Самые важные дела им уже были сделаны. Кто надо подкуплен, тайные планы расейских князей выведаны, семена смуты в головах трудовых масс посеяны. Нашлось место и пресловутому прянику, и хорошему кнуту.
   До начала Веча еще оставалось некоторое время, которое Шмалдер решил посвятить своему маниакальному увлечению, а именно: поискам «зеленых человечков».
   Русь в этом плане была местом особым.
   Куча очевидцев, высокий паранормальный фон. Правда, очевидцы все как один видели «зеленых человечков» в основном после посещения различных питейных заведений (и это была самая настоящая закономерность!). Но из ста случаев, возможно, хотя бы один да был верен. Об этом никогда не следовало забывать.
   А это их пресловутое Навье Царство!
   Дверь в соседний параллельный мир.
   Шмалдер, когда обо всем этом узнал, не поверил. Не поверил, пока сам не убедился, а затем пришел к мысли, что все эти земли особенные. Это же какие возможности могут открыться, если все здесь происходящее взять и тщательно изучить. И, что самое обидное, местные жители глубоко плюют на эти чудеса, не понимая, какая сила во всем этом сокрыта. Сколько тайн, неведомая магия, дивные источники неисследованной энергии.
   «А все эта их природная лень! — размышлял Шмалдер, идя неприметной тропою через живописный сосновый бор. — Ничего, мол, им не надобно. Ничего их, кроме себя любимых, не интересует. Собаки на сене. Ни себе, ни людям. Но скоро вся эта лафа закончится!»
   Под «людьми» секретный агент, конечно, понимал американцев, которые уже давно точили свои фарфоровые зубы на невиданные богатства расейских широт. Точили-точили и вот наконец наточили…
   Чудный маленький прибор, коий Шмалдер держал в руках, время от времени тихо гудел, и тогда агент резко менял свой маршрут, сворачивая с дороги, с шумом ломясь сквозь густые кусты и валежник.
   Одержимость, знаете ли, великая сила!
   Где-то ближе к полудню агент наконец вышел к интересному объекту и, затаившись в небольшом овраге, принялся наблюдать.
   Об избушке на курьих ножках он много слышал, но воочию видел ее впервые. Изба была маленькая, квадратная. Оконца узкие, прямо бойницы, а не оконца, и еще ножки. Действительно куриные. Огромные и с когтями.
   Избушка не двигалась.
   Шмалдер уже было решил подобраться ближе, как вдруг изба качнулась и, подогнув правую ногу, почесалась аки обыкновенная курица, затем присела и… о чудо, снесла золотое яичко.
   Шмалдер даже принялся слегка повизгивать от нежданно-негаданно свалившейся на него удачи.
   Раздобыть «образец»?
   Да об этом он даже не смел и мечтать.
   Теперь дело оставалось за малым — каким-нибудь хитрым образом умыкнуть золотое яйцо.
   Оставаясь невидимым в высокой траве, Шмалдер осторожно пополз вперед.
   — Ой ты, Гамаюн… — хором донеслось издалека. Секретный агент замер, избушка на курьих ножках вздрогнула, явно насторожившись.
   — Птица ве-э-э-эщая… — донес прохладный осенний ветер.
   «Пьяные дровосеки гуляют! — недовольно подумал Шмалдер. — Как, однако, некстати!» Но дровосеки гуляли очень даже кстати. Избушка не выдержала и, резко рванув с места, исчезла за ближайшими деревьями. Золотое же яйцо осталось лежать на месте. Это было подозрительно, но секретный агент в данный момент больше доверял не логике, а своим глазам.
   Встав на ноги, Шмалдер подбежал к яйцу. Оно было не маленьким, размером где-то чуть больше яйца эфиопского эму.
   Секретный агент присел над трофеем на корточки. Полюбовался. Затем легонько коснулся золотой поверхности. На ощупь яйцо было довольно прохладным.
   Сияюшая скорлупа тут же со звоном треснула. Шмалдер выругался. Яйцо раскололось.
