Ли Роберта. Мой любимый враг

   Следующим вечером она одевалась необыкновенно тщательно. Деспуа просил ее носить его модели, и сегодня она воспользовалась этим и выбрала шелковое платье цвета голубых гиацинтов, которое он считал одним из самых своих удачных произведений.
   Ровно в восемь машина Фарнхэма остановилась у дома, и она спустилась вниз, чтобы его встретить. Мисс Купер уже впустила его и теперь болтала с ним. Казалось, Фарнхэм слушает ее очень внимательно, но когда он встретился глазами с Джулией, она увидела в них улыбку. Продолжая смотреть на него, она уловила тот момент, когда он заметил, как она выглядит, на виске у него забилась жилка.
   Когда Найджел Фарнхэм подвел Джулию к машине, она увидела, что за рулем сидит шофер, и поняла: решительный момент настанет раньше, чем она ожидает. Ей надо спрятать свои истинные чувства и сыграть роль так, как никогда в жизни.
   Когда машина тронулась, она повернулась, чтобы посмотреть на человека, сидящего рядом с ней. В вечернем костюме он казался более высоким и худым, чем ей запомнилось. И более интересным: его яркая мужественность основывалась главным образом на глубокой уверенности в себе. Он курил сигарету, и она заметила, что пальцы у него длинные и худые, но кажутся сильными, как и все его подвижное тело. С этим человеком нельзя не считаться: он может сломать ее, если она выдаст свои мысли прежде, чем любовь сделает его слабым. «Любовь»… это слово она никогда с ним не связывала, а думать одновременно о себе и Найджеле Фарнхэме было так страшно, что ей захотелось повернуть время вспять. Если бы только она отказалась встретиться с ним!
   — Вы выглядите великолепно. — Его голос прервал ее мысли. — Хотя, наверное, вы привыкли к комплиментам.
   — Я всегда рада их слышать.
   — То, что сказала ваша подруга, правда?
   — А что она сказала?
   — Что вы редко выходите и никогда не встречаетесь с мужчинами, которых не знаете.
   — Отчасти да.
   — Отчасти?
   В его голосе появились резкие ноты, и она с удовлетворением подумала, что уже сумела заставить его ревновать.
   — Деспуа любит, когда я появляюсь на премьерах и приемах, которые устраивают его клиенты. Это значит, что я надеваю его модели.
   — Мне нравится, что ваша работа вмешивается в вашу личную жизнь.
   Она вспомнила, насколько иной могла бы быть ее личная жизнь — и была бы, — если бы этот человек проявил снисхождение и сочувствие, и ее ответ прозвучал резко:
   — Нужда заставит, мистер Фарнхэм.
   — Такая девушка, как вы, не должна ни в чем нуждаться. Вы такая… такая необыкновенная, что могли бы… выйти замуж за кого угодно. Никогда не поверю, что у вас не было десятков предложений.
   — Сотен, — сказала она. — Но не те, которые ведут к алтарю.
   Он что-то воскликнул и резким движением затушил сигарету. Потом повернулся к ней, как бы намереваясь что-то сказать, но передумал и откинулся на спинку сиденья. Какой-то бесенок подтолкнул ее, и она перешла в наступление.
   — Я попала в цель, мистер Фарнхэм?
   — В цель?
   — Да! Ведь вы тоже собирались мне что-то предложить?
   Краска сбежала с его лица, и оно стало таким бледным, что ей стало немного не по себе.
   — Я знаю, что вел себя с вами не слишком хорошо, но я… Черт побери, девочка, за кого вы меня принимаете?
   — За мужчину.
   — Ну, я не такой, какие вам, видимо, попадались, — сказал он яростно. — Если мне нужна женщина, чтобы развлечься, я знаю, где таких искать. Я пригласил вас потому, что я… потому, что вы… — Он остановился и достал следующую сигарету. Когда он зажигал ее, она заметила, что руки его дрожат. — Запомните одно, Джульетта. Вы прелестная девушка, красивее я не видел. И это не пустой комплимент. Уверен, что вы это уже не раз слышали. Но я пригласил вас, надеясь найти что-то, помимо красоты. Я надеялся, что в вас есть ум. Но если вы позволите себе еще одно столь же нелепое предположение, я пойму, что ошибся!
