Видя столько доказательств почти волшебных возможностей, знаний и техники, Дон начал задумываться, где же обитатели этой планеты? Почему они так долго не показываются?
   Он повернулся к шахте спиной, и беспокойно осмотрелся вокруг, но ни на серебристой ленте, ни у поднимающихся за ней разбросанных по равнине геометрических, безоконных глыб не было видно ни одного живого существа. Не было вообще ничего, что по своему виду напоминало бы человека, животное или растение, или хотя бы чего-нибудь, что без специальных исследований можно было бы признать живым.
   Обе фиолетово-желтые летающие тарелки по-прежнему таинственно висели в четырех метрах над поверхностью, а «Баба Яга» находилась между ними в том же положении, что и тогда, когда он покинул кабину.
   Когда кто-то певучим голосом с легким акцентом обратился к нему, Дон послушно, пожалуй, даже слишком быстро избавился от тесного скафандра и быстро сошел по лестнице, но внизу никого не увидел. Он подошел к шахте и здесь остановился, зачарованный.
   Теперь Дон задумался, а не был ли этот голос просто слуховой галлюцинацией. Ведь безрассудно допустить, что обитатель чужой планеты сразу, без всякого обучения смог научиться разговаривать на английском языке! Хотя так ли это безрассудно в действительности? Их возможности…
   Он сделал глубокий вздох. По крайней мере, воздух был здесь настоящий!
   Вокруг царила гробовая тишина. Только когда он закрыл глаза и, стоя без движения, начал медленно выдыхать воздух, до него донесся далекий, приглушенный, глухой грохот. Что это? Пульсирование недр этой странной планеты? Или его собственной крови? А, может быть, грохочущий звук издает поток лунных камней, падающих в шахту?
   На первый взгляд серая колонна, занимающая треть горизонта и резко сужающаяся в маленькую точку на небе, выглядела как огромная гора, но космонавт знал, что просто камни падают с такой скоростью (предположительно и далее со скоростью шестнадцать километров в секунду), что сливаются для наблюдателя в единое целое.
   Наблюдая за колонной, Дон заметил изменения, постоянно происходящие в ее контурах: выпуклости и впадины, которые медленно возникали и сохранялись в течение нескольких секунд, а потом снова оплывали, исчезая. Это воскресило в памяти странные, гротескные формы, которые принимает сильная струя воды, бьющая из крана — иногда эти формы удерживаются так долго, что создается впечатление, будто это не бегущая вода, а твердый кристалл.
   Но как это возможно, что поток, несущийся со сверхзвуковой скоростью — в две секунды от неба до земли! — сквозь воздух, не вызывает порывистой пыльной бури и не гремит, как десяток стартующих ракет, или как несколько десятков Ниагарских водопадов?
   Они наверняка, применяя какое-то неизвестное людям силовое поле, создали бесстенный пустотный канал, такой же, как (к нему только сейчас пришла эта мысль) тот, по которому, пробившись сквозь оболочку Странника, летела «Баба Яга»и ее эскорт… и даже раньше, когда она летела через разреженную плазму и микрометеориты в космическом пространстве.
   Он смотрел на эту странно сужающуюся кверху серую колонну. Как долго может продолжаться эта удивительная переброска? Как долго при существующем темпе эксплуатации будет существовать Луна, даже в виде эллипса из светлого щебня? Сколько времени пройдет, прежде чем вся масса Луны целиком окажется на поверхности Странника?
   Разум человека, знакомый с механикой и пространственной геометрией, сразу же дал ему приблизительный ответ — нужно восемь тысяч дней, чтобы одна такая колонна, мчавшаяся со скоростью шестнадцать километров в секунду, поглотила всю массу Луны. Этих колонн он видел здесь больше десятка! Но они могут повысить скорость потока, могут привести в движение новые колонны, и кроме того, не исключено, что у них в запасе есть что-нибудь еще более ужасное!
   Небо стало темно-голубым, темно-зеленым и коричневым одновременно. Цвета кружились и перемешивались медленно, как вода в заливе огромной реки. Дон посмотрел на светлые глыбы, возвышающиеся вокруг шахты. Они были гладкими, пастельного цвета, всевозможных геометрических форм. Круг их прерывал только непрерывный поток камней, и неожиданно у Дона появилось ощущение, что с тех пор, как он видел их последний раз, некоторые более отдаленные глыбы изменили свое положение, форму — и даже подвинулись немного ближе.
