Лейси Эд
Блестящий шанс
ЭД ЛЕЙСИ
Блестящий шанс
Перевод с английского Олега Алякринского
СЕГОДНЯ
1.
Я спустил пары в Бингстоне. Это небольшой городишко с двухтысячным населением в южном Огайо: понять, что к чему, здесь можно минуты за три. Я же меньше чем за минуту выяснил то, что мне нужно было выяснить - а именно что напрасно сюда приехал.
Главная улица тут была явно более оживленной, чем ей полагалось быть, потому что с окрестных ферм в город привозили кучу товаров. Я припарковался около большой аптеки - она же универсам - и вошел внутрь. Немногочисленные покупатели уставились на меня так, словно я вылез из летающей тарелки. К этому я уже привык: хотя мой "ягуар" бегает по дорогам Америки уже лет восемь и приобрел я его всего за шесть сотен, он, как и любая иностранная тачка, всегда вызывает нездоровый интерес у праздных зевак. Но сейчас это привело меня буквально в бешенство, так как постороннее внимание как раз-то нужно мне было меньше всего.
Мое появление в магазине произвело форменную сенсацию - вся деловая активность вмиг замерла. Толстый хмырь у прилавка с прохладительными напитками вытаращился на меня, не веря своим глазам. Парень, пожирающий гамбургер у стойки, развернулся на сто восемьдесят градусов, и тоже сделал большие глаза. Аптекарь в этот момент принимал от старого негра-почтальона газеты, и оба изобразили немую сцену. В магазине было полно всякой всячины - куда больше, чем в простом универмаге. Я обратил внимание на телефон-автомат и бодро направился к будке. Бингстонская телефонная книга по толщине напоминала буклет с программкой какого-нибудь захудалого бродвейского театра. Никакой Мэй Расселл в ней не значилось.
Полагая, что в городе должно быть куда больше абонентов, чем указывалось в этой телефонной брошюрке, я двинулся к хмырю за прилавком с прохладительными напитками. На мой вопрос он отреагировал как актер профсоюзного драмкружка: его круглое лицо изобразило ужас, а когда взгляд упал на дверь, в нем затеплилось облегчение. Я обернулся и увидел направляющегося прямехонько ко мне полицейского. Дядя шел довольно быстро. Полицейские в маленьких городках почему-то любят напяливать на себя форму, словно взятую из реквизита провинциальных театров оперетты. Этот полицейский явился в обличье коренастого пупса средних лет в до блеска начищенных черных ботинках, серых бриджах с широкими красными лампасами и кожаном бушлате. На груди у него сиял исполинский значок - большего я в жизни не видывал. На затылке торчала ковбойская шляпа. Сомнений относительно причины его прихода возникнуть не могло: кольт был наполовину вынут из кобуры, а в правой руке пупс держал дубинку. Я никак не мог понять, как же им удалось так быстро меня застукать, но внутри у меня все похолодело. Я попался. Если бы мне удалось вмазать полицейскому промеж глаз и сразу добежать до двери, я был бы спасен.
Внезапно передо мной вырос негр-почтальон. Он положил обе руки на мой правый кулак и прошептал:
- Полегче, сынок.
- Прочь с дороги! - прошипел я, сбросив его руки. Полицейский уже подошел к нам вплотную. Почтальон кивнул ему и произнес:
- Доброе утро, мистер Уильямс.
- Привет, Сэм. Мне ничего нет?
- Несколько писем я оставил у вас на столе в офисе, - ответил почтальон, стоя между мной и полицейским.
- Недавно в наших краях, парнишка?
- Угу. - За последние шесть часов меня называли "парнишкой" чаще, чем за всю мою жизнь.
- Так я и подумал. Хочу объяснить тебе пару вещей.
- Каких же? - спросил я, не сводя глаз с его дубинки. Я попытался оттолкнуть чертова почтальона, но он опять упрямо встал между нами.
- Ты что здесь делаешь, парнишка?
- Листаю телефонную книгу. Разве закон запрещает это?
- Нет. А я уж подумал, ты собрался здесь поесть. Поскольку ты в нашем городе недавно, тебе, наверное, не известно, что цветным не разрешается жрать в этом магазине.
Я малость рассвирепел, но быстро успокоился и от радости даже чуть ли не прослезился. Мне пока что ничто не угрожало. В моем мозгу вертелась идиотская мысль - что у этого легаша доброе лицо, да и разговаривает он со мной достаточно миролюбиво - хотя и держит дубинку на изготовке.
- Я же не собирался съесть этот телефонный справочник, - сказал я с невинным видом.
Полицейский усмехнулся, его глазки оценили мой купленный на Пятой авеню костюм. Ну и, разумеется, он приметил "ягуар" у тротуара. Потом его взгляд переместился на мой перебитый нос, и он быстро вычислил, что мое преимущество выражается в футе роста и тридцати килограммах веса. Его лицо вновь приобрело несчастное выражение.
- Ты пойми, неприятности мне не нужны. Просто я вижу, ты у нас недавно, и я хочу познакомить тебя со здешними порядками.
- Будем считать, что я познакомился. А что, кроме этого справочника другого нет? - Я мотнул головой в сторону телефонной будки.
- Другого нет. А кого ты ищешь?
- Наверное, попал не в тот город. Тот, кто мне нужен, в книге не значится, - ответил я и, обойдя негра-почтальона, направился к двери.
- А я почти что всех в Бингстоне знаю, - подал голос почтальон. На его коричневом лице было написано: "Как негр - негру, давай-ка я тебе помогу".
- Да ладно, не страшно! - С этими словами я вышел на улицу и, бросив взгляд по сторонам, сразу же рассмотрел все достопримечательности главной улицы. Киношка, два отельчика, несколько супермаркетов, шесть-семь лавчонок и ещё "деловая" улочка, пересекающая главную транспортную артерию Бингстона.
Как кто-то однажды сказал, в мире больше ослиных задниц, чем ослов. В этот момент я ощущал себя ослиной задницей номер один. Каким же надо было быть дураком, чтобы пятнадцать часов добираться на машине до этого захолустного городишки, где я торчал на виду у всех, точно упавшее бревно посреди рыночной площади. И тем не менее я находился в этом городишке и, вероятно, нужный мне ответ тоже.
У моего плеча незаметно вырос дядя Том-почтальон.
- Похоже, ты, приятель, с Севера. В Бингстоне цветным не шибко скверно живется, просто тут у нас немного старомодные нравы. Не стоит нарываться на скандал, сынок.
- Давай-ка оставим лекции о расовых отношениях, дядя. Ты знаешь Мэй Расселл?
Его коричневое лицо потемнело при слове "дядя". Он уже собрался было уйти, но заметил внимательно разглядывающего нас из дверей аптеки полицейского. Почтальон обернулся и сказал:
- Слушай, нам не нужны скандалы в городе. Я прожил здесь всю жизнь, и наши в Бингстоне добились существенного прогресса.
