— А где сейчас ваши братья? — поинтересовалась она.
   — Не знаю точно. Они уехали из дома в шестьдесят втором — чтобы присоединиться к конфедератам. С тех пор я ничего о них не слыхал.
   — Ничего не слыхали целых шесть лет? — изумилась девушка. Скорее всего братья погибли на войне.
   — Я знаю, о чем вы подумали, но здесь вы ошибаетесь. Братья в состоянии сами позаботиться о себе. Флинт слишком умен, чтобы попасть в ловушку янки, а Клив способен выпутаться из любого переплета. — Люк рассмеялся. — Нет, с ними все в порядке. Еще не родился тот янки, который сумеет опередить, перехитрить или одурачить их. — В глазах Люка загорелся горделивый огонек.
   — Но как же они узнают, где найти вас? — тихо спросила Хани.
   — Наши пути обязательно пересекутся. Зная моих братьев, можно не сомневаться, что они разыщут бандитов, которые напали на ранчо. — С улыбкой Маккензи добавил: — Флинт способен отыскать муравьиный след в песчаную бурю, а Клив попадает в глаз комара с трехсот ярдов. — Улыбка исчезла с лица Люка, он задумчиво посмотрел вдаль.
   — И вы наверняка были бы с ними, если бы не Джош, — догадалась девушка.
   — Все это больше касается меня, а не их. — Они обменялись долгим взглядом, и Люк продолжил: — Когда я вернулся на ранчо, мне пришлось разыскивать Хуана Моралеса, у которого находился Джош. А потом оказалось, что Джош не может говорить. Думаю, Сара бы хотела, чтобы я сделал все возможное, поэтому я не смог оставить его там. Вот так мы и оказались в Калифорнии.
   — Но почему именно в Калифорнии? Почему бы вам не остаться на ранчо?
   — Я заезжал туда в надежде встретить там братьев. Один бродяга сказал мне, что видел на ранчо Флинта. Но… он уехал.
   — Но почему же вы не остались там?
   — Техас просто обнищал после войны. На восстановление ранчо и на запасы было нужно немало времени и денег, а у меня на руках был четырехлетний сынишка и ни цента в кармане. Бродяги сообщили мне, что Флинт отправился в Калифорнию, поэтому я тоже поехал сюда и осел в Огоктоне. Но как только представится возможность, я присоединюсь к братьям и продолжу поиски бандитов.
   — Значит, Дуг был прав. Как только Джош начнет доверять вам, он тут же вас и потеряет, — заметила Хани.
   Желая утешить девушку, шериф широко улыбнулся и сказал:
   — Ненадолго. Лишь до тех пор, пока я не покончу с этим затянувшимся делом. А потом мы вернемся в Техас. Надеюсь, Флинт не найдет этих негодяев без меня. В ярости мой брат становится неуправляемым.
   — А я-то думала, что вы преданны закону и порядку, шериф Маккензи.
   — Так и есть, именно поэтому я и хочу найти людей, издевавшихся над моими родными.
   — И вы намереваетесь арестовать убийц и привести их в суд? — поинтересовалась Хани.
   — Когда я разыщу их, у меня при себе не будет шерифской звезды. — Люк поднялся. — Ладно, пожалуй, пора и за дела браться. Позовите меня, если понадоблюсь. — Остановившись у двери, шериф снял с крючка свою шляпу и с улыбкой оглянулся на девушку. — А ты сварила отличный кофе, сойка.
   Он ушел, а Хани все еще сидела за столом. «Забавно, как один случай может изменить судьбу человека», — подумала девушка. Ведь только вчера они с Люком спорили и ссорились. А потом произошла вся эта история с лошадьми и собакой. А кончилось тем, что они разговаривали все утро, как старые друзья.
   Отодвинув стул, девушка встала, собрала чашки и понесла их в раковину.
   — Но ведь на самом-то деле ничего не изменилось, — прошептала она.
   Вытерев стол, Хани заглянула в комнату Джоша. Мальчик сидел на полу, положив голову собаки себе на колени. Девушка присела рядом.
