Страница:
Но Хват не смог ничего прочитать на них, к тому же он не знал, как поступили с картами пираты, поэтому просто смял эти клочки и выбросил.
На вершине горы, на пятачке примерно в четверть мили, густо росли деревья. Среди раскидистых крон кишели попугаи. Они сновали по ветвям, переливаясь ослепительными красками, кричали, время от времени повторяли заученные ключи к картам. Над островом звенели слова на всех языках, какие существуют на Земле.
В этом лесу Черный Хват обнаружил ореховые деревья и всё те же солоноватые, похожие на персики плоды, какие встречались на берегу. На земле росло что-то вроде дикого салата и разнообразные пряные травы. Черный Хват пировал на славу. Даже подумывал, не поселиться ли ему на горе. Тут тебе и кров, и стол, и убежище от непогоды.
Но попугаи заставили его спуститься вниз.
Они не прогоняли его намеренно — просто у него больше не было сил выносить беспрерывный галдеж. Не говоря уже о горах помета.
— Местами рощу словно занесло снегом.
С этих пор его распорядок дня стал таким: по ночам он спускался в пещеру и спал на верхних ступеньках. По утрам поднимался, осматривал вершину утеса, ругал на чем свет стоит и сундук, и Молли, и Голди, и Артию, и весь исчезнувший мир. Потом направлялся к морю, пересекал остров и поднимался на гору — завтракать. Днем, если было не слишком жарко, сидел на пляже, а если припекало солнце — шел в пещеру. В прохладную погоду собирал драгоценные камни и всякую всячину, изредка гарпунил палкой рыбу. И всё время смотрел, не покажется ли на горизонте корабль. Он считал, что неплохо устроился, но все-таки ему было скучно и страшно. Однажды он проснулся в слезах.
— Я сказал себе: «Хват, ты до конца своих дней не увидишь ни одного человеческого лица. Никто сюда не придет, ни наш корабль, ни Голди. Никто и никогда».
Если верить календарю, который он вел на стене пещеры, он пробыл на острове уже девяносто два дня.
У Черного Хвата созрела мысль. Он должен построить лодку; для этого нужно повалить дерево, каким-то образом выдолбить его, поставить парус. Например, из рубашки. Точь-в-точь как в спектаклях про Пиратику.
— Но трудиться мне не пришлось. Потому что вскоре появилась она.
— Кто — она? Кто такая?
Черный Хват исподлобья взглянул на заслушавшегося Зверя.
— Ты когда-нибудь слыхал о корабле под названием «Вдова»?
Это случилось ночью после девяносто третьего дня. Черный Хват совершил ставший привычным обход острова и даже приглядел на горе подходящее дерево. Чтобы превратить его в лодку, ему нужен был каменный топор, так что он по дороге подыскивал подходящие камни и деревяшки.
На пляже он разжег небольшой костер, поджарил соленых фруктов и орехов.
Когда попугаи наконец задремали, наступила благословенная тишина. Над островом повис громадный купол темноты, усеянный звездами, среди них, как брошь, сверкал Нижний Южный Крест. Трещал костер, море шелестело, точно жесткая бумага.
Потом взошла луна, полная, желтая. Эта ночь ничем не отличалась от множества других, ему запомнилась только тишина и одиночество.
И вдруг он резко поднял голову, как будто посреди макушки у него прорезался третий глаз. И увидел черный силуэт.
— Сначала я никак не мог понять, что же это такое виднеется вдали, в море. Точнее сказать, небо вокруг него стало какое-то не такое. Рваное, разверстое. А луна — ее будто порубили кинжалом на толстые ломти, порвали в клочья…
Черный Хват вскочил на ноги, и фрукты, которые он держал, упали в огонь и зашипели, брызнув последним соком.
Поднявшись, он сумел разглядеть, что странной громадой, загородившей от него луну и звезды, был низкий черный корабль. Его мачты и нарезали небо на куски. И что самое удивительное — его сверху донизу окутывала какая-то пелена, вроде черной вуали. Она-то и рассекла луну причудливой тенью. А на самом корабле не горело ни единого фонаря.
У Черного Хвата чесались руки выхватить из костра горящую ветку и замахать ею, сообщить о себе. Но он сдержался. Уж больно подозрительным показался ему этот черный корабль без огней. Потом Хват подумал: «Поздно. Они наверняка уже заметили костер».
Ему хотелось, чтобы его нашли. Спасли. Но он чуял опасность…
— Понимаешь, я никогда раньше о ней не слыхал, — сказал он мистеру Зверю.
