Нервный припадок у Мегеры длился недолго.
   Через пару минут она вроде как успокоилась и уставилась на Геракла с такой ненавистью, что тот даже слегка отшатнулся.
   — Ты всё еще здесь?
   — Н-н-ну да!
   — В своей вонючей шкуре?
   — Я же, кажется, четко выразился… — начал было сын Зевса, но Мегера его бесцеремонно перебила.
   — Значит, так, — решительно произнесла она. — Выбирай: или эта смердящая шкура, или я!
   Герой ни секунды не колебался.
   — Конечно, лева! — спокойно ответил он.
   — И-и-и-и… — снова завизжала Мегера, да так, что на этот раз сыну Зевса всё-таки пришлось закрыть уши руками.
   Новый припадок был короче первого. Мегера зевнула и совершенно спокойным голосом проговорила:
   — Знаешь, кто ты такой?
   Геракл озадаченно наморщил лоб.
   — Я Геракл олимпийский, сын владыки богов Зевса.
   — Нет, я тебе скажу, кто ты такой, — прошептала Мегера. — Ты вонючий, тупой, безмозглый болван!
   Сын Зевса моргнул.
   Страшные оскорбления не сразу дошли до него. Сперва он просто не поверил своим ушам, но ужасные слова не были галлюцинацией, они прозвучали НА САМОМ ДЕЛЕ!
   Геракл медленно вытащил из ножен свой меч.
   — Никто… — хрипло проговорил он, — никто не смеет оскорблять великого сына Зевса…
   И заново отстроенный дворец фиванского царя содрогнулся.
* * *
   Тем временем на светлом Олимпе неутомимая жена Зевса Гера плела очередной заговор против столь ненавидимого ею могучего героя.
   Измыслила злодейка свести незаконнорожденного (но официально признанного) сына Громовержца с ума. Для этого богиня раздобыла особый «порошок безумия» или, проще говоря, истолченные в пыль зубы ужасных Эринний. Достаточно было распылить порошок в лицо герою, и тот непременно в ту же секунду сошел бы с ума. При условии, конечно, что у него имелись эти самые мозги, в чем Гера не без оснований сомневалась.
   Раздобыв волшебный порошок, богиня тут же телепортировалась в Фивы — и застыла столбом, раскрыв рот от удивления. Перед ней простиралась совершенно невозможная с точки зрения здравого смысла картина: дворец царя Креонта снова лежал в руинах.
   Сам царь как-то уже обыденно и даже привычно валялся под обвалившейся колонной, из-под которой его, громко ругаясь, пыталась вытащить суетящаяся царица. Колонна, к счастью, была легкой, из гипса, и полой, как эфиопский бамбук, но царя всё же привалило обломками весьма основательно.
   — Ой-ой-ой… — тихо стонал он и, закатывая глаза, цеплялся руками за длинные полы одежды царицы.
   — Да не рыпайся ты, сейчас вытащу! — то и дело огрызалась Кийя, намотав на руку длинную бороду Креонта.
   По бесформенным руинам в клубах известковой пыли и почему-то весь в птичьих перьях бегал красный как рак Геракл.
   — Убью-ю-ю-ю… — ревел он, преследуя двухсотенный отряд перепуганных фиванских солдат.
   Чуть поодаль, в разоренном саду, среди вырванных с корнем деревьев, лежала в обмороке Мегера. Правый глаз молодой жены Геракла заплыл чудовищным багровым синяком.
   Гера, громко клацнув зубами, захлопнула рот и медленно перевела взгляд на зажатый в руке холщовый мешочек с «порошком безумия». Нет, всё вроде в порядке, мешочек девственно полон. И тут жена Зевса совершенно отчетливо представила себе, что бы случилось, распыли она этот порошок у носа Геракла. Глаза богини расширились, сердце екнуло. Вдруг кто-то ее легонько потрепал по плечу.
   Гера вздрогнула и стремительно обернулась.
   Позади стоял ухмыляющийся Зевс. В правой руке Тучегонитель держал надкусанный рогалик с шоколадным кремом.
