Леженда Валентин. Непобедимый эллин

   — Как я понимаю, своего временного подчиненного Геракла ты не особо жалуешь?
   — Ну…
   — Я же и вовсе его ненавижу лютой ненавистью!
   — А можно поинтересоваться, за что? — робко спросил Эврисфей, чувствуя тревожные позывы внизу живота, которые он испытывал всякий раз при упоминании великого сына Зевса. Чем не дополнительный повод ненавидеть могучего героя?
   Херакл раздраженно пожал плечами:
   — Да я и сам не знаю, за что его ненавижу, ненавижу и всё тут!
   — Вполне логично, — кивнул Эврисфей. — Но, милый гость, что же ты хочешь от меня?
   — Давай ненавидеть его вместе! — с готовностью предложил сумасшедший.
   — Давай! — легко согласился Эврисфей, решив ни в чем психу не перечить.
   Херакл слегка повеселел.
   — В таком случае не мог бы ты через своего посланца сообщать мне о каждом новом задании Геракла?
   — Но… м… м… зачем?
   — Затем, чтобы я мог опередить этого тщеславного самозванца и раньше него совершить великий подвиг!
   «Мать моя Гея! — мысленно содрогнулся Эврисфей. — Да это не просто обыкновенный псих, а очередной героический подвигоман!»
   — То есть, если я тебя правильно понял, — медленно проговорил повелитель Геракла, — ты желаешь узнавать о новом задании раньше сына Зевса и таким образом всё время опережать его на полшага?
   — Почему бы и нет, — улыбнулся Херакл, демонстрируя решительное отсутствие двух передних зубов, безвозвратно утерянных во время проведения любимой лечебной терапии Зигмундиса Фрейдиуса под броским названием «Получи бревном по морде».
   Многих психов, к слову сказать, сия процедура быстро вылечивала, и они благополучно сбегали, освобождая места в гостеприимном «доме отдыха от праведных трудов» божественного Асклепия, которых вечно не хватало.
   — Почему бы и нет, — задумчиво повторил за гостем Эврисфей.
   «И действительно, — удивленно подумал он, — а почему бы не сделать так, как просит этот малохольный? Какой великолепный шанс досадить проклятому Гераклу. И от богов никаких претензий. Херакл сам ко мне пришел и сам же хитрый расклад предложил. Следовательно, пусть сами олимпийцы с ним потом, если что случится, и разбираются».
   — Отлично! — радостно хлопнул в ладоши Эврисфей. — Мой личный посланец Копрей будет регулярно оповещать тебя об очередном героическом задании Гераклу. Кстати, в данный момент сын Зевса собирается изловить керинейского барана. Так что если хочешь успеть, то поспеши в Аркадию, там и проживает это не в меру говорливое чудо…
   Сказав сие, болезный вскочил с мягких подушек и, не в силах более сдерживать мучительные спазмы, выбежал вон из комнаты.
   — Что это с ним? — спросил Херакл материализовавшегося у него за спиной горбатого слугу.
   — Господин сильно болен. — Слуга сокрушенно покачал головой. — Вы, наверное, слышали о такой напасти, как диарея?
   Херакл задумался.
   — Да-да, что-то припоминаю, что-то вроде насморка.
   — Вот-вот, — скорбно кивнул горбун, — сидишь-сидишь, всё нормально, а потом как чихнешь… ну и… комнату после этого неделю приходится проветривать.
   Херакл еще немного неуверенно потоптался в спальне Эврисфея, уныло оглядывая совершенно немыслимое количество пузырьков с лекарствами. Прочел на пузырьках пару названий. Такие надписи, как «От большого ногтя на правой ноге» и «От похабных мыслей», глубоко его поразили. Затем ненормальный еще немного повонял псиной и, так и не дождавшись Эврисфея, попросил горбатого слугу провести себя к выходу. Слуга с готовностью согласился это сделать, и тут Херакл с удивлением заметил торчавшие из волосатых ноздрей горбуна деревянные палочки.
