- Туи, а как, по-вашему, положение негров не улучшилось бы в случае их массового переезда на Север?
- Я не знаю, - кротко ответил я и, кажется, мой ответ рассердил всех присутствующих: наверное, они считали меня экспертом по межрасовым отношениям.
- Ну, конечно, даже невзирая на различные проявления расовой дискриминации, - сказала Кей, - здесь у негров больше шансов, тут им закон по крайней мере предоставляет возможность бороться за свои права.
- Мне не приходилось бывать на Дальнем Юге, - начал я, осторожно выбирая слова из опасений лишиться клиента, - но могу вам сказать одно: вряд ли у средней негритянской семьи на Юге достаточно денег, чтобы осуществить переезд не только на Север, но вообще куда-нибудь.
- Ерунда! - подала голос жена Хэнка чуть не злобно. - Если бы негры по-настоящему хотели получить свободу, уж они бы смогли каким-то образом удрать.
- Вся история Соединенных Штатов пошла бы другим путем, если бы после Гражданской войны негры переехали на Запад, - горячо воскликнула Кей.
- Ничего подобного, - возразил Хэнк, - им же обещали по сорок акров земли и мула - с чего бы им уезжать? Беда в том, что республиканцы их предали и вся Реконструкция пошла коту под хвост;
Он снова затеяли словесную перепалку, и наконец Кей спросила:
- Туи, а что вы думаете?
Мне надо было парировать её удар, поэтому я спросил в свою очередь:
- А почему вы не предлагаете массовую эмиграцию белых с Юга, чтобы оставить негров в покое дома? Это было бы куда легче осуществить - ведь на Юге белые в меньшинстве.
Стив сказал, что это чушь, а Хэнк и его жена решили, что я над ними подшучиваю. Кей рассмеялась и подмигнула мне. Барбара это заметила и закусила губу.
Они опять затеял пустопорожний треп, правда, на этот раз завели новую песню - что белая раса вообще меньшинство на земном шаре - а потом разговор сам собой зачах, а может быть, они просто утомились. Жена Хэнка встала - у неё оказалась очень хорошая фигура - и лениво протянула:
- Черт, уже одиннадцать. Наша няня - старшеклассница и она не может допоздна сидеть с ребенком. - Она ткнула Хэнка ногой. - Пойдем, лапа, ты же собирался сегодня ещё поработать. Честно, я не представляю, как ему это удается, но он будет сидеть за столом до утра.
Стив сделал большие глаза:
- Возможно, раннее утро стимулирует его творческое воображение. Как-нибудь я сделаю телепостановку по твоему последнему детективу. Придется, конечно, немного разбавить эротическими сценами, но сюжет мне нравится - очень закрученный.
Хэнк поднялся, отряхнулся, рыгнул, погладил себя по животу и изрек:
- Чертова картошка... Тогда поторопись, Стив, я найду куда вложить деньги. Сейчас пишу одну вещицу, из которой обязательно получится отличный телеспектакль. Речь идет о подпольном тотализаторе. - И он поглядел на меня так, словно я был главным букмекером в городе.
- О, тогда Туи может стать для тебя кладезем информации, - воскликнула Барбара. - Он же детектив!
Тишина объяла комнату, точно туман. Все обратились ко мне с возобновленным интересом. Кроме Кей, которая сердито сверкнула глазам на Барбару.
- О, так вот значит, что за темная лошадка среди нас! - сделал большие глаза Стив. - Не обижайтесь за каламбур, приятель.
- Так вы полицейский? - спросил Хэнк.
- Нет. Я работаю на почте. Но... ммм... в свободное время подрабатываю охранником. Вышибалой на танцах. В таком духе.
- Да, - вставила Кей поспешно. - Раньше Туи был футболистом.
Стив зевнул.
- Может, пообедаем как-нибудь. Я сейчас занимаюсь криминальным сериалом на документальной основе.
- Да это просто приработок. Сказать по правде, я уже несколько месяцев не работал, - затараторил я, надеясь, что лгу гладко.
Пока Кей доставала их пальто, Хэнк с женой выпили на посошок. Я налил себе чистого рома, Стив закурил сигару и стал прохаживаться по комнате. Вблизи он выглядел старше, чем мне показалось поначалу. У него были зубы с коричневатым налетом и морщинки вокруг глаз. Ему можно было дать сороковник.
Когда Хэнк с женой ушли, я перебрался на кушетку, а Кей устроилась рядом. Барбара сменила пластинку на стереопроигрывателе. Стив мерил шагами комнату и нервно сосал свою сигару.
- Детективы Хэнка бездарны, - проговорил он. - Этот парень слишком самодоволен. Прямо Трумэн Капоте с кольтом.
Общая атмосфера в комнате вдруг резко переменилась.
- Твои критические замечания идут в прямом эфире из преисподней. усмехнулась Кей. - Или это просто очередной выход Стива Макдональда?
Стив выпустил в неё струйку дыма.
- Не трать понапрасну свой крошечный талант. Все равно никто не обращает внимания на твою декламацию.
- Мне представляется, что его книги отмечены тонким и умелым построением сюжета, - отрезала Кей, показывая Стиву нос. - А ты завидуешь, потому что его печатают, а тебя нет.
- Хрен печатают! Сразу после войны, когда я всю душу излил в своем романе, мне казалось: все, дело сделано! Моя книга получила отличные отзывы в прессе, но её не покупали и мне даже не удалось окупить пятисотдолларовый аванс, который мне дали за рукопись. Черт побери, да любое телевизионное шоу смотрят миллионы! Как-нибудь я дам тебе почитать свою книгу, Кей.
- А я её читала, - ответила Кей. - Она вымученная и пустая.
Стив швырнул сигару в камин.
- Да что может понимать в настоящей литературе школьная училка? Ладно, у меня был тяжелый день. Давайте-ка сходим послушаем что-нибудь заводное, ну хотя бы джаз в "Стим рум".
- Отлично, - сказала Кей. - Я бы не прочь пропустить рюмашку-другую.
- Да зачем нам идти куда-то? - возразила Барбара. У нас и тут выпивки полно.
- Да нет, назюзюкаться в ночном клубе - это клево! Пойдем, Туи!
- Мне завтра рано вставать, - промямлил я, недоумевая, что в её лексиконе означает слово "назюзюкаться".
- А кому нет? Мы посмотрим полуночное шоу и все. Идешь, Бобби?
Барбара, отзывавшаяся также и на Бобби, ответила усталым голосом:
- Ну... ла-адно.
Кей небрежно набросила себе на плечи норковый палантинчик, точно эта была бабушкина шаль, а Барбара обрядилась в облегающее пальто и беретик. Они накрасили губы, а потом сняли избыток помады салфетками. Когда они бросили салфетки на стол, Стив подхватил их со словами:
- Словно красные тесты Роршаха. Боже, как же я ненавижу неряшливых женщин! - и выкинул салфетки в огонь.
