую.
   Полстянкин набирает номер, передает трубку Климову.
   КЛИМОВ. Я говорю с Верой Голубевой? Добрый день. Я звоню по просьбе вашего знакомого. Ему очень нужно вас видеть, он будет ждать вас возле общежития горняков… Нет, не знаю. Я передаю только то, о чем меня попросили. До свиданья.
   ПОЛСТЯНКИН. Что надо! Придет?
   ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ. Должна. Если все так, как мы думаем.
   ПЕТУХОВ (заглядывает в комнату). Порядок?
   ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ. Верни телефон. И стой в подъезде. Появится Верка, проводи сюда. Вежливо, но деликатно.
   ПЕТУХОВ. Понял. (Взял аппарат, вышел.)
   ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ (Степанову). Извини, что заставили тебя ждать. Ну, расскажи: как там в Москве жизнь?
   ПОЛСТЯНКИН. К тебе человек.
   ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ. Может, и человеку интересно послушать, как живут в Москве студенты?
   КЛИМОВ. Разговаривайте, я не спешу.
   ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ. Тем более, человек не спешит. Трудно в институте? На дом небось много задают?
   СТЕПАНОВ. В институте на дом не задают. Читают лекции. А потом экзамены.
   ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ. Так вот сразу экзамены? А если не сдашь?
   СТЕПАНОВ. Один – стипешка накроется.
   ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ. А два?
   СТЕПАНОВ. Могут отчислить.
   ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ. А могут и нет? А если все три?
   СТЕПАНОВ. Вышибут. И к бабки не ходить.
   ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ. Странно как получается. Скажи, Виталька? Сколько мы со Степанычем работали?
   ПОЛСТЯНКИН. Больше трех лет.
   ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ. И столько же про его старшего слышали. То желтухой заболел. То курить начал. Потом репетиторы пошли, где физика найти, математика. Поступил – новые хлопоты. Сапоги надо, кожаное пальто надо. А познакомились вот только сейчас… (Степанову.) Ты, значит, сразу три экзамена завалил? Чтоб уж не гадать – вышибут, не вышибут. Так? Да ты не стесняйся, здесь все свои.
   СТЕПАНОВ. Это что, по радио передавали?
   ПОЛСТЯНКИН. Ага. По «Маяку». «С добрым утром».
   ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ. Он шутит. Когда все это случилось, мы дали тебе телеграмму. На общежитие. Потом позвонили: ждать – не ждать. И в деканате нам сказали, что студент Степанов уже четыре месяца как отчислен. По результат зимней сессии.
   СТЕПАНОВ. А знаете – чего спрашивать?
   ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ. Что тебя вышибли, мы знаем. Не знаем другого. Что за письмо могли прийти из института? На твой домашний адрес?
   СТЕПАНОВ. Какое письмо?
   ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ. Мы об этом и спрашиваем. На официальном бланке.
   СТЕПАНОВ. Может, чтоб забрал документы?
   ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ. А ты не забрал? Почему?
   СТЕПАНОВ. Студенческий потребовали бы сдать.
   ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ. Зачем тебе студенческий?
   СТЕПАНОВ. Ну как? Документ.
   ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ. А на кой черт вообще околачиваться в Москве? На птичьих правах. Смысл?
   СТЕПАНОВ. Дотянуть до весны.
   ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ. А весной – В Африку? С перелетными птицами?
   СТЕПАНОВ. В армию. Дома бы сказал – спецнабор. В этом роде. А после армии снова поступил бы, без конкурса. Так батя ничего бы и не узнал.
   ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ. Что ж, резонно.
   ПОЛСТЯНКИН. И главное – удобно. До весны. А пока – красивая жизнь. Дискотеки. Бары. На отцовские деньги.
   СТЕПАНОВ. Вам-то какое дело?
   ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ. Придется объяснить.
   ПОЛСТЯНКИН. Сам. Я бы объяснил…. Так бы объяснил, что… Молчу. Ну, молчу, молчу!
   ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ. Вот и молчи. (Степанову.) Видишь ли, то самое письмо, на бланке, твой отец получил перед сменой… понимаешь, перед какой? И прочитал в раздевалке. И сразу порвал. Человек он был, как ты знаешь, общительный, но в тот раз никто слова от него не услышал. Но главное не в этом: из рук у него все валилось. И там, где от него требовалось все внимание, мысли у него были заняты совсем другим. Сейчас вот мы узнали – чем. И можно считать большой удачей, что подорвались только двое, а не вся смена.
   ПОЛСТЯНКИН. Мы, понял? Я, он и еще шестьдесят человек. Теперь понял, почему это наше дело?
   СТЕПАНОВ. Погодите! Вы что? Я, по-вашему, виноват?
   ПОЛСТЯНКИН. Не ты. Секретарша, которая отправила то письмо!
   СТЕПАНОВ. Ну, сачковал, керосинил – было. Два экзамена завалил, на третий и не пошел – было. Домой не написал – да. И из-за этого отец погиб?
   ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ. Даже трудно представить? А разве не убиваем мы тех, кто нас любит, когда пьем, врем, вытворяем разные пакости? Тебе просто не повело. Если бы твой отец был бухгалтером, ты так бы и не узнал, чем оплачивается твоя жизнь. Арифмометры не взрываются. А может, взрываются? Только мы не слышим.
   СТЕПАНОВ. Я не виноват? Не виноват! Слышите, вы? Я тут ни при чем!..
   Пауза. Быстро входит ВЕРА Голубева. За ней ПЕТУХОВ.
   ВЕРА. Где он?
   ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ. Кто?
   ВЕРА. Кто мне звонил?
   ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ (показывает на Климова). Он.
   ВЕРА. Вы?
   КЛИМОВ. Я.
   ВЕРА. Кто вас об этом просил?
   ПОЛСТЯНКИН. Я.
   ВЕРА. Он?
   КЛИМОВ. Он.
   Вера решительно направляется к выходу. Петухов преграждает ей дорогу.
   ВЕРА. Пошел к черту!
   ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ. Раз уж ты пришла, так, может, уделишь нам минутку?
   ПОЛСТЯНКИН. А что пришла – факт.
   ПЕТУХОВ. Не пришла – прибежала.
   ВЕРА (Климову). Вчера тоже вы звонили? И молчали в трубку?
   КЛИМОВ. Нет.
   ВЕРА. Честное слово?
   КЛИМОВ. Честное слово.
   ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ. Присядь. Видишь, как много ты успела нам рассказать. Кто-то тебе звонит. И молчит в трубку. Тот, к кому ты прибегаешь по первому слову.
   ПЕТУХОВ. На другой день, как мужа похоронила.
   ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ. Да. Этим и вызваны наши вопросы.
   ВЕРА. Там спрашивай, что ты резину тянешь? Кто он? Это не ваше собачье дело. Что еще?
   ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ. Да, пожалуй, и всё. Я спросить не успел, а ты уже отвечаешь. Мы хотели узнать, что у тебя за разговор был с мужем – перед той сменой. Но сейчас это и так ясно. В общем и целом.
   ВЕРА. Да, я сказала ему, что ухожу от него. Дальше?
   ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ. Почему?
   ВЕРА. Что почему? Почему сказала? Или почему ухожу?
   ВОЛОДЯ МАЛЕНЬКИЙ. Сказала. И как раз тогда.
   ВЕРА. Да не могла больше – тошнило уже! От вечных расчетов, сколько в этом месяце выйдет. От разговоров, что купим. Понимаешь? Тошнило!
   ПЕТУХОВ. А о чем же говорить с женой? О международном положении? Или, может, стихи читать? Нараспев, да?
   ВЕРА. Не знаю. Потому что стихов не было. А вот разговоров о белой «Волге» – выше головы!
   ПОЛСТЯНКИН. Ты же сама сказала ему, что хочешь белую «Волгу»! Ты! Сама!