Страница:
– Единственное ценное, что у меня осталось, – это золотой медальон с миниатюрными портретами моих родителей, а между тем в моем кошельке всего лишь осталось несколько ливров. Что же мне делать?
Софи поняла, что наступил момент, когда могут пригодиться драгоценности графини.
– Прячь скорее свой медальон, а об остальном я уж сама как-нибудь позабочусь.
Когда Жак подошел к Генриетте, Софи протянула ему бриллиантовый перстень.
– Думаю, этого вполне хватит в качестве доплаты даже за пятерых.
Он внимательно посмотрел на перстень и, немного подумав, ответил:
– Отлично, но мне еще понадобятся часы старика. Знаю, что он их прячет… Но ничего, он себе потом еще лучше купит.
Софи была вне себя от ярости, но все же подчинилась. Ей долго пришлось объяснять маркизу, чего от него хотят. Она чуть не заплакала, когда старик послушно вытащил из кармана свои прекрасные часы и протянул их рыбаку, грубо выхватившему их из руки маркиза.
Когда Жак пошел дальше, Генриетта, задыхаясь от волнения, обратилась к Софи.
– Не знаю, как тебя и благодарить.
– Все мы сейчас в одинаковом положении, – ответила дочь кондитера.
– Не будет у меня подруги ближе тебя! – воскликнула Генриетта.
Софи улыбнулась.
– Так трогательно, что мы стали друзьями в такой тяжелый час. А теперь не думай о плохом и постарайся уснуть, если сможешь.
Обещанный Жаком шторм так и не грянул. Наоборот, пронизывающие ветры сменились освежающим бризом и небеса прояснились. Софи предположила, что угроза вернуться во Францию была лишь ловким мошенничеством, жертвой которого становился не первый транспорт с беженцами. Она ненадолго задремала, а проснувшись на рассвете, увидела приближающийся английский берег. Там зеленели холмы, и кустарник уже покрылся белоснежными майскими цветами. Чистый песок дивных пляжей и белизна прибрежных скал слепили глаза. Между холмов она уже в состоянии была различить покрытые соломой дома крестьян и богатые каменные усадьбы, утопавшие в цветущих садах. А вот и роскошный особняк, наверняка принадлежавший какому-нибудь английскому лорду. Открывшаяся глазам Софи панорама чужого берега представляла собой чрезвычайно мирную прекрасную картину, игравшую свежими красками в лучах только что взошедшего солнца. Другие пассажиры шхуны также проснулись; от мысли о том, что их опасное путешествие подходит к концу, настроение у многих из них значительно улучшилось. Софи уже решила про себя, что отныне девичья фамилия ее матери – Дюбуа – заменит настоящую фамилию Антуана, и она будет представлять его всем как своего племянника. Генриетта предупредила ее весьма кстати. Пока мальчик зевал да тер глаза, Софи погладила его по головке. – Еще немного, и мы в Англии, Антуан! Несмотря на приподнятое настроение, высаженная в старой бухте сассекского городка Шорхэм-бай-Си, группа эмигрантов из Франции представляла собой весьма плачевное зрелище.
Промокшие от морских соленых брызг, продрогшие и голодные, растрепанные, с потекшей с бровей и ресниц тушью на побледневших лицах, они карабкались по поросшим морскими водорослями ступеням причала. Взглянув наверх, они не прочли ни малейшего дружелюбия в удивленных глазах зевак, собравшихся поглядеть на новоприбывших с пирса. Софи со своими двумя подопечными покинула борт шхуны последней, поскольку маркиз так ослаб, что его пришлось на руках выносить на берег. К тому времени когда Софи, держа Антуана за руку, взошла на пирс, в толпе зевак уже появились отдельные личности, желавшие по возможности помочь несчастным беженцам. Местный сквайр послал три экипажа, чтобы доставить всех нуждающихся в срочной помощи аристократов в свое находившееся недалеко от гавани поместье. Какой-то джентльмен надеялся найти среди прибывших своих старинных французских знакомых. Увы! И хотя разочарованию его не было предела, он тем не менее самолично проводил пару эмигрантов в портовую таверну и нанял лошадей, чтобы перевезти их в Лондон. Две прямые, как палки, строго одетые старые девы, похоже сестры, притащили на пирс тележку, в которой стоял чан с дымящимся чаем, и поили задаром всех желающих. Генриетта уже выпила свою чашечку и стояла, о чем-то оживленно беседуя с какими-то знакомыми молодыми людьми, прибывшими вместе с нею из Франции. Один из них подробно объяснил сидевшему на козлах двуколки вознице, куда именно их следует доставить. Софи было собралась выступить в роли переводчицы, однако в этот момент Гастон опустил маркиза на стоявшую близ пирса скамью, и девушка бросилась к старику, опасаясь, что он с этой скамейки вот-вот свалится. Сев с ним рядом и обняв его на всякий случай рукой, Софи совершенно не заметила, как к ним подошел высокого роста священник в развевающейся на ветру черной сутане.
– Мадемуазель! Слава Богу, что вы благополучно добрались до этого благословенного края. Я не говорю по-французски, но надеюсь, до вас дойдет смысл моих слов.
– Я вас прекрасно понимаю, – поспешила ответить Софи на чистейшем английском.
Священник всплеснул руками.
– Так значит, мы будем прекрасно друг друга понимать. Вот и отлично! Вижу, что этот почтенного возраста джентльмен рядом с вами нездоров. Кстати, как мне следует к нему обращаться?
Соблюдать формальности было некогда.
– Это маркиз де Фонтэн, и я весьма за него обеспокоена.
– В таком случае, мадемуазель Фонтэн, – ответил священник, предположив, что Софи дочь маркиза, – я преподобный Джон Барнз, настоятель близлежащего сельского прихода.
На мгновение отвернувшись, он крикнул своей супруге:
– Миссис Барнз! Господь требует от нас доброго дела. Один из наших французских братьев нуждается в помощи.
Миссис Барнз – довольно высокая, худая женщина – поспешила к ним с чашкой чая.
– О бедный джентльмен! Дом приходского священника в вашем распоряжении, мадемуазель… А это ваш малыш?
Она было собралась погладить Антуана по головке, но он испуганно отпрянул от нее, прижавшись к юбке Софи.
– Нет, это мой племянник, и… – Она не договорила, так как маркиз не удержал чашку с чаем в руках и опрокинул ее на себя. Вытирая его жилет носовым платком, Софи вежливо отклонила предложение англичанки.
– Ценю вашу доброту, но думаю, будет лучше, если мы остановимся в таверне через дорогу. Маркиз нуждается в срочном отдыхе и медицинской помощи.
