Страница:
Принц не нашел сочувствия и у своей матери. Хотя она и души не чаяла в сыне, но почти во всем держалась стороны отца, и он поспешил прервать их весьма холодную встречу, лишь только представилась подходящая возможность. Чрезвычайно радушный прием ему оказали сестры, но он не смог развеять охватившее принца мрачное расположение духа. От сестер он сразу направился в Карлтон-Хаус. Всю дорогу он просидел с закрытыми глазами. Своими долгами он уже прославился на всю страну. Ни один банк, ни один сколько-нибудь близкий друг уже не давал ему взаймы. Принц просто не знал, что же ему делать. Он громко застонал. О, насколько же все-таки он был испорчен, и сколь сурово обошлась с ним судьба. Его не понимали и недооценивали. Мало ему было финансовых проблем, так он еще поставил под угрозу свой брак с Марией, связавшись с этой старой соблазнительницей Френсис. Поверит ли еще раз Мария, что он по-прежнему ни в чем не виноват и все еще любит только ее? Но, быть может, она слишком унижена, обижена и уязвлена, чтобы его простить? А вдруг, приехав на ужин, он застанет ее холодной и отдалившейся, а его любовное письмо нисколько ее не тронет? Нет, тогда это будет последний конец! Он просто не в состоянии будет это снести.
Радость ожидания встречи с нею, которую он почувствовал в Брайтоне, внезапно сменилась паническим ужасом. Пора уже было отправляться на ужин к Вильяму, но принц пребывал в состоянии столь глубокой депрессии, что даже не знал, стоит ли вообще туда заходить, не лучше ли прямиком отправиться в Брайтон. Визит гостей уже закончился, и теперь ему там никто не будет мешать, и даже Френсис вернулась домой в Лондон по семейным делам. Принц подошел к зеркалу. На его глади отразился высокий, все еще симпатичный, однако склонный к полноте мужчина в серой атласной куртке и таких же бриджах, на груди его сверкал орден подвязки. Скорбно опустив голову, он продолжал мерить шагами комнату.
Когда дверь открылась, он подумал, что экипаж подан, но, к его удивлению, в кабинет вошла леди Джерси. Сняв плащ в вестибюле, она неслышно подкралась к нему. Ее юбки развевались, глубокое декольте открывало грудь, а бледные обнаженные руки были моляще распростерты.
– Мой дорогой Джордж! Я была в Виндзоре и услышала от королевы о том скандале, что произошел между вами и Его Величеством. Я решила тут же к тебе направиться. Ты не одинок! Я здесь, чтобы показать, что есть на свете та, что всегда будет сражаться на твоей стороне!
– Как это мило с твоей стороны, Френсис! – воскликнул принц, и слезы блеснули в его глазах.
Ее руки обняли его за шею, и, рыдая, он припал к груди леди Джерси. Какая верность! Какое сочувствие! Ни холодности, ни отстраненности в столь тяжелый для него час! Она гладила его по голове, осыпала поцелуями, что-то бессвязно бормоча. Прежде с ней никогда такого не было. И луч надежды озарил его сердце, и lice беды растаяли в ее аромате и столь соблазнительной близости. К чему ему выслушивать очередной бессердечный отказ Марии, когда это милое создание не видит в нем никакого изъяна? И тут в самый неподходящий момент в дверь постучали. Экипаж уже подали. Принц не знал, как ему поступить. Конец сомнениям положила леди Джерси.
– Карета не понадобиться, – сказала она лакею. – Вместо этого, мы отправим Вильяму письмо.
Опьяненный не столько ее присутствием, сколько выпитым по такому случаю бокалом бренди, принц написал под диктовку леди Джерси письмо, после чего вновь заключил ее в свои объятия.
Вильям, продержавший насколько это было возможно гостей в ожидании, взяв Марию под руку, проводил ее к столу, как раз в тот момент, когда прибыло письмо. Мария и Вильям подумали, что принц, наверняка, задержался в Виндзоре, но миссис Фицхерберт была совершенно уверена в том, что когда она вернется в свой особняк на Мабл-Хилл, принц будет ждать ее там. Однако Вильям увидел, что полученное только что Марией письмо произвело на нее эффект разорвавшейся бомбы. Миссис Фицхерберт чуть не упала в обморок. Она стала бледной как смерть.
– Я вижу, что вы не здоровы, Мария, – сказал Вильям, прикрывая ее от любопытных глаз и спешно выводя из обеденной залы.
Не говоря ни слова, дрожащей рукой, она протянула ему письмо. Он был потрясен прочитанным.
– Я провожу вас домой, – проговорил он с озабоченным тоном.
– Нет, не надо, – довольно ответила она. – Вы ни в коем случае не должны покидать своих гостей.
– В таком случае я обязательно заеду к вам завтра.
– Спасибо вам, дорогой друг, но сейчас я предпочла бы остаться одна.
Когда она ушла, Вильям вернулся к гостям. Этот обычно веселый человек, без умолку хохотавший и травивший морские байки о временах его молодости, проведенной на королевском флоте, сейчас был мрачнее тучи. С трудом следил он за разговором гостей и часто отвечал невпопад. Сейчас его мучил один-единственный вопрос. О чем думает его родной брат? Джордж написал Марии одну лишь фразу: «Между нами все кончено».
Мария покинула Мабл-Хилл и провела несколько недель на морском курорте Маргейт на восточном побережье. Принц пытался загладить свою вину, ежедневно присылая ей покаянные письма, но у нее уже больше не возникало желания с ним встречаться, не отвечала она и на его послания. Братьям принца, выступившим в качестве посредников, также не удалось уговорить Марию сменить гнев на милость. Известие о том, что он вновь заболел, теперь уже не производили на нее никакого впечатления. Постепенно до принца дошло, что хотя Мария, возможно, И простит его когда-нибудь, назад к нему она уже больше никогда не вернется.
Глава 16
Радость ожидания встречи с нею, которую он почувствовал в Брайтоне, внезапно сменилась паническим ужасом. Пора уже было отправляться на ужин к Вильяму, но принц пребывал в состоянии столь глубокой депрессии, что даже не знал, стоит ли вообще туда заходить, не лучше ли прямиком отправиться в Брайтон. Визит гостей уже закончился, и теперь ему там никто не будет мешать, и даже Френсис вернулась домой в Лондон по семейным делам. Принц подошел к зеркалу. На его глади отразился высокий, все еще симпатичный, однако склонный к полноте мужчина в серой атласной куртке и таких же бриджах, на груди его сверкал орден подвязки. Скорбно опустив голову, он продолжал мерить шагами комнату.