   Сама мысль, что огромные здания — или что это там на самом деле — двигаются, и вокруг нет никаких других следов жизни, обеспокоила его. Дон повернулся к шахте и, наблюдая за ее верхними этажами, начал отчаянно искать хотя бы малейшие признаки жизни. Он попробовал заглянуть в верхний этаж, находящийся прямо под ним, но серебряный выступ, на котором он стоял, выдвинутый, словно отвес крыши, на несколько метров над шахтой, заслонял ему весь обзор. Поэтому Дон перенес внимание на окна и балконы, расположенные на противоположной стороне и в какой-то момент ему показалось, что он видит маленькие, двигающиеся фигурки… Но с такого расстояния он не был уверен в этом. Тем более, что у него все кружилось перед глазами от увиденного. Дон подумал, не вернуться ли ему назад в кабину за биноклем, и тут услышал позади себя приятный, но решительный голос:
   — Иди!
   Дон очень медленно обернулся. Перед ним стояло худощавое, немногим выше, чем он, черное двуногое создание, покрытое красными пятнами: что-то среднее между кошкой и человеком, с грацией и гордым взглядом матадора. Оно выглядело как гепард с высоким лбом, выше, чем стоящий на двух ногах ягуар, или как худощавый, черный тигр в красных заплатах, одетый в черный тюрбан и узкую красную маску. Хвост, словно красное копье, торчал за спиной. У создания были торчащие уши и большие спокойные глаза, зрачки которых напоминали цветы.
   Почти не меняя положения тонких ног, и тем не менее обаятельным танцевальным движением, создание располагающим жестом протянуло вперед руку с четырьмя пальцами, раскрыло тонкие губы в черной половине маски и показывая острые концы клыков, мягко повторило:
   — Иди.
   Медленно, как во сне, Дон подошел. Когда он остановился, создание кивнуло головой и неожиданно плита тротуара, на которой они стояли — округлая серебристая плита, диаметром примерно метра в три — очень медленно начала опускаться. Создание осторожно положило руку на его плечо. Дону вспомнились Фауст и Мефистофель, спускающиеся в ад. Фауст хотел получить наивысшее знание. При помощи магических зеркал Мефистофель позволил ему увидеть все, что можно пожелать. Но какой магический прибор мог бы дать понимание происходящего?
   Они опустились едва по колено, когда в небе что-то сверкнуло. За «Бабой Ягой» неожиданно повисла третья летающая тарелка и еще один корабль, настолько похожий на «Бабу Ягу», что у Дона даже перехватило дыхание. Он подумал, что Дюфресне удалось спастись! Но уже через мгновение некоторые конструктивные особенности бросились в глаза, а вдобавок ко всему на боку сверкала ярко-красная советская звезда.
   Плита, на которой они стояли, опустилась ниже и серебристый край тротуара заслонил Дону происходящее на поверхности.


21


   Только несколько человек имели непосредственный контакт со Странником или его обитателями, еще несколько сотен наблюдали за планетой при помощи приборов, но подавляющее большинство знало о планете только то, что можно увидеть невооруженным глазом. Некоторые пытались сделать выводы из разрушений, вызванных пришельцем. Первая серия разрушений носила вулканический и тектонический характер. Вода океанов откликнулась на подводные землетрясения.
   В течение первых шести часов со времени появления Странника в сейсмической зоне, окружающей Тихий океан, происходили страшные землетрясения, которые достигли даже северных берегов Средиземного моря. Земля растрескалась, города превращались в развалины. Вулканы дымились и плевались огнем. Толчки, среди которых было очень много подводных, происходили в таких удаленных друг от друга местах, как Аляска и Антарктида. Цунами словно гигантские кулаки великанов опускались на прибрежные районы. Гибли сотни тысяч людей.
   Несмотря на это, существовало много районов, даже вблизи от моря, в которых о разрушениях знали только по слухам, заголовкам в газетах или же из выпусков известий, услышанных по радио, до тех пор, однако, пока Странник своим появлением на горизонте, не забил помехами весь эфир.