   Внутри лежала записка на маленьком куске бересты. Секретный агент удивленно наклонился, дабы ее прочитать.
   — Пол-лу-чи, мериканский засранец! — вслух одолел расейские буквы Шмалдер, и брови его медленно взобрались на лоб. — Что все это, черт побери, означает?
   От расколовшегося яйца явственно пахло чем-то горелым. Агент смахнул записку в сторону и с ужасом уставился на дотлевающий фитиль маленькой круглой бомбы.
   — Мазе фак! — только и успел выдохнуть Шмалдер, затем раздался взрыв…
* * *
   — Я все устроил! — довольно сообщил русичам Соломон где-то через час, снова заявившись в корчму «У Анчутки».
   Муромец, одолевший седьмую кружку меда, громко крякнул.
   — А я тут, — улыбнулся Степан, — довожу кандидата до нужной кондиции!
   — Главное, чтобы он мог самостоятельно передвигаться, — серьезно добавил иудей, — Все остальное не важно.
   — Ы-ы-ы-ы… — попытался встрять в беседу Илья, но у него, к сожалению, ничего из этой затеи не вышло.
   Тогда богатырь начал неистово жестикулировать.
   — Сиди спокойно, баран! — Колупаев показал Муромцу кулак, и тот вроде как притих.
   — Значит, план мой таков. — Хитро поглядев по сторонам. Соломон перешел на полушепот. — Единственный серьезный конкурент Муромца — это Сивый Мерин.
   — Сивый кто?!! — несколько прибалдел кузнец.
   — Мерин, — нетерпеливо повторил иудей. — Он из Греции, а иностранцев, в особенности эллинов, у нас сейчас страсть как любят. Эллада-то, подижь ты, колыбель дерьмократии! Но народные симпатии переменчивы. Сегодня греков чествуют, а завтра… уже им морды смуглые бьют. Так что… предлагаю Сивого Мерина на всякий случай убрать, причем чем скорее, тем лучше.
   — То есть как это убрать?!! — Колупаев недоверчиво посмотрел на иноверца.
   — А вот так! Иными словами, убить!
   — Да ты ЧТО?!!
   — Все законно, все в соответствии с правилами дерьмократических выборов. Честные заказные убийства практикуются со дня основания Новгорода. Я уже даже подобрал нужного специалиста…
   Соломон указал на странного субъекта во всем белом, сидевшего за соседним столом. Субъект в ответ едва заметно кивнул. Вид он имел незабываемый: белые волосы, — бледная кожа, прозрачные голубые глаза, по-звериному заостренные уши. За спиной колчан с необычайно тонкими стрелами.
   — Это еще кто? — уставился на «специалиста» Степан.
   — Да эльф один из Средиземья, — махнул рукой Соломон. — В Новгороде проездом, решил вот подзаработать.
   — Откуда он, говоришь?
   — Из Средиземья! — повторил иудей. — Из земель, что лежат по другую сторону Великой Преграды.
   — А что, там за Преградой действительно кто-то живет?
   — Не во всех местах. Лишь кое-где… Туда можно пробраться через заброшенные Ерихонские трубы.
   — Что-то много ты знаешь для обыкновенного пройдохи, — с подозрением заметил кузнец.
   — А у меня национальность такая! — нагло ответил Соломон. — Все знать! Значит, так, Сивого Мерина убираем. Также нужно будет дать немного на лапу членам городского совета, боярам там и прочим. Ну, это все мелочи. Еще я уже переговорил с частью кандидатов, и они согласны отдать свои голоса Муромцу. В будущем Илья, если что, не забудет своих благодетелей, включая и меня. Мне, скажем, совсем уж не помешал бы пост главного новгородского казначея. Еще я нанял небольшую толпу нищих, они уже ждут нас на городской площади и по команде при появлении Муромца будут дружно кричать «ура!!!». Они же в разгар голосования устроят мнимую драку и как бы случайно опрокинут урны с голосами соперников.
   — Мать честная! — Колупаев взялся за голову. — И енто хваленая греческая дерьмократия?!!
