– … окружила себя молодыми любовниками и потребовала, чтобы они, раздевшись догола, дрочили прямо ей в лицо…
   – Секс и деньги, – произнес Эвери, смеясь. – Если бы не эти извечные темы, мы бы сидели тут в гробовой тишине. Пожалуй, надо предложить, чтобы отныне это слово писалось так: «$ex». Через значок доллара.
   К ним присоединилась Донна Бронсон, привлекательная и яркая женщина лет двадцати пяти. Синее платье облегало её пышную фигуру, как вторая кожа. Крашеные серебристые волосы пышными локонами ниспадали на обнаженные плечи.
   Донна служила у Эвери секретаршей уже шесть лет, тем не менее никто не считал их любовниками. Энн всегда находила это странным. Ей казалось, что любой мужчина должен был находить Донну необычайно возбуждающей.
   Донна приветливо поздоровалась с Логанами. С минутку они поболтали, после чего Донна повернулась к Эвери и сказала:
   – Карл, Сэм Брандт уже полчаса разглядывает новые чертежи твоего торгового центра. Почему бы тебе не показать их и Дейву? Ты ведь сам предложил ему подумать над этим планом.
   Дейв встрепенулся.
   – Новые чертежи?
   Эвери кивнул.
   – Да, Дейв, аппетит приходит во время еды. Мы решили развернуться по-настоящему и расширить сооружение на добрых триста футов. Поэтому чертежи пришлось переделать. Можешь взглянуть на них, если, конечно, ещё не утратил интереса к этому проекту.
   – Не утратил, – ухмыльнулся Дейв.
   – Тогда пойдем ко мне в кабинет. Хотя вы с Сэмом – соперники, я не вижу причины, почему бы вам не рассмотреть чертежи вместе. – Эвери посмотрел на Энн и улыбнулся. – Дело – прежде всего. Что бы ни говорили поэты и прочие романтики, но именно бизнес – главный движитель прогресса. А Донна проследит, чтобы вы не скучали.
   Когда мужчины удалились, Донна подмигнула Энн.
   – Видишь? Я на твоей стороне. Помолись теперь, чтобы все прошло удачно. – Она потрепала Энн по руке. – Пока твой муж уединился с Эвери, я предлагаю тебе найти подходящего кавалера. У меня-то забот полон рот. Как у политика.
   Улыбнувшись на прощание Энн, она оставила её, поспешив к седовласому сенатору.
   Оставшись в одиночестве, Энн уселась на скамью, стоявшую в тени двух развесистых мандариновых деревьев. Потягивая дайкири, она разглядывала пеструю толпу.
   Отделившийся от толпы мужчина, решительно зашагавший к ней, мало походил на остальных гостей. Несвежая рубашка, выцветшие джинсы, плетеные сандалии на ногах. Выглядел незнакомец молодо – моложе Энн, однако окладистая борода придавала ему более зрелый вид. В одной руке он держал бокал с пивом, а в другой – глубокую тарелку, доверху наполненную закусками. Усевшись прямо на траву в двух шагах от Энн, он принялся уплетать аппетитные яства.
   Внезапно он заговорил с набитым ртом:
   – Вэна Вейва Вогана?
   Энн кинула на него удивленный взгляд.
   – Да, я жена Дейва Логана.
   – Абнер Джессап, – промычал бородатый.
   – Что-что?
   – Это я. Абнер Джессап.
   – О, вы художник? – вспомнила Энн.
   Джессап кивнул, продолжая жевать.
   – Я была на вашей выставке в Мэнделевской галерее прошлой зимой, – сказала Энн.
   – Шикарная выставка, да?
   – Да. Мне очень понравилось.
   – Изумительный у меня талант, да?
   – Ну, я не считаю себя знатоком абстрактной живописи, но…
   – Знать живопись ни к чему, её нужно чувствовать нутром, – перебил художник.
   – Да, должно быть, вы правы.
   Он ткнул в неё вилкой.
   – Еще бы! Слушайте, дамочка, если вам так понравились мои работы, почему бы вам не приобрести пару-тройку штук, а? Интерьер украсить.
   Энн вспыхнула.