   — Так-так, — покачал головой Громовержец, отбирая у жены мешочек с «порошком безумия». — Вот, значит, как ты выполняешь мои строгие приказы…
   Справа из-за руин дворца выскочил разъяренный Геракл. Увидев Зевса, он резко остановился, глупо моргая.
   — Папаня, ты?
   — Продолжай, сынок, продолжай, не отвлекайся, — ласково подмигнул герою Громовержец. — Веселись дальше…
   — Ага! — радостно кивнул герой и, сделав зверскую физиономию, зарычал: — Убью-ю-ю-ю…
   Солдаты царя Креонта бросились врассыпную.
   — Ну прямо как я в молодости, — мечтательно вздохнул Зевс. — Эх, годы-годы, целая прорва лет, куда же вы делись…
   — Э… э… э… — напомнила о себе Гера.
   — А ты за непослушание наказана! — тут же отозвался Тучегонитель. — Пять дней или нет… лучше неделю… да, целую неделю ты не будешь покидать Олимп, даже нос с него вниз не посмеешь высунуть. — С этими словами Зевс дожевал рогалик и, развязав тесемки холщового мешочка, с удовольствием вдохнул легкую белую пыль.
   Гера снова выпучила глаза.
   — А кокаинис-то у тебя, подруга, давно уже выдохся, — сокрушенно покачал головой Громовержец. — Сколько раз можно тебе говорить: не храни его в сыром месте…
   Так очередная интрига Геры с грандиозным треском благополучно провалилась.
* * *
   Героический припадок всеразрушения вскоре сошел на нет. Опустив меч, Геракл скептически оглядел деяние рук своих.
   — Однако! — довольно пробасил герой, озадаченно почесывая кудрявую макушку.
   С трудом отстроенный недавно дворец фиванского царя восстановлению не подлежал.
   Сын Зевса даже слегка приуныл от размаха содеянного. Здесь он, конечно, слегка погорячился. Где же теперь спать, в конце-то концов? Да и позавтракать тоже вроде как негде, тем более в узком семейном кругу. А ведь царь Креонт так гостеприимно его приглашал, и вот пожалуйста… хаос и разрушения.
   — Но это не я виноват, — неуверенно прошептал себе под нос Геракл. — Это всё Мегера! Это она меня спровоцировала, неврастеничка сатирова. Знал бы, что так будет, в жизни бы не женился!
   —  Золотые слова! — восхитился на Олимпе Зевс, дивясь глубокой мудрости сына.
   Спрятав меч, Геракл помог царице вытащить из-под завала Креонта.
   Правитель Фив нервно отряхнулся и вытаращился с некоторым недоверием на развалины.
   — Мне так… гм… неловко. — Сын Зевса виновато потупился, и впрямь чувствуя себя невежественным варваром, платящим за радушное гостеприимство хамством и неуважением.
   — Да ладно! — отозвался царь. — Пустяки…
   — Пустяки? — искренне изумился герой.
   — Да, пустяки! — подтвердил царь. — Дворец-то мой и всё имущество застраховано!
   — Как это застраховано?
   — Да так, застраховано на самом Олимпе! Я с Зевса даже особую расписку взял, мол, если что, все убытки будут возмещены за счет Олимпа.
    Громовержец у телескопией грустно вздохнул.
   — Это несколько меняет дело, — согласился Геракл, — но всё же я по-прежнему чувствую себя хреново.
   — Уважаемый зять, — Креонт взял героя под локоть, — послушай, что я тебе скажу. Ступай-ка ты прямо сейчас в священные Дельфы и спроси бога Аполлона, что тебе делать дальше. Ведь у нас в Греции как заведено? Чуть кто что натворил, сразу к Аполлону в храм бежит: так, мол, и так, наставь на путь истинный.
   — И что?
   — Наставляет! — кивнул царь. — Еще как наставляет. Ты, главное, ничего не бойся, все через это проходят. Это что-то вроде первого посещения питейного дома.
   — Великий сын Зевса ничего и никогда не боится! — оскорбленно проговорил Геракл. — Я прямо сейчас отправляюсь в эти самые Дельфы.