   — Она, родимая!!! — радостно подтвердил Соломон. — Сотни лет складывавшиеся традиции, наследие великих эллинских империй!!!
   — Теперь мне ясно, почему Греция переживает сейчас такой упадок, — покачал головой Степан. — Как они вообще до сегодняшних дней дотянули — загадка.
   — Ик! — громко произнес Муромец и грохнулся мордой об стол. Слава лешему, обошлось без увечий.
   Кузнец участливо проверил у богатыря пульс. Пульс был нормальный, до очередного прихода Кондратия Илье требовалось еще две-три кружки. Но Колупаев этого не допустит. Хотя зачем он до сих пор возится с этим болваном, было совершенно непонятно.
   — Ну так как? — — спросил Соломон. — Годится мой план?
   — Никаких убийств! — гневно отрезал Степан, — Ни заказных, ни случайных! Денег я тоже не дам, и вообще, с этого момента лучше держись от меня подальше.
   — Поздно! — ехидно усмехнулся иноверец. — Процесс пошел.
   Кузнец тяжело вздохнул и под веселый гогот присутствующих схватил Соломона за шкирку и выставил того из корчмы.
   Но на этом их с Муромцем злоключения, к несчастью, не окончились.
* * *
   Очнувшись, секретный агент обнаружил, что висит на дереве, вернее, на самой верхней ветке высокой сосны.
   Под сосной на месте взрыва зияла ужасаюшая черная воронка, которая по-прежнему слегка дымилась. Зацепился Шмалдер за ветку чудом, точнее, воротником легкого стеганого армяка.
   Агент посмотрел вниз.
   Если что, падать будет больно.
   Было бы обидно свернуть себе шею после столь удивительного спасения. Судя по мощности взрыва, от Шмалдера должен был остаться один дымящийся жареный колобок (или, иными словами, голова).
   Стало быть, покушение!
   «Неужели они знают?!! — судорожно соображал раскачивающийся на ветке секретный агент. — Нет, вздор. Этого просто не может быть… а если допустить, что может? Но кто? КТО? У этих раздолбаев даже своей секретной службы нет. Тайную Канцелярию распустили за ненадобностью сразу после распада расейских земель!»
   Жуткая обида подступила к горлу агента судорожными рыданиями. Но Шмалдер быстро взял себя в руки и принялся тихо молиться верховному американскому божеству Рональду МакДональду.
   Молитва помогла довольно своеобразно.
   Сук, на котором висел секретный агент, подломился, и Шмалдер аки камень устремился вниз.
   Тут-то ему и повезло вторично.
   Крепкие сосновые ветки значительно смягчили падение, и агент благополучно брякнулся оземь, сохранив все свои кости в целости и сохранности. Не повезло лишь мягкому месту.
   Зад Шмалдера теперь напоминал диковинного ежа или, скорее, заокеанского ощетинившегося дикобраза.
   С тихими подвываниями секретный агент принялся осторожно выдергивать из мягкого места сухие иголки.
   Именно за этим болезненным занятием его и застали внезапно нагрянувшие к месту взрыва чудища. По всей видимости, чудища вознамерились полакомиться дармовой мертвечиной, ибо они здорово удивились, узрев Шмалдера живым и практически невредимым.
   — А-а-а-а!!! — заорал агент отнюдь не от боли в саднящем заду.
   Из-за деревьев медленно, как в страшном сне, выступили жуткие монстры, коих муторошно было даже описывать. Все сплошь черные, блестящие, покрытые местами белыми перьями и с топорами (?!!).
   С топорами?!!
   — Дай на опохмел, мил человек, — хрипло проревел один из монстров, громко клацнув кривыми зубами.
   Шмалдера передернуло, и, подхватив с земли немного обуглившийся заветный саквояжик, американец побежал куда глядели его вытаращенные от страха глаза.
   — Дай на опохмел, сволочь заокиянская! — жутко неслось ему вслед, но агент не оборачивался.
