Страница:
Эбад встал.
— Что это? — спросил он на африканийском наречии.
— Посмотри — и увидишь.
Эбад взглянул.
И что же он увидел? Вырезанный на медальоне мужской профиль. Лицо, без сомнения, имело классические африканийские черты. По плечам рассыпались длинные курчавые волосы.
— Простите человека, не знакомого с вашей страной, — сказал Эбад, — и объясните мне, что это означает.
Но три туземца только обернулись и сделали резкий, властный знак своим товарищам, ждущим в отдалении. Один из них тотчас развернулся и стремглав убежал в лес.
Среди пиратов все, кто мог, встали на ноги, достали промокшие ружья, пистолеты, ножи и шпаги.
— Не бойся, Эбад. Мы с тобой.
Вождь лесных людей с досадой покачал головой.
— Господа, вы нас не поняли. — Он заговорил на безупречном ангелийском языке, лишь слегка сдобренном легким акцентом. — Мы не желаем вам зла. На золотой монете изображен портрет нашего царя. А вы, господин, похожи на него как две капли воды. Мы рады встретить вас. Мы приглашаем вас к себе. Войдите в лес. Там вас ждет стол, кров и всё, что пожелает ваша душа. Вы не пожалеете.
— Не верьте мерзавцу, — проворчал Граг. — Мягко стелет, да жестко спать.
Остальные согласились с ним. Но Эйри сказал:
— Ведь правда, Эбад и этот человек с монеты — они как два близнеца.
Медальон переходил из рук в руки. Его не увидела только Артия, все еще спавшая под пальмой.
Озадаченные погорельцы с «Незваного гостя» недоверчиво взирали на гостеприимных хозяев.
И тут барабаны в джунглях сменили темп, начав выбивать совершенно другой ритм.
— Я пойду с вами, — решил Эбад.
— Очень хорошо, — одобрил черный вождь.
Тут, спугнув птиц на деревьях, одновременно заговорили двадцать шесть голосов.
— Нет, Эбад! Не ходи один!
— Клянусь кувшином О'Крана, я пойду с тобой!
— Не делай глупостей, приятель, мы с тобой друзья и пойдем вместе!
— И я!
— И я!
— И я!
Черный вождь царственно улыбнулся.
— Вижу, господин, вас очень уважают. Вы, не сомневаюсь, их капитан.
— Первый помощник. А капитан — вот она. Моя дочь.
Брови туземца удивленно взлетели вверх.
— Она? Белая женщина?
Эбад нахмурился. Всего на один миг на его непроницаемом лице мелькнула какая-то тень.
— Ее мать была белой женщиной. Моей женой.
— Тогда, господин, она для нас принцесса. Она ранена? Мы ее понесем.
— Ее понесу я, — возразил Катберт. — Бедная девочка!
— И я, — вызвался Дирк. — Тысяча чертей! Всё равно от куртки и штанов остались одни лохмотья.
Деревья были высокие, с ребристыми стволами, будто покрытыми изысканной резьбой, а наверху ветви и листья сплетались в густой полог. Всё вокруг опутывали лианы, сквозь стену из их гибких стеблей вела расчищенная тропа. Видимо, проводникам в белых накидках пришлось прорубать себе дорогу к пляжу. Зелень слепила глаза. Звенели, пели и перекликались птицы. Тут и там вспархивали бесчисленные насекомые.
Путь оказался длинным, особенно для Грага и Бузла, опирающихся на костыли. Наконец показалась деревня — остроконечные крыши, хижины, сплетенные из травы. В болотистом пруду нежились две или три коровы — видимо, они питались тростником. Команде принесли воды и фруктов, однако проводник сказал, что здесь они остановятся для отдыха всего на час.
— Далеко ли оно, то место, куда вы нас ведете? — спросил Эйри.
— В нескольких днях пути.
Люди с корабля переглянулись.
— А если, — сказал Эбад, — кто-нибудь из нас пожелает остаться здесь? Или вернуться на берег?
— Вы знаете дорогу? Сумеете ее найти? В джунглях всё растет быстро, от тропы, вероятно, уже не осталось и следа. А эта деревня не сможет вас прокормить. Вы знаете, какая вода в здешних краях безопасна для питья? Какие растения съедобны? В джунглях водятся змеи и леопарды. Тот, кто не последует за нами, должен будет сам заботиться о себе.
Вкусный Джек угрюмо расхохотался.
— Нас прижали к стенке.
Остальные мрачно вглядывались в лесную чащу. Она была похожа на лабиринт, и даже солнце не смогло бы указать им путь. Кроме того, что их ждало на пляже? Пустынный берег да разбитый корабль за утесом.
Через час все встали и побрели дальше.
— Привет, Эбад. Я уже выздоровела. Только после моря немного покачиваюсь. Не привыкла ходить по суше.
— Осторожнее, Артия.
— Хорошо, папа. Но понимаешь, когда я лежала, глядя Дирку в спину, я очень встревожилась. Никогда еще не видела его куртку такой грязной и изодранной.
Похоже, она знала, кто они такие; значит, память не пострадала. Она не забыла, что с ними произошло. Зрение и слух, видимо, тоже не затронуты, а головокружение и слабость в ногах скоро пройдут. Она отобрала руку сначала у Дирка, потом у Мози Дейра, и теперь каждый шел сам по себе. Никто не спрашивал, понимает ли она, что случилось с кораблем. Вряд ли. Печальный путь без возврата явно доставлял ей больше удовольствия, чем остальным. Хорошо, что она может идти. Только посмотрите на нее! Если не считать синяка на голове, она совсем не изменилась.
Всю вторую половину дня они брели по непроходимым джунглям, и с каждым шагом дорога становилась тяжелее. Проводники в белых накидках не обманули: прорубленная тропа уже затягивалась. Чернокожие люди, а затем и кое-кто из команды взялись за ножи и принялись рубить папоротники, лианы и мягкие листья размером с весло.
Они дошли до узкой коричневой речки. Ее берега поросли деревьями, похожими на ивы. На жаре их склоненные к воде ветви окутались голубоватыми испарениями. Кричали невидимые обезьяны. С берега в воду сползла громадная змея. Через поляну проскакали два оленя, словно одетые в белые полосатые штанишки. Уолтер, Тазбо и де Жук долго обсуждали животных, строя догадки, кто их вырядил подобным образом.
— Человек, начисто лишенный вкуса, — подытожил Дирк.
Артия шла рядом с Эбадом. Она заговорила с ним по-франкоспански:
— Значит, они считают вас королем, мистер Вумс?
— Видимо, да. С ума сошли.