   Сказав сие, герой быстро вскочил в золотую (вполне уцелевшую после погрома) колесницу и стремительно покинул многострадальные Фивы.
   — Фух! — с облегчением вздохнул царь Креонт. — Наконец-то я от него избавился…
* * *
   Прибыв в священные Дельфы, Геракл, высоко задрав античный нос, направил свои героические стопы прямиком в храм бога Аполлона.
   В храме было довольно людно.
   Герой присмотрелся.
   Прямо на мраморном полу между великолепными статуями великих олимпийцев разложили товары пейсатые иудеи.
   Геракл, понятное дело, возмутился, ибо торговали иноземцы стеклянными бусами и корнем женьшеня. Однако до откровенной драки не дошло. Узрев гневно насупленные брови сына Зевса, торговцы молча собрали манатки и торопливо засеменили к выходу.
   — Идите в храм Ареса! — одобрительно крикнул им вслед герой. — Он здесь недалеко, у речки.
   «Бедняга небось лопнет от злости, — весело подумал сын Зевса, — и тут же побежит жаловаться своей взбалмошной мамаше».
   Вскоре к герою вышла молодая пифия, которая учтиво осведомилась, о чем пришедший желает говорить с божественным Аполлоном.
   — А сатир его знает, — пожал плечами Геракл. — Передай брательнику, что, мол, Геракл в его храме зависает и мается со скуки.
   Услышав сие, пифия слегка остолбенела, так что герой поспешно добавил:
   — Я сын великого Зевса!
   После этого откровения девушка грохнулась в обморок, и ее бережно унесли на носилках двое молчаливых служителей.
   Сын Зевса снова пожал плечами и присел рядом со статуей Аполлона.
   Воздух в храме сгустился, и перед Гераклом предстал сам стреловержец во всей своей ослепительной красе. С громким визгом бросились наутек несколько молоденьких пифий.
   Аполлон грустно усмехнулся.
   — Ни на кого в этой Греции положиться нельзя, — невесело посетовал он. — Пророчества регулярно путают, слова неправильно толкуют. Разгоню их всех к сатировой матери. И радиотранслятор за статуей сломаю.
   Сын Зевса указал на место возле алтаря:
   — Садись, побакланим.
   Аполлон плюхнулся на полированный мрамор рядом с Гераклом.
   — Ну, как там на Олимпе, всё в порядке? — участливо осведомился герой.
   — Да ссоримся помаленьку, — усмехнулся прекрасный бог. — Зевс Геру наказал, запретил ей целую неделю вниз к смертным спускаться.
   — А вот это правильно! — похвалил мудрое решение отца Геракл.
   — Невзлюбила она тебя.
   — Кто невзлюбил?
   — Ну, Гера, а кто же еще! Ведь ты… как бы проще выразиться… Незаконнорожденный, официально признанный после рождения, сын Зевса!
   — Во как! — восхитился Геракл.
   — Вот-вот, — кивнул Аполлон, — так что жди неприятностей.
   — Неприятности, — проворчал герой. — Да я и сам кому хочешь могу такие неприятности устроить, Олимп содрогнется!
   — Это мы уже уяснили, — рассмеялся стреловержец. — Ладно. Ты за советом ко мне пришел, стало быть, дам тебе свое наставление.
   — Ну-ну?
   — Отправляйся, значит, на родину своих предков по материнской линии, в город Тиринф. Это здесь недалеко. Там проживает некий Эврисфей, которому ты по замыслу Зевса будешь временно служить.
   — Чего? — возмутился герой. — Да чтобы сын владыки Олимпа…
   — Ты хочешь воспротивиться воле Зевса?
   — Гм… конечно нет!
   — Ну так слушай дальше. По велению этого Эврисфея ты совершишь двенадцать великих подвигов, ну а затем получишь бессмертие.
   — Подвиги, это хорошо, — довольно улыбнулся Геракл, — да и бессмертие, думаю, мне совсем не помешает.
   — Значит, договорились?