   – Дело в том, мистер Джессап, что я сама выбираю картины для своего дома.
   – Ясно – натюрморды какие-нибудь, лошади или бабочки, – сказал он.
   – О вкусах не спорят, мистер Джессап, – сказала Энн, начиная раздражаться.
   – Вкус у вас варварский, миссис Логан, – убежденно сказал Джессап. Он сгрыз оливку и выпил пива. – Заходите завтра ко мне в студию. Продам вам по дешевке пару полотен, а заодно перепихнемся.
   Энн показалось, что она ослышалась.
   – Что?
   – Ну, трахнемся, попендрячимся, пожаримся, побараемся – если вам так понятнее, – сказал он, устремив на неё невинные голубые глаза. – А что, неужели не хотите?
   Энн вскипела.
   – Вы просто наглец, – процедила она.
   Джессап скорчил презрительную гримасу.
   – Пф! Вы просто ханжа, – фыркнул он. – Вон, смотрите! – Он ткнул вилкой в сторону гостей. – Видите вон ту толстуху в тошнотворной горчичной хламиде?
   – Вы имеете в виду даму в золотистом платье? – строго спросила Энн.
   – Ну да. Так вот, эта жирная свиноматка – настоящая покровительница искусства. Я ей загнал уже полдюжины картин на тех же условиях. Хотя у вас пизденка, конечно, не сродни её жерлу.
   Энн вконец рассвирепела. Ее голос зазвенел от гнева.
   – Хватит, я вас наслушалась, мистер Джессап, – сказала она, поднимаясь.
   Художник громко заржал.
   – Не понимаю, почему вы смеетесь? – спросила Энн.
   – Расслабьтесь, киска, – ухмыльнулся он. – Я вас просто дразнил.
   Не желая казаться ханжой, Энн, чуть замявшись, уселась на скамью.
   – Хорошо, – сказала она. – Больше не буду обращать внимания на вашу болтовню.
   – Правильно, – похвалил Джессап. – Забудьте, что вы обыкновенная hausfrau,[1] распустите волосы, скиньте туфли и повеселитесь вволю. Забыв про любые ограничения.
   – А потом вы предложите приобрести вашу картину, – добавила Энн. – Гнев её как рукой сняло. Мужчины на подобных вечеринках клеились к ней и раньше, однако Джессап из всех приставал казался ей самым безобидным и раскрепощенным. Энн нисколько не опасалась его, а потому решила, что художник может её немножко позабавить.
   – Вы, конечно, пошутили насчет женщины в тошнотворном платье? – полюбопытствовала она.
   – Насчет того, что эта бегемотиха покровительствует Абнеру Джессапу? – Голубые глаза художника озорно заблестели. – Вовсе и ничуть не пошутил, моя разлюбезная, вспыхивающая, как порох, мисс Логан. Собственно говоря, у меня много таких… спонсоров, что ли. – Внезапно он нахмурился. – А вы, должно быть, новенькая здесь, и не знаете, что творится в этих кругах. Я прав?
   – Скажем так, – произнесла Энн. – Мы с Дейвом слеплены из другого теста.
   – Ха, – усмехнулся он, залпом опустошив бокал. – Хотите, расскажу про наше тесто.
   Энн улыбнулась.
   – Если я скажу, что да, вы опять попытаетесь меня шокировать?
   – А разве вам это не нравится? – переспросил Джессап. – Когда вас шокируют.
   – Я не вполне уверена.
   – Что ж, давайте попробуем, – согласился художник. – Видите вон того типа в ковбойке, у стойки бара? С толстой жопой.
   – Да. Это Росс Леланд, архитектор.
   – Так вот, когда он напивается, как свинья, то начинает демонстрировать всем окружающим женщинам свою женилку.
   – Что? – не поняла Энн, хотя и догадывалась о смысле его слов.
   Пришел черед Джессапа удивляться.
   – Ну – елдак, кран, кочергу, махалку, пырку. Член, в общем, по-вашему. Понятно?
   – Лжете! – возмутилась Энн.
   – Лгу, – неожиданно согласился Абнер, ухмыляясь. – Но вы у своего супружника спросите. Он, наверное, тоже слышал о фокусах мистера Леланда… Ух ты, кто идет-то!