   — Ну как дела у нашего дружка? О-о! Кажется, песик немного ожил, — весело проговорила девушка.
   Не обращая на нее внимания, ребенок продолжал поглаживать голову собаки.
   — Как мы назовем его? — спросила Хани.
   Мальчик не ответил, и она твердо сказала:
   — Вот что, молодой человек. Теперь я точно знаю: вы понимаете меня, так извольте отвечать. Только так мы сумеем договориться, Джошуа Маккензи; если вы хотите оставить у себя эту собаку, ей надо дать имя, чтобы она знала, что вы ее новый хозяин.
   Мальчик поднял голову и так взглянул на Хани, что сердце у нее защемило.
   — Амиго, — прошептал ребенок дрожащим голосом.
   — Амиго? Кажется, по-испански это друг, не так ли? — В глазах девушки заблестели слезы, но она заставила себя улыбнуться. — Значит, друг. Отличное имя, малыш. — Девушка обняла Джоша за плечи. — Смотри-ка, Джош. Нашему псу нравится новое имя.
   И в самом деле — Амиго слабо завилял хвостиком.
   — А теперь, по-моему, нам пора поговорить. С этого дня наша жизнь изменится. Теперь на свои вопросы я хочу получать ответы.
   Когда Люк вернулся домой, он услышал из окна голос девушки:
   — Итак, эта карта называется «дама».
   К удивлению шерифа, мальчик промолвил:
   — Хани.
   — Ну да, некоторое сходство со мной и в самом деле есть. Она, как и я, блондинка. И приносит удачу. — Помолчав, она спросила: — Ты, кажется, ничего не понял?
   Люк неслышно шагнул в дом и застыл в дверях. Сын сидел за кухонным столом напротив Хани, а собака лежала у него в ногах.
   Хани задумчиво провела пальцем по подбородку:
   — М-м-м… Как бы объяснить тебе? Дама несет с собой свет и правду.
   Правду! И Джош еще подумал, что его няня напоминает даму! Люк едва не засмеялся наивности ребенка. Все сходство заканчивалось на светлых волосах. Люк усмехнулся, но не сказал ни слова.
   — Что ж, продолжим, — заявила Хани, посмотрев на следующую карту. — А это волшебный король, — объяснила она. — Отличная карта, Джош. Означает, что в жизни у тебя есть какой-то темноволосый человек — честный и добрый. — Хани понизила голос: — Но он также может быть суровым и высокомерным. — Девушка наклонилась к мальчику. — Думаю, мы оба знаем, о ком идет речь, а? — Она улыбнулась.
   Джош на мгновение задумался.
   — О моем папе, — промолвил он.
   Закатив глаза, Хани кивнула, на что мальчик весело рассмеялся.
   Люк улыбнулся: он впервые в жизни слышал смех собственного сына.
   И это был восхитительный звук.

Глава 13

   К концу недели все повязки с Амиго были сняты, остался лишь лубок на задней лапе. Неотступно следуя за Джошем, пес, по сути, превратился в тень ребенка, который, в свою очередь, ни на мгновение не покидал Хани.
   А со всей троицы не сводил глаз Люк. Спасаясь от жары в тюрьме, шериф уселся на крыльце и тут же увидел неразлучную троицу, которая прогуливалась вместе с Синтией.
   Последние два года Маккензи постоянно ощущал на своих плечах тяжелый груз, но внезапно тяжесть стала исчезать, а его жизнь переменилась. С приездом Хани все постепенно становилось на свои места, да и Джош поправлялся почти так же быстро, как этот злополучный пес. И хотя Джош и Амиго все еще с подозрением посматривали на него, сразу было видно, что положение меняется, и меняется к лучшему.
   Хани занимала все его мысли, Люк то и дело поглядывал на девушку.
   В этот день на ней опять было ее зеленое полосатое платье, а копну светлых волос венчала легкомысленная шляпка. Даже издалека Люк разглядел, что Хани с изумлением слушает Синтию.
   Шериф обратил внимание, что за последнюю неделю их отношения с девушкой совсем изменились. Они оба с радостью замечали перемены в Джоше и, как хорошие родители, каждый раз обменивались многозначительными взглядами, когда ребенок делал или говорил что-нибудь интересное.
