— Значицца, так, — через пять минут нарушил тягостное молчание Колупаев. — Либо у нас окончательно съехала крыша, либо мы чего-то не знаем, что на Руси тайно от всех творится.
   — Второй вариант мне нравится больше первого, — сказал пиит. — Давайте я лучше прочту вам какое-нибудь свое стихотворение, и мы все дружно забудем о случившемся и выкинем его из головы.
   — Давай, — вздохнул Степан.
   — Дык… — кивнул Муромец.
   Ну а что еще оставалось делать?
   Не к ведуну же сельскому обращаться: умом, мол, тронулись. Эка невидаль?!! Да с этой болячкой на Руси чуть ли не каждый второй мается.
   И пиит радостно прочел:
 
«Я поэт!» — сказал я гордо,
Даже смело…
Промолчал бы, то б и морда
Уцелела…
 
   — Воистину! — выдохнул кузнец, и в угрюмом молчании они поехали дальше.
   К счастью, порешить юношу Илья больше не помышлял.
   Конечно, мало приятного, когда приходится время от времени сильно сомневаться в реальности происходящего, а то и в своих умственных способностях. Но ничего не поделаешь, биться над непостижимой загадкой — себе же вредить…
   — Башни Хмельграда! — через час объявил Колупаев, указывая на виднеющиеся за деревьями угловатые строения.
   Башен было всего лишь две, и цвета они оказались (во всяком случае издалека) довольно мерзкого, зеленого с темным отливом.
   — И что, там живут обычные люди? — сильно засомневался в целесообразности их путешествия Лука.
   — Не вполне обычные, — ответил кузнец. — Законченные алкоголики и дебоширы. Правит городом некий царь Панек, пьяница и сумасброд. Когда-то давным-давно один могущественный колдун из Средиземья забрел сюда случайно и решил немного с дороги чего покрепче выпить. Но в первой же корчме подгулявшие русичи, обозвав колдуна иудейской мордой, вышвырнули его вон, да еще и ногу сломали.
   — Врешь?!! — не поверил Илья.
   — Колдун сильно на город этот осерчал, — продолжал Степан, — и наложил на его жителей хмельное проклятие. Сколько те ни пьют, не пьянеют, но не пить никак не могут. Вот такая жуткая история.
   — Да ну вас, — махнул рукой пиит и попытался спрыгнуть с телеги.
   — Куда?!! — взревел Муромец, хватая юношу за подол женской рубахи. — Ишь ты, умник какой выискался! Думаешь, ратники Осмомысла тебя уже не ищут?
   Аргумент оказался веским, так что давать стрекача Лука на время передумал.
   На редкость пыльная дорога привела русичей к распахнутым воротам Хмельграда. У ворот там, где должна была бы стоять городская стража, валялся на земле какой-то грязный нищий с дырявой кружкой в руке и вяло отмахивался этой кружкой от летающих над ним мух.
   — Не пьянеют, говоришь? — Илья с усмешкой посмотрел на Колупаева.
   — Так то местные жители не пьянеют, — пояснил кузнец.
   — Дык а енто?
   — А енто кто-то из приезжих. Как мы. Что, думаешь, мало желающих в Хмельград попасть? Да от них отбоя нет. Спиртное-то здесь в корчмах подают за бесценок прямо из волшебных бездонных бочек. Просто сейчас не сезон. Многие халявщики в Новгород да в Кипиш подались поприсутствовать, так сказать, при великих событиях.
   При упоминании града Новгорода Муромца слегка перекосило. Видно, была еще жива память о давешнем позоре великом.
   — Ме-э-э-э… — проблеял с земли нищий, неистово размахивая кружкой.
   — Видно, горемычный так и не добрался до Новгорода, — посетовал Колупаев, сочувственно глядя на оборванца. — Лишь городские ворота одолел, а дальше вот скопытился.
   Въехали под арку.
   — А где же стража?!! — возмутился Илья. — Где дружина ратная, местный воевода, в конце концов?
   — Померли от цирроза печени! — пояснил кузнец и вдруг, приведя в остолбенение своих спутников, рывком остановил телегу, соскочил на землю и помчался вон из города.