   Энн подняла голову. Донна Бронсон приветствовала сразу двоих гостей: смуглолицего, похожего на индуса, мужчину в тюрбане и рыжеволосую девицу в облегающем платье цвета электрик, едва прикрывающем её ляжки.
   Энн уже приходилось встречать эту парочку на других вечеринках. Смуглокожего мужчину звали доктор Рамси. Он был основателем какой-то странной мистической секты, в которую входило множество людей. Рыжая Лорна, бывшая голливудская старлетка, недавно ставшая его женой, играла роль Верховной жрицы в Храме Солнца – так именовалось место сборищ поклонников необычного культа. Энн не раз читала и слышала возмутительно скандальные истории, связанные с Храмом, расположенном высоко в горах Санта-Рита.
   Любопытство взяло вверх и Энн спросила Абнера:
   – А что вы знаете о нем, мистер Джессап?
   – Он учит тантрической йоге.
   – Я понимаю, что не должна спрашивать, но все-таки – что это такое?
   – По сути это овладение техникой reservatus, – пояснил Джессап. – Вы поймете, если вспомните колледжский курс латыни.
   – Увы, латынь мне не преподавали, – вздохнула Энн.
   Художник сокрушенно покачал головой.
   – Ох, американское образование, – вздохнул он. – Немудрено, что русские обгоняют нас на каждом повороте. Это слово, миссис Логан, означает умение сдерживать себя ради того, чтобы женщина ощутила оргазм. Для этого необходимо особое духовно-сексуальное взаимодействие между мужчиной и женщиной. У восточных женщин это получается лучше, чем у наших, а вот наши мужчины, к великому сожалению, вообще не смыслят в этом искусстве – ни уха ни рыла. Понятно? Может, описать поподробнее?
   – Нет, спасибо, это вряд ли необходимо, – ответила Энн, начиная жалеть, что затеяла этот разговор. – Надеюсь, на сей раз вы не водите меня за нос?
   – Нет, – торжественно ответил Джессап. – Все это я узнал из уст самого Его святейшества.
   – Ах, так вы с ним знакомы?
   – Разумеется, – пожал плечами художник. – Я провел в его Храме целых три недели. Мы с Рамси друзья – водой не разольешь. Кстати, далеко не все его прихожане молятся и занимаются в общей толпе. Да-да, несведущие люди называют это групповым сексом, но на самом деле – это процесс овладения сложным и необходимым искусством. Он ввел особую форму поклонения для богатых бизнесменов и вообще – для занятых парней. Чтобы не гневить Бога, они вносят в казну Храма приличный взнос, а Рамси за это предоставляет жертвователю собственную келью для медитации. А – чтобы ему не было одиноко, помещает туда пару-тройку пятнадцатилетних девчонок.
   – Что вы плетете, мистер Джессап! – возмутилась Энн.
   – Как, миссис Логан, вы опять шокированы?
   – Я вам не верю!
   – Хорошо, сменим пластинку, – согласился он, обводя гостей взглядом. – Видите вон ту брюнетку в прозрачном белом бикини? Она снимается в порнографических фильмах. Правда, предпочитает, чтобы вместо мужчин её обслуживали жеребцы или в крайнем случае – кобели. У нее…
   – Хватит заливать! – оборвала его Энн. – Я её знаю. Она замужем, мать двоих детей и вообще – добропорядочная…
   Абнер пожал плечами.
   – Ладно, считайте, что я опять наврал.
   – В противном случае, – сказала Энн, – выходит, что нас окружает совершенно аморальная публика.
   – О, это слишком крепкое словцо. Я бы назвал этих людей иначе – раскрепощенными. Кстати, свою персону я тоже к ним причисляю. Нет, миссис Логан, мы не аморальные. Просто, в отличие от пуритан и прочих ханжей, мы сбросили несколько слоев панцыря, сковывающего человека. Мы никого не трогаем, никого не обижаем. Бегаем сами по себе. Как дети.
   – Не все, мистер Джессап.
   – Но – большая часть.