— А я слыхал. Всего один раз. Когда шел на «Бей больней», как раз перед тем, как меня высадили. Говорили, что эта «Вдова» сетью поймала самого Голиафа. Она охотится на пиратов. А если ловит — они принимают страшную смерть в трюме ее корабля. Никто не знает, что это за казнь. Но ни один пленник от нее не ушел, даже Голиаф. Если легенда не врет.
— Поверь, Зверек, «правда то, что это жаль, и жаль, что это правда».[8]
Черная «Вдова» стояла в открытом море далеко от берега. Видимо, бросила якорь. И вскоре Черный Хват заметил, что к острову идут две шлюпки. На них тоже не горели огни, зато за обеими тянулись сети.
— Я уж думал пуститься наутек. Этот корабль был как призрак, и шлюпки его не лучше. Подумал — и дал деру. Бросил костер, спрятался в пещеру и побежал по лестнице. Но потайную дверь не закрыл, на всякий случай — а вдруг я ее потом открыть не сумею? Поднимался уже минут десять, когда услышал внизу их шаги. Внутри утеса было черным-черно, словно в могиле. Но я хорошо видел в темноте — и они, кажется, тоже.
— Где они тебя поймали?
— Около люка. Я к тому времени сплел веревку из травы и лиан, чтобы подниматься и спускаться. Хотел выбраться наружу, втянуть ее и захлопнуть люк, а потом прижать чем-нибудь тяжелым. Но не успел. Они меня схватили прежде, чем я к веревке притронулся. Некоторые из них были чернокожие, а другие бледные и светловолосые, как наш Феликс. Один заговорил со мной.
— Вы из пиратского племени, — сказал он.
Я ничего не ответил — не успел дыхание перевести. А его товарищ добавил:
— Мы отведем тебя к нашему капитану, Мэри Ад.
Черный Хват закончил свой рассказ неожиданно весело и быстро.
— Команда у нее скандинавийская, даже чернокожие. Она и сама из Скандинавии. Бледная, как сырая картофелина. Одевается в черное, как ворона. Мне она не грозила смертью. Сказала только: «Ваша душа, мистер Хват, блуждает в потемках». — Не пойму, откуда она знала мое имя и вообще так много обо мне. — «Но мне нужны не столько вы, сколько ваша бывшая госпожа, Малышка Голди. Она за свою короткую жизнь натворила немало бед. Ее отец убил моего мужа. С тех пор я ни разу не ступила на берег». От нее-то я и услышал, что случилось с Артией, с ее кораблем и с Голди. А еще Мэри сказала мне, что сдается ей, ни ту, ни другую не повесят. Они обе слишком умны для этого, каждая по-своему. «Станете ли вы, мистер Хват, вместе со мной искать Малышку Голди?» — спросила она. Я ответил: «А что еще мне остается?» — «Ничего, — согласилась она. — Вы прослужите на моем корабле семь лет. Это цена, которую вы заплатите мне за свою жизнь. Работа будет трудной. Когда этот срок истечет, можете идти куда глаза глядят. — Потом улыбнулась — и улыбка-то у нее не как у людей — и добавила: — Вы умеете видеть в темноте, как и все люди в моей команде. У нас эта привычка возникла потому, что мы живем далеко на севере, там, где шесть месяцев в году не светит солнце и дни темны, как ночи. А вы? Как вы этого добились?» — Я объяснил ей, что для этого и ношу уже много лет черную повязку. Закрываю то один глаз, то другой. И научился видеть через нее. Мэри опять улыбнулась. Оказывается, за эту способность она решила подарить мне жизнь. Благодаря ночному зрению я мог работать на ее корабле, где никогда не зажигается ни один фонарь.
С тех пор Черный Хват странствовал на «Вдове». Обращались с ним как с пленником, работать заставляли как каторжного, иногда заковывали в цепи, кормили объедками. Корабль Мэри ходил словно бы по воле ветра и волн, и в конце концов всегда отыскивал тех, кто ей нужен. И почему-то ее всегда сопровождала хорошая погода. Хотя ей больше пошел бы жестокий шторм.