Когда дверь открылась, он подумал, что экипаж подан, но, к его удивлению, в кабинет вошла леди Джерси. Сняв плащ в вестибюле, она неслышно подкралась к нему. Ее юбки развевались, глубокое декольте открывало грудь, а бледные обнаженные руки были моляще распростерты.
– Мой дорогой Джордж! Я была в Виндзоре и услышала от королевы о том скандале, что произошел между вами и Его Величеством. Я решила тут же к тебе направиться. Ты не одинок! Я здесь, чтобы показать, что есть на свете та, что всегда будет сражаться на твоей стороне!
– Как это мило с твоей стороны, Френсис! – воскликнул принц, и слезы блеснули в его глазах.
Ее руки обняли его за шею, и, рыдая, он припал к груди леди Джерси. Какая верность! Какое сочувствие! Ни холодности, ни отстраненности в столь тяжелый для него час! Она гладила его по голове, осыпала поцелуями, что-то бессвязно бормоча. Прежде с ней никогда такого не было. И луч надежды озарил его сердце, и lice беды растаяли в ее аромате и столь соблазнительной близости. К чему ему выслушивать очередной бессердечный отказ Марии, когда это милое создание не видит в нем никакого изъяна? И тут в самый неподходящий момент в дверь постучали. Экипаж уже подали. Принц не знал, как ему поступить. Конец сомнениям положила леди Джерси.
– Карета не понадобиться, – сказала она лакею. – Вместо этого, мы отправим Вильяму письмо.
Опьяненный не столько ее присутствием, сколько выпитым по такому случаю бокалом бренди, принц написал под диктовку леди Джерси письмо, после чего вновь заключил ее в свои объятия.
Вильям, продержавший насколько это было возможно гостей в ожидании, взяв Марию под руку, проводил ее к столу, как раз в тот момент, когда прибыло письмо. Мария и Вильям подумали, что принц, наверняка, задержался в Виндзоре, но миссис Фицхерберт была совершенно уверена в том, что когда она вернется в свой особняк на Мабл-Хилл, принц будет ждать ее там. Однако Вильям увидел, что полученное только что Марией письмо произвело на нее эффект разорвавшейся бомбы. Миссис Фицхерберт чуть не упала в обморок. Она стала бледной как смерть.
– Я вижу, что вы не здоровы, Мария, – сказал Вильям, прикрывая ее от любопытных глаз и спешно выводя из обеденной залы.
Не говоря ни слова, дрожащей рукой, она протянула ему письмо. Он был потрясен прочитанным.
– Я провожу вас домой, – проговорил он с озабоченным тоном.
– Нет, не надо, – довольно ответила она. – Вы ни в коем случае не должны покидать своих гостей.
– В таком случае я обязательно заеду к вам завтра.
– Спасибо вам, дорогой друг, но сейчас я предпочла бы остаться одна.
Когда она ушла, Вильям вернулся к гостям. Этот обычно веселый человек, без умолку хохотавший и травивший морские байки о временах его молодости, проведенной на королевском флоте, сейчас был мрачнее тучи. С трудом следил он за разговором гостей и часто отвечал невпопад. Сейчас его мучил один-единственный вопрос. О чем думает его родной брат? Джордж написал Марии одну лишь фразу: «Между нами все кончено».
Мария покинула Мабл-Хилл и провела несколько недель на морском курорте Маргейт на восточном побережье. Принц пытался загладить свою вину, ежедневно присылая ей покаянные письма, но у нее уже больше не возникало желания с ним встречаться, не отвечала она и на его послания. Братьям принца, выступившим в качестве посредников, также не удалось уговорить Марию сменить гнев на милость. Известие о том, что он вновь заболел, теперь уже не производили на нее никакого впечатления. Постепенно до принца дошло, что хотя Мария, возможно, И простит его когда-нибудь, назад к нему она уже больше никогда не вернется.
Глава 16
А тем временем Том пробирался по узеньким, плохо освещенным улицам Лондона. Он спешил в харчевню, где заблаговременно договорился встретиться с французом, утверждавшим, что он родственник Антуана. Как он и ожидал, опубликованный в газете адрес принадлежал отделению королевской почты, выдававшему письма по востребованию. Том тут же написал ответ. Теперь он шел по адресу, указанному в только что полученном письме неизвестного француза. Он улыбнулся про себя, вспомнив, в каком отчаянии была Генриетта, когда вернувшись в ателье, она застала его за чтением обведенного чернилами объявления. А между тем он обнаружил эту эмигрантскую газетенку совершенно случайно, подбрасывая в очаг очередную охапку хвороста. По глупости своей мадемуазель де Бувье попыталась выхватить газету из его рук. После чего уже не представляло никакого труда узнать от нее всю правду. Она очень просила, чтобы он не выдавал ее Софи, и он поклялся, что не сделает этого, пока не наступит подходящий момент. Она чуть не расплакалась, и тогда он уверил ее, что, в случае чего, возьмет всю вину на себя. В душе ему, конечно же, было обидно узнать от Генриетты, что Софи предпочла доверить свою тайну какому-то офицеру акцизной службы, оставив его, Тома Фоксхилла, в полном неведении, но тем не менее он намеревался прижать этого французишку, чья тень угрожающе нависала над нею и ребенком, к стенке.
Наконец он добрался до «Золотого Льва». Этот своего рода вокзал для ночных экипажей был одновременно одной из самых оживленных таверн Лондона. Во дворе было полным-полно лошадей. Повсюду царил оживленный шум. И кого здесь только не было: конюхи и торговцы пивом, проститутки и лица, предлагающие карты города Лондона по сходной цене, просившие подаяния нищие и снующие в Толпе малолетние воришки-карманники. Пройдя в харчевню, Том назвал свое имя, после чего половой направил его к угловому столу в одном из самых многолюдных пивных залов. К величайшему своему удивлению, он обнаружил, что там его поджидала женщина. С первого же взгляда Том признал в ней лондонскую шлюху, и предположил, что ее наняли нести переговоры от имени давшего в газете объявление. Она дружелюбно его приветствовала и пригласила присесть.