   – Хорошо, допустим, – скрепя сердце согласилась Энн. В глубине души она сознавала, что Джессап прав. – Извините, но мне уже пора идти.
   Она встала со скамьи и направилась к террасе.
   – Э-ээ… миссис Логан!
   Энн остановилась и обернулась.
   – На тот случай, если у вас вдруг проснется интерес к настоящему искусству, моя студия расположена в старой, мексиканской части города. Бурро-аллей. Номер семнадцать.
   Нахмурившись, Энн произнесла:
   – Спасибо, я постараюсь запомнить – чтобы никогда туда не забрести.
   Энн поспешно зашагала к бару. Ей вдруг отчаянно захотелось напиться.

Глава 3

   Когда Энн допивала второй дайкири, её окликнула Нора Хаскилл. В руках у неё была тарелка с картофельным салатом и ломтем копченой индейки. Круглая кукольная мордашка Норы раскраснелась.
   – Привет, – весело поздоровалась она. – Здорово гуляем, да?
   Хаскеллы – Том, Нора и двое сыновей – были ближайшими соседями Логанов. Рыжеволосая Нора выглядела прехорошенькой, хотя красавицей отнюдь не была. Стыдясь своей аппетитной, но излишне пухлой фигуры, она то и дело садилась на всевозможные диеты, но, сколько ни изводила себя, толку не добивалась. Сейчас она была в черном облегающем платье, вырезанном впереди столь низко, что роскошные яблоки её грудей едва не вываливались наружу.
   С удивлением глядя на наполненную доверху тарелку в руке Норы, Энн заметила:
   – Ты не слишком увлеклась, Нора?
   – Завтра, – ответила та. – Завтра опять сажусь на диету. – Затем, метнув на Энн любопытный взгляд, спросила:
   – О чем это вы трепались с этим художником? Я думала, что такие пуританки, как ты, сторонятся его, как чумы.
   Энн скорчила гримаску.
   – По-моему, он слишком много из себя строит.
   – Он к тебе приставал?
   – Попытался. В совершенно нелепой форме.
   – Скорее – в грубой, чем нелепой, – поправила Нора. – Я знаю его штучки. Он отлично понимает, как добиться своего. Выработал особый подход, смысл которого состоит в том, чтобы сначала повергнуть женщину в шок, а затем – распалить её любопытство. И представь – почти все клюют. Он перетрахал уже почти всех моих подружек. Да и за мной одно время ухлестывал в открытую. Так что, обходи его студию за несколько миль, в противном случае и пикнуть не успеешь, как очутишься на спине с задранными ногами.
   – Господи, надеюсь, ты не по собственному опыту судишь? – спросила Энн.
   Нора звонко расхохоталась.
   – Нет, но я повторяю слова одной своей хорошей знакомой, которая таким образом обожглась. Тихоня тихоней, никогда мужу не изменяла, а Джессап отымел её буквально через пять минут после её прихода в студию. Порой, – вздохнула она, – я и сама подумываю, не посмотреть ли на его картины.
   – Ты, конечно, шутишь, – с сомнением спросила Энн.
   Нора покачала головой и проглотила аппетитный кусок индейки.
   – А где твой муж? – в свою очередь спросила она. – Что-то я его здесь не видела.
   Энн пояснила, что Дейв занят делом.
   – Карл демонстрирует ему чертежи нового торгового центра.
   Нора изумленно вскинула брови.
   – О, так он для тебя уже Карл!
   – Да, он так на этом настаивал, что я не смогла отказаться.
   – Поосторожнее, Энн – с ним можно и обжечься.
   – Ко мне это не относится. Вряд ли я в его вкусе.
   Нора прыснула.
   – Не родилась ещё женщина, которая не была бы во вкусе Карлтона Эвери, – сказала она. – Он трахает все, что движется. Особенно, если оно в юбке. – Вздохнув, она с горечью добавила: – Как, впрочем, и Том Хаскелл. Вон, смотри, на моего кобеля – уже волочится за горничной.
   Энн посмотрела в сторону, указанную Норой, и увидела её мужа Тома, лысоватого краснолицего толстячка, старавшегося ущипнуть за задницу совсем молоденькую мексиканку-служанку. Девчонка, кокетливо улыбаясь, пыталась высвободиться, не обидев ухажера, а проказливая рука Тома уже заползала к ней под юбку.