   Ричард Хиллэри спал почти всю дорогу от Беркса, он совсем не помнил Ридинга и только сейчас, когда автобус переехал через Темзу неподалеку от Мейденхеда, он начал просыпаться. Он попытался убедить себя, что устал не столько от ночной прогулки (он был отличным пешеходом), сколько от литературных тирад Дэя Дэвиса.
   Приближался полдень и уже были видны темные очертания закопченного Лондона. Ричард отодвинул занавеску и начал грустно размышлять о пагубных последствиях чрезмерного развития промышленности, перенаселения и урбанизации.
   — Вы многое потеряли, приятель, — произнес вступительную фразу неизвестный мужчина в котелке, садясь рядом с ним.
   Ричард без вежливости, хотя и без энтузиазма, поинтересовался, что такое случилось, и незнакомец в ответ начал охотно излагать краткий ход событий. Вечером во всем мире произошли многочисленные землетрясения — какой-то сейсмолог сосчитал пики на ленте прибора и воскликнул: «Невероятно!»— в результат которых есть многочисленные жертвы и разрушения. Возникла угроза гигантских приливов у берегов Великобритании и уже были предупреждены рыбаки и владельцы парусных судов. Началась эвакуация населения из некоторых низкорасположенных приморских местностей. Некоторые ученые, наверное, для того, чтобы вызвать сенсацию или панику, предсказали цунами, которые обрушатся на берега Англии, однако власти решительно возразили против сильно преувеличенных домыслов.
   В этом всеобщем возбуждении уже никто, по крайней мере, не говорил об огромной американской летающей тарелке. Однако, чтобы не остаться позади, Советский Союз выразил бурные протесты против таинственного, но тем не менее все же успешно отбитого, нападения на его бесценную лунную базу.
   Ричард не впервые заметил, что телекоммуникационная промышленность, которой бахвалится наше столетие, прежде всего нагоняет на правительства и государства смертельный страх, а потом уже вызывает смертельную тоску.
   Однако этим открытием он не поделился со своим соседом. Но когда автобус замедлил ход, проезжая через Бренфорд, Ричард отвернулся к окну и начал наблюдать за городком более внимательно, и мгновенно был вознагражден бытовой сценкой, которую вполне можно было бы назвать «гонкой водопроводчиков». Он насчитал три маленьких автомобильчика с эмблемами водопроводной фирмы и пятерку бегущих мужчин с сумками для инструментов и трубными ключами в руках. При мысли о внезапных пищеварительных проблемах сразу у всего, пусть даже небольшого города у него невольно появилась улыбка.
   Автобус остановился возле рынка, недалеко от устья Брента. Тут в автобус сели две женщины — одна из них говорила другой:
   — Да, я как раз звонила маме в Кью. Она ужасно взволнована и говорит, что у нее залит весь газон.
   Потом произошло что-то совершенно неожиданное — коричневая вода из городской канализации начала выливаться на улицы и такого же цвета жидкость хлынула из ворот некоторых домов широким потоком, затопляя тротуары.
   Ричард с ужасом смотрел на это, испытывая искреннее отвращение: где-то в подсознании зрело убеждение, что это больные от переедания дома выделяют — совершенно независимо от людей — все, что они не смогли переварить. Архитектурный понос! Ему не пришло в голову, что очень часто первым признаком наводнения является выброс канализационных вод.
   Через мгновение показались мчавшиеся в панике люди. Их настигал поток уже чистой воды, который стремительно набирал скорость, смывая грязь с улиц.
   Вода, вероятнее всего, была из Темзы. Разлив Темзы, «сладкой Темзы» Спенсера!
   Значительно большие разрушения Странник вызвал, воздействуя на моря и океаны, занимающие, как известно, три четверти поверхности Земли. Может быть, такое количество воды является ничтожным по сравнению с безмерностью космоса, но для землян оно издавна является символом бескрайних просторов, глубины и силы. У морей всегда были свои боги: Ноденс, скандинавская Рана, финикийский Дагон, египетский Нун, бог Ридги, которого чтили туземцы Австралии, а также всемирно известные Нептун и Посейдон. А ведь музыка морей — это приливы!
   Струнами арфы, на которой сосредоточенно играет Диана, богиня Луны, являются огромные пространства морских вод — длиной в несколько тысяч километров, шириной в несколько сот и глубиной более десятка километров.