– В нашем доме он получит и то, и другое, тем более, это всего лишь в паре миль отсюда, – искренне настаивал преподобный Барнз. – Наш экипаж доставит вас туда в мгновение ока.
– Послушайтесь совета настоятеля, – уговаривала ее миссис Барнз. – Таверна слишком неспокойное для вас место, обитель беззаконья, греха и пьянства.
Софи не могла понять, что же именно заставляет ее мешкать, когда доводы этой пары более чем разумны. Для маркиза тишь да благодать дома сельского священника будут несомненно благотворнее нездоровой обстановки таверны. Но, в конце концов, согласившись, она вдруг внезапно ощутила, что поступает против своего желания и воли.
– Хорошо, я принимаю ваше приглашение и премного благодарю вас, господа.
– Отлично! – преподобный потер руки. – Позовите нашего кучера, миссис Барнз, он поможет мне перенести маркиза в повозку!
Как только миссис Барнз удалилась, к Софи подбежала Генриетта.
– Я еду сейчас в знакомыми в Брайтон. Можно нанять еще один экипаж, и тогда поедем вместе.
Софи отрицательно покачала головой, объяснив, что уже получила приглашение.
– Но как только маркиз поправится, мы отправимся в Брайтон и обязательно тебя найдем.
– Не забудь тот адрес, что я тебе дала. Если забудешь, сверишься по книге посетителей курорта, она хранится там в одной из местных библиотек. Дядюшка говорил мне, что в этой книге расписываются по прибытии в Брайтон все важные особы. Мое имя и адрес обязательно будут там.
Софи улыбнулась. Генриетта говорила как настоящая аристократка, ничуть не сомневаясь, что в Англии ей обеспечено то же высокое положение, что и во Франции.
– Не волнуйся, не забуду.
Они расцеловались, после чего Генриетта, поцеловав на прощанье Антуана, подбежала к поджидавшей ее двуколке.
Казалось, что настоятель был чрезвычайно доволен, что удалось расположить маркиза в экипаже. К слову сказать, экипаж этот был весьма потрепанный и довольно-таки грязный. Софи подумалось, как же в таком случае выглядит дом приходского священника. Впрочем, вполне возможно, что экипаж не был личной собственностью мистера Барнза. Настоятель сел рядом с маркизом, обняв его за плечо, Софи находилась напротив них, рядом с миссис Барнз, а Антуан, как всегда, примостился на коленях своей новой «тетушки».
– Итак, вы собрались в Брайтон? – спросил настоятель, лишь только экипаж отъехал от бухты. – У определенной прослойки английской аристократии это место весьма популярно, к тому же вы встретите немало своих соотечественников, облюбовавших этот курорт.
– Я слышала, что Брайтон находится под королевским патронажем, – заметила Софи.
– Само собой. Принц Уэльский посетил эти места пару лет назад и вволю насладился морскими купаниями. Ему так понравился Брайтон, что он даже устроил себе там нечто вроде резиденции, известной как Морской Павильон.
– Ох уж этот принц, – неприятно улыбнулась миссис Барнз. – Он известный волокита и мот! Ни одной юбки не пропустит!
Настоятель, набожно вздохнув, закатил глаза к небу и многозначительно изрек:
– Не судите, да не судимы будете.
Разговор прекратился, как только экипаж свернул на разбитый проселок. Их так сильно подбрасывало на выбоинах, что Софи теперь стало совершенно понятно, почему настоятель обнял маркиза, который мог бы запросто полететь на пол, если бы его придерживала только одна Софи. Мадемуазель Делькур выглянула в окошко кареты. Там пробегали бесконечной чередой луга и леса, но никаких признаков человеческого жилища по-прежнему не было. Она схватилась за ручку дверцы, когда колымага в очередной раз подскочила на выбоине.
– Вероятно, вы все же скрыли от меня правду… Судя по всему, ваш дом находится куда дальше, чем за две мили от Шорхэма?
– Скоро уже приедем, – вполне дружелюбно ответил ей настоятель. И тем не менее Софи показалось, что при этом он весьма многозначительно переглянулся со своей женой.
С каждым мгновением Софи все более становилось не по себе. Ей, определенно, не нравилась эта парочка, но одновременно с этим Софи укоряла себя в черной неблагодарности по отношению к людям, проявившим такую заботу о маркизе. Внимательно присмотревшись к своим спутникам, мадемуазель Делькур заметила, что торчащая из-под сутаны домотканная рубаха настоятеля сделана из весьма грубой и дешевой холстины, а под ногтями у него грязь.
Супруга священника уже не стреляла глазами по сторонам, как это было в гавани, а судя по всему, находясь в крайнем напряжении, сидела так, будто кол проглотила, и довольно-таки хищно поглядывала на Софи. Все более убеждаясь в том, что эти люди вовсе не те, за кого себя выдают, Софи решила, что попросит остановить экипаж, лишь только они приблизятся к какому-нибудь человеческому жилищу. А там уж она как-нибудь постарается избавиться от этой весьма подозрительной компании.
Вдали, среди полей, они заметили фермерский домишко с конюшней. О, если бы он был чуть поближе!
– Какая-то эта дорога пустынная, – заметила вслух Софи.
– Именно поэтому мы по ней и едем, – злобно отчеканила миссис Барнз, и лицо ее совершенным образом преобразилось.
В ту же секунду ее муж вскочил на ноги и, приказав вознице остановиться, швырнул маркиза на пол кареты.
– Что вы делаете? – вскричала Софи, видя, что ее худшие опасения подтвердились. Да, судя по дьявольской гримасе, игравшей на его лице, мистер Барнз отнюдь не священник.
– А теперь раскошеливайтесь за ту небольшую прогулку, что мы для вас устроили! Быстренько передайте все свои драгоценности и кошелек моей жене. А я уж посмотрю, что в карманах у вашего папочки!
– Не смейте! – завизжала Софи, пытаясь освободиться от вцепившегося в нее плачущего Антуана. – Неужели вы не знаете, что эмигрантов грабят еще до того, как они пересекают Ла-Манш!
– Ну, это касается отнюдь не всех. К тому же я готов спорить, что вы успели запихать себе под юбку немало ценных вещей. За работу, жена!
Кучер открыл дверцу кареты, Барнз вырвал плачущего Антуана из рук Софи и швырнул его своему подельнику, унесшему мальчишку с глаз долой.
– Только троньте его! – завопила Софи, отвесив пощечину миссис Барнз, но тут злодей ухватил ее за талию и прижал из всех сил к сиденью, а в это время воровские руки его товарки, разорвав декольте Софи, стали копаться в ее нижнем белье.
Мадемуазель Делькур в отчаянии кричала и била ногами, но ей не удалось вырваться из цепких объятий Барнза. Вскоре жемчужное ожерелье и золотые монеты были обнаружены.