   – Эх, ко мне бы он так приставал! – процедила Нора. – Со мной-то он – полный импотент. Мерзавец!
   Энн поспешила перевести разговор на другую тему.
   – Эвери умеет подбирать прислугу, – сказала она. – Девчонка весьма аппетитная. А та женщина, что в буфете прислуживает – и вовсе сногсшибательна.
   – Девчонка приходит лишь тогда, когда он закатывает вечеринку, – сказала Нора. – Дочь Марии Санчес. А за стойкой стоит сама Мария. Она у него – домоправительница. Ты разве не знала?
   – Нет, – покачала головой Энн.
   Мария Санчес в свои тридцать пять лет была сказочно красива. Статная и стройная, она поражала изяществом и благородством, горделивой посадкой головы. Однако в красивых черных глазах застыла печаль.
   – Она даже красивее своей дочери, – сказала Энн. – Только уж очень грустная.
   – Жизнь у неё не сахар, – сказала Нора. – Муж сидит в тюрьме за убийство. Десять лет назад в пьяной драке убил какого-то типа. У неё на шее остались двое детей – дочь Елена и сын. Год назад сын насмерть разбился на мотоцикле, столкнувшись ночью с грузовиком. Мария посвятила всю жизнь Елене. Дала ей образование, устроила в хорошую школу. Хочет, чтобы дочь стала преподавателем. – Чуть помолчав, Нора продолжила: – Если тебя интересует, спит ли с ней Эвери, то я не знаю. Впрочем, учитывая его репутацию…
   Энн расхохоталась.
   – Ты не поверишь, Нора, но меня это мало заботит. А ты, по-моему, просто помешалась на сексуальной почве, как и все тут.
   Нора хихикнула.
   – Не вижу в этом ничего плохого, – сказала она и тут же, помахав кому-то, отчалила.
   Оставшись одна, Энн подошла к бассейну и, перекинувшись парой ничего не значащих фраз с Бобом и Тони Ван-Лир, уселась на складной стул, попивая дайкири. Внезапно кто-то прикоснулся к её руке. Подняв голову, она увидела Карлтона Эвери.
   – Пригласив вашего мужа в дом, – произнес он с чарующей улыбкой, – я даже не ожидал, он так вцепится в эти чертежи. Они с Сэмом Брандтом настолько увлеченно обсуждают этот проект, что никто и не заподозрил бы, что они – непримиримые соперники. Очень несправедливо вышло – ваш муж наслаждается, а вас совсем забросили.
   – Спасибо, но я вовсе не ощущаю себя брошенной, – улыбнулась Энн.
   – А я заметил, что вы сидите тут в полном одиночестве, и испугался, что вы скучаете.
   – Я никогда не скучаю.
   – Никогда?
   – Да, – кивнула Энн. – Мне ведь и некогда скучать – нужно следить за детьми и мужем. – Она засмеялась. – Да и здесь мне скучать не давали. Кое-кто даже успел поухаживать и пригласить в гости.
   – В самом деле? – вскинул брови Эвери. – Кто, если не секрет?
   – О, это была просто совершенно праздная болтовня. Ничего серьезного.
   – Все равно – я прикажу подвергнуть нахала бичеванию.
   – Не нужно, – попросила Энн. – Он ведь даже не настаивал. Просто дал свой адрес и пригласил зайти.
   – Ни в коем случае, – покачал головой Эвери. – пообещайте, что не зайдете.
   Энн не смогла сдержать улыбку.
   – Обещаю. Кстати, вы ведь сами сказали, что отныне слово секс нужно писать – «$ex», через значок доллара. А он заодно хотел мне кое-что продать.
   Эвери расхохотался.
   – Ясно – это Абнер Джессап. – Он вдруг посерьезнел. – Пойдемте прогуляемся. Я хочу хоть ненадолго вырваться из этой толпы. – Видя её замешательство, он быстро добавил: – Не бойтесь, я не стану к вам приставать и заманивать в гости. Хорошо?