– Не хочешь ли прежде промочить свой свисток? – спросила она, указав на уже наполовину опустошенный кувшин с портвейном.
Он отрицательно покрутил головой.
– Я лучше подожду, когда к нам присоединится третий.
Она живо рассмеялась, выказав при этом гнилые зубы.
– В таком случае ты помрешь от жажды. Лучше расскажи мне то, что хотел знать один джентльмен. Деньги у меня с собой, так что выплачу сразу.
– Я с посредниками дел не имею. Так что тащи его сюда.
– Его тут нет.
Том привстал со стула, сделав вид, что собирается уходить.
– В таком случае разговор окончен.
В отчаянии она схватила его за рукав.
– Подождите, сэр! Да имейте же в конце концов сердце. Мне же за это заплатили неплохо! Не портите мне все дело! Мне ведь было сказано кое-что вам передать, если вы не захотите со мной разговаривать.
Том, на самом деле и не думавший уходить, снова присел за стол. На этот раз он подозвал официантку, и заказал себе кувшин доброго эля и портвейн для шлюхи.
– Ну так кто же дал вам такие указания? – спросил Том, когда она прикончила свою выпивку и на стол поставили его заказ. Она лишь цинично передернула плечами.
– Давайте ближе к делу, сэр. Ну откуда мне знать? Да и зачем? Ведь это не моего ума дело.
– А что он собою представляет? Уж это ты мне можешь рассказать. – Том положил на стол монетку в пять шиллингов. Проститутка вожделенно посмотрела на деньги.
– Ну, а если я дам тебе честный ответ, который тебе, возможно, не понравится, ты мне эту пятерку подаришь?
К великой ее радости, Том пододвинул монетку поближе к ней, и шлюха быстренько сунула пять шиллингов себе в карман.
– Я вообще его не видела. Все устроила мадам Роуз, на которую я работаю.
Про себя Том подумал, что француз, похоже, заметает следы.
– Ну так что же он предусмотрел на тот случай, если я не желаю дать сведения, которыми я располагаю, вам?
– То же, что и в том случае, если бы пожелали. Вы называете мне имя этой женщины, а я вам тут же отдаю двадцать пять гиней. Когда имя это будет проверено в лондонском регистре французских эмигрантов, бежавших в Англию, мы встретимся снова. Получите еще двадцать пять гиней. Когда назовете ее адрес и ее найдут, получите остальное из обещанной сотни гиней.
– А какие гарантии, что я получу последние пятьдесят гиней?
Он обязан был проявить интерес, если собирался играть свою роль до конца. Она наклонилась вперед. Ее высокая грудь вздымалась в туго застегнутом лифе.
– Между нами говоря, милок, этот господинчик смотается, как только узнает, что ему требуется. Хотя если что, то я тебе ничего не говорила. Так что будь добр, остановись на пятидесяти гинеях и будь доволен, что получил хоть это. По крайне мере, тебе не придется отдавать половины своей хозяйке, как в моем случае. Ну так как же эту куколку зовут? Будь добр, напиши ее имя мне на листке бумаги. А то эти французские имена такие трудные, боюсь, что на слух я обязательно что-нибудь перепутаю.
Том махнул официанту, и тотчас ему принесли перо, чернильницу и чистый лист бумаги. Написав имя, он промокнул чернила песком и протянул лист этой женщине. Она внимательно изучила написанное, хотя он готов был биться об заклад, что она неграмотна. Затем девица сложила бумагу вчетверо, положила в свой кошелек и вытащила оттуда небольшой мешочек с монетами. Гинеи звякнули, когда она ему их протягивала. Пока он пересчитывал наличность, она, осушив бокал портвейна, резко встала из-за стола.
– Допивай свой эль в одиночестве. Встретимся здесь в это же время завтра.
Том подождал, пока она выйдет из харчевни, после чего вышел вслед за нею в лондонскую ночь. В свете фонаря, подвешенного к карнизу соседнего строения, он увидел, как она остановилась, когда дверца одного из ожидавших у заведения экипажей открылась. Том поспешил туда же, надеясь спрятаться позади кареты. Но тут услышал, как шлюха обратилась к сидящему внутри экипажа незнакомцу:
– Не думала, что сами приедете меня встретить, сэр.
Значит, французишка здесь! Том решил сменить тактику и бросился к карете, хотя дверца уже закрывалась, а возница взмахнул кнутом. В доли секунды Том просунул руку сквозь еще открытое окно кареты и попытался открыть дверцу изнутри. Но тут же из кареты прогремел выстрел и пуля просвистела в дюйме от лица Фоксхилла. Том рухнул на мостовую. Проститутка попыталась высунуться из кареты, чтобы убедиться в том, что он уже мертв, но чьи-то грубые руки оттащили ее от окошка, и экипаж понесся прочь.
Поднимаясь с мостовой, Том в полголоса выругался. Позорная ошибка! Если уж хотел встретиться с этим французом лицом к лицу, отчего же он сам не держал в руках пистолет? Но когда он вспомнил, что написано на листке бумаги, лицо его озарила дьявольская ухмылка. То была девичья фамилия его бывшей родом из Франции бабушки.
Софи дивилась тому, с какой скоростью распространялись среди слуг последние новости, и как много им было известно о личной жизни принца. Сейчас все обсуждали отказ миссис Фицхерберт отвечать на очередные любовные излияния принца. Преданность принцу среди слуг его двора была как всегда непоколебима, хотя все здесь считали, что чем раньше он освободится из крепких объятий леди Джерси и воссоединится со своей женой, тем лучше будет для всех.
Внешне принц был также весел, и гостеприимен, как и прежде, но слугам его было известно, сколь уязвлен он был тем, что многие из его добрых знакомых, чьей дружбой он прежде так дорожил, перестали у него бывать и, судя по всему, их симпатии были всецело на стороне миссис Фицхерберт. Тем не менее, леди Джерси по-прежнему оказывала на принца влияние, а ее вариант решения финансовых проблем принца очень скоро стал всем хорошо известен.