Пока я надевал пальто и шляпу, Барбара оттащила Кей в сторону и стала что-то шептать ей на ухо. Я услышал слова Кей: "Не будь дурой. Ты прямо, такая стеснительная..." Она была чем-то разозлена, даже швырнула свою трубочку на стол. Мне было премерзко - потому что я сразу понял, по какому поводу Барбара "стесняется". Ей не хотелось показываться на публике вместе со мной.
Лифт был такой маленький, что нам пришлось спускаться по очереди, в два захода. Кей втиснулась в кабину вместе со мной. На ней были какие-то очень приятные духи, но я был слишком зол, чтобы обращать на это внимание. Она улыбалась мне, а её пальцы игриво бегали по моему рукаву.
- Барбара ведь чуть все дело не испортила, проболтавшись про детектива, - заметил я.
- Она просто в своем репертуаре. Но вы так ловко выкрутились. - Ее пальцы прибежали к моим бицепсам. - Мускулы меня завораживают.
- А что вы имели в виду под словом "назюзюкаться"?
- Назюзюкаться? А, ну напиться, надраться. А вы что подумали?
- Нет, мне просто интересно. - Мы вышли в крошечный вестибюль и стали ждать Барбару со Стивом. В подъезд вошла пожилая пара, они одарили нас этим самым "взглядом" и стали ждать лифт.
Кей снова занялась моим рукавом и прошептала:
- А как вы сохраняете форму?
- В спортзале. Перестаньте ощупывать меня точно лошадь на ярмарке. - Я чуть не сказал "жеребца".
- А вам не нравится?
- Я не смешиваю бизнес и удовольствие, если можно так выразиться.
- Вы разве вы в данный момент на работе?
- Давайте не будем усложнять отношения между работодателем и работником, - я широко улыбнулся, обращая все в шутку. а сам раздумывал, как бы это ей повежливее объяснить, что у меня нет желания с ней переспать.
Наконец Стив и Барбара спустились. Пока мы ловили такси, Кей спросила, где мой "ягуар", после чего разгорелась дискуссия об автомобилях, которая не кончалась до тех пор, пока мы не подкатили к клубу "Стим Рум". Снаружи клуб можно было принять за большой магазин с дымчатыми стеклами. Когда мы туда входили я опять весь внутренне подобрался, но сразу расслабился, как только увидел на эстраде цветной ансамбль и чернокожую парочку за одним из столиков. Мы сдали верхнюю одежду в гардероб, и я осмотрелся. Это было тускло освещенное помещение с низким потолком и рисунками на стенах, оркестр играл тихую джазовую пьесу. Я бывал и в "Бердленде" и в "Кафе Сосайети" и прочих "тусовочных" заведениях, как называла их Сивилла, и в Гарлеме и на Манхэттене. Но тут и правда была какая-то особенно интимная обстановка - как в ночном кинотеатре. Столики вокруг небольшой танцплощадки не теснились друг к дружке и никто на нас не вылупился, когда нашу четверку усадили у самой эстрады.
Официант раздал нам меню, но я был единственный, кто стал его изучать. Тут не брали плату за вход, но когда любая порция спиртного стоит три доллара, это и не нужно. Все заказали себе джин с тоником, а я чистый ирландский виски. Наши дамы решили сходить в туалет, на что Стив произнес веско:
- Ни разу ещё система не дала сбоя: как только баба заходит в ресторан, она первым делом бежит отлить.
- Завтра же попрошу нашу библиотекаршу послать тебе учебник по анатомии человека, - отпарировала Кей на ходу.
Мы послушали музыку. Оркестр играл очень спокойно и гладко, как старая группа Ната Кинга Коула. Стив признался, что мечтает как-нибудь написать роман о джазе. Мне захотелось посоветовать ему написать про тяготы жизни чернокожего музыканта, кочующего по Югу с однодневными концертами, но не стал. Мы потягивали из своих стаканов и наблюдали, как какая-то малышка выкладывается в танце.
- Господи, да у этой козявки внутри прямо дизельный двигатель, заметил Стив. - Ну, как вам в обществе розовых?
- Розовых?
Он сделал большие глаза и брякнул:
- Приятель, да я вижу, вы с Кей знакомы недавно. Она и Барбара лесбиянки, они уже несколько лет вместе живут! - и он гоготнул, точно подросток, рассказавший похабный анекдот. - Вы не заметили, как они спорили перед уходом? Бобби не хотела, чтобы Кей брала свою трубку.
Я мысленно рассмеялся - над собой. И пожав плечами, ответил:
- У нас демократическая страна. У всех свои вкусы.
Он потер переносицу.
- Да вы правы. Спасибо, что вправили мне мозги. - и переменил тему. А вы правда играете в футбол?
Наши дамы вернулись, и я решил, что Стив дурачился: они обе были весьма женственные.
- Потанцуем? - предложила Кей.
Я встал.
- Хорошо, но я неважный танцор.
Я обнял её и мы заскользили по танцплощадке достаточно ритмично, так что издали наши движения можно было принять за танец.
- Извините, что оставила вас наедине со Стивом, - сказала она.
- А что с ним такое - корь?
- О Боже, вы сами что, не видите? Он же педрила записной! Чему вы улыбаетесь?
- Ваши волосы щекочут мне подбородок.
- Я же не телепатка. Нас разделяет полметра, - и она положила мне голову на плечо. - Вам здесь нравится?
- Ага.
- Я надеюсь, вы внесете стоимость виски в свой отчет о расходах?
- Не беспокойтесь, внесу.
После очередной порции виски я танцевал с Барбарой и заметил у неё на пальце кольцо - такое же, как и у Кей. Она меня изрядно вымотала, хотя Стив танцевал с Кей, и Барбара неотрывно следила за ними. Он хорошо танцевал. Перехватив мой взгляд, Барбара улыбнулась:
- Извините. Но я терпеть не могу этого самодовольного идиота. Наконец он получил собственное шоу на телевидении, а ведет себя так, точно ему принадлежит весь мир. А эти его мальчишеские ухватки - короткая стрижка, одевается под студента... Болван! Не понимаю, почему Кей позволяет ему вокруг нас крутиться. Не имели несчастья, случаем, прочитать его роман?
- Нет.
- Белиберда. Бескрылый реализм в худшем своем проявлении. - Она потерлась седой головой о мой галстук. - Сколько в вас росту?
- Шесть футов два дюйма.
Тут она стала рассказывать про свои спортивные успехи в колледже и не умолкала, пока мы не вернулись за столик. Стив отирал лицо салфеткой.
- Ну вот, тут действительно теперь парная*. Не увлекаетесь турецкими банями, Туи?
- Ни разу не был.