   Она торжествовала, но заставила себя говорить кротко:
   — Извините, мистер Фарнхэм.
   — Меня зовут Найджел. — Голос его по-прежнему был сердитым.
   — Найджел, — повторила она мягко. — Хорошее имя. Оно тебе идет.
   — Ты не предложила мне звать тебя по имени, — заметил он. — Или ты не хочешь, чтобы я называл тебя Джульеттой?
   — Лучше Джулией. Это мое настоящее имя. То, другое, придумал Деспуа.
   — А! — В его голосе прозвучало удовлетворение. — Я рад. Мне сразу показалось, что Джульетта — это псевдоним.
   — Ты очень чуткий.
   — Достаточно чуткий, чтобы понять, что ты так не думаешь!
   Джулия засмеялась, и напряжение рассеялось.
   Как она и ожидала, Найджел Фарнхэм повел ее в театр, а потом в один из самых популярных ресторанов — «Тиберио». Пьеса была серьезная, с политическим уклоном, а ресторан — веселый и дорогой, полный людей, у которых, казалось, в жизни не было никаких забот, и уж конечно, им были незнакомы проблемы, преследовавшие персонажей пьесы.
   — Ты, видно, решил не рисковать, — заметила она, когда они уселись за столик в углу. — Сначала серьезный спектакль, теперь — вот это.
   Он рассмеялся:
   — Не признаю риска. Я не знал твоих вкусов и решил предложить всего понемногу. Впредь…
   Он не закончил фразу, и она решила, что больше не следует над ним подшучивать. Для одного вечера достаточно.
   Они часто танцевали, и Джулию удивило, как хорошо согласовываются их движения. Ей представлялось, что в танце он должен быть таким же несгибаемым и жестким, как в зале суда. Они так хорошо смотрелись вместе, что многие обращали на них внимание. Заметив это, Фарнхэм заглянул Джулии в глаза.
   — Я начинаю понимать мужчин-мусульман, — сказал он. — Если бы я мог, я бы закутал тебя в большую черную чадру. Мне страшно неприятно, когда на тебя смотрят другие.
   — Вот уж не думала, что ты хотел бы быть с женщиной, которую никто не замечает!
   — Не хотел бы. Но предпочитаю золотую середину. А что касается тебя, то у меня такое чувство, что каждый неженатый мужчина, находящийся здесь, был бы рад всадить мне нож в спину.
   — Да ты собственник! — рассмеялась она.
   — Только с тобой. Прежде меня совершенно не волновало…
   Он замолчал, и она восторжествовала. Задача, которую она перед собой поставила, окажется легче, чем она представляла. Месяц, самое большее полтора — и он будет связан так, как никогда в жизни. Тогда, и только тогда, откроет она свое настоящее имя. От этой мысли по ее телу пробежала дрожь, а он, почувствовав это, привлек ее к себе.
   Его дыхание согревало ее щеку, и по напряжению в его плечах она поняла, что он старается держать себя в руках. Намеренно мягко она прильнула к нему.
   Он не удержался, и его руки скользнули по ее спине. Их прикосновение было теплым и неожиданно приятным. На мгновение в ней вспыхнуло желание, сразу сменившееся отвращением. Этот человек сломал жизнь ее отцу — она не должна забывать этого, как и того, зачем она с ним встречается.
   Притворяться оказалось неожиданно трудно, и к тому времени, как Найджел Фарнхэм повез ее домой, отпустив шофера, Джулия смертельно устала.
   — Это был чудесный вечер. Когда я снова увижу тебя?
   — На следующей неделе. — Она ждала его протестующего возгласа и, услышав его, спрятала улыбку и сделала вид, что уступает. — Позвони через несколько дней.