– Нет! – возопил он как-то в круглом салоне, не обращая внимания на то, что двойные золоченые двери прикрыты не плотно, и стоящие в коридоре лакеи прекрасно его слышат. – О Господи, ведь я уже женат! Не хватало мне еще стать двоеженцем с какой-нибудь заморской невестой!
– Но по закону-то вы все равно холостяк. Так что постарайтесь об этом не забывать. А что до принцессы Каролины Брауншвейгской, она очаровательна, неглупа. К тому же ее весьма привлек ваш портрет, не так давно отосланный ей.
– Кто это сделал? Если бы я знал, то несомненно бы запретил! Да пощадите же вы меня! Ведь принцесса Каролина – племянница моего отца. Неужели вы считаете, что я буду вне себя от радости, если король подыщет мне супругу на свой вкус?
– Но такой брак был бы чрезвычайно популярен, как внутри королевства, так и за его пределами. В случае его заключения, парламент готов оплатить все ваши долги. Король значительным образом повысит вам доходы и, таким образом, друг мой, вы прекрасно устроитесь.
– Нет!
– Друг мой, вы должны прислушаться к голосу разума. Или вы хотите, чтобы кредиторы глумились над вами на глазах у всего света? Этот чисто политический брак – ваше единственное спасение. Получая все, вы при этом ничего не теряете. Миссис Фицхерберт все равно больше к вам никогда не вернется!
Глухо застонав, принц плюхнулся в тоже застонавшее под тяжелым телом кресло. И можно было совершенно отчетливо расслышать его рыдания, прежде чем леди Джерси заметила, что двери приоткрыты, и поспешила исправить такую оплошность. Лакеи сошлись на том, что, судя по всему, далее она положила его голову к себе на грудь. В этом кризисе леди Джерси играла для принца роль матери, а не любовницы.
Слухи о возможной женитьбе принца на заморской невесте дошли и до Марии Фицхерберт, но она не обратила на них особого внимания, так как за время их совместной с принцем жизни подобные сплетни возникали не раз. Конечно же, супруг ее не был стоек перед искушениями, тем не менее, он вряд ли мог пойти на совершение столь вопиющего греха. Принц наверняка еще будет домогаться ее любви, одновременно оставаясь в плену чар леди Джерси. Когда он окончательно освободится от влияния этой старой соблазнительницы и придет к ней с повинной, Мария, конечно же, простит его и вновь станет ему женой. Ведь он неисправим, а она, несмотря ни на что, до сих пор все еще любит его.
Как-то летним солнечным утром Генриетта прибежала на работу и с порога выдала следующую новость:
– Вчера вечером я была с тетей Дианой на званом балу близ Променад Гров и познакомилась там с одним премилым человеком. Он танцевал со мною гораздо больше, чем позволял этикет. Но поскольку у него титул, он богат и, как выражается тетя, уже достиг разумного возраста, меня за это вовсе не отчитали, а даже наоборот, с превеликим удовольствием предоставили меня в его распоряжение.
– А как его зовут? – спросила Софи, впервые видевшая Генриетту столь счастливой.
– Сэр Роланд Вэстонбери. Он баронет и вдовец. Около тридцати пяти лет. Его жена умерла три года назад, так что он только что закончил носить по ней траур. Не могу сказать, что он красив, но обаятелен не меньше принца Уэльского. И это первый мужчина, понравившийся моим дяде и тете. Он пригласил нас всех на бал в «Касл Инн» сегодня вечером.
Софи подумала, что одобрение со стороны тетушки Дианы отнюдь не комплимент, но все же решила не портить девушке настроение.
– Он приехал на лето в Брайтон, чтобы отдохнуть?
– Да, он снял себе апартаменты на Стайни, его лондонский особняк находится на Беркли-Север, а его родовое имение в Глочестершире!
Растапливая в этот момент шоколад, Клара спросила:
– А дети у него есть?
– Нет, тетушка Диана уже спрашивала его об этом.
– Ну, в таком случае он захочет наследника. Так что тебе не составит труда окрутить его, Генриетта! – пошутила Клара.
Генриетта густо покраснела.
– Не дразнись, ведь я его еще почти не знаю.
Тем не менее ей с трудом удалось взяться за работу, и она без умолку продолжала тараторить о своем новом знакомце. Кларе довольно скоро наскучила эта тема, и она позавидовала Софи, отправившейся на работу в Морской Павильон. К полудню терпению вдовы пришел конец.
– Генриетта, ты уже по десять раз рассказала мне о сэре Роланде. И больше я не желаю об этом слышать до тех пор, пока он не наденет на твой палец обручальное кольцо!
– Ты думаешь, это возможно?! – в голосе Генриетты сквозила трогательная надежда.
После этого Генриетта разразилась пространной лекцией о том, сколь долго должны пробыть вместе двое, прежде чем дело дойдет до предложения. Но Клара в ответ лишь заметила, что Генриетта ни разу не упомянула любовь.
Окончив работу, Софи, как обычно, вышла из Морского Павильона через дверь, предназначенную для слуг. Теперь уже почти все знали, что она открыла собственное кондитерское производство, и уже не раз обслуга дворца просила принести чего-нибудь этакого. Софи планировала удивить всех своим сладким сюрпризом на день рождения принца, в августе.
На выходе из дворца совершенно неожиданно она встретила поджидавшего ее Тома.
– Отличные новости! – радостно приветствовал он ее, спрыгивая с подножки экипажа. – Наконец-то мне удалось приобрести помещение под магазин в Брайтоне! Именно его я хочу вам показать!
Он объяснил по пути, что прежде эта собственность принадлежала одному местному краснодеревщику и включала в себя небольшую лавку с обширным торговым залом и пристроенную к ней рабочую мастерскую. Уже несколько лет здесь не проводилось никакого ремонта, и поэтому здания нуждались в фундаментальной реконструкции, прежде чем они станут пригодными для того, чтобы выставлять в них товар мистера Фоксхилла. На Мидл-стрит Том остановился около лавки со стрельчатыми окнами. Ворота в окружающей это строение каменной ограде вели к конюшне и смежной с нею мастерской. Торговый знак краснодеревщика в виде стула в венецианском стиле все еще висел на цепях над входом в лавку.
– Я обязательно это заменю, – сказал Том, кивнув головой в сторону нелепой эмблемы. Потом он открыл дверь и пригласил Софи войти.