   Глядя на Хани, Маккензи почувствовал, что его будто волной горячей окатило. Эта чертовка все больше и больше проникала в его мысли, завладевала всем его существом. Господи, как же он хотел ее! Но Люк поклялся себе неотступно следовать пунктам их договора. Он-то, как дурак, бросил ей в лицо перчатку! Уж скорее бы пришел ответ на его объявление, а то ему не вынести этой нестерпимой боли в паху!
   — Доброе утро, шериф!
   Люк ответил улыбкой на приветствие Синтии. Поняв, что разговора не избежать, он поднялся и направился к жене доктора.
   — Доброе утро, — сказал Люк, подойдя поближе. Сняв шляпу, он отер лоб рукавом. — Чертовски жарко, не так ли, дамы?
   Маккензи снова нахлобучил шляпу и опустил глаза на Амиго, который, прихрамывая, подошел к нему и с подозрением стал обнюхивать его сапоги, словно перед ним был незнакомец. Люк легонько оттолкнул пса.
   — Вы правы, шериф, — устало проговорила Синтия. — Жаль, что вам приходится работать.
   — Мне всего час остался. — Люк наклонился к сыну. — Сынок, а не сходить ли нам с тобой на рыбалку, а? Что скажешь?
   Маккензи заметил, какой радостью загорелись глаза сына, который робко промолвил:
   — А Хани тоже пойдет с нами?
   Люк медленно выпрямился и взглянул на девушку.
   — Не знаю, может, ей лучше остаться дома? Хани поняла, что шериф предпочел бы обойтись без ее компании.
   — Да, Джош, я, пожалуй, останусь, у меня много дел. Но вот корзинку с едой я вам приготовлю.
   — Амиго, ты слыхал? Мы идем на рыбалку! — закричал Джош и вприпрыжку побежал к дому.
   — Я, наверное, тоже пойду. Дуг должен вернуться домой к ленчу, — заявила Синтия.
   Хани и Люк переглянулись.
   — Если хотите, можете пойти с нами, — наконец предложил шериф, обращаясь к девушке.
   — Да нет. Я же понимаю, что вам хочется провести день с Джошем наедине. Да и правду сказать, насаживание червяков на крючок не лучшее времяпрепровождение для дамы. — Чувствуя замешательство под его пронзительным взглядом, девушка заставила себя улыбнуться. — Пойду приготовлю вам еду. — И она поспешно направилась к дому.
   Глядя на знакомую удалявшуюся фигурку, Люк подумал о том, что настала пора быть честным с самим собой и признаться: он и в самом деле хотел пойти на рыбалку только с Джошем, но вовсе не по той причине, о которой говорила Хани.
   За последние дни они становились все ближе и ближе друг другу, и даже эта несчастная собака, казалось, вошла в их круг. Они уже были похожи на настоящую семью. Но Люку не давала покоя мысль о том, что девяносто дней не продлятся вечно, а когда они останутся позади, ничто не задержит Хани в Стоктоне. Поначалу состояние Джоша внушало опасение, и девушка приняла вызов, начав заботиться о мальчике. Но чем лучше становилось Джошу, тем меньше ребенок зависел от нее, и жизнь в небольшом городке, видимо, покажется слишком скучной для этой Хани Бер, которая храбро принимает вызовы судьбы. Пройдет совсем немного времени — и она упакует свои карты, фальшивые украшения, эту свою чертову ночную рубашку и укатит на дилижансе в Сан-Франциско…
   Когда Люк вошел в дом, Хани уже успела сложить в корзину сандвичи с сыром, бутылку лимонада и половину шоколадного пирога, оставшуюся от завтрака.
   — Джош, возьми-ка одеяло, а я достану с чердака удочки, — сказал Люк.
   Хани пошла вслед за мальчиком в спальню и остановила его, когда тот хотел стащить одеяло с кровати.
   — Я видела другое одеяло, в сундуке. Можешь взять его. — Девушка опустилась на пол у сундука и вытащила оттуда нужную вещь.
   — Положи его на место!
