Ли Линда Фрэнсис. Во власти любви

   Тряхнув головой, Мэтью провел рукой по ее волосам.
   – Ну что мне с вами делать?
   Девушка прильнула к нему, и его рубашка стала мокрой от слез.
   – Ну почему вы то смеетесь, то заливаетесь слезами? Порой мне кажется, что я вас понимаю. Не знаю только причины ваших слез. Они сбивают меня с толку.
   – После той ночи в джунглях вы знаете меня, как никто другой… – Финни еле сдерживала слезы.
   Он снова взял ее за подбородок, и они посмотрели друг другу в глаза.
   – Да, я видел вас раздетой, но это вовсе не значит, что я хорошо вас знаю.
   Финни попыталась высвободиться из его объятий, но Мэтью ее не отпускал.
   – Пожалуй, вы позволили мне заглянуть краешком глаза в вашу душу, – произнес он, охваченный воспоминаниями. – Но мне не известно, от чего вы радуетесь или грустите. Скажите, что случилось, Финни, почему вы здесь?
   – Я уже сказала: ничего не произошло, – повторила она, снова попытавшись высвободиться из его рук.
   На сей раз Мэтью отпустил ее, но она не ушла, как он предполагал, а схватила подушку и опустилась на диван.
   – Я пришла учиться, – упрямо заявила она, прижав подушку к груди.
   Мэтью не был уверен, что так уж сильно желает узнать, почему она плакала, и больше решил не настаивать.
   – Ладно. Сядьте прямо.
   – Это не обязательно, чтобы слушать ваши наставления.
   – Это и есть первое наставление. Сядьте прямо, расправьте плечи, ноги вместе, лодыжки скрещены, руки сложены на коленях.
   – Господи Боже мой! Что это за правила? – тихо промолвила она, прикрыв ладонью глаза.
   – Вы должны правильно сидеть. Если на очередном приеме вы будете сидеть сгорбившись, вас попросят уйти.
   Гнев исказил ее лицо, и она отшвырнула подушку.
   – Ну уж нет! Следующий прием устраивают в мою честь.
   – Ах да, день рождения. Полагаю, вы рады.
   Финни усмехнулась, но подбородок у нее задрожал.
   – Рада? Чему тут радоваться, если Нестер уверен, что я выставлю себя дурой перед всем бостонским светом? Держу пари, именно на это он и надеется.
   Мэтью прочел в ее глазах мольбу и пришел в замешательство. Вряд ли он сможет научить ее хорошим манерам. Да и зачем, собственно, ему это нужно?
   Финни преисполнена решимости завоевать бостонцев, и если бы ей это удалось, она стала бы царицей общества. Однако Мэтью знал: одной лишь силы воли недостаточно, чтобы покорить этот город. Необходимо приспособиться к такому укладу жизни, который мнет человека, как горшечник глину, оставляя на нем неизгладимые следы.
   Будто прочтя его мысли, Финни выпрямилась, расправила плечи и сложила на коленях руки, как и подобает девушке, впервые появившейся в свете.
   – У меня получится, – уверенно заявила она. – Теперь вся надежда на вас.
   Мэтью стал терять терпение. Ему было не по душе, что таким образом она собирается угодить своим родным.
   Перед его мысленным взором промелькнул образ отца, но Мэтью прогнал его.
   – Ваше стремление походить на бостонских дам просто нелепо, – резко заявил он.
   – Мне не так уж и важно походить на них. Дело совсем в другом.
   – Лгунья! Вы же сами сказали, что желали бы ни в чем им не уступать! – Мэтью схватил ее за руки и поднял с дивана. – Финни, – прошептал он. – Почему это так важно для вас?
   Слезы навернулись ей на глаза.
   – Черт подери, скажите же мне: зачем вам светские манеры?
   – Я не хочу, чтобы матушка опять меня бросила! – вырвалось у нее.
   Какое-то время они пристально смотрели друг на друга. Ее глаза были широко раскрыты, она прерывисто дышала.
   – Я хочу, хочу…
   Его гнев мгновенно улетучился.