   — Дык че… — тряхнул головой богатырь. — Я что-то не то спросил?
   — А я почем знаю? — огрызнулся пиит.
   Степан воротился где-то минут через десять. Воротился босиком, неся свои сапоги перекинутыми через плечо.
   — Что? — испуганно прокричал ему из телеги Муромец. — Что случилось?!!
   — Не идут, стервецы!
   — Кто? Сапоги?!!
   — Они самые. Великую опасность, видно, чуют, до самой Разлив-переправы едва меня не унесли.
   — Дык, может, вернемся? — с надеждой предложил богатырь.
   Но кузнец был неумолим, и с плохими предчувствиями на душе они въехали в город.

ГЛАВА 17
Хмельград

   Все в этой жизни рано или поздно возвращается на круги своя.
   Во всяком случае, свое очередное пленение Гришка с Тихоном восприняли с необычайным мужеством. Привязанные к широченному дубу, княжьи племянники мрачно наблюдали за тем, как Семь Семенов с небывалым азартом грабят телегу Сивки Урки. Все это происходило не на большой дороге, а в тайном лагере разбойников, куда пленных дружинников приволокли с завязанными глазами.
   Свои жуткие черные маски разбойники не снимали, и потому у Гришки с Тихоном затеплилась в душе слабенькая надежда, что их все-таки не убьют, а отпустят на свободу. Разбойники разбойниками, но они ведь не законченные душегубы в конце-то концов. Да и кто вообще рискнет такой грех на душу брать, как убийство княжеских дружинников? Да Всеволод Ясно Солнышко даже из-под земли, из Навьего Царства этих Семенов достанет и на кол, аки половцев поганых, живьем посадит. Сии рассуждения, конечно, успокоили братьев, но лишь на время…
   Один из разбойников отошел от раскуроченной телеги и не спеша приблизился к пленникам.
   — Так это вы Сивку в лесу оприходовали иль просто брошенную телегу на дороге нашли? — спросил Семен. Довольно провокационный вопрос, между прочим.
   Окал разбойник прямо как коренной волжанин. Так и вычислить его по особенности речи не составит большого труда.
   Который это из семи братьев, оставалось только гадать. Меньшой аль старшой или, быть может, сам атаман? Хотя, по слухам, вожака у Семенов не было. Таким образом, кого бы из них ни поймали, банда все равно бы исправно функционировала.
   — Ну что молчите, немые, что ли?
   — Ага! — хором подтвердили добры молодцы. Гришка поднапрягся и тут же вспомнил все семь воровских кличек Семенов: Вор, Ювелир, Стрелок, Половец, Глазастый, Изобретатель и, кажется, Знахарь. Настоящий бандитский клан, гильдия и профсоюз в одном лице.
   — Немые, значит. — Бандит под маской усмехнулся. — Немые аль идиоты?
   — И то и другое, — ответил Тихон.
   — Чудно. — Разбойник призадумался. — Хоть Сивка и не из нашей семьи, мы его все же уважаем. Понятное дело, при случае мы бы его, конечно, ограбили. Но он все-таки вор, свой, стало быть. — А вы, лоботрясы, судя по лоснящимся мордам, княжеские дружинники.
   — Никак нет, — быстро замотали головами добры молодцы.
   — Не врите, я вас насквозь вижу.
   «Стало быть, это Глазастый, — догадался Гришка, — худший из братьев!»
   — Сивке, судя по всему, вы сделали что-то очень плохое. Возможно, что и порешили рыжего, иначе бы живой он вам свой скарб ни в жисть не отдал. Жаль, жаль одноглазого. Как на балалайке играл, а как пел, ай-яй-яй, какого таланта Русь лишилась.
   — Хреново он пел, — огрызнулся Тихон, — и играл плохо, нечего нам тут зубы заговаривать.
   — Ага! — обрадовался разбойник. — Стало быть, вы не совсем идиоты. Идиоты так просто Сивку Урку не порешили бы.
   — Да не убивали мы его, — заорал Гришка, — бока намяли да отпустили! Очень надо о дрянь всякую мараться.