   Ледяной первобытный ужас охватил его в тот момент, и именно с этого самого дня Шмалдер слегка тронулся умом.

ГЛАВА 13
О том, чем же все-таки закончились в славном Новгороде свободные выборы

   Оказавшись в Новгороде, княжьи племянники лишь диву давались да с открытыми ртами глазели по сторонам. Столько честного народа они еще ни разу в своей жизни не видывали. Кого тут только не было. Казалось, со всех земель расейских съезжались в Новгород зеваки, дабы поглядеть на знаменательные выборы местного головы. Создавалось впечатление, что на Руси, окромя как по великим городам шататься, и делать-то нечего.
   Взяли бы, к примеру, да крышу прохудившуюся у себя в доме починили или мусор на дороге прибрали, ан нет, шатаются без дела по уделам, празднества всяческие выискивают. Посмотрят вот дерьмократические выборы и всем миром в град Кипиш пойдут, где со дня на день должно было начаться грандиозное Общерасейское Вече.
   — Гляди, Тихон! — Григорий остановился у невысокой яблоньки, на стволе которой висел кусок потрепанной бересты.
   — Лихо? — не поверил своим глазам Тихон, в замешательстве рассматривая маленькую картинку.
   — Смутьян Павел Расстебаев, — прочел чуть ниже Гришка. — Так оно что, ко всему еше и мужик?!!
   Племянники в ужасе переглянулись.
   — Эй, родимые! — донеслось из толпы праздношатающихся. — Отчего врата городские не сторожите?
   Но княжьи племянники лишь небрежно отмахнулись.
   Все же им не следовало забывать, что одеты они в чужую одежку и рано или поздно кто-нибудь да освободит связанных стражников.
   Весь честной народ постепенно вливался на городскую площадь, и дружинники с интересом последовали за галдящей ватагой уже слегка подвыпивших русичей.
   Во всевозможных мелких лавчонках шла бойкая торговля баранками, сладостями, карамелью и прочими шибко ходкими во время народных гуляний товарами. Тьмутараканчане нелегально приторговывали настоянным на мухоморах первачом, эфиопы предлагали дивные заморские пряности, а иудеи, как всегда, весьма проворно распродавали разноцветный лед для лизания, хотя жаркий сезон давно уже прошел.
   Прямо по центру городской площади был сооружен высокий деревянный помост. Внизу под помостом стояли большие урны, куда голосующие должны были бросать камешки. Но народ пришел в город в основном политически неграмотный, поэтому в некоторые урны кое-кто из толпы уже успел набросать мусор, а некоторые и плюнуть.
   Власти, усмотрев в этом происки политической оппозиции, выставили рядом с урнами ратников с копьями, кои матерно отгоняли от помоста самых ретивых.
   На деревянном возвышении были установлены длинные скамьи и небольшая греческого образца трибуна. На скамьях уже сидели мающиеся от безделья новгородские бояре, а у трибуны ораторствовал один из кандидатов на пост городского головы. Увидав этого кандидата, Гришка с Тихоном оторопели. Что и говорить, странный был кандидат. До пояса вроде как мужик, а дальше… страшно подумать — ЛОШАДЬ! Это ж какие злые чары этакое чудовище могли породить?
   — Равенство и свобода! — зычно вещал с трибуны жуткий человекоконь. — Справедливость и всеобщее братство! Нет произволу! Нет тирании!
   — Да-а-а-а!!! — подхватила пьяная в стельку толпа.
   — Не позволим!
   — Да-а-а-а…
   — Каленым железом…
   — Уа-а-а-а…
   — Сокрушительный удар по врагам дерьмократии…
   — Енто кто таков? — спросил Гришка у невысокого, едва державшегося на ногах мужичка, который весело размахивал драной шапчонкой.
   — Енто Сивый Мерин! — значительным тоном ответил мужичок. — Из далекой Хреции к нам приплыл. Большой специялист по дерьмократии, главный кандидат на должность головы. Ах, как врет, как славно заливает, сразу видно, наш в доску!