   «Наверное, тоже страдает от этой самой диареи, — сочувственно подумал ненормальный, — и боится лишний раз чихнуть. Вот же бедняга!»
   Уже на выходе из мрачной крепости Херакл столкнулся с синим человеком в одной набедренной повязке, несшим на плече что-то длинное и, судя по всему, жутко тяжелое, завернутое в серую грязную тряпку.
   «Странные они тут все какие-то», — удивленно подумал Херакл и, потуже завязав на поясе худые собачьи лапы, потопал в далекую Аркадию.

* * *

   — Ха-ха-ха, не поймал, не поймал, не поймал! — ехидно смеялся керинейский баран, строя Гераклу воистину преотвратительнейшие рожи.
   — Софоклюс! — зычно прокричал сын Зевса. — Заходи слева…
   — Я сейчас! — отозвался историк, храбро бросаясь в противоположную сторону.
   — Да не туда, не туда, куда же ты бежишь, сатиров трусливый потрох…
   — Ла-ла-ла… — пел скачущий по холмам неуловимый баран. — Геракл дурак, Геракл осел…
   — Никто… — гневно прорычал сын Зевса, — никто не смеет безнаказанно оскорблять сына владыки Олимпа!
   И тут до великого героя внезапно дошло, что он имеет дело с очередным божественным изделием. Словно некая пелена спала с его глаз, и он, повнимательнее присмотревшись к барану, понял, что:
   Во-первых — копытное было полностью изготовлено из золота.
   Во-вторых — оно имело выгравированное на лбу имя «Геродот» и порядковый номер 2819.
   Для Геракла, умевшего считать лишь до пяти, цифра была просто умопомрачительной.
   Ну а в-третьих…
   В-третьих, сын Зевса разочарованно проговорил:
   — Всё ясно, тебя изготовил хитроумный Гефест. А я-то думаю, что это ты так знакомо ругаешься.
   — Да ну? — удивился золотой баран и, улегшись у подножия холма, меланхолично заговорил: — Знаешь, в бесконечной Вселенной бесчисленные мириады звезд, и вокруг каждой крутятся маленькие планеты, и там, именно там, вдалеке, на тех планетах теплится невиданная жизнь. И что же такое мы по сравнению со всем этим вселенским великолепием? Песчинки, подхваченные беспощадным ветром времени.
   — Глубоко! — восхищенно оценил размах мысли копытного Геракл. — Зевс тоже, как напьется, похожую чепуху городит. Я, дескать, в смысле мой отец, прилетел с иной планеты. Я спрашиваю: «А что это такое иная планета?» А он мне: «Зеленый летающий шарик!» Каково, а? Другие, правда, меньше выпьют, но такое иногда буробят, что летающие зеленые шарики по сравнению с их россказнями еще худо-бедно могут сойти за правду.
   — Дурак ты, Геракл, — грустно заключил механический баран, — даром что олимпийский…
   — А я на тебя вовсе и не обижаюсь, — дружелюбно ответил сын Зевса. — Видишь, я совершенно спокоен, хотя кому другому тут же оторвал бы его пустую голову. Но ты ведь ненастоящий, ты этот, как его… клистир!
   — Кибер! — оскорбленно поправил великого героя баран. — Вспомогательный кибер «Геродот» модель №2819! Ну, в общем, это на мне и написано.
   — Ну что, будешь сдаваться? — по-хорошему предложил Геракл.
   — Только в том случае, если ты отыщешь мне в Греции благодарного слушателя, — бескомпромиссно отрезал баран.
   — Софоклю-ю-ю-ю-с! — позвал сын Зевса, озабоченно зыркая по сторонам. — Софоклю-ю-ю-ю-с… Сбежал, зараза! Заранее, видно, почувствовал, что понадобится. Ладно, найдем тебе другого слушателя… скажем… Эврисфея из Микен. Ну как, подходит?
   — А он случайно на одно ухо не глуховат? — с подозрением поинтересовался механизм.