   — Может быть, ленч завтра?
   — Я успеваю только выпить кофе. Позвони мне в понедельник. Я смогу увидеться с тобой вечером.
   Не дав ему времени ответить, она быстро ушла.
   Несколько дней до следующей встречи показались Фарнхэму вечностью: он не мог не думать о Джулии. Он ругал себя за это, но все было бесполезно: он был во власти чувства, которое пока не хотел анализировать.
   В следующие недели он преследовал ее с характерным для него упорством, и каждый раз ему было все труднее расставаться с ней. Не прошло и месяца, как ему уже не надо было гадать, что он чувствует. Он знал. Впервые в жизни он был влюблен. Влюблен в девушку, о которой ему ничего не было известно и жизнь которой он прежде назвал бы пустой. Глупец! Он не предполагал, каким сильным может оказаться его чувство, он хотел, чтобы она принадлежала ему целиком, как жена, спутница жизни, мать его детей.
   Как-то он заехал за Джулией теплым летним утром, и она сразу поняла, что его что-то волнует, но сделала вид, что не замечает ничего необычного, хотя он не звонил ей последние три дня.
   Откинувшись на спинку сиденья маленькой спортивной машины, она закрыла глаза, наслаждаясь ветерком, который трепал ее волосы.
   — Ты по мне скучала? — спросил он, когда они остановились у светофора.
   — Конечно.
   — Тогда почему не позвонила или ты для этого недостаточно эмансипирована?
   — Я думала, ты не из тех мужчин, которые хотят, чтобы их преследовали. А я всегда стараюсь угодить моим мужчинам.
   — Мне не нравится, когда ты употребляешь это слово во множественном числе, — сказал он. — Говори «мужчине» или, еще лучше, Найджелу.
   Джулия засмеялась и не ответила. Он не стал нарушать молчания, пока они не выехали из Лондона, да и потом говорил о чем-то, и ей показалось, что он выжидает.
   Они остановились у маленькой гостиницы около реки неподалеку от Мейденхена. Ресторан был полон, но для них был заказан столик на террасе. Найджел умел сделать так, чтобы все шло отлично! Как только они допили кофе, он расплатился и предложил:
   — Прогуляемся вдоль реки, Джулия.
   Она спустилась следом за ним по ступеням и прошла по газону к берегу. Мимо проплыли несколько лебедей, оставляя волнистый след на темной поверхности воды, и она постаралась сосредоточиться на них, чтобы скрыть поднимающийся в ней страх.
   Найджел махнул рукой, и к берегу причалила лодка. Сидевший в ней старик взглянул на них:
   — Не хотите ли, чтобы я греб, сэр?
   — Нет, спасибо, я справлюсь. — Найджел посмотрел на нее. — Ты любишь реку?
   — Очень.
   Он помог ей устроиться в лодке, потом сел сам и взялся за весла. Вскоре они уже скользили вдоль берега, оставив далеко позади и гостиницу, и лебедей. Она никогда раньше не видела Найджела прилагающим физические усилия, и ее позабавило то, как разгорелись его щеки. Румянец придал ему совсем юный вид, и он стал не похож на того жесткого человека, которого она знала.
   Ловким движением он направил лодку в заливчик, скрытый ветвями плакучих ив, и, подняв весла, смотрел, как лодка останавливается у самого берега. Здесь было темнее: густая листва загораживала солнце.
   Джулия опустила пальцы в воду, делая вид, что не замечает, как пристально смотрит на нее Найджел Фарнхэм. Лодка резко качнулась. Подняв глаза, она увидела, что он встал и идет к ней. Она подвинулась, и Найджел сел рядом. Они были так близко, что она чувствовала прикосновение его ноги к своему бедру и запах его лосьона.
   — Пожалуйста, не отворачивайся от меня, Джулия, — сказал он мягко. — Ты, конечно, знаешь, почему я привез тебя сюда.
   — Надеюсь, не для того, чтобы утопить!
