Однако Акрисий не учел того, что любовник дочери придет не снизу, а сверху, прямо со светлого Олимпа.
 
* * *
 
   Заручившись поддержкой Гефеста, любвеобильный Зевс перешел к решительным действиям.
   Прихватив нужные инструменты, поздней ночью боги спокойно материализовались на крыше башни, покрытой листами грубо обработанной меди. Гефест поплевал на мозолистые руки и, покрутив на особом волшебном ящике какие-то выпуклости, высек из длинной железной палки искру. Хищным синим язычком загорелось пламя.
   Гефест присел на одно колено (Зевс в этот момент держал сына за плечи, дабы тот не свалился вниз), и синий язычок легко разрезал мягкие листы крыши.
   Тут же образовался приличный проем и вовнутрь башни посыпался целый сноп золотых искр. Отсюда и возникла легенда о так называемом «золотом дожде», в виде которого Зевс проник в заточение к прекрасной Данае. В данном случае «золотой дождь» следует рассматривать всего лишь как средство проникновения, а не его суть.
   — Ну как? — спросил Гефест выключая свой аппарат и стягивая с головы особый громоздкий шлем, защищающий глаза от искр.
   Громовержец лукаво поглядел на плоды проделанной сыном работы: квадратное отверстие солидных размеров с дымящимися обугленными краями.
   — Молодца! — удовлетворенно улыбнулся Эгидодержавный, хлопнув сына по мощному плечу. — Теперь можешь возвращаться на Олимп, дальше я сам.
   — А ты уверен? — Гефест расплылся в хитрой ухмылочке. — Может, тебе помочь?
   — Да нет, сам управлюсь, — отмахнулся Громовержец. — Все, пошел-пошел, нечего мне тут кайф ломать, машинным маслом воздух портить.
   — Ну, как знаешь, — сделав обиженный вид, ответил божественный кузнец, опосля чего вернулся на Олимп.
   Зевс же приосанился, пригладил редеющие на макушке волосы, пожевал припасенные заранее листики мяты и, подождав пока остынут края, заглянул в квадратную дыру.
   — Девочка моя, Дана-а-ая… — фальшиво пропел главный олимпийский бабник. — К тебе спускается сам всемогущий Зе-э-эвс…
   Дав в конце импровизированной песни хорошего петуха, Громовержец махом сиганул вниз, мягко спружинил, ловко приседая, и… получил пустым пифосом по башке.
   — А-а-а!.. — дико заорал владыка Олимпа.
   — А-а-а!.. — визгливо вторила ему перепутанная насмерть Даная.
   — Ты что это творишь, идиотка?! — в сердцах выдал Зевс, ощупывая проклюнувшуюся шишку.
   Красавица же, шарахнувшись в сторону, пугливо забилась в угол роскошной, но лишенной окон спальни.
   — Так, — уперев руки в бока, Громовержец придирчиво осмотрел место предстоящей любви. — Ничего, сойдет…
   Конечно, Эгидодержавный кривил душой, покои у Данаи были не хуже, чем на светлом Олимпе.
   По стенам замысловатые фрески, изображавшие невинных птичек да прочих милых и пушистых зверушек, на полу тигровые шкуры; мебель в золоте, ну а кровать… Зевс даже прицокнул языком от удовольствия. О, что это была за кровать, настоящее ложе любви, достойное если не какого-нибудь царя, то обитателя Олимпа уж точно.
   Слегка разбежавшись, Громовержец не без грации запрыгнул на скрипнувший одр страсти, чуть не задув при этом масляные светильники на стенах.
   — Эй ты, иди-ка сюда!
   Красавица опасливо зыркнула затравленным зверьком из дальнего угла.
   — Иди, кому говорят, плохо не сделаю.
   Даная осмелела и робко вышла на середину комнаты.
   — Так, — довольно произнес Зевс, достигший немыслимых высот в искусстве обольщения.
   — Ты знаешь, кто я?
   — Людоед! — без запинки ответила девушка.
   — Кто?! Ха-ха… ну надо же. А почему ты так решила?
