Ли Танит. Пиратика-II. Возвращение на Остров Попугаев

   Как только он поднялся на ноги, ночь полыхнула ало-шафрановым взрывом. Оглянувшись, Ник увидел, что мароккайнский корабль объят пламенем.
   Те, кто еще мог двигаться, прыгали со шхуны за борт. Кругом плавали обломки дерева, пустые бочки. За них цеплялись не умевшие плавать. Где же Феликс?
   Ник жалел, что у него не хватает храбрости. Но если бы он попытался открыто выступить в защиту пленника, шайка Голди просто пристрелила бы его, и всё.
   Разгромленная шхуна уже шла ко дну.
   На черной морской воде полыхал тонущий корабль. Вокруг него плясали багровые волны. Феликс Феникс, привязанный к мачте, по-прежнему казался очень усталым — и только.
   Голди, глядя на огонь, злорадно хохотала. А мароккайнские моряки молча готовились к смерти. Ловкач выстрелил в них пару раз, но промахнулся — он был сильно пьян.
   "Мне стоило остаться на «Бесстрашном», — с тоской подумал Ник. Его сердце пошло ко дну вместе с Феликсом и мароккайнской шхуной.

* * *

   — Артия… Увижу ли я ее там, куда ухожу?
   Феликс услышал тихий голос своего отца Адама. «Конечно, увидишь. Когда-нибудь. Там, где кончается наш мир, есть еще один, за ним — еще и еще…»
   — Тогда я спокоен.
   Жар пламени не опалил его; он был очень рад, что остальные успели прыгнуть в море. Может, им удастся спастись.
   Феликс почувствовал, как с него спадают веревки. Но это уже не имело значения. И тут внизу словно сглотнуло какое-то громадное чудовище. Гигантская пасть готова была сожрать и корабль, и всех, кто на нем оставался.
   «Артия, — поплыли мысли, — прости за то, что я тогда…»
   Над его белокурой головой сомкнулась вода, одновременно и теплая, и холодная, пахнущая маслом, смолой, корицей, рыбой.
   Однажды он уже чуть не утонул.
   Вода захлестнула его. Это было мучительно, но потом боль ушла. Наступило оцепенение. В мозгу полыхнула белая вспышка. Ее свет выхватил из мглы черный силуэт, потом бледную руку
   Тону… Один раз… Подняться, воздух в легких еще есть… Тону… Второй раз… Погрузишься в воду в третий раз — останешься там навсегда.
   Какой-то предмет весьма неделикатно заехал ему в челюсть. Феликс, превозмогая усталость, хотел отвернуться. Но удар повторился.
   Его тела касалось что-то длинное, холодное, твердое, — то ли дерево, то ли железо. Лицо… Белое, укутанное темной вуалью. Черная эмаль глаз… Рука упиралась ему в подбородок…
   Морская гладь расступилась. Феликс закашлялся и выплюнул из себя соленую воду. Над ним мерцало зарево утонувшего корабля. И в нем… В тот первый раз, в море у Портового устья, его вытащила из воды Артия. А сейчас спасает — тоже женщина. Только деревянная.
   Руки невольно обхватили ее, и она удержала его над водой. Вуаль, водоросли, рука…
   Это… Это ростра. Феликс широко распахнул глаза, один из которых украшал синяк, поставленный Голди.
   Перед ним плавала ростра, украшавшая нос корабля Артии. Дама с кофейником, настоящая незваная гостья — она уже тонула один раз у побережья Ангелии, но прошла через весь океан вслед за кораблем Артии и снова заняла место на его носу. Теперь «Незваный гость» ушел на дно. Но ростра оказалась непотопляемой.
   Феликс сухо рассмеялся. Деревянная женщина покачивалась перед ним, словно кивала головой. Он уцепился за нее, и она протянула ему руку, в которой когда-то держала кофейник.
   Они вместе плыли по черным, озаренным пожаром водам Африкании, а вокруг люди цеплялись за обломки, мучительно борясь с враждебной стихией. Вдали, целый и невредимый, шел прочь пиратский корабль, а наверху светили звезды, а на много миль вниз уходила морская бездна, а…
   А там… там, среди ошметков погибшей шхуны… Что это? Что это за громада надвигается на него? Феликс цеплялся за ростру. Корабль… корабль Артии… Артия…
   На фоне ночного неба чернела тень. Взошла луна, и очертания неведомого корабля вонзились в нее… Будто порубили на ломти.