– И что же вы намереваетесь подвесить там вместо стула? – спросила Софи, развязывая ленточки шляпки и внимательно озираясь по сторонам. Здесь было чисто и пусто. Единственным предметом мебели являлась удобная, отполированная временем скамья, на которую Том бросил свою шляпу и перчатки.
– В Лондоне моей эмблемой служит перламутровая шкатулка.
Софи замерла. В ту же секунду она вспомнила контрабандиста, разглядывавшего в свете ущербной луны перламутровую шкатулку. Неужели в ту ночь она видела на морском берегу Тома? Ей захотелось выбросить эту мысль из головы, вся ее суть восставала против потрясения, оглядываясь назад, она поняла, что слишком многое здесь сходится. Почему он ехал заброшенным проселком в ту ночь, когда наткнулся на нее? Как объяснить его частые отъезды и неожиданные возвращения? И почему при нем всегда эти пистолеты? И потом, откуда-то количество ценных вещей из Франции, что проходят через его руки. Быть может, он доставляет их в Англию, минуя таможни?
– А много ли на свете перламутровых шкатулок? – осторожно спросила Софи, отчаянно надеясь, что его ответ рассеет ее опасения.
– Много? Да что вы?! Совсем наоборот, – ответил Том. – А те, что я ищу, чрезвычайно редко встречаются и по своей красоте уникальны. Они были изготовлены в Китае около двух столетий назад. Мне как-то посчастливилось достать одну такую, и я сразу продал ее принцу Уэльскому.
– А как давно вы ее ему продали? – она старалась не смотреть ему в глаза, делая вид, что поглощена изучением интерьера помещения.
– Дайте вспомнить, – на секунду он призадумался. – Ну конечно же, прошлым летом!
И это прозвучало как исповедь. Теперь у нее не оставалось ни малейшего сомнения в том, что именно он был тем самым контрабандистом. Все смешалось в ее голове. Софи неторопливо прошлась сквозь приоткрытые створки резных дверей в торговый зал. Мерный стук ее каблучков эхом отдавался в этом пещероподобном пространстве. Ставни на всех окнах, за исключением находившегося в дальнем конце зала, были закрыты. Тем не менее, проникавший в открытое окно свет позволял заметить, что это строение создано в незапамятные времена и, судя по всему, первоначально предназначалось для хозяйственных нужд. Древняя деревянная галерея с балюстрадой опоясывала стены. Инстинктивно Софи решила отойти на некоторое расстояние от Тома, прежде чем повернуться к нему лицом. Она стала взбираться по ведущей на галерею винтовой лестнице, и шелест ее юбок был отчетливо слышен в царившей здесь полной тишине. Забравшись на галерею, она посмотрела вниз. Он стоял запрокинув голову, внимательно за нею наблюдая.
– А где же сейчас перламутровая шкатулка принца? – спросила она напрямую.
– В Карлтон-Хаусе, – небрежно ответил он. – А зачем вам это?
Она отвернулась и прошлась по галерее.
– А Его Высочество отдает себе отчет в том, что вы поставляете ему контрабандный товар?
Она отчетливо расслышала, как Том поперхнулся от удивления, но когда он наконец заговорил, голос его, как и прежде, был спокойным и ровным.
– И с чего это вам такое в голову пришло, – он весело рассмеялся. – Если вы насчет тех севрских ваз, что я продал Его Высочеству, то ведь я еще тогда сказал вам, что купил их у одного французского эмигранта.
Выдержав паузу, она метнула на него гневный взгляд. Глаза ее сверкали яростью.
– Нет, речь идет не о вазах! А о том, что случилось чуть раньше! Я была на морском берегу в ночь, когда вы незаконно доставили перламутровую шкатулку в Англию!
Он наградил ее сумрачным взглядом, и лицо его напряглось. Он бросился на галерею, и Софи повернулась, чтобы встретиться с ним лицом к лицу.
– Вы только что сделали опасное заявление, – сухо заметил Том. – Думаю, вам стоит объясниться…
– В ту ночь здесь высадилась брумфилдская банда! И вы были с ними! И когда двум таможенникам перерезали глотки, я поклялась, что не успокоюсь, пока все вы не получите по заслугам за свои злодеяния!
Его охватила ярость.
– Я не убийца! И никогда им не был!
– Все равно вы запятнаны компанией, в которой я вас видела. У меня еще все в порядке со зрением!
– И что же вы намерены в таком случае предпринять? – гневно спросил Фоксхилл. – У вас есть какие-либо доказательства, которые бы вы могли предъявить судье?
– Никаких, за исключением моего слова живой свидетельницы, – победно ответила она.
– Итак, вы покажете в зале суда на меня пальцем и скажете, что сразу же признали меня в свете полной луны?
– Луна была ущербной, – признала Софи, и голос ее дрогнул. – А ваше лицо было наполовину скрыто платком.
Том издевательски осклабился.
– Неужели?! В таком случае не думаю, что вам удастся выдвинуть против меня сколь-нибудь существенные обвинения. В лучшем случае вы можете сдать меня капитану Моргану. Я абсолютно уверен в том, что он вам поверит. Но он наверняка захочет узнать, почему вы не попросили арестовать меня раньше.
Софи растерялась: основания для ее обвинений были явно недостаточны.
– Бог видит, мне в голову не могло прийти, что вы преступник. Вам лишь надо сейчас чистосердечно рассказать, как вы достали эту шкатулку.
– Я заплатил за нее хорошую цену!
– Это не ответ на мой вопрос! Были ли вы на морском берегу в ту ночь?!
Том тяжело вздохнул.
– Да, был, но всякая ситуация при ближайшем рассмотрении может показаться куда более сложной. Может, и вам стоит сейчас призадуматься. Впрочем, предполагаю, что меня вполне можно назвать вольным контрабандистом!
Ее лицо исказила гримаса боли.
– Так вы член брумфилдской банды!
