Вернулись в гостиную.
Расположились на софе. Сидели – каждый, подобрав под себя ногу, – смотрели друг на друга. Сдвинули стаканы – чин! чин! – улыбнулись друг другу.
Он сделал глоток, другой. Глядя на стакан, сказал:
– Думаю, между ними была связь. Против него я ничего не имею. Если она была с ним счастлива – прекрасно! Мой папочка получил то, что заслужил. Поганый мужик он был, между прочим. Даже бабник – для него много.
Вздохнул... Она заметила это, отпила из своего стакана.
– После ее смерти, – продолжал он, – Сэм, как сквозь землю провалился. Ни слуху, ни духу целых десять лет. Да вы и сами знаете, – так сказать, никакого вклада в искусство. Уже дом купил, когда до меня дошли слухи о нем. Однажды узнаю – в студии "Новая школа" читает курс "Режиссура в Золотой век телевидения". Естественно, иду, слушаю. Это было нечто, доложу я вам. Не скажу, чтобы в дребадан, но пьян он был прилично. С трудом держался на ногах, перескакивая с пятого на десятое, под конец вообще забыл, с чего начал...
Она вздохнула, покачала головой.
– Я, конечно, навел справки. Оказалось, обитает в какой-то занюханной дыре на Бликер-стрит, преподает актерское мастерство. Его отовсюду поперли, и вот он оказался здесь. В общем, мрак! Естественно, соображаю, что деньги не возьмет, если узнает, что они отцовские. Поручаю своим юристам организовать фонд. Проделать все это было несложно. Находят одного типа, тот от имени фонда входит с ним в контакт. Смитеровский лечебный центр – это само собой. Тем более, что рядом – прямо за углом. Когда дом был готов, фонд изъявил желание оплачивать его квартиру.
– Великодушно, по-доброму вы поступили тогда, да и теперь вам не откажешь в благородстве, – сказала она.
Он повел плечами.
– Лучшие работы Теа Маршалл – его режиссура. Я понимал: она непременно помогла бы ему, даже если бы между ними ничего не было. И, как я уже сказал, против него я ничего не имею, даже если он был ее любовником.
– Может, кто другой и имел бы, но вы, определенно – нет.
Улыбнулись оба. Отпили по глотку.
– Вот такие дела, – сказал он. – А мы с вами отклонились от темы, которую я хотел бы еще раз обозначить – я владелец этого дома. Так что можете, не отвлекаясь, заниматься полностью своим любимым делом. Позвольте покаяться еще в одном смертном грехе. Наврал я вам про вашу киску. Знал, знал я, мерзавец такой, из бумаг, что вы въезжаете с живностью. И у Мэрфи в субботу утром меня не было вовсе. Подумал: раз вы делали покупки, наверняка и подстилки прихватили.
Она улыбнулась.
– В догадливости вам никак нельзя отказать, – сказала она. – Хорошо, вы прощены. С удовольствием извиняю обе ваши неправды.
Чокнулись стаканами, отхлебнули по глотку.
Фелис прыгнула на софу – приземлилась точно между ними. Потопталась по абрикосовому бархату, обнюхивая его пальцы – мусор выбрасывал, а руки не помыл... Он погладил кошачью мордашку.
– Я счастлив! Все меня простили, – улыбнулся он.
Она взглянула на него и сказала:
– А вас не беспокоит мысль, что могу рассказать о вашей тайне соседям?
– Нет, – ответил он. Покачал головой. – Вы этого не сделаете. Вы будете... вы согласны с тем, что у каждого могут быть свои маленькие тайны.
– Откуда вы знаете?
Он повел плечами.
– Знаю и все. – Его голубые глаза вспыхнули, когда посмотрел на нее. – Такая уж вы, такая... – сказал он.
– Угадал?
Она кивнула.
– Да, – ответила. – Угадали.
Молча выпили.
Фелис прикорнула у его колен. Он теребил ее оранжевое ушко. Гладил по голове, приговаривая:
– Ах ты, кисуля, какая ты прелесть...
– А вы не хотите есть? – вдруг всполошилась она. – Холодильник забит всякими вкусными вещами. Курица с эстрагоном, салат, совершенно неподражаемый клубничный мусс...
– Суперграндиозно! А у меня... А у меня есть бутылка шампанского. "Дом Периньон"... Джеймс Бонд просто заходился от этого божественного напитка. Ну как? Бегу вниз и тут же возвращаюсь... А?
– А кто против? – улыбнулась она.
– Сделать погорячее?
– Да, пожалуйста.
Он освободил руку, наощупь отыскал кран, повернул вентиль.
– А поженились мы, когда мне было двадцать девять, – сказала она. – Ну вот, совсем другое дело. Я люблю, когда горячая вода... А Джефф на двенадцать лет старше меня, так что в моих отношениях с мужчинами все время присутствовали родительские чувства. – Она прикоснулась губами к его горлу, когда он слизнул языком капли воды с ее лба.
– Слава тебе, Господи! Наконец-то у тебя теперь ровня, – сказал он, и они разразились громким хохотом. Целовались ж смеялись, целовались и смеялись...
Поцелуй...
– О, Боже! – Приникли друг к другу, целовались нежно и ласково.
– Нам пора в Книгу рекордов Гиннесса...
– Не торопись...
– Подожди, одну-единственную секундочку...
Она освободила руку, на ощупь отыскала кран, сделала воду погорячее.
Часть вторая
Расположились на софе. Сидели – каждый, подобрав под себя ногу, – смотрели друг на друга. Сдвинули стаканы – чин! чин! – улыбнулись друг другу.
Он сделал глоток, другой. Глядя на стакан, сказал:
– Думаю, между ними была связь. Против него я ничего не имею. Если она была с ним счастлива – прекрасно! Мой папочка получил то, что заслужил. Поганый мужик он был, между прочим. Даже бабник – для него много.
Вздохнул... Она заметила это, отпила из своего стакана.
– После ее смерти, – продолжал он, – Сэм, как сквозь землю провалился. Ни слуху, ни духу целых десять лет. Да вы и сами знаете, – так сказать, никакого вклада в искусство. Уже дом купил, когда до меня дошли слухи о нем. Однажды узнаю – в студии "Новая школа" читает курс "Режиссура в Золотой век телевидения". Естественно, иду, слушаю. Это было нечто, доложу я вам. Не скажу, чтобы в дребадан, но пьян он был прилично. С трудом держался на ногах, перескакивая с пятого на десятое, под конец вообще забыл, с чего начал...
Она вздохнула, покачала головой.
– Я, конечно, навел справки. Оказалось, обитает в какой-то занюханной дыре на Бликер-стрит, преподает актерское мастерство. Его отовсюду поперли, и вот он оказался здесь. В общем, мрак! Естественно, соображаю, что деньги не возьмет, если узнает, что они отцовские. Поручаю своим юристам организовать фонд. Проделать все это было несложно. Находят одного типа, тот от имени фонда входит с ним в контакт. Смитеровский лечебный центр – это само собой. Тем более, что рядом – прямо за углом. Когда дом был готов, фонд изъявил желание оплачивать его квартиру.