3. В сетях

   Радовалась ли Голди, глядя на страдания Феликса, обреченного на верную смерть? Да она и сама не могла бы этого сказать наверняка. Она искрилась хризолитами и злобой. Его смерть была ей необходима. Ее отец… поступил бы точно так же. А она многому научилась у Голиафа.
   Сквозь бурное веселье и пламя факелов команда, не говоря уже о забывшейся в экстазе Голди, не увидела и не услышала ничего подозрительного. Они заметили опасность, только когда неведомый корабль подошел совсем близко.
   Голди очнулась и подняла голову одной из последних. До ее сознания медленно доходило, что луну заслоняет большой стройный силуэт. Под его мачтами яркий круг распался на причудливые куски.
   С минуту Голди смотрела на эту картину, не понимая, что происходит. Потом услышала голос Тинки Клинкера. Он тревожно шептал ей на ухо:
   — Это она! Это ее я видел в Драконовой бухте возле Харриса. «Вдова» — та самая, кого повстречал ваш достопочтенный папенька. Это Мэри Ад, ангел мщения!
   Голди развернулась и заехала Тинку в морду, точно так же, как в тот раз, когда впервые услышала от него эту легенду. Потом подошла к поручням.
   Зеленые глаза ее широко распахнулись. Разум прояснился. На него обрушилась полная ужаса тьма.
   Встречный корабль шел под черными парусами, как когда-то «Враг», но безо всяких украшений и рисунков, без черепов с костями. За ним вуалью тянулись, бороздили океан то ли водоросли, то ли сети. Не до конца понимая, что происходит, Голди заметила в воде множество людей. Они беспомощно барахтались, а моряки с темного корабля ловили их и втаскивали на неосвещенную палубу.
   Ни единого огня.
   Только факелы и фонари со «Шквала» выхватывали из темноты очертания чудовищного корабля. И при их свете из мрака показались те, кто стоял вдоль поручней, смотрел на Голди и ее команду.
   Над пиратским корветом повисло тяжелое, как гора, молчание.
   С квартердека Ник Нанн заметил, что призрачный корабль, похоже, спас всех мароккайнских моряков — и, возможно, Феликса тоже. Сердце его пронзила радость.
   Никки Нанн никогда не слыхал рассказов о «Вдове». А если и слыхал, то наверняка считал их такими же баснями, как и легенды о морских чудовищах и «Летучем голландце». Эти байки впитывает с морской солью каждый, кто хоть раз выходил в плавание. Разумный человек любому чуду найдет убедительное объяснение. Никки, например, принял темный корабль за обычный патрульный — потому на нем и не зажигают огней. А рваная вуаль — возможно, разновидность ночной маскировки. Ник решил, что его арестуют вместе с остальными, а в ближайшем законопослушном порту упрячут за решетку и повесят. Он расправил плечи. Так им всем и надо, ему в том числе.
   Никто не сделал ни единого выстрела, ни из пушек, ни из другого оружия. Темный корабль тоже не открывал огня. И это почему-то не вызывало вопросов.
   Тинки улизнул подальше от Голди и устремился к камбузу. Спуститься по трапу, спрятаться внизу. Если люди Мэри его схватят, он притворится пленником, скажет, что его поймали, когда он вышел рыбачить…
   Но Ловкач перегородил дорогу к люку и трапу. Он крепко схватил Тинка.
   — Куда, приятель? Нет уж, ты останешься с нами. Если нам крышка, то и тебе тоже.
   Череда незнакомых лиц над поручнями «Вдовы» почти парализовала Голди. Одни из них были черные, другие мерцали ослепительной белизной.
   Два корабля сошлись так близко, что с палубы на палубу мог бы перескочить человек.
   И тут Мэри Адстрём прошла через толпу своих людей и встала у поручня. Лицо бледное, как луна, глаза будто пещеры, губы растянулись в усмешке — оживший череп.
   — Добрый вечер, капитан Золотце Маленькое. Вот мы и встретились. Я была знакома с твоим отцом. Он тебе не рассказывал? Кстати, у меня на борту двое твоих старых друзей.
   Голди отшатнулась, отчаянно цепляясь за поручень «Розового шквала». Она даже не обратила внимания на то, как Мэри исковеркала ее имя. Ужас железными обручами сковал ее тело. Он лежал на ее плечах, грозя раздавить своей тяжестью. Но однажды она уже ускользнула от виселицы. Ускользнет и сейчас.
   Черно-белая команда на корабле Мэри расступилась, пропуская вперед еще двоих.
   Они не были похожи на других моряков с «Вдовы».
   Суровое морщинистое лицо, так хорошо знакомое ей, на голове та же самая шляпа, какую он носил всегда, а может, очень похожая на нее. Другой — с повязкой на глазу и с щетиной — улыбался.
   Зверь. И Черный Хват.
   Мертвецы на корабле, пришедшем из ада…
   Голди без сил рухнула на доски палубы. Никто ее не подхватил, не уберег ее красивое тело от синяков. Все понимали, что это уже не имеет значения.