   — А чего у него торс лошадиный, хвост да копыта?
   — Так он же ентот… — мужичок громко икнул, — хентавр. У них там в Элладе много таких водится. Пастухи ведь с местными кобылами… ну вы понимаете…
   — Вот енто да-а-а-а… — протянул Гришка, содрогаясь от ужаса.
   — Не позволим!
   — Ура-а-а-а…
   — О чем это он? — Тихон пытался безуспешно постичь смысл речи хентавра, но как ни старался, так ничего толком и не понял.
   — А это и не важно, — усмехнулся Гришка. — Все ведь вокруг, окромя нас, вусмерть пьяные. Тут не смысл значение имеет, а интонация. А интонация у этого Сивого Мерина что надо, боевая, с запалом. У нас народ таких вот пустословов знаешь как любит. Теперь ему осталось только спуститься вниз и с каждым выпить, тогда голоса присутствующих у него в кармане.
   — Боюсь, что не выдержит заморская конячка, — знающе заметил Тихон, — скопытится…
   — Все верно! — согласился с братом Гришка. — Они там в этой Хреции по части выпить слабаки. Даже вино и то водой разбавляют.
   — Да ну?!!
   — Здоровьем Всеволода клянусь!
   — Справедливость и нерадивость!
   — Ура-а-а-а…
   — Заветы великого Плутарха… чтим!
   — Ура-а-а-а…
   — Эй, уважаемый? — Григорий обернулся к знакомому мужичку, но за спиной того не обнаружил.
   Мужичок уже спокойно лежал на земле и вовсю тянул лыбу аки «идиот малахольный». Над его распростертым телом стоял огромный богатырь в дивной кольчуге и в дурацком шлеме, точной копии медового бочонка с крантиком. Добродушно улыбаясь, богатырь протирал тряпочкой зловещий кузнечный молот, с умилением глядя при этом на надрывающегося оратора.
   Лицо у него почему-то слегка отливало нездоровой синевой.
   «Болен, что ли, чем?» — удивился Гришка, а вслух спросил:
   — Можно ли тебе, добрый человек, задать один вопрос?
   Навий богатырь перевел взгляд на дружинника:
   — Спрашивай, мил человек, отчего же не спросить, отвечу, коль знаю.
   — Емельян Великий нынче в Новгороде обретается аль нет?
   Богатырь призадумался:
   — Это ты о Емельке-щуколове?
   — Ага!
   — Нет, в Новгороде его точно быть не может, я бы… м… м… я бы почувствовал.
   — Вот так-то! — сказал Тихону Гришка, и княжьи племяши снова пригорюнились.
* * *
   Чертов иудей оказался хуже пресловутого банного листа, намертво приклеившегося к распаренной заднице. То, как грубо он был выдворен из корчмы, его ничуть не смутило.
   Через четверть часа Соломон как ни в чем не бывало снова вошел в питейное заведение и направился прямиком к столу, где по-прежнему отдыхали с дороги богатыри.
   — Не хотите заказных убийств, ну и не надо, — весело согласился он, садясь рядом с недовольным Колупаевым.
   — Я тебя о чем предупреждал? — хрипло прорычал кузнец.
   — Да ладно вам, народ уже ждет своего героя. Пора!
   Слегка протрезвевший Муромец, часто моргая, непонимающе пялился на Соломона.
   — Мужик, ты кто? — басом спросил Илья, с трудом силясь сообразить, где это он находится и как его, собственно, зовут.
   Данный вопрос иудея ничуть не смутил.
   — Соломон Фляр из Херусалима к вашим услугам, — поклонился Соломон, галантно снимая шляпу.
   — Эй, а что это у тебя там на макушке черное? — спросил Степан, с интересом рассматривая лысину иноверца.
   — Это? — Соломон дотронулся до маленькой черной подушечки. — Ермолка. Смягчает удар, когда меня бьют по голове. Ведь шляпа… м… м… не всегда под рукой.
   — Хитро, — усмехнулся Колупаев, — а как же она у тебя с головы-то не спадает?