   — Не шути! Ты знаешь, как я к тебе отношусь. Я это не пытался скрывать.
   — Ты находишь меня привлекательной, — уступила она, — я это знаю.
   — Гораздо больше, чем просто привлекательной. Я люблю тебя, дорогая. И хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.
   Именно этих слов она и ждала — так где же чувство торжества? Может, она ждала так долго, что теперь уже не в силах насладиться одержанной победой?
   — Джулия, взгляни на меня! Скажи, что любишь меня!
   Но она молчала, оттягивая мщение. Почему она не говорит ему, кто она? Ведь сейчас он должен был услышать, что она — дочь человека, которого он отправил в тюрьму! Она часто думала об этом мгновении, представляла себе выражение его лица, подбирала те едкие слова, которые скажет ему… И вот теперь они все куда-то исчезли — и даже предвкушение мести не помогает ей…
   — Дорогая, я хочу, чтобы ты стала моей женой, — повторил он. — Я так сильно тебя люблю! Неужели ты совсем ко мне равнодушна? Джулия, ответь мне!
   Она заглянула в его мужественное лицо и увидела в его глазах свое отражение. Если она сейчас назовет ему свое имя, он отстранится и это отражение исчезнет. Может, именно это заставляет ее молчать?
   Джулия закрыла глаза, чтобы его не видеть, и только тогда смогла ответить:
   — Я… я выйду за тебя, Найджел, если ты уверен, что хочешь этого.
   — Если я уверен? — Он прижал ее к себе. — Я еще ни в чем не был так уверен. Мы будем счастливы, дорогая. Так счастливы! — Почти прикасаясь к ее губам, он сказал: — Но ты не сказала, что любишь меня, Джулия. Ты все еще меня стесняешься?
   — Немного.
   — Кто бы мог подумать! — Его голос был полон нежности. — Ты кажешься такой искушенной… как будто у тебя было много любовников.
   Она открыла глаза.
   — Ты так думаешь? Ты не задавал мне этого вопроса.
   — Я не задал тебе очень много вопросов, — поддразнил он ее. — Но задавать вопросы — моя работа, а рядом с тобой я забывал о ней.
   — И совсем никакого любопытства?
   — Ты красивая, умная, добрая. На твоем лице написано, что ты за человек. Я хорошо разбираюсь в людях, дорогая. Иначе никогда не достиг бы того, чего достиг.
   Эти слова рассеяли сомнения, которые она еще питала относительно своих планов мщения. Так он хорошо разбирается в людях, вот как? Так хорошо, что решил, что ее отец — мошенник? Ну что ж, она покажет ему, как он может ошибаться… но позже, гораздо позже, когда ему будет по-настоящему тяжело.
   С ощущением, будто она исполняет какую-то роль, она обвила руками его шею, притянув к себе его голову. Никогда прежде она не проявляла своих чувств, и сейчас он вскрикнул, как будто она сделала ему больно.
   Нежность, с которой он обычно целовал ее при расставании, сменилась неистовством, оказавшимся для нее неожиданностью. Его губы были уже не мягкими, а твердыми и требовали ее ответа, пока наконец ее губы не приоткрылись.
   Она попыталась высвободиться из его объятий, и, почувствовав ее смятение, он отпустил ее.
   — Прости, дорогая, — сказал он хрипловато, — я не собирался так тебя целовать. Мне давно этого хотелось, но я боялся тебя испугать.
   Она постаралась взять себя в руки и подавить стыд, который охватил ее при мысли о том, как подействовало на нее его прикосновение.
   — Я… я что-то не заметила, чтобы ты боялся.
   — Если ты хочешь, чтобы я обещал тебе, что подобное не повторится, — проговорил он медленно, — то боюсь, что не в силах этого сделать. Но я никогда не причиню тебе боль, дорогая. Помни это.
   Когда они вернулись на Кэмбриен-Терес ближе к вечеру, он настоял на том, чтобы подняться к ней, и Джулия подумала, как странно он смотрится в ее скромной квартирке.