— А может, это мы сошли с ума, раз не замечали этого. Ты всегда хвастался, что происходишь из рода египтийских фараонов.
— Так и есть, Артия.
— Подумать страшно.
Внезапно вождь вскинул руку, давая знак остановиться. Потом указал вверх. Люди замерли, вглядываясь в густое переплетение сучьев и листвы. Там поблескивало что-то тусклое, полоска крапчатого солнечного света, обвившаяся вокруг длинной ветки.
Артия тоже подняла глаза. Она поняла, что перед ней, узнала то ли по картинкам, которые показывала Молли, то ли из воспоминаний детства — только непонятно, каких. Это был пятнистый леопард.
Белые накидки провели отряд стороной, подальше от хищной кошки.
С той минуты с ними то и дело случалось что-нибудь необычное.
Сквозь листву вспорхнула большая птица, ее крылья зашелестели, как грабли по траве. Шемпс решил, что наступил на змею, и с воплем отскочил. Но это оказался всего лишь корень дерева. А змея, час спустя свалившаяся на Бузла, обернулась лианой. Потом появилась и настоящая змея, она обвилась вокруг ветки.
— Видите? — сказал Джек. — Ее здесь называют кусакой. Один укус — и прощай, Африкания.
Тем временем джунгли потемнели. Солнце зашло. Будто ширмы, выросли тени. Вскоре уже ничего нельзя было разглядеть, и люди то и дело на что-нибудь натыкались. Деревья растворились во мгле, сгустившейся, плотной, — и путники врезались в черные стволы, напрасно пытаясь их обогнуть. Еще больше запутывали их бесчисленные светящиеся насекомые — они кружились в воздухе, как негаснущие искры. А потом из пещер и дупел выпорхнуло черное трепещущее облако, воздух наполнился шелестом и тихим писком. То ли звери, то ли птицы — летучие мыши.
Когда на открывшейся поляне показалась очередная деревня, по отряду прокатился вздох облегчения.
Их поселили в пустой хижине, дали миски с густым варевом, напоминающим кашу. И люди накинулись на еду, потом улеглись на землю и тотчас же погрузились в сон.
Артия почти ничего не ела и не пыталась уснуть. Она вышла из хижины, каждую секунду ожидая, что кто-нибудь остановит ее, прикажет вернуться.
Неподалеку у костра сидели на корточках двое в белых накидках, один из них вождь. Артия умела говорить на местном языке. Она подошла и попросила разрешения присоединиться к ним.
— Для нас это большая честь.
Она села напротив. Долго смотрела, как отблески костра золотят черные лица, играют, точно пламя на углях. Артия заметила, что белые из ее отряда не очень боятся этих людей. Но Мози Дейр, чернокожий ангелиец, и уроженец Синей Индеи Ларри Лалли держались настороженно. А Эбад… Эбада, казалось, ничем нельзя пронять.
Примерно в полумиле от деревни в джунглях опять забили барабаны. Эбад рассказал, что так передают известия, это шифр, составленный из ритма и дроби. Интересно, о чем они сейчас говорят?
Артия сосредоточила мысли на веренице недавних событий. Это было всё равно что крепко держать штурвал корабля. Пусть даже того, который лежит среди скал далеко отсюда. Когда-нибудь она наберется сил и взглянет в лицо призраку «Незваного гостя». Но не сейчас. Она пока не готова думать об этом. Пусть эти мысли опустятся на дно ее памяти. Сколько всего она уже похоронила там!
— Как называется место, куда вы нас ведете? — спросила Артия, помолчав еще немного.
Вождь переглянулся со своим спутником.
— Оно называется Кем.
— Кем. — Слово показалось смутно знакомым. Может быть, о нем упоминала Молли — в сказке или легенде? Кажется, Кем — древнее название Египтии?
— Мы пойдем так далеко на север?
— Нет. На восток.
— В Кем.
«Кем, — подумала она. — Это слово что-то означает. Черный. Черная страна. Великая река Найл каждый год заливает берега, удобряет их черным илом и дарит им плодородие. Итак, Черная страна. Кем».
— Там есть река? — спросила она.
— Стебель Водяной Лилии.
Эта фраза поставила Артию в тупик. Она переспросила:
— Стебель лилии?
— Исток реки. — Вождь улыбался, глядя в костер.
Артия сдалась. Немного помолчав, заговорила опять:
— Мистер Вумс сказал мне, вы считаете, что он очень похож на царя.
— Да. На нашего царя.
— Но будет ли ваш царь рад возвращению двойника?
— У нас нет царя. Не было с давних времен. И тогда он назывался по-другому. Царь Черной страны Африкании.
— Позвольте угадать, — сказала Артия по-ангелийски. — Его называли фараоном.
Белые накидки подняли глаза и поклонились с любезностью, присущей только очень гордым людям. Артия в ответ кивнула и вернулась в хижину.
Большая комната была наполнена храпом и сонным сопением. Время от времени кто-то вздрагивал, мучимый кошмаром. Она подошла к Эбаду и склонилась над ним. Разбудить или нет? Как будет лучше?
Пока она размышляла, перед раскрытой дверью что-то промелькнуло. Прислушавшись, Артия уловила за соломенными стенами шаги босых ног. Через минуту круглую хижину и всех, кто в ней был, окружило кольцо воинов с длинными копьями в руках. Высокие темные фигуры заслонили вход.
Артия села, прислонилась к стене. Нет смысла беспокоить спутников. Она и так сказала тем двоим у костра слишком много. Сколько осталось до рассвета? Часа три.
Она не собиралась спать, но… Ее разбудил трубный голос. От пронзительного звука чуть не раскололась голова, в глаза ударил яркий свет.
Вся команда вскочила на ноги. Артия первой подошла к дверям, и стражники — а кто же они еще? — разрешили ей выглянуть из-за живой изгороди.
За спиной у нее раздался испуганный вопль Гидеона Шкваллса.
— Что это такое? Чудовища! Спасите!
— Нет, нет, мистер Шкваллс, — успокоил его Вкусный Джек. — Это африканийские слоны.
— Нет, чудовища! Смотрите, у них на мордах канаты!
— Это хоботы, — пояснил Вкусный. — А видишь, какие у них уши?
— Еще бы не заметить! Так по бокам и болтаются.
— У африканийского слона уши похожи на карту Африкании, — с видом знатока растолковал кок. — А у слонов в Индее уши напоминают карту Индеи.
Артия ловко проскользнула между скрещенными копьями и вышла на поляну перед хижиной. Острые пики со стуком сомкнулись у нее за спиной, и всё. Никто ее не преследовал. В конце концов, она же не фараон. И никому не нужна.