   На огромных пространствах Тихого и Индийского океанов, от Финляндии до Чили, от Аляски до Колумбии, от Антарктиды до Калифорнии, от Саудовской Аравии до Тасмании тянутся эти длинные струны. Оттуда идут самые глубокие тона, некоторые из которых могут длить свои вибрации целыми днями.
   Когда струны перекрещиваются, звуки пропадают. Это происходит, к примеру, в узлах течения у берегов Норвегии, у Подветренных островов, на Таити, где контроль над небольшими приливами взяло на себя Солнце — музыка далекого Аполлона, слабее ударяющего по струнам, неизменно несет с собой прилив в полдень и в полночь, а отлив — на восходе и закате солнца.
   Виолончельные звуки вулканической арфы возникают благодаря приливному эху в заливах, устьях рек, проливах и морях, закрытых во многих местах сушей. Самые короткие струны — вообще-то самые громкие и динамичные; скрипки доминируют над виолончелью, эти короткие струны — высокие приливы в заливе Фанди, в устье реки Северн, в районе северной Франции, в Магеллановом проливе, в Арабском и Ирландском морях.
   От прикосновения нежных пальцев Луны водные струны мягко вибрируют — полметра вверх и вниз, один метр… три метра, гораздо реже — шесть метров, очень редко — выше шести…
   Но сейчас арфу морей вырвали из рук Дианы и Аполлона. Теперь струны морей рвут пальцы в восемьдесят раз сильнее. В первый же день после появления Странника приливы и отливы были от пяти до пятнадцати раз больше, чем обычно, на второй день — от десяти до двадцати пяти раз больше — и вода молниеносно отреагировала на виртуозную игру Странника. Двухметровые волны стали двадцатиметровыми, а десятиметровые — достигли высоты ста метров и даже более.
   Мощные приливы происходили примерно так же, как и раньше: играл другой арфист, но арфа была той же! Таити оставалось одним из немногих районов на Земле, где пришелец не причинил вреда, а представлял собой только эффектное астрономическое зрелище.
   Побережья сдерживают моря высокими крутыми берегами, постоянно подмываемыми приливами. Однако, кое-где на Земле с морем граничат обширные низменные районы — здесь прилив ежедневно проходит несколько километров вглубь страны. Это Голландия, северные области Германии, северо-западная часть Африки, представляющие из себя многие километры песчаных пляжей и соленых топей.
   Но существует также много плоских берегов, возвышающихся всего на несколько метров над уровнем моря. Там усиленные странником приливы врывались от пятидесяти до восьмидесяти — и больше — километров вглубь суши. Огромные водяные массы, смешанные с песком и грязью, заливали узкие долины и мчались, подхватывая и унося вслед за собой все, что находилось на их пути, с гулом перекатывая камни и гигантские валуны. В других местах вода врывалась тихо, как смерть.
   Там, где прилив был стремителен, а берега почти отвесными, хотя и не очень высокими — к примеру, над заливом Фанди и Бристольским каналом, в устье Сены и Темзы — волны фонтаном вздымались вверх и падали на сушу.
   Отступающая вода уносила в океанические глубины песок с низких континентальных шельфов. Из воды выныривали глубоко расположенные рифы, и острова, зато другие рифы и острова вода затапливала полностью. Из мелких морей и заливов, например, из Персидского залива вода уходила дважды в день. В проливах волны делали русла более глубокими. Морская вода заливала узкие перешейки, отравляя солью плодородные земли, смывала урожай и скот с пастбищ, сравнивала с землей дома и города, затапливала большие порты.
   Несмотря на неожиданность, люди, принимающие участие в спасательных экспедициях, рискуя жизнью, совершали чудеса, рядом с которыми бледнеет известная эвакуация в Дюнкерке. Пограничники и Красный Крест развили кипучую деятельность. Гражданская оборона оказалась на высоте положения. Однако, несмотря на все мероприятия, погибли миллионы людей.
   Некоторые знали, что нужно убегать, поскольку ситуация становилась все более угрожающей. И они уходили с насиженных мест. Другие, даже в наиболее опасных районах, не могли заставить себя сдвинуться с места.
   Дэй Дэвис с неукротимой энергией и вместе с тем с сосредоточенностью пьяницы на вершине алкогольного опьянения, шел через редеющий туман по замусоренному песчаному руслу реки Северн, у самого ее устья. Два раза он поскользнулся и упал, испачкав руки и одежду, но сразу же поднимался и не теряя времени отправлялся дальше. Время от времени он оглядывался на оставленные им самим следы, и видя, что идет криво, выравнивал направление. Также время от времени, не замедляя шага, он делал глоток из бутылки.