- Да, я тоже, - и он знаком подозвал официанта. Вместо очередной порции виски я заказал большой сэндвич. Началось шоу. "Шоу" ограничилось длинноногой девицей с отсутствующим взглядом и сильно напудренным лицом, похожим на посмертную маску, на которой выделялись две черные стрелки накрашенных бровей. Она спела какую-то сладкую песенку о любви - отчаянно фальшивя. После второй песни я наконец врубился в её стиль, а может, просто меня повело от выпитого.
Мой сэндвич был обернут в гигантский салатный лист, больше смахивающий на лопух, и обильно уснащен ломтиками соленых огурцов и маслинами. Он произвел на меня сильное впечатление и показался лучшим сэндвичем в моей жизни. И я уделил ему больше внимания, чем коленке Кей, которая упрямо терлась о мою штанину и грозила протереть на ней дырку.
Я медленно жевал, слушал безобразное пение и глядел по сторонам. Я что-то никак не мог их раскусить - все они были какие-то ненастоящие. Как и эта "парная". И тем не менее я давно уже забыл про меланхолию, которую навеяла на меня последняя встреча с Сивиллой. Я забыл о дурацкой сваре с Томасом в кафе и даже о самом Томасе. Здесь было здорово. Должен признаться, что мне здесь нравилось, даже несмотря на весь фальшивый антураж этого заведения.
И я без особого для себя потрясения вынужден был также признать, что мне нравилось изображать из себя ручного негритенка... ну хотя бы чуть-чуть.
ПОЗАВЧЕРА
4
В два часа ночи я оказался в койке - своей. Я уговорил Стива разделить пополам счет на тридцать один доллар, хотя Кей прошептала мне: "Пусть заплатит - он из богатеньких!" Мы проводили девочек домой, а потом я подбросил Стива на Шестьдесят пятую и проехался на такси к себе в Гарлем как важный дядя.
В шесть гром будильника вырвал меня из глубокого сна. Быстренько надев старенькие штаны и свитерок, я помчался к дому Томаса и едва успел - в семь тридцать он вышел из подъезда. Я отправился за ним на Тридцать третью - там он зашел в ресторанчик позавтракать, а в восемь двадцать одну, весело насвистывая, вошел в здание своей грузовой компании.
Я вернулся домой и мне посчастливилось найти место для парковки. Я выпил стакан молока, прихватил свежий номер "Джет", который Олли принес накануне, завалился читать в кровать и очень скоро уснул.
Я проснулся во втором часу дня и только под душем окончательно стряхнул с себя остатки сна и почувствовал голод. Когда я одевался, позвонила Сивилла. Я и забыл, что у неё сегодня выходной. Она понесла какую-то чушь насчет того, чтобы я отвез её в салон красоты на Сто двадцать шестую улицу - ей надо было слегка подсветлить волосы, и в конце выложила то, ради чего она и позвонила - не решил ли я все-таки устроиться на почту? Я ответил, что у меня ещё есть время подумать и что сейчас мои мозги заняты только едой. Она сказала, что как раз готовит обед. Я поехал к ней, решив ни слова не говорить о приключениях вчерашней ночи.
Сивилла выглядела отдохнувшей и как-то по-особенному хорошенькой, даже оживленной. Ее губы были накрашены ярко красной помадой. Мне захотелось её поцеловать, но потом я передумал. Меня раздражало, что все её разговоры крутились вокруг моего превращения в почтальона. Но у меня было очень хорошее настроение и я не имел никакого намерения опять вступать с ней в пререкания. После того, как я отвез её на Сто двадцать шестую, у меня оставалось ещё два свободных часа, и я подумал, не сходить ли мне в бассейн поплавать, но потом решил немножко поработать на Теда Бейли.
В своем письме он сообщил, что миссис Джеймс было пятьдесят два года, что она работала в больнице и её последним местожительством были дешевенькие меблирашки на Сто тридцать первой улице. Рядом с дверным звонком этого дряхлого строения я увидел присобаченную бумажку с написанными карандашом инструкциями: один звонок Флэттсу, два - Адамсу, а Стюарт - наверное, занимавший апартаменты на верхнем этаже, - удостаивался целой серенады из десяти звонков. Никаких Джеймсов тут не было и в помине, конечно, однако бумажка настолько выцвела, что некоторые фамилии стали нечитабельными.
Я спустился в полуподвал и позвонил в дверь. Мне открыла девчонка лет пятнадцати с огненно-красными губами, в узеньких джинсиках, клубном свитере и мужской рубашке, которая не могла скрыть её торчащих грудок. Лениво жуя резинку, она всем своим видом давала понять, прекрасно сознает все достоинства своей расцветающей фигуры и смазливого личика: мол, никому бы в голову не пришло отрицать, что она самое миленькое создание, обитающее в этом глухом закоулке мира. Я подумал, что миссис Джеймс вовсе не переехала, а просто попросила свою домохозяйку дать магазинному клерку от ворот поворот. Она, может быть, и поменяла не одну работу, но человек с холодильником-электроплитой так просто не сможет скакать из одной квартиры в другую.
Когда я спросил миссис Джеймс, девчонка продемонстрировала мне свое умение выдувать резиновый шарик и спросила:
- Вы кто?
- Ее знакомый, оказался тут проездом.
- А, знакомый... Так она месяц назад съехала.
- И не знаешь, куда? У меня мало времени, а я бы хотел её повидать.
Она передернула плечами, и мы оба бросили взгляд на пляшущие холмики под её рубашкой.
- Неа. Кажись, куда-то на Лонг-Айленд.
Врать она не умела.
- Жаль. Я ей деньги привез. Позвонил ей в больницу, да мне сказали, что она уволилась. А теперь, выходит, и переводом послать нельзя. Ну ладно, может, как-нибудь встретимся.
Мисс Смазливая Чернушка одарила меня натренированным взглядом из-под длинных ресниц.
- Откуда, говоришь, приехал, деловой?
- Из Чикаго. Там у неё двоюродная сестра.
- Ну так... - Яркие глаза оценивающе шмыгнули по мне, после чего она решила, что моя одежда пахнет бабками. - Скажу тебе по секрету, она тут живет. Пять звонков. Но она вернется не раньше четырех. Она накручивает какую-то кредитную компанию, вот я и соврала, что её нет. Либо зайди ещё раз, либо вечером позвони ей в больницу "Бульвар" - это в Бронксе. Она там трудится с прошлой недели.
- Спасибо тебе. Да, я смотрю, в ваших местах выращивают такие сладенькие фрукты!
Она с видимым удовольствием выдула резиновый шарик изо рта и щелкнула им.
- Это точно, да только бананов тут нет. Это же Большое Яблоко (1), деловой! - и с размаху захлопнула дверь. Ох уж эти дети - все на публику!