   Сердитый окрик так удивил Хани, что она испуганно вздрогнула. Люк быстро подошел к ней.
   — Я не разрешаю трогать его! — сердито проговорил он. — Да и вообще нам не нужны одеяла. Пойдем, Джош!
   Неожиданный гнев отца перепугал ребенка. Взглянув на Люка округлившимися глазами, мальчик в страхе попятился назад.
   — Да ты же сам напугал ребенка до полусмерти, а теперь вот так просто говоришь: «Пойдем, Джош!» — взорвалась Хани.
   — Очень жаль, что я не имею твоего опыта в воспитании детей, — огрызнулся шериф. Обозлившись на самого себя, Маккензи бросился в кухню и с яростью грохнул кулаком по столу. Он сознавал свою неправоту. Он не имел права кричать, и Джош, который еще не до конца оправился от пережитого, конечно, втянул голову в плечи.
   Хани решила, что с нее довольно. Она направилась к двери, чтобы разыскать ребенка и успокоить его.
   — Вы куда? — спросил Люк.
   — Куда угодно, только подальше от вас. Думаю, вам надо забыть о рыбалке. — Девушка отвернулась.
   — Нет, погодите. Пожалуйста, соечка! Мольба, звучавшая в его голосе, заставила Хани помедлить.
   — Мне очень жаль. Позвольте мне поговорить с Джошем.
   Хани кивнула, и Люк прошел к двери.
   Джош сидел на крыльце, уронив голову. Амиго лежал рядом. Глубоко вздохнув, Маккензи подошел к сыну и сел возле него. Амиго поднял голову, устало взглянул на него и опять уткнул нос в лапы.
   — Сынок, прости меня… Я кричал… — заговорил Люк.
   — Я испугался, — робко промолвил мальчуган.
   — Знаю. Мне очень жаль.
   — Ты не любишь Хани? — спросил ребенок.
   — Ну что ты!
   — Тогда почему же ты кричал на нее? Она испугалась не меньше моего.
   — Но ведь иногда люди кричат от удивления и даже от радости, разве не так?
   Джош кивнул и посмотрел на отца. Тот нежно обнял его за плечи.
   — Когда я кричу, это вовсе не означает, что я не люблю кого-то. Просто я был удивлен. Видишь ли, это одеяло… Твоя мама дала мне его, когда я уезжал из Техаса. Оно было со мной на войне, и это… это единственная вещь, оставшаяся от мамы — конечно, кроме тебя, сынок. Именно поэтому ты так много значишь для меня.
   — Даже больше, чем одеяло?
   Люк ласково улыбнулся.
   Куда больше, мой мальчик. Ты для меня важнее всего на свете, Джош. Я так люблю тебя, сынок. И всегда буду любить.
   — А мама… Она была как Хани? — робко спросил ребенок.
   — Нет, совсем не такая, как Хани, — быстро проговорил шериф. — У твоей мамы были темные волосы и синие глаза.
   Нет, я хотел спросить, была ли мама такой же веселой, как Хани?
   Люк задумался, вспоминая Сару, а затем тихо произнес:
   — Она была очень нежной и застенчивой, как ты. И всегда тихо говорила.
   — Но почему же она ушла от нас. Она больше не любит нас?
   Маккензи крепко прижал сына к себе.
   Ох, сынок, она очень любит нас обоих. И я знаю, что она вовсе не хотела оставлять нас. Ее… ее просто очень обидели. Ты понимаешь, Джош, что такое смерть?
   — Амиго чуть не умер, — проговорил мальчик, погладив собаку.
   Верно, сынок. Но Амиго оказался счастливее твоей мамы и выздоровел.
   Некоторое время отец и сын сидели в полном молчании. Наконец Люк спросил:
   — Ты еще не передумал идти на рыбалку, Джош? Мальчуган покачал головой.
   — Тогда чего же мы ждем?
   Люк подхватил сынишку под руки и, сопровождаемый веселым лаем Амиго, усадил Джоша во взятую напрокат телегу. Взглянув на собаку, шериф увидел, что пес яростно машет хвостом. Маккензи тяжело вздохнул и посадил Амиго к ребенку. К большому отвращению Люка, Амиго не замедлил облизать его лицо своим розовым языком.