- Ты тоже хочешь познакомить меня с местными порядками? Я ведь просто зашел посмотреть адрес в телефонной книге и сразу нарвался на скандал интересное дело! Что, Огайо давно ли стал южным штатом?
- Расспрашивать про Мэй Расселл - это и значит нарываться на неприятности. Она не для цветных.
- Это как понять?
- Да она... алая леди! - прошептал он.
Я расхохотался. Я не слышал этого выражения с тех пор, как прочитал "Алую букву"(1) в школе и, помню, ужасно был разочарован тем, что книжка оказалась отнюдь не из "озорных". Почтальон тоже осклабился, показав ряд неровных зубов.
___________________________________________________
1 Роман американского писателя Н.Готорна, повествующий о судьбе женщины, совершившей грех прелюбодеяния и в наказание носившей на груди алый знак грешницы.
- Ты не так понял, отец, - пояснил я. - Нет ли тут отеля, где я могу перекантоваться пару дней?
- Для цветных - нет. В Бингстоне только тридцать девять цветных семей.
- Черт, а что в Огайо и закон о гражданских правах не действует?
- Да мы же находимся на границе с Кентукки, так что... - он махнул короткой коричневой рукой куда-то на юг. - У нас тут редко появляются цветные чужаки. Миссис Келли берет постояльцев, но у неё сейчас полный набор. Ты сколько намереваешься у нас пробыть?
- Пару дней. Я... музыкант. Еду в Чикаго. Просто Мэй Расселл знакомая одного местного парня. Моего дружка.
- Я так и понял, что ты из артистов. А как зовут приятеля, которого ты ищешь? Я же тут всех знаю.
- Однополчанин. Знаю только имя - Джо. Наверное, все-таки не тот городок, - врал я напропалую. - Сказать по правде, я уже долгонько верчу баранку и малость простыл в дороге. Надо мне несколько деньков передохнуть.
- Вообще-то вид у тебя не больной. Я Сэм Дэвис. Пожалуй, я смогу тебя к нам взять.
- Спасибо, отец. Я Гарри Джонс, - сказал я, в момент придумав себе незамысловатое имя.
Мы обменялись рукопожатием, и он спросил:
- Как тебе два доллара за ночлег и доллар за стол?
- Отлично.
- Пойду позвоню Мэри - это моя жена - предупрежу о тебе. Сверни налево на Элм-стрит, вон там на светофоре. Пройдешь пять кварталов - увидишь кирпичный дом с деревянными утками на лужайке. Проволочный забор. Это мы. Там у нас цветной район. Спроси у любого, где дом Сэма Дэвиса. Топать недалеко.
- Да я на колесах... - и я кивнул на "ягуар".
Автомобиль произвел на него впечатление.
- А сотню можно на нем выжать?
- Если вдавить педаль газа до упора. Спасибо за гостеприимство. Пойду и прямо сейчас завалюсь спать. А что, если я сначала куплю газету, расовый бунт тут не вспыхнет?
- Э, мистер Джонс, Бингстон не такой уж скверный городишко. А местная "Ньюс" выходит только в полдень. Разве что тебя интересует вчерашний номер.
- И вчерашний сойдет. Хочу почитать перед сном.
- Можешь купить в табачной лавке на другой стороне улицы. Пойду позвоню Мэри предупрежу её о твоем приходе.
Я купил газету и, когда садился за руль, из аптеки появился полицейский и по-приятельски осведомился:
- Что, тачка-то европейская?
Он держался и впрямь дружелюбно, однако стоило бы мне зайти в аптеку выпить кофе, как он тут же бы появился там с перекошенной рожей.
- Английская.
- Дорогая, надо думать?
- Правильно думаете, - сказал я, включив зажигание.
- Неужто лучше наших?
- Нет. - ответил я, подавая назад. Я свернул на светофоре и тут же припарковался к тротуару. Элм-стрит представляла собой вереницу больших домов и огромных зеленых лужаек. В газете был помещен репортаж из Нью-Йорка о Ричарде Татте, которого обнаружили в его комнате забитым насмерть. Полиция разыскивала "негра", подозреваемого в убийстве. Отпечатки пальцев, снятые с убитого, свидетельствовали, что он не Ричард Татт, а Роберт Томас - преступник в розыске. Ниже была подверстана краткая и несколько самодовольная заметка о том, что Роберт Томас - уроженец Бингстона и в течение последних шести лет разыскивается местной полицией. В газете не сообщалось ничего нового для меня, поэтому я её сложил и поехал дальше.
Дом почтальона оказался лучше, чем я ожидал. Старый, но крепкий. Вообще-то говоря, все дома в этой "негритянской" части города выглядели очень прилично. К дому вела подъездная аллея, за домом виднелся гараж. Я остановился на аллее, вышел и запер машину. Мои номера были покрыты достаточным слоем грязи. Пухлая женщина с коричневым лицом открыла дверь и сказала:
- Вы, верно, и есть мистер Джонс. Проходите. У меня и времени-то не было прибраться в гостевой комнате. Мы ею не пользовались с тех самых пор, как у нас гостил мой кузен Аллен из Дейтона. Сейчас, я только пыль вытру...
- Я с ног валюсь, - признался я, внезапно почувствовав прилив усталости. - Я бы хотел прямо сейчас отправиться в кровать.
- Вы, верно, решите, что я плохая хозяйка.
- Не решу. Я слишком устал, чтобы делать какие-то выводы. Покажите мне мою комнату.
- Как хотите. У вас и вправду усталый вид. Я вам дам полотенце. А где ваши вещи?
- В машине, - солгал я. - Я их потом принесу.
Я последовал за ней на второй этаж, и она привела меня в большую комнату, обставленную старенькой громоздкой мебелью. Кровать показалась мне чудесной. Хозяйка дала мне полотенце, сказала, что ванная в конце коридора, и пустилась оправдываться за пыль и прочий беспорядок. По мне же, комната являла собой образец идеальной чистоты - нигде ни пылинки. Я остановил поток её красноречия, повесив свое твидовое пальто от "Харриса" в шкаф. Уже в дверях она проговорила:
- Мистер Дэвис предупредил вас: два доллара за ночь и...
- Предупредил, - и с этими словами я дал ей пятерку.
- Да только про стол он не то сказал. Продукты нынче подорожали. Будет два доллара в день, а не один.
- О'кэй.
- Сдачу потом принесу, - она сунула банкноту в карман передника и неловко замолчала. - Надеюсь, вы не пьющий, мистер Джонс.
- Только уставший. Всего хорошего, миссис Дэвис.
Когда она ушла, я снял пиджак и, заперев дверь, спрятал бумажник с жетоном под матрас, а телевизионное досье на Томаса под ковер. Сняв нейлоновую рубашку и трусы, я удостоверился, что коридор пуст, и дунул в ванную. Ванна оказалась целым бассейном. Я принял душ, выстирал рубашку и трусы, насухо вытерся и совершил ещё один спринтерский рывок в голом виде по коридору. Развесил рубашку и трусы на стуле, опустил жалюзи и улегся в постель.