* * *

   — Она трусиха, — тихо сказал Черный Хват. — Как и все жестокие люди.
   Никто не отозвался. Черный Хват еще глубже вонзил в нее лезвие острых слов:
   — Вот Артия Стреллби никогда не упала бы в обморок при виде опасности. И Молли тоже.
   — Молчи, — произнесла Мэри Ад, тихая, как шелест травы под ночным ветерком, и Черный Хват прикусил язык.
   Кикрей и Сверре бросили абордажные крюки. «Вдова», покачнувшись, вцепилась в «Розовый шквал».
   На пиратском корабле по-прежнему молчали все пушки.
   Мистер Зверь снял шляпу.
   Шляпа была уже не та, прежняя, которую он холил и лелеял, чистил щеткой и вешал на гвоздик, когда спал. Но и к этой он успел привязаться. Поэтому бросил ее через борт, в воду, разделявшую два корабля. Целее будет.
   Несколько дней — или недель — назад он пришел в себя на палубе «Вдовы». Голова еще гудела после снадобья, которым одурманили его в «Оптеке» Кикрей и Черный Хват. Над ним стояла Мэри Ад в длинном черном платье. Она была так близко, что он учуял исходящий от нее запах моря и еще чего-то, столь же пряного, — может быть, пожелтевших страниц в книге.
   — Добро пожаловать к нам на борт, мистер Зверь, — сказала она. — Ваше пребывание у нас будет весьма мучительным, зато расширит ваш кругозор.
   — Лучше уж прикончите меня сразу, — предложил он. — Я знаю, кто вы такая.
   Но она уплыла прочь, как сухой черный листок.
   Обращались с ним не так уж плохо. Заставляли трудиться, но работа мало чем отличалась от той, какую он выполнял на «Бей больней» или даже на кораблях Голиафа и Голди.
   Однако он знал, что, в отличие от Черного Хвата, неминуемо погибнет. До поры до времени ему сохраняют жизнь по неким причинам, о которых он даже не догадывался. О них рассказал Черный Хват.
   — Мэри хочет, чтобы ты вместе со мной поприветствовал Голди, когда мы ее найдем. Выше нос, Зверек. Я думаю, ты будешь рад посмотреть, как Голди умирает страшной смертью. Даже если сам последуешь за ней.
   — А что это за смерть?
   — Никто не знает. Честное слово, Зверь. Никто из нас не видел. Но она здесь. Прячется где-то глубоко в недрах корабля. Оттуда никто не возвращался.
   Несколько ночей — и днями тоже, когда корабль без движения стоял на якоре, а все уходили вниз — Зверь раздумывал о побеге. Его не связывали, даже не запирали. Однако шлюпки стояли на цепях, и отомкнуть замки сумели бы только люди из команды. А берега не было видно. К тому же Зверь не умел плавать. Так что и думать нечего.
   Но из любой переделки может найтись выход, поэтому он не терял надежды. И вот наступила эта ночь.
   Что он почувствовал, когда увидел на палубе Голди, оцепеневшую от страха? Порадовался ее страданиям? Это было бы понятно. Ведь она бросила их всех на произвол судьбы. А после того, как Артия на дуэли одержала над ней победу, Голди как капитан гроша ломаного не стоила.