   – Да, – после некоторого раздумья кивнула Энн.
   Эвери взял Энн за руку.
   – Сюда, пожалуйста, – пригласил он.
   Обогнув бассейн, они миновали усаженные пестрыми цветами клумбы и вышли к стене. Эвери отомкнул дверцу и распахнул её.
   «Боже мой, что я делаю?» – подумала вдруг Энн. Никогда прежде, посещая званые вечеринки, она не позволяла себе оказываться в столь сомнительных ситуациях.
   Видя её нерешительность, Эвери расхохотался.
   – Должно быть, вам понарассказали всяких небылиц обо мне, – догадался он. – Но вряд ли кто мог сказать вам, что я не держу свое слово. Верно?
   – Да, такого мне не говорили.
   – Что ж, тогда…
   Энн решилась и шагнула к воротам.
   За стеной, отгораживавшей усадьбу от внешнего мира, расстилалась необъятная пустыня. Эвери взял Энн под руку и повел по выжженной земле, стараясь не наступать на острые колючки. Однажды, когда Энн споткнулась, Эвери молниеносно обвил её за талию и удержал, но потом тут же отдернул руку. Поднявшись по склону горы, они вышли на возвышавшуюся над домом Эвери смотровую площадку, на которой был установлен телескоп.
   – Моя личная обсерватория, – сказал он.
   Энн кинула взгляд вниз. В роскошном дворце Эвери жизнь просnо фонтанировала. Била ключом. Люди толпились на террасе, в патио, вокруг ярко освещенного бассейна. Звучала музыка, со всех сторон слышались веселые возгласы. Как Энн ни присматривалась, Дейва нигде не было видно. «Может быть, – виновато подумала Энн, – он до моего возвращения не выйдет из дома». Ей вовсе не улыбалось объясняться с мужем, как она приняла предложение Эвери прогуляться.
   Эвери, насмотревшись на вид ночного города, оторвался от телескопа и подошел к ней.
   – Не сочтите за хвастовство, но я обожаю любоваться на свою вотчину, – ухмыльнулся он. – Вот, взгляните сами.
   Энн приблизилась к трубе и всмотрелась. В глаза ей впрыгнули мириады ярких звезд – огней ночного города. Они сияли и переливались, как драгоценные камни. Брильянты, рубины, изумруды, сапфиры…
   – Днем, разумеется, видно лучше, – заметил Эвери. – Тогда я могу рассмотреть всю долину. Двести двадцать тысяч людей, Энн, и все они беспрестанно копошатся, словно в гигантском муравейнике, радуясь жизни, суетясь или – влача тяжкое существование. Даже не верится, ведь, когда я был мальчишкой, здесь не насчитывалось и нескольких тысяч человек…
   – О, так вы, значит, из числа наших редких аборигенов – коренных аризонцев?
   – Да, и горжусь этим.
   – Вот, значит, почему вы считаете эти края своей вотчиной?
   – Не только. Дело в том, что я горжусь тем, что в свое время предвосхитил расцвет Сахуэро-сити. Двадцать пять лет назад, когда я сам едва сводил концы с концами, я тратил все деньги, которые мог заработать, занять или даже украсть, на то, чтобы приобретать землю. Я купил много тысяч акров. Затем, когда время созрело, лет двенадцать назад, я потратил уйму средств на то, чтобы расхвалить Сахуэро-сити, сделать ему бешеную рекламу. Конечно, мне помогали. Нашлись умные люди, которые почуяли, что здесь пахнет жареным, и не отказались от возможности урвать хороший куш. Словом, дело завертелось и потом остановить его было уже невозможно – как снежную лавину. Повсюду развернулось строительство, люди прибывали тысячами. Я горжусь тем, что приложил руку к процветанию нашего города.
   – Да, Карл, вы вправе гордиться.
   – Спасибо, Энн. К сожалению, далеко не все здесь столь понятливы, как вы.
   – В самом деле?
   – Многие критикуют и поносят меня и моих коллег за то, что нам удалось заработать. В одном они правы – заработали мы и впрямь прилично.