Исполинские слоны вздымались, как стены живого замка, серые, с ног до головы исчерченные сеткой аккуратных морщинок. Высоко, на древних и в то же время молодых мордах, сверкали, будто угольки, маленькие глаза. По обе стороны от толстого, как корабельный канат, хобота торчали изогнутые бивни, украшенные золотыми кольцами. Степенно шагающих слонов было всего четыре. Но топали они как целое стадо.
Эбад уже стоял среди них. Его окружали люди в белых накидках.
Видимо, стражники дозволили ему это, подумала Артия.
— Ночью били барабаны, — обратился к ней Эбад. — Слышала?
— Да, папа. Громко, отчетливо.
— Видимо, мы движемся слишком медленно, и барабаны вызывали транспорт.
— Слонов?
Эбад осторожно провел ее через слоновий караван и показал деревянные помосты на колесах. Их украшали сложные узоры — красные, желтые, белые, черные.
— Мы сядем в эти пестрые телеги, а слоны потянут их через лес. Кто-то уже прорубил для нас дорогу и cледит за тем, чтобы она не заросла — так сказали наши проводники. — Немного помолчав, Эбад продолжил:
— А ты знаешь, что мы идем в Кем?
— Да.
— Это древнее название Египтии.
— Знаю, мистер Вумс. Значит, мы идем в африканийскую Египтию, и ты станешь фараоном. — И добавила по-франкоспански: — Может, все-таки сбежим?
— Нет, Артия. В лесах вокруг деревни спрятано около сотни воинов, в доспехах и с оружием. И знаешь что, Артия…
— Уи, мон пер?[5]
— Они все понимают по-франкоспански.
Черные воины в расшитых бусами нагрудниках и юбках бежали по бокам от повозок, впереди и позади. При каждой остановке они приветствовали Эбада, постукивая копьями. Потом вытаскивали кинжалы, сделанные в форме скорпионов, змей и ящериц, поднимали их высоко к синему небу. На каждой чешуйке, на каждом острие блестели солнечные блики.
Никто из команды не отваживался вступать в спор.
— Роскошное зрелище, — заметил Вкусный Джек, восседая на второй повозке с Моди на плече и Планкветтом на голове. Оба попугая удивленно взирали на проплывающий мимо лес. — Великолепное. Имейте в виду, все эти джентльмены могут с сотни ярдов попасть по движущейся мишени.
— Этими забавными ножичками? — испуганно спросил Ларри Лалли.
— Нет, дружок. Копьем. А ножики эти — не для драки. Они ритуальные.
— Как это?
— Никому не ведомо, кроме самих туземцев.
Путь продолжался день, ночь и потом еще целый день. Провожатые и слоны почти не останавливались на отдых.
Раз пять пираты сваливались с повозки. Воины спокойно ловили их на лету и водружали обратно. К счастью, ни у кого из этих пятерых не было переломов, не приобрели они и новых увечий.
Артия хохотала до упаду над этими трюками. (Прав да, однажды она вздремнула на пару минут, и ей приснился Феликс. Он играл в карты с Белладорой Веер — но потом Белладора почему-то превратилась в Малышку Голди. А это уже не казалось смешным.)
На второй день, когда занимался стремительный, жаркий, багровый закат, прорубленная в джунглях дорога закончилась.
На выходе из просеки виднелось впечатляющее сооружение. Слоны замедлили шаг и с пыхтением остановились. Воины тоже. Пассажиры сухопутных плотов на колесах — двадцать с лишним мужчин и одна женщина — вскочили на ноги.
Лесная тропа обрывалась у подножия двух каменных колонн. Их покрывали резные барельефы и символы, верхушки венчало золото, ослепительно блестевшее под рубиновыми лучами солнца.
А дальше тянулась вторая дорога. Это было уже настоящее шоссе. С ней не могли сравниться самые широкие, изысканные и роскошные улицы больших городов. Дорога, вымощенная громадными ровными плитами, в лучах заходящего солнца сверкала, как медь. Блики играли и на каменных статуях, обрамлявших ее с двух сторон. Их сдвоенная шеренга уходила вдаль, к темнеющему горизонту.
— Это львы, они лежат, вытянув лапы и подняв головы, — удивленно воскликнул Уолтер. — Только…
— У них головы человеческие! — закончил за него Шадрах.
— Вкусный Джек, ты всё на свете знаешь. Кто они такие?
— Зверолюди, — с важным видом ответил Вкусный, прихорашиваясь, как попугай. — Их еще называют сфинксами.
— Финксами? Свинксами?
Кок только ухмыльнулся.
— Это царская дорога, Артия, — голос Честного Лжеца звучал мягко, как предзакатное дыхание ветерка в листве. — Древняя, как мир.
— Это Египтия, — сказал Вускери. — Как в «Антонии и Клеопатре» Шейкспера. Помнишь, Дирк, как мы играли?
— На сей раз это настоящее, а не нарисованное на старом скрипучем заднике, — мечтательно вздохнул Дирк.
Воины поклонились дороге. Слоны подняли хоботы и приветствовали ее трубным гласом, раскатившимся по джунглям, как звон колокола. Солнце, наверное, испугалось: стремглав кинулось куда-то влево, за стену деревьев, окаймлявших дорогу. И небо тотчас же стало холодным.
Выказав почтение дороге, слоны и воины направились дальше. Держась за края повозки и друг за друга, команда глазела по сторонам. Но на мир черным парусом опустилась ночь, укутав непроницаемой пеленой и дорогу, и сфинксов.
В полной темноте процессия шла около четверти часа. Потом впереди опять забрезжил свет.
— Факелы!
Нет. Гораздо, гораздо ярче!
Они подошли к высокой стене. Зажженные огни факелов выхватывали из темноты бесчисленные барельефы — египтийские, как определили Артия и еще один или два человека, видевшие подобные изображения в книгах. Стену прорезала огромная арка, и когда они дошли до нее, Артия увидела, что дорога кончается. Впереди их ждало еще более удивительное зрелище.
Они попали в город, исчерченный прямыми улицами, вдоль которых тянулись дома под плоскими крышами. Кое-где встречались более величественные здания с колоннами и множеством флагов. В сиянии факелов и фонарей город казался золотым, переливался бесчисленными красками. Однако размерами он был невелик, и с высоты холма открывался вид на бескрайнюю равнину. Мерцая и переливаясь, она тянулась до широкой темной реки, а потом продолжалась на другом берегу и уходила вдаль, насколько хватало глаз. А на горизонте взгляд упирался в нечто совершенно необычное.