   — Договорились! Прямо сейчас и отправляюсь в Тиринф.
   — Ну что ж, — Аполлон поднялся с мраморной ступеньки, — полагаю, в ближайшее время особо скучать тебе не придется. — И стреловержец беззвучно исчез.
   Геракл потянулся, помассировал затекшую спину и неспешно вышел из обезлюдевшего храма.
   — Держи его, хватай-хватай! — внезапно раздалось в конце пыльной улочки.
   Сын Зевса инстинктивно положил руку на меч, очень надеясь на то, что «держать» и «хватать» будут его. И как же сильно он был разочарован, когда к подножию храма Аполлона выскочил невысокий, подозрительного вида плюгавый мужичок в пыльной хламиде, преследуемый толпой разъяренных греческих граждан.
   Геракл с интересом стал наблюдать за происходящим.
   Задрав полы длинной хламиды, мужичок проворно взбежал по ступенькам к входу в храм и остановился, тяжело дыша и затравленно озираясь.
   Разъяренные граждане ринулись было вслед за ним, но странный мужичок вдруг резко взмахнул руками и хрипло прокричал:
   — Стоять, Сатаровы дети, я нахожусь под покровительством бога священного храма…
   Беглец осекся и быстро зыркнул на вывешенную у входа табличку.
   — Я нахожусь под защитой бога Аполлона!
   — Мошенник! — закричали в толпе. — Мерзавец, а еще ученым себя называет. Все вы, грамотные, бандиты!
   «Ба! — подумал Геракл. — Они обозвали его ученым? Это ж надо, никогда с настоящими учеными я еще не встречался. Ну разве что с тем сумасшедшим математиком».
   — Хорошо, мы не можем к тебе туда подняться, — зло прошипел выступивший из толпы неопрятного вида здоровяк. — Но ничто не мешает нам расправиться с тобой издалека.
   Толпа тут же одобрительно загудела, воинственные греки стали подбирать с дороги увесистые камни.
   Ученый беглец в отчаянии посмотрел на невозмутимого Геракла и, не встретив решительно никакого сочувствия, кинулся к решетчатым дверям храма, но они оказались заперты.
   «ПЕРЕУЧЕТ» — было аккуратно выведено по-гречески на небольшой деревянной дощечке.
   Сын Зевса огладил бороду.
   — Эй, коротышка, ты кто, учитель?
   — Нет, я историк! — отозвался беглец, тряся дребезжащую решетку. — Именем Аполлона, откройте-е-е-е!
   Первый, сравнительно небольшой камень брякнулся в стену рядом с растрепанной головой ученого.
   — Эй! — гневно воскликнул Геракл. — А ну прекратите, так вас разэтак!
   — А ты, собственно, кто такой? — дерзко вопросил кто-то из толпы.
   Сын Зевса побагровел:
   — Я тебе щас покажу, кто я такой…
   И, выхватив меч, Геракл грациозно спрыгнул с мраморных ступеней, по пути опрокинув небольшую каменную тумбу.
   Побросав камни, греки кинулись бежать, но герою всё же удалось кое-кого попинать ногами и покрыть хулиганов очень нехорошими словами. Ясен пень, если бы Геракл захотел, он бы изловил их всех до единого, но в этом не было острой надобности.
   Прекратив преследование, сын Зевса вернулся к грустно сидевшему на ступенях храма Аполлона бородатому мужичку.
   Тот, увидав Геракла, приободрился.
   — О благороднейший из греческих мужей, — звонко вскричал он, — я, право, даже и не знаю, как тебя теперь отблагодарить!
   — Да ладно, чего уж там… — Сын Зевса беззаботно махнул могучей рукой. — Давай-ка лучше знакомиться.
   — Софоклюс, — представился забавный мужичок, — профессиональный историк.
   — Геракл, — в свою очередь представился Геракл, — профессиональный герой. Сын великого Зевса, брат Ареса, Гермеса, Гефеста, Аполлона, ну, и прочих… я всех их дурацких имен уже и не упомню.