   — А отчего вы по-особому на меня смотрите? — вопросом на вопрос выпалила Даная.
   — Как так?
   — Словно желаете целиком слопать!
   — Дурочка моя, — Громовержец обаятельно улыбнулся. — Все мужчины, я повторяю, абсолютно ВСЕ, именно так смотрят на понравившуюся им женщину, в особенности если та потрясающая красотка.
   Девушка при этом мило покраснела.
   — Иди-ка сюда!
   — Не-а.
   — Подойди ближе.
   — Ни за что.
   — Ладно, пойдем другим путем. Знаешь ли ты, как рождаются дети?
   — Знаю! — дерзко ответила Даная.
   — Ну и как?
   — Их находят в зарослях лопуха, а некоторых приносят в клюве дятлы.
   — ЧТО?! Кто… кто тебе подобное сказал? — Зевс едва удерживал себя, дабы не расхохотаться.
   — Мой отец!
   — Все ясно, — утер выступившие слезы великий обольститель, — его самого принес дятел и, судя по всему, несколько раз ронял по дороге. Это ж надо, прятать от всех этакое сокровище. Так…
   Громовержец внимательно обвел взглядом интерьер.
   — Сейчас я тебе все объясню, вот только… у тебя веретено есть?
   Красавица неуверенно кивнула.
   — А какое-нибудь колечко? Повторный кивок.
   — Давай их скорей сюда!
   Девушка порылась в каком-то сундуке и, по-прежнему соблюдая приличную дистанцию, бросила нужные предметы ухмыляющемуся Зевсу.
   — Итак, смотри сюда, сейчас я тебе все объясню, так сказать, на пальцах. Значит, берем вот эту штучку и…
   Даная внимательно следила за всеми странными манипуляциями Громовержца.
   — Ну и зачем? — через некоторое время разочарованно спросила она.
   — Иди сюда и узнаешь! — многообещающе проговорил соблазнитель, пряча под подушкой сломанное деревянное кольцо.
 
* * *
 
   В общем, случилось.
   Хотя так, как Данаю, Зевс еще не уговаривал на одной смертной женщины. Упрямая попалась девица, как пресловутый орешек, который расколоть не так-то просто. Но зато внутри… о-хо-хо… там было чем поживиться.
   «Ах, какой цветок, какой цветок», — все твердил про себя Громовержец, ловко выбираясь обратно на крышу.
 
* * *
 
   В течение доброго месяца навещал всемогущий олимпиец прекрасную Данаю. Ну а затем, как водится, исчез, подарив красавице сына.
   Одним чудесным весенним утром родился малыш, и мать нарекла его Персеем.
   По строгой договоренности обитатели неприступной башни (слуги, охрана, водопроводчик) решили до поры до времени не сообщать царю о случившемся, ибо Акрисий во гневе был подобен обезьяне, сунувшей хвост в костер.
   Так вот и рос Персей в высокой башне, лишь изредка выбираясь на свет через странное квадратное отверстие в крыше.
   Когда исполнилось герою шестнадцать, обман раскрылся.
   Раскрылся по-глупому.
   Гуляющий вокруг башни Акрисий вдруг случайно поглядел наверх и обомлел, с ужасом узрев на медной крыше какого-то полуголого мужика.
   Царские гвардейцы с ревом ворвались в башню, насмерть сцепившись с проживающим на первом этаже водопроводчиком, который спросонья не совсем понял, что происходит, оглушив сразу трех солдат ржавой трубой. Этот храбрый эллин с детства мечтал стать героем и потому поддерживал себя в отличной физической форме. Вот только имя у бедолаги подкачало, и пришлось ему идти в водопроводчики. А звали этого достойного грека Забон, что в переводе со старогреческого означает «ветчина». Естественно, с таким негероическим именем путь в герои был закрыт. Да и родословная у Забона хромала, сплошные разбойники да живодеры.
   Вот с этим-то парнем и принялись рубиться солдаты Акрисия.