Я хотел поразмыслить. Мне просто необходимо было поразмыслить, если уж я намеревался выпутаться из этой заварухи. Но я уже двое суток не спал, а кровать была такая мягкая и уютная... Когда я пробудился от сна, бледные стрелки моих наручных часов сообщили, что уже десять. Я давил подушку двенадцать часов кряду. Чувствовал я себя прекрасно - и ужасно, проклиная себя за столь пустую трату времени.
Я открыл жалюзи. За окнами было темно, на улице едва виднелись редкие фонари. Я протер глаза, раскурил трубку и стал одеваться. Шататься в этом городишке больше двух дней было опасно. Правда, моя безопасность после столь краткого пребывания тоже оставалась проблематичной. В любое другое время мне не составило бы особых трудностей прочесать такой городок как Бингстон за два дня. Да только стоял он на Юге, а я темнокожий. Стоило мне тут пробыть дольше положенного, как кто-нибудь обязательно решил бы, что я и есть тот самый "негр", которого разыскивает нью-йоркская полиция.
Уж слишком я был заметным приезжим в этом городе. Эх, вот если бы у меня здесь нашелся хоть кто-то, кто сумел бы не привлекая ничьего внимания навести справки... Ах ты, старый сыскарь, да какие справки? Я не имел ни малейшего понятия, что или кого ищу. Этот город для меня мог оказаться либо отличным убежищем, либо западней.
Вытащив материалы о Бобе Томасе, которыми меня снабдила телекомпания, я в десятый раз с ними ознакомился. Мне чуть полегчало, потому что меня по-прежнему не оставляла догадка, что убийца должен обязательно оказаться уроженцем Бингстона. Если только это не было беспричинным убийством, которое не укладывается ни в какую логическую схему. Если же это было случайное убийство, тогда я мог преспокойно вернуться домой и позволить им усадить себя на электрический стул.
В доме было тихо, и я понял, что старики отошли ко сну. Я жутко проголодался и пошел посмотреть содержимое холодильника. Телевизор был включен, и гостиная купалась в его серебристо-голубом мерцании. У телевизора сидела девушка. Я рассмотрел её лицо: худое, темнокожее, того же оттенка, что и мое, волосы собраны и зачесаны наверх. Заметив меня, она встала и включила свет. На ней был простенький серый костюмчик, облегающий высокую фигуру. При свете она оказалась старше, чем я поначалу подумал наверное, около двадцати семи. Нос у неё был короткий, а глаза большие, глубоко посаженные. Тяжелые, полные губы.
- Мистер Джонс? Я Френсис Дэвис. Мама сказала, чтобы я вас накормила ужином. Хотите?
Голос у неё был низкий и резкий, если не сказать укоризненный.
- А где все?
= Спят. Уже начало одиннадцатого - для нас поздний час.
- Извините, что заставил вас не спать. Я, пожалуй, выскочу в город, чего-нибудь перекушу.
- Где? Тут нет ресторанов для цветных. Да я и не из-за вас не сплю. Я люблю смотреть телевизор. Если хотите есть, пойдемте на кухню.
- В Бингстоне, похоже, вообще нет смысла подниматься с постели, заметил я, идя за ней следом. Росту в ней оказалось никак не меньше шести футов - при том, что на ногах у неё были простые шлепанцы.
- Ну, если у вас светлая кожа... - Она остановилась. - У вас такие плечи, что вы кажетесь маленьким. Хотя и не маленький. А ваша одежда - это просто отпад. Вы такой прикинутый парень!
Вблизи её лицо показалось мне даже симпатичным, а полные губы и огромные глаза интригующими.
- Спасибо, милая. Твоя одежда мне тоже нравится.
- Купила в Цинциннати в прошлом году. А где это вам сломали нос? - с этими словами она открыла дверь в кухню.
- Много лет назад играл в футбол. У меня была стипендия - до войны. Кухня оказалась большой и светлой и немного странноватой: в ней стояли современный холодильник и морозилка последнего выпуска, новая стиральная машина и электрогриль, и тут же рядом старенькая угольная печурка, надраенная до блеска. Она жестом пригласила меня сесть за белый стол. Я сел, а она стала доставать из холодильника разные кастрюльки и миски, полные всякой снеди.
- Овощи, рис, жареная свинина, печенье, картошка и пирог. Кофе или чай?
- Замечательно, но только давай без печенья и картошки. Чай.
- Вы на каком инструменте играете и в какой группе?
- На ударных. И в настоящий момент у меня нет группы. У меня было несколько кратковременных контрактов в джаз-клубах Нового Орлеана и Лейк-Чарльза, а теперь вот направляюсь в Чикаго в надежде куда-то ещё приткнуться. В основном я играю на "левых" концертах.
- А как сейчас в Новом Орлеане?
- Жарко и влажно. Я без сожаления удрал оттуда.
- А я запала на ваш "ягуар". Клевая тачка.
- Слушай, дорогуша, почему бы тебе не бросить этот фальшивый жаргон?
Она постояла у угольной печки, которая, должно быть, фурычила круглые сутки - уж больно тепло было в кухне. Потом резко обернулась.
- Да я специально так говорю - для вас, вы же лабух. А что касается фальши, то перестаньте называть меня "дорогуша".
- Хорошо, мисс Дэвис. Я не хотел показаться фамильярным.
Она кротко взглянула на меня и стала накладывать мне еду в тарелку.
- А я восприняла это как комплимент, мистер Джонс. Скажите, а зачем вы приехали в Бингстон?
Я не купился на её замечание насчет комплимента. И пора уже мне было задавать вопросы. Жадно пожирая вкуснейшую свинину, я ответил:
- Да без всякой причины, просто проезжал мимо и решил передохнуть тут пару деньков. Я сегодня утром прочитал бингстонскую газету, похоже, у вас тут чрезвычайное происшествие - местного парня убили в Нью-Йорке. Ты не знала этого Татта - или Томаса?
- Я его помню, но лично знакома не была. Он же был белый. Я читала про его убийство. Знаете, чем старше я становлюсь, тем больше убеждаюсь, что белые - психи.
Кивнув, я отправил в рот большую порцию риса.
- Ты напоминаешь мне моего папашу. Он был шовинист. Вот уж с чем не ожидал столкнуться... здесь.
- Вы имеете в виду, здесь - в этой захолустной дыре в десять домов у обочины шоссе? - заметила она и села напротив меня, пощипывая крошечный ломтик пирога. Ее коричневая кожа теперь залоснилась, как бархат, и при ярком свете люстры я обратил внимание на её красивые высокие скулы.
- Нам тут не было нужды бороться за расовую десегрегацию - тут же не Юг. И все-таки Бингстон - это тюрьма с разноцветными решетками. Негритянская девушка может получить тут только определенную работу: у неё есть выбор - или точнее говоря, шанс - выйти замуж за одного из двух-трех городских холостяков, она должна жить в определенном районе, ей нельзя есть в... впрочем, вы и так это сами знаете.