   — Ого! — присвистнул историк, с трепетом пожимая герою огромную руку. — Что же ты среди смертных-то делаешь?
   — А у меня стрелка с одним козлом в Тиринфе, — пояснил Геракл, озабоченно проверяя блеск начищенных доспехов, не запылились ли где ненароком.
   — Да-а-а-а… — мечтательно произнес Софоклюс. — Вот так встреча.
   — Кстати, — спохватился сын Зевса, — а от кого это ты так резво улепетывал, аж сандалии дымились?
   — Да вот, — историк шмыгнул носом, — заглянул в одну местную пивнушку, выпил кубок доброго вина, а денег, как назло, не хватило. Мы, историки, народ бедный. Правда, она ведь много денег не приносит.
   Геракл недоуменно хмыкнул.
   — А что это за профессия у тебя такая, историк?
   — Ну, это долго рассказывать, — рассмеялся Софоклюс. — В общем, в мои обязанности входит хранить и пополнять факты из реальной жизни. Значительные события там, войны, смерть царей, рассвет и закат новых цивилизаций. Да и о давно минувших днях я обязан помнить и по возможности поучать различных правителей. Управлять, мол, нужно мудро, с оглядкой на своих удачливых либо неудачливых предшественников.
   — Ну и как правители, — усмехнулся сын Зевса, — внемлют?
   — Да куда там, — горестно покачал головой Софоклюс. — Последний так вообще чуть не бросил меня на съедение голодным тиграм.
   — М-да, весьма полезная профессия, — согласился Геракл, — но и опасная.
   — Вот то-то и оно, — вздохнул историк. Лицо его вдруг прояснилось. — Слушай, Геракл, ведь ты величайший в Греции герой!
   — Есть немного. — Сын Зевса горделиво вскинул подбородок.
   — Следовательно, — тараторил Софоклюс, — тебя ждет небывалая слава!
   — Конечно, ждет, а как же без этого?
   — Теперь, если мыслить логически… тебе просто необходим личный историк, так сказать, собственный верный хронист!
   — А что, это мысль! — восторженно подхватил герой. — Воистину недаром мы повстречались у дверей храма Аполлона. Именно ты и будешь тем смертным, кто донесет молву о моих подвигах до каждого грека. Просто великолепная мысль! Полагаю, папуля возражать не будет.
    Зевс на Олимпе одобрительно кивнул.
   Так состоялась величайшая в истории Древней Греции встреча.

Глава пятая
ПОДВИГ ПЕРВЫЙ: НЕМЕЙСКИЙ ХОМЯК

   Сын персеида Сфенела Эврисфей, как мы уже говорили, родился в один день с великим Гераклом. Да только появился он на свет, как вы тоже уже знаете, немного раньше сына Зевса, чему в немалой степени способствовал очередной закрученный неугомонной Герой заговор. Недоношенный малыш к удивлению всех своих родственников, вымахал за неделю во взрослого мужика с ужасным характером и совершенно умопомрачительным набором всевозможных болезней, начиная от ревматизма с насморком и заканчивая метеоризмом с косоглазием.
   Вот что значит несправедливая судьба. Несчастный Эврисфей, павший жертвой жестоких богов, лишний раз доказывал известный каждому смертному факт: «какие мерзавцы управляют с неба многострадальной Аттикой».
   Естественно, Эврисфей был в курсе, что вскоре к нему явится сам великий Геракл, который по его, Эврисфея, велению исполнит любые двенадцать поручений любой сложности и риска. Такое положение вещей Эврисфею очень даже нравилось. Он рассчитывал сполна отомстить несправедливым олимпийцам и досадить если не самим богам, то хотя бы их могучему сыночку.
   Надо ли говорить, что ненавидел Эврисфей Геракла лютой ненавистью, хотя героя и в глаза не видывал. Ненавидел и страшно боялся. Он и сам порой не мог объяснить свой патологический страх перед сыном Зевса. Пользовавший беднягу знаменитый греческий лекарь Зигмундис Фрейдиус окрестил этот страх Эврисфея «гераклофобией».