   – Ах, Финни!
   Он сжал ее в объятиях и нежно погладил по голове.
   Время словно остановилось. Наконец Финни заговорила.
   – Она оставила меня в Африке, – прошептала девушка. – Но я жажду ее любви. Разве это грешно?
   Глядя на игравшие вокруг них солнечные блики, Мэтью хотел сказать, что у Летиции Уинслет была возможность завоевать любовь дочери, но она упустила ее. Но вместо этого спросил:
   – Для чего? Зачем вам ее любовь?
   Финни смотрела на стену, но он знал, что она не видит ни бархатных обоев, ни картин, мысли ее витали где-то очень далеко.
   – О встрече с мамой я мечтала годами, – тихо произнесла она. – Мечтала, что она приедет за мной, поцелует, прижмет к себе.
   Мэтью вдруг расхотелось слушать ее. Единственное, чего он желал, так это чтобы она поскорее ушла.
   Но тут Финни подняла голову, и он не посмел отвести глаза.
   Готорн зажмурился, чтобы не видеть ее. Как же им теперь быть? Прошлое их соединило, а настоящее разлучает.
   Она хотела стать частью здешнего мирка, а он знать его не желал.
   – Боюсь, вы разочаруетесь, когда по-настоящему узнаете Летицию Уинслет, – промолвил он после долгого молчания.
   Глаза ее округлились от удивления.
   – Разочаруюсь? – Она слегка улыбнулась. – Нет, я горжусь, что эта красивая женщина – моя мать. Что, кроме трепета и волнения, я могу испытать, когда вижу ее?
   Мэтью с трудом сдержался, чтобы не сказать: гнев, боль, обиду.
   – В каждой женщине я вижу мать, – продолжила она. – Дочери, подрастая, во всем подражают матери и становятся такими, как она.
   Финни вдруг резко отвернулась, прижала пальцы к вискам и столь же стремительно снова повернулась к нему.
   – Я понятия не имела, что женщины носят под платьем. Мне даже не показали, как нужно носить платье! Ни словом не обмолвились о драгоценностях, о моде. О благодарственных записках!
   – Благодарственные записки? А они-то здесь при чем?
   – Очень даже при чем.
   – А за что благодарить?
   – Во-первых, за обед, на который ваша матушка пригласила меня.
   – Моей матери известно, как вы благодарны ей.
   – Чего не скажешь о моей бабушке и Нестере. И уж конечно, об Эдвине Рейнз с ее злым языком.
   – Все, вместе взятые, Эдвины мира не стоят и одной вашей слезинки.
   – Я ни во что не ставлю Эдвину и ей подобных! Но мне не безразлично, что думают обо мне родные, – в полном изнеможении промолвила Финни. – И им не безразлично, отправила я записку или нет.
   Готорн скрипнул зубами.
   – Ладно, – промолвил он, – теперь вам известно, что записки следует отправлять.
   – Да, теперь известно! И то лишь благодаря ехидному замечанию моей бабушки. Чего еще я не знаю? Какую могу допустить оплошность? Мне скоро двадцать шесть, а родные обращаются со мной как с глупым ребенком. И все потому, что я не похожа на них.
   Она посмотрела на него с таким отчаянием, что ему стало не по себе.
   – Маленькие девочки подражают взрослым женщинам, – продолжила Финни. – Я же в детстве видела только туземок, которых любила и которые сделали меня такой, какой вы меня видите.
   – Но ведь с европейскими женщинами вы тоже встречались.
   – Всякий раз, когда отец привозил меня в город. Я обычно наблюдала за ними, однако они смотрели на меня как на диковинку. Я так и не нашла своего места в жизни. Ведь настоящей туземки из меня не получилось. Поэтому я и приехала сюда, к родным. Однако и здесь оказалась чужой. Но если я стану такой, как мать, тогда, возможно, завоюю ее любовь.
   Готорн приподнял бровь:
   – Я встречал много женщин, которые зарекались быть похожими на своих матерей.
   – Но я хочу походить на нее! Хочу быть такой же изящной, утонченной! Поймите, должна же я на кого-то равняться!