   — Не-а, — усмехнулся Геракл, — он расстройством зрения страдает, да и с головой у него, судя по заданиям, не всё в порядке.
   — Что ж, — копытное обреченно вздохнуло, — сгодится и этот. Правда, я теперь без золотого руна, голый, так сказать. Одни пьяные сволочи меня обобрали. Неудобно как-то…
   — Да брось, — принялся уговаривать барана великий герой. — Никто не заметит. Я привезу тебя ночью, ну а сам Эврисфей… я же уже объяснял, у него косоглазие. В общем, то что надо!
   Механизм снова вздохнул и нехотя приблизился к сыну Зевса.
   — Только пообещай мне, что по пути к этому Эврисфею ты согласишься выслушать мои предположения относительно смысла Вселенной и места живых существ в неизведанном бесконечном пространстве.
   — По рукам! — радостно кивнул Геракл, пожимая барану холодное золотое копытце. — Теперь дело стало за малым — найти моего сбежавшего хрониста.
   — Это мы мигом! — сказал божественный механизм. — Я округу как свои четыре копыта знаю.
   И они с великим героем принялись тщательно прочесывать Аркадию.

Глава девятая
ПОДВИГ ПЯТЫЙ: ЭРИМАНФСКИЙ ХРЯК

   Как и обещал Геракл, в Тиринф возвращались глубокой ночью.
   Колесница, слава Зевсу, была просторной, и в ней нашлось место не только великому герою и его личному хронисту, но и трепливому божественному изделию.
   Облокотившись на позолоченный борт, Геракл мирно дремал, убаюканный мерным раскачиванием повозки. Софоклюс, закрыв уши затычками от винных кувшинов, не спеша творил бессмертный эпос. Золотой же баран Гефеста неустанно говорил, заодно искусно управляя летящей сквозь ночь боевой колесницей.
   Для этого диковинному механизму пришлось стать на задние ноги, а передние копытца раздвоить, превратив их в ловкие щелкающие манипуляторы. Ко всему прочему ценное копытное отлично видело в темноте, имело в голове встроенный компас, спидометр и подробную электронную карту древней Греции. Последнее было немаловажно, ибо сами эллины с трудом разбирались, в какой стороне лежит Спарта, а в какой Коринф, вследствие чего постоянно случались всякие курьезы, особенно во время междоусобных войн.
   — О, эта бескрайняя Вселенная! — без устали тараторил золотой механизм. — Огромные звездолеты бороздят ее просторы, открывая на своем пути всё новые и новые миры. Что ждет любознательное человечество в этих бесконечных черных глубинах? Какие опасности, что за открытия… э… э… э… Геракл, ты меня слушаешь?
   — Да-да, — пробормотал сквозь сон сын Зевса, — продолжай, продолжай…
   Механический баран приободрился и затянул свою любимую нудятину по поводу сути такого межпространственного явления, как хроносинкластический инфундибулум.
   В общем, кроме занятых безудержной скачкой лошадей, всю эту ахинею никто больше не слушал, ибо ненароком можно было оказаться в веселой компании на далеком блаженном Аргосе.
   Ну а хронист Софоклюс, как уже было сказано, вовсю творил. И вот что у него в свете яркой луны получалось…
    Хитрый Эврисфей знал, что в Аркадии проживает чудесный керинейский баран (слово «баран» яростно зачеркнуто и твердой рукой переправлено на «лань»). Послано было это копытное богами людям в наказание. Хотя никто так и не понял, за что. Некоторые утверждали, что, дескать, олимпийцы разгневались, когда пьяные циклопы снесли подчистую храм богини Артемиды в Аркадии. Но, с другой стороны, при чем тут люди, почему они должны страдать из-за проделок сумасшедших великанов?
    Странный народ эти олимпийцы, ну да Крон с ними.
    Лань эта, как и все прочие чудовища (хотя само копытное на вид было довольно приятным) страшно опустошала поля, обжирала кусты и гоняла по холмам подвыпивших пастухов, с пьяных глаз принимавших ее за взбесившегося кентавра.