– Я частенько плаваю с ними, но не имею к ним ровно никакого отношения. Между нами пропасть…
Наконец он добрался до «Золотого Льва». Этот своего рода вокзал для ночных экипажей был одновременно одной из самых оживленных таверн Лондона. Во дворе было полным-полно лошадей. Повсюду царил оживленный шум. И кого здесь только не было: конюхи и торговцы пивом, проститутки и лица, предлагающие карты города Лондона по сходной цене, просившие подаяния нищие и снующие в Толпе малолетние воришки-карманники. Пройдя в харчевню, Том назвал свое имя, после чего половой направил его к угловому столу в одном из самых многолюдных пивных залов. К величайшему своему удивлению, он обнаружил, что там его поджидала женщина. С первого же взгляда Том признал в ней лондонскую шлюху, и предположил, что ее наняли нести переговоры от имени давшего в газете объявление. Она дружелюбно его приветствовала и пригласила присесть.
– Не хочешь ли прежде промочить свой свисток? – спросила она, указав на уже наполовину опустошенный кувшин с портвейном.
Он отрицательно покрутил головой.
– Я лучше подожду, когда к нам присоединится третий.
Она живо рассмеялась, выказав при этом гнилые зубы.
– В таком случае ты помрешь от жажды. Лучше расскажи мне то, что хотел знать один джентльмен. Деньги у меня с собой, так что выплачу сразу.
– Я с посредниками дел не имею. Так что тащи его сюда.
– Его тут нет.
Том привстал со стула, сделав вид, что собирается уходить.
– В таком случае разговор окончен.
В отчаянии она схватила его за рукав.
– Подождите, сэр! Да имейте же в конце концов сердце. Мне же за это заплатили неплохо! Не портите мне все дело! Мне ведь было сказано кое-что вам передать, если вы не захотите со мной разговаривать.
Том, на самом деле и не думавший уходить, снова присел за стол. На этот раз он подозвал официантку, и заказал себе кувшин доброго эля и портвейн для шлюхи.
– Ну так кто же дал вам такие указания? – спросил Том, когда она прикончила свою выпивку и на стол поставили его заказ. Она лишь цинично передернула плечами.
– Давайте ближе к делу, сэр. Ну откуда мне знать? Да и зачем? Ведь это не моего ума дело.
– А что он собою представляет? Уж это ты мне можешь рассказать. – Том положил на стол монетку в пять шиллингов. Проститутка вожделенно посмотрела на деньги.
– Ну, а если я дам тебе честный ответ, который тебе, возможно, не понравится, ты мне эту пятерку подаришь?
К великой ее радости, Том пододвинул монетку поближе к ней, и шлюха быстренько сунула пять шиллингов себе в карман.
– Я вообще его не видела. Все устроила мадам Роуз, на которую я работаю.
Про себя Том подумал, что француз, похоже, заметает следы.
– Ну так что же он предусмотрел на тот случай, если я не желаю дать сведения, которыми я располагаю, вам?
– То же, что и в том случае, если бы пожелали. Вы называете мне имя этой женщины, а я вам тут же отдаю двадцать пять гиней. Когда имя это будет проверено в лондонском регистре французских эмигрантов, бежавших в Англию, мы встретимся снова. Получите еще двадцать пять гиней. Когда назовете ее адрес и ее найдут, получите остальное из обещанной сотни гиней.
– А какие гарантии, что я получу последние пятьдесят гиней?
Он обязан был проявить интерес, если собирался играть свою роль до конца. Она наклонилась вперед. Ее высокая грудь вздымалась в туго застегнутом лифе.
– Между нами говоря, милок, этот господинчик смотается, как только узнает, что ему требуется. Хотя если что, то я тебе ничего не говорила. Так что будь добр, остановись на пятидесяти гинеях и будь доволен, что получил хоть это. По крайне мере, тебе не придется отдавать половины своей хозяйке, как в моем случае. Ну так как же эту куколку зовут? Будь добр, напиши ее имя мне на листке бумаги. А то эти французские имена такие трудные, боюсь, что на слух я обязательно что-нибудь перепутаю.
Том махнул официанту, и тотчас ему принесли перо, чернильницу и чистый лист бумаги. Написав имя, он промокнул чернила песком и протянул лист этой женщине. Она внимательно изучила написанное, хотя он готов был биться об заклад, что она неграмотна. Затем девица сложила бумагу вчетверо, положила в свой кошелек и вытащила оттуда небольшой мешочек с монетами. Гинеи звякнули, когда она ему их протягивала. Пока он пересчитывал наличность, она, осушив бокал портвейна, резко встала из-за стола.
– Допивай свой эль в одиночестве. Встретимся здесь в это же время завтра.
Том подождал, пока она выйдет из харчевни, после чего вышел вслед за нею в лондонскую ночь. В свете фонаря, подвешенного к карнизу соседнего строения, он увидел, как она остановилась, когда дверца одного из ожидавших у заведения экипажей открылась. Том поспешил туда же, надеясь спрятаться позади кареты. Но тут услышал, как шлюха обратилась к сидящему внутри экипажа незнакомцу:
– Не думала, что сами приедете меня встретить, сэр.
Значит, французишка здесь! Том решил сменить тактику и бросился к карете, хотя дверца уже закрывалась, а возница взмахнул кнутом. В доли секунды Том просунул руку сквозь еще открытое окно кареты и попытался открыть дверцу изнутри. Но тут же из кареты прогремел выстрел и пуля просвистела в дюйме от лица Фоксхилла. Том рухнул на мостовую. Проститутка попыталась высунуться из кареты, чтобы убедиться в том, что он уже мертв, но чьи-то грубые руки оттащили ее от окошка, и экипаж понесся прочь.
Поднимаясь с мостовой, Том в полголоса выругался. Позорная ошибка! Если уж хотел встретиться с этим французом лицом к лицу, отчего же он сам не держал в руках пистолет? Но когда он вспомнил, что написано на листке бумаги, лицо его озарила дьявольская ухмылка. То была девичья фамилия его бывшей родом из Франции бабушки.
Софи дивилась тому, с какой скоростью распространялись среди слуг последние новости, и как много им было известно о личной жизни принца. Сейчас все обсуждали отказ миссис Фицхерберт отвечать на очередные любовные излияния принца. Преданность принцу среди слуг его двора была как всегда непоколебима, хотя все здесь считали, что чем раньше он освободится из крепких объятий леди Джерси и воссоединится со своей женой, тем лучше будет для всех.
Внешне принц был также весел, и гостеприимен, как и прежде, но слугам его было известно, сколь уязвлен он был тем, что многие из его добрых знакомых, чьей дружбой он прежде так дорожил, перестали у него бывать и, судя по всему, их симпатии были всецело на стороне миссис Фицхерберт. Тем не менее, леди Джерси по-прежнему оказывала на принца влияние, а ее вариант решения финансовых проблем принца очень скоро стал всем хорошо известен.