   Эвери вынул из кармана пачку сигарет и протянул Энн. Она отказалась и тогда он закурил сам. При вспышке зажигалки его лицо показалось Энн торжественным.
   – Некоторые люди считают меня отпетым мерзавцем и мошенником, – сказал он. – Впрочем, они ушли недалеко от истины. Мои предки традиционно были не в ладах с законом. Взять, например, моего прадеда – старого Хайрэма. Он прибыл в эти края юнцом, в конце семидесятых годов прошлого века. Охотился, добывал шкуры, затем торговал. Солдатам в форте Дойл он поставлял провизию, а апачам – оружие и виски. Славный был патриот. Или – мой дед, который в начале века служил здесь шерифом. Приглянулась ему однажды одна дамочка. Замужняя, между прочим. Так вот, он сфабриковал улики против её мужа и засадил его в каталажку. А сам, разумеется, завладел его женой.
   – Да, любопытный у вас род, ничего не скажешь, – улыбнулась Энн. – Только зачем вы мне все это рассказываете, Карл? Хотите повергнуть меня в ужас?
   – Не совсем.
   – Тогда почему? Мне любопытно.
   Он пожал плечами.
   – Порой меня вдруг охватывает желание поговорить о самом себе, а тут вдруг показалось, что в вашем лице я обрету хорошую слушательницу. Похоже, вам ведь и в самом деле это небезразлично. Хотите, расскажу про свою сестру Гвендолин?
   Энн расхохоталась.
   – Мне кажется, вас уже не остановить.
   Эвери улыбнулся.
   – Да, пожалуй, вы правы. Так вот, Гвен в молодости была настоящей красавицей. Мужчины вились вокруг нее, как мухи над медом. Первым её увлек и соблазнил некий телеграфист из Калифорнии. Она вышла за него замуж, но брак их не продлился и нескольких месяцев. Ей вскружил голову владелец медных приисков и она сбежала с ним. Бедняга-телеграфист от горя наложил на себя руки и Гвен сочеталась браком с медным королем. Правда, не прошло и двух лет, как он развелся с ней, оставив ей миллион долларов. Третий муж, владелец конюшни скаковых лошадей промотал все эти деньги за десять лет. Сейчас моя дражайшая сестричка живет в Мексике и за тридцать долларов в месяц держит при себе юнца, который убирает в доме, а заодно обслуживает свою хозяйку. Ну вот, а теперь могу поведать о самом наиподлейшем представителе рода Эвери…
   – Мне кажется, – остановила его Энн, – что вам не стоит продолжать.
   – Возможно, вы правы, – сказал Эвери. – Тем более, что вы наверняка наслушались про меня всяких сплетен. Давайте лучше поговорим о вас. Расскажите мне о себе.
   – Это не займет и минуты. Я довольно давно уже замужем за Дейвом, мать двоих детей. Старший, Дик – смышленый семилетний шалопай. Дочурке Нэнси – четыре года; её хлебом не корми, но дай поозорничать. Вот и все. Жизнь у меня, как видите, самая непритязательная, да и сама я – обыкновенная, как и все.
   – О нет, Энн, – покачал головой Эвери. – Вы – совсем не обычная женщина.
   – Это вам кажется, – сказала Энн, подумав, что сейчас он попытается к ней пристать.
   Однако Эвери удивил её, даже не попытавшись воспользоваться благоприятной минутой.
   – Вы совсем не похожи на тех трех женщин, с которыми я когда-то связывал свою жизнь. – В его голосе прозвучала плохо скрытая горечь. – Дейв Логан – счастливчик. Чудесная жена, замечательные детишки. А вот ни одной из моих жен я был и даром не нужен. Сам виноват, должно быть. На первых двух я женился только из-за чисто животного чувства – обе были писаные красавицы и меня к ним остро тянуло. А вот третью, Линду, я любил по-настоящему и хотел, чтобы наш брак был прочным и счастливым. Увы, она любила только мои деньги. – Он на несколько мгновений замолчал, потом продолжил: – Вы меня очень привлекаете, Энн. И в первую очередь тем, что вы совершенно не похожи на всех прочих женщин, что я знал. Вот почему я завидую Дейву Логану – обладая вами, он куда богаче, чем я.