На фоне джунглей из песка подымался ввысь треугольный силуэт. Он был слишком правильным для естественной горы. В небе широкими ручьями уже вспыхнули звезды, их свет ясно очерчивал плоские грани и остроконечную вершину.
Артия посмотрела на Эбада.
— Это древнеегиптийская пирамида, да?
Но он не успел ответить. Где-то в городе затрубил рог, из зданий начали выбегать люди, воины повернулись к Эбаду, стоявшему на повозке, опустились на колени и прижали ко лбу ритуальные кинжалы.
— Это они тебе так кланяются, Эбад, — усмехнулся Эйри. — Клянусь лучшим одеялом баньши, вот это почтение!
От колонны воинов отделился человек. Это был вождь в белой накидке, тот самый, что всё это время находился рядом с ними. Он тоже преклонил колена, и команда поняла, что у него сильный голос, которому мог бы позавидовать даже очень хороший актер.
— Приветствуем тебя, господин. Приветствуем тебя, Та Неве Амон, Царь Истока и Трех Земель! Сын Неба! Фараон!
2. Где же Свин?
— Что это? — спросил он на африканийском наречии.
— Посмотри — и увидишь.
Эбад взглянул.
И что же он увидел? Вырезанный на медальоне мужской профиль. Лицо, без сомнения, имело классические африканийские черты. По плечам рассыпались длинные курчавые волосы.
— Простите человека, не знакомого с вашей страной, — сказал Эбад, — и объясните мне, что это означает.
Но три туземца только обернулись и сделали резкий, властный знак своим товарищам, ждущим в отдалении. Один из них тотчас развернулся и стремглав убежал в лес.
Среди пиратов все, кто мог, встали на ноги, достали промокшие ружья, пистолеты, ножи и шпаги.
— Не бойся, Эбад. Мы с тобой.
Вождь лесных людей с досадой покачал головой.
— Господа, вы нас не поняли. — Он заговорил на безупречном ангелийском языке, лишь слегка сдобренном легким акцентом. — Мы не желаем вам зла. На золотой монете изображен портрет нашего царя. А вы, господин, похожи на него как две капли воды. Мы рады встретить вас. Мы приглашаем вас к себе. Войдите в лес. Там вас ждет стол, кров и всё, что пожелает ваша душа. Вы не пожалеете.
— Не верьте мерзавцу, — проворчал Граг. — Мягко стелет, да жестко спать.
Остальные согласились с ним. Но Эйри сказал:
— Ведь правда, Эбад и этот человек с монеты — они как два близнеца.
Медальон переходил из рук в руки. Его не увидела только Артия, все еще спавшая под пальмой.
Озадаченные погорельцы с «Незваного гостя» недоверчиво взирали на гостеприимных хозяев.
И тут барабаны в джунглях сменили темп, начав выбивать совершенно другой ритм.
— Я пойду с вами, — решил Эбад.
— Очень хорошо, — одобрил черный вождь.
Тут, спугнув птиц на деревьях, одновременно заговорили двадцать шесть голосов.
— Нет, Эбад! Не ходи один!
— Клянусь кувшином О'Крана, я пойду с тобой!
— Не делай глупостей, приятель, мы с тобой друзья и пойдем вместе!
— И я!
— И я!
— И я!
Черный вождь царственно улыбнулся.
— Вижу, господин, вас очень уважают. Вы, не сомневаюсь, их капитан.
— Первый помощник. А капитан — вот она. Моя дочь.
Брови туземца удивленно взлетели вверх.
— Она? Белая женщина?
Эбад нахмурился. Всего на один миг на его непроницаемом лице мелькнула какая-то тень.
— Ее мать была белой женщиной. Моей женой.
— Тогда, господин, она для нас принцесса. Она ранена? Мы ее понесем.
— Ее понесу я, — возразил Катберт. — Бедная девочка!
— И я, — вызвался Дирк. — Тысяча чертей! Всё равно от куртки и штанов остались одни лохмотья.
* * *
Сделав всего несколько шагов, они оказались в глухой лесной чаще. Джунгли сомкнулись, как занавес, как зеленое море.Деревья были высокие, с ребристыми стволами, будто покрытыми изысканной резьбой, а наверху ветви и листья сплетались в густой полог. Всё вокруг опутывали лианы, сквозь стену из их гибких стеблей вела расчищенная тропа. Видимо, проводникам в белых накидках пришлось прорубать себе дорогу к пляжу. Зелень слепила глаза. Звенели, пели и перекликались птицы. Тут и там вспархивали бесчисленные насекомые.
Путь оказался длинным, особенно для Грага и Бузла, опирающихся на костыли. Наконец показалась деревня — остроконечные крыши, хижины, сплетенные из травы. В болотистом пруду нежились две или три коровы — видимо, они питались тростником. Команде принесли воды и фруктов, однако проводник сказал, что здесь они остановятся для отдыха всего на час.
— Далеко ли оно, то место, куда вы нас ведете? — спросил Эйри.
— В нескольких днях пути.
Люди с корабля переглянулись.
— А если, — сказал Эбад, — кто-нибудь из нас пожелает остаться здесь? Или вернуться на берег?
— Вы знаете дорогу? Сумеете ее найти? В джунглях всё растет быстро, от тропы, вероятно, уже не осталось и следа. А эта деревня не сможет вас прокормить. Вы знаете, какая вода в здешних краях безопасна для питья? Какие растения съедобны? В джунглях водятся змеи и леопарды. Тот, кто не последует за нами, должен будет сам заботиться о себе.
Вкусный Джек угрюмо расхохотался.
— Нас прижали к стенке.
Остальные мрачно вглядывались в лесную чащу. Она была похожа на лабиринт, и даже солнце не смогло бы указать им путь. Кроме того, что их ждало на пляже? Пустынный берег да разбитый корабль за утесом.
Через час все встали и побрели дальше.
* * *
Вскоре после этого Катберт окликнул Эбада. Артия опять пришла в себя. И настояла на том, что встанет с импровизированных носилок, которые соорудили из веток. Когда Эбад добрался до нее, она шагала, как пьяная танцовщица, и Дирк крепко держал ее за руку.— Привет, Эбад. Я уже выздоровела. Только после моря немного покачиваюсь. Не привыкла ходить по суше.
— Осторожнее, Артия.
— Хорошо, папа. Но понимаешь, когда я лежала, глядя Дирку в спину, я очень встревожилась. Никогда еще не видела его куртку такой грязной и изодранной.