   Шляпа, петляя, поплыла по узкому проходу между двумя кораблями. Зверь проследил, как она вышла в открытое море и закачалась на волнах среди обломков затонувшей купеческой шхуны. Прощай, милая!
   Призрачная команда Мэри выплеснулась на борт пиратского корвета. Им никто не противостоял, разве что в двух или трех местах вспыхнули драки. Они быстро закончились в пользу «Вдовы». Обратно гости вернулись с пленниками. Среди них была и Голди — она бессильно повисла на плече у рослого светловолосого скандинавийца Сверре.
   Одним из последних прибыл Николас Нанн. Зверь сразу понял, что Ник — человек морской. Об этом говорил и его мундир, хоть и давно запачканный, и выправка — прямая, полная достоинства.
   Мэри опять вышла на палубу. Она парит над толпой, как зола на ветерке, подумалось Зверю. И он в который раз спросил себя — уж не призрак ли эта вдова?
   — Я вас знаю, сэр, — сказала Мэри Нику.
   — Добрый вечер, мадам. Николас Нанн, раньше служил на «Бесстрашном».
   — Совершенно верно, капитан Нанн. Скажите же, что вы делаете среди этой банды головорезов?
   Ник еле слышно произнес:
   — Мадам, я глупец. Я всем сердцем влюбился в женщину, которая этого недостойна. Но это меня не оправдывает.
   — Да, — согласилась Мэри Ад. — Не каждому выпадает счастье полюбить достойного человека. А если и повезет, то негодяи, подобные этим, — она взмахнула полупрозрачной рукой, — могут отнять вашего избранника. Как отняли у меня мужа.
   — Очень сожалею.
   — Не жалейте ни о чем, капитан Нанн. Вы свободны. Вы не пират, и мы не причиним вам вреда. Вы обнажали шпагу только в битвах, и впереди вас ждут новые сражения. Вот ваша дорога. А до тех пор возьмите на себя заботу о человеке, чьи узы вы так хитроумно ослабили.
   — Откуда вы… — начал Ник — и умолк. Мэри Ад, словно облачко золы, поплыла над палубой.
   — Не спрашивайте, — сказал Зверь. — Ей ведомо всё.
   Ник кивнул, обернулся — и увидел Феликса. Тот сидел на бухте каната, рядом с ним стояла странная обшарпанная штуковина. При виде нее у Ника душа ушла в пятки. Ибо это была ростра, и она так походила на саму Мэри, что у него по спине поползли мурашки. Не видал ли он ее прежде?
   Он не успел задать этот вопрос — Феликс сам ответил на него.
   — Она с «Незваного».
   — Ростра Пиратики?
   — Всё, что осталось от нее и от ее корабля. — Феликс закрыл глаза. Ник сел рядом, но не стал больше ни о чем расспрашивать.
   Абордажная команда отпустила старый добрый «Розовый шквал», и тот остался дрейфовать по воле ветра и волн. «Вдова» неслышно уходила прочь. Свет огней корвета потускнел, и только луна, отражаясь в зеркальной глади моря, освещала черную палубу.
   В этом призрачном свете Ник видел плененных пиратов. Одни были в сознании, другие — нет. Их тащили или гнали к полубаку.
   Там на возвышении стояло деревянное кресло, в котором восседала сама Мэри. Слева стояла первая помощница Кикрей, справа — второй помощник Сверре.
   Начался суд. Он был недолгим.