- Маленький город есть маленький город, даже для белых.
- Но для нас-то он в десять раз меньше!
- Должно быть, междугородние автобусы тут ходят каждый день. Вот, скажем, этот Томас взял, сел в автобус и укатил - а смотри, как он кончил, бедняга! Что в Бингстоне думают о его убийстве? Наверное, ммм... многие недовольны из-за того, что его, как говорят, убил черный?
- Ему тут жилось иначе, чем нам. Он же был белый, хотя и бедный. О нем даже передачу по телевизору должны были показывать. Иногда мне кажется, я бы смогла прижиться в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе, да я трушу. В большом городе ведь тоже можно быть такой одинокой! Конечно, если бы я знала там кого-нибудь, все было бы по-другому. А я видела фотографии гарлемских трущоб и чикагской Южной стороны. И я тоже знаю, что там не райская жизнь.
- Верно, но по крайней мере там есть где развернуться. Может, этот Томас развернулся слишком уж резво?
Она пожала плечами. Груди у неё оказались покрупнее, чем мне сначала показалось.
- Я мечтаю отсюда уехать! Иногда Бингстон мне кажется кладбищем. Но тогда я говорю себе: ты же живешь в хорошем доме вместе с родителями - чего же тебе ещё нужно, куда тебе бежать? Это же мой родной город точно так же как и для соседей-беляков - зачем же мне им его отдавать?
- А что в Огайо закона о гражданских правах не существует? - спросил я, закидывая в рот очередную порцию риса под соусом. Ее слова надоумили меня - если я сумею правильно выбрать тактику, может быть, мне удастся заполучить помощника из местных.
- Вы хотите сказать - протестуем ли мы, боремся ли мы? Да. Но я же говорю, тут дело не столько в законе, сколько в местных привычках. Но с течением времени эти привычки становятся все равно что закон. Нас тут меньшинство и у всех у нас "приличная" работа. Например, я бы могла заработать и накопить немного денег надомной работой. Но очень немногие из нас осмеливаются гнать волну и качать права. Вот недавно, например, мы победили в двухлетней борьбе за право занимать в кино места в партере, а не только на балконе. Большое дело! - Она покачала головой. - Хотя чего это я. Это и впрямь была большая победа. Да только - жизнь ведь не сводится к сидению в партере кинотеатра?
- А ты чем занимаешься? Учишься в колледже?
- Мой брат в Говарде. Я просто из себя выхожу - папа настоял, чтобы он поступил в колледж для цветных. А я хотела, чтобы он пошел в университет Огайо. Но и эту битву я проиграла. Нет, я не могла пойти в колледж. Дело не в деньгах. Я же женщина и моя жизненная стезя - это замужество. Чушь какая!
- У твоих родителей несколько старомодные взгляды.
- Папа в конце концов отправил меня в школу бизнеса в Дейтон, как будто кому-то в Бингстоне нужна чернокожая секретарша! Я работаю на полставки машинисткой у мистера Росса, он из наших - велеречивый адвокат и торговец недвижимостью. У него семья и хобби - он все пытается уложить меня в койку. Еще я на полставки в булочной-пекарне недалеко отсюда - итог очередной битвы. Вот что меня убивает: что приходится сражаться даже за вшивое место продавщицы булочек. Чаю хотите?
- Да, спасибо. - Я вонзил зубы в пирог. Он был великолепен. - А что убийство Томаса не возбудило среди местного населения антинегритянских настроений?
- Нет. Если кто-то что-то и почувствовал, то скорее облегчение от того, что его убили.
- Судя по сообщениям газеты, он тут до своего отъезда был просто королем преступного мира?
- Он сбежал после отпуска под залог.
- А задержали его по обвинению в изнасиловании и нападении, так?
Она пошла налить мне чаю. Я почему-то отметил про себя, что у неё сильные упитанные ноги. Я насыпал в чашку сахару, она села и достала пачку сигарет. Я указал пальцем на торчащую из моего нагрудного кармана трубку и зажег ей спичку. Она пустила струйку дыма в потолок и ничего не сказала.
- Изнасилование и нападение. Надо полагать, он был очень милый молодой человек, - заметил я, стараясь выудить у неё побольше информации о Томасе.
- Это кто-то пошутил. Насчет изнасилования. Обжоре Томасу не было нужды насиловать Мэй Расселл.
- Обжоре? - Эта деталь в моих материалах отсутствовала.
- Он был вечно голоден, как малый ребенок. Мог есть все что попадется под руку, все что угодно - как свинья. Да что о нем толковать. С ним произошло то, что случается с молодыми неграми каждый день - стоит нашим ребятам сделать шаг не в ту сторону, как уж глядишь, его и подставили. А вы купили свой "ягуар" в Англии?
- Нет, - Я размышлял над тем, что же она имела в виду, говоря, что Томаса подставили. А Обжора...
- А я подумала, что вы были с оркестром на гастролях за границей. Я коплю на поездку в Европу. Моя розовая мечта.
- Вот в чем у нас преимущество перед беляками. Мы с большей радостью уезжаем из Штатов.
Ее глаза заблестели.
- А вы бывали за границей?
- Париж, Берлин, Рим, Легхорн - это в Англии. В армии я был капитаном.. - Что-то я с ней разболтался. - А что ты имела в виду, когда сказала, что Томаса подставили?
- Ну надо же - капитан! А я как-то хотела записаться в Женский корпус - чтобы иметь возможность попутешествовать по свету. Расскажите про Париж, как там, а?
- Чудесно! Слушай, а...
- Только представьте себе - ты можешь ходить где захочешь и даже не думать, нравится это кому-то или нет. Вот увидела вашу машину - и сразу старые мечты вернулись. Эти кожаные кресла - такие классные! Не то что сиденья в наших колымагах.
- А не хочешь прокатиться? Тут можно где-то посидеть, выпить?
- Спасибо, конечно, но я не хочу кататься, - сказала она, и я понял, что ей ужасно хочется. - За городом есть круглосуточная забегаловка, там торгуют контрабандным спиртным. Но это такое мерзкое заведение.
- Ну тогда просто прокатимся! - Я встал.
Она осталась сидеть. Глядя в стол, она глухо произнесла:
- Нет.
- Да перестань, покажешь мне город.
- Это ночью-то? Нет, мистер Джонс, это очень похоже на то, как столичный щеголь пускает пыль в глаза деревенской телке перед тем, как затащить её в стог сена.
- Как-как? - расхохотался я. - Да я не буду приставать. Нет, не могу сказать, что ты уродина, но я просто буду себя хорошо вести. Или ты думаешь, что не буду?
- Я думаю, что вы лжец, мистер Джонс, - мягко сказала она, устремив на меня дерзкие глаза. - Вы вот папе сказали, что вчера весь день были за рулем, так с чего бы это вам ещё и на ночь глядя кататься? Вы говорили про Новый Орлеан да про Чикаго, а номера-то у вас нью-йоркские. Так все-таки что вы делаете в Бингстоне?