Похоже, она знала, кто они такие; значит, память не пострадала. Она не забыла, что с ними произошло. Зрение и слух, видимо, тоже не затронуты, а головокружение и слабость в ногах скоро пройдут. Она отобрала руку сначала у Дирка, потом у Мози Дейра, и теперь каждый шел сам по себе. Никто не спрашивал, понимает ли она, что случилось с кораблем. Вряд ли. Печальный путь без возврата явно доставлял ей больше удовольствия, чем остальным. Хорошо, что она может идти. Только посмотрите на нее! Если не считать синяка на голове, она совсем не изменилась.
Всю вторую половину дня они брели по непроходимым джунглям, и с каждым шагом дорога становилась тяжелее. Проводники в белых накидках не обманули: прорубленная тропа уже затягивалась. Чернокожие люди, а затем и кое-кто из команды взялись за ножи и принялись рубить папоротники, лианы и мягкие листья размером с весло.
Они дошли до узкой коричневой речки. Ее берега поросли деревьями, похожими на ивы. На жаре их склоненные к воде ветви окутались голубоватыми испарениями. Кричали невидимые обезьяны. С берега в воду сползла громадная змея. Через поляну проскакали два оленя, словно одетые в белые полосатые штанишки. Уолтер, Тазбо и де Жук долго обсуждали животных, строя догадки, кто их вырядил подобным образом.
— Человек, начисто лишенный вкуса, — подытожил Дирк.
Артия шла рядом с Эбадом. Она заговорила с ним по-франкоспански:
— Значит, они считают вас королем, мистер Вумс?
— Видимо, да. С ума сошли.
— А может, это мы сошли с ума, раз не замечали этого. Ты всегда хвастался, что происходишь из рода египтийских фараонов.
— Так и есть, Артия.
— Подумать страшно.
Внезапно вождь вскинул руку, давая знак остановиться. Потом указал вверх. Люди замерли, вглядываясь в густое переплетение сучьев и листвы. Там поблескивало что-то тусклое, полоска крапчатого солнечного света, обвившаяся вокруг длинной ветки.
Артия тоже подняла глаза. Она поняла, что перед ней, узнала то ли по картинкам, которые показывала Молли, то ли из воспоминаний детства — только непонятно, каких. Это был пятнистый леопард.
Белые накидки провели отряд стороной, подальше от хищной кошки.
С той минуты с ними то и дело случалось что-нибудь необычное.
Сквозь листву вспорхнула большая птица, ее крылья зашелестели, как грабли по траве. Шемпс решил, что наступил на змею, и с воплем отскочил. Но это оказался всего лишь корень дерева. А змея, час спустя свалившаяся на Бузла, обернулась лианой. Потом появилась и настоящая змея, она обвилась вокруг ветки.
— Видите? — сказал Джек. — Ее здесь называют кусакой. Один укус — и прощай, Африкания.
Тем временем джунгли потемнели. Солнце зашло. Будто ширмы, выросли тени. Вскоре уже ничего нельзя было разглядеть, и люди то и дело на что-нибудь натыкались. Деревья растворились во мгле, сгустившейся, плотной, — и путники врезались в черные стволы, напрасно пытаясь их обогнуть. Еще больше запутывали их бесчисленные светящиеся насекомые — они кружились в воздухе, как негаснущие искры. А потом из пещер и дупел выпорхнуло черное трепещущее облако, воздух наполнился шелестом и тихим писком. То ли звери, то ли птицы — летучие мыши.
Когда на открывшейся поляне показалась очередная деревня, по отряду прокатился вздох облегчения.
Их поселили в пустой хижине, дали миски с густым варевом, напоминающим кашу. И люди накинулись на еду, потом улеглись на землю и тотчас же погрузились в сон.
Артия почти ничего не ела и не пыталась уснуть. Она вышла из хижины, каждую секунду ожидая, что кто-нибудь остановит ее, прикажет вернуться.
Неподалеку у костра сидели на корточках двое в белых накидках, один из них вождь. Артия умела говорить на местном языке. Она подошла и попросила разрешения присоединиться к ним.
— Для нас это большая честь.
Она села напротив. Долго смотрела, как отблески костра золотят черные лица, играют, точно пламя на углях. Артия заметила, что белые из ее отряда не очень боятся этих людей. Но Мози Дейр, чернокожий ангелиец, и уроженец Синей Индеи Ларри Лалли держались настороженно. А Эбад… Эбада, казалось, ничем нельзя пронять.
Примерно в полумиле от деревни в джунглях опять забили барабаны. Эбад рассказал, что так передают известия, это шифр, составленный из ритма и дроби. Интересно, о чем они сейчас говорят?
Артия сосредоточила мысли на веренице недавних событий. Это было всё равно что крепко держать штурвал корабля. Пусть даже того, который лежит среди скал далеко отсюда. Когда-нибудь она наберется сил и взглянет в лицо призраку «Незваного гостя». Но не сейчас. Она пока не готова думать об этом. Пусть эти мысли опустятся на дно ее памяти. Сколько всего она уже похоронила там!
— Как называется место, куда вы нас ведете? — спросила Артия, помолчав еще немного.
Вождь переглянулся со своим спутником.
— Оно называется Кем.
— Кем. — Слово показалось смутно знакомым. Может быть, о нем упоминала Молли — в сказке или легенде? Кажется, Кем — древнее название Египтии?
— Мы пойдем так далеко на север?
— Нет. На восток.
— В Кем.
«Кем, — подумала она. — Это слово что-то означает. Черный. Черная страна. Великая река Найл каждый год заливает берега, удобряет их черным илом и дарит им плодородие. Итак, Черная страна. Кем».
— Там есть река? — спросила она.
— Стебель Водяной Лилии.
Эта фраза поставила Артию в тупик. Она переспросила:
— Стебель лилии?
— Исток реки. — Вождь улыбался, глядя в костер.
Артия сдалась. Немного помолчав, заговорила опять:
— Мистер Вумс сказал мне, вы считаете, что он очень похож на царя.
— Да. На нашего царя.
— Но будет ли ваш царь рад возвращению двойника?
— У нас нет царя. Не было с давних времен. И тогда он назывался по-другому. Царь Черной страны Африкании.
— Позвольте угадать, — сказала Артия по-ангелийски. — Его называли фараоном.
Белые накидки подняли глаза и поклонились с любезностью, присущей только очень гордым людям. Артия в ответ кивнула и вернулась в хижину.
Большая комната была наполнена храпом и сонным сопением. Время от времени кто-то вздрагивал, мучимый кошмаром. Она подошла к Эбаду и склонилась над ним. Разбудить или нет? Как будет лучше?
Пока она размышляла, перед раскрытой дверью что-то промелькнуло. Прислушавшись, Артия уловила за соломенными стенами шаги босых ног. Через минуту круглую хижину и всех, кто в ней был, окружило кольцо воинов с длинными копьями в руках. Высокие темные фигуры заслонили вход.