– Великодушно, по-доброму вы поступили тогда, да и теперь вам не откажешь в благородстве, – сказала она.
Он повел плечами.
– Лучшие работы Теа Маршалл – его режиссура. Я понимал: она непременно помогла бы ему, даже если бы между ними ничего не было. И, как я уже сказал, против него я ничего не имею, даже если он был ее любовником.
– Может, кто другой и имел бы, но вы, определенно – нет.
Улыбнулись оба. Отпили по глотку.
– Вот такие дела, – сказал он. – А мы с вами отклонились от темы, которую я хотел бы еще раз обозначить – я владелец этого дома. Так что можете, не отвлекаясь, заниматься полностью своим любимым делом. Позвольте покаяться еще в одном смертном грехе. Наврал я вам про вашу киску. Знал, знал я, мерзавец такой, из бумаг, что вы въезжаете с живностью. И у Мэрфи в субботу утром меня не было вовсе. Подумал: раз вы делали покупки, наверняка и подстилки прихватили.
Она улыбнулась.
– В догадливости вам никак нельзя отказать, – сказала она. – Хорошо, вы прощены. С удовольствием извиняю обе ваши неправды.
Чокнулись стаканами, отхлебнули по глотку.
Фелис прыгнула на софу – приземлилась точно между ними. Потопталась по абрикосовому бархату, обнюхивая его пальцы – мусор выбрасывал, а руки не помыл... Он погладил кошачью мордашку.
– Я счастлив! Все меня простили, – улыбнулся он.
Она взглянула на него и сказала:
– А вас не беспокоит мысль, что могу рассказать о вашей тайне соседям?
– Нет, – ответил он. Покачал головой. – Вы этого не сделаете. Вы будете... вы согласны с тем, что у каждого могут быть свои маленькие тайны.
– Откуда вы знаете?
Он повел плечами.
– Знаю и все. – Его голубые глаза вспыхнули, когда посмотрел на нее. – Такая уж вы, такая... – сказал он.
– Угадал?
Она кивнула.
– Да, – ответила. – Угадали.
Молча выпили.
Фелис прикорнула у его колен. Он теребил ее оранжевое ушко. Гладил по голове, приговаривая:
– Ах ты, кисуля, какая ты прелесть...
– А вы не хотите есть? – вдруг всполошилась она. – Холодильник забит всякими вкусными вещами. Курица с эстрагоном, салат, совершенно неподражаемый клубничный мусс...
– Суперграндиозно! А у меня... А у меня есть бутылка шампанского. "Дом Периньон"... Джеймс Бонд просто заходился от этого божественного напитка. Ну как? Бегу вниз и тут же возвращаюсь... А?
– А кто против? – улыбнулась она.
* * *
– Алекс на шестнадцать лет старше меня. Он читает историю архитектуры в Нью-йоркском университете. Когда мы с ним познакомились, он преподавал в Сиракузах. Я тогда училась на втором курсе.– Сделать погорячее?
– Да, пожалуйста.
Он освободил руку, наощупь отыскал кран, повернул вентиль.
– А поженились мы, когда мне было двадцать девять, – сказала она. – Ну вот, совсем другое дело. Я люблю, когда горячая вода... А Джефф на двенадцать лет старше меня, так что в моих отношениях с мужчинами все время присутствовали родительские чувства. – Она прикоснулась губами к его горлу, когда он слизнул языком капли воды с ее лба.
– Слава тебе, Господи! Наконец-то у тебя теперь ровня, – сказал он, и они разразились громким хохотом. Целовались ж смеялись, целовались и смеялись...
Поцелуй...
– О, Боже! – Приникли друг к другу, целовались нежно и ласково.
– Нам пора в Книгу рекордов Гиннесса...
– Не торопись...
– Подожди, одну-единственную секундочку...
Она освободила руку, на ощупь отыскала кран, сделала воду погорячее.
Часть вторая
Глава шестая
В офис она вплывала, она неспешно шествовала, она улыбалась. Всем сказала "здравствуйте", – и Гэри, и Карлосу, и Джин, и Саре. Она замечательно делала вид, будто не провела столько потрясающих часов в объятиях чувственного, чувствительного, чувствующего – было у нее так? нет, не было! – 26-летнего мужчины весь субботний вечер, субботне-воскресную ночь и весь воскресный день. Рокси, да... Рокси будет знать.
В половине одиннадцатого заглянула к Джун. Короткий разговор. Как поиграли в скрэббл? Идиотские номера телефонов узнавать не надо. Произошло недоразумение. Разговаривала с управляющим. Хозяйственник в доме плохо знает английский. Было велено всем без исключения жильцам оказывать внимание, он не так понял. Владелец же дома – хочет афиширует свое обладание небоскребом, хочет – нет: его право, его личное дело. Прямо как "Хозяин Оливии"... Ну, в жизни все по-другому... В общем, спасибо и тысяча извинений.
Лгать пришлось... В этом нет ничего хорошего, потому что Джун такая славная. Святая ложь, ложь во спасение? Все равно неприятно. Ну хорошо, если стала бы рассказывать, каким образом узнала, кто владелец дома – совсем бы запуталась, и тогда пришлось бы выложить все.
Рокси – близкая подруга. Ей она все сообщила по телефону еще вчера вечером.
– Глаза у него голубые и необыкновенные, в смысле – взгляд. Ей-богу, видит меня насквозь... Ты только подумай – одного раза было достаточно, чтобы понять твоего "Сокола". Кстати, он в восторге от картины. Ухватил суть мгновенно, понимаешь, изложил ее именно в твоей интерпретации и абсолютно твоими же словами. Фелис... даже ее очаровал! Чувствующий, необыкновенно тонкий человек, даже не верится, что такое возможно. С ним так легко, он просто прелесть. Я, похоже, свела его с ума...
Рассказал, кто его мать, отец, что богат, но деньги в жизни не главное – сам стирает в самообслужке, говорит, квартира обставлена постольку-поскольку, и все вверх дном...
Отношения? Как получится. Во всяком случае, не долгоиграющие, все-таки тринадцать лет разницы... Она так решила. Она, конечно. Почему? Для его же пользы: должны же быть у него дети. Впрочем, и для ее пользы тоже. Словом, для обоих. В идеале – самый приемлемый вариант.
Рокси радовалась за нее, соглашалась во всем, согласилась, вернее.
А д-р Пальм, как отнесется к этому он? подумала она. Наверно, одобрит. Пит привыкнет к их отношениям, сам скажет, что проходит курс. Бедный малыш, не мудрено, что в кусках – мать свою только и видел, что по телевидению. Разве могло быть иначе?