   Он отказался от кофе, и она извинилась, что не может предложить ему ничего крепче.
   — Сама я редко пью, — объяснила она, — и никогда не приглашала сюда знакомых мужчин.
   — И теперь уже не пригласишь. — Он посадил ее к себе на колени. — Когда ты выйдешь за меня, Джулия?
   — Ну, я…
   — Только не говори глупостей о приданом: я куплю тебе все необходимое за неделю!
   — Не торопи меня, Найджел, — умоляюще сказала она.
   — Почему? У нас нет причин ждать.
   — Надо устроить так много, — сказала она. — Ты как-то сказал мне, что твоя квартира слишком мала для двоих.
   — Да, конечно. Но я и не думал, что мы будем в ней жить.
   — Тем более надо подождать. К тому времени, как мы найдем…
   — Нам ничего не надо искать, — торжествуя, перебил он. — Я знаю подходящее место! Мои друзья уезжают за границу и предложили мне свой дом. Если он тебе понравится, мы можем его купить и сразу же переехать. Кое-какая мебель у меня есть, а остальное ты легко найдешь. Я открою для тебя счета во всех крупных магазинах, и покупай все, что хочешь. Если ты…
   — Найджел, прекрати! — Она накрыла его руки своими. — Конечно, я обещала выйти за тебя замуж, но это не может произойти так быстро.
   Теперь его руки оказались сверху.
   — Я не хочу, чтобы у тебя была возможность передумать.
   — Почему я должна передумать?
   — Потому что иногда мне кажется, что в тебе уживаются два разных человека — один теплый и живой, а другой такой холодный и далекий, что к нему не подобраться. Как будто ты боишься показать свое истинное «я».
   Ее сердце тревожно дрогнуло.
   — Если временами я казалась странной, то это потому, что я… я не хотела, чтобы ты меня полюбил.
   — Почему?
   Она опустила глаза.
   — Потому что я не твоего круга. Что скажут твои родные и друзья, когда узнают, что ты хочешь на мне жениться? Это не повредит твоей карьере?
   — Забудь об этом, — сказал он решительно. — Пусть мои друзья тебя не волнуют. Мне важно, чтобы ты понравилась только одному человеку, и я надеюсь, что она тебе тоже понравится, — это моя мать. Но я в этом не сомневаюсь. Ты добрая, нежная и честная. И это самое главное.
   При этих словах Джулия почувствовала укол совести. Честная! Что будет, если сказать ему, кто она? Но пока об этом надо молчать.
   — Хорошо, Найджел, — сказала она медленно. — Я выйду за тебя так скоро, как ты хочешь.
   — Благодарение Богу! — Он зарылся лицом в ее волосы. Его руки коснулись змейки волос, свернутой низко на ее шее. Под его пальцами шпильки выпали, и темные шелковистые пряди упали ей на плечи.
   — Я так давно хотел это сделать, — сказал он хрипловато, ища ее губы своими.

Глава 4

   Ранним утром на следующий день они отправились к миссис Фарнхэм.
   Джулия очень тщательно оделась для этого визита, зная, что не найдется судьи более пристрастного, чем свекровь. Она выбрала простое синее платье. Его цвет перекликался с цветом ее глаз. Прямые распущенные волосы удерживала узкая полоска той же ткани.
   По глазам Найджела она поняла, что он одобрил ее выбор. Он быстро поцеловал ее и прошептал:
   — Если моя мать полюбит тебя хотя бы наполовину так сильно, как я, она будет тебя обожать.
   Лондон изнемогал от жары, но за городом ярко светило солнце, и свежая зелень деревьев сияла на фоне синего неба. Деревушка, в которой жила мать Найджела, затерялась где-то в прошедших веках. Старинная церковь из серого камня, коттеджи эпохи Тюдоров уютно устроились в стороне от извилистой дороги. Найджел свернул на узкий проселок, окруженный живыми изгородями, и остановился у небольшого дома эпохи Георгов, старинные кирпичи которого блестели на солнце. Широкий газон перед домом пестрел клумбами, их многоцветие подчеркивало элегантность простого фасада.