   — Нехорошо врать в вашем положении, — покачал головой Глазастый. — Безнадежное оно у вас, хуже некуда.
   — Отчего это безнадежное? — тут же насторожился Тихон.
   — Оттого что решили мы вас придать за убийство Сивки Великому Воровскому Трибуналу, судить, ну а затем… м… м… повесить. Кстати, как раз вот на этом самом столетнем дубе.
   — А-а-а-а… — дико заголосили княжеские племянники, да так заголосили, что даже Глазастый в испуге отшатнулся.
   — Повесишь, сволочь, тебе же хуже будет! — яростно взревел Гришка. — Да ты знаешь, ублюдок, кто мы? Мы племянники самого князя Буй-тура Всеволода. Съел, да?
   — М-да, это все меняет, — тут же кивнул разбойник. — В этом случае мы вас повесить, конечно, не сможем. Мы вас просто зарежем.
   И семеро Семенов издевательски заржали.
   Тут княжьим племянникам полный пердимонокль и настал бы, коль события не устремились бы в совсем уж неожиданное русло.
   Понятно, что, сидя в своем тайном лагере, Семены совсем не ожидали внезапного нападения и потому здорово растерялись, когда, внезапно выскочив из густых, совершенно непроходимых зарослей, в лагерь ворвалось…
   — Лихо! — закричал Гришка, впервые искренне обрадовавшись внезапному появлению цеплючей аки репей «красотки».
   — Одноглазое!!! — подхватил Тихон, пытаясь ослабить путы, связывающие руки.
   — Мальчики-и-и-и… — весело прокричала образина. — Я иду-у-у-у…
   Семены в панике бросились врассыпную.
   Но куда там, Лихо очень ловко их подсекало, срывало с них одежду и вязало крепкой веревкой, а затем складывало как дрова посредине лагеря.
   Ни один из разбойников не смог сбежать. Все семеро лежали в рядочек голыми задами кверху и не смели даже пикнуть.
   — И что дальше? — прошептал Гришка, у которого первая радость от появления Лиха слегка поубавилась, сменившись обреченным унынием.
   — Мне удалось ослабить веревку! — одними губами проговорил Тихон, тоже с опаской косясь на ужасную «красотку».
   Как говорится, из двух зол… Хотя кто знает, может, разбойничий нож был как раз тем самым меньшим злом?
   Лихо плотоядно облизнулось, с удовлетворением осматривая свою добычу.
   — Мужчины! — весело прощебетало оно и, пританцовывая (с хромой ногой это выглядело просто кошмарно), приблизилось к одному из Семенов, здоровому усатому бугаю с огромной задницей.
   Образина изящно наклонилась и, подцепив разбойника за пятку, поволокла его в ближайшие кусты.
   — Братья, — жалобно взвыл бандит, — помогите…
   — Держись, Ювелир, — отозвались остальные, — нам всем эта пытка предстоит.
   — Помоги-и-и-ите…
   И отчаянный крик захлебнулся, как только Лихо затянуло разбойника в густые кусты.
   — Есть! — Тихон присел и легко выскользнул из толстых веревок.
   — Скорее помоги и мне, — взмолился Гришка, припадочно дергаясь.
   — Сейчас, — давай вниз съезжай!
   Гришка охнул и, выпутавшись из веревок, тюком повалился в траву.
   Зловещие кусты дрожали, словно на них внезапно налетел порыв яростного урагана.
   — Ох-ох-ох… — странным голосом бормотало Лихо.
   — Ы-ы-ы-ы… — жутко мычал разбойник.
   — Что это они там делают?!! — недоуменно вытаращился на кусты Тихон. — Оно что, его душит?
   — Хуже, — содрогаясь, коротко бросил Гришка.
   — Хуже? Но ЧТО может быть хуже?!! — Григорий вздохнул и, наклонившись к братниному уху, что-то яростно зашептал.
   — Да ты что, НЕ МОЖЕТ ЭТОГО БЫТЬ!!!
   — Еще как может! С нами-то оно это и собиралось проделать!