   Он убрал за ее крохотное ушко шелковистый локон. Его прикосновение обожгло ее будто огнем.
   – Но у вас был отец. Настоящий друг. Не многим женщинам посчастливилось иметь такого отца.
   – Да! И я обожала его. Но женщины обычно стараются быть похожими на своих матерей.
   Мэтью подумал, что Финни сильно изменилась с тех пор, как приехала в Америку, стала более рассудительной. Куда девались ее бесшабашность и задор? Ее отчаянная смелость?
   Готорн снова подумал о том, что она здесь чужая. И как бы он ни старался, никогда не приспособится к здешней жизни. Лучше бы она оставалась такой, какой была в Африке.
   Хватит отрицать очевидное: он желает ее. Каждой клеточкой своего тела. Но не в качестве жены. Он не покривил душой, когда сказал об этом матери. Он никогда больше не женится. Тем более на Финни Уинслет. Однажды он уже отдал свое сердце, а взамен получил шрамы. Больше такое не повторится.
   Бой часов эхом разносился по всему дому и становился все громче по мере того, как за окнами темнело небо.
   – В жизни не все бывает так, как нам хочется, – тряхнув головой, произнес Мэтью. – И вы должны смириться с этой мыслью.
   – Но я хочу, чтобы мама меня любила! Ведь я ее дочь!
   – Она по-прежнему видит в вас девушку из Африки, разве не так?
   – Да, но только потому, что это правда. – Финни шагнула к нему. – Вы должны научить меня быть светской женщиной. Чтобы мама мной гордилась. Вся надежда на вас.
   Мэтью долго смотрел на нее и в конце концов понял, что не сможет бросить ее в беде – как и тогда, в джунглях.
   Он грубо привлек Финни к себе и прижался лбом к ее лбу.
   – Ладно, посмотрим, что из этого получится.

Глава 8

   Бесшумно, словно вор, он прокрался в дом. Там царила тишина, нарушаемая лишь тиканьем множества часов в особняке.
   Прямо из холла он направился к лестнице, покрытой толстой ковровой дорожкой, заглушавшей его шаги. Поднявшись наверх, прислушался. Вокруг по-прежнему было тихо.
   С сильно бьющимся сердцем он подошел к ее спальне, повернул ручку, и дверь отворилась. При лунном свете, который лился сквозь высокие окна, он увидел, что она спит.
   Осторожно, чтобы не разбудить девочку, Мэтью опустился в кресло рядом с ее кроватью. Свернувшись клубочком, она лежала на боку. Он не отрывал взгляда от ее утонченного личика, такого спокойного во сне, от ее рук с маленькими изящными пальчиками. Как бы ему хотелось прижать ее к своей груди, чтобы ее руки обвились вокруг его шеи! Но он сидел не шелохнувшись. Ему достаточно было видеть ее близко. Вот как сейчас.
   – Я обожаю тебя, Мэри, – прошептал он, надеясь, что эти слова отзовутся в глубине ее сознания.
   Он откинулся в кресле, стараясь не думать о том, что скоро придется уйти.
   Мэри вздохнула во сне, но не повернулась. Сладостный покой разлился по телу Мэтью.

Глава 9

   Занятия шли полным ходом.
   Каждый день он давал Финни уроки, а по ночам пробирался в родительский особняк, чтобы посидеть подле спящей Мэри. И каждый раз приносил с собой то игрушку, то книгу. А затем крался обратно по сумрачным коридорам, когда все в доме спали.
   После недели занятий силы Готорна были уже на пределе, однако Финни ненамного продвинулась в своем стремлении научиться хорошим манерам. Каждый день она приходила в полдень, минута в минуту, так что по ней можно было сверять часы. Какие причины находила мисс Уинслет для своих отлучек, Мэтью не интересовало, он предпочитал не вдаваться в подробности.
   Не желая сдаваться, Финни с завидным упорством постигала премудрости этикета. Сидеть она научилась, но никак не могла научиться стоять так, как положено благовоспитанной женщине, не привлекая к себе внимания.