   Найджел провел Джулию по дорожке, открыл дверь и ввел ее в холл, в котором стояли скамья и стол темного дерева и лежал прекрасный персидский ковер. Все еще придерживая ее за локоть, он вошел с ней в комнату, которая проходила поперек всего дома.
   Миссис Фарнхэм, сидевшая в кресле, поднялась и пошла им навстречу. Даже если бы Джулия не знала об их родстве, она бы догадалась: сходство между ними было удивительным, только губы матери были полнее и подбородок более округлый.
   Она поцеловала Джулию в щеку.
   — Милая, я рада наконец с вами познакомиться. Я так много слышала о вас от Найджела. — Она засмеялась не наигранным звенящим смехом, а глубоким, горловым смешком, полным радости и тепла. — По правде сказать, он ни о чем другом и не писал!
   — Не выдавай моих секретов, — предупредил ее Найджел, наливая три рюмки хереса. — Письма должны оставаться конфиденциальными.
   Его мать расхохоталась:
   — Ты и твоя юриспруденция!
   Он подал им рюмки, и они сидели, ожидая, пока пожилая горничная не объявила, что ленч подан.
   — Этель служит у меня с того времени, когда Найджел был еще младенцем, — призналась миссис Фарнхэм по дороге в маленькую, но очень приятную столовую. — Уверена, что ей хочется познакомиться с вами, Джулия. Она будет разочарована, если ее не представят невесте мистера Найджела.
   Найджел поднял глаза в притворном ужасе.
   — Уволь меня, мама. Если ты собираешься вести Джулию после ленча на кухню, я пойду в сад. По крайней мере мне краснеть не придется. — Он бросил Джулии смущенно-шутливый взгляд. — Трудно представить более невыносимого ребенка, чем я, но Этель уверяет, что я был просто чудо.
   После ленча они втроем отправились в сад и лениво нежились на солнце, сонно переговариваясь, пока Этель не принесла чай. Солнце медленно клонилось к закату, удлиняя тени. Легкий ветерок шевельнул листву и раздувал юбки Джулии.
   Преувеличенно зевая, Найджел встал и потянулся.
   — Я сделаю это, не дожидаясь твоего приказа, старушка, — сказал он матери и пояснил Джулии: — Каждый раз, когда я здесь бываю, мама просит, чтобы я полил ее розы, так что я пошел, пока она не начала меня пилить.
   — Я никогда не пилю, — невозмутимо отозвалась его мать. — Просто повторяю, что надо сделать, до тех пор, пока ты это не сделаешь.
   Усмехнувшись, он исчез, а миссис Фарнхэм достала вышивание из стоящей рядом корзинки. Иголка с длинным хвостом цветного шелка быстро сновала по материи.
   — Вы с Найджелом скоро поженитесь?
   — Не знаю. Он хочет, чтобы это было скоро, но…
   — Я его понимаю, — сказала миссис Фарнхэм. — Вы очень красивы, Джулия. Любой человек, влюбленный в вас, испытывал бы нетерпение, а Найджел — особенно. Терпением он никогда не отличался. — Она хохотнула, вспоминая. — Он был таким порывистым ребенком. Однажды я дала ему посадить несколько луковиц, и он каждое утро измерял ростки линейкой.
   — Он дождался, пока они зацвели, или бросил?
   — Вы не знаете Найджела, если думаете, что он может что-то бросить! — Она помолчала, а потом сказала: — Я всегда мечтала, как встречу девушку, на которой он женится.
   — Наверное, у него было много возможностей сделать это?
   — Да. Но он не хотел. Вы первая, кого он познакомил со мной. В прошлом он встречался с несколькими девушками, но никогда не привозил их сюда. Он все говорил: «Подожди, пока я встречу ту самую. Тогда ты ее увидишь». — Она пристально посмотрела на Джулию. — Я рада, что он выбрал вас.