* * *

   — Смерть.
   Голди очнулась от обморока. Она была в замешательстве. Ведь, кажется, она уже сумела обвести вокруг пальца этого старого судью! Но, видимо, еще не время радоваться. Пиратка нацепила на лицо свою самую очаровательную улыбку — но сейчас она была не к месту и мгновенно слетела с губ. Голди разглядела, что перед ней никакой не судья Знайус. На нее глядела женщина из ада, Мэри.
   Собравшись с силами, Голди поднялась на ноги.
   — О, госпожа, не обращайте внимания на мое платье. Моя история очень печальна. Жестокий отец и эти злые люди силой посадили меня на корабль и заставили смотреть на гнусные пиратские деяния, которые у меня не хватало мужества предотвратить… — Злые люди на заднем плане зарычали. — Ибо что может поделать несчастная слабая девушка?
   Голди разразилась слезами. Мэри засмеялась. Прелестный, серебристый, звонкий, этот смех был последним, что осталось у Мэри на память о счастье и юности. Однако голос вдовы вполне соответствовал ее страшному, призрачному облику.
   — Верно, твой отец был жесток. Верно, эти люди злы. — Пленница молчала. — Но ты, Малышка Голди, ничем не лучше своего отца. И среди этих дьяволов, которых ты называешь людьми, ты — самая свирепая.
   Голди забилась в истерике. Никто ее не утешал. В нее впились десятки глаз — светлые, черные, налитые кровью, как «Розовый шквал».
   Голди затихла. Она стояла, переводя дыхание, и тут к ногам Мэри Ад, растолкав всех, бросился Тинки Клинкер.
   Луна спряталась за тучами. Ник Нанн, почти ничего не различая в темноте, с изумлением слушал, как Тинки умоляющим голосом уверял Мэри, будто ни в чем не виноват.
   — Ваша честь, я только вышел в море порыбачить. А они меня схватили, — лепетал он.
   Ник отвел глаза и долго смотрел, как облака окутывают луну.
   На полубаке опять воцарилось молчание. Мэри сказала:
   — Для большинства из вас смерть будет легкой. Я не отправлю вас в трюм. Эта казнь припасена для самых худших, а вы, мистер Клинк, к ним не относитесь.
   — Нет… миссис… выслушайте… чертов перец… я ничего не сделал… я…
   — Смерть будет быстрая и чистая, — повторила Мэри. — Вам не придется долго страдать.
   Ник ничего не видел, не оборачивался. Смотрел только на облако, за которым скрылась луна. Прозвучал выстрел, внезапный, острый, и Ник поморщился, хотя в свое время слышал немало ружейной стрельбы. Феликс, сидевший рядом с ним, не шелохнулся.
   Раздался глухой стук, как будто на палубу упало что-то тяжелое. И послышались рыдания. Голди. Она плакала не по Тинки.
   Темное небо стало светлее, чем корабль. А вокруг шелестели сети да вздыхали черные паруса.