– Пустите нас, – взмолилась Софи, – вы взяли все, что у нас было!
– Заткнись! – прохрипел Барнз и приказал своей супруге. – Поройся у нее в исподнем, как пить дать, там что-нибудь еще есть.
Воровка разорвала корсет Софи. На пол кареты посыпались кольца и браслеты графини, усыпанные заискрившимися всеми цветами радуги изумрудами, рубинами, сапфирами и бриллиантами. Восхищению грабителей не было предела… Вскоре к ним присоединился и третий разбойник, наряженный под кучера. Он, не веря своим глазам, смотрел на захваченные сокровища и без умолку хвалил расторопность своих подельников. Софи слышала, как где-то снаружи бился в истерике Антуан.
– Теперь уж у нас точно ничего не осталось, отпустите нас! Карманы маркиза пусты!
– Что ты говоришь?
Отвесив ей пинка, Барнз вышвырнул Софи через открытую дверь кареты. Она успела заметить лежащего в кустах заплаканного Антуана, но в следующий момент дубинка обрушилась на ее затылок и Софи провалилась в кромешный мрак.
Глава 3
Софи поняла, что наступил момент, когда могут пригодиться драгоценности графини.
– Прячь скорее свой медальон, а об остальном я уж сама как-нибудь позабочусь.
Когда Жак подошел к Генриетте, Софи протянула ему бриллиантовый перстень.
– Думаю, этого вполне хватит в качестве доплаты даже за пятерых.
Он внимательно посмотрел на перстень и, немного подумав, ответил:
– Отлично, но мне еще понадобятся часы старика. Знаю, что он их прячет… Но ничего, он себе потом еще лучше купит.
Софи была вне себя от ярости, но все же подчинилась. Ей долго пришлось объяснять маркизу, чего от него хотят. Она чуть не заплакала, когда старик послушно вытащил из кармана свои прекрасные часы и протянул их рыбаку, грубо выхватившему их из руки маркиза.
Когда Жак пошел дальше, Генриетта, задыхаясь от волнения, обратилась к Софи.
– Не знаю, как тебя и благодарить.
– Все мы сейчас в одинаковом положении, – ответила дочь кондитера.
– Не будет у меня подруги ближе тебя! – воскликнула Генриетта.
Софи улыбнулась.
– Так трогательно, что мы стали друзьями в такой тяжелый час. А теперь не думай о плохом и постарайся уснуть, если сможешь.
Обещанный Жаком шторм так и не грянул. Наоборот, пронизывающие ветры сменились освежающим бризом и небеса прояснились. Софи предположила, что угроза вернуться во Францию была лишь ловким мошенничеством, жертвой которого становился не первый транспорт с беженцами. Она ненадолго задремала, а проснувшись на рассвете, увидела приближающийся английский берег. Там зеленели холмы, и кустарник уже покрылся белоснежными майскими цветами. Чистый песок дивных пляжей и белизна прибрежных скал слепили глаза. Между холмов она уже в состоянии была различить покрытые соломой дома крестьян и богатые каменные усадьбы, утопавшие в цветущих садах. А вот и роскошный особняк, наверняка принадлежавший какому-нибудь английскому лорду. Открывшаяся глазам Софи панорама чужого берега представляла собой чрезвычайно мирную прекрасную картину, игравшую свежими красками в лучах только что взошедшего солнца. Другие пассажиры шхуны также проснулись; от мысли о том, что их опасное путешествие подходит к концу, настроение у многих из них значительно улучшилось. Софи уже решила про себя, что отныне девичья фамилия ее матери – Дюбуа – заменит настоящую фамилию Антуана, и она будет представлять его всем как своего племянника. Генриетта предупредила ее весьма кстати. Пока мальчик зевал да тер глаза, Софи погладила его по головке. – Еще немного, и мы в Англии, Антуан! Несмотря на приподнятое настроение, высаженная в старой бухте сассекского городка Шорхэм-бай-Си, группа эмигрантов из Франции представляла собой весьма плачевное зрелище.
Промокшие от морских соленых брызг, продрогшие и голодные, растрепанные, с потекшей с бровей и ресниц тушью на побледневших лицах, они карабкались по поросшим морскими водорослями ступеням причала. Взглянув наверх, они не прочли ни малейшего дружелюбия в удивленных глазах зевак, собравшихся поглядеть на новоприбывших с пирса. Софи со своими двумя подопечными покинула борт шхуны последней, поскольку маркиз так ослаб, что его пришлось на руках выносить на берег. К тому времени когда Софи, держа Антуана за руку, взошла на пирс, в толпе зевак уже появились отдельные личности, желавшие по возможности помочь несчастным беженцам. Местный сквайр послал три экипажа, чтобы доставить всех нуждающихся в срочной помощи аристократов в свое находившееся недалеко от гавани поместье. Какой-то джентльмен надеялся найти среди прибывших своих старинных французских знакомых. Увы! И хотя разочарованию его не было предела, он тем не менее самолично проводил пару эмигрантов в портовую таверну и нанял лошадей, чтобы перевезти их в Лондон. Две прямые, как палки, строго одетые старые девы, похоже сестры, притащили на пирс тележку, в которой стоял чан с дымящимся чаем, и поили задаром всех желающих. Генриетта уже выпила свою чашечку и стояла, о чем-то оживленно беседуя с какими-то знакомыми молодыми людьми, прибывшими вместе с нею из Франции. Один из них подробно объяснил сидевшему на козлах двуколки вознице, куда именно их следует доставить. Софи было собралась выступить в роли переводчицы, однако в этот момент Гастон опустил маркиза на стоявшую близ пирса скамью, и девушка бросилась к старику, опасаясь, что он с этой скамейки вот-вот свалится. Сев с ним рядом и обняв его на всякий случай рукой, Софи совершенно не заметила, как к ним подошел высокого роста священник в развевающейся на ветру черной сутане.
– Мадемуазель! Слава Богу, что вы благополучно добрались до этого благословенного края. Я не говорю по-французски, но надеюсь, до вас дойдет смысл моих слов.
– Я вас прекрасно понимаю, – поспешила ответить Софи на чистейшем английском.
Священник всплеснул руками.
– Так значит, мы будем прекрасно друг друга понимать. Вот и отлично! Вижу, что этот почтенного возраста джентльмен рядом с вами нездоров. Кстати, как мне следует к нему обращаться?
Соблюдать формальности было некогда.
– Это маркиз де Фонтэн, и я весьма за него обеспокоена.
– В таком случае, мадемуазель Фонтэн, – ответил священник, предположив, что Софи дочь маркиза, – я преподобный Джон Барнз, настоятель близлежащего сельского прихода.