    Целый год преследовал керинейскую лань Геракл.
   «Ох, ни хрена ж себе! — подумал Софоклюс. — И это Геракл с его-то ленью преследовал копытное целых двенадцать месяцев? В это уж точно никто и ни за что не поверит. Впрочем… я ведь пишу не только для современников, но и для потомков».
    Лань ловко неслась через горы, равнины; перепрыгивала пропасти и переплывала реки. Всё дальше и дальше бежала она на север, но великий герой ни на шаг не отставал от проворной бестии…
   Историк сделал небольшую паузу и, вытащив из ушей затычки, тут же услышал:
   — Разве не в постоянном познании истины состоит смысл вселенского бытия? Да, знания умножают печаль, но как же без этого? Многие пытливые умы жаждут бессмертия через открытие нового, неизведанного. Их неугомонные сердца стремятся к звездам, стремятся в будущее, где уже подготовлена плодородная почва для великих свершений…
   Поморщившись, Софоклюс снова законопатил уши и, взявшись за острую палочку, быстро застрочил…
    И вот достиг Геракл далекого севера — земель гипербореев, что лежат у истоков могучего Истра. Странный был этот народ, гипербореи. Все круглолицые, узкоглазые и в теплых толстых шкурах, снятых с каких-то местных свирепых зверушек. Что ни слово, то «однако», а Геракла не иначе как «Гераклой» и не называли.
    Еще у этих гипербореев были странные конусообразные жилища и удивительный обычай подкладывать под бок заночевавшему в доме гостю свою жену. Хотя оно, конечно, и понятно, ночи на севере темные и холодные. Понравилось сыну Зевса в стране гипербореев, но долг звал его продолжать свое азартное преследование, тем более что практически у всех северян он уже в гостях побывал (с ночевкой).
    Однако вскоре подвернул великий герой ногу. Сокрушенно покачав головой, снял он с плеча чудесный лук и одной стрелой убил вредоносное копытное, удивляясь, почему эта светлая мысль не приходила ему в голову раньше: взять и элементарно завалить быстроногую дичь. С другой стороны, сын Зевса здорово размялся, с гипербореями подружился и их удивительно щедрый обычай познал.
    «Вот бы ввести этот обычай по всей Греции!» — мечтательно думал великий герой на обратном пути в Микены…
   — Приехали, кончай брехать! — гаркнул Геракл, да так, что Софоклюс услышал его даже заткнутыми ушами.
   Вытащив затычки, историк осоловело огляделся.
   — А ну, дай почитать. — Отлично выспавшийся сын Зевса попытался выхватить из рук хрониста свежую историческую дощечку.
   — Ага, размечтался! — гневно воскликнул Софоклюс и быстренько спрятал документ в заплечную сумку, памятуя о печальной судьбе части своего эпоса, посвященной стимфалийским птицам.
   — Ну, не хочешь, как хочешь. — Геракл демонстративно поджал губы.
   В тусклом свете выглядывавшей из-за облаков луны показался пресловутый перекресток дорог, на котором они по обыкновению встречались с посланцем Эврисфея.
   — Вон он топает, придурок, — возвестил сын Зевса, тыча пальцем в сумеречную тьму, где судорожно вздрагивал плывущий в ночи одинокий огонек.
   — С факелом? — удивился сидевший в колеснице баран.
   — А это чтобы от бродячих собак отбиваться, — пояснил всезнающий Геракл. — Они ночью наглеют до безобразия, нападают ради забавы на одиноких путников.
   — А как он узнал, что мы прибыли в Тиринф? — в свою очередь удивился Софоклюс.
   — Кто узнал?
   — Ну, Копрей этот.
   — Наверняка олимпийцы подсуетились. Гермес, видно, спустился вниз и сообщил, где и в какое время нас встречать.
   Вид Копрей имел сильно помятый, лицо бледное, волосы всклокочены, черные круги вокруг глаз.