* * *

   Зверь удивленно смотрел на Черного Хвата. Тот появился под грот-мачтой, словно джинн из лампы. Хотя Зверь хорошо видел в темноте, Черный Хват намного превосходил его в этом умении, да и в проворстве тоже.
   — Пора? — спросил Зверь. Говорил он самым обыденным тоном. Эту небрежность в голосе он припасал для другого случая — для Локсколдской виселицы. Там, на эшафоте, прозвучало немало речей.
   — Я поговорил с миссис Ад, — сказал Черный Хват. — Убедил ее, что ты не такой уж плохой тип. Точнее, она и сама это знала. Не из самых худших, посчитала она.
   — Значит, меня ждет легкая смерть, как и всех остальных, кого доставили на борт после восхода луны.
   — Тише, Зверь. Мы об этом предпочитаем не говорить. Так что помалкивай. К тому же твой удел не таков. Она сказала, ей нравится, как ты себя ведешь. Не ворчишь, не споришь, работаешь не покладая рук. Ночью видишь неплохо, а со временем еще навостришься…
   — Со временем?
   — Мэри решила, что ты можешь остаться служить на ее корабле. Твой приговор — десять лет. Ну, благодари меня.
   — Ты хочешь сказать…
   — Что хотел, то и сказал.
   — Не шутишь? Это правда?
   — Порви мне сердце скрещенными костями, если я вру.
   И оба заковыляли по палубе к полубаку. На возвышении стало просторно. От кормы до носа, сверху со снастей — отовсюду на них взирали лица спутников Мэри, белые и черные. Люди с «Вдовы» не раз становились свидетелями подобных зрелищ.
   Черный Хват и сам не понимал, почему он так радуется спасению Зверя. Может, просто приятно видеть рядом лицо, знакомое с былых времен?
   Зверю стало легче на душе, однако он почему-то чувствовал, что угроза не миновала. Может, Черный солгал? Или Мэри пошутила? Вдруг он увидел, что на полубаке остался еще один человек — Голди. Она лежала, распростертая, на палубе, по бокам от нее на страже высились Кикрей и Сверре. И тут Зверь понял, почему для него нет спасения.
   Он поднялся, приветствовал Мэри Ад и склонился над Голди.
   — Оставьте ее, сэр, — сказала Мэри. — Вам дарована жизнь. Ей — нет. Ее ждет та же смерть, какую принял ее отец. Страшная. Мучительная. И отсрочки приговору не будет.
   — Погодите немного, миссис, — произнес Зверь.
   Он протянул руку и с неожиданной легкостью поднял Голди на руки. Поставил возле себя, а увидев, что у нее подкосились ноги, поддержал за плечи. Она горько плакала.
   — Тише, девочка моя, — сказал ей мистер Зверь. Потом обратился к Мэри: — Благодарю, мадам, что сделали мне выгодное предложение. Но не могу его принять.
   — Почему же, мистер Зверь?
   — Я знаю эту девочку с тех пор, как ей было четыре года. Видел, как обращался с ней отец, как он учил ее уму-разуму. Хоть она и дрянь, но виноват в этом он.
   — Ну и что, мистер Зверь?
   — А то, миссис Ад, что если ее ждет ваша знаменитая смерть в трюме, то я пойду с ней. Будем страдать вместе. Ужас уменьшается вполовину, если его есть с кем разделить.
   И сам уныло подумал: «Ну и дурацкая же получилась речь».
   Голди билась в судорогах, рыдала и явно не понимала, кто она такая и кто этот человек рядом с ней. Не сознавала, что он — ее же собственный первый помощник, над которым она столь часто издевалась и которого нещадно била.
   Зверь сказал ей:
   — Пойдем, девочка. Скорей начнем — скорей отделаемся. В прошлый раз нам удалось унести ноги. Сейчас не выгорело. Но я с тобой. Держись.
   Мэри Ад встала.
   — Сэр, вы сошли с ума!
   Мистер Зверь ничего не ответил. Он и без нее знал.
   Ник Нанн тоже поднялся на палубу. Он вглядывался в море, как будто хотел пересчитать все волны — словно от них зависела его жизнь.
   А Феликс, лежа на канатах возле ростры, смотрел им вслед невидящими, полузакрытыми глазами. Рослый косматый пират и бледная девушка с зелеными камешками на шее. Над их головами нависают мрачные тучи. Пленников сопровождают Сверре и Кикрей. Где-то заскрипел люк. Послышались тяжелые шаги, шепот. И больше — ни звука, только поскрипывает черный корабль да плещутся волны. А с неба падает тихий дождь, несет с собой запах земли. И с юга дует ветер.