На мгновение отвернувшись, он крикнул своей супруге:
– Миссис Барнз! Господь требует от нас доброго дела. Один из наших французских братьев нуждается в помощи.
Миссис Барнз – довольно высокая, худая женщина – поспешила к ним с чашкой чая.
– О бедный джентльмен! Дом приходского священника в вашем распоряжении, мадемуазель… А это ваш малыш?
Она было собралась погладить Антуана по головке, но он испуганно отпрянул от нее, прижавшись к юбке Софи.
– Нет, это мой племянник, и… – Она не договорила, так как маркиз не удержал чашку с чаем в руках и опрокинул ее на себя. Вытирая его жилет носовым платком, Софи вежливо отклонила предложение англичанки.
– Ценю вашу доброту, но думаю, будет лучше, если мы остановимся в таверне через дорогу. Маркиз нуждается в срочном отдыхе и медицинской помощи.
– В нашем доме он получит и то, и другое, тем более, это всего лишь в паре миль отсюда, – искренне настаивал преподобный Барнз. – Наш экипаж доставит вас туда в мгновение ока.
– Послушайтесь совета настоятеля, – уговаривала ее миссис Барнз. – Таверна слишком неспокойное для вас место, обитель беззаконья, греха и пьянства.
Софи не могла понять, что же именно заставляет ее мешкать, когда доводы этой пары более чем разумны. Для маркиза тишь да благодать дома сельского священника будут несомненно благотворнее нездоровой обстановки таверны. Но, в конце концов, согласившись, она вдруг внезапно ощутила, что поступает против своего желания и воли.
– Хорошо, я принимаю ваше приглашение и премного благодарю вас, господа.
– Отлично! – преподобный потер руки. – Позовите нашего кучера, миссис Барнз, он поможет мне перенести маркиза в повозку!
Как только миссис Барнз удалилась, к Софи подбежала Генриетта.
– Я еду сейчас в знакомыми в Брайтон. Можно нанять еще один экипаж, и тогда поедем вместе.
Софи отрицательно покачала головой, объяснив, что уже получила приглашение.
– Но как только маркиз поправится, мы отправимся в Брайтон и обязательно тебя найдем.
– Не забудь тот адрес, что я тебе дала. Если забудешь, сверишься по книге посетителей курорта, она хранится там в одной из местных библиотек. Дядюшка говорил мне, что в этой книге расписываются по прибытии в Брайтон все важные особы. Мое имя и адрес обязательно будут там.
Софи улыбнулась. Генриетта говорила как настоящая аристократка, ничуть не сомневаясь, что в Англии ей обеспечено то же высокое положение, что и во Франции.
– Не волнуйся, не забуду.
Они расцеловались, после чего Генриетта, поцеловав на прощанье Антуана, подбежала к поджидавшей ее двуколке.
Казалось, что настоятель был чрезвычайно доволен, что удалось расположить маркиза в экипаже. К слову сказать, экипаж этот был весьма потрепанный и довольно-таки грязный. Софи подумалось, как же в таком случае выглядит дом приходского священника. Впрочем, вполне возможно, что экипаж не был личной собственностью мистера Барнза. Настоятель сел рядом с маркизом, обняв его за плечо, Софи находилась напротив них, рядом с миссис Барнз, а Антуан, как всегда, примостился на коленях своей новой «тетушки».
– Итак, вы собрались в Брайтон? – спросил настоятель, лишь только экипаж отъехал от бухты. – У определенной прослойки английской аристократии это место весьма популярно, к тому же вы встретите немало своих соотечественников, облюбовавших этот курорт.
– Я слышала, что Брайтон находится под королевским патронажем, – заметила Софи.
– Само собой. Принц Уэльский посетил эти места пару лет назад и вволю насладился морскими купаниями. Ему так понравился Брайтон, что он даже устроил себе там нечто вроде резиденции, известной как Морской Павильон.
– Ох уж этот принц, – неприятно улыбнулась миссис Барнз. – Он известный волокита и мот! Ни одной юбки не пропустит!
Настоятель, набожно вздохнув, закатил глаза к небу и многозначительно изрек:
– Не судите, да не судимы будете.
Разговор прекратился, как только экипаж свернул на разбитый проселок. Их так сильно подбрасывало на выбоинах, что Софи теперь стало совершенно понятно, почему настоятель обнял маркиза, который мог бы запросто полететь на пол, если бы его придерживала только одна Софи. Мадемуазель Делькур выглянула в окошко кареты. Там пробегали бесконечной чередой луга и леса, но никаких признаков человеческого жилища по-прежнему не было. Она схватилась за ручку дверцы, когда колымага в очередной раз подскочила на выбоине.
– Вероятно, вы все же скрыли от меня правду… Судя по всему, ваш дом находится куда дальше, чем за две мили от Шорхэма?
– Скоро уже приедем, – вполне дружелюбно ответил ей настоятель. И тем не менее Софи показалось, что при этом он весьма многозначительно переглянулся со своей женой.
С каждым мгновением Софи все более становилось не по себе. Ей, определенно, не нравилась эта парочка, но одновременно с этим Софи укоряла себя в черной неблагодарности по отношению к людям, проявившим такую заботу о маркизе. Внимательно присмотревшись к своим спутникам, мадемуазель Делькур заметила, что торчащая из-под сутаны домотканная рубаха настоятеля сделана из весьма грубой и дешевой холстины, а под ногтями у него грязь.
Супруга священника уже не стреляла глазами по сторонам, как это было в гавани, а судя по всему, находясь в крайнем напряжении, сидела так, будто кол проглотила, и довольно-таки хищно поглядывала на Софи. Все более убеждаясь в том, что эти люди вовсе не те, за кого себя выдают, Софи решила, что попросит остановить экипаж, лишь только они приблизятся к какому-нибудь человеческому жилищу. А там уж она как-нибудь постарается избавиться от этой весьма подозрительной компании.
Вдали, среди полей, они заметили фермерский домишко с конюшней. О, если бы он был чуть поближе!
– Какая-то эта дорога пустынная, – заметила вслух Софи.
– Именно поэтому мы по ней и едем, – злобно отчеканила миссис Барнз, и лицо ее совершенным образом преобразилось.
В ту же секунду ее муж вскочил на ноги и, приказав вознице остановиться, швырнул маркиза на пол кареты.
– Что вы делаете? – вскричала Софи, видя, что ее худшие опасения подтвердились. Да, судя по дьявольской гримасе, игравшей на его лице, мистер Барнз отнюдь не священник.
– А теперь раскошеливайтесь за ту небольшую прогулку, что мы для вас устроили! Быстренько передайте все свои драгоценности и кошелек моей жене. А я уж посмотрю, что в карманах у вашего папочки!