   — Смотри только, чтобы эта псина не вздумала сделать здесь лужу, — проворчал шериф.
   Стоя у дверей, Хани слушала их разговор. Когда Маккензи рассказывал сыну об одеяле, она с грустью посмотрела на сундук. «Он все еще тоскует по ней», — подумала она.
   Устроив сына с собакой, Люк вернулся в дом за удочками.
   — У вас еще есть возможность присоединиться к нам.
   — Видите, Маккензи, оказывается, иногда бывает достаточно простого объяснения, чтобы избежать криков и ругани.
   — Я же извинился, черт возьми!
   Хани протянула ему корзину с Провизией.
   — Поезжайте с Джошем на рыбалку, как вы и собирались. Я вам в этой поездке не нужна. К тому же, — добавила она с многозначительной улыбкой, — у меня свои планы. Сегодня, как вы помните, шериф Маккензи, суббота.
   Глаза шерифа сверкнули досадой, но он молча взял корзинку и ушел.
   Прислонившись к косяку двери, Хани смотрела, как повозка исчезла за поворотом дороги. Люку и Джошу надо как можно больше времени проводить вместе, чтобы получше узнать друг друга. Кроме того, неумолимо приближался день разлуки с семейством Маккензи, и она не хотела, чтобы воспоминания о совместно проведенных пикниках, поездках на рыбалку и прочих развлечениях тревожили память Джоша и… ее собственную.
   Почти все столики были заняты, когда девушка вошла в «Лонг-Бранч». Бар гудел — по вечерам в выходные здесь собирались отдохнуть почти все местные фермеры и работники. Оглядевшись вокруг, Хани направилась к одинокой фигуре, примостившейся за столиком в углу.
   — Привет, Поуп, — поздоровалась она со стариком.
   — Добрый вечер, дорогуша. — На лице Поупа О'Леари засияла обычная добродушная улыбка. Девушка сразу же заметила, что ее пожилой приятель был слегка навеселе.
   — Привет, Хани, — раздался голос Сэма Бразнера, подошедшего к их столу с бутылкой в руках. — Хочешь выпить?
   Она отрицательно покачала головой.
   — Нет, но налей стаканчик Поупу. И оставь бутылку.
   — А кто будет платить? — В голосе бармена послышались воинственные нотки.
   — Включи ее в мой счет, — попросила Хани.
   Наполняя стакан Поупа, Сэм исподволь разглядывал Хани.
   — Может, поработаешь сегодня наверху, а? А то Лили не успевает.
   — Мы же договорились, Сэм, — оборвала его девушка. — Я не шлюха.
   — Ну хорошо, хорошо, — проворчал Сэм. Поставив бутылку на стол, Бразнер пошел к стойке, качая головой.
   Поуп произнес тост:
   — За тебя, моя дорогая. Мне тебя Господь послал.
   — Я не сделала тебе ничего хорошего, Поуп. Когда-нибудь виски погубит тебя.
   — Но перед этим я поторгуюсь с ним, так и знай. Хани накрыла его морщинистую руку своей маленькой рукой.
   — Не думаю, что тебе это удастся. — Девушка ласково улыбнулась. — А где твой дом, Поуп?
   — Дорогуша, моя временная резиденция — на дне вот этой самой бутылочки.
   — Но ты же не был рожден в бутылке, Поуп. Что случилось?
   — Что случилось, ты спрашиваешь? — вздернул брови О'Леари. — «Быть или не быть?..» — Поуп подмигнул девушке. — Шекспир, моя дорогая. Величайший из поэтов.
   — Похоже, Поуп, ты был актером.
   Старик сорвал с головы шляпу и театрально поклонился Хани.
   — «Весь мир — театр, а люди в нем — актеры», — провозгласил он.
   — Итак, ты играл в театре. Улыбка исчезла с лица О'Леари.
   — Вряд ли ты мне поверишь, дорогуша, но должен сказать, что был-то я адвокатом. Гордым рыцарем, блюстителем справедливости и закона!