Я поехал по Сто двадцать пятой, нашел место для стоянки, бросил десятицентовик в счетчик. Сто двадцать пятая смахивает на главную улицу провинциального городка: стоит тут немного прошиваться - и обязательно заметишь знакомое лицо. Я ещё не успел раскурить свою трубку, как к моему "ягуару" подскочили два хмыря.
- Туи! Как делишки?
- Да вот, сижу, курю, - ответил я, обменявшись с ними рукопожатиями и недоумевая, кто бы это такие были. Скоро выяснилось, что мы вместе служили. Я вылез из машины, повел их в ресторан и купил по паре пива. Мы немного поговорили о волшебной стране наших грез - старом добром времени армейской службы. После второй кружки я их оставил и, отправившись на Сто тридцать первую улицу, пять раз нажал на кнопку звонка.
Через мгновение дверь мне открыла невысокая, но энергичная женщина темно-коричневого цвета. У неё было старое лицо и усталые руки, однако глаза ещё светились юным задором, и говорила она взахлеб, точно девушка. Когда я спросил: "Вы миссис Джеймс?" - она затараторила:
- А вы, должно быть, тот самый парень из Чикаго - Эстер мне сказала, что вы приходили - приятель моей кузины Джейн? Как там она? Все собираюсь ей написать, да... Ах, извините, проходите в дом.
Узкий коридорчик давно требовал окраски, на ведущей вверх лестнице лежал истоптанный коврик - словом, форменная мышеловка. Похоже, кроме нас тут никого не было и я сказал:
- Я не знаком с вашей кузиной, миссис Джеймс, - и показал свое удостоверение. - Неуплата кредита за кухонный комбайн все равно что кража.
В мгновение ока она, казалось, сразу постарела, и припала к стене точно я ударил её в живот. Ее лицо приобрело болезненно коричневый цвет, в глазах вспыхнула ярость, но сразу же взяв себя в руки, она уже клокотала от ненависти:
- Ах ты проклятый жополиз! Белые из Манхэттена всегда сумеют сделать из нас козлов отпущения! Я никогда...
- Хватит! - оборвал я её. Мы оба говорили приглушенными голосами, она почти шипела.
- Это ещё почему? - Она устремила ко мне свое узкое лицо. - Почему я должна молчать? Ты что, ударишь меня? Ну попробуй! Я стану последней негритянкой, до которой ты дотронешься!
- Миссис Джеймс, успокойтесь. Я только выполняю свою работу. Перестаньте молоть вздор про белых из Манхэттена и не надо мне угрожать. Если бы вы держали магазин и кто-то из ваших покупателей попытался вас надуть, вы бы первая подняли вой. Послушайте меня, вы приличная работящая женщина, и я знаю, вам бы и в голову не пришла мысль кого-то обокрасть, но..
- Обокрасть? Да они что, в этой чертовой компании вконец свихнулись? Я уплатила триста двадцать долларов за этот кухонный комбайн плюс проценты за кредит и оплатила доставку. Пятьдесят долларов задатка и по двадцатке каждый месяц. А теперь ты меня послушай. Через месяц - ровно через месяц как я купила этот чертов комбайн, я увидела точно такой же в универмаге "Мейсиз" за сто сорок долларов. Ну и что ты на это скажешь? Я иду в кредитную компанию и - пропади я пропадом, если они не продают тот же самый комбайн уже за двести шестьдесят! Ну я и решила, что мне мои деньги достаются слишком тяжелым трудом. Я заплатила им сто пятьдесят долларов, а потом ещё и оплатила доставку - так что больше они от меня не получат ни цента!
- Миссис Джеймс, а зачем вы связались с фирмой по продаже товаров в рассрочку? Всегда гораздо дешевле покупать вещи в больших магазинах за полную стоимость.
- Да у тебя что, голова мякиной набита? Откуда же я взяла бы сто сорок зеленых сразу? Я вынуждена покупать в кредит! Ты что же, считаешь, я на свое жалкое жалование, что мне платят в больнице, могу позволить себе покупать все, что хочется? Ты бы пошевелил мозгами, мальчик!
Я был сконфужен и зол - на нее. Большинство этих фирм, торгующих в рассрочку, наживаются на бедняках. Мне было страшно жаль её - как же её надули! Но какая же дура - ведь могла отправиться в большой универмаг и там купить этот хренов комбайн в кредит. Но почему-то так всегда бывает, что самым неимущим все всегда обходится за максимальную цену. Впрочем, какое мне до этого дело.
- Послушайте, миссис Джеймс, давайте мы оба пошевелим мозгами. Вам не нужно мне рассказывать, каким тяжелым трудом вы добываете себе кусок хлеба - вы, наверное, и за комнату свою переплачиваете, и за продукты, и за все прочее. Но вас же никто силком не заставлял покупать в кредит этот комбайн. Да, вы сделали невыгодную покупку, но вы же взрослая женщина, вы подписали контракт. И мне не надо вас убеждать в том, что закон на их стороне. Они же могут сегодня прийти к вам, забрать этот холодильник, и вам нечего будет возразить. Да, это все очень неприятно, но вы ведь сами все это затеяли. И вам лучше сразу решить, как вы поступите - либо вы все потеряете - и комбайн, и деньги, - либо выплатите свою задолженность по кредиту. - Мне было противно произносить эти слова.
Она заплакала, по её щекам покатились бусинки слез.
- Ну, вот пытаешься жить честно, пытаешься получить хоть маленькую радость в жизни...
- Знаете, уличный налетчик, который тычет вам в бок пистолетом, может сказать то же самое!
- Я честная женщина! Как ты смеешь меня с таким сравнивать? Я в жизни не совершила ни одного бесчестного поступка. Ах ты... черномазый ублюдок! Ее полные слез глаза гневно сверкнули. - Вот, я такого ещё никому не говорила - пусть у меня язык отсохнет, но тебе говорю, тебе, у которого цвет кожи такой же, как у меня.
Лучше бы она мне плюнула в лицо.
- Леди, я только делаю свою работу, обычное дело... - пробормотал я.
- Работа? Какая же эта работа - ты же помогаешь белякам издеваться и обманывать своих же? Белые с Манхэттена срывают свой куш, а ты мне тут талдычишь про какую-то работу и клюешь крошки с их стола? Хорошо, передай своим хозяевам, что я завтра же вышлю им деньги почтовым переводом, все выплачу до центика, а теперь убирайся с глаз долой!
- Сколько вы им ещё должны?
- Сто семьдесят. Убирайся! Я же сказала, что заплачу.
- А сколько вы можете заплатить сегодня?
- Тебе что, моей кровушки попить хочется?
- Черт вас побери, довольно этой мелодрамы! Может быть, мне удастся их уломать.
- Ну, хотя я и не собиралась им платить, я же откладывала эти деньги. Наверное, к концу недели смогу им заплатить около сотни.
- Тут есть телефон?
Она кивнула в глубь коридора. Под лестницей я обнаружил телефон-автомат и позвонил Бейли.