   Говорила Финни чересчур громко, а, когда смеялась, ее зеленые глаза сверкали как изумруды. Ее манеры, которые так нравились Мэтью, обратили бы в бегство добропорядочных бостонских матрон.
   После очередного урока он, мрачно попрощавшись, отослал ее домой, оставив в полном недоумении. Мэтью решил, что должен либо овладеть ею, либо вообще ее сюда не пускать.
   Его дурное настроение усугублялось еще и тем, что от отца по-прежнему не было ответа.
   В четверг, накануне того дня, в который должен был состояться обед, Куинси ровно в полдень ввел Финни в кабинет, и Мэтью решил, что через двадцать минут выпроводит девушку.
   – Мне все же не ясно, почему так важно различать карточки. Карточки есть карточки, – раздраженно промолвила Финни.
   Готорн уронил голову на стол.
   – Не кажется ли вам, мистер Готорн, что вы несколько переигрываете?
   Мэтью, подняв голову, взглянул на нее и не без ехидства промолвил:
   – Учусь у вас.
   Финни негодующе выпрямилась в кресле, но промолчала.
   Напряженное выражение не сходило с лица Мэтью.
   – Может, продолжим?
   – Разумеется, – проговорила Финни, вздернув подбородок.
   – Карточка, о которой вы говорите, называется визитной, – едва сдерживая ярость, произнес он, – и не я устанавливаю правила, я лишь пытаюсь преподать их вам. – Готорн тяжело вздохнул. – Позвольте мне снова прочесть пояснение.
   Финни закатила глаза.
   – Не хотите? – с пренебрежением спросил он.
   – Нет-нет, читайте.
   Мэтью недобро посмотрел на Финни и раскрыл книгу, которую нашел на чердаке в сундуке. «Наши манеры» некоего Джона Г. Янга, члена-корреспондента.
   – Итак, – начал он. – «Для необразованных и не получивших светского воспитания визитная карточка всего лишь никудышный и ничего не значащий клочок бумаги…»
   Финни фыркнула.
   Мэтью намеренно не обратил на это внимания.
   – «…однако ее наличие у образованного приверженца общественных норм поведения безошибочно свидетельствует о тонком уме».
   – Ладно, ладно, это ясно. Если при мне нет карточки, то я невежественная дикарка.
   – Визитной карточки.
   – Как скажете.
   – Напомните мне завтра, чтобы я уделил время вежливой форме беседы.
   – Непременно. Один или два урока вам пойдут на пользу, – с сердитым видом промолвила Финни.
   Мэтью сосчитал до десяти, а потом вновь пустился в объяснения:
   – Теперь поговорим о том, как сгибать визитные карточки.
   – Неужто я не только должна оставлять карточку, но еще и сгибать ее?
   – Да, – сказал он, почувствовав острую боль в виске, вызванную раздражением. – Если вы лично оставляете визитную карточку, – пояснил он, стиснув зубы, – вам следует загнуть ее угол вниз. Например, если вы наносите визит всем или нескольким домочадцам, то карточку сгибаете посередине. Если это простой визит, то вы должны загнуть правый верхний угол. При поздравительном визите загните левый верхний угол. При визите соболезнования – нижний…
   – Прекратите! – крикнула Финни, закрыв уши ладонями. – Я больше не могу!
   – Я тоже. – Он захлопнул книгу и порывисто встал из-за стола.
   – Куда вы? – спросила она, облокотившись о стол и глядя на Мэтью исподлобья.
   – Далеко.
   Финни хлопнула ладонями о стол:
   – Но мы не закончили.
   – Но мы оба в полном изнеможении, и если я хоть немного не отдохну, то вынужден буду вообще прекратить наши занятия!
   – Это несправедливо!
   Он лукаво взглянул на нее:
   – А кто вам сказал, что жизнь справедлива?
   – Вы не можете уйти! – воскликнула она, вскочив из-за стола.
   Мэтью приподнял бровь и устало вздохнул:
   – Почему?