   — А я ее приклеил смолой!
   — Мужик, — снова заканючил Муромец. — Ты кто такой?
   Степан грустно вздохнул.
   — Идемте-идемте, негоже заставлять избирателей ждать, — неустанно подбадривал русичей Соломон.
   Да и вправду, засиделись они с Ильей в корчме. Подхватив Муромца под белы рученьки, Колупаев поволок богатыря к выходу.
   — А ты кто такой? — заорал Илья на самое ухо кузнецу, — Ты кто, понимать, такой? Я тебя спрашиваю?
   — Заткнись! — зло прошипел кузнец и чувствительно врезал Муромцу по ребрам.
   Богатырь сразу же внял.
   Соломон действительно не соврал, что было по крайней мере удивительным. Народ и впрямь уже ждал героя.
   — Ура-а-а-а… — взревела на редкость разношерстная толпа, в которой кого только и не было: и татары, и седорусы, и эфиопы и… да всех не перечислишь.
   Много бездельников по Руси без особого смысла шаталось. Им только дай повод глотку подрать.
   — Вы кто такие?!! — злобно выкрикнул Муромец, но толпа решила, что он ее приветствует, и потому взвыла пуще прежнего.
   Корчма «У Анчутки» находилась рядом с городской площадью. Илью со Степаном подхватили на руки и понесли к деревянному возвышению. Муромец, как ни странно, упирался, направо и налево вырубая радостно орущих избирателей. Но на место упавших тут же приходили новые улыбающиеся рожи.
   Колупаев же особо не сопротивлялся, передряга была интересная, хотя и чертовски опасная.
   — Вот он наш герой! — во всю глотку кричал взобравшийся на трибуну Соломон (и когда он только успел?). — Наша легендарная знаменитость! Душа Руси Илья Муромец! Богатырь, коему нет равных ни в одной земле! Это он, да-да, ОН победитель Соловья-разбойника. Это ОН, погубивший ужасного двенадцатиголового Змея. Слава-слава Илье свет Муромцу. Ура, братья!
   — Ура-а-а-а… — взвыли избиратели, забрасывая отбивающегося богатыря на помост.
   Колупаева слегка уронили, но, несмотря на это, он смог подняться на помост самостоятельно.
   Наверху уже собрались новгородские бояре (они же городской совет), бывший голова города (лысый, безумного вида старец) и странный полуконь-получеловек, очень нагло и высокомерно посматривавший на дико таращившегося по сторонам Илью.
   Илья, судя по всему, был сейчас совершенно невменяем.
   — Люд расейский! — прокричал с трибуны Соломон, и кузнец удивился, почему никому не придет в голову здравая мысль прогнать наглеца. — Россияне! Перед вами последние два кандидата. Они, только они прошли отборочный тур до самого конца и вышли в финал.
   — Ура-а-а-а…
   — Все прочие претенденты сняли кандидатуры с голосования. Попрошу вас опустить в избирательные урны белые аль черные камушки. Белые означают «ЗА», черные соответственно, «НЕТ». У кого из кандидатов будет в урне больше белых камушков, тот и победил. Правая урна Ильи Муромца, левая Сивого Мерина. Кандидаты, скажите пару слов честному люду, пока не все еще проголосовали.
   Несколько озверелого вида ратников (в количестве десяти человек) подволокли к трибуне отбивающегося Муромца.
   Толпа на площади стихла.
   Муромец перестал отбиваться и осоловело поглядел на честной люд. От него ждали СЛОВА, на него надеялись.
   Но, как назло, в голову богатыря не забредала ни одна дельная мысль и уж тем более дельное слово. Илья собрал разбегающиеся мыслишки.
   — Вы кто такие?!! — отчаянно завопил он.
   — Илья-а-а-а… — радостно взревела в ответ толпа. — Ура-а-а-а…
   Муромца с трудом сняли с трибуны, к которой гордо прогарцевал Сивый Мерин.