Врач... в лифте... про Эдипов комплекс?.. Задумалась. Сколько это по времени, между вестибюлем и вторым этажом? Подслушал, говорит, разговор. Хм-м! Маловероятно. Один случай на миллион?
Вернулась в свой офис. В стенах его стеклянной прозрачности почувствовала непреодолимое желание позвонить туда, на Карнеги-Хилл. Всего одно слово. Просто услышать, он есть, он – на самом деле.
Нет! Надоедать она не станет. Он там, в своей гостиной, с компьютерами, с гостиничным уютом, пишет очередную программу.
И ей пора за работу!.. Вызвала по внутреннему телефону Сару, велела принести "ежедневник".
Он сидел у экрана. Ну, как там Сэм?
Сидит, тюкает двумя пальцами на допотопной пишмашинке. Из Таксона, стало быть, приволок. Наследство от брата. Стопка бумаги, не то словарь, не то справочник – сбоку. Расположился за столом в гостиной всерьез и надолго. Бинокуляры, бетховенская блуза... Тюк-тюк!.. Остановка. Тюк-тюк!.. Мочку уха подергал. В книгу заглянул. Никак въехать не может. Это точно!
Выходная ария? Или что-нибудь посерьезней?
Презерватив сморщенный... Ишь ты! В очереди, в кассу... Не успела появиться, уже пристроился. Начнем старую песенку сызнова?..
Оказывается, еще и парк был. И когда же эта прогулка имела место быть? Случайная встреча или свидание? Что поведал он ей? А она ему? Привет! Привет! Хорошая погода? Конечно, нет...
В то самое утро? Когда Роки был уже в откидке, а сам он дрых до полудня, а она, за своим письменным столом, рассыпалась Саре, какой чудесный парк на излете лета? Экстазировала, а сама не знала, что...
А сам он, получается, хочет все знать? Ай-ай-ай! Просто некрасиво.
Ну, гуляли в парке. Ну, встретились. Когда, как? Что говорили? Имеет это хоть какое-нибудь значение? Отнюдь... И даже вовсе!
Суровая жизнь, Сэмми! Всех не загребешь... Радуйся, что жив. Повезло тебе крупно, что не Эйб поехал рыдать на твоих похоронах, заметь, на твоих... Могло быть иначе, а тебе и невдомек!..
А что там поделывают остальные? Бета шмонает вещички Алисы. Не вдохновляет...
Д-р Пальм и Мишель – ничего нового. Лиза занимается аэробикой.
Ну, а теперь посмотрим про самих себя. У нее в квартире. Она на нем. А ничего...
Нет, она, конечно, в этом деле – класс! В сравнении с ней Наоми просто фригидна.
Быстро прокрутил пленку вперед. Шепот, легкое дыхание, разговоры, хождение по квартире туда-сюда – это не вдохновляет, это скучно.
Стоп! Вот оно. Еще раз про любовь!.. Начало, поцелуи, поцелуи, сцепление тел, сплетение рук...
Позвонить ей? Может, не стоит беспокоить?
Она должна, должна чувствовать то же самое, что и он.
Он: убрал звук. Позвонил в городскую справочную, спросил, как позвонить в "Диадему". Трубку сняла Сара.
– Хелло, это Питер Хендерсон. Можно попросить мисс Норрис, если не занята? По личному делу.
– Минуточку.
Ага!.. Вот это класс! Она и он выполняют позу, нет – фигуру, нет – вариант "69".
– Это я... – сказала она.
– Это я... – сказал он, улыбаясь, не отводя глаз с экрана. – Извини, что беспокою, просто решил убедиться, что ты есть на свете, настоящая, всамделишная.
А спустя несколько дней – утром выйдя из своей квартиры, столкнулась с Вайдой, в цветастом кимоно, в окружении розовых чемоданов, отбывающую на месяц в Португалию и как будто опечаленную в этой связи – сделала открытие (спускалась в лифте с белобрысыми супругами с четырнадцатого, с козлобородым типом с двенадцатого и с черно-белой парочкой с седьмого), что Пит в курсе того, кто чем занимается, кто сколько получает, кому сколько лет, кто женат, кто замужем, другую разную информацию – причем, знания эти выходят за рамки сведений, сообщаемых самими жильцами при подписании контрактов.
Сидели они вечером в "Лачуге Джексона", поглощали гамбургеры и чипсы. Было около десяти вечера.
Она вскользь бросила: мол, забавно было бы знать, с кем это она спускалась утром в лифте.
Он сидел в это время с набитым ртом. Прожевал. Из огромной кружки отхлебнул пива. Она с удовольствием приступила к сосискам.
Он вытер губы салфеткой.
– Я бы не сказал, что кое-что знать о других, – забавно, Знание основных данных дает определенное удовлетворение. Каждый о своем соседе хочет знать все. Защитный инстинкт самой примитивной части мозга. Что-то вроде шипения Фелис, – Он потянулся к тарелке с чипсами.
– Этот инстинкт лучше всего проявляется в каком-нибудь городке типа Уичита, Вот я, например, знаю все про соседей на Элеонор-лейн, даже про их предков. – Она тоже взяла чипсы.
Он прожевал, не торопясь; проглотил.
– Задавай вопросы – отвечу с удовольствием.
– Не предполагала, что получу от тебя такое предложение. Ну хотя бы Вайда Трависано, моя соседка.
Он улыбнулся.
– По документам – манекенщица, – сказал он. – Мой юрист полагает, что она высокооплачиваемая "выездная", А ты как считаешь?
– Или-или. Возможно, и то, и другое. Надеюсь, уточнишь это ради меня. Как это случилось, что одобрил ее кандидатуру? Ничего не имею против, конечно. Мила, но если твой юрист такого мнения...
Он взял кружку, выпил пива.
– А мне нравится такой компот. В округе, в домах, сдаваемых в аренду, кого только нет. Все-таки интересно! И потом, согласись, встречаться даже в лифте со всякими выпендрялами – не Бог весть, как приятно.
– Согласна. Резон есть.
– Вот-вот! Но ты не юрист. Это они, "законники", считают меня ненормальным, с причудами.
Она улыбнулась. Пожала плечами.
– Пусть считают. Это их проблемы, – сказала она. Помолчали. Пожевали, Пообщались коленями.
– А скажи мне, что такое Джонсоны?
– Джонсоны? Квартира 12Б. Почти не живут. Редко появляются. Месяц-два за год, пожалуй, наберется. Наполовину британцы и еще кто-то там. Он юрист. Прошу прощения, – барристер. Она... Чего же она-то делает? А ничего! По магазинам таскается. Каждый раз – тьма пакетов, сумок и т.д.
Мимо окон прошла дама "Джорджио", При ней огромная немецкая овчарка. Женщина постояла, пока собака обнюхивала тумбу.
– А что делает эта? – спросила она, улыбаясь.
– У нее бюро путешествий, – ответил он и тоже улыбнулся. – Где-то на Лексингтон, Не замужем. – Он опять потянулся за чипсами, Она покосилась на женщину с овчаркой.