Блестящий шанс
Перевод с английского Олега Алякринского
СЕГОДНЯ
1.
Я спустил пары в Бингстоне. Это небольшой городишко с двухтысячным населением в южном Огайо: понять, что к чему, здесь можно минуты за три. Я же меньше чем за минуту выяснил то, что мне нужно было выяснить - а именно что напрасно сюда приехал.
Главная улица тут была явно более оживленной, чем ей полагалось быть, потому что с окрестных ферм в город привозили кучу товаров. Я припарковался около большой аптеки - она же универсам - и вошел внутрь. Немногочисленные покупатели уставились на меня так, словно я вылез из летающей тарелки. К этому я уже привык: хотя мой "ягуар" бегает по дорогам Америки уже лет восемь и приобрел я его всего за шесть сотен, он, как и любая иностранная тачка, всегда вызывает нездоровый интерес у праздных зевак. Но сейчас это привело меня буквально в бешенство, так как постороннее внимание как раз-то нужно мне было меньше всего.
Мое появление в магазине произвело форменную сенсацию - вся деловая активность вмиг замерла. Толстый хмырь у прилавка с прохладительными напитками вытаращился на меня, не веря своим глазам. Парень, пожирающий гамбургер у стойки, развернулся на сто восемьдесят градусов, и тоже сделал большие глаза. Аптекарь в этот момент принимал от старого негра-почтальона газеты, и оба изобразили немую сцену. В магазине было полно всякой всячины - куда больше, чем в простом универмаге. Я обратил внимание на телефон-автомат и бодро направился к будке. Бингстонская телефонная книга по толщине напоминала буклет с программкой какого-нибудь захудалого бродвейского театра. Никакой Мэй Расселл в ней не значилось.
Полагая, что в городе должно быть куда больше абонентов, чем указывалось в этой телефонной брошюрке, я двинулся к хмырю за прилавком с прохладительными напитками. На мой вопрос он отреагировал как актер профсоюзного драмкружка: его круглое лицо изобразило ужас, а когда взгляд упал на дверь, в нем затеплилось облегчение. Я обернулся и увидел направляющегося прямехонько ко мне полицейского. Дядя шел довольно быстро. Полицейские в маленьких городках почему-то любят напяливать на себя форму, словно взятую из реквизита провинциальных театров оперетты. Этот полицейский явился в обличье коренастого пупса средних лет в до блеска начищенных черных ботинках, серых бриджах с широкими красными лампасами и кожаном бушлате. На груди у него сиял исполинский значок - большего я в жизни не видывал. На затылке торчала ковбойская шляпа. Сомнений относительно причины его прихода возникнуть не могло: кольт был наполовину вынут из кобуры, а в правой руке пупс держал дубинку. Я никак не мог понять, как же им удалось так быстро меня застукать, но внутри у меня все похолодело. Я попался. Если бы мне удалось вмазать полицейскому промеж глаз и сразу добежать до двери, я был бы спасен.
Внезапно передо мной вырос негр-почтальон. Он положил обе руки на мой правый кулак и прошептал:
- Полегче, сынок.
- Прочь с дороги! - прошипел я, сбросив его руки. Полицейский уже подошел к нам вплотную. Почтальон кивнул ему и произнес:
- Доброе утро, мистер Уильямс.
- Привет, Сэм. Мне ничего нет?
- Несколько писем я оставил у вас на столе в офисе, - ответил почтальон, стоя между мной и полицейским.
- Недавно в наших краях, парнишка?
- Угу. - За последние шесть часов меня называли "парнишкой" чаще, чем за всю мою жизнь.
- Так я и подумал. Хочу объяснить тебе пару вещей.
- Каких же? - спросил я, не сводя глаз с его дубинки. Я попытался оттолкнуть чертова почтальона, но он опять упрямо встал между нами.
- Ты что здесь делаешь, парнишка?
- Листаю телефонную книгу. Разве закон запрещает это?
- Нет. А я уж подумал, ты собрался здесь поесть. Поскольку ты в нашем городе недавно, тебе, наверное, не известно, что цветным не разрешается жрать в этом магазине.
Я малость рассвирепел, но быстро успокоился и от радости даже чуть ли не прослезился. Мне пока что ничто не угрожало. В моем мозгу вертелась идиотская мысль - что у этого легаша доброе лицо, да и разговаривает он со мной достаточно миролюбиво - хотя и держит дубинку на изготовке.
- Я же не собирался съесть этот телефонный справочник, - сказал я с невинным видом.
Полицейский усмехнулся, его глазки оценили мой купленный на Пятой авеню костюм. Ну и, разумеется, он приметил "ягуар" у тротуара. Потом его взгляд переместился на мой перебитый нос, и он быстро вычислил, что мое преимущество выражается в футе роста и тридцати килограммах веса. Его лицо вновь приобрело несчастное выражение.
- Ты пойми, неприятности мне не нужны. Просто я вижу, ты у нас недавно, и я хочу познакомить тебя со здешними порядками.
- Будем считать, что я познакомился. А что, кроме этого справочника другого нет? - Я мотнул головой в сторону телефонной будки.
- Другого нет. А кого ты ищешь?
- Наверное, попал не в тот город. Тот, кто мне нужен, в книге не значится, - ответил я и, обойдя негра-почтальона, направился к двери.
- А я почти что всех в Бингстоне знаю, - подал голос почтальон. На его коричневом лице было написано: "Как негр - негру, давай-ка я тебе помогу".
- Да ладно, не страшно! - С этими словами я вышел на улицу и, бросив взгляд по сторонам, сразу же рассмотрел все достопримечательности главной улицы. Киношка, два отельчика, несколько супермаркетов, шесть-семь лавчонок и ещё "деловая" улочка, пересекающая главную транспортную артерию Бингстона.
Как кто-то однажды сказал, в мире больше ослиных задниц, чем ослов. В этот момент я ощущал себя ослиной задницей номер один. Каким же надо было быть дураком, чтобы пятнадцать часов добираться на машине до этого захолустного городишки, где я торчал на виду у всех, точно упавшее бревно посреди рыночной площади. И тем не менее я находился в этом городишке и, вероятно, нужный мне ответ тоже.
У моего плеча незаметно вырос дядя Том-почтальон.
- Похоже, ты, приятель, с Севера. В Бингстоне цветным не шибко скверно живется, просто тут у нас немного старомодные нравы. Не стоит нарываться на скандал, сынок.
- Давай-ка оставим лекции о расовых отношениях, дядя. Ты знаешь Мэй Расселл?
Его коричневое лицо потемнело при слове "дядя". Он уже собрался было уйти, но заметил внимательно разглядывающего нас из дверей аптеки полицейского. Почтальон обернулся и сказал:
- Слушай, нам не нужны скандалы в городе. Я прожил здесь всю жизнь, и наши в Бингстоне добились существенного прогресса.