Однако найти Голди никак не удавалось. Тогда я предположил, что негодяйка, если она жива, может быть, до сих пор находится в Ангелии. И добавил, что я сохранил кое-что на память о ней — если не считать пули, которую она выпустила в меня (эта пуля застряла в картонной подбивке жилета). Но остались у меня и вещички поизящнее — шарфик, который она обронила, обрывок кружев с ее манжеты. Зачем я их сохранил, да еще и спрятал ненадежнее, в непромокаемый мешочек из акульей кожи? Чистой воды актерство. Как в спектаклях. Оброненный платочек, например, упоминается в «Отелло» Шейкспера, где я сыграл Яго. Шикарная роль! Эти мелочи иногда бывают полезны, хоть сразу и не угадаешь, для чего. Соленый Питер говорил мне, что самые умные из почтовых голубей умеют распознавать запах вещей, а потом отыскивать людей, которым эта вещь когда-то принадлежала. Как собака-ищейка. А Мэри — она всегда всё знает — сказала, что в Ангелии разводят белых голубей, в Доброделе и Довере. И обучают их подобным трюкам. Вот я и купил пару таких птичек. Приучил их узнавать запах шарфика и кружев — запах Голди, даже следы его, оставленные там, где она часто появляется. А потом отправил мерзавке парочку писем.
Видимо, таких голубей дрессируют в основном моряки, вот они и умеют находить в Ландоне все харчевни и таверны, где околачивается морской народ. А может, голубь сразу и не нашел Голди. Короче говоря, после первого письма она не дала о себе знать. А Мэри велела сообщить ей, что Артия находится в Довере — дескать, после этого Голди непременно туда примчится. Но потом я послал вторую записку. О том, что Артия идет в Эль-Танжерину. И на этот раз мы чуть было не нагнали Голди.
Но Мэри хотела сначала убрать с дороги еще один корабль. Франкоспанский. Пиратский. Только и всего. Мэри всегда предпочитает настигать свою добычу в море. Я уже говорил, на берег она никогда не сходит.
Черный Хват подмигнул Зверю.
— Приятель, я тебя не утомил?
— Гм… Прости, Хват… Что-то меня разморило… — Он сам себе дивился. — От жары, наверное…
— А может, чего-нибудь в выпивку подмешали, или в еду, или в старую добрую трубочку? — Мистер Зверь туманным взглядом уставился на Черного Хвата. Тот ухмыльнулся: — Надо отдать тебе должное, ты долго держался. Обычно Кикрей намешивает сильное снадобье, такое, что и быка свалит.
— Ки… Кикрей…
— Та самая милая дама, которая подавала нам обед. Она из команды Мэри, ходит вместе с ней на «Вдове». А как ты думаешь, отпустили бы меня отдохнуть и перекусить без присмотра? Мы узнали, что ты тут, Зверек. А Мэри давно жаждет познакомиться с тобой, гнусным старым пиратом. Именно такие типы ее и интересуют.
Зверь сделал попытку подняться. Но не смог сдвинуться с места.
— Пре… — прохрипел он. — Преда… тель…
Потом, ошалело моргая одурманенными глазами, сквозь гул в ушах стал прислушиваться к словам собеседника.
— Ты слыхал о Зеленой книге? Вряд ли. А Мэри прекрасно умеет читать ее. И еще у нее есть шифры, они составлены из букв ангелийского алфавита и других языков, например, древнескандинавийского. Они не такие, как попугайские загадки на острове. Мэри время от времени дает своим пленникам страничку-другую, в виде награды. Все эти знаки ведут к кладам. Представляешь, сколько листочков мне дадут за тебя?
Мистер Зверь захрапел. Косматая голова упала на грудь. Из «Оптеки» вышла Кикрей, гибкая и сильная, у нее в ушах блестели ракушки. Она кивнула Черному Хвату, они вместе подняли Зверя из-за стола и понесли через лес. Словно два леопарда с добычей.
Глава вторая
1. Орудия к бою!
2. Феликс тонет
На вершине горы, на пятачке примерно в четверть мили, густо росли деревья. Среди раскидистых крон кишели попугаи. Они сновали по ветвям, переливаясь ослепительными красками, кричали, время от времени повторяли заученные ключи к картам. Над островом звенели слова на всех языках, какие существуют на Земле.
В этом лесу Черный Хват обнаружил ореховые деревья и всё те же солоноватые, похожие на персики плоды, какие встречались на берегу. На земле росло что-то вроде дикого салата и разнообразные пряные травы. Черный Хват пировал на славу. Даже подумывал, не поселиться ли ему на горе. Тут тебе и кров, и стол, и убежище от непогоды.
Но попугаи заставили его спуститься вниз.
Они не прогоняли его намеренно — просто у него больше не было сил выносить беспрерывный галдеж. Не говоря уже о горах помета.
— Местами рощу словно занесло снегом.