Мне кажется, что она гермафродит, Он улыбнулся, смешал чипсы с кетчупом. – Похожа! – сказал он, прожевывая кроваво-красные от кетчупа чипсы. Сделал знак официантке.
Она приняла участие в обеде, устроенном организацией "Женщины в средствах массовой информации". Встреча состоялась в Гарвардском клубе. Все в один голос заявили, что лучше она никогда не выглядела. То же самое сказали и в клубе "Вертикаль".
Возила Фелис на прививки к ветеринару Монси на Бэнк-стрит, заходила там же в супермаркет, в книжную лавку. Все сказали, что лучше она никогда не выглядела.
Катались в паре на велосипедах. Готовили спагетти с соусом из "даров моря".
Вчетвером, то есть Рокси с Флетчером и они, ездили в Сохо. Пит со знанием дела обсуждал с Рокси тонкости мастерства художников, с Флетчером – перспективы финансирования из федерального бюджета научно-исследовательских работ в медицине. Рассказал анекдот, от которого они пришли в полный восторг. Время от времени бросал на нее влюбленные взгляды.
– Ну, что я говорила? – сказала она, когда они с Рокси зашли в туалет.
– Послушай, – отозвалась та, поднявшись на цыпочки перед зеркалом над раковиной, чтобы подрисовать глаза, – если он богат и в сексуальном плане вы подходите друг другу, не раздумывай, бери его живьем!
– Рокси...
– Стеффи старше Майка на пятнадцать лет, а посмотри, как живут! Счастливы. Так что хватай его!
Однажды вечером, когда уже пора было ложиться спать, – а он остался у нее, – она сказала, что некий издательский посредник пригласил ее на обед на следующий день во "Времена года".
– Теа Маршалл возила меня туда, когда мне исполнилось десять лет, – сказал он. Они лежали, как две ложки – одна в другой – в коробке. Он сжимал ее груди ладонями, прислонившись щекой к ее волосам, – Вообрази, что я тогда чувствовал. Мы сидели рядом с фонтаном. Официанты и метрдотели – все буквально стелились, смотрели на нас, как на деву Марию с младенцем Иисусом Христом. Теперь там, по-моему, собираются только книжники?
– Только обедают. И то в гриле.
– Припоминаю. Кто-то мне об этой моде рассказывал. Фелис потопталась в ногах, поверх одеяла, устраиваясь поудобней.
Легонько побарабанив пальцами по тыльной стороне его ладоней, она сказала:
– Ты всегда называешь ее Теа Маршалл, – его руки дрогнули, – и никогда "мамой".
Он потерся щекой о ее плечо.
– В мыслях она, прежде всего – актриса. Поэтому так и называю, – сказал он. – Она любила, когда к ней относились, как к кинозвезде, а не как к чьей-то матери. И родила меня, потому что отец хотел иметь сына. По иронии судьбы, осталась для меня обожаемой, очаровательной молодой мамочкой, которая все делала правильно. Фильм "В поисках будущего"... Помню – день за днем потрясающее, захватывающее шоу. Я – в школе тогда учился – после уроков хватаю такси и домой, чтобы не пропустить. Тогда еще не было видаков.
Она дотянулась до его ладоней губами, поцеловала. – Дорогой, я хочу, чтобы ты знал – мне ты можешь рассказывать все.
Он лежал тихо, почти не шевелясь. Спросил:
– Что ты имеешь в виду?
Она повернулась. Он объятий не разжал. Приникла к нему. Он внимательно смотрел на нее в полумраке. Поцеловав его в кончик носа, она сказала:
– Мой милый, маленький, разве есть что-то, о чем ты не можешь мне рассказать?
Он смотрел на нее.
– Я считаю, нет ничего постыдного в том, что касается тебя, – продолжала она. – Я все пойму. Ты это знай.
– Слушай, о чем это ты?
– Доктор Пальм... – сказала она.
Он проглотил комок в горле:
– Пальм?
Она кивнула:
– Ты что... считаешь... я лечусь у него?
– А разве нет? – спросила она.
Посмотрев на нее внимательно, покачал головой.
– Нет, – ответил он. – Я в его услугах не нуждаюсь. Ни раньше, ни сейчас. И ни в чьих других. Почему ты так решила? Однажды тебе рассказал про то, что услышал в лифте. Поэтому?
Она кивнула:
– Мне показалось странным, что он говорил в лифте про Эдипов комплекс, там был еще кто-то. А ты услыхал.
Он улыбнулся. Перевел дыхание.
– Но так было на самом деле, – сказал он. Улыбка во весь рот. – В жизни случаются невероятные совпадения.
Она прижалась к нему, уткнулась лицом в его плечо. Засмеялись легко и спокойно.
– Ах, дорогой мой, не сердись. Прости! Ничего другого я в виду не имела. Поверь мне! Господи, какая же я... Это послужит мне уроком. Я была совершенно уверена...
Они целовались, прижимаясь друг к другу. Фелис соскочила с кровати.
Он смеялся, обнимая ее. Задержав дыхание, выдохнул с шумом.
– Господи, Кэй! А я никак в толк не мог взять, о чем это ты?
Они катались на катере вокруг Манхэттена.
Она ерошила его волосы.
Он вручил ей подарок от "Тиффани", завернутый в голубую бумагу цвета его глаз. Филигранной работы сердце на цепочке. Большое золотое сердце. Изумительно выполнено.
Она ему – два килограмма желейных мармеладин, ароматных, вкусных и ярких-ярких. "Душистый горошек".
Позвонил Сэм:
– Как поживаете?
– Прекрасно. А как вы?
– О'кей. Уезжал в Аризону. Брат скончался.
– Примите мои соболезнования.
– Н-да, вот так. Что поделываете? Какое несчастье с вашим приятелем, Широм. Поневоле начнешь задумываться, не роковой ли этот дом?
– Вряд ли, – заметила она.
– Послушайте, а я, пока был в отъезде, все размышлял над тем, что вы сказали. Я о мемуарах. Решил, отчего не попытаться. Объединю оба принципа: развлекая – поучать и поучая – развлекать. Веселенькая будет книжица, а?
– Прекрасно, Сэм! Просто очень хорошо, – сказала она. – Рада. Правда. Уверена, получится. Ах, как здорово.
– Спасибо на добром слове. А я тоже надеюсь. Кое-что уже набросал. Как это у вас там называется? Глава номер один, так? Не хотите взглянуть?
Она вздохнула.
– Знаете, я ведь имею дело в основном с беллетристикой. Вроде бы не по профилю. Хорошо, присылайте, верней, оставьте в швейцарской. Я покажу другому редактору. Думаю, он отнесется с полной ответственностью и даст объективную оценку.
– О'кей... Спасибо. Годится. Буду вам весьма признателен. В каком виде? На машинке?