   — Я бы точно тогда помер, — покачал головой Тихон, и они с братом снова в ужасе уставились на трясущиеся кусты, из которых тянулось монотонно жуткое «Ы-ы-ы-ы…».
   — Бегите, дурни!!! — хрипло прокричали лежавшие в ряд Семены. — Что рты открыли? БЕГИТЕ!!!
   Добрых молодцев не пришлось долго уговаривать.
* * *
   — Ну что, вроде на месте… — Высунувшись из кареты, Всеволод с сомнением разглядывал берег огромного гладкого, словно зеркало, озера.
   М-да, дивное озеро. Темно-синее и глубокое, видно, аж страх берет. К берегу шла широкая дорога, разбитая конскими копытами, изъезженная тяжелыми телегами. У воды дорога обрывалась, словно кто ее ножом срезал.
   Князюшка нехотя вылез из кареты.
   — Ну и кто мне теперь все это объяснит?
   Из окошка экипажа опасливо высунул длинный нос Николашка.
   — Ты это о чем, князюшка?
   — Я вот об ЭТОМ!!!
   Перст Всеволода довольно красноречиво указывал на огромную кучу конского навоза, лежавшую аккурат там, где дорога исчезала. Куча слегка дымилась.
   — Где? Где только что прошедшая здесь лошадь?!! — Николашка пожал узенькими плечиками:
   — Может, волки съели?
   — Волки? — Глаза Всеволода налились опасной краснотой. — А свежую кучу она наваляла, значит, от страха?
   Бравая дружина смущенно переминалась с ноги на ногу позади кареты.
   По всем прикидкам град Кипиш должен был стоять строго на берегу этого самого озера. Вся курьезность ситуации заключалась в том, что ни Всеволод, ни его секретарь, ни сама дружина ни разу в этом граде Кипише не были. Где находится, знали, людей оттуда встречали, и вот на тебе… нетути.
   — Непорядок. — Князюшка почесал подбородок и не спеша прошелся вдоль дороги. — Озеро есть? Есть! Дорога есть? Есть! Конская куча наличествует? Наличествует! Где же, лешего за ногу, сам ГОРОД?!!
   — Эгей ухнем по сосне топориком! — донеслось издалека. — Эгей ухнем, снесем под корень, будет пень…
   — Что? — Всеволод резко обернулся.
   По дороге браво маршировал и дровосеки. У каждого на плече по топору, на головах щегольские каскеты, новые рубахи, сапоги блестят, загляденье. Сразу видно, на большую пьянку мужики идут, не иначе.
   Дровосеки были чужие, не сиверские, иначе князюшка тут же приказал бы дружине расчехлить пушку и вдарить по супостатам осколочным.
   — Гэй-гэй-гэй, руби ельник не робей! — неслось над озером.
   — А вот я сейчас посмотрю, куда они повернут, — ехидно рассмеялся Всеволод и, забравшись обратно в карету, дал пинка залезшему с ногами на мягкие сиденья Николашке, а затем принялся наблюдать за дровосеками из маленького оконца.
   Но лесные труженики и не думали никуда сворачивать — ни в лес, ни в само озеро. Все так же браво маршируя, они спокойно дошли до конца дороги и все как один постепенно исчезли на глазах у совершенно очумевшего князя, дружины и четверки запряженных в карету коней.
   — Нет, Николашка, ты это видел?!! — по-прежнему не веря своим глазам, выдохнул Всеволод.
   — Видел, князюшка, все как есть видел. Чудеса, да и только.
   — Ворожба чья-то могучая! — зароптали дружинники. — Лихое место, бежим, други, пока не поздно!
   — Дезертиров собственноручно буду топить в озере, — несколько небрежно бросил в сторону князюшка. — Прямо в ратной кольчуге.
   Дружинники задрожали, желание бежать у них резко отшибло.
   — Стало быть, магия! — Всеволод нехорошо прищурился.
   Ох, и не понравился Николашке ентот прищур, сильно не понравился, ибо секретарь отлично знал, что обычно за этим прищуром следовало.