   Финни вдруг опустила глаза долу, переступила с ноги на ногу и прикусила губу:
   – Да потому что вы обещали поговорить насчет моей походки.
   – Вашей походки? О чем вы?
   Финни вскинула голову:
   – Ну вчера, когда я уходила, помните? Вы сказали, что я хожу как лошадь.
   Мэтью поморщился:
   – А, вот вы о чем.
   – Да, именно об этом. И вы обещали сегодня объяснить, что в моей походке не так. Что же, сегодня уже наступило.
   Он действительно сказал, что она ходит как лошадь, но только потому, что устал от ее вопросов и поиска разумных ответов на вопросы, которые не имели ответов.
   Женщина сидит прямо, потому что…
   Женщина сдвигает ноги, а не расставляет их, потому что…
   Женщине ни при каких обстоятельствах не следует говорить с мужчиной, которого ей не представили, потому что…
   Все требует своего «потому что». Откуда ему знать, почему женщинам полагается следовать столь бессмысленным правилам?
   – Какая лошадь имеется в виду? – спросила Финни, нарушив ход его мыслей. – Племенная, старая ездовая лошадь? Или… – она застонала, – громыхающая ломовая кляча?
   Тут же перед его мысленным взором предстала крупная ломовая лошадь с огромными копытами, и он хохотнул.
   – Если угодно, вы больше напоминаете мне рысака. – Он сказал сущую правду.
   Она была стремительна и неуловима, как ветер. Как ураган или легкое дуновение ветерка, в зависимости от того, какой выдался день и какие бездны открылись ее взору. Мэтью ошеломленно смотрел на нее. Но для бостонского общества она ходила слишком торопливо.
   И эта ее походка, не говоря уже об остальном, тоже ему нравилась. А она хотела ее изменить. Он вообще не понимал, зачем ей все это нужно. Неужели только для того, чтобы мать ее приняла? Нет, дело тут не только в этом, подумал Мэтью.
   Что-то в ней постоянно от него ускользает, но что именно, он никак не может понять. Не может выразить это словами. А если бы смог, нашел бы ключ к ним обоим.
   Эта мысль ему не понравилась. Ему вообще не нравилось, когда он чувствовал их неразрывную связь.
   – При чем тут рысак? – спросила она, подозрительно прищурившись.
   – У вас чересчур быстрая походка.
   Лицо ее помрачнело.
   – О да. Я знаю. Бабушке тоже не нравится, что я быстро хожу.
   – Ходите медленнее. И помните об осанке. Ваше появление должно быть подарком для всех присутствующих. Прекрасным видением.
   Финни усмехнулась:
   – Подарком? Для всех присутствующих? Это невозможно. Я могу быть видением, но, как говорит Нестер, кошмарным.
   – Не позволяйте себе подобных мыслей, – строго сказал Мэтью. – Не ходите с униженным видом.
   – Но как это сделать? Объясните!
   Она стояла выпрямившись, гордо подняв голову. Однако в глазах ее притаился страх. Мэтью не переставал удивляться тому, что она выглядит то настоящей женщиной, то малым ребенком.
   И это противоречие в ней, как всегда, вызывало невольную улыбку.
   – Для начинающих: не размахивайте руками.
   Финни, прижав руки к бокам, посмотрела на них так, будто видела впервые.
   – Неужели я ими размахиваю? – растерянно спросила она.
   – Да, – ответил Готорн, скривив губы в ухмылке.
   – Гм… – Девушка нахмурилась. Затем кивнула и, прижав руки к бедрам, прошлась по кабинету. Ни дать ни взять ходячий верстовой столб.
   Ему пришлось прикусить губу, чтобы не рассмеяться.
   – Ну как? – спросила Финни, повернувшись к нему.
   – Ну…
   – Ужасно! У вас на лице написано.
   – Я бы этого не сказал. Только не надо так напрягаться.
   – Не ходите быстро, не напрягайтесь. Бр-р!
   – Двигайтесь естественно. Будто плывете по течению, расслабьте руки, но не размахивайте ими, как ветряная мельница крыльями.