Артия села, прислонилась к стене. Нет смысла беспокоить спутников. Она и так сказала тем двоим у костра слишком много. Сколько осталось до рассвета? Часа три.
Она не собиралась спать, но… Ее разбудил трубный голос. От пронзительного звука чуть не раскололась голова, в глаза ударил яркий свет.
Вся команда вскочила на ноги. Артия первой подошла к дверям, и стражники — а кто же они еще? — разрешили ей выглянуть из-за живой изгороди.
За спиной у нее раздался испуганный вопль Гидеона Шкваллса.
— Что это такое? Чудовища! Спасите!
— Нет, нет, мистер Шкваллс, — успокоил его Вкусный Джек. — Это африканийские слоны.
— Нет, чудовища! Смотрите, у них на мордах канаты!
— Это хоботы, — пояснил Вкусный. — А видишь, какие у них уши?
— Еще бы не заметить! Так по бокам и болтаются.
— У африканийского слона уши похожи на карту Африкании, — с видом знатока растолковал кок. — А у слонов в Индее уши напоминают карту Индеи.
Артия ловко проскользнула между скрещенными копьями и вышла на поляну перед хижиной. Острые пики со стуком сомкнулись у нее за спиной, и всё. Никто ее не преследовал. В конце концов, она же не фараон. И никому не нужна.
Исполинские слоны вздымались, как стены живого замка, серые, с ног до головы исчерченные сеткой аккуратных морщинок. Высоко, на древних и в то же время молодых мордах, сверкали, будто угольки, маленькие глаза. По обе стороны от толстого, как корабельный канат, хобота торчали изогнутые бивни, украшенные золотыми кольцами. Степенно шагающих слонов было всего четыре. Но топали они как целое стадо.
Эбад уже стоял среди них. Его окружали люди в белых накидках.
Видимо, стражники дозволили ему это, подумала Артия.
— Ночью били барабаны, — обратился к ней Эбад. — Слышала?
— Да, папа. Громко, отчетливо.
— Видимо, мы движемся слишком медленно, и барабаны вызывали транспорт.
— Слонов?
Эбад осторожно провел ее через слоновий караван и показал деревянные помосты на колесах. Их украшали сложные узоры — красные, желтые, белые, черные.
— Мы сядем в эти пестрые телеги, а слоны потянут их через лес. Кто-то уже прорубил для нас дорогу и cледит за тем, чтобы она не заросла — так сказали наши проводники. — Немного помолчав, Эбад продолжил:
— А ты знаешь, что мы идем в Кем?
— Да.
— Это древнее название Египтии.
— Знаю, мистер Вумс. Значит, мы идем в африканийскую Египтию, и ты станешь фараоном. — И добавила по-франкоспански: — Может, все-таки сбежим?
— Нет, Артия. В лесах вокруг деревни спрятано около сотни воинов, в доспехах и с оружием. И знаешь что, Артия…
— Уи, мон пер?[5]
— Они все понимают по-франкоспански.
* * *
Джунгли явно кто-то расчистил. Чья-то рука проложила сквозь заросли тропу шириной с ландонский Пелл-Мелл. Дорога была прямая как стрела, и оставалась такой еще два дня — ровно столько заняла поездка на запряженных слонами повозках. Их сильно трясло, колеса отвечали скачком на каждый камешек или корень, оставшийся на пути. Слоны шагали быстро, размеренно, без устали, под их тяжелой поступью содрогалась земля. Раненые со сломанными конечностями, а заодно и сам Бэгг, соорудивший им всем отличные шины, вскрикивали и чертыхались. Змеи, сердитые обезьяны, птицы, олени неодобрительно смотрели вслед процессии или спешили скрыться в гуще деревьев.Черные воины в расшитых бусами нагрудниках и юбках бежали по бокам от повозок, впереди и позади. При каждой остановке они приветствовали Эбада, постукивая копьями. Потом вытаскивали кинжалы, сделанные в форме скорпионов, змей и ящериц, поднимали их высоко к синему небу. На каждой чешуйке, на каждом острие блестели солнечные блики.
Никто из команды не отваживался вступать в спор.
— Роскошное зрелище, — заметил Вкусный Джек, восседая на второй повозке с Моди на плече и Планкветтом на голове. Оба попугая удивленно взирали на проплывающий мимо лес. — Великолепное. Имейте в виду, все эти джентльмены могут с сотни ярдов попасть по движущейся мишени.
— Этими забавными ножичками? — испуганно спросил Ларри Лалли.
— Нет, дружок. Копьем. А ножики эти — не для драки. Они ритуальные.
— Как это?
— Никому не ведомо, кроме самих туземцев.
Путь продолжался день, ночь и потом еще целый день. Провожатые и слоны почти не останавливались на отдых.
Раз пять пираты сваливались с повозки. Воины спокойно ловили их на лету и водружали обратно. К счастью, ни у кого из этих пятерых не было переломов, не приобрели они и новых увечий.
Артия хохотала до упаду над этими трюками. (Прав да, однажды она вздремнула на пару минут, и ей приснился Феликс. Он играл в карты с Белладорой Веер — но потом Белладора почему-то превратилась в Малышку Голди. А это уже не казалось смешным.)
На второй день, когда занимался стремительный, жаркий, багровый закат, прорубленная в джунглях дорога закончилась.
На выходе из просеки виднелось впечатляющее сооружение. Слоны замедлили шаг и с пыхтением остановились. Воины тоже. Пассажиры сухопутных плотов на колесах — двадцать с лишним мужчин и одна женщина — вскочили на ноги.
Лесная тропа обрывалась у подножия двух каменных колонн. Их покрывали резные барельефы и символы, верхушки венчало золото, ослепительно блестевшее под рубиновыми лучами солнца.
А дальше тянулась вторая дорога. Это было уже настоящее шоссе. С ней не могли сравниться самые широкие, изысканные и роскошные улицы больших городов. Дорога, вымощенная громадными ровными плитами, в лучах заходящего солнца сверкала, как медь. Блики играли и на каменных статуях, обрамлявших ее с двух сторон. Их сдвоенная шеренга уходила вдаль, к темнеющему горизонту.
— Это львы, они лежат, вытянув лапы и подняв головы, — удивленно воскликнул Уолтер. — Только…
— У них головы человеческие! — закончил за него Шадрах.
— Вкусный Джек, ты всё на свете знаешь. Кто они такие?
— Зверолюди, — с важным видом ответил Вкусный, прихорашиваясь, как попугай. — Их еще называют сфинксами.