- Ты тоже хочешь познакомить меня с местными порядками? Я ведь просто зашел посмотреть адрес в телефонной книге и сразу нарвался на скандал интересное дело! Что, Огайо давно ли стал южным штатом?
- Расспрашивать про Мэй Расселл - это и значит нарываться на неприятности. Она не для цветных.
- Это как понять?
- Да она... алая леди! - прошептал он.
Я расхохотался. Я не слышал этого выражения с тех пор, как прочитал "Алую букву"(1) в школе и, помню, ужасно был разочарован тем, что книжка оказалась отнюдь не из "озорных". Почтальон тоже осклабился, показав ряд неровных зубов.
___________________________________________________
1 Роман американского писателя Н.Готорна, повествующий о судьбе женщины, совершившей грех прелюбодеяния и в наказание носившей на груди алый знак грешницы.
- Ты не так понял, отец, - пояснил я. - Нет ли тут отеля, где я могу перекантоваться пару дней?
- Для цветных - нет. В Бингстоне только тридцать девять цветных семей.
- Черт, а что в Огайо и закон о гражданских правах не действует?
- Да мы же находимся на границе с Кентукки, так что... - он махнул короткой коричневой рукой куда-то на юг. - У нас тут редко появляются цветные чужаки. Миссис Келли берет постояльцев, но у неё сейчас полный набор. Ты сколько намереваешься у нас пробыть?
- Пару дней. Я... музыкант. Еду в Чикаго. Просто Мэй Расселл знакомая одного местного парня. Моего дружка.
- Я так и понял, что ты из артистов. А как зовут приятеля, которого ты ищешь? Я же тут всех знаю.
- Однополчанин. Знаю только имя - Джо. Наверное, все-таки не тот городок, - врал я напропалую. - Сказать по правде, я уже долгонько верчу баранку и малость простыл в дороге. Надо мне несколько деньков передохнуть.
- Вообще-то вид у тебя не больной. Я Сэм Дэвис. Пожалуй, я смогу тебя к нам взять.
- Спасибо, отец. Я Гарри Джонс, - сказал я, в момент придумав себе незамысловатое имя.
Мы обменялись рукопожатием, и он спросил:
- Как тебе два доллара за ночлег и доллар за стол?
- Отлично.
- Пойду позвоню Мэри - это моя жена - предупрежу о тебе. Сверни налево на Элм-стрит, вон там на светофоре. Пройдешь пять кварталов - увидишь кирпичный дом с деревянными утками на лужайке. Проволочный забор. Это мы. Там у нас цветной район. Спроси у любого, где дом Сэма Дэвиса. Топать недалеко.
- Да я на колесах... - и я кивнул на "ягуар".
Автомобиль произвел на него впечатление.
- А сотню можно на нем выжать?
- Если вдавить педаль газа до упора. Спасибо за гостеприимство. Пойду и прямо сейчас завалюсь спать. А что, если я сначала куплю газету, расовый бунт тут не вспыхнет?
- Э, мистер Джонс, Бингстон не такой уж скверный городишко. А местная "Ньюс" выходит только в полдень. Разве что тебя интересует вчерашний номер.
- И вчерашний сойдет. Хочу почитать перед сном.
- Можешь купить в табачной лавке на другой стороне улицы. Пойду позвоню Мэри предупрежу её о твоем приходе.
Я купил газету и, когда садился за руль, из аптеки появился полицейский и по-приятельски осведомился:
- Что, тачка-то европейская?
Он держался и впрямь дружелюбно, однако стоило бы мне зайти в аптеку выпить кофе, как он тут же бы появился там с перекошенной рожей.
- Английская.
- Дорогая, надо думать?
- Правильно думаете, - сказал я, включив зажигание.
- Неужто лучше наших?
- Нет. - ответил я, подавая назад. Я свернул на светофоре и тут же припарковался к тротуару. Элм-стрит представляла собой вереницу больших домов и огромных зеленых лужаек. В газете был помещен репортаж из Нью-Йорка о Ричарде Татте, которого обнаружили в его комнате забитым насмерть. Полиция разыскивала "негра", подозреваемого в убийстве. Отпечатки пальцев, снятые с убитого, свидетельствовали, что он не Ричард Татт, а Роберт Томас - преступник в розыске. Ниже была подверстана краткая и несколько самодовольная заметка о том, что Роберт Томас - уроженец Бингстона и в течение последних шести лет разыскивается местной полицией. В газете не сообщалось ничего нового для меня, поэтому я её сложил и поехал дальше.
Дом почтальона оказался лучше, чем я ожидал. Старый, но крепкий. Вообще-то говоря, все дома в этой "негритянской" части города выглядели очень прилично. К дому вела подъездная аллея, за домом виднелся гараж. Я остановился на аллее, вышел и запер машину. Мои номера были покрыты достаточным слоем грязи. Пухлая женщина с коричневым лицом открыла дверь и сказала:
- Вы, верно, и есть мистер Джонс. Проходите. У меня и времени-то не было прибраться в гостевой комнате. Мы ею не пользовались с тех самых пор, как у нас гостил мой кузен Аллен из Дейтона. Сейчас, я только пыль вытру...
- Я с ног валюсь, - признался я, внезапно почувствовав прилив усталости. - Я бы хотел прямо сейчас отправиться в кровать.
- Вы, верно, решите, что я плохая хозяйка.
- Не решу. Я слишком устал, чтобы делать какие-то выводы. Покажите мне мою комнату.
- Как хотите. У вас и вправду усталый вид. Я вам дам полотенце. А где ваши вещи?
- В машине, - солгал я. - Я их потом принесу.
Я последовал за ней на второй этаж, и она привела меня в большую комнату, обставленную старенькой громоздкой мебелью. Кровать показалась мне чудесной. Хозяйка дала мне полотенце, сказала, что ванная в конце коридора, и пустилась оправдываться за пыль и прочий беспорядок. По мне же, комната являла собой образец идеальной чистоты - нигде ни пылинки. Я остановил поток её красноречия, повесив свое твидовое пальто от "Харриса" в шкаф. Уже в дверях она проговорила:
- Мистер Дэвис предупредил вас: два доллара за ночь и...
- Предупредил, - и с этими словами я дал ей пятерку.
- Да только про стол он не то сказал. Продукты нынче подорожали. Будет два доллара в день, а не один.
- О'кэй.
- Сдачу потом принесу, - она сунула банкноту в карман передника и неловко замолчала. - Надеюсь, вы не пьющий, мистер Джонс.
- Только уставший. Всего хорошего, миссис Дэвис.
Когда она ушла, я снял пиджак и, заперев дверь, спрятал бумажник с жетоном под матрас, а телевизионное досье на Томаса под ковер. Сняв нейлоновую рубашку и трусы, я удостоверился, что коридор пуст, и дунул в ванную. Ванна оказалась целым бассейном. Я принял душ, выстирал рубашку и трусы, насухо вытерся и совершил ещё один спринтерский рывок в голом виде по коридору. Развесил рубашку и трусы на стуле, опустил жалюзи и улегся в постель.