   Забон был единственным мужчиной, проживающим в башне, но выше первого яруса он не допускался. Помимо регулярной починки вечно текущего водопровода, этот эллин еще и охранял вход в темницу от незваных гостей, которых за годы заточения Данаи было хоть пруд пруди. В основном к башне приходили всякие престарелые эротоманы, коих смелый Забон изгонял все той же ржавой трубой. А ржавая труба в умелых руках — страшное оружие.
   Сорок человек уложил разъяренный привратник, и лишь вмешательство царя остановило это безумие.
   — А ну прекратите, так вас разэтак! — гневно возопил Акрисий, и законопослушный Забон бросил свое страшное оружие.
   Солдаты наконец проникли в башню. Царь стремительно взбежал наверх, после чего последовала довольно безобразная семейная сцена.
   — КТО?! — прорычал Акрисий, хватая дочурку за длинные золотистые волосы. — Кто этот голый мужик на крыше?
   — Это мой сын, — рыдая, пролепетала Даная.
   — ЧТО-О-О?!
   Казалось, тирана сейчас хватит удар, и жители Аргоса наконец заживут спокойно. Но нет, чуда не случилось.
   — КАК? Как это могло произойти?!
   И, отпустив дочурку, царь, как ошалелый, забегал по комнате.
   Персей же так и остался сидеть на крыше, и это было вполне благоразумно, учитывая буйный нрав деда.
   — Как же он смог проникнуть сюда? — все повторял и повторял вслух Акрисий. — Ведь я специально замуровал все окна…
   — Папа, ты о ком? — испуганно смотрела на обезумевшего папашу Даная.
   — Об отце твоего сына! Кстати, кто он?
   — Ты действительно хочешь знать?
   — О да! Я немедленно казню этого мерзавца.
   — Отец Персея — Зевс! — мстительно усмехнувшись, выпалила красавица, любуясь отвисшей челюстью царя.
   Слов не было, были одни лишь эмоции.
   «Теперь уж точно мне каюк!», — мрачно подумал Акрисий, все эти годы помнивший об ужасном пророчестве. Понятно, извести внука физически теперь не стоит и пытаться.
   Тиран молча рвал на себе остатки волос и даже укусил пару раз собственную бороду. Судьба и впрямь была к нему беспощадна.
   Но за что?
   ЗА ЧТО?
   Вопрошать можно было до бесконечности. Оставалось неясным, каким образом любовник проник в башню. И тут взгляд царя зацепился за квадратную дыру в потолке.
   — Ага! — обрадовано воскликнул Акрисий.
   — Что «ага»? — не поняла Даная.
   — Признайся, ты соврала мне! — торжествующе прокричал несчастный. — Это был никакой не Зевс. Это был Дедал. Ну конечно, кому еще такое под силу. Старый развратник! Подумать только, в его-то возрасте. Я убью мерзавца вот этими самыми руками.
   — С чего ты взял, что это был Дедал? — обалдело уставилась на сбрендившего отца Даная.
   — Ну как же… ведь у него есть крылья!
   — Какая чушь, хотя… Дедал тоже пару раз ко мне залетал.
   — Зачем?!
   — Выпить вина!
   — И только?
   — Ну… он еще соль брал и кремень, дабы развести в горах костер.
   — Ах, соль и кремень?! — безумно завопил Акрисий и отвесил дочери звонкую пощечину. — Значит, ты пошла по рукам, блудница, позор нашего рода!
   Персей на крыше с все нарастающим интересом прислушивался к скандалу, узнавая много нового о своей веселой мамаше.
   — Ну я тебе еще покажу… — пообещал царь и выполнил свое зловещее обещание прямо на следующее утро.
   Персей был благополучно схвачен и удален из башни, Данаю также выволокли на белый свет. Затем связанных пленников торжественно доставили на морской берег.
   Там их уже поджидал улыбающийся Акрисий, сидящий в роскошном царском паланкине у большого деревянного ящика.
   Ящик был занятен.
   С одной его стороны красовалась надпись «свежие апельсины», с другой — «ногами не пинать».
   — Что все это значит? — почувствовав недоброе, нервно спросила Даная.