   — Расчехлить пушку! — рявкнул князь, да так рявкнул, что дружина, побросав копья, в панике заметалась по берегу озера.
   — Отставить бардак! — продолжал орать Всеволод, — Расчехлить орудие! Направить дуло на конец дороги.
   Тут наконец до дружины дошло, что князь не собирается использовать пушку против них. Просто Всеволод только что сошел с ума, только и всего.
   Орудие расчехлили, зарядили, развернули.
   — Все готово, князюшка! — браво отрапортовали дружинники.
   В руках одного из воинов уже дымился запал.
   — Пли!!!
   Пушка выстрелила.
   Ядро ушло точно в то самое место, где обрывалась дорога.
   Грянул взрыв, и буквально из ниоткуда на дорогу полетела каменная крошка и чей-то блестящий щегольский сапог.
   — Мама!!! — завизжали ратники, шарахаясь от этого самого сапога.
   — Стоять! — Всеволод уже приготовил свой верный лук. — Стоять, сучьи дети! Неужель вы никогда жареный сапог не видывали?
   — Не видывали, князюшка! — сбившись в плотную кучу, хором ответствовали дружинники.
   — Похоже, в одного из дровосеков попали, — осторожно прокомментировал Николашка.
   Дым и пыль быстро осели, а на краю дороги из воздуха возник взъерошенный князь Осмомысл и хрипло заголосил:
   — Вы что это, ироды поганые, делаете?!! Совсем с ума от пьянки сбрендили?
   — Это не мы, — испуганно зароптали воины. — Это все он!!!
   И дружинники все как один указали на Всеволода.
   — Ах так! — покраснел Всеволод. — Лишаю вас, июдино племя, годичного жалованья и половины обеденной пайки!
   — Всеволод?!! — Осмомысл оторопело уставился на брата. — Как же это я сразу-то не догадался, что это ты? Кому еще из князей придет в голову безумная мысль палить из пушки по вратам града Кипиша.
   — По вратам, говоришь? — снова взъярился Всеволод. — Каким вратам, леший тебя за ногу? Где врата?!!
   Крепко сжав зубы, Осмомысл схватил брата за рукав роскошного камзола и поволок его к краю озера.
   — Гляди сюда, дурья башка! — Всеволод поглядел.
   В озере, словно в волшебном зерцале, отражался великолепный город с белоснежными башнями и хрустальными прозрачными шпилями, на которых вовсю крутились диковинные флюгера, вырезанные в виде всяких былинных зверушек.
   — Невидимый град! — прошептал Всеволод. — Так это не легенда?!!
   — Конечно нет, болван, — подтвердил Осмомысл. — Идем со мной, все уже собрались, только тебя, дурака, дожидаемся.
   И кавалькада дружинников вместе с княжеской каретой медленно въехала в невидимые врата невидимого града.
* * *
   Странно, но народа на улицах Хмельграда валялось немного. В основном это были совершенно недвижимые субъекты, пребывавшие в состоянии крайнего алкогольного опьянения.
   — Все по корчмам сидят, — пояснил Колупаев. — Их в Хмельграде больше сотни.
   Сам город вид имел неопрятный, заплеванный и ободранный. Понятное дело, жителям было не до внешнего вида их жилищ. Единственное приличное, опрятное место обнаружилось возле высокой черной башни, у входа в которую стояли на посту два зверообразных ратника.
   — Интересно, что тут? — спросил Лука. — Княжеский постоялый двор?
   Заговаривать с ратниками, судя по их лицам, не стоило. И потому русичи изловили одного нетрезво державшегося на ногах прохожего и принялись его с переменным успехом расспрашивать.
   — Мил человек, а мил человек, мы приезжие, что это за башня? — поинтересовался Степан, придерживая прохожего за плечо.
   — Эта? Ик…
   — Да, эта.
   — В башне… ик… живет… ик… царь.
   — Царь?!!
   — Ну да… ик… царь Пенек… тьфу ты, Панек.
   — Мужик, а Емельян Великий в Хмельграде случайно не гостит? — пробасил Илья Муромец, с неудовольствием рассматривая черную башню.