- Я не знаю, - кротко ответил я и, кажется, мой ответ рассердил всех присутствующих: наверное, они считали меня экспертом по межрасовым отношениям.
- Ну, конечно, даже невзирая на различные проявления расовой дискриминации, - сказала Кей, - здесь у негров больше шансов, тут им закон по крайней мере предоставляет возможность бороться за свои права.
- Мне не приходилось бывать на Дальнем Юге, - начал я, осторожно выбирая слова из опасений лишиться клиента, - но могу вам сказать одно: вряд ли у средней негритянской семьи на Юге достаточно денег, чтобы осуществить переезд не только на Север, но вообще куда-нибудь.
- Ерунда! - подала голос жена Хэнка чуть не злобно. - Если бы негры по-настоящему хотели получить свободу, уж они бы смогли каким-то образом удрать.
- Вся история Соединенных Штатов пошла бы другим путем, если бы после Гражданской войны негры переехали на Запад, - горячо воскликнула Кей.
- Ничего подобного, - возразил Хэнк, - им же обещали по сорок акров земли и мула - с чего бы им уезжать? Беда в том, что республиканцы их предали и вся Реконструкция пошла коту под хвост;
Он снова затеяли словесную перепалку, и наконец Кей спросила:
- Туи, а что вы думаете?
Мне надо было парировать её удар, поэтому я спросил в свою очередь:
- А почему вы не предлагаете массовую эмиграцию белых с Юга, чтобы оставить негров в покое дома? Это было бы куда легче осуществить - ведь на Юге белые в меньшинстве.
Стив сказал, что это чушь, а Хэнк и его жена решили, что я над ними подшучиваю. Кей рассмеялась и подмигнула мне. Барбара это заметила и закусила губу.
Они опять затеял пустопорожний треп, правда, на этот раз завели новую песню - что белая раса вообще меньшинство на земном шаре - а потом разговор сам собой зачах, а может быть, они просто утомились. Жена Хэнка встала - у неё оказалась очень хорошая фигура - и лениво протянула:
- Черт, уже одиннадцать. Наша няня - старшеклассница и она не может допоздна сидеть с ребенком. - Она ткнула Хэнка ногой. - Пойдем, лапа, ты же собирался сегодня ещё поработать. Честно, я не представляю, как ему это удается, но он будет сидеть за столом до утра.
Стив сделал большие глаза:
- Возможно, раннее утро стимулирует его творческое воображение. Как-нибудь я сделаю телепостановку по твоему последнему детективу. Придется, конечно, немного разбавить эротическими сценами, но сюжет мне нравится - очень закрученный.
Хэнк поднялся, отряхнулся, рыгнул, погладил себя по животу и изрек:
- Чертова картошка... Тогда поторопись, Стив, я найду куда вложить деньги. Сейчас пишу одну вещицу, из которой обязательно получится отличный телеспектакль. Речь идет о подпольном тотализаторе. - И он поглядел на меня так, словно я был главным букмекером в городе.
- О, тогда Туи может стать для тебя кладезем информации, - воскликнула Барбара. - Он же детектив!
Тишина объяла комнату, точно туман. Все обратились ко мне с возобновленным интересом. Кроме Кей, которая сердито сверкнула глазам на Барбару.
- О, так вот значит, что за темная лошадка среди нас! - сделал большие глаза Стив. - Не обижайтесь за каламбур, приятель.
- Так вы полицейский? - спросил Хэнк.
- Нет. Я работаю на почте. Но... ммм... в свободное время подрабатываю охранником. Вышибалой на танцах. В таком духе.
- Да, - вставила Кей поспешно. - Раньше Туи был футболистом.
Стив зевнул.
- Может, пообедаем как-нибудь. Я сейчас занимаюсь криминальным сериалом на документальной основе.
- Да это просто приработок. Сказать по правде, я уже несколько месяцев не работал, - затараторил я, надеясь, что лгу гладко.
Пока Кей доставала их пальто, Хэнк с женой выпили на посошок. Я налил себе чистого рома, Стив закурил сигару и стал прохаживаться по комнате. Вблизи он выглядел старше, чем мне показалось поначалу. У него были зубы с коричневатым налетом и морщинки вокруг глаз. Ему можно было дать сороковник.
Когда Хэнк с женой ушли, я перебрался на кушетку, а Кей устроилась рядом. Барбара сменила пластинку на стереопроигрывателе. Стив мерил шагами комнату и нервно сосал свою сигару.
- Детективы Хэнка бездарны, - проговорил он. - Этот парень слишком самодоволен. Прямо Трумэн Капоте с кольтом.
Общая атмосфера в комнате вдруг резко переменилась.
- Твои критические замечания идут в прямом эфире из преисподней. усмехнулась Кей. - Или это просто очередной выход Стива Макдональда?
Стив выпустил в неё струйку дыма.
- Не трать понапрасну свой крошечный талант. Все равно никто не обращает внимания на твою декламацию.
- Мне представляется, что его книги отмечены тонким и умелым построением сюжета, - отрезала Кей, показывая Стиву нос. - А ты завидуешь, потому что его печатают, а тебя нет.
- Хрен печатают! Сразу после войны, когда я всю душу излил в своем романе, мне казалось: все, дело сделано! Моя книга получила отличные отзывы в прессе, но её не покупали и мне даже не удалось окупить пятисотдолларовый аванс, который мне дали за рукопись. Черт побери, да любое телевизионное шоу смотрят миллионы! Как-нибудь я дам тебе почитать свою книгу, Кей.
- А я её читала, - ответила Кей. - Она вымученная и пустая.
Стив швырнул сигару в камин.
- Да что может понимать в настоящей литературе школьная училка? Ладно, у меня был тяжелый день. Давайте-ка сходим послушаем что-нибудь заводное, ну хотя бы джаз в "Стим рум".
- Отлично, - сказала Кей. - Я бы не прочь пропустить рюмашку-другую.
- Да зачем нам идти куда-то? - возразила Барбара. У нас и тут выпивки полно.
- Да нет, назюзюкаться в ночном клубе - это клево! Пойдем, Туи!
- Мне завтра рано вставать, - промямлил я, недоумевая, что в её лексиконе означает слово "назюзюкаться".
- А кому нет? Мы посмотрим полуночное шоу и все. Идешь, Бобби?
Барбара, отзывавшаяся также и на Бобби, ответила усталым голосом:
- Ну... ла-адно.
Кей небрежно набросила себе на плечи норковый палантинчик, точно эта была бабушкина шаль, а Барбара обрядилась в облегающее пальто и беретик. Они накрасили губы, а потом сняли избыток помады салфетками. Когда они бросили салфетки на стол, Стив подхватил их со словами:
- Словно красные тесты Роршаха. Боже, как же я ненавижу неряшливых женщин! - и выкинул салфетки в огонь.