– Не смейте! – завизжала Софи, пытаясь освободиться от вцепившегося в нее плачущего Антуана. – Неужели вы не знаете, что эмигрантов грабят еще до того, как они пересекают Ла-Манш!
– Ну, это касается отнюдь не всех. К тому же я готов спорить, что вы успели запихать себе под юбку немало ценных вещей. За работу, жена!
Кучер открыл дверцу кареты, Барнз вырвал плачущего Антуана из рук Софи и швырнул его своему подельнику, унесшему мальчишку с глаз долой.
– Только троньте его! – завопила Софи, отвесив пощечину миссис Барнз, но тут злодей ухватил ее за талию и прижал из всех сил к сиденью, а в это время воровские руки его товарки, разорвав декольте Софи, стали копаться в ее нижнем белье.
Мадемуазель Делькур в отчаянии кричала и била ногами, но ей не удалось вырваться из цепких объятий Барнза. Вскоре жемчужное ожерелье и золотые монеты были обнаружены.
– Пустите нас, – взмолилась Софи, – вы взяли все, что у нас было!
– Заткнись! – прохрипел Барнз и приказал своей супруге. – Поройся у нее в исподнем, как пить дать, там что-нибудь еще есть.
Воровка разорвала корсет Софи. На пол кареты посыпались кольца и браслеты графини, усыпанные заискрившимися всеми цветами радуги изумрудами, рубинами, сапфирами и бриллиантами. Восхищению грабителей не было предела… Вскоре к ним присоединился и третий разбойник, наряженный под кучера. Он, не веря своим глазам, смотрел на захваченные сокровища и без умолку хвалил расторопность своих подельников. Софи слышала, как где-то снаружи бился в истерике Антуан.
– Теперь уж у нас точно ничего не осталось, отпустите нас! Карманы маркиза пусты!
– Что ты говоришь?
Отвесив ей пинка, Барнз вышвырнул Софи через открытую дверь кареты. Она успела заметить лежащего в кустах заплаканного Антуана, но в следующий момент дубинка обрушилась на ее затылок и Софи провалилась в кромешный мрак.
Глава 3
Когда в конце концов ресницы Софи затрепетали и она открыла глаза, ее по-прежнему окружала тьма, но на сей раз она была усеяна звездами и подсвечена сиянием взошедшей луны. Голова девушки просто раскалывалась от боли, и некоторое время Софи никак не могла сообразить, где они и что же с ней случилось. Затем она услышала, как беспокойно забила копытом стоявшая поблизости лошадь.
– Бижу, – прошептала Софи, посчитав, что она все еще в лесу, близ шато де Жюно. Послышался треск шагов, и какой-то человек спешился рядом с лежавшей на траве девушкой.
– Слава Богу, вы живы!
Глубокий, грудной мужской голос прозвучал для нее столь неожиданно, что Софи показалось, будто это заговорил шелестевший над нею английский дуб. Взяв в руку фонарь, мужчина склонился над мадемуазель Делькур, из вежливости стараясь не светить ей прямо в глаза.
В тусклом свете Софи успела различить необычайно решительное, прекрасное лицо, как будто высеченное из гранита, большой лоб, идеально прямой нос и миниатюрные трепетные ноздри. Зеленоватые глаза незнакомца поблескивали из-под темных прямых бровей такого же цвета, как и его густые курчавые волосы, выбившиеся из-под узких полей высокой шляпы. Крупный, резко очерченный рот был довольно чувствителен, и судя по морщинкам у уголков рта, его обладатель был человеком веселым. Софи успела все это довольно подробно рассмотреть и запомнить, прежде чем впасть в очередное забытье. Потом ей показалось, что он будто бы спросил ее имя, но у нее даже не было сил, чтобы ответить. Когда Софи вновь пришла в себя, она все еще лежала близ дороги, но под голову ей положили что-то мягкое, а чьи-то заботливые руки укутали ее плащом. Лошади поблизости слышно не было, и в течение нескольких леденящих душу секунд Софи была уверена, что ее оставили здесь умирать. Она ужасе она закричала, но тут же вновь услышала стук приближающихся копыт. И вновь мужчина спешился и склонился над нею. И в то же мгновение не нее нахлынули воспоминания о кошмарном нападении разбойников.
– Антуан! – Она пыталась встать, но незнакомец не дал ей этого сделать.
– Если вы волнуетесь по поводу мальчика, то с ним все в порядке. Я только что доставил его в тот сельский домик, что через поле. Он лежал, прижавшись к вам, когда я нашел вас обоих в лесу, и, судя по потекам от слез на его щеках, я бы подумал, что он ревел в три ручья, пока, обессилев, не уснул. Он так и не проснулся, а когда я видел его в последний раз, жена местного поселянина укладывала его в теплую постельку.
– А где же маркиз де Фонтэн? – вопрос этот невольно вырвался у нее на французском, поскольку в том состоянии шока, в котором она сейчас пребывала, Софи не могла сконцентрироваться на какой-нибудь другой речи. Он ответил ей на чистейшем французском, причем она не почувствовала даже малейшего акцента.
– Как это ни прискорбно, здесь мне вас нечем утешить, мадемуазель. Приготовьтесь к худшему. Пожилой джентльмен – мертв.
Она вновь закрыла глаза, по щекам ее потекли слезы. Везти маркиза в такую даль, чтобы он смог найти здесь такую ужасную смерть.
– Ему столько пришлось пережить во Франции, – заметила она всхлипывая, и незнакомцу пришлось почти прильнуть к ней, чтобы услышать хоть что-нибудь. – Господи, как же это несправедливо, что он погиб именно здесь.
– Что случилось? Вы можете мне сказать? Я не хочу вас лишний раз тревожить… Я сейчас жду подмоги, и именно поэтому до сих пор не поднял вас с земли. В вашем положении вас необходимо транспортировать по возможности без лишней тряски, подождите немного, подоспеет здешний фермер со своими сыновьями.
– Вы очень добры, – с трудом прошептала Софи.
– Слава Богу, что я на вас наткнулся, я решил поскакать в Шорхем короткой дорогой через лес, и если бы не это, вы бы пролежали здесь целые сутки без всякой помощи. Видите ли, по этой дороге почти никто не ездит. Маркиз был вашим отцом?
– Нет, нет, мы не состояли в родстве. Я всего лишь помогла ему бежать из Франции.
– А мальчик?
Почти автоматически она повторила заранее придуманную легенду.
– Антуан – мой племянник. А вы, месье, случаем, не француз?
– Нет, но моя бабушка была француженкой, вышедшей замуж за англичанина, и я вместе с братом вырос в ее доме, после того как умерли наши родители… Зовут меня Том Фоксхилл, и живу я в Лондоне, а в этих краях оказался по долгу службы… Теперь вы в состоянии назвать мне свое имя?