   — Тебя что, посреди ночи из местного борделя выдернули? — громко заржал Геракл, насмешливо оглядывая постную физию Копрея.
   — А как вы догадались? — искренне изумился посланец Эврисфея.
   — Интуиция! — Сын Зевса воздел вверх перст. — Великая сила…
   — Это кто такой? — спросил прячущийся в колеснице золотой баран.
   — Это Копрей, — пояснил Геракл, — редкостный дурак, посланец Эврисфея. Он отведет тебя в Микены.
   — Мамочка! — завопил Копрей, узрев механическое копытное. — Оно что, говорит?
   — Оно философствует! — патетическим тоном возразил баран.
   — Это и есть тот самый керинейский подвиг Геракла! — добавил Софоклюс. — Доставишь его к Эврисфею, таковы условия сделки.
   — О боги, — заныл Копрей, — будь проклят тот день, когда я поступил на эту неблагодарную работу.
   — Секундочку, — возразило копытное, — мы так не договаривались. Я ведь голый! Как же я пойду вместе с этим греком в Микены? Он-то меня, в отличие от косоглазого Эврисфея, прекрасно рассмотрит!
   — Один момент, — кивнул Геракл, тренированным движением сдирая с Копрея длинный хитон.
   — Однако! — хмыкнул великий герой, увидав на посланце не набедренную повязку, а еще одну, прятавшуюся под верхней, накидку.
   — Я предполагал нечто в этом роде, — буркнул Копрей, — и потому заранее хорошо подготовился…
   — Это тебе подойдет? — Сын Зевса небрежно бросил накидку капризному механизму.
   — Вполне, — воодушевился баран. — Конечно, не золотое руно, но наготу кое-как прикроет.
   — Теперь очередное задание, — склочно потребовал Геракл, наседая на сонного посланца.
   Копрей сладко зевнул:
   — Эврисфей желает, чтобы ты убил эриманфского хряка.
   — Теперь пошли хряки… — сокрушенно покачал головой герой. — О Зевс, сколько еще продлится это изощренное издевательство?!
   Копрей промолчал, ну а Зевс на Олимпе в это позднее время уже сладко дрых в обнимку… нет, не с очередной прекрасной феминой… а с большой бутылью, в которой весело плескались остатки пенной амброзии.
   — Что за хряк? — поинтересовался Софоклюс. — Давай колись, приятель!
   Посланец, не удержавшись, еще раз с подвыванием зевнул.
   — Никто не знает, что это за напасть…
   — Как обычно, — вставил Геракл.
   — Хряк время от времени появляется на горе Эриманфе и опустошает окрестности города Псофиса.
   — Значит, снова Аркадия, — смекнул Софоклюс.
   — С недавних пор в Псофисе по ночам стали исчезать архитектурные произведения искусства: статуи, предметы зодческой старины.
   — Ну, это обычное дело, — улыбнулся Геракл. — Уличные воришки.
   — Воришки? — вытаращился Копрей. — Тогда за каким сатиром они разобрали и унесли мраморный городской фонтан вместе с писающим мальчиком, изображающим Посейдона в детстве?
   — Действительно, — согласился Софоклюс, — совершенно бессмысленное преступление, если только воры не пришли из соседнего города, в котором нет писающего мальчика.
   — Но ведь появись он где в Греции, об этом сразу же станет известно. Фонтан уникален!
   И греки глубоко задумались.
   — Мне бы ваши проблемы, — завистливо вздохнул золотой баран, кутаясь в старый грубый хитон.
   — Сатир побери! — через пять минут выругался Копрей. — А я-то чего тут с вами стою как дурак и думаю? Это ведь не мои проблемы. Сами с этим хряком разбирайтесь, а я возвращаюсь в Микены досыпать.
   — Погоди, — рявкнул Геракл, — ты забыл мой четвертый подвиг.
   — Да-да, я здесь, — отозвался божественный механизм, подбегая к Копрею. — Мой друг, я очень рассчитываю, что путь в Микены будет долгим.
   — Часа три, — подтвердил невыспавшийся посланец.