Я хотел поразмыслить. Мне просто необходимо было поразмыслить, если уж я намеревался выпутаться из этой заварухи. Но я уже двое суток не спал, а кровать была такая мягкая и уютная... Когда я пробудился от сна, бледные стрелки моих наручных часов сообщили, что уже десять. Я давил подушку двенадцать часов кряду. Чувствовал я себя прекрасно - и ужасно, проклиная себя за столь пустую трату времени.
Я открыл жалюзи. За окнами было темно, на улице едва виднелись редкие фонари. Я протер глаза, раскурил трубку и стал одеваться. Шататься в этом городишке больше двух дней было опасно. Правда, моя безопасность после столь краткого пребывания тоже оставалась проблематичной. В любое другое время мне не составило бы особых трудностей прочесать такой городок как Бингстон за два дня. Да только стоял он на Юге, а я темнокожий. Стоило мне тут пробыть дольше положенного, как кто-нибудь обязательно решил бы, что я и есть тот самый "негр", которого разыскивает нью-йоркская полиция.
Уж слишком я был заметным приезжим в этом городе. Эх, вот если бы у меня здесь нашелся хоть кто-то, кто сумел бы не привлекая ничьего внимания навести справки... Ах ты, старый сыскарь, да какие справки? Я не имел ни малейшего понятия, что или кого ищу. Этот город для меня мог оказаться либо отличным убежищем, либо западней.
Вытащив материалы о Бобе Томасе, которыми меня снабдила телекомпания, я в десятый раз с ними ознакомился. Мне чуть полегчало, потому что меня по-прежнему не оставляла догадка, что убийца должен обязательно оказаться уроженцем Бингстона. Если только это не было беспричинным убийством, которое не укладывается ни в какую логическую схему. Если же это было случайное убийство, тогда я мог преспокойно вернуться домой и позволить им усадить себя на электрический стул.
В доме было тихо, и я понял, что старики отошли ко сну. Я жутко проголодался и пошел посмотреть содержимое холодильника. Телевизор был включен, и гостиная купалась в его серебристо-голубом мерцании. У телевизора сидела девушка. Я рассмотрел её лицо: худое, темнокожее, того же оттенка, что и мое, волосы собраны и зачесаны наверх. Заметив меня, она встала и включила свет. На ней был простенький серый костюмчик, облегающий высокую фигуру. При свете она оказалась старше, чем я поначалу подумал наверное, около двадцати семи. Нос у неё был короткий, а глаза большие, глубоко посаженные. Тяжелые, полные губы.
- Мистер Джонс? Я Френсис Дэвис. Мама сказала, чтобы я вас накормила ужином. Хотите?
Голос у неё был низкий и резкий, если не сказать укоризненный.
- А где все?
= Спят. Уже начало одиннадцатого - для нас поздний час.
- Извините, что заставил вас не спать. Я, пожалуй, выскочу в город, чего-нибудь перекушу.
- Где? Тут нет ресторанов для цветных. Да я и не из-за вас не сплю. Я люблю смотреть телевизор. Если хотите есть, пойдемте на кухню.
- В Бингстоне, похоже, вообще нет смысла подниматься с постели, заметил я, идя за ней следом. Росту в ней оказалось никак не меньше шести футов - при том, что на ногах у неё были простые шлепанцы.
- Ну, если у вас светлая кожа... - Она остановилась. - У вас такие плечи, что вы кажетесь маленьким. Хотя и не маленький. А ваша одежда - это просто отпад. Вы такой прикинутый парень!
Вблизи её лицо показалось мне даже симпатичным, а полные губы и огромные глаза интригующими.
- Спасибо, милая. Твоя одежда мне тоже нравится.
- Купила в Цинциннати в прошлом году. А где это вам сломали нос? - с этими словами она открыла дверь в кухню.
- Много лет назад играл в футбол. У меня была стипендия - до войны. Кухня оказалась большой и светлой и немного странноватой: в ней стояли современный холодильник и морозилка последнего выпуска, новая стиральная машина и электрогриль, и тут же рядом старенькая угольная печурка, надраенная до блеска. Она жестом пригласила меня сесть за белый стол. Я сел, а она стала доставать из холодильника разные кастрюльки и миски, полные всякой снеди.
- Овощи, рис, жареная свинина, печенье, картошка и пирог. Кофе или чай?
- Замечательно, но только давай без печенья и картошки. Чай.
- Вы на каком инструменте играете и в какой группе?
- На ударных. И в настоящий момент у меня нет группы. У меня было несколько кратковременных контрактов в джаз-клубах Нового Орлеана и Лейк-Чарльза, а теперь вот направляюсь в Чикаго в надежде куда-то ещё приткнуться. В основном я играю на "левых" концертах.
- А как сейчас в Новом Орлеане?
- Жарко и влажно. Я без сожаления удрал оттуда.
- А я запала на ваш "ягуар". Клевая тачка.
- Слушай, дорогуша, почему бы тебе не бросить этот фальшивый жаргон?
Она постояла у угольной печки, которая, должно быть, фурычила круглые сутки - уж больно тепло было в кухне. Потом резко обернулась.
- Да я специально так говорю - для вас, вы же лабух. А что касается фальши, то перестаньте называть меня "дорогуша".
- Хорошо, мисс Дэвис. Я не хотел показаться фамильярным.
Она кротко взглянула на меня и стала накладывать мне еду в тарелку.
- А я восприняла это как комплимент, мистер Джонс. Скажите, а зачем вы приехали в Бингстон?
Я не купился на её замечание насчет комплимента. И пора уже мне было задавать вопросы. Жадно пожирая вкуснейшую свинину, я ответил:
- Да без всякой причины, просто проезжал мимо и решил передохнуть тут пару деньков. Я сегодня утром прочитал бингстонскую газету, похоже, у вас тут чрезвычайное происшествие - местного парня убили в Нью-Йорке. Ты не знала этого Татта - или Томаса?
- Я его помню, но лично знакома не была. Он же был белый. Я читала про его убийство. Знаете, чем старше я становлюсь, тем больше убеждаюсь, что белые - психи.
Кивнув, я отправил в рот большую порцию риса.
- Ты напоминаешь мне моего папашу. Он был шовинист. Вот уж с чем не ожидал столкнуться... здесь.
- Вы имеете в виду, здесь - в этой захолустной дыре в десять домов у обочины шоссе? - заметила она и села напротив меня, пощипывая крошечный ломтик пирога. Ее коричневая кожа теперь залоснилась, как бархат, и при ярком свете люстры я обратил внимание на её красивые высокие скулы.
- Нам тут не было нужды бороться за расовую десегрегацию - тут же не Юг. И все-таки Бингстон - это тюрьма с разноцветными решетками. Негритянская девушка может получить тут только определенную работу: у неё есть выбор - или точнее говоря, шанс - выйти замуж за одного из двух-трех городских холостяков, она должна жить в определенном районе, ей нельзя есть в... впрочем, вы и так это сами знаете.