   — Адвокатом? — изумленно переспросила Хани. — И почему же ты бросил это занятие?
   — Это долгая история. Не думаю, что она придется тебе по вкусу.
   — Знаешь, разговаривая с тобой, я заметила, что твой ирландский акцент то усиливается, то почти совсем исчезает. Признаюсь, мой дорогой Даниэл Вебстер О'Леари, порой мне кажется, что вы куда умнее, чем стараетесь казаться.
   Старик довольно усмехнулся.
   — А ты весьма проницательна, моя дорогая. Неудивительно, что ты мне так нравишься.
   — Знаешь, Поуп, поскольку большую часть жизни мне приходилось прикидываться кем-то, кем я на самом деле не была, я с легкостью узнаю своих собратьев. Так что же прячется за твоей улыбкой, Поуп? — спросила она серьезно.
   О'Леари помрачнел.
   — Ты слыхала когда-нибудь о Джеймсе Уортингтоне Хантингтоне Третьем?
   — Нет, но, судя по столь внушительному имени, мне бы следовало знать что-нибудь об этом человеке, — весело бросила Хани.
   — Да уж, этот мистер Хантингтон Третий был не менее внушительным, чем его имя, и деньжат у него было хоть отбавляй.
   — Так он был богат, Поуп? О'Леари кивнул.
   — Мистер Хантингтон Третий мог позволить себе нанять лучших адвокатов, а всего лишь десяток лет назад Даниэл Вебстер О'Леари был лучшим из лучших, вот так-то. — Старик налил себе еще виски. — Хантингтон женился на молодой девушке по имени Фрэнсис Мэри Макдоннелл с золотыми, как солнечный свет, волосами и глазами голубыми, как божественное небо моей Ирландии. Ее отец разводил лошадей на плантации мистера Хантингтона Второго. Когда Мэри Макдоннелл узнала, что ждет ребенка, Хантингтоны попытались от нее откупиться, да не смогли, так что Мэри и Джеймс Уортингтон Хантингтон Третий обвенчались. К тому времени как я познакомился с ними, у них уже было двое детей: трехлетний мальчик и двухлетняя девочка с огромными голубыми глазами и длинными локонами. Точная копия своей матери.
   — Так для чего же им понадобился адвокат, Поуп?
   — Миссис Хантингтон потребовала развода и хотела получить опеку над детьми. Она говорила, что мистер Хантингтон издевался над ними, и утверждала, что ее муж опасен в своем безумии. Она умоляла судей устроить ему психиатрическую экспертизу. Правда, о безумии Хантингтона уже давно ходили слухи, но его семейство их отрицало, так что я предпочел не обращать на досужие домыслы внимания, тем более что мне неплохо платили. В конце концов, интересы клиента для меня превыше всего. Защищая Хантингтона, я напомнил судье о том, что Мэри была из небогатой семьи и вышла замуж за Хантингтона только из-за его огромного состояния. Я обвинил эту женщину в клевете на мужа для того, чтобы сорвать с него большой куш. Мои доводы были столь убедительными, что судья счел возможным закрыть дело. Он сделал это не задумываясь, а я… я получил большой гонорар и был таков.
   — И что же случилось с Хантингтонами? — поинтересовалась Хани.
   — В ту же ночь Джеймс Уортингтон Хантингтон Третий повесился на люстре в своей комнате… — Старик помолчал, а потом добавил: — Правда, сначала он убил свою жену и детей и расчленил их трупы…
   Хани в страхе зажала рот рукой:
   — Ох, Поуп, какой ужас!
   — Я уехал из Лексингтона, и с тех пор ноги моей больше не было в суде, — договорил О'Леари.
   — Но в этом не было твоей вины. Ведь окончательное решение принял не ты, а судья, — горячо возразила девушка. — Так за что же ты казнишь себя?
   Глаза старика увлажнились.
   — Да уж, дорогая, за что?.. — эхом отозвался он.
   — Эй, Хани, я-то думал, что ты пришла сюда, чтобы подзаработать деньжат, — раздался голос Сэма. — Будешь петь или всю ночь слушать этого старого пьяницу? Мы хотим послушать пение.