Пока я надевал пальто и шляпу, Барбара оттащила Кей в сторону и стала что-то шептать ей на ухо. Я услышал слова Кей: "Не будь дурой. Ты прямо, такая стеснительная..." Она была чем-то разозлена, даже швырнула свою трубочку на стол. Мне было премерзко - потому что я сразу понял, по какому поводу Барбара "стесняется". Ей не хотелось показываться на публике вместе со мной.
Лифт был такой маленький, что нам пришлось спускаться по очереди, в два захода. Кей втиснулась в кабину вместе со мной. На ней были какие-то очень приятные духи, но я был слишком зол, чтобы обращать на это внимание. Она улыбалась мне, а её пальцы игриво бегали по моему рукаву.
- Барбара ведь чуть все дело не испортила, проболтавшись про детектива, - заметил я.
- Она просто в своем репертуаре. Но вы так ловко выкрутились. - Ее пальцы прибежали к моим бицепсам. - Мускулы меня завораживают.
- А что вы имели в виду под словом "назюзюкаться"?
- Назюзюкаться? А, ну напиться, надраться. А вы что подумали?
- Нет, мне просто интересно. - Мы вышли в крошечный вестибюль и стали ждать Барбару со Стивом. В подъезд вошла пожилая пара, они одарили нас этим самым "взглядом" и стали ждать лифт.
Кей снова занялась моим рукавом и прошептала:
- А как вы сохраняете форму?
- В спортзале. Перестаньте ощупывать меня точно лошадь на ярмарке. - Я чуть не сказал "жеребца".
- А вам не нравится?
- Я не смешиваю бизнес и удовольствие, если можно так выразиться.
- Вы разве вы в данный момент на работе?
- Давайте не будем усложнять отношения между работодателем и работником, - я широко улыбнулся, обращая все в шутку. а сам раздумывал, как бы это ей повежливее объяснить, что у меня нет желания с ней переспать.
Наконец Стив и Барбара спустились. Пока мы ловили такси, Кей спросила, где мой "ягуар", после чего разгорелась дискуссия об автомобилях, которая не кончалась до тех пор, пока мы не подкатили к клубу "Стим Рум". Снаружи клуб можно было принять за большой магазин с дымчатыми стеклами. Когда мы туда входили я опять весь внутренне подобрался, но сразу расслабился, как только увидел на эстраде цветной ансамбль и чернокожую парочку за одним из столиков. Мы сдали верхнюю одежду в гардероб, и я осмотрелся. Это было тускло освещенное помещение с низким потолком и рисунками на стенах, оркестр играл тихую джазовую пьесу. Я бывал и в "Бердленде" и в "Кафе Сосайети" и прочих "тусовочных" заведениях, как называла их Сивилла, и в Гарлеме и на Манхэттене. Но тут и правда была какая-то особенно интимная обстановка - как в ночном кинотеатре. Столики вокруг небольшой танцплощадки не теснились друг к дружке и никто на нас не вылупился, когда нашу четверку усадили у самой эстрады.
Официант раздал нам меню, но я был единственный, кто стал его изучать. Тут не брали плату за вход, но когда любая порция спиртного стоит три доллара, это и не нужно. Все заказали себе джин с тоником, а я чистый ирландский виски. Наши дамы решили сходить в туалет, на что Стив произнес веско:
- Ни разу ещё система не дала сбоя: как только баба заходит в ресторан, она первым делом бежит отлить.
- Завтра же попрошу нашу библиотекаршу послать тебе учебник по анатомии человека, - отпарировала Кей на ходу.
Мы послушали музыку. Оркестр играл очень спокойно и гладко, как старая группа Ната Кинга Коула. Стив признался, что мечтает как-нибудь написать роман о джазе. Мне захотелось посоветовать ему написать про тяготы жизни чернокожего музыканта, кочующего по Югу с однодневными концертами, но не стал. Мы потягивали из своих стаканов и наблюдали, как какая-то малышка выкладывается в танце.
- Господи, да у этой козявки внутри прямо дизельный двигатель, заметил Стив. - Ну, как вам в обществе розовых?
- Розовых?
Он сделал большие глаза и брякнул:
- Приятель, да я вижу, вы с Кей знакомы недавно. Она и Барбара лесбиянки, они уже несколько лет вместе живут! - и он гоготнул, точно подросток, рассказавший похабный анекдот. - Вы не заметили, как они спорили перед уходом? Бобби не хотела, чтобы Кей брала свою трубку.
Я мысленно рассмеялся - над собой. И пожав плечами, ответил:
- У нас демократическая страна. У всех свои вкусы.
Он потер переносицу.
- Да вы правы. Спасибо, что вправили мне мозги. - и переменил тему. А вы правда играете в футбол?
Наши дамы вернулись, и я решил, что Стив дурачился: они обе были весьма женственные.
- Потанцуем? - предложила Кей.
Я встал.
- Хорошо, но я неважный танцор.
Я обнял её и мы заскользили по танцплощадке достаточно ритмично, так что издали наши движения можно было принять за танец.
- Извините, что оставила вас наедине со Стивом, - сказала она.
- А что с ним такое - корь?
- О Боже, вы сами что, не видите? Он же педрила записной! Чему вы улыбаетесь?
- Ваши волосы щекочут мне подбородок.
- Я же не телепатка. Нас разделяет полметра, - и она положила мне голову на плечо. - Вам здесь нравится?
- Ага.
- Я надеюсь, вы внесете стоимость виски в свой отчет о расходах?
- Не беспокойтесь, внесу.
После очередной порции виски я танцевал с Барбарой и заметил у неё на пальце кольцо - такое же, как и у Кей. Она меня изрядно вымотала, хотя Стив танцевал с Кей, и Барбара неотрывно следила за ними. Он хорошо танцевал. Перехватив мой взгляд, Барбара улыбнулась:
- Извините. Но я терпеть не могу этого самодовольного идиота. Наконец он получил собственное шоу на телевидении, а ведет себя так, точно ему принадлежит весь мир. А эти его мальчишеские ухватки - короткая стрижка, одевается под студента... Болван! Не понимаю, почему Кей позволяет ему вокруг нас крутиться. Не имели несчастья, случаем, прочитать его роман?
- Нет.
- Белиберда. Бескрылый реализм в худшем своем проявлении. - Она потерлась седой головой о мой галстук. - Сколько в вас росту?
- Шесть футов два дюйма.
Тут она стала рассказывать про свои спортивные успехи в колледже и не умолкала, пока мы не вернулись за столик. Стив отирал лицо салфеткой.
- Ну вот, тут действительно теперь парная*. Не увлекаетесь турецкими банями, Туи?
- Ни разу не был.