   — Братья русичи, — прокашлявшись, начал кентавр. — Мы не позволим, чтобы…
   Договорить бедняга не успел, ибо в ту же секунду в него полетели огромные черные булыжники. Человекообразная конячка удивленно заржала и, сраженная камнем в лоб, свалилась вниз, на охранявших избирательные урны ратников.
   — С перевесом в тысячу голосов, — заорал вездесущий Соломон, — победил русский былинный богатырь Илья Муромец!
   — Илья-а-а-а!.. — проревела толпа, — Давай! — Все истово принялись скандировать:
   — Слово, слово, слово…
   И вот именно в этот самый момент Колупаев понял, что дело совсем плохо. Их новгородское приключение дошло до острого, смертельно опасного пика.
   Словно в подтверждение самых худших опасений Степана, волшебные сапоги самовольно переступили с ноги на ногу.
   Кое-как разобравшись в странной ситуации, Муромец снова с большим трудом взобрался на трибуну. В голове у него сейчас царила удивительная ясность. Вот он, момент настоящей неподдельной славы.
   Его признали!
   Ай да Муромец!
   Чем он не мудрый политик?
   Новгородский голова! Что ж, звучит неплохо. Чертовски здорово звучит.
   — Давай, Илюша, не подведи! — шептал богатырю Соломон. — Народ ждет от тебя новых дерьмократических реформ…
   — Ну, во-первых… — Муромец обвел мутным взглядом притихший люд. — С этого дня все корчмы города, понимашь, работают бесплатно!
   — Ура-а-а-а!
   — Во-вторых, узакониваю многоженство!
   — Что?!! — не поверил своим ушам Колупаев. Второе «ура» получилось несколько послабее предыдущего.
   — Также разрешаю мериканскому царю Жорджу, — грохнул Муромец кулаком по трибуне, — строить, понимашь, на Руси военные заставы.
   Толпа тихо зароптала, трезвея на глазах. Соломон куда-то бесследно исчез. Встревоженные бояре, показывая на богатыря, крутили пальцами у висков.
   Степан побледнел.
   — И еще одно. — Муромец вовсю пожинал плоды своей славы. — С этого самого дня дозволяю всем без исключения русичам пить кумыс и есть козий сыр, а половцам беспрепятственно передвигаться по Руси и сливаться с населением.
   — А-а-а-а… — взвыла толпа, и, разметав опешившее оцепление, честной люд начисто снес помост, обрушив его на землю.
   Чудом успев уцепиться за Муромца, Колупаев вместе со свихнувшимся богатырем повалился в случившуюся рядом телегу с сеном.
   Судя по доносившимся из обломков крикам, честной народ тузил вопивших от ужаса бояр.
   На возу, где барахтались в сене богатыри, аки чертик из коробочки возник Пашка Расстебаев.
   — Дави бобров! — залихватски закричал он и, по-разбойничьи свистнув, наклонился к Колупаеву: — Трогай, что смотришь, сейчас бить будут!
   Кузнец не сплоховал.
   Телега, словно таран, с грохотом прошила бушующую толпу насквозь. Кое-кого переехали, но в сложившихся обстоятельствах это уже особого значения не имело.
   — Вижу Расстебаева! — дико заголосил какой-то не в меру усердный ратник. — Держ-и-и-и супостата!
   — Быстрей! — Пашка ударил лошадь хлыстом. Часть толпы неуклюже кинулась в погоню.
   — В корчму! — Расстебаев швырнул в ближайшего мужика камнем. — Скорее, Степан, костей не соберем.
   — Давненько, Пашка, не виделись, — улыбнулся кузнец. — Чай ты вроде как похудел?
   Корчма «У Анчутки» по случаю итогового тура дерьмократических выборов была совершенно пуста. Ни посетителей, ни вышибал, ни самого корчмаря, лишь на ступеньках сидел толстый черный кот, который тщательно вылизывал лапу.
   — Вперед!!!
   — Мяу-у-у-у! — возмутилось животное, порскнув под крыльцо.
   Пашка обернулся:
   — Вроде как оторвались. Все внутрь!