   Что ж, пускай будет «гераклофобия». Эврисфею от того, что его болячка получила название, легче не стало. Узнав, что великий герой со своим личным профессиональным хронистом спешит на золотой колеснице в Тиринф, Эврисфей, несмотря на свою «гераклофобию», ужасно обрадовался.
   — Что ж, лети, лети, голубок, — противно захихикал он и расчихался. — Уж я приготовил для тебя первое задание. Вся Аттика будет над тобой хохотать… и это уж, поверь мне, только самое начало…
   И желчный zзлодей с удовольствием высморкался в огромный влажный платок.
* * *
   В самом Тиринфе Эврисфея, как назло, не оказалось, что Геракла просто взбесило. Аполлон, как всегда, всё перепутал — как выяснилось чуть позже, Эврисфей жил неподалеку, в Микенах, неприступной горной крепости. Услышав об этой самой крепости, сын Зевса лишь скептически усмехнулся.
   — Нет такой крепости, которую не смог бы разрушить великий Геракл! — громко провозгласил герой, недружелюбно посматривая на посланца Эврисфея, некоего Копрея.
   Копрей невозмутимо стоял перед сыном Зевса и никакого восхищения по поводу своей встречи с ним не проявлял.
   — Эврисфей не хочет, чтобы ты въезжал в Микены, — сухо сообщил посланец.
   — Это, интересно, за каким сатиром? — возмущенно спросил Геракл, переглянувшись с Софоклюсом.
   Копрей пожал плечами:
   — Понятное дело, вы можете проигнорировать его просьбу. Езжайте, коли вам не дорого собственное здоровье.
   — Любезнейший, — вмешался Софоклюс, — соизволь объяснить нам, на что ты намекаешь.
   — Эврисфей сейчас болен, — ответил посланец. — Дизентерией.
   — Дурак, не мыл руки перед едой, — повернувшись к Гераклу, со знанием дела пояснил Софоклюс.
   — Хорошо, — кивнул великий герой. — Выходит, нам придется общаться с болезным через тебя?
   Копрей коротко кивнул.
   — Что ж, отправляйся к своему засранцу и передай, что сын Зевса готов выполнить первое поручение.
   — Не вижу в этом никакого смысла, — безразлично отозвался посланец, — ибо Эврисфей уже дал мне надлежащие распоряжения по поводу твоего, Геракл, первого задания.
   — Ну-ну… — Софоклюс засуетился, извлекая из заплечной сумки свежую восковую дощечку.
   Копрей, пожевав губами, медленно произнес:
   — Около города Немей, что расположен на северо-востоке Пелопоннеса, по слухам, завелось ужасное кровожадное чудовище, которое ежедневно опустошает окрестности.
   — Ух ты! — восхитился Геракл. — А ну-ка говори скорее, что это за чудовище! Гигантский лев или, может, пещерный медведь?
   — Нет, — покачал головой Копрей.
   — Тогда кто же это?
   — Хомяк!
   — КТО?!
   Софоклюс с Гераклом аж подпрыгнули на месте.
   — Хомяк, — спокойно повторил Копрей и, деликатно прикрыв рот ладонью, зевнул.
   — Ты что же, коротышка, издеваешься надо мной? — прорычал сын Зевса.
   — Никак нет, — поспешно ответил посланец. — Отправляйтесь в Немею и сами расспросите местных жителей. Уверяю, каждый из них подтвердит мои слова.
   — Мне это не нравится, — решительно заявил Софоклюс, пряча дощечку. — Геракл, по-моему, из тебя хотят сделать идиота, этакое посмешище на всю Грецию.
   Сын Зевса натужно пошевелил извилинами.
   — Да, — наконец согласился он, — скорее всего, всё так и есть. Но ведь я дал слово самому Зевсу! В любом случае у меня нет выбора. Едем в Пелопоннес!
   — Что мне передать Эврисфею? — напомнил о себе стоявший рядом с колесницей Копрей.
   Геракл сверкнул глазами:
   — Передай этому недоноску, что когда я выполню все его дурацкие двенадцать поручений, то лично приду к нему в Микены и сверну его чахоточную шею.