— Финксами? Свинксами?
Кок только ухмыльнулся.
— Это царская дорога, Артия, — голос Честного Лжеца звучал мягко, как предзакатное дыхание ветерка в листве. — Древняя, как мир.
— Это Египтия, — сказал Вускери. — Как в «Антонии и Клеопатре» Шейкспера. Помнишь, Дирк, как мы играли?
— На сей раз это настоящее, а не нарисованное на старом скрипучем заднике, — мечтательно вздохнул Дирк.
Воины поклонились дороге. Слоны подняли хоботы и приветствовали ее трубным гласом, раскатившимся по джунглям, как звон колокола. Солнце, наверное, испугалось: стремглав кинулось куда-то влево, за стену деревьев, окаймлявших дорогу. И небо тотчас же стало холодным.
Выказав почтение дороге, слоны и воины направились дальше. Держась за края повозки и друг за друга, команда глазела по сторонам. Но на мир черным парусом опустилась ночь, укутав непроницаемой пеленой и дорогу, и сфинксов.
В полной темноте процессия шла около четверти часа. Потом впереди опять забрезжил свет.
— Факелы!
Нет. Гораздо, гораздо ярче!
Они подошли к высокой стене. Зажженные огни факелов выхватывали из темноты бесчисленные барельефы — египтийские, как определили Артия и еще один или два человека, видевшие подобные изображения в книгах. Стену прорезала огромная арка, и когда они дошли до нее, Артия увидела, что дорога кончается. Впереди их ждало еще более удивительное зрелище.
Они попали в город, исчерченный прямыми улицами, вдоль которых тянулись дома под плоскими крышами. Кое-где встречались более величественные здания с колоннами и множеством флагов. В сиянии факелов и фонарей город казался золотым, переливался бесчисленными красками. Однако размерами он был невелик, и с высоты холма открывался вид на бескрайнюю равнину. Мерцая и переливаясь, она тянулась до широкой темной реки, а потом продолжалась на другом берегу и уходила вдаль, насколько хватало глаз. А на горизонте взгляд упирался в нечто совершенно необычное.
На фоне джунглей из песка подымался ввысь треугольный силуэт. Он был слишком правильным для естественной горы. В небе широкими ручьями уже вспыхнули звезды, их свет ясно очерчивал плоские грани и остроконечную вершину.
Артия посмотрела на Эбада.
— Это древнеегиптийская пирамида, да?
Но он не успел ответить. Где-то в городе затрубил рог, из зданий начали выбегать люди, воины повернулись к Эбаду, стоявшему на повозке, опустились на колени и прижали ко лбу ритуальные кинжалы.
— Это они тебе так кланяются, Эбад, — усмехнулся Эйри. — Клянусь лучшим одеялом баньши, вот это почтение!
От колонны воинов отделился человек. Это был вождь в белой накидке, тот самый, что всё это время находился рядом с ними. Он тоже преклонил колена, и команда поняла, что у него сильный голос, которому мог бы позавидовать даже очень хороший актер.
— Приветствуем тебя, господин. Приветствуем тебя, Та Неве Амон, Царь Истока и Трех Земель! Сын Неба! Фараон!
2. Где же Свин?
Он, разумеется, уплыл на берег в Танжерине.
Свинтус был песиком ушлым, любил всё вынюхивать. А в этом портовом городе, среди запаха мандаринов и носорогов, он учуял множество любопытных ароматов, в которых захотел разобраться получше. Но его сердце принадлежало не Эль-Танжерине. Хоть Свин и был собакой, он, как и все живые существа, знал, что такое чувства, преданность и привязанность. Это понимают все его собратья. В данную минуту он скучал по Эмме Холройял. Хоть он и называл ее небрежно «хозяйкой», частенько убегал, спрятал свою драгоценную косточку в ее письменном столе в Мэй-Фейре, а в конце концов смылся к своей команде. Свинтуса охватила любовь всей его жизни — та, которую испытывает стадное животное к своему вожаку.
Вскоре Свин обнюхал весь город, стащил сардинку, спасся от погони, упал в мусорную кучу и на гарнир к рыбке нашел роскошную головку сыра, вымылся и почистился в городском фонтане, заодно обрызгав с ног до головы нескольких гуляющих дам. Куча удовольствий! (Однажды, проходя мимо каких-то дверей, он заметил внутри Феликса Феникса. Свин сделал вид, будто вообще не знаком с этим человеком.)
Позже пес, сидя под стеной, увитой плющом и мандаринами, подслушал интересный разговор.
Свин был из тех мудрых и усердных животных, что дали себе труд изучить человеческие языки — хотя бы отрывочно. Запомнил он и имена, потому что в любых разговорах самое полезное — знать, кто куда уходит и кто когда придет.
Итак, сидя под стеной, Свин подслушал беседу ангелийской команды небольшого фрегата, стоявшего на якоре в бухте. Они говорили, что скоро присоединятся к флоту Республики, патрулирующему Середиземное море.
— Что вы думаете о Гамлете Элленсане? — спросил один.
— Его сделали обмиралом флота.
— Адмиралом, балда.
— Черт бы его побрал.
Уши у Свина вздернулись, как у зайца. Естественно, он не понимал всех слов до единого, зато уловил имя Гамлета, а еще он знал про море, которое называют Середиземным.
Он запрыгнул в окно и потрусил к столу, за которым сидели моряки.
— Эй, клянусь моей отрезанной ногой, смотрите, какой крысолов к нам в гости пожаловал!
— Желтый, как масло, — задумчиво отметил один из них.
Свин призвал на помощь всё свое обаяние, встал на задние лапы и заплясал, скаля зубы в очаровательной улыбке. Его угостили кусочками мяса.
— Эй, пес, ты чей?
Свин осклабился еще дружелюбнее, а когда на закате матросы наконец покинули таверну, затрусил за ними по пятам, как за старыми знакомыми.
Свин часто прибивался к судовым командам. С ними он путешествовал по самым разным уголкам земного шара, но потом неизменно возвращался к своим актерам-пиратам. Он и сам не понимал, каким образом ему всегда удается отыскать их, да и не задумывался особо. Этим вечером, например, он знал, что они в городе, но не собирался с ними встречаться. Вместо этого он пошел за моряками на фрегат, носивший занятное имя, хотя Свин, естественно, не мог его прочитать: «Тьфу ты черт».
На борту пса представили многочисленным членам команды, рангом вплоть до первого помощника. Тот погладил Свина и дал ему мандарин.
И Свин опять оказался в центре любви и внимания, и той же ночью он отплыл на фрегате, направлявшемся на юго-восток.