   Побережье Сомерсет давно уже исчезло из поля его зрения и только вверху по течению реки, возле Эвонмауса, сквозь остатки тумана он видел маячащие вдали рыбообрабатывающие заводы. Давно уже утихли крики и безразличные предупреждения, вроде тех, что он утром слышал в пивной.
   Время от времени Дэй пел:
   — Иду в Уэльс, мелькают мили, а отлив все в большей силе!
   Иногда он разнообразил эти слова так:
   — Паршивые сомерсетцы! Я им еще покажу!
   Или:
   — Падаль эти янки! Хотят украсть у нас Луну!
   А иногда читал куски из своего «Прощания с Лоной».
   Внезапно вдали раздался приглушенный рев. Вертолет, словно ночной дух, пролетел недалеко от него. Однако гул почему-то не прекратился. Дэй шел теперь гораздо медленнее. Сапоги увязали в иле, и он каждый раз вынужден был прикладывать много сил, чтобы вытащить ноги. Невольно на ум приходила мысль, что он находится сейчас над каналом Северн, идя по песчаному дну поймы Уэльс Граундс.
   Рев усилился, идти стало легче, поскольку началось песчаное дно.
   Последняя завеса тумана исчезла и дорогу неожиданно преградила быстрая мутная река, шириной более ста метров.
   Ее волны, покрытые пеной, жадно вгрызались в песчаные берега по обеим сторонам русла.
   Дэй онемел. Ему просто не пришло в голову, что даже при малейшем приливе Северн снова станет рекой. Он внезапно понял, что не преодолел еще одной четверти длины канала.
   В верховьях, там, где Эвон впадает в большую реку, он заметил — да, без сомнения, — грозные, бушующие белые волны.
   Далеко в низовьях реки Дэй увидел перекосившуюся корму парохода, севшего на мель. Над ним завис вертолет. Был слышен далекий отзвук сирены.
   Дэй отпрыгнул назад, когда кусок земли с берега упал в воду прямо перед ним. Несмотря на это, он отважно снял плащ — ведь его ожидала переправа через эту преграду — и вынул из кармана бутылку. Черная, обломанная толстая палка с прибитыми к ней планками, похожая на большой перочинный нож с раскрытыми лезвиями, с плеском проплыла мимо него. Дэй пожал плечами и приложился к бутылке. Но она оказалась пустой.
   От внезапного ощущения беспомощности на душе стало нехорошо. Беспомощность муравья с наполеоновскими амбициями! Его охватил страх. Дэй оглянулся. Следы сапог на песке стали теперь размытыми ямками. Песок поблескивал от воды, которой еще несколько минут назад не было и в помине. Начинался прилив.
   Он отбросил бутылку и как можно быстрее побежал по следам, пока те еще были видны. А ноги погружались в песок уже гораздо глубже, чем несколько минут тому назад.
   Джейк Лешер несколько раз большим пальцем нажал на выключатель, хотя и догадывался, что в доме нет электричества. Он стоял в темноте комнаты и смотрел на лифт. Во время последнего толчка лифт сантиметров на пятнадцать опустился вниз и несколько перекосился. Падающая на лифт тень создавала впечатление, будто алюминиевые стены кабины сморщились. Джейку казалось, что он видит идущие из них черные нити дыма. Поэтому он тут же вернулся в комнату к Сэлли.
   — Дыма все больше! — крикнула она, увидев его. Потом, склонившись над перилами балкона, указала рукой вниз, — Эй, посмотри! Видно даже пламя! Оно поднимается вверх и люди наблюдают за ним из окон напротив, но уровень воды, пожалуй поднимется еще выше. Настоящие гонки! О, боже, Джейк, это совсем как библейский поток, а квартира Хьюго — наш Ноев ковчег! На этой идее надо будет основывать нашу пьесу. И обязательно добавить пожар!
   Джейк схватил девушку за плечо и встряхнул.
   — Разве ты не видишь, что это серьезно? Вот бестолковая, мы же здесь запросто поджаримся.
   — Но, Джейк… — запротестовала Сэлли. — Искусство должно основываться на настоящих событиях! Я читала об этом!