– Да. Через два интервала и, пожалуйста, чтобы не слепой шрифт.
Она сообщила об этом Питу, как только тот появился у нее. Он пришел поздно. Сказал, что неполадки в программе. Пришлось повозиться...
– Интересно получится, должно быть, – откомментировал он новость, опускаясь рядом на край кровати.
Она уже лежала.
– Возможно, узнаю в конце концов, что там было между ним и Теа Маршалл.
Он стал развязывать шнурок на сникере. Фелис мешала, играла со шнурком, решив, что с ней забавляются.
– У меня создалось впечатление, что отношения были. Особого сорта, что ли. "Не могу жить без тебя, а я – с тобой" – вот такой, кажется, вариант. Думается, Сэм расположен говорить о ней весьма нелицеприятно.
Он, передернув плечами, взглянул на нее:
– Вот-вот! И поэтому ты хочешь отдать это другому редактору?
– Не поэтому, – заметила она. – Я, как тебе известно, редактирую художественную литературу.
– Это была твоя идея, – сказал он, сняв, наконец, обувь. – Я считал, что ты изъявишь желание редактировать и его книгу.
Собрав страницы рукописи, которую она читала перед его приходом, сложила в папку.
– Мальчик мой, – сказала она, покачав головой, – я бы и хотела, но только если была бы хоть наполовину уверена, что там все нормально. Теперь, когда мне известно о твоей роли в его судьбе и об этом фонде, в то время как он ничего не знает, не думаю, что я могу быть объективной. Отношения между редактором и автором должны быть искренними и чистосердечными, особенно с таким, который требует бережного отношения к тексту из главы в главу. – Отложила папку в сторону. – И еще потому, Думаю, могут возникнуть сложности, если он коснется того, что ранит тебя.
Он смотрел на нее. Она напряглась. Улыбнулась ему, протянула руку, погладила по щеке.
– Все это не суть важно, мой маленький, – сказала она. – И знать бы его не знала, если бы ты не поселил его в этом доме. Разве нет?
Он кивнул.
– Пора спать. Раздевайся и ложись, – сказала она и улыбнулась.
Сэм оставил внизу, в швейцарской, конверт. Двенадцать страниц на машинке, перегнутых пополам. Машинистка из него, конечно, ни к черту! Это по форме, зато по содержанию – блеск! Нью-Йорк... Тридцатые годы... Сэму – восемь лет, Эйбу – двенадцать... В Бронксе – дядя Морис, актер. Вдохновитель – с одной стороны, и организатор – с другой. Начало творческой деятельности в составе постановочной группы спектакля "Стойте слева".
Стиль немного напоминает Е. Л. Доктороффа...
Она отдала главу на прочтение Стюарту.
Одного он никак предугадать не мог – влюбился в нее. Да что там, – полюбил!
А ведь можно было предвидеть!
Милая, искренняя, трогательная, шикарная. И вообще Теа Маршалл. Все это было известно с самого начала, с того самого первого дня. Конечно, теперь они – ближе некуда, и она все та же... Но и в мыслях не было, что так зацепит его.
И вот, пожалуйста! Сидит, смотрит на нее. Влюблен как мальчишка. И все рушится, разваливается...
Она – в очках, ноги на журнальном столике – читает рукопись. Агент по распространению просто взял за горло. И хоть бы вещь стоящая, а то конфликт на сексуальной почве.
Он про всю эту муру мог такого порассказать, на выбор... Фил и Лесли, Марк, Вайда, Фишеры, Гофманы... Вообще о многом, не только о сексуальных разногласиях. Права она тогда была, говоря, что нехорошо цепляться за каждое услышанное слово и держать в тайне секреты, которыми нельзя поделиться. Не есть хорошо, стало быть? Отвратительно, Кэй, дорогая... Возьмем Наоми. Если уж она, у которой не было и половины ума и тонкости, присущих Кэй, запеленговала его, не случится ли рано или поздно того же самого и с Кэй, несмотря на все меры предосторожности, которые он предпринимает? Разве он застрахован от прокола, который возможен в любую минуту? И как тогда выходить из положения? И что дальше, дальше-то что?
Она обернулась к нему, взглянула через очки.
– Что? Случилось что-нибудь?
– Ровным счетом ничего, – ответил он, улыбаясь. – Сижу, смотрю на тебя. Приятно. Пардон за штамп – глаз отдыхает.
– Если не нравится, не читай. Я не настаиваю и даже не обижусь.
– Потрясающая, – сказал он и взял в руки открытую книгу. – Сцена на пароходе необыкновенно впечатляет.
Обменялись улыбками. Она кивнула на дверь, посмеиваясь, сказала:
– Иди-ка ты к себе! Поработай над программой, и я напрягусь в одиночестве.
Заложив книгу закладкой, он сказал:
– Возьму с собой. – Наклонился – она сняла очки – поцеловал. – Я люблю тебя.
Она целовала его, ласково гладила по щеке. Он поцеловал ее, встал, обойдя тахту, направился в прихожую.
– Спокойной ночи, Фелис! Где ты там?
Смотря вслед, сказала:
– Пит, одну минуту. – Отложив в сторону рукопись, встала с кровати.
Он задержался у дверей.
Она подошла к нему, заглянула в глаза.
– Одна из наших редакторов, Венди Венчелер, кажется, я рассказывала тебе про нее...
Он кивнул.
– По случаю Дня благодарения она устраивает ужин. Понимаешь, там кому-то делали серьезную операцию по пересадке, их еще не выписывают. В общем, они домой еще не скоро попадут. Не хочешь пойти со мной? Конечно, поздновато тебе об этом говорю... нужно было сразу сказать. Знаешь...
Он отвел взгляд и задержал дыхание. Зажав книгу под мышкой, положил руки ей на плечи.
В половине одиннадцатого заглянула к Джун. Короткий разговор. Как поиграли в скрэббл? Идиотские номера телефонов узнавать не надо. Произошло недоразумение. Разговаривала с управляющим. Хозяйственник в доме плохо знает английский. Было велено всем без исключения жильцам оказывать внимание, он не так понял. Владелец же дома – хочет афиширует свое обладание небоскребом, хочет – нет: его право, его личное дело. Прямо как "Хозяин Оливии"... Ну, в жизни все по-другому... В общем, спасибо и тысяча извинений.
Лгать пришлось... В этом нет ничего хорошего, потому что Джун такая славная. Святая ложь, ложь во спасение? Все равно неприятно. Ну хорошо, если стала бы рассказывать, каким образом узнала, кто владелец дома – совсем бы запуталась, и тогда пришлось бы выложить все.
Рокси – близкая подруга. Ей она все сообщила по телефону еще вчера вечером.