   — Я решил отправить тебя вместе с сыном в небольшое морское путешествие! — по-прежнему улыбаясь, пояснил тиран.
   — О нет! — воскликнула красавица и горько зарыдала.
   Тут уж вмешался и молчавший доселе Персей, связанный на всякий случай двумя хорошо просмоленными корабельными канатами.
   — Ты что вытворяешь, старая собака? — так гневно воскликнул совсем еще юный герой. — Окончательно, что ли, ополоумел от постоянных возлияний? Пойди проспись, убожество, а лучше промой свои водянистые буркалы в морской воде. Я сын великого Зевса и не потерплю, чтобы со мной и моей матерью так обращались.
   От такой дерзости Акрисий задохнулся, не в силах достойно ответить сопляку на ужасные оскорбления.
   Персей тем временем изловчился и, работая преимущественно головой да ногами, извалял в песке десятерых сопровождающих пленников солдат.
   — Скорее! — испуганно взвизгнул царь, — Загоняйте их в ящик!
   С третьей попытки солдатам все-таки удалось запихнуть яростно отбивающихся царских родственников в громоздкую деревянную тару.
   Застучали молотки. Вызванные из города плотники быстро заколотили крепкую крышку.
   — Знай же, подлец, — глухо пообещал из недр ящика Персей, — что однажды я вернусь и убью тебя, престарелую гадину…
   Услышав зловещее обещание, Акрисий содрогнулся, но от задуманного злодейства не отступил.
   Ящик был благополучно поднят на ближайшую скалу и поспешно выброшен в бушующее море.
   Царь Аргоса в конечном счете оказался редкостным подонком, ко всему еще и трусливым. Ведь недаром в Греции говорят: Зевс шельму метит!

Глава вторая
ПЕРСЕЙ УБИВАЕТ МЕДУЗУ ГОРГОНУ

   Долго носился ящик по бурным волнам бескрайнего моря.
   За время этого вынужденного морского приключения возмужал Персей. Совсем по-иному теперь выглядел благородный юноша. Высокий, широкоплечий, с покрытой ровным загаром кожей и с черной мужественной бородкой, ну просто вылитый герой.
   Ясное дело, что деревянную крышку с ящика Персей снял в первый же день плавания.
   Крышка оказалась вещью полезной. Например, при желании ею можно было грести, а если был попутный ветер, то использовать как парус. Если же шел дождь (что случалось довольно редко), крышка водружалась на место, и Персей с Данаей спокойно пережидали ненастье внутри ящика, оказавшегося на редкость крепким.
   На славу сколачивали деревянную тару торговцы далекой Эфиопии, импортирующей в Аттику великолепные апельсины. Это вам не греческие раздолбай, у которых все (включая боевые корабли) держится на честном слове.
   Не учел мерзавец Акрисий этого важнейшего обстоятельства, за что в будущем горько поплатился.
   Но не будем забегать вперед, ибо это, друзья, согласитесь, неприлично.
   Ведь нам нужна интрига! Классическая непредсказуемость событий и отдельных поступков наших воистину бессмертных героев.
   Итак, страшное пророчество стало причиной вынужденных морских скитаний Персея с матерью. Но сути, царь Акрисий обрек своих близких родственников на неминуемую гибель. Однако со стороны Олимпа никаких претензий возникнуть не могло. Юридически правитель Аргоса был чист, как слеза зевнувшего Зевса. Лично он, Акрисий, никого не убивал и никаких приказов по этому поводу не отдавал. Причастность царя к возможной гибели Персея и Данаи была косвенная, ибо все, что в дальнейшем случится, случится по воле всемогущего Рока.
   Хитрый, мерзавец!
   Концы в воду (в прямом смысле) — и был таков. Ну а если что, то царь занудно затянет: «Все в руках провидения, а мы всего лишь смертные орудия его воли». Вот и придерись к прохвосту после этакой тирады. Как говорят, и комар носу не подточит.
   Чем же питались бедняжки на протяжении всего морского вояжа?
   Ну уж тут, знаете, как получалось.