   — Правда?
   — Конечно. Почему вы удивляетесь?
   — Потому что он наверняка мог жениться на ком-то гораздо более подходящем… на ком-то, кто мог бы помочь в его карьере.
   — Найджел без всякой помощи достиг вершин своей профессии и не нуждается в помощи. Если вы любите его и сделаете его счастливым, вы дадите ему все, что нужно.
   — Да? — с сомнением спросила Джулия. — Он такой… такой независимый.
   — Это внешнее. В глубине души он очень раним. Он пытается бороться с этим и, наверное, поэтому производит противоположное впечатление.
   — Это точно! — капризно подтвердила Джулия.
   Пожилая дама засмеялась.
   — Когда вы лучше узнаете его, то поймете, что у него твердые понятия о добре и зле. Если он кому-то верит, то будет защищать его всеми силами. Но если нет, то будет добиваться осуждения.
   Джулия чуть не сказала, что слишком хорошо это знает, но ее спасло появление Найджела с лейкой в руках. Он упал в кресло, утирая лоб, и, наблюдая за ним, Джулия ощутила страстное желание крикнуть, что ее присутствие здесь — жалкая комедия.
   Найджел перевел глаза с нее на свою мать.
   — Не говорили ли вы ради разнообразия обо мне?
   — Я только что предупреждала Джулию, что ты можешь быть упрямым как осел.
   Он ухмыльнулся:
   — Ты так думаешь, дорогая?
   — Думаю, что можешь, — ответила она.
   Он застонал.
   — Женщины! Всегда друг за друга держатся! Ну, мама, любовь моя, что я сделал, чтобы ты так обо мне думала?
   — Временами ты бываешь слишком жестоким, — спокойно ответила миссис Фарнхэм. — Твои принципы недостаточно гибки.
   — Гибкость ведет к нечестности, — отозвался он. — Ты, наверное, все еще думаешь об этом несчастном деле Хьюго Трэффорда?
   При упоминании имени отца Джулия замерла, но Найджел, не заметив этого, объяснил:
   — У мамы пунктик насчет этого Трэффорда. Не знаю, помнишь ли ты это дело, дорогая: он был связан с аферой на фондовой бирже.
   — Я не верю, что он был мошенником, — прервала его мать. — И всегда утверждала, что он послужил ширмой каким-то нечистоплотным дельцам, оставшимся в тени.
   — Ты прочла слишком много детективов, мама. То, что он из хорошей семьи и был настолько невежлив, что умер через несколько недель после суда, не может убедить меня в том, что он невиновен.
   — Вот именно: «Ничто не может меня в этом убедить!»
   Найджел встал.
   — Давай не будем надоедать Джулии всем этим. Трэффорд был мошенником, я в этом совершенно уверен. Пойду приведу себя в порядок. Ты не хочешь умыться перед обедом, Джулия?
   Девушка молча пошла за ним, благодаря Бога, что он не заговорил с ней по дороге к дому. В этот момент она была не в силах вести осмысленный разговор, а все тело ее так дрожало, что даже идти было неимоверно трудно.
   Найджел остановился у двери в ванную.
   — Я оставлю тебя здесь и пойду в свою комнату. Когда будешь готова, дорогая, постучи мне.
   Джулия была рада остаться одна и села на край ванны, ожидая, пока успокоится. Она никогда раньше не задумывалась о том, что другие люди думают о ее отце, пока сегодня не услышала, как о нем говорят — равнодушно, как бы между прочим. Для нее он был папочкой, рассеянным неудачником-папочкой, но для тех, кто его не знал, — простым жуликом. Если ей порой и хотелось отказаться от своего плана, эти последние минуты укрепили ее решимость, поколебавшуюся было из-за сентиментальности. Но теперь всякая чувствительность была забыта. Она станет такой же жестокой, такой же безжалостной, как человек, заклеймивший ее отца как преступника.