И лишь только она представилась, как он встал во весь рост и стал кричать подходившим фермеру и его двум крепко сбитым сыновьям:
– Сюда! Сюда! Скорее!
– Что с девушкой, сэр?!
Том Фоксхилл покинул ее на минуту, чтобы переговорить с ними. Хотя он и фермер старались говорить вполголоса, Софи поняла, что эти самые люди позже увезут и труп маркиза. Затем Том вернулся к ней.
– Сейчас мы вас отсюда заберем, мадемуазель Делькур. Обещаю, что новое путешествие вы перенесете куда лучше, чем поездку верхом.
Принесли одеяло, и Том положил девушку на него. Она чуть не закричала от внезапно пронзившей голову боли, но все же сдержалась, до крови прикусив губу. После этого фермер взялся за один конец одеяла, а Том за другой, и на этих импровизированных носилках они понесли Софи по полю в направлении фермы.
Рыжеволосая и конопатая фермерша широко распахнула дверь, и Софи пронесли через просторную кухню с длинным дубовым столом. Тяжелый дух вареной баранины мешался здесь со сладковатым запахом яблоневых веток, тлеющих в очаге. При виде крови на волосах и мертвенно бледного лица Софи женщина всплеснула руками.
– Бедняжка! Что с тобою сделали!
Она взяла со стола зажженную свечу.
– Я лучше посвечу вам. Смотрите не споткнитесь о приступку, мистер Фоксхилл… И ты тоже, Вильям, поосторожнее, – добавила она, обращаясь к своему мужу. – Я не хочу, чтобы мою пациентку сейчас уронили на пол.
– Мы несли ее по перепаханному полю, – недовольно пробурчал фермер. – И уж теперь-то в доме, где я провел всю свою сознательную жизнь, подобное невозможно…
Не обратив никакого внимания на его слова, женщина продолжала болтать без умолку, звонко стуча деревянными башмаками по каменному полу темного коридора. Свет свечи дрожал на свежеоштукатуренных стенах.
– Я приготовила чистую постель, мистер Фоксхилл, нагрела таз воды и достала специальный бальзам и все необходимое для того, чтобы обработать и перебинтовать рану девушки.
В маленькой спаленке Софи опустили на кровать, после чего фермер вышел, осторожно прикрыв за собою дверь.
Зажмурив глаза от боли, девушка еле слышно прошептала:
– А где Антуан?
Том ответил ей по-французски, потому что ни единого слова на английском она еще не произнесла.
– Он спит в соседней комнате. Дочурка миссис и мистера Миллард присматривает за ним.
– Он испугается, когда, проснувшись, обнаружит, что меня нет рядом! – заволновалась Софи.
– Не беспокойтесь. Я уверен, что миссис Миллард присмотрит за ребенком. Я попрошу принести его сюда, если он проснется среди ночи.
Миссис Миллард с тревогой спросила:
– Она что, не говорит по-английски?! О Боже! Да она, никак, француженка?!
– Пожалуйста, скажите, что я прекрасно понимаю ее язык, – прошептала Софи Тому.
Том передал это супруге фермера, и та облегченно вздохнула. Когда Софи вновь открыла глаза, Фоксхилл, склоняясь над нею, прошептал:
– Старайтесь по возможности не двигаться до тех пор, пока не перестанет болеть голова. – Он широко улыбнулся. – Как-то раз я пробил себе голову, свалившись с лошади, так что имею полное представление о том, каково вам сейчас.
Софи попыталась ему ответить, но пульсирующая боль в голове помешала ей сделать это. Внезапно ей подумалось, что хотя этот красавец вызывает доверие, его, возможно, следует опасаться. Выходя из спальни, он обернулся:
– Прощайте, мадемуазель Делькур. Пусть ваше дальнейшее пребывание в Англии пройдет без больших неприятностей.
Когда жена фермера приготовила все необходимое для ухода за потерпевшей, в том числе и одну из собственных обшитых ночных рубах, она развернула плащ, в который была укутана миниатюрная француженка. При виде того, что открылось, миссис Миллард сокрушенно покачала головой.
Платье Софи было разорвано до пояса. Плечо и руки девушки покрывали свежие синяки и ссадины, грудь была обнажена. Не удивительно, что мистер Фоксхилл ее так тщательно закутал.
– А у вас ничего, кроме головы, не болит? – тактично спросила миссис Миллард.
– Нет, нет, меня не изнасиловали, – с трудом прошептала Софи и потеряла сознание от нестерпимой боли.
Пока Софи была прикована к постели, миссис Миллард стирала и чинила ее одежду, которую затем спрятала в комод до лучших времен. Позаботилась она и об Антуане, переодев его в костюм, ставший не по размеру ее подросшему сыну. Целыми днями мальчик пропадал на ферме, с увлечением наблюдая за домашними животными, и даже посильно помогал десятилетней дочери Миллардов Джози в каждодневном фермерском труде. Вскоре. Софи узнала, что Том Фоксхилл заплатил за ее постой у Миллардов и даже оставил ей десять золотых монет, чтобы она хоть как-то могла свести концы с концами, когда оставит ферму. Он также записал Софи свой лондонский адрес на тот случай, если ей понадобится дальнейшая помощь. Поскольку мадемуазель Делькур не изменила своего первоначального решения отправиться в Брайтон, она очень сомневалась в том, что когда-нибудь еще встретится с Томом, однако оставленные ей деньги она посчитала за долг, который во что бы то ни стало поклялась вернуть, как только подыщет себе работу.
К великому сожалению Софи, похороны маркиза состоялись, когда она еще была больна. Местный врач составил заключение о том, что смерть де Фонтэна наступила в результате перелома основания черепа, вследствие нанесенного злодеями смертельного удара. Об убийстве, как полагается, доложили в здешний магистрат, но надежды на возвращение драгоценностей и поимку разбойников не было, поскольку их поиски не увенчались успехом. Она не стала заявлять о похищенных сокровищах, так как побоялась неизбежно последовавших бы после этого неудобных вопросов. Первым делом она должна была заботиться о безопасности Антуана. Справка с именем и фамилией Софи и Антуана была отослана через магистрат в Лондон, как того требовали принятые в Англии формальности. Мальчика записали под именем Антуана Дюбуа.
Софи очень хотелось, чтобы на гроб маркиза положили символ старой Франции – белую лилию, однако столь экзотический цветок в здешних местах не произрастал. И вместо этого было решено послать Джози в ближайшую деревню за рулоном белой ленты, ведь именно белый был цветом дома Бурбонов. Смастерив из этой ленты некое подобие кокарды, Софи пришила к ней букет цветов, сорванных в саду Миллардов. Все это потом положили на крышку гроба как последнюю дань уважения бесстрашному воину Франции.