   — Я Емельян! — ответил прохожий и попытался упасть на Колупаева.
   — Да нет, — поморщился Муромец, — нам Великий нужен.
   — А чем я не великий? — возмутился прохожий. — Ты че, мордатый, меня не уважаешь? Я, между прочим…
   — А почему охрана у башни стоит? — очень вовремя перебил прохожего Лука.
   — А чтобы… ик… царь не сбежал!
   — Почему это, чтобы не сбежал?
   — А вот… ик… потому. Бояре его уже больше десяти лет в башне держат, в плену… ик… значит.
   — Э… непорядок, — взревел Муромец, сильно нахмурившись. — И никто, наверное, не знает, какие несправедливые безобразия на Руси творятся.
   — Почему… ик… не знают? — удивился прохожий. — Все знают!
   — Свободен. — Степан развернул мужика кругом и ловко подтолкнул в сторону корчмы, куда он (мужик) аки диковинное механическое творение Кукольного Мастера неспешно (но целеустремленно!) поковылял.
   Еще больше помрачневший Илья извлек из ножен булатный меч.
   — Непор-р-р-р-рядок, — грозно рявкнул он, направляясь к башне.
   — Чего это с ним? — испугался пиит, пялясь на озверевшего богатыря.
   — Илья, стой! — закричал Колупаев. — Сейчас не время, да и не место для ратных подвигов.
   Но Муромец его, понятно, не послушал.
   — Чего это он? — снова спросил Лука. Кузнец тяжко вздохнул:
   — Снова на принцип пошел. Это с ним часто в последнее время случается. Следствие психической травмы, ентой, как ее… ну, в общем, временное помешательство опосля долгого сна.
   — Бодун, если короче, — усмехнулся юноша.
   — Ну, навроде того, — подтвердил Степан, не желая вдаваться в подробности, в коих он ничегошеньки не смыслил.
   Колупаев прекрасно понимал, что пытаться остановить ни с того ни с сего заупрямившегося богатыря гиблое дело.
   Ратники у входа в башню на агрессивные наезды Муромца никак не реагировали, что выдавало в них великих мастеров своего дела. Такие до последнего невозмутимо смотрят сквозь противника, а затем раз… и одним точным ударом выводят его из строя.
   — Ядрить! — утробно взревел Илья, сильно раздосадованный безразличием стражи.
   Огромный кулак в кольчужной перчатке по очереди отпечатался на щеках бравых вояк.
   Сохраняя на лицах все то же выражение угрожающего превосходства, стражники, словно деревянные истуканы, повалились на мостовую.
   Подбежал несколько растерявшийся Колупаев и, заглянув лежащим ратникам в глаза, сразу все понял.
   — Да их уже давно кондратий хватил! — нервно сообщил он Муромцу. — Вон вмятины какие в шлемах. Допились до полного онемения членов, оттого, видно, их здесь и поставили, дабы отпугивать нежеланных гостей. Таких, как мы.
   — Таких, как мы?!! — зарычал Илья, высаживая ногой дубовую дверь. — Ну я им сейчас покажу!!!
   И полоумный богатырь скрылся в черной башне. Степан с Лукой переглянулись.
   Колупаев сунулся в дверной проем. Там начиналась винтовая лестница, круто уходившая вверх, куда только что умчался бешеный Илья Муромец.
   — Что ж, подождем малость! — пожал плечами кузнец, не желая вмешиваться в очередное ратное безумство.
   Ждать долго не пришлось.
   Внутри башни раздался дикий крик, и на улицу из темного дверного проема выскочил совершенно ненормального вида седой старикашка в грязной исподней рубахе и в золотой короне на плешивой голове.
   — А-а-а-а… — жутко заголосил он, вращая ошалелыми глазами. — Свобода-а-а-а!!!
   Степан присмотрелся.
   Царь явно страдал сильным косоглазием. Оба его безумных глаза глядели в совершенно разные стороны.
   — Держите его!!! — глухо донеслось из недр башни. — Если царь побежит куда глядят его глаза, это все!!!
   Царь ухмыльнулся и именно это и сделал, а затем… То, что произошло затем, повергло Колупаева с Лукой в глубокий ступор.