- Маленький город есть маленький город, даже для белых.
- Но для нас-то он в десять раз меньше!
- Должно быть, междугородние автобусы тут ходят каждый день. Вот, скажем, этот Томас взял, сел в автобус и укатил - а смотри, как он кончил, бедняга! Что в Бингстоне думают о его убийстве? Наверное, ммм... многие недовольны из-за того, что его, как говорят, убил черный?
- Ему тут жилось иначе, чем нам. Он же был белый, хотя и бедный. О нем даже передачу по телевизору должны были показывать. Иногда мне кажется, я бы смогла прижиться в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе, да я трушу. В большом городе ведь тоже можно быть такой одинокой! Конечно, если бы я знала там кого-нибудь, все было бы по-другому. А я видела фотографии гарлемских трущоб и чикагской Южной стороны. И я тоже знаю, что там не райская жизнь.
- Верно, но по крайней мере там есть где развернуться. Может, этот Томас развернулся слишком уж резво?
Она пожала плечами. Груди у неё оказались покрупнее, чем мне сначала показалось.
- Я мечтаю отсюда уехать! Иногда Бингстон мне кажется кладбищем. Но тогда я говорю себе: ты же живешь в хорошем доме вместе с родителями - чего же тебе ещё нужно, куда тебе бежать? Это же мой родной город точно так же как и для соседей-беляков - зачем же мне им его отдавать?
- А что в Огайо закона о гражданских правах не существует? - спросил я, закидывая в рот очередную порцию риса под соусом. Ее слова надоумили меня - если я сумею правильно выбрать тактику, может быть, мне удастся заполучить помощника из местных.
- Вы хотите сказать - протестуем ли мы, боремся ли мы? Да. Но я же говорю, тут дело не столько в законе, сколько в местных привычках. Но с течением времени эти привычки становятся все равно что закон. Нас тут меньшинство и у всех у нас "приличная" работа. Например, я бы могла заработать и накопить немного денег надомной работой. Но очень немногие из нас осмеливаются гнать волну и качать права. Вот недавно, например, мы победили в двухлетней борьбе за право занимать в кино места в партере, а не только на балконе. Большое дело! - Она покачала головой. - Хотя чего это я. Это и впрямь была большая победа. Да только - жизнь ведь не сводится к сидению в партере кинотеатра?
- А ты чем занимаешься? Учишься в колледже?
- Мой брат в Говарде. Я просто из себя выхожу - папа настоял, чтобы он поступил в колледж для цветных. А я хотела, чтобы он пошел в университет Огайо. Но и эту битву я проиграла. Нет, я не могла пойти в колледж. Дело не в деньгах. Я же женщина и моя жизненная стезя - это замужество. Чушь какая!
- У твоих родителей несколько старомодные взгляды.
- Папа в конце концов отправил меня в школу бизнеса в Дейтон, как будто кому-то в Бингстоне нужна чернокожая секретарша! Я работаю на полставки машинисткой у мистера Росса, он из наших - велеречивый адвокат и торговец недвижимостью. У него семья и хобби - он все пытается уложить меня в койку. Еще я на полставки в булочной-пекарне недалеко отсюда - итог очередной битвы. Вот что меня убивает: что приходится сражаться даже за вшивое место продавщицы булочек. Чаю хотите?
- Да, спасибо. - Я вонзил зубы в пирог. Он был великолепен. - А что убийство Томаса не возбудило среди местного населения антинегритянских настроений?
- Нет. Если кто-то что-то и почувствовал, то скорее облегчение от того, что его убили.
- Судя по сообщениям газеты, он тут до своего отъезда был просто королем преступного мира?
- Он сбежал после отпуска под залог.
- А задержали его по обвинению в изнасиловании и нападении, так?
Она пошла налить мне чаю. Я почему-то отметил про себя, что у неё сильные упитанные ноги. Я насыпал в чашку сахару, она села и достала пачку сигарет. Я указал пальцем на торчащую из моего нагрудного кармана трубку и зажег ей спичку. Она пустила струйку дыма в потолок и ничего не сказала.
- Изнасилование и нападение. Надо полагать, он был очень милый молодой человек, - заметил я, стараясь выудить у неё побольше информации о Томасе.
- Это кто-то пошутил. Насчет изнасилования. Обжоре Томасу не было нужды насиловать Мэй Расселл.
- Обжоре? - Эта деталь в моих материалах отсутствовала.
- Он был вечно голоден, как малый ребенок. Мог есть все что попадется под руку, все что угодно - как свинья. Да что о нем толковать. С ним произошло то, что случается с молодыми неграми каждый день - стоит нашим ребятам сделать шаг не в ту сторону, как уж глядишь, его и подставили. А вы купили свой "ягуар" в Англии?
- Нет, - Я размышлял над тем, что же она имела в виду, говоря, что Томаса подставили. А Обжора...
- А я подумала, что вы были с оркестром на гастролях за границей. Я коплю на поездку в Европу. Моя розовая мечта.
- Вот в чем у нас преимущество перед беляками. Мы с большей радостью уезжаем из Штатов.
Ее глаза заблестели.
- А вы бывали за границей?
- Париж, Берлин, Рим, Легхорн - это в Англии. В армии я был капитаном.. - Что-то я с ней разболтался. - А что ты имела в виду, когда сказала, что Томаса подставили?
- Ну надо же - капитан! А я как-то хотела записаться в Женский корпус - чтобы иметь возможность попутешествовать по свету. Расскажите про Париж, как там, а?
- Чудесно! Слушай, а...
- Только представьте себе - ты можешь ходить где захочешь и даже не думать, нравится это кому-то или нет. Вот увидела вашу машину - и сразу старые мечты вернулись. Эти кожаные кресла - такие классные! Не то что сиденья в наших колымагах.
- А не хочешь прокатиться? Тут можно где-то посидеть, выпить?
- Спасибо, конечно, но я не хочу кататься, - сказала она, и я понял, что ей ужасно хочется. - За городом есть круглосуточная забегаловка, там торгуют контрабандным спиртным. Но это такое мерзкое заведение.
- Ну тогда просто прокатимся! - Я встал.
Она осталась сидеть. Глядя в стол, она глухо произнесла:
- Нет.
- Да перестань, покажешь мне город.
- Это ночью-то? Нет, мистер Джонс, это очень похоже на то, как столичный щеголь пускает пыль в глаза деревенской телке перед тем, как затащить её в стог сена.
- Как-как? - расхохотался я. - Да я не буду приставать. Нет, не могу сказать, что ты уродина, но я просто буду себя хорошо вести. Или ты думаешь, что не буду?
- Я думаю, что вы лжец, мистер Джонс, - мягко сказала она, устремив на меня дерзкие глаза. - Вы вот папе сказали, что вчера весь день были за рулем, так с чего бы это вам ещё и на ночь глядя кататься? Вы говорили про Новый Орлеан да про Чикаго, а номера-то у вас нью-йоркские. Так все-таки что вы делаете в Бингстоне?