   Посланец кивнул и неспешно потопал прочь.
   — Весьма опрометчивые слова, — недовольно покачал головой Софоклюс. — Геракл, ты меня удивляешь. Не иначе как ослепленный гневом произносил ты эти оскорбления. Неужели ты не понимаешь, что еще больше озлобишь этого мерзавца? Ведь он и так уже видит тебя в фамильном склепе в белых сандалиях. Теперь уж Эврисфей точно постарается, чтобы один из этих двенадцати подвигов стал для тебя последним.
   — Не дождется! — рявкнул в ответ великий герой. — Не за тем я на белый свет родился, чтобы лебезить перед всякими недоношенными засранцами. Да я его, если бы не Зевс… вот этими самыми руками… в бараний рог… Но…
   — Как всегда, есть одно маленькое «но»! — усмехнулся историк.
   — Воля отца — закон! — с большим почтением закончил Геракл, высматривая среди облаков Летающий остров.
* * *
   Прибыл сын Зевса в город Немею и несколько растерялся. Куда идти, кого спрашивать?
   — Мой друг, доверься мне, — воскликнул Софоклюс и завел могучего героя в первое попавшееся по дороге питейное заведение.
   Сели за стол. Заказали вина.
   — Значит, так. — Историк заговорщицки склонился к уху Геракла. — Слушай меня и лучше не перебивай. Прямо сейчас ты идешь к хозяину этой забегаловки и громко заказываешь всем присутствующим за свой счет лучшего вина.
   — С чего бы это? — возмутился герой.
   Софоклюс весело подмигнул:
   — Халявщик — находка для спартанского шпиона!
   Подивившись мудрости ученого приятеля, Геракл подошел к владельцу питейного заведения и, грохнув на прилавок перед его носом новенький золотой талант, зычно проревел:
   — Всем лучшего вина за счет великого Геракла!
   — Ура-а-а-а… — закричали присутствующие и, отпихивая друг друга, ринулись к оторопевшему хозяину.
   — Друзья, — громко возвестил Софоклюс, когда жители Немей основательно нализались, — скажите нам, скромным путешественникам, волей случая забредшим в ваш гостеприимный город, что за ужасные слухи бродят по Аттике. Якобы в ваших лесах завелось жуткое чудовище.
   — Завелось, — подхватили местные жители, — так и есть, завелось, что б ему пусто было.
   — Совершенно кошмарное создание, — добавил хозяин забегаловки, — немейский хомяк!
   Геракл с Софоклюсом насторожились.
   — А можно подробней? — попросил историк.
   — Конечно, можно, — кивнул хозяин. — Обитает этот хомяк, как говорят, в местных горах. Топчет посевы, ворует скот, птицу. Ветряную мельницу вон давеча разрушил.
   — Лопасти, лопасти сожрал, — прокричал кто-то из веселящихся пьянчуг.
   — Вот так и живем в каждодневном страхе, — горько вздохнул владелец питейного заведения. — Просто спасу нет от этой напасти.
   — Ну а кто-нибудь из вас этого самого хомяка видел? — продолжал свои расспросы неугомонный Софоклюс.
   — Я видел! — вызвался странного вида сухощавый грек. — Щеки во, когти с локоть и носом так зловеще шевелит — фыр-фыр…
   — Хорош врать, Дардал, — зашикали на него собутыльники. — Да ты же после третьей кружки регулярно с Дионисом общаешься. Не слушайте вы его, алкоголика.
   Геракл только задумчиво хмыкнул, но вслух ничего не сказал. Бог виноделия Дионис действительно часто спускался к смертным дегустировать качество местного вина.
   Софоклюс в отчаянии всплеснул руками, а присутствующие нестройными голосами запели старую застольную песню «Как фавн пастушку соблазнял».
   Покинув питейное заведение, Геракл с Софоклюсом направились к припаркованной невдалеке колеснице, от бортов которой кто-то уже пытался отодрать золотую обшивку, слегка поцарапав благородный металл.