– Глаза у него голубые и необыкновенные, в смысле – взгляд. Ей-богу, видит меня насквозь... Ты только подумай – одного раза было достаточно, чтобы понять твоего "Сокола". Кстати, он в восторге от картины. Ухватил суть мгновенно, понимаешь, изложил ее именно в твоей интерпретации и абсолютно твоими же словами. Фелис... даже ее очаровал! Чувствующий, необыкновенно тонкий человек, даже не верится, что такое возможно. С ним так легко, он просто прелесть. Я, похоже, свела его с ума...
Рассказал, кто его мать, отец, что богат, но деньги в жизни не главное – сам стирает в самообслужке, говорит, квартира обставлена постольку-поскольку, и все вверх дном...
Отношения? Как получится. Во всяком случае, не долгоиграющие, все-таки тринадцать лет разницы... Она так решила. Она, конечно. Почему? Для его же пользы: должны же быть у него дети. Впрочем, и для ее пользы тоже. Словом, для обоих. В идеале – самый приемлемый вариант.
Рокси радовалась за нее, соглашалась во всем, согласилась, вернее.
А д-р Пальм, как отнесется к этому он? подумала она. Наверно, одобрит. Пит привыкнет к их отношениям, сам скажет, что проходит курс. Бедный малыш, не мудрено, что в кусках – мать свою только и видел, что по телевидению. Разве могло быть иначе?
Врач... в лифте... про Эдипов комплекс?.. Задумалась. Сколько это по времени, между вестибюлем и вторым этажом? Подслушал, говорит, разговор. Хм-м! Маловероятно. Один случай на миллион?
Вернулась в свой офис. В стенах его стеклянной прозрачности почувствовала непреодолимое желание позвонить туда, на Карнеги-Хилл. Всего одно слово. Просто услышать, он есть, он – на самом деле.
Нет! Надоедать она не станет. Он там, в своей гостиной, с компьютерами, с гостиничным уютом, пишет очередную программу.
И ей пора за работу!.. Вызвала по внутреннему телефону Сару, велела принести "ежедневник".
Он сидел у экрана. Ну, как там Сэм?
Сидит, тюкает двумя пальцами на допотопной пишмашинке. Из Таксона, стало быть, приволок. Наследство от брата. Стопка бумаги, не то словарь, не то справочник – сбоку. Расположился за столом в гостиной всерьез и надолго. Бинокуляры, бетховенская блуза... Тюк-тюк!.. Остановка. Тюк-тюк!.. Мочку уха подергал. В книгу заглянул. Никак въехать не может. Это точно!
Выходная ария? Или что-нибудь посерьезней?
Презерватив сморщенный... Ишь ты! В очереди, в кассу... Не успела появиться, уже пристроился. Начнем старую песенку сызнова?..
Оказывается, еще и парк был. И когда же эта прогулка имела место быть? Случайная встреча или свидание? Что поведал он ей? А она ему? Привет! Привет! Хорошая погода? Конечно, нет...
В то самое утро? Когда Роки был уже в откидке, а сам он дрых до полудня, а она, за своим письменным столом, рассыпалась Саре, какой чудесный парк на излете лета? Экстазировала, а сама не знала, что...
А сам он, получается, хочет все знать? Ай-ай-ай! Просто некрасиво.
Ну, гуляли в парке. Ну, встретились. Когда, как? Что говорили? Имеет это хоть какое-нибудь значение? Отнюдь... И даже вовсе!
Суровая жизнь, Сэмми! Всех не загребешь... Радуйся, что жив. Повезло тебе крупно, что не Эйб поехал рыдать на твоих похоронах, заметь, на твоих... Могло быть иначе, а тебе и невдомек!..
А что там поделывают остальные? Бета шмонает вещички Алисы. Не вдохновляет...
Д-р Пальм и Мишель – ничего нового. Лиза занимается аэробикой.
Ну, а теперь посмотрим про самих себя. У нее в квартире. Она на нем. А ничего...
Нет, она, конечно, в этом деле – класс! В сравнении с ней Наоми просто фригидна.
Быстро прокрутил пленку вперед. Шепот, легкое дыхание, разговоры, хождение по квартире туда-сюда – это не вдохновляет, это скучно.
Стоп! Вот оно. Еще раз про любовь!.. Начало, поцелуи, поцелуи, сцепление тел, сплетение рук...
Позвонить ей? Может, не стоит беспокоить?
Она должна, должна чувствовать то же самое, что и он.
Он: убрал звук. Позвонил в городскую справочную, спросил, как позвонить в "Диадему". Трубку сняла Сара.
– Хелло, это Питер Хендерсон. Можно попросить мисс Норрис, если не занята? По личному делу.
– Минуточку.
Ага!.. Вот это класс! Она и он выполняют позу, нет – фигуру, нет – вариант "69".
– Это я... – сказала она.
– Это я... – сказал он, улыбаясь, не отводя глаз с экрана. – Извини, что беспокою, просто решил убедиться, что ты есть на свете, настоящая, всамделишная.
А спустя несколько дней – утром выйдя из своей квартиры, столкнулась с Вайдой, в цветастом кимоно, в окружении розовых чемоданов, отбывающую на месяц в Португалию и как будто опечаленную в этой связи – сделала открытие (спускалась в лифте с белобрысыми супругами с четырнадцатого, с козлобородым типом с двенадцатого и с черно-белой парочкой с седьмого), что Пит в курсе того, кто чем занимается, кто сколько получает, кому сколько лет, кто женат, кто замужем, другую разную информацию – причем, знания эти выходят за рамки сведений, сообщаемых самими жильцами при подписании контрактов.
Сидели они вечером в "Лачуге Джексона", поглощали гамбургеры и чипсы. Было около десяти вечера.
Она вскользь бросила: мол, забавно было бы знать, с кем это она спускалась утром в лифте.
Он сидел в это время с набитым ртом. Прожевал. Из огромной кружки отхлебнул пива. Она с удовольствием приступила к сосискам.
Он вытер губы салфеткой.
– Я бы не сказал, что кое-что знать о других, – забавно, Знание основных данных дает определенное удовлетворение. Каждый о своем соседе хочет знать все. Защитный инстинкт самой примитивной части мозга. Что-то вроде шипения Фелис, – Он потянулся к тарелке с чипсами.
– Этот инстинкт лучше всего проявляется в каком-нибудь городке типа Уичита, Вот я, например, знаю все про соседей на Элеонор-лейн, даже про их предков. – Она тоже взяла чипсы.
Он прожевал, не торопясь; проглотил.
– Задавай вопросы – отвечу с удовольствием.
– Не предполагала, что получу от тебя такое предложение. Ну хотя бы Вайда Трависано, моя соседка.
Он улыбнулся.
– По документам – манекенщица, – сказал он. – Мой юрист полагает, что она высокооплачиваемая "выездная", А ты как считаешь?
– Или-или. Возможно, и то, и другое. Надеюсь, уточнишь это ради меня. Как это случилось, что одобрил ее кандидатуру? Ничего не имею против, конечно. Мила, но если твой юрист такого мнения...
Он взял кружку, выпил пива.