* * *

   Очнувшись, он решил, что всё это ему приснилось. Или почти всё. Палуба опустела, над правым бортом разгоралась заря, а между нею и морем что-то виднелось — ах, да это же берег!
   — Мистер Феникс. — Рядом, переминаясь в смущении, стоял Ник Нанн. — Видите ли, днем она ложится спать. И хочет прежде сказать вам два слова.
   — Кто… кто ложится спать?
   — Мэри Ад.
   Феликс поднялся. Тело затекло и болело. Ну и дурной же сон привиделся…
   — А они… — боясь услышать ответ, спросил он.
   — Да. Все.
   — И Голди?
   — Да. И Голди. Хуже всех…
   — Боже мой! О боже мой!
   Они, точно два лунатика, побрели к капитанской каюте. Сверре провел их внутрь.
   Да, ему снился сон, и этот кошмар никак не кончался. Каюта была обставлена как дамская гостиная. Два кресла, полированный стол, бронзовые канделябры, книги на полке. Кровать с покрывалом и пухлыми подушками. Крошечный портрет на стене. Феликс всмотрелся в него взглядом художника и сразу понял, что этот улыбчивый светловолосый моряк — покойный муж Мэри. А кто же еще?
   Из маленькой внутренней двери, скрытой за занавеской, появилась Мэри. На ней темное платье, длинные седые волосы заплетены в косы. Ни дать ни взять почтенная вдова в своем аккуратном домике где-нибудь в Скандинавии. Ее первые слова удивили его:
   — Мистер Феникс, вы слышали о Зеленой Книге? Вы знаете, что мне ведомы все ее секреты, а значит, она якобы принадлежит мне?
   — Я… я слышал что-то подобное.
   — Зеленая Книга таит в себе сведения обо всем, что перевозится по морям, что потеряно там или добыто. — Она кивнула. — Это поэтическое преувеличение, мистер Феникс. Но правильное. Зеленая Книга — не что иное, как сами океаны. Они, естественно, содержат знания обо всех кораблях, и ходящих по ним, и затонувших. А я, как вы уже видели, понимаю эту книгу столь хорошо, что мне приписывают обладание ею. Но она принадлежит всем и каждому, кто умеет читать ее и жить по ее правилам.
   Феликс, усталый и несчастный, не знал, что сказать. Однако как будут разочарованы все алчные души в Ландоне! Еще недавно эта мысль позабавила бы его.
   — И еще, — продолжала Мэри Ад, — существуют строчки из букв, написанные на обрывках бумаги. Их передают из рук в руки, иногда даже находят в карманах у тех, кто закончил свою службу на этом корабле и канул в глубины морские.
   Теперь она, по-видимому, ожидала ответа. Феликс вежливо произнес:
   — Да, буквы алфавита. Ключ к тайным сокровищам.
   — Что-то вроде этого. Если вам интересно, подойдите к столу, загляните под него.
   В полном замешательстве Феликс сделал так, как она велела.
   Под столом у Мэри Ад он увидел предмет, до боли знакомый, как и ростра, спасшая его от смерти в глубинах океана И как когда-то на деревянную женщину, он долго смотрел на него, пытаясь понять, что же перед ним.
   Мэри Ад пришла ему на помощь.
   — Это сундук с картами, с Острова Сокровищ.
   — Ах, да. Верно.
   — Мы забрали его с собой, когда нашли мистера Хвата. Сундук тяжелый, его несли двое мужчин и Кикрей.
   — Но тогда он был уже пуст.
   — Вы так думаете, сэр? Что ж. Я дам вам листок бумаги с написанными буквами. Когда вы с капитаном Нанном достигнете места, куда мы должны вас доставить, вы получите и сундук. Мне известен его секрет, но я не нуждаюсь в сокровищах. Просто мне доставит удовольствие вручить вам и сундук, и последний ключ к нему. И еще я буду рада, если вы сами разгадаете загадку. Не лишайте меня этого удовольствия, мистер Феникс. У меня и без того осталось мало радостей.
   Смущенный и озадаченный, Феликс услышал свой собственный голос, пугающий, как скрип люка прошлой ночью:
   — Мне казалось, мадам, вы находите удовольствие в истреблении пиратского племени.
   — Нет, сэр, — ответила она. — Это — моя работа. Прощайте. На моем корабле вам ничего не грозит. Думаю, в этой жизни мы больше никогда не встретимся.

Глава третья

1. Общий сбор

   — Тише, Люсинда! Питер, ты хорошо ладишь с птицами. Помоги ее успокоить!
   — Да, но только с голубями, — высокомерно ответствовал брату Соленый Питер. — А это курица. Точнее, — неодобрительно добавил он, — была курицей, пока ты не раскрасил ее под зебру.
   — Это всего лишь лакрица! Мне Джек дал. Ей не повредит.
   — Если она сумела снести это яйцо и осталась жива, теперь ей уже ничто не страшно.