   Царь рванул с места и… раздвоился.
   Вместо одного Панька к городским воротам бежало сразу два царя!
   — Нет! — хором взвыли в башне, и на улицу выскочили бледные толстые бояре в высоких шапках.
   — Они убегают!
   — Оба!
   — Все, быть теперь смуте, кровопролитию великому!
   — Почему это? — спросил Степан у отчаянно рвущих на себе бороды бояр.
   — Потому что у Хмельграда теперь два царя!!! — завизжали бояре. — О, горе нам, горе…
   Одно из забитых досками накрест окон башни с треском разлетелось, и оттуда ласточкой вылетел ревущий, словно раненый бык, Муромец. Судя по всему, в окно богатыря выкинули взбешенные бояре.
   Упав на землю с приличной высоты, Илья, однако, не зашибся, а лишь поправил шлем и тут же, вскочив на ноги, припустил наутек. Ясно было, что боевой запал у него уже бесследно исчез.
   — Это вы во всем виноваты! — потрясали кулаками бояре, надвигаясь на Колупаева с Лукой. — Бей мерзавцев, братья!
   Кузнец стремительно вскочил на телегу (без помощи волшебных сапог!) и, хлестанув Буцефала, погнал повозку вон из города. Сидящий позади Лука принялся швырять в бегущих следом бояр ржавыми подковами, в изобилии валявшимися на дне телеги.
   — Нужно все исправить! — кричал Степан, орудуя хлыстом. — Иначе нас повесят!
   — Повесим-повесим!!! — ревели бояре. — Еще как повесим…
   Но через пару минут преследователи отстали, не в силах продолжать погоню. С такими животами, как у них, особо не побегаешь.
* * *
   — Илья, слезай! — Колупаев неистово затряс высокую осину, на верхушке которой сидел скукожившись Муромец. — Слезай, кому говорю, не то хуже будет…
   — А где Паньки? — осторожно спросил богатырь, пока что и не думая спускаться вниз.
   — Вокруг города бегают, — ответил Колупаев.
   — А что бояре?
   — В Хмельграде остались. Ополчение по корчмам супротив нас собирают.
   — Енто, интересно, из кого?
   — А я почем знаю, — пожал плечами кузнец. — Слезай, кому сказал!
   — Слезай-слезай, — поддержал Степана Лука. — У нас план есть, мы уже знаем, как все исправить.
   — Точно знаете?
   — Точно.
   Илья неохотно спустился с осины на землю.
   — У… остолоп! — Кузнец отвесил Муромцу хорошую оплеуху.
   — Ты же обещал меня не бить! — обиженно заныл богатырь, хватаясь за покрасневшую щеку.
   — Я соврал, — зло усмехнулся Колупаев. Он с чувством сплюнул и, достав из телеги золотой ларец, тихо произнес волшебную формулу…
   — Гляди, Вован, мы снова здесь!!!
   — Ну, блин, Санек, попадалово!..
   Двое из ларца укоризненно глядели на русичей.
   — Ну че вам, недоделкам, опять от нас нужно? — Кузнец объяснил.
   — Один момент, — сказал Санек, и двое из ларца безо всякого предупреждения исчезли.
   Раздался рев невиданного животного, и прямо из сгустившегося на мгновение воздуха на дорогу выскочил огромный, дышаший жаром, блестящий механизм.
   Русичи в страхе отпрянули, ибо подобного не видели даже в самых страшных снах.
   Больше всего ЭТО походило на самоходную повозку изобретательных мериканцев. Четыре необычайно толстых колеса, прозрачные выпуклые оконца, плоская крыша. Нет, это было нечто совершенно неописуемое.
   Двое из ларца сидели внутри потрясающего механизма и дружно оттуда лыбились.
   — «Гранд Чероки», последняя модель! — сообщил русичам улыбающийся Санек. — Совсем недавно в кредит взял.
   — Крутая тачка! — кивнул Вован. — С понятием. — «Крутая тачка» приглушенно зафырчала и зажгла на плоской морде два длинных зловещих глаза.