- Да, я тоже, - и он знаком подозвал официанта. Вместо очередной порции виски я заказал большой сэндвич. Началось шоу. "Шоу" ограничилось длинноногой девицей с отсутствующим взглядом и сильно напудренным лицом, похожим на посмертную маску, на которой выделялись две черные стрелки накрашенных бровей. Она спела какую-то сладкую песенку о любви - отчаянно фальшивя. После второй песни я наконец врубился в её стиль, а может, просто меня повело от выпитого.
Мой сэндвич был обернут в гигантский салатный лист, больше смахивающий на лопух, и обильно уснащен ломтиками соленых огурцов и маслинами. Он произвел на меня сильное впечатление и показался лучшим сэндвичем в моей жизни. И я уделил ему больше внимания, чем коленке Кей, которая упрямо терлась о мою штанину и грозила протереть на ней дырку.
Я медленно жевал, слушал безобразное пение и глядел по сторонам. Я что-то никак не мог их раскусить - все они были какие-то ненастоящие. Как и эта "парная". И тем не менее я давно уже забыл про меланхолию, которую навеяла на меня последняя встреча с Сивиллой. Я забыл о дурацкой сваре с Томасом в кафе и даже о самом Томасе. Здесь было здорово. Должен признаться, что мне здесь нравилось, даже несмотря на весь фальшивый антураж этого заведения.
И я без особого для себя потрясения вынужден был также признать, что мне нравилось изображать из себя ручного негритенка... ну хотя бы чуть-чуть.
ПОЗАВЧЕРА
4
В два часа ночи я оказался в койке - своей. Я уговорил Стива разделить пополам счет на тридцать один доллар, хотя Кей прошептала мне: "Пусть заплатит - он из богатеньких!" Мы проводили девочек домой, а потом я подбросил Стива на Шестьдесят пятую и проехался на такси к себе в Гарлем как важный дядя.
В шесть гром будильника вырвал меня из глубокого сна. Быстренько надев старенькие штаны и свитерок, я помчался к дому Томаса и едва успел - в семь тридцать он вышел из подъезда. Я отправился за ним на Тридцать третью - там он зашел в ресторанчик позавтракать, а в восемь двадцать одну, весело насвистывая, вошел в здание своей грузовой компании.
Я вернулся домой и мне посчастливилось найти место для парковки. Я выпил стакан молока, прихватил свежий номер "Джет", который Олли принес накануне, завалился читать в кровать и очень скоро уснул.
Я проснулся во втором часу дня и только под душем окончательно стряхнул с себя остатки сна и почувствовал голод. Когда я одевался, позвонила Сивилла. Я и забыл, что у неё сегодня выходной. Она понесла какую-то чушь насчет того, чтобы я отвез её в салон красоты на Сто двадцать шестую улицу - ей надо было слегка подсветлить волосы, и в конце выложила то, ради чего она и позвонила - не решил ли я все-таки устроиться на почту? Я ответил, что у меня ещё есть время подумать и что сейчас мои мозги заняты только едой. Она сказала, что как раз готовит обед. Я поехал к ней, решив ни слова не говорить о приключениях вчерашней ночи.
Сивилла выглядела отдохнувшей и как-то по-особенному хорошенькой, даже оживленной. Ее губы были накрашены ярко красной помадой. Мне захотелось её поцеловать, но потом я передумал. Меня раздражало, что все её разговоры крутились вокруг моего превращения в почтальона. Но у меня было очень хорошее настроение и я не имел никакого намерения опять вступать с ней в пререкания. После того, как я отвез её на Сто двадцать шестую, у меня оставалось ещё два свободных часа, и я подумал, не сходить ли мне в бассейн поплавать, но потом решил немножко поработать на Теда Бейли.
В своем письме он сообщил, что миссис Джеймс было пятьдесят два года, что она работала в больнице и её последним местожительством были дешевенькие меблирашки на Сто тридцать первой улице. Рядом с дверным звонком этого дряхлого строения я увидел присобаченную бумажку с написанными карандашом инструкциями: один звонок Флэттсу, два - Адамсу, а Стюарт - наверное, занимавший апартаменты на верхнем этаже, - удостаивался целой серенады из десяти звонков. Никаких Джеймсов тут не было и в помине, конечно, однако бумажка настолько выцвела, что некоторые фамилии стали нечитабельными.
Я спустился в полуподвал и позвонил в дверь. Мне открыла девчонка лет пятнадцати с огненно-красными губами, в узеньких джинсиках, клубном свитере и мужской рубашке, которая не могла скрыть её торчащих грудок. Лениво жуя резинку, она всем своим видом давала понять, прекрасно сознает все достоинства своей расцветающей фигуры и смазливого личика: мол, никому бы в голову не пришло отрицать, что она самое миленькое создание, обитающее в этом глухом закоулке мира. Я подумал, что миссис Джеймс вовсе не переехала, а просто попросила свою домохозяйку дать магазинному клерку от ворот поворот. Она, может быть, и поменяла не одну работу, но человек с холодильником-электроплитой так просто не сможет скакать из одной квартиры в другую.
Когда я спросил миссис Джеймс, девчонка продемонстрировала мне свое умение выдувать резиновый шарик и спросила:
- Вы кто?
- Ее знакомый, оказался тут проездом.
- А, знакомый... Так она месяц назад съехала.
- И не знаешь, куда? У меня мало времени, а я бы хотел её повидать.
Она передернула плечами, и мы оба бросили взгляд на пляшущие холмики под её рубашкой.
- Неа. Кажись, куда-то на Лонг-Айленд.
Врать она не умела.
- Жаль. Я ей деньги привез. Позвонил ей в больницу, да мне сказали, что она уволилась. А теперь, выходит, и переводом послать нельзя. Ну ладно, может, как-нибудь встретимся.
Мисс Смазливая Чернушка одарила меня натренированным взглядом из-под длинных ресниц.
- Откуда, говоришь, приехал, деловой?
- Из Чикаго. Там у неё двоюродная сестра.
- Ну так... - Яркие глаза оценивающе шмыгнули по мне, после чего она решила, что моя одежда пахнет бабками. - Скажу тебе по секрету, она тут живет. Пять звонков. Но она вернется не раньше четырех. Она накручивает какую-то кредитную компанию, вот я и соврала, что её нет. Либо зайди ещё раз, либо вечером позвони ей в больницу "Бульвар" - это в Бронксе. Она там трудится с прошлой недели.
- Спасибо тебе. Да, я смотрю, в ваших местах выращивают такие сладенькие фрукты!
Она с видимым удовольствием выдула резиновый шарик изо рта и щелкнула им.
- Это точно, да только бананов тут нет. Это же Большое Яблоко (1), деловой! - и с размаху захлопнула дверь. Ох уж эти дети - все на публику!