   — О… — Копытное в предвкушении закатило светящиеся глаза.
   Геракл с Софоклюсом сочувственно поглядели на Копрея.
   Бедняга и не подозревал, во что ввязался.

* * *

   Теперь немного о Херакле.
   И пьяному (да и трезвому) циклопу было ясно, что опередить Геракла в совершении четвертого героического подвига самозванцу ни за что не удастся.
   Херакл пришел в Аркадию, когда сын Зевса вместе с керинейским бараном уже отбыл восвояси, везя свой трепливый трофей обратно в Тиринф.
   Понятно, что самозванец об этом ничегошеньки не знал, облазив все холмистые окрестности, где в конечном счете был атакован голодными бродячими собаками. В качестве сытного обеда Херакл собачкам явно не годился, поэтому напали они на него исключительно из-за его несколько экзотического одеяния.
   Убегая от настырных бродячих шавок, Херакл проклял всё на свете, сетуя на нерадивую свою, горемычную судьбу и преисполнившись еще более глубокой ненависти к удачливому блистательному Гераклу.
   Добежав до ближайшей речки, самозванец прыгнул в нее с высокого обрыва, однако речка, к несчастью, оказалась небольшим ручейком, в чем Херакл смог убедиться, уже подлетая к близкой земле. Что и говорить, перспектива в Греции очень часто бывает обманчивой.
   Так, оглушенный стремительным падением с последующим ударом оземь, ненормальный и пролежал до самого утра, когда в окрестностях Аркадии снова появилась боевая колесница великого сына Зевса, который в спешном порядке искал ту самую гору, на которой проживал некий опустошающий архитектурные окрестности непонятный хряк.

* * *

   Нужную гору нашли без труда по валявшимся у ее подножия разбитым мраморным статуям, которые во время ночной транспортировки неизвестными воришками по той или иной причине были сломаны.
   — Любопытно-любопытно, — пробормотал Геракл, подбирая отбитую голову улыбающейся Геры.
   — Вон там в камне я вижу вырубленные ступеньки! — сообщил всегда подмечающий детали Софоклюс.
   — Да погоди ты, — огрызнулся сын Зевса, пиная мраморную голову Геры.
   Неистово вращаясь, голова устремилась прямо в синее утреннее небо.
   — Как я понял, ты хочешь закинуть ее на Олимп? — смекнул историк.
   — Нет, — улыбнулся Геракл, — для этого она слишком легкая.
   Исчерпав силу ускорения, голова стремительно понеслась вниз, заставив Софоклюса в панике броситься в сторону. Сын Зевса улыбнулся, и кусок мрамора разлетелся в мелкую крошку у его ног.
   — Слушай, а ты ничего себе случайно не отбил, когда каменюку пинал? — полюбопытствовал, выглянув из кустов, Софоклюс.
   — Не-а. — Сын Зевса лукаво подмигнул хронисту. — У меня плетение на сандалиях железное на случай, ежели кому под зад наподдать придется.
   Историк судорожно сглотнул, ибо был он самым первым кандидатом на героический пинок.
   — Ладно, где там эти твои ступени…
   Ступени были довольно любопытные: гладкие, ровные, отполированные.
   — Э… э… э… — Софоклюс недовольно потрогал холодный камень. — Явно не людских рук дело.
   — Думаешь, снова олимпийцы?
   — Ну а кому еще такое под силу?
   — Сейчас узнаем.
   Ступени привели эллинов в тесную пещеру, в конце которой имелась большая дверь из сплошного куска блестящего железа.
   — Ого, Гефестова работа! — сразу определил сын Зевса. — Никому другому такое не под силу.
   — Где же эриманфский хряк? — разочарованно спросил Софоклюс.
   — Сейчас всё выясним, — заверил хрониста великий герой, извлекая из-за пазухи всученный настырным Гермесом сотиус-мобилис. — Как же этой фигней пользоваться.
   — А ну дай посмотреть, — потребовал историк.