– Нет! – возопил он как-то в круглом салоне, не обращая внимания на то, что двойные золоченые двери прикрыты не плотно, и стоящие в коридоре лакеи прекрасно его слышат. – О Господи, ведь я уже женат! Не хватало мне еще стать двоеженцем с какой-нибудь заморской невестой!
– Но по закону-то вы все равно холостяк. Так что постарайтесь об этом не забывать. А что до принцессы Каролины Брауншвейгской, она очаровательна, неглупа. К тому же ее весьма привлек ваш портрет, не так давно отосланный ей.
– Кто это сделал? Если бы я знал, то несомненно бы запретил! Да пощадите же вы меня! Ведь принцесса Каролина – племянница моего отца. Неужели вы считаете, что я буду вне себя от радости, если король подыщет мне супругу на свой вкус?
– Но такой брак был бы чрезвычайно популярен, как внутри королевства, так и за его пределами. В случае его заключения, парламент готов оплатить все ваши долги. Король значительным образом повысит вам доходы и, таким образом, друг мой, вы прекрасно устроитесь.
– Нет!
– Друг мой, вы должны прислушаться к голосу разума. Или вы хотите, чтобы кредиторы глумились над вами на глазах у всего света? Этот чисто политический брак – ваше единственное спасение. Получая все, вы при этом ничего не теряете. Миссис Фицхерберт все равно больше к вам никогда не вернется!
Глухо застонав, принц плюхнулся в тоже застонавшее под тяжелым телом кресло. И можно было совершенно отчетливо расслышать его рыдания, прежде чем леди Джерси заметила, что двери приоткрыты, и поспешила исправить такую оплошность. Лакеи сошлись на том, что, судя по всему, далее она положила его голову к себе на грудь. В этом кризисе леди Джерси играла для принца роль матери, а не любовницы.
Слухи о возможной женитьбе принца на заморской невесте дошли и до Марии Фицхерберт, но она не обратила на них особого внимания, так как за время их совместной с принцем жизни подобные сплетни возникали не раз. Конечно же, супруг ее не был стоек перед искушениями, тем не менее, он вряд ли мог пойти на совершение столь вопиющего греха. Принц наверняка еще будет домогаться ее любви, одновременно оставаясь в плену чар леди Джерси. Когда он окончательно освободится от влияния этой старой соблазнительницы и придет к ней с повинной, Мария, конечно же, простит его и вновь станет ему женой. Ведь он неисправим, а она, несмотря ни на что, до сих пор все еще любит его.
Как-то летним солнечным утром Генриетта прибежала на работу и с порога выдала следующую новость:
– Вчера вечером я была с тетей Дианой на званом балу близ Променад Гров и познакомилась там с одним премилым человеком. Он танцевал со мною гораздо больше, чем позволял этикет. Но поскольку у него титул, он богат и, как выражается тетя, уже достиг разумного возраста, меня за это вовсе не отчитали, а даже наоборот, с превеликим удовольствием предоставили меня в его распоряжение.
– А как его зовут? – спросила Софи, впервые видевшая Генриетту столь счастливой.
– Сэр Роланд Вэстонбери. Он баронет и вдовец. Около тридцати пяти лет. Его жена умерла три года назад, так что он только что закончил носить по ней траур. Не могу сказать, что он красив, но обаятелен не меньше принца Уэльского. И это первый мужчина, понравившийся моим дяде и тете. Он пригласил нас всех на бал в «Касл Инн» сегодня вечером.
Софи подумала, что одобрение со стороны тетушки Дианы отнюдь не комплимент, но все же решила не портить девушке настроение.
– Он приехал на лето в Брайтон, чтобы отдохнуть?
– Да, он снял себе апартаменты на Стайни, его лондонский особняк находится на Беркли-Север, а его родовое имение в Глочестершире!
Растапливая в этот момент шоколад, Клара спросила:
– А дети у него есть?
– Нет, тетушка Диана уже спрашивала его об этом.
– Ну, в таком случае он захочет наследника. Так что тебе не составит труда окрутить его, Генриетта! – пошутила Клара.
Генриетта густо покраснела.
– Не дразнись, ведь я его еще почти не знаю.
Тем не менее ей с трудом удалось взяться за работу, и она без умолку продолжала тараторить о своем новом знакомце. Кларе довольно скоро наскучила эта тема, и она позавидовала Софи, отправившейся на работу в Морской Павильон. К полудню терпению вдовы пришел конец.
– Генриетта, ты уже по десять раз рассказала мне о сэре Роланде. И больше я не желаю об этом слышать до тех пор, пока он не наденет на твой палец обручальное кольцо!
– Ты думаешь, это возможно?! – в голосе Генриетты сквозила трогательная надежда.
После этого Генриетта разразилась пространной лекцией о том, сколь долго должны пробыть вместе двое, прежде чем дело дойдет до предложения. Но Клара в ответ лишь заметила, что Генриетта ни разу не упомянула любовь.
Окончив работу, Софи, как обычно, вышла из Морского Павильона через дверь, предназначенную для слуг. Теперь уже почти все знали, что она открыла собственное кондитерское производство, и уже не раз обслуга дворца просила принести чего-нибудь этакого. Софи планировала удивить всех своим сладким сюрпризом на день рождения принца, в августе.
На выходе из дворца совершенно неожиданно она встретила поджидавшего ее Тома.
– Отличные новости! – радостно приветствовал он ее, спрыгивая с подножки экипажа. – Наконец-то мне удалось приобрести помещение под магазин в Брайтоне! Именно его я хочу вам показать!
Он объяснил по пути, что прежде эта собственность принадлежала одному местному краснодеревщику и включала в себя небольшую лавку с обширным торговым залом и пристроенную к ней рабочую мастерскую. Уже несколько лет здесь не проводилось никакого ремонта, и поэтому здания нуждались в фундаментальной реконструкции, прежде чем они станут пригодными для того, чтобы выставлять в них товар мистера Фоксхилла. На Мидл-стрит Том остановился около лавки со стрельчатыми окнами. Ворота в окружающей это строение каменной ограде вели к конюшне и смежной с нею мастерской. Торговый знак краснодеревщика в виде стула в венецианском стиле все еще висел на цепях над входом в лавку.