   Во всем мире люди не отдавали себе отчета в тех изменениях, которые происходили в связи с приливами. Те, кто находился в глубине континента, как всегда, сомневались в том, чего не могли видеть собственными глазами, а многие из них вообще никогда не видели океан. Люди же, находящиеся в открытом море, преуменьшали размеры катастрофы, они едва чувствовали даже волны, вызванные землетрясением, и уж тем более волны прилива.
   Повстанцы, которые овладели судном «Принц Чарльз», были по горло загружены работой — они должны были следить за порядком на большом трансатлантическом лайнере, заниматься пассажирами и сводить на нет попытки команды восстановить контроль за судном. Поэтому они пришли к выводу назначить четырех капитанов с равными правами. Прошло довольно много времени, прежде чем революционный совет повстанцев направил судно по курсу к мысу Сент-Рок и дальше на Рио-де-Жанейро, где их предводители должны были возглавить восстание по свержению законного правительства. Повстанцы отделались смехом от усиленных просьб капитана Ситвайза свернуть в сторону приливного узла, считая эту просьбу явным подвохом, позволяющим приблизиться к судам британского военного флота.
   На яхте «Стойкая» Вольф Лонер наблюдал за густым облаком тумана, которое опускалось все ниже и ниже, почти полностью закрывая видимость. В этом микрокосмосе, состоящем из яхты, воды и небесной белизны, он снова начал воображать себе, что весь мир, кроме его яхты, исчез. Не исключено, что произошла атомная война и города исчезли с лица земли, словно куски угля исчезают в печи… а может быть, на всех континентах распространилась эпидемия и он, Лонер, остался единственным живым человеком на Земле. От такой мысли на его устах заиграла улыбка.
   Некоторые люди не хотели принять к сведению даже наиболее очевидные факты. В институте исследований приливов в Гамбурге Фриц Шер объяснял к своему полному удовольствию — и почти такому же неудовольствию Ганса Опфеля — каждую необычную для данного района составляющую записи приливов.
   — Вот увидишь, — говорил он улыбаясь, когда тот указал на растущую пачку донесений о Страннике и уничтожении Луны. — Вот увидишь. Когда опустится ночь, наша старая знакомая снова появится на небе и тогда все будут смеяться над тобой! Он изящно оперся на полированную поверхность прибора, прогнозирующего приливы и ласково похлопал его по крышке.
   — Ты, по крайней мере, знаешь, какие это идиоты, правда? — нежно шепнул он.
   Однако были люди, которые вполне ясно отдавали себе отчет в том, что происходит.
   Барбара Кац с аппетитом съела яйцо, сосиску и блинчик, политый кленовым сиропом, подала чашку Эстер и умиротворенно вздохнула. Большие настенные часы с римскими цифрами показывали половину десятого. Под часами висел большой календарь с видом парка Эверглейдс во Флориде.
   Эстер налила Барбаре отличного крепкого кофе и широко улыбаясь, сказала:
   — Хорошо, что у старого Кеттеринга наконец-то появилась настоящая приятная девушка. А то как подумаешь об этой кукле, прямо мурашки бегут по телу. По-моему, девушка — это более естественно и здорово.
   Молодая негритянка по имени Хелен, хихикнула, отведя веселый и немного стыдливый взгляд, но Барбару это нисколько не смутило.
   — Эта модель куклы называется «Барбара»— улыбнулась она. — Но так получилось, что и меня тоже зовут Барбара, Барбара Кац.
   Эстер фыркнула, а Хелен снова хихикнула. Их смех прервал долгий, тихий скрип.
   — Закрой дверь, Бенджи, — громко произнесла Эстер, стараясь побороть смех, но высокий негр не двинулся с места, он стоял в дверях, одетый в белую рубашку и серебристо-серые брюки с темными лампасами.
   — Сейчас очень сильный отлив. Такого еще никогда не было, — взволнованно произнес он с порога. — Создается впечатление, что можно запросто пройти к Багамским островам, даже не замочив ног. У некоторых уже полные корзины свежей рыбы.
   Барбара выпрямилась, оставила кофе и удивленно глянула на него.
   — У других тоже не работает ни радио, ни телевизоры, — продолжал Бенджи, глядя, в свою очередь, на Барбару. Эстер и Хелен тоже уставились на нее.