Но далеко уйти они не успели. Со встречного судна было передано важное сообщение. Все ангелийские военные корабли получили приказ стянуться к берегам Франкоспании. Обмиральный адмирал Гамлет Элленсан недавно одержал крупную победу на Середиземном море, вражеские корабли бежали, вернулись за подкреплением и снова собрались у побережья Джибрал-Тара, напротив северной оконечности Мароккайна.
— Там есть какой-то остров, — говорили друг другу люди на «Тьфу ты черт». — Видимо, возле него они и рассчитывают найти лягушатников. Битва будет легкая, как дважды два.
Свин, знавший слово «битва», предпочел поскорее его забыть. Он нежился на солнышке посреди палубы, наблюдал за небом и морем, а во время учений, когда одновременно грохотали все двадцать четыре пушки, прятался под скамейкой и, возможно, вспоминал свою косточку, которую оставил на «Незваном». Но возвращаться всё равно не собирался.
Гамлет тоже принадлежит Эмме, значит, Гамлет и есть та цель, к которой надо стремиться. Об этом Свинтусу говорил инстинкт, а он был очень силен. И, как ни странно, Свин чувствовал, что теперь сумеет отыскать Гамлета так же легко, как раньше находил своих актеров. Гамлет, принадлежавший Эмме, в эту минуту значил для Свина больше, чем старые друзья. И даже — немыслимо! — больше, чем косточка.
Матросы с «Тьфу ты черт» прозвали Свина Сынком. По звучанию это напоминало псу его прежнее имя — он понял, что оно предназначено ему судьбой. (Эмма называла его только «песик» или «моя собачка».)
Свинтус был песиком ушлым, любил всё вынюхивать. А в этом портовом городе, среди запаха мандаринов и носорогов, он учуял множество любопытных ароматов, в которых захотел разобраться получше. Но его сердце принадлежало не Эль-Танжерине. Хоть Свин и был собакой, он, как и все живые существа, знал, что такое чувства, преданность и привязанность. Это понимают все его собратья. В данную минуту он скучал по Эмме Холройял. Хоть он и называл ее небрежно «хозяйкой», частенько убегал, спрятал свою драгоценную косточку в ее письменном столе в Мэй-Фейре, а в конце концов смылся к своей команде. Свинтуса охватила любовь всей его жизни — та, которую испытывает стадное животное к своему вожаку.
Вскоре Свин обнюхал весь город, стащил сардинку, спасся от погони, упал в мусорную кучу и на гарнир к рыбке нашел роскошную головку сыра, вымылся и почистился в городском фонтане, заодно обрызгав с ног до головы нескольких гуляющих дам. Куча удовольствий! (Однажды, проходя мимо каких-то дверей, он заметил внутри Феликса Феникса. Свин сделал вид, будто вообще не знаком с этим человеком.)
Позже пес, сидя под стеной, увитой плющом и мандаринами, подслушал интересный разговор.
Свин был из тех мудрых и усердных животных, что дали себе труд изучить человеческие языки — хотя бы отрывочно. Запомнил он и имена, потому что в любых разговорах самое полезное — знать, кто куда уходит и кто когда придет.
Итак, сидя под стеной, Свин подслушал беседу ангелийской команды небольшого фрегата, стоявшего на якоре в бухте. Они говорили, что скоро присоединятся к флоту Республики, патрулирующему Середиземное море.
— Что вы думаете о Гамлете Элленсане? — спросил один.
— Его сделали обмиралом флота.
— Адмиралом, балда.
— Черт бы его побрал.
Уши у Свина вздернулись, как у зайца. Естественно, он не понимал всех слов до единого, зато уловил имя Гамлета, а еще он знал про море, которое называют Середиземным.
Он запрыгнул в окно и потрусил к столу, за которым сидели моряки.
— Эй, клянусь моей отрезанной ногой, смотрите, какой крысолов к нам в гости пожаловал!
— Желтый, как масло, — задумчиво отметил один из них.
Свин призвал на помощь всё свое обаяние, встал на задние лапы и заплясал, скаля зубы в очаровательной улыбке. Его угостили кусочками мяса.
— Эй, пес, ты чей?
Свин осклабился еще дружелюбнее, а когда на закате матросы наконец покинули таверну, затрусил за ними по пятам, как за старыми знакомыми.
Свин часто прибивался к судовым командам. С ними он путешествовал по самым разным уголкам земного шара, но потом неизменно возвращался к своим актерам-пиратам. Он и сам не понимал, каким образом ему всегда удается отыскать их, да и не задумывался особо. Этим вечером, например, он знал, что они в городе, но не собирался с ними встречаться. Вместо этого он пошел за моряками на фрегат, носивший занятное имя, хотя Свин, естественно, не мог его прочитать: «Тьфу ты черт».
На борту пса представили многочисленным членам команды, рангом вплоть до первого помощника. Тот погладил Свина и дал ему мандарин.
И Свин опять оказался в центре любви и внимания, и той же ночью он отплыл на фрегате, направлявшемся на юго-восток.
Но далеко уйти они не успели. Со встречного судна было передано важное сообщение. Все ангелийские военные корабли получили приказ стянуться к берегам Франкоспании. Обмиральный адмирал Гамлет Элленсан недавно одержал крупную победу на Середиземном море, вражеские корабли бежали, вернулись за подкреплением и снова собрались у побережья Джибрал-Тара, напротив северной оконечности Мароккайна.
— Там есть какой-то остров, — говорили друг другу люди на «Тьфу ты черт». — Видимо, возле него они и рассчитывают найти лягушатников. Битва будет легкая, как дважды два.
Свин, знавший слово «битва», предпочел поскорее его забыть. Он нежился на солнышке посреди палубы, наблюдал за небом и морем, а во время учений, когда одновременно грохотали все двадцать четыре пушки, прятался под скамейкой и, возможно, вспоминал свою косточку, которую оставил на «Незваном». Но возвращаться всё равно не собирался.
Гамлет тоже принадлежит Эмме, значит, Гамлет и есть та цель, к которой надо стремиться. Об этом Свинтусу говорил инстинкт, а он был очень силен. И, как ни странно, Свин чувствовал, что теперь сумеет отыскать Гамлета так же легко, как раньше находил своих актеров. Гамлет, принадлежавший Эмме, в эту минуту значил для Свина больше, чем старые друзья. И даже — немыслимо! — больше, чем косточка.
Матросы с «Тьфу ты черт» прозвали Свина Сынком. По звучанию это напоминало псу его прежнее имя — он понял, что оно предназначено ему судьбой. (Эмма называла его только «песик» или «моя собачка».)