– Я обязательно это заменю, – сказал Том, кивнув головой в сторону нелепой эмблемы. Потом он открыл дверь и пригласил Софи войти.
– И что же вы намереваетесь подвесить там вместо стула? – спросила Софи, развязывая ленточки шляпки и внимательно озираясь по сторонам. Здесь было чисто и пусто. Единственным предметом мебели являлась удобная, отполированная временем скамья, на которую Том бросил свою шляпу и перчатки.
– В Лондоне моей эмблемой служит перламутровая шкатулка.
Софи замерла. В ту же секунду она вспомнила контрабандиста, разглядывавшего в свете ущербной луны перламутровую шкатулку. Неужели в ту ночь она видела на морском берегу Тома? Ей захотелось выбросить эту мысль из головы, вся ее суть восставала против потрясения, оглядываясь назад, она поняла, что слишком многое здесь сходится. Почему он ехал заброшенным проселком в ту ночь, когда наткнулся на нее? Как объяснить его частые отъезды и неожиданные возвращения? И почему при нем всегда эти пистолеты? И потом, откуда-то количество ценных вещей из Франции, что проходят через его руки. Быть может, он доставляет их в Англию, минуя таможни?
– А много ли на свете перламутровых шкатулок? – осторожно спросила Софи, отчаянно надеясь, что его ответ рассеет ее опасения.
– Много? Да что вы?! Совсем наоборот, – ответил Том. – А те, что я ищу, чрезвычайно редко встречаются и по своей красоте уникальны. Они были изготовлены в Китае около двух столетий назад. Мне как-то посчастливилось достать одну такую, и я сразу продал ее принцу Уэльскому.
– А как давно вы ее ему продали? – она старалась не смотреть ему в глаза, делая вид, что поглощена изучением интерьера помещения.
– Дайте вспомнить, – на секунду он призадумался. – Ну конечно же, прошлым летом!
И это прозвучало как исповедь. Теперь у нее не оставалось ни малейшего сомнения в том, что именно он был тем самым контрабандистом. Все смешалось в ее голове. Софи неторопливо прошлась сквозь приоткрытые створки резных дверей в торговый зал. Мерный стук ее каблучков эхом отдавался в этом пещероподобном пространстве. Ставни на всех окнах, за исключением находившегося в дальнем конце зала, были закрыты. Тем не менее, проникавший в открытое окно свет позволял заметить, что это строение создано в незапамятные времена и, судя по всему, первоначально предназначалось для хозяйственных нужд. Древняя деревянная галерея с балюстрадой опоясывала стены. Инстинктивно Софи решила отойти на некоторое расстояние от Тома, прежде чем повернуться к нему лицом. Она стала взбираться по ведущей на галерею винтовой лестнице, и шелест ее юбок был отчетливо слышен в царившей здесь полной тишине. Забравшись на галерею, она посмотрела вниз. Он стоял запрокинув голову, внимательно за нею наблюдая.
– А где же сейчас перламутровая шкатулка принца? – спросила она напрямую.
– В Карлтон-Хаусе, – небрежно ответил он. – А зачем вам это?
Она отвернулась и прошлась по галерее.
– А Его Высочество отдает себе отчет в том, что вы поставляете ему контрабандный товар?
Она отчетливо расслышала, как Том поперхнулся от удивления, но когда он наконец заговорил, голос его, как и прежде, был спокойным и ровным.
– И с чего это вам такое в голову пришло, – он весело рассмеялся. – Если вы насчет тех севрских ваз, что я продал Его Высочеству, то ведь я еще тогда сказал вам, что купил их у одного французского эмигранта.
Выдержав паузу, она метнула на него гневный взгляд. Глаза ее сверкали яростью.
– Нет, речь идет не о вазах! А о том, что случилось чуть раньше! Я была на морском берегу в ночь, когда вы незаконно доставили перламутровую шкатулку в Англию!
Он наградил ее сумрачным взглядом, и лицо его напряглось. Он бросился на галерею, и Софи повернулась, чтобы встретиться с ним лицом к лицу.
– Вы только что сделали опасное заявление, – сухо заметил Том. – Думаю, вам стоит объясниться…
– В ту ночь здесь высадилась брумфилдская банда! И вы были с ними! И когда двум таможенникам перерезали глотки, я поклялась, что не успокоюсь, пока все вы не получите по заслугам за свои злодеяния!
Его охватила ярость.
– Я не убийца! И никогда им не был!
– Все равно вы запятнаны компанией, в которой я вас видела. У меня еще все в порядке со зрением!
– И что же вы намерены в таком случае предпринять? – гневно спросил Фоксхилл. – У вас есть какие-либо доказательства, которые бы вы могли предъявить судье?
– Никаких, за исключением моего слова живой свидетельницы, – победно ответила она.
– Итак, вы покажете в зале суда на меня пальцем и скажете, что сразу же признали меня в свете полной луны?
– Луна была ущербной, – признала Софи, и голос ее дрогнул. – А ваше лицо было наполовину скрыто платком.
Том издевательски осклабился.
– Неужели?! В таком случае не думаю, что вам удастся выдвинуть против меня сколь-нибудь существенные обвинения. В лучшем случае вы можете сдать меня капитану Моргану. Я абсолютно уверен в том, что он вам поверит. Но он наверняка захочет узнать, почему вы не попросили арестовать меня раньше.
Софи растерялась: основания для ее обвинений были явно недостаточны.
– Бог видит, мне в голову не могло прийти, что вы преступник. Вам лишь надо сейчас чистосердечно рассказать, как вы достали эту шкатулку.
– Я заплатил за нее хорошую цену!
– Это не ответ на мой вопрос! Были ли вы на морском берегу в ту ночь?!
Том тяжело вздохнул.
– Да, был, но всякая ситуация при ближайшем рассмотрении может показаться куда более сложной. Может, и вам стоит сейчас призадуматься. Впрочем, предполагаю, что меня вполне можно назвать вольным контрабандистом!
Ее лицо исказила гримаса боли.
– Так вы член брумфилдской банды!
– Я частенько плаваю с ними, но не имею к ним ровно никакого отношения. Между нами пропасть…