– А мне нравится такой компот. В округе, в домах, сдаваемых в аренду, кого только нет. Все-таки интересно! И потом, согласись, встречаться даже в лифте со всякими выпендрялами – не Бог весть, как приятно.
– Согласна. Резон есть.
– Вот-вот! Но ты не юрист. Это они, "законники", считают меня ненормальным, с причудами.
Она улыбнулась. Пожала плечами.
– Пусть считают. Это их проблемы, – сказала она. Помолчали. Пожевали, Пообщались коленями.
– А скажи мне, что такое Джонсоны?
– Джонсоны? Квартира 12Б. Почти не живут. Редко появляются. Месяц-два за год, пожалуй, наберется. Наполовину британцы и еще кто-то там. Он юрист. Прошу прощения, – барристер. Она... Чего же она-то делает? А ничего! По магазинам таскается. Каждый раз – тьма пакетов, сумок и т.д.
Мимо окон прошла дама "Джорджио", При ней огромная немецкая овчарка. Женщина постояла, пока собака обнюхивала тумбу.
– А что делает эта? – спросила она, улыбаясь.
– У нее бюро путешествий, – ответил он и тоже улыбнулся. – Где-то на Лексингтон, Не замужем. – Он опять потянулся за чипсами, Она покосилась на женщину с овчаркой.
Мне кажется, что она гермафродит, Он улыбнулся, смешал чипсы с кетчупом. – Похожа! – сказал он, прожевывая кроваво-красные от кетчупа чипсы. Сделал знак официантке.
Она приняла участие в обеде, устроенном организацией "Женщины в средствах массовой информации". Встреча состоялась в Гарвардском клубе. Все в один голос заявили, что лучше она никогда не выглядела. То же самое сказали и в клубе "Вертикаль".
Возила Фелис на прививки к ветеринару Монси на Бэнк-стрит, заходила там же в супермаркет, в книжную лавку. Все сказали, что лучше она никогда не выглядела.
Катались в паре на велосипедах. Готовили спагетти с соусом из "даров моря".
Вчетвером, то есть Рокси с Флетчером и они, ездили в Сохо. Пит со знанием дела обсуждал с Рокси тонкости мастерства художников, с Флетчером – перспективы финансирования из федерального бюджета научно-исследовательских работ в медицине. Рассказал анекдот, от которого они пришли в полный восторг. Время от времени бросал на нее влюбленные взгляды.
– Ну, что я говорила? – сказала она, когда они с Рокси зашли в туалет.
– Послушай, – отозвалась та, поднявшись на цыпочки перед зеркалом над раковиной, чтобы подрисовать глаза, – если он богат и в сексуальном плане вы подходите друг другу, не раздумывай, бери его живьем!
– Рокси...
– Стеффи старше Майка на пятнадцать лет, а посмотри, как живут! Счастливы. Так что хватай его!
Однажды вечером, когда уже пора было ложиться спать, – а он остался у нее, – она сказала, что некий издательский посредник пригласил ее на обед на следующий день во "Времена года".
– Теа Маршалл возила меня туда, когда мне исполнилось десять лет, – сказал он. Они лежали, как две ложки – одна в другой – в коробке. Он сжимал ее груди ладонями, прислонившись щекой к ее волосам, – Вообрази, что я тогда чувствовал. Мы сидели рядом с фонтаном. Официанты и метрдотели – все буквально стелились, смотрели на нас, как на деву Марию с младенцем Иисусом Христом. Теперь там, по-моему, собираются только книжники?
– Только обедают. И то в гриле.
– Припоминаю. Кто-то мне об этой моде рассказывал. Фелис потопталась в ногах, поверх одеяла, устраиваясь поудобней.
Легонько побарабанив пальцами по тыльной стороне его ладоней, она сказала:
– Ты всегда называешь ее Теа Маршалл, – его руки дрогнули, – и никогда "мамой".
Он потерся щекой о ее плечо.
– В мыслях она, прежде всего – актриса. Поэтому так и называю, – сказал он. – Она любила, когда к ней относились, как к кинозвезде, а не как к чьей-то матери. И родила меня, потому что отец хотел иметь сына. По иронии судьбы, осталась для меня обожаемой, очаровательной молодой мамочкой, которая все делала правильно. Фильм "В поисках будущего"... Помню – день за днем потрясающее, захватывающее шоу. Я – в школе тогда учился – после уроков хватаю такси и домой, чтобы не пропустить. Тогда еще не было видаков.
Она дотянулась до его ладоней губами, поцеловала. – Дорогой, я хочу, чтобы ты знал – мне ты можешь рассказывать все.
Он лежал тихо, почти не шевелясь. Спросил:
– Что ты имеешь в виду?
Она повернулась. Он объятий не разжал. Приникла к нему. Он внимательно смотрел на нее в полумраке. Поцеловав его в кончик носа, она сказала:
– Мой милый, маленький, разве есть что-то, о чем ты не можешь мне рассказать?
Он смотрел на нее.
– Я считаю, нет ничего постыдного в том, что касается тебя, – продолжала она. – Я все пойму. Ты это знай.
– Слушай, о чем это ты?
– Доктор Пальм... – сказала она.
Он проглотил комок в горле:
– Пальм?
Она кивнула:
– Ты что... считаешь... я лечусь у него?
– А разве нет? – спросила она.
Посмотрев на нее внимательно, покачал головой.
– Нет, – ответил он. – Я в его услугах не нуждаюсь. Ни раньше, ни сейчас. И ни в чьих других. Почему ты так решила? Однажды тебе рассказал про то, что услышал в лифте. Поэтому?
Она кивнула:
– Мне показалось странным, что он говорил в лифте про Эдипов комплекс, там был еще кто-то. А ты услыхал.
Он улыбнулся. Перевел дыхание.
– Но так было на самом деле, – сказал он. Улыбка во весь рот. – В жизни случаются невероятные совпадения.
Она прижалась к нему, уткнулась лицом в его плечо. Засмеялись легко и спокойно.
– Ах, дорогой мой, не сердись. Прости! Ничего другого я в виду не имела. Поверь мне! Господи, какая же я... Это послужит мне уроком. Я была совершенно уверена...
Они целовались, прижимаясь друг к другу. Фелис соскочила с кровати.
Он смеялся, обнимая ее. Задержав дыхание, выдохнул с шумом.
– Господи, Кэй! А я никак в толк не мог взять, о чем это ты?
Они катались на катере вокруг Манхэттена.
Она ерошила его волосы.
Он вручил ей подарок от "Тиффани", завернутый в голубую бумагу цвета его глаз. Филигранной работы сердце на цепочке. Большое золотое сердце. Изумительно выполнено.
Она ему – два килограмма желейных мармеладин, ароматных, вкусных и ярких-ярких. "Душистый горошек".
Позвонил Сэм:
– Как поживаете?
– Прекрасно. А как вы?
– О'кей. Уезжал в Аризону. Брат скончался.