С этих пор его распорядок дня стал таким: по ночам он спускался в пещеру и спал на верхних ступеньках. По утрам поднимался, осматривал вершину утеса, ругал на чем свет стоит и сундук, и Молли, и Голди, и Артию, и весь исчезнувший мир. Потом направлялся к морю, пересекал остров и поднимался на гору — завтракать. Днем, если было не слишком жарко, сидел на пляже, а если припекало солнце — шел в пещеру. В прохладную погоду собирал драгоценные камни и всякую всячину, изредка гарпунил палкой рыбу. И всё время смотрел, не покажется ли на горизонте корабль. Он считал, что неплохо устроился, но все-таки ему было скучно и страшно. Однажды он проснулся в слезах.
— Я сказал себе: «Хват, ты до конца своих дней не увидишь ни одного человеческого лица. Никто сюда не придет, ни наш корабль, ни Голди. Никто и никогда».
Если верить календарю, который он вел на стене пещеры, он пробыл на острове уже девяносто два дня.
У Черного Хвата созрела мысль. Он должен построить лодку; для этого нужно повалить дерево, каким-то образом выдолбить его, поставить парус. Например, из рубашки. Точь-в-точь как в спектаклях про Пиратику.
— Но трудиться мне не пришлось. Потому что вскоре появилась она.
— Кто — она? Кто такая?
Черный Хват исподлобья взглянул на заслушавшегося Зверя.
— Ты когда-нибудь слыхал о корабле под названием «Вдова»?
Это случилось ночью после девяносто третьего дня. Черный Хват совершил ставший привычным обход острова и даже приглядел на горе подходящее дерево. Чтобы превратить его в лодку, ему нужен был каменный топор, так что он по дороге подыскивал подходящие камни и деревяшки.
На пляже он разжег небольшой костер, поджарил соленых фруктов и орехов.
Когда попугаи наконец задремали, наступила благословенная тишина. Над островом повис громадный купол темноты, усеянный звездами, среди них, как брошь, сверкал Нижний Южный Крест. Трещал костер, море шелестело, точно жесткая бумага.
Потом взошла луна, полная, желтая. Эта ночь ничем не отличалась от множества других, ему запомнилась только тишина и одиночество.
И вдруг он резко поднял голову, как будто посреди макушки у него прорезался третий глаз. И увидел черный силуэт.
— Сначала я никак не мог понять, что же это такое виднеется вдали, в море. Точнее сказать, небо вокруг него стало какое-то не такое. Рваное, разверстое. А луна — ее будто порубили кинжалом на толстые ломти, порвали в клочья…
Черный Хват вскочил на ноги, и фрукты, которые он держал, упали в огонь и зашипели, брызнув последним соком.
Поднявшись, он сумел разглядеть, что странной громадой, загородившей от него луну и звезды, был низкий черный корабль. Его мачты и нарезали небо на куски. И что самое удивительное — его сверху донизу окутывала какая-то пелена, вроде черной вуали. Она-то и рассекла луну причудливой тенью. А на самом корабле не горело ни единого фонаря.
У Черного Хвата чесались руки выхватить из костра горящую ветку и замахать ею, сообщить о себе. Но он сдержался. Уж больно подозрительным показался ему этот черный корабль без огней. Потом Хват подумал: «Поздно. Они наверняка уже заметили костер».
Ему хотелось, чтобы его нашли. Спасли. Но он чуял опасность…
— Понимаешь, я никогда раньше о ней не слыхал, — сказал он мистеру Зверю.
— А я слыхал. Всего один раз. Когда шел на «Бей больней», как раз перед тем, как меня высадили. Говорили, что эта «Вдова» сетью поймала самого Голиафа. Она охотится на пиратов. А если ловит — они принимают страшную смерть в трюме ее корабля. Никто не знает, что это за казнь. Но ни один пленник от нее не ушел, даже Голиаф. Если легенда не врет.
— Поверь, Зверек, «правда то, что это жаль, и жаль, что это правда».[8]
Черная «Вдова» стояла в открытом море далеко от берега. Видимо, бросила якорь. И вскоре Черный Хват заметил, что к острову идут две шлюпки. На них тоже не горели огни, зато за обеими тянулись сети.
— Я уж думал пуститься наутек. Этот корабль был как призрак, и шлюпки его не лучше. Подумал — и дал деру. Бросил костер, спрятался в пещеру и побежал по лестнице. Но потайную дверь не закрыл, на всякий случай — а вдруг я ее потом открыть не сумею? Поднимался уже минут десять, когда услышал внизу их