   Воду Персей добывал весьма оригинальным способом, а именно: вытаскивал из моря с завидной регулярностью кожаные бурдюки с пресной водой, а иногда и с отличным виноградным соком. Тут уж о горе-мореплавателях позаботился сам владыка морей Посейдон. Персею же было невдомек, что ему помогает Колебатель Земли и, по совместительству, родной брат Зевса. Герой полагал, что все эти фиговины так и должны по морю плавать, иначе где бы брали воду многочисленные моряки? М-да, логично.
   Вот таким наивным фиником был тогда Персей. Еще он полагал, что земля квадратная, что булки растут на баобабах, а пряники — на пряничных кустах, и что в Греции правит народная демократия. Ну оно и понятно, в башне ведь всю жизнь просидел, обозревая окрестности исключительно с высоты птичьего полета.
   Но все эти заблуждения, к счастью, были легко исправимы.
   Еду герой добывал при помощи быстрых рук и острых зубов. Нырнул, значит, под воду, а вынырнул уже с кучей морепродуктов за пазухой. Так что питались Персей с Данаей исключительно морскими дарами. А в морских дарах, как известно, много фосфора, стимулирующего мозговую деятельность.
   Не то чтобы Персей к концу путешествия особенно поумнел, но вот Даная постоянно забавлялась с цифрами, доказывая и тут же опровергая всевозможные сложнейшие математические теоремы.
   Несчастный Персей прямо задолбался, выслушивая все эти заумные разговоры. Ну а когда Даная акульим зубом стала выцарапывать на дне ящика проклятые формулы, герой взбунтовался и пригрозил матери, что выкинет ее за борт, после чего исключил из рациона Данаи всю рыбу. Так что питалась бедняжка после этого морскими звездами, осьминогами и всевозможным планктоном.
   Иногда рацион путешественников был более разнообразен, чем обычно, если меткому Персею удавалось куском коралла сбить высоко летящую в небе чайку. Но такое случалось не часто.
   Чайки в небесах указывали на то, что где-то рядом находится земля. Но как ни греб Персей деревянной крышкой, как ни вглядывался до рези в глазах в горизонт, все было бесполезно. Никакого намека на сушу не наблюдалось.
   Однако все изменилось после удивительной и совершенно невероятной встречи, которая (косвенно) и положила конец бесцельным морским скитаниям.
 
* * *
 
   Две вещи бесконечно удивляли Персея. Первое — это то, что, куда бы он ни направлял непотопляемый ящик, земли не было видно. Второе — на всем нежилом протяжении плаванья путешественникам не встретился не то что корабль, а даже маленький чахлый плот, что само по себе было странным, если вообще возможным. При той плотности мореходства, что бытовала в древней Греции… просто поразительно.
   Один раз, правда, на горизонте обозначились силуэты двух кораблей, но пока Персей подгреб к тому месту, все уже было кончено.
   Пираты давно убрались восвояси, и по морю среди деревянных обломков как-то обыденно и даже меланхолично плавали бездыханные жертвы грабителей. Одна жертва была особенно колоритна: огромный толстяк так и не выпустил из руки туго набитый талантами кошель. Персей, понятно, сразу исправил дело. Не пропадать же, в конце концов, на дне морском золоту. Посейдон, по слухам, и так несметно богат. Поэтому герой прыгнул в воду, ну и… не знаю уж как, но завладел немалым богатством утопленника.
   Прошло несколько дней и… снова удача. По морю плыла огромная винная бочка или, правильней сказать, пифос из-под вина.
   — О боги! — тут же радостно воскликнул Персей. — Неужели провидение послало нам сей чудесный напиток?!
   Однако провидение было тут ни при чем, вернее, «причем», но несколько в ином смысле.
   Герой ласточкой прыгнул в воду, резво подгреб к бочке и, ухватившись за ее края, любознательно заглянул вовнутрь. Каково же было разочарование, когда вместо ароматного вина Персей обнаружил на дне нагло дрыхнущего оборванного мужика с длиннющей, как у Посейдона, бородой.
   — Эй, уважаемый, подъем! — недовольно прокричал герой, и незнакомец нехотя проснулся.
   — Уйди галлюцинация, — хрипло проговорил он и снова захрапел.
   — Ишь ты! — недобро прищурился герой, метко запуская в путешественника рыбьим скелетом.
   Скелетик с треском разлетелся, врезавшись в блестящую плешь незнакомца.
   — Эй, какого рожна?! — гневно возмутился непонятный мужик, снова просыпаясь.
   — Вино есть? — не очень дружелюбно спросил Персей.
   — Ну есть.
   — Так давай его сюда!
   — Ага, размечталась, галлюцинация.
   — Я не галлюцинация, я Персей, наследник царя острова Аргос!
   — Не может быть! — резко вскинулся незнакомец, окончательно просыпаясь.
   — Может-может, еще — как может!
   Обитатель бочки встал на ноги и, протерев сухонькими кулачками заспанные глазенки, недоверчиво уставился на героя.
   — Вино есть? — вторично спросил Персей. -Угу!
   — Ну так давай!
   Незнакомец меленько закивал, протягивая массивную кожаную флягу.
   Персей вытащил пробку, понюхал, глотнул.
   — Теплое.
   — Ну знаете ли… — развел руками мужичок. — Какое есть, такое есть. Дареному коню под хвост не заглядывают!
   — Ты что, философ? — с большим подозрением опросил герой.
   — А как ты угадал?
   — По нечесаной бороде!
   — Ну да, ну да…
   — А зовут тебя как?
   — Диоген.
   — Сынок, что это за запах? — встревожено донеслось из плавающего неподалеку ящика. — Смотри, много не пей, от этого все горести человеческие.
   — Эй, кто там еще голосит? — испугался философ.
   — Да мать моя, — поморщился Персей, делая повторный глоток, — задолбала своей тригонометрией…
   Став на цыпочки, Диоген опасливо выглянул наружу.
   — Е-мое! — в ужасе воскликнул философ. — Что это?! Вы путешествуете по морю в гробу?
   — Это долгая история… — отмахнулся герой. — Так говоришь, ты философ?
   — Великий философ! — оскорблено поправил Диоген. — Я ученик знаменитого Антисфена!
   — Никогда о таком не слышал…
   — И неудивительно. Нравы сейчас в Греции те еще, искусство поругано, поэзия растоптана, расцвели буйным цветом повальная безграмотность, разврат и тирания.
   — А когда было по-другому? — усмехнулся Персей.
   Диоген не нашелся что ответить.
   — Ну ладно, — зевнул герой, возвращая скитальцу флягу. — Вижу, ты мужик прикольный, может, поможешь чем?
   — Например?
   — Ну, дорогу к суше укажешь.
   — Запросто!
   — Да ну?
   — А у меня карта есть!
   — Врешь.
   — А вот и не вру. Настоящая, на восковой дощечке.
   — Покажи!
   — Сначала говори, на что будем меняться. Персей призадумался.
   — А давай… на мать.
   — А она красивая?
   — Сейчас увидишь.
   И двумя-тремя мощными гребками герой дотолкал на удивление легкую бочку прямо к покачивающемуся на волнах ящику.
   Философ перегнулся через импровизированный борт.
   — Здравствуйте, — приветливо сказал он, во все глаза рассматривая красавицу Данаю.
   — Ой, а кто это? — испуганно вскрикнула женщина.
   — Да так, мореплаватель один, — небрежно бросил Персей и, повернувшись к философу, тихо спросил: — Ну как, берешь?
   — Не годится, — бескомпромиссно отрезал мыслитель.
   — Но почему?!
   — Слишком молода и красива. В моем возрасте такая женщина — настоящая мигрень. А я, знаешь ли, раньше времени в царство Аида спускаться, не хочу. Мне нужна ровесница. Ведь у меня потребности скромные: ужин приготовить, в бочке прибрать, бороду подстричь, акул отогнать.
   — Сатир с тобой, чего же ты хочешь? — не выдержал Персей, грозно сверкая глазами.
   — Золото есть? — вожделенно сощурившись, спросил философ и от напряжения весь аж порозовел.
   — Ну, допустим, есть.
   — Сколько?
   — Достаточно.
   — Такой ответ меня не устраивает.
   — А сколько ты хочешь?
   — Десять талантов!
   — Однако, губа не дура.
   — Не дура, понятно, — захихикал Диоген.
   — А в глаз?
   — Что в глаз? — не понял болезный.
   — Получить, — с готовностью пояснил герой.
   — Э… нет, мы так не договаривались, — недовольно затряс бородой философ.
   — Сатир с тобой, давай свою карту!
   И Персей быстро отсчитал из кожаного мешочка требующуюся сумму.
   — У-у-у… алчная душа, — завистливо пробормотал Диоген, видя, что у героя золота этак раз в десять больше, чем он, Диоген, просил.
   — Где карта?
   — Да вот она, родимая!
   Философ извлек из-за пояса маленькую восковую дощечку.
   — Давай ее сюда!
   — Сначала деньги.
   — А в глаз?
   — Или ты даешь деньги, или уплываешь ни с чем. Выбирай.
   — Ну ладно, держи!
   Трясущимися руками ученый сграбастал золото, после чего отдал карту.
   Озадаченно хмыкнув, Персей с интересом разглядывал дощечку.
   «ГРЕЦИЯ» — было коряво выведено внизу, посередине же красовалась какая-то замысловатая загогулина, как видно материк.
   — Славно! — улыбнулся герой.
   — Ну, я поплыл, — робко сообщил Диоген, доставая со дна бочки маленькие весла и продевая их в дырки в бортах.
   — Погоди, — крикнул ему Персей, — ты кто — жертва кораблекрушения или, может, как и я, изгнанник?
   — Ни то ни другое, — гордо ответил мыслитель. — Я — философ! Гражданин мира. Я везде дома, что в бочке, что в море.
   — А на том свете ты тоже дома? — ехидно ввернул герой.
   — На том свете я в гостях! — огрызнулся философ и резво погреб прочь.
   Уж что-то слишком резво.
   Персея стали терзать смутные сомнения.
   — В чем же подвох? — вслух спросил он себя.
   Эх, побольше следовало парню налегать на рыбу!
   — Стой, сволочь! — истошно завопил Персей, как угорелый прыгая по ящику.
   — В чем дело, сын? — забеспокоилась дремавшая в уголке мать.
   — Ученый гад обманул меня! Это ж надо, надул на целых десять талантов!
   — Сынок?!
   — Я купил у подлеца карту, где изображена Греция, но как нам доплыть туда, когда вокруг нет ориентиров?!
   — Впредь не будь таким дураком! — вынесла суровый вердикт Даная, повергнув Персея в еще большую ярость.
   Вот так-то, поверишь философу — глядь, а он тебя уже обобрал до нитки. Так что парень еще легко отделался. Что там какие-то десять талантов… фигня.
   Наконец всемогущий Рок сжалился над изгнанниками, и вдалеке сквозь туманную дымку внезапно проступила долгожданная земля.
 
* * *
 
   Долгожданная земля оказалась островом Сериф.
   Ну, это один из Кикладских островов в Эгейском море. Так называемые Сатаровы Кулички.
   Волны у берега здорово бушевали, и потому, перестав грести, Персей закрепил крышку, приладив ее на место. Через отверстие, специально проделанное в одной из стенок ящика, принялся наблюдать герой за приближающимся берегом. Могучие волны несли непотопляемый ящик как раз туда, куда надо.
   В этот самый момент на том самом берегу, куда так желали попасть Персей с Данаей, ловил рыбу некий Диктис. Тихонько поругивая Посейдона (с уловом в то утро было неважно), рыбак в двадцатый раз за последние два часа забрасывал в море сети, снабженные специальными грузилами. Но рыба, как на зло, не шла: то ли была слишком ушлая, то ли чересчур глупая. Скромный улов Диктиса в беспорядке валялся у его ног.