   — Твои слушатели ждут тебя, дорогая, — промолвил Поуп, наполняя свой стакан.
   Позже вечером, играя в карты, Хани то и дело бросала тревожные взгляды на одинокую сгорбленную фигуру за столиком в углу. Потом голова старика упала на руки, и он заснул…
   Люк еще не спал, когда девушка вернулась домой. Увидев Хани, шериф молча встал и направился к двери.
   — Наловили рыбы, шериф? — спросила девушка. Люк задержался в дверях, лицо его напоминало застывшую маску.
   — Да. А как вы провели время, мисс Хани Бер? — резко бросил он.
   Еще неделю назад его слова вызвали бы взрыв негодования девушки, но сейчас ей не хотелось заканчивать день нелепой ссорой. Чем приветливее они были друг с другом, тем быстрее поправлялся Джош.
   — Люк! — воскликнула Хани.
   — Что еще? — отозвался Маккензи.
   — Люк, я не шлюха, — тихо вымолвила она.
   Шериф даже не обернулся.
   — Меня не касается, как вы проводите субботние вечера. Мы же заключили соглашение, если вы помните?
   — Я выигрываю деньги в покер.
   — Да уж, нам обоим хорошо известно, как блестяще вы играете в покер, мисс Хани.
   — Люк, прошу вас, не будем ссориться. Мне так хочется, чтобы мы были друзьями. Помолчав, он промолвил:
   — Мне бы тоже этого хотелось, но вряд ли это возможно.
   — Но почему же? — недоумевала Хани. По телу шерифа пробежала дрожь. Глубоко вздохнув, он сказал:
   — Все зашло слишком далеко. Я дошел до того, что не в состоянии думать ни о чем, кроме вас. Я уже нас обоих ненавижу за это! Мы не сможем быть друзьями, пока все не образуется.
   — Даже ради Джоша?
   Люк обернулся и встретил пытливый взгляд девушки.
   — Неужто страсть пылает в нас только из-за Джоша? — насмешливо спросил он.
   Внезапно Хани почувствовала, что колени ее подгибаются. Боже, как она хотела принадлежать этому человеку! Ее тело изнывало от жажды его ласк, его прикосновений, его любви…
   Не сводя с нее глаз, Люк ждал. Лукавить и хитрить было бесполезно. В это мгновение надо было говорить только правду.
   — Если бы не наша сделка, — хрипло начала Хани, — если бы я не боялась, что Джош в любую минуту может войти… Думаю, нам обоим понятно, что мы бы стали большими друзьями, Люк.
   Итак, карты были раскрыты! Она призналась, что хочет его не меньше, чем он ее. Лишь гордость не позволяла броситься в объятия друг друга.
   — Что ж, мисс Хани, похоже, мы оба поставили наши судьбы на карту… — Маккензи открыл дверь и оставил Хани наедине со своими чувствами.

Глава 14

   Ночью пошел дождь. Лежа в постели, Хани слушала, как капли барабанят по крыше, думала о Люке и вспоминала его поцелуи. Как бы ни старалась она убеждать себя в том, что шериф Маккензи ничем не отличается от других мужчин, все доводы рассудка тут же куда-то улетучивались, как только она вспоминала его прикосновения. Незаметно для себя девушка стала представлять себе, каково это — быть замужем за Люком. И не ссориться с ним. Каково это — отрицать его любовь, а не презрение? «Как, должно быть, была счастлива Сара Маккензи», — думала девушка.
   Впрочем, Хани решила остановиться — какой смысл в несбыточных мечтах? Жизнь так непредсказуема! Сара Маккензи изнасилована и убита, а жизнь Поупа О'Леари пошла прахом из-за чувства вины, которое грызло его. А мать Хани… «Нет, даже самые добрые и хорошие люди не застрахованы от страшных ударов судьбы», — заключила Хани, засыпая.
   Наутро девушка встала пораньше, чтобы приготовить завтрак и собрать Джоша в церковь, куда сама она идти не собиралась. Мрачный после бессонной ночи, Люк не стал скрывать своего раздражения.