   – Не напрягаться? Не размахивать руками, как ветряная мельница крыльями? Вы так и сыплете комплиментами, – проговорила она ехидно.
   – Я лишь ответил на ваши вопросы. – Мэтью в недоумении пожал плечами.
   Сердито взглянув на него, девушка закрыла глаза и задумалась.
   – Ладно! – Она тряхнула головой и прошлась по комнате. – Я плыву. Ну как?
   Финни шла словно кролик в пасть к удаву.
   – Теперь лучше, – солгал он.
   – Вы говорите неправду.
   – Увы! Но я стараюсь быть вежливым.
   – Что, снова пройтись? – спросила она.
   – Тс-с, мисс Уинслет. Что говорят о женщине с острым язычком?
   – Что она умнее всех бостонских дам, вместе взятых, которым понадобится месяц, а то и два, чтобы хоть немного узнать о жизни в Африке!
   – Гм… Я не совсем это имел в виду.
   Финни бросила на него злой взгляд.
   – Будем учиться ходить или хватит? – спросил он.
   – Будем! Но вам придется показать, как надо ходить.
   – Мне? – вырвалось у него.
   – Да, вам. Вы пройдетесь по кабинету и покажете, как надо ходить.
   – Ни за что!
   – Почему? Целых двадцать минут вы наставляли меня. А теперь покажите наглядно!
   – Говорить – это одно, а показывать – совсем другое. Ради всего святого, я же мужчина!
   – Ну и что?
   – А то, что не к лицу мне демонстрировать женскую походку.
   – Да кто вас увидит?
   – Вы.
   – Но это необходимо.
   – Нет!
   – Ну же!
   – Нет!
   – Боитесь? – спросила она с вызовом.
   Он уничтожающе посмотрел на нее:
   – Я не боюсь, мисс Уинслет.
   – Тогда покажите, как ходят женщины.
   Готорн несколько секунд пристально смотрел на нее. Затем крутанулся на каблуках и зашагал по кабинету.
   Один шаг, второй. Руки висят вдоль тела. Голова высоко поднята. Мэтью повернулся. И застыл.
   – Вы смеетесь! – угрожающе произнес он.
   – Я? – с невинным видом спросила Финни. – Да вы что! Просто в горле запершило.
   – Ну-ну, берегитесь, а то выставлю вас и никогда уже не впущу.
   – Я больше ни слова не скажу!
   – Правильно, – сказал он, беря ее за руку и увлекая к двери, – потому что вам пора.
   Девушка внезапно остановилась, и они оказались совсем близко друг к другу.
   Мэтью забыл обо всем на свете.
   Сегодня на Финни было красивое темно-синее шелковое платье. Наверняка выбранное ее матерью. Волосы были стянуты на затылке в пучок. Скромница. Настоящая дама. Вот только глаза…
   Он подумал, что сколь бы утонченной она ни стала, глаза всегда будут ее выдавать.
   – Вы ведь не хотели давать мне уроки, а потом передумали. Почему? – едва слышно спросила Финни.
   Его взгляд упал на ее губы.
   – Не устоял перед вашим натиском.
   – Вряд ли.
   Готорн провел большим пальцем по ее нижней губе.
   – По правде говоря, я все еще в долгу перед Джанджи, – сказал он. – Не смог довезти вас до Матади.
   Да, он не смог. Их разлучили. И он увидел ее уже на званом обеде, хотя и пытался разыскать. Но она исчезла, сбежала из больницы, и после этого Мэтью прекратил поиски, подумав, что, возможно, это и к лучшему.
   – Это не ваша вина, – возразила Финни.
   – Долг есть долг. А по долгам надо платить.
   – Вы ни разу не говорили мне, что должны ему.
   Готорн усмехнулся:
   – Вы хотите все знать, верно?
   – Ну же, откройте тайну.
   – Да ладно, пустяки, – с деланной небрежностью проговорил Мэтью. – Джанджи застрелил льва, который проявил ко мне чрезмерный интерес.
   Мурашки побежали по телу Финни.
   – На вас напал лев?