Лишь только головные боли Софи пошли на убыль, миссис Миллард позволила ей сидеть у открытого окна в кухне в те часы, когда дома никого не было.
– Семейка у меня шумная, а вам, мисс, пока требуется покой, – говорила она при этом.
Постепенно Софи оказалась вовлеченной в размеренную жизнь этого семейства. Хотя Милларды частенько ссорились и любили поспорить, они были привязаны друг к другу не меньше, чем члены любого крестьянского семейства где-нибудь во Франции. Но на этом сходство заканчивалось. Еды здесь было в изобилии. Огромные говяжьи окорока поворачивались на вертеле, брызгая кипящим салом на знаменитый сассекский пудинг, разогревавшийся в гигантской сковороде под ними. В кладовке на крючках висели всякого рода ветчина, колбасы и копчености; кринки с молоком, сметаной вместе с сырами разных сортов заполняли полки столовой. Комоды и шкафы фермерского дома были набиты всевозможными вареньями и соленьями. Каждый раз, когда Софи видела, как дюжие парни Милларды доверху наполняют свои тарелки, она вспоминала об умирающих с голоду крестьянах своей родной Франции.
– Бижу, – прошептала Софи, посчитав, что она все еще в лесу, близ шато де Жюно. Послышался треск шагов, и какой-то человек спешился рядом с лежавшей на траве девушкой.
– Слава Богу, вы живы!
Глубокий, грудной мужской голос прозвучал для нее столь неожиданно, что Софи показалось, будто это заговорил шелестевший над нею английский дуб. Взяв в руку фонарь, мужчина склонился над мадемуазель Делькур, из вежливости стараясь не светить ей прямо в глаза.
В тусклом свете Софи успела различить необычайно решительное, прекрасное лицо, как будто высеченное из гранита, большой лоб, идеально прямой нос и миниатюрные трепетные ноздри. Зеленоватые глаза незнакомца поблескивали из-под темных прямых бровей такого же цвета, как и его густые курчавые волосы, выбившиеся из-под узких полей высокой шляпы. Крупный, резко очерченный рот был довольно чувствителен, и судя по морщинкам у уголков рта, его обладатель был человеком веселым. Софи успела все это довольно подробно рассмотреть и запомнить, прежде чем впасть в очередное забытье. Потом ей показалось, что он будто бы спросил ее имя, но у нее даже не было сил, чтобы ответить. Когда Софи вновь пришла в себя, она все еще лежала близ дороги, но под голову ей положили что-то мягкое, а чьи-то заботливые руки укутали ее плащом. Лошади поблизости слышно не было, и в течение нескольких леденящих душу секунд Софи была уверена, что ее оставили здесь умирать. Она ужасе она закричала, но тут же вновь услышала стук приближающихся копыт. И вновь мужчина спешился и склонился над нею. И в то же мгновение не нее нахлынули воспоминания о кошмарном нападении разбойников.
– Антуан! – Она пыталась встать, но незнакомец не дал ей этого сделать.
– Если вы волнуетесь по поводу мальчика, то с ним все в порядке. Я только что доставил его в тот сельский домик, что через поле. Он лежал, прижавшись к вам, когда я нашел вас обоих в лесу, и, судя по потекам от слез на его щеках, я бы подумал, что он ревел в три ручья, пока, обессилев, не уснул. Он так и не проснулся, а когда я видел его в последний раз, жена местного поселянина укладывала его в теплую постельку.
– А где же маркиз де Фонтэн? – вопрос этот невольно вырвался у нее на французском, поскольку в том состоянии шока, в котором она сейчас пребывала, Софи не могла сконцентрироваться на какой-нибудь другой речи. Он ответил ей на чистейшем французском, причем она не почувствовала даже малейшего акцента.
– Как это ни прискорбно, здесь мне вас нечем утешить, мадемуазель. Приготовьтесь к худшему. Пожилой джентльмен – мертв.
Она вновь закрыла глаза, по щекам ее потекли слезы. Везти маркиза в такую даль, чтобы он смог найти здесь такую ужасную смерть.
– Ему столько пришлось пережить во Франции, – заметила она всхлипывая, и незнакомцу пришлось почти прильнуть к ней, чтобы услышать хоть что-нибудь. – Господи, как же это несправедливо, что он погиб именно здесь.
– Что случилось? Вы можете мне сказать? Я не хочу вас лишний раз тревожить… Я сейчас жду подмоги, и именно поэтому до сих пор не поднял вас с земли. В вашем положении вас необходимо транспортировать по возможности без лишней тряски, подождите немного, подоспеет здешний фермер со своими сыновьями.
– Вы очень добры, – с трудом прошептала Софи.
– Слава Богу, что я на вас наткнулся, я решил поскакать в Шорхем короткой дорогой через лес, и если бы не это, вы бы пролежали здесь целые сутки без всякой помощи. Видите ли, по этой дороге почти никто не ездит. Маркиз был вашим отцом?
– Нет, нет, мы не состояли в родстве. Я всего лишь помогла ему бежать из Франции.
– А мальчик?
Почти автоматически она повторила заранее придуманную легенду.
– Антуан – мой племянник. А вы, месье, случаем, не француз?
– Нет, но моя бабушка была француженкой, вышедшей замуж за англичанина, и я вместе с братом вырос в ее доме, после того как умерли наши родители… Зовут меня Том Фоксхилл, и живу я в Лондоне, а в этих краях оказался по долгу службы… Теперь вы в состоянии назвать мне свое имя?
И лишь только она представилась, как он встал во весь рост и стал кричать подходившим фермеру и его двум крепко сбитым сыновьям:
– Сюда! Сюда! Скорее!
– Что с девушкой, сэр?!
Том Фоксхилл покинул ее на минуту, чтобы переговорить с ними. Хотя он и фермер старались говорить вполголоса, Софи поняла, что эти самые люди позже увезут и труп маркиза. Затем Том вернулся к ней.
– Сейчас мы вас отсюда заберем, мадемуазель Делькур. Обещаю, что новое путешествие вы перенесете куда лучше, чем поездку верхом.
Принесли одеяло, и Том положил девушку на него. Она чуть не закричала от внезапно пронзившей голову боли, но все же сдержалась, до крови прикусив губу. После этого фермер взялся за один конец одеяла, а Том за другой, и на этих импровизированных носилках они понесли Софи по полю в направлении фермы.
Рыжеволосая и конопатая фермерша широко распахнула дверь, и Софи пронесли через просторную кухню с длинным дубовым столом. Тяжелый дух вареной баранины мешался здесь со сладковатым запахом яблоневых веток, тлеющих в очаге. При виде крови на волосах и мертвенно бледного лица Софи женщина всплеснула руками.