   — Ага, сейчас, — усмехнулся Геракл. — Рылом не вышел!
   Еще немного поколебавшись, сын Зевса нажал большую красную выпуклость с эмблемой Громовержца: двумя витиеватыми молниями
   — Да? — тут же донеслось из сотиуса.
   — Что «да»? — гаркнул великий герой.
   — Да пошел ты… — громыхнуло в устройстве, и связь прервалась.
   Геракл снова нажал красную кнопку…
   — Слушай, ты… — угрожающе начал сын Зевса, когда устройство божественной связи снова ожило.
   — Да-да… — раздалось в сотиусе.
   Голос у незнакомца был другой, довольно приятный и доброжелательный.
   — Гм… — смущенно кашлянул великий герой. — Это Геракл.
   — Ах, Геракл, это Асклепий, как у тебя дела? Всё, надеюсь, в порядке?
   — Ну, в общем…
   — На здоровье не жалуешься? Сердечко не пошаливает? Мышцы не болят? Ты ведь у нас атлет.
   — Всё в порядке, Асклепий, мне бы с Гефестом один базар нужно перетереть.
   — Так нажми на сотиусе кнопку, где изображен серп и молот.
   — Так просто?
   — Ну конечно же!
   — А я нажимал на красную с молниями.
   — И зря, — пожурил героя Асклепий. — Это автоматический режим произвольного выбора абонента для развлечений. Ну там, анонимно кого обложить, это у нас на Олимпе запросто. Тебе повезло, что ты попал на меня.
   — Спасибо.
   — Не за что, приятель, всегда рад помочь.
   И сотиус снова отключился.
   — Вот оно как! — задумчиво проговорил Геракл, нажимая выпуклость с эмблемой божественного изобретателя.
   — Да, кузнец слушает! — зычно раздалось в устройстве.
   Где-то невдалеке дребезжала терзаемая молотом железяка.
   — Это Геракл.
   — О… какой сюрприз! Уже научился пользоваться мобилисом! Что ж, от души поздравляю.
   — Я в общем-то по делу…
   — Ну говори, коль позвонил…
   — Я в Аркадии, возле города Псофиса. Тут какая-то фигня непонятная. Небольшая пещера, а в ней сплошная железная дверь, я подумал, может, твоя работа?
   — В Аркадии? — переспросил Гефест.
   — Ну да.
   — Нет-нет, в Аркадии я никаких бомбоубежищ не строил.
   — Бумба… чего?
   — Не важно, это не моя работа, извини.
   — Понятно. — Грустный Геракл спрятал сотиус.
   — Ну, и что будем делать? — развел руками Софоклюс.
   — Ломать! — торжественно изрек герой и взял небольшой разбег для мощного удара, благо места вполне хватало.
   — Побереги-и-и-ись! — Со скоростью тяжелой боевой колесницы сын Зевса пролетел мимо вжавшегося в стену историка и с героическим «Эх!» проломил железное препятствие…
   За покореженной дверью было довольно светло.
   Свет источали длинные круглые палки, висевшие под самым потолком тесного коридора.
   Греки двинулись вперед.
   За поворотом их поджидала еще одна дверь, хлипкая и по всей видимости деревянная. На этой новой двери имелась белая табличка со странными, похожими на греческие, буквами.
   — Редкий эфиопский диалект, — с ходу определил ученый Софоклюс.
   — Ну так переведи! — потребовал великий герой.
   — Не могу.
   — Ты же ученый!
   — Это какой-то специфический термин. Сейчас прочту вслух… э… э… э… ОФИС.
   — Мудрено!
   — Идем дальше или, может… — Историк с надеждой поглядел за угол, где виднелся спасительный выход. — Может, вернемся назад?
   — Великий сын Зевса никогда не идет на попятную! — горделиво возвестил Геракл, ногой распахивая деревянную дверь.
   За ней на эллинов испуганно вытаращился сидевший у стены странный незнакомец в одежде, покрытой чередующимися темно— и светло-зелеными пятнами.