– Примите мои соболезнования.
– Н-да, вот так. Что поделываете? Какое несчастье с вашим приятелем, Широм. Поневоле начнешь задумываться, не роковой ли этот дом?
– Вряд ли, – заметила она.
– Послушайте, а я, пока был в отъезде, все размышлял над тем, что вы сказали. Я о мемуарах. Решил, отчего не попытаться. Объединю оба принципа: развлекая – поучать и поучая – развлекать. Веселенькая будет книжица, а?
– Прекрасно, Сэм! Просто очень хорошо, – сказала она. – Рада. Правда. Уверена, получится. Ах, как здорово.
– Спасибо на добром слове. А я тоже надеюсь. Кое-что уже набросал. Как это у вас там называется? Глава номер один, так? Не хотите взглянуть?
Она вздохнула.
– Знаете, я ведь имею дело в основном с беллетристикой. Вроде бы не по профилю. Хорошо, присылайте, верней, оставьте в швейцарской. Я покажу другому редактору. Думаю, он отнесется с полной ответственностью и даст объективную оценку.
– О'кей... Спасибо. Годится. Буду вам весьма признателен. В каком виде? На машинке?
– Да. Через два интервала и, пожалуйста, чтобы не слепой шрифт.
Она сообщила об этом Питу, как только тот появился у нее. Он пришел поздно. Сказал, что неполадки в программе. Пришлось повозиться...
– Интересно получится, должно быть, – откомментировал он новость, опускаясь рядом на край кровати.
Она уже лежала.
– Возможно, узнаю в конце концов, что там было между ним и Теа Маршалл.
Он стал развязывать шнурок на сникере. Фелис мешала, играла со шнурком, решив, что с ней забавляются.
– У меня создалось впечатление, что отношения были. Особого сорта, что ли. "Не могу жить без тебя, а я – с тобой" – вот такой, кажется, вариант. Думается, Сэм расположен говорить о ней весьма нелицеприятно.
Он, передернув плечами, взглянул на нее:
– Вот-вот! И поэтому ты хочешь отдать это другому редактору?
– Не поэтому, – заметила она. – Я, как тебе известно, редактирую художественную литературу.
– Это была твоя идея, – сказал он, сняв, наконец, обувь. – Я считал, что ты изъявишь желание редактировать и его книгу.
Собрав страницы рукописи, которую она читала перед его приходом, сложила в папку.
– Мальчик мой, – сказала она, покачав головой, – я бы и хотела, но только если была бы хоть наполовину уверена, что там все нормально. Теперь, когда мне известно о твоей роли в его судьбе и об этом фонде, в то время как он ничего не знает, не думаю, что я могу быть объективной. Отношения между редактором и автором должны быть искренними и чистосердечными, особенно с таким, который требует бережного отношения к тексту из главы в главу. – Отложила папку в сторону. – И еще потому, Думаю, могут возникнуть сложности, если он коснется того, что ранит тебя.
Он смотрел на нее. Она напряглась. Улыбнулась ему, протянула руку, погладила по щеке.
– Все это не суть важно, мой маленький, – сказала она. – И знать бы его не знала, если бы ты не поселил его в этом доме. Разве нет?
Он кивнул.
– Пора спать. Раздевайся и ложись, – сказала она и улыбнулась.
Сэм оставил внизу, в швейцарской, конверт. Двенадцать страниц на машинке, перегнутых пополам. Машинистка из него, конечно, ни к черту! Это по форме, зато по содержанию – блеск! Нью-Йорк... Тридцатые годы... Сэму – восемь лет, Эйбу – двенадцать... В Бронксе – дядя Морис, актер. Вдохновитель – с одной стороны, и организатор – с другой. Начало творческой деятельности в составе постановочной группы спектакля "Стойте слева".
Стиль немного напоминает Е. Л. Доктороффа...
Она отдала главу на прочтение Стюарту.
Одного он никак предугадать не мог – влюбился в нее. Да что там, – полюбил!
А ведь можно было предвидеть!
Милая, искренняя, трогательная, шикарная. И вообще Теа Маршалл. Все это было известно с самого начала, с того самого первого дня. Конечно, теперь они – ближе некуда, и она все та же... Но и в мыслях не было, что так зацепит его.
И вот, пожалуйста! Сидит, смотрит на нее. Влюблен как мальчишка. И все рушится, разваливается...
Она – в очках, ноги на журнальном столике – читает рукопись. Агент по распространению просто взял за горло. И хоть бы вещь стоящая, а то конфликт на сексуальной почве.
Он про всю эту муру мог такого порассказать, на выбор... Фил и Лесли, Марк, Вайда, Фишеры, Гофманы... Вообще о многом, не только о сексуальных разногласиях. Права она тогда была, говоря, что нехорошо цепляться за каждое услышанное слово и держать в тайне секреты, которыми нельзя поделиться. Не есть хорошо, стало быть? Отвратительно, Кэй, дорогая... Возьмем Наоми. Если уж она, у которой не было и половины ума и тонкости, присущих Кэй, запеленговала его, не случится ли рано или поздно того же самого и с Кэй, несмотря на все меры предосторожности, которые он предпринимает? Разве он застрахован от прокола, который возможен в любую минуту? И как тогда выходить из положения? И что дальше, дальше-то что?
Она обернулась к нему, взглянула через очки.
– Что? Случилось что-нибудь?
– Ровным счетом ничего, – ответил он, улыбаясь. – Сижу, смотрю на тебя. Приятно. Пардон за штамп – глаз отдыхает.
– Если не нравится, не читай. Я не настаиваю и даже не обижусь.
– Потрясающая, – сказал он и взял в руки открытую книгу. – Сцена на пароходе необыкновенно впечатляет.
Обменялись улыбками. Она кивнула на дверь, посмеиваясь, сказала:
– Иди-ка ты к себе! Поработай над программой, и я напрягусь в одиночестве.
Заложив книгу закладкой, он сказал:
– Возьму с собой. – Наклонился – она сняла очки – поцеловал. – Я люблю тебя.
Она целовала его, ласково гладила по щеке. Он поцеловал ее, встал, обойдя тахту, направился в прихожую.
– Спокойной ночи, Фелис! Где ты там?
Смотря вслед, сказала:
– Пит, одну минуту. – Отложив в сторону рукопись, встала с кровати.
Он задержался у дверей.
Она подошла к нему, заглянула в глаза.
– Одна из наших редакторов, Венди Венчелер, кажется, я рассказывала тебе про нее...
Он кивнул.
– По случаю Дня благодарения она устраивает ужин. Понимаешь, там кому-то делали серьезную операцию по пересадке, их еще не выписывают. В общем, они домой еще не скоро попадут. Не хочешь пойти со мной? Конечно, поздновато тебе об этом говорю... нужно было сразу сказать. Знаешь...
Он отвел взгляд и задержал дыхание. Зажав книгу под мышкой, положил руки ей на плечи.