   Мэтью с притворным равнодушием пожал плечами, но при воспоминании об этом кровь в жилах забурлила.
   – Так получилось.
   – Джанджи мне рассказывал об этом случае.
   Мэтью затаил дыхание.
   – Он не назвал вашего имени, но сказал, что мужчина храбро смотрел льву в глаза. Значит, это были вы?
   – Что еще он говорил?
   Финни замялась, потом пристально посмотрела на Мэтью и добавила:
   – Еще он сказал, что вы не собирались убивать льва, чтобы спасти свою жизнь. Это правда?
   Готорн отвернулся.
   – Это правда? – повторила Финни.
   Нет, не правда…
 
   Его сердце бешено колотилось. От шелеста высокой травы звенело в ушах. Было невыносимо жарко. Его охватило отчаяние. И вдруг откуда ни возьмись лев. Они замерли, глядя друг на друга, – зверь и человек. Оба инстинктивно чувствовали, что один из них должен умереть. «Вот и конец», – с облегчением подумал Мэтью и тут вспомнил о дочери. О, Мэри! Он не смеет оставить ее одну.
   Мэтью вспомнил, как удивила его эта мысль, как ошеломила сила всепоглощающей любви и страстное желание вернуться домой, чтобы расставить все по своим местам.
   Он уже хотел поднять ружье, но не успел: горячее дыхание льва обожгло ему щеку. В этот момент прогремел выстрел, и лев упал к его ногам. Мэтью словно прирос к месту. В голове царила пустота. Наконец он обернулся и шагах в двадцати увидел величественного негра с еще дымящимся ружьем. Тот внимательно разглядывал Мэтью.
   Джанджи не только спас ему жизнь, но, что гораздо важнее, предоставил ему еще одну возможность наладить отношения с Мэри. Но этого, увы, не случилось…
 
   – Мэтью, поговорите со мной откровенно.
   Финни стояла перед ним с гордо поднятой головой, исполненная решимости. Какая же она сильная! Намного сильнее его. В последнее время она растерялась по непонятным ему причинам, но не сдается. Старается приспособиться к здешней жизни. При мысли, что воин не он, а она, Мэтью с трудом сдержал улыбку. И снова подумал о Мэри. Это она дает ему силы жить. Но она по-прежнему боится его. Готорн тяжело вздохнул:
   – Говорить в общем-то не о чем.
   Он подошел к ней вплотную, задержал взгляд на ее губах, и кровь забурлила в жилах. Одному Богу известно, как он желает ее.
   Мэтью приказал себе отойти от нее, но потерял самообладание, взял в ладони ее лицо, провел пальцами по губам. Они слегка приоткрылись, и из груди Финни вырвался трепетный вздох.
   – По-моему, мы поступаем неразумно. – Ее голос чуть охрип.
   – Когда вы рядом, я только и делаю, что совершаю глупости, – ответил Мэтью, обдав ее горячим дыханием, и коснулся губами ее губ. «Только один поцелуй», – сказал он себе. Всего один, только из любопытства.
   Но стоило ему ощутить вкус ее губ, как страсть ручейками разлилась по телу, захватив каждую клеточку, и его мужское достоинство вышло из-под контроля. Ощутив его, Финни задохнулась от изумления и еще какого-то доселе неведомого ей чувства.
   Готорн чувствовал, что обратного пути нет.
   – Боже мой, как же я тебя хочу! – шептал он, покрывая ее страстными поцелуями. – Приоткрой рот, Финн!
   Она повиновалась. И у нее захватило дух, когда их языки соприкоснулись. Мэтью все крепче прижимал Финни к себе и, когда его разбухшая плоть уперлась ей в живот, едва не задохнулся от вожделения. Теперь они представляли собой единое целое. Исчезло время, исчезло пространство, исчез весь мир, осталась лишь страсть, волнами пробегавшая по их телам.
   Финни впилась пальцами в рубашку Мэтью, пытаясь ее поднять. Их поцелуи становились все неистовее, руки Мэтью блуждали по ее телу, скользнули в глубокий вырез платья и добрались до сосков. Финни застонала.