Я поехал по Сто двадцать пятой, нашел место для стоянки, бросил десятицентовик в счетчик. Сто двадцать пятая смахивает на главную улицу провинциального городка: стоит тут немного прошиваться - и обязательно заметишь знакомое лицо. Я ещё не успел раскурить свою трубку, как к моему "ягуару" подскочили два хмыря.
- Туи! Как делишки?
- Да вот, сижу, курю, - ответил я, обменявшись с ними рукопожатиями и недоумевая, кто бы это такие были. Скоро выяснилось, что мы вместе служили. Я вылез из машины, повел их в ресторан и купил по паре пива. Мы немного поговорили о волшебной стране наших грез - старом добром времени армейской службы. После второй кружки я их оставил и, отправившись на Сто тридцать первую улицу, пять раз нажал на кнопку звонка.
Через мгновение дверь мне открыла невысокая, но энергичная женщина темно-коричневого цвета. У неё было старое лицо и усталые руки, однако глаза ещё светились юным задором, и говорила она взахлеб, точно девушка. Когда я спросил: "Вы миссис Джеймс?" - она затараторила:
- А вы, должно быть, тот самый парень из Чикаго - Эстер мне сказала, что вы приходили - приятель моей кузины Джейн? Как там она? Все собираюсь ей написать, да... Ах, извините, проходите в дом.
Узкий коридорчик давно требовал окраски, на ведущей вверх лестнице лежал истоптанный коврик - словом, форменная мышеловка. Похоже, кроме нас тут никого не было и я сказал:
- Я не знаком с вашей кузиной, миссис Джеймс, - и показал свое удостоверение. - Неуплата кредита за кухонный комбайн все равно что кража.
В мгновение ока она, казалось, сразу постарела, и припала к стене точно я ударил её в живот. Ее лицо приобрело болезненно коричневый цвет, в глазах вспыхнула ярость, но сразу же взяв себя в руки, она уже клокотала от ненависти:
- Ах ты проклятый жополиз! Белые из Манхэттена всегда сумеют сделать из нас козлов отпущения! Я никогда...
- Хватит! - оборвал я её. Мы оба говорили приглушенными голосами, она почти шипела.
- Это ещё почему? - Она устремила ко мне свое узкое лицо. - Почему я должна молчать? Ты что, ударишь меня? Ну попробуй! Я стану последней негритянкой, до которой ты дотронешься!
- Миссис Джеймс, успокойтесь. Я только выполняю свою работу. Перестаньте молоть вздор про белых из Манхэттена и не надо мне угрожать. Если бы вы держали магазин и кто-то из ваших покупателей попытался вас надуть, вы бы первая подняли вой. Послушайте меня, вы приличная работящая женщина, и я знаю, вам бы и в голову не пришла мысль кого-то обокрасть, но..
- Обокрасть? Да они что, в этой чертовой компании вконец свихнулись? Я уплатила триста двадцать долларов за этот кухонный комбайн плюс проценты за кредит и оплатила доставку. Пятьдесят долларов задатка и по двадцатке каждый месяц. А теперь ты меня послушай. Через месяц - ровно через месяц как я купила этот чертов комбайн, я увидела точно такой же в универмаге "Мейсиз" за сто сорок долларов. Ну и что ты на это скажешь? Я иду в кредитную компанию и - пропади я пропадом, если они не продают тот же самый комбайн уже за двести шестьдесят! Ну я и решила, что мне мои деньги достаются слишком тяжелым трудом. Я заплатила им сто пятьдесят долларов, а потом ещё и оплатила доставку - так что больше они от меня не получат ни цента!
- Миссис Джеймс, а зачем вы связались с фирмой по продаже товаров в рассрочку? Всегда гораздо дешевле покупать вещи в больших магазинах за полную стоимость.
- Да у тебя что, голова мякиной набита? Откуда же я взяла бы сто сорок зеленых сразу? Я вынуждена покупать в кредит! Ты что же, считаешь, я на свое жалкое жалование, что мне платят в больнице, могу позволить себе покупать все, что хочется? Ты бы пошевелил мозгами, мальчик!
Я был сконфужен и зол - на нее. Большинство этих фирм, торгующих в рассрочку, наживаются на бедняках. Мне было страшно жаль её - как же её надули! Но какая же дура - ведь могла отправиться в большой универмаг и там купить этот хренов комбайн в кредит. Но почему-то так всегда бывает, что самым неимущим все всегда обходится за максимальную цену. Впрочем, какое мне до этого дело.
- Послушайте, миссис Джеймс, давайте мы оба пошевелим мозгами. Вам не нужно мне рассказывать, каким тяжелым трудом вы добываете себе кусок хлеба - вы, наверное, и за комнату свою переплачиваете, и за продукты, и за все прочее. Но вас же никто силком не заставлял покупать в кредит этот комбайн. Да, вы сделали невыгодную покупку, но вы же взрослая женщина, вы подписали контракт. И мне не надо вас убеждать в том, что закон на их стороне. Они же могут сегодня прийти к вам, забрать этот холодильник, и вам нечего будет возразить. Да, это все очень неприятно, но вы ведь сами все это затеяли. И вам лучше сразу решить, как вы поступите - либо вы все потеряете - и комбайн, и деньги, - либо выплатите свою задолженность по кредиту. - Мне было противно произносить эти слова.
Она заплакала, по её щекам покатились бусинки слез.
- Ну, вот пытаешься жить честно, пытаешься получить хоть маленькую радость в жизни...
- Знаете, уличный налетчик, который тычет вам в бок пистолетом, может сказать то же самое!
- Я честная женщина! Как ты смеешь меня с таким сравнивать? Я в жизни не совершила ни одного бесчестного поступка. Ах ты... черномазый ублюдок! Ее полные слез глаза гневно сверкнули. - Вот, я такого ещё никому не говорила - пусть у меня язык отсохнет, но тебе говорю, тебе, у которого цвет кожи такой же, как у меня.
Лучше бы она мне плюнула в лицо.
- Леди, я только делаю свою работу, обычное дело... - пробормотал я.
- Работа? Какая же эта работа - ты же помогаешь белякам издеваться и обманывать своих же? Белые с Манхэттена срывают свой куш, а ты мне тут талдычишь про какую-то работу и клюешь крошки с их стола? Хорошо, передай своим хозяевам, что я завтра же вышлю им деньги почтовым переводом, все выплачу до центика, а теперь убирайся с глаз долой!
- Сколько вы им ещё должны?
- Сто семьдесят. Убирайся! Я же сказала, что заплачу.
- А сколько вы можете заплатить сегодня?
- Тебе что, моей кровушки попить хочется?
- Черт вас побери, довольно этой мелодрамы! Может быть, мне удастся их уломать.
- Ну, хотя я и не собиралась им платить, я же откладывала эти деньги. Наверное, к концу недели смогу им заплатить около сотни.
- Тут есть телефон?
Она кивнула в глубь коридора. Под лестницей я обнаружил телефон-автомат и позвонил Бейли.