– Бедняжка! Что с тобою сделали!
Она взяла со стола зажженную свечу.
– Я лучше посвечу вам. Смотрите не споткнитесь о приступку, мистер Фоксхилл… И ты тоже, Вильям, поосторожнее, – добавила она, обращаясь к своему мужу. – Я не хочу, чтобы мою пациентку сейчас уронили на пол.
– Мы несли ее по перепаханному полю, – недовольно пробурчал фермер. – И уж теперь-то в доме, где я провел всю свою сознательную жизнь, подобное невозможно…
Не обратив никакого внимания на его слова, женщина продолжала болтать без умолку, звонко стуча деревянными башмаками по каменному полу темного коридора. Свет свечи дрожал на свежеоштукатуренных стенах.
– Я приготовила чистую постель, мистер Фоксхилл, нагрела таз воды и достала специальный бальзам и все необходимое для того, чтобы обработать и перебинтовать рану девушки.
В маленькой спаленке Софи опустили на кровать, после чего фермер вышел, осторожно прикрыв за собою дверь.
Зажмурив глаза от боли, девушка еле слышно прошептала:
– А где Антуан?
Том ответил ей по-французски, потому что ни единого слова на английском она еще не произнесла.
– Он спит в соседней комнате. Дочурка миссис и мистера Миллард присматривает за ним.
– Он испугается, когда, проснувшись, обнаружит, что меня нет рядом! – заволновалась Софи.
– Не беспокойтесь. Я уверен, что миссис Миллард присмотрит за ребенком. Я попрошу принести его сюда, если он проснется среди ночи.
Миссис Миллард с тревогой спросила:
– Она что, не говорит по-английски?! О Боже! Да она, никак, француженка?!
– Пожалуйста, скажите, что я прекрасно понимаю ее язык, – прошептала Софи Тому.
Том передал это супруге фермера, и та облегченно вздохнула. Когда Софи вновь открыла глаза, Фоксхилл, склоняясь над нею, прошептал:
– Старайтесь по возможности не двигаться до тех пор, пока не перестанет болеть голова. – Он широко улыбнулся. – Как-то раз я пробил себе голову, свалившись с лошади, так что имею полное представление о том, каково вам сейчас.
Софи попыталась ему ответить, но пульсирующая боль в голове помешала ей сделать это. Внезапно ей подумалось, что хотя этот красавец вызывает доверие, его, возможно, следует опасаться. Выходя из спальни, он обернулся:
– Прощайте, мадемуазель Делькур. Пусть ваше дальнейшее пребывание в Англии пройдет без больших неприятностей.
Когда жена фермера приготовила все необходимое для ухода за потерпевшей, в том числе и одну из собственных обшитых ночных рубах, она развернула плащ, в который была укутана миниатюрная француженка. При виде того, что открылось, миссис Миллард сокрушенно покачала головой.
Платье Софи было разорвано до пояса. Плечо и руки девушки покрывали свежие синяки и ссадины, грудь была обнажена. Не удивительно, что мистер Фоксхилл ее так тщательно закутал.
– А у вас ничего, кроме головы, не болит? – тактично спросила миссис Миллард.
– Нет, нет, меня не изнасиловали, – с трудом прошептала Софи и потеряла сознание от нестерпимой боли.
Пока Софи была прикована к постели, миссис Миллард стирала и чинила ее одежду, которую затем спрятала в комод до лучших времен. Позаботилась она и об Антуане, переодев его в костюм, ставший не по размеру ее подросшему сыну. Целыми днями мальчик пропадал на ферме, с увлечением наблюдая за домашними животными, и даже посильно помогал десятилетней дочери Миллардов Джози в каждодневном фермерском труде. Вскоре. Софи узнала, что Том Фоксхилл заплатил за ее постой у Миллардов и даже оставил ей десять золотых монет, чтобы она хоть как-то могла свести концы с концами, когда оставит ферму. Он также записал Софи свой лондонский адрес на тот случай, если ей понадобится дальнейшая помощь. Поскольку мадемуазель Делькур не изменила своего первоначального решения отправиться в Брайтон, она очень сомневалась в том, что когда-нибудь еще встретится с Томом, однако оставленные ей деньги она посчитала за долг, который во что бы то ни стало поклялась вернуть, как только подыщет себе работу.
К великому сожалению Софи, похороны маркиза состоялись, когда она еще была больна. Местный врач составил заключение о том, что смерть де Фонтэна наступила в результате перелома основания черепа, вследствие нанесенного злодеями смертельного удара. Об убийстве, как полагается, доложили в здешний магистрат, но надежды на возвращение драгоценностей и поимку разбойников не было, поскольку их поиски не увенчались успехом. Она не стала заявлять о похищенных сокровищах, так как побоялась неизбежно последовавших бы после этого неудобных вопросов. Первым делом она должна была заботиться о безопасности Антуана. Справка с именем и фамилией Софи и Антуана была отослана через магистрат в Лондон, как того требовали принятые в Англии формальности. Мальчика записали под именем Антуана Дюбуа.
Софи очень хотелось, чтобы на гроб маркиза положили символ старой Франции – белую лилию, однако столь экзотический цветок в здешних местах не произрастал. И вместо этого было решено послать Джози в ближайшую деревню за рулоном белой ленты, ведь именно белый был цветом дома Бурбонов. Смастерив из этой ленты некое подобие кокарды, Софи пришила к ней букет цветов, сорванных в саду Миллардов. Все это потом положили на крышку гроба как последнюю дань уважения бесстрашному воину Франции.
Лишь только головные боли Софи пошли на убыль, миссис Миллард позволила ей сидеть у открытого окна в кухне в те часы, когда дома никого не было.
– Семейка у меня шумная, а вам, мисс, пока требуется покой, – говорила она при этом.
Постепенно Софи оказалась вовлеченной в размеренную жизнь этого семейства. Хотя Милларды частенько ссорились и любили поспорить, они были привязаны друг к другу не меньше, чем члены любого крестьянского семейства где-нибудь во Франции. Но на этом сходство заканчивалось. Еды здесь было в изобилии. Огромные говяжьи окорока поворачивались на вертеле, брызгая кипящим салом на знаменитый сассекский пудинг, разогревавшийся в гигантской сковороде под ними. В кладовке на крючках висели всякого рода ветчина, колбасы и копчености; кринки с молоком, сметаной вместе с сырами разных сортов заполняли полки столовой. Комоды и шкафы фермерского дома были набиты всевозможными вареньями и соленьями. Каждый раз, когда Софи видела, как дюжие парни Милларды доверху наполняют свои тарелки, она вспоминала об умирающих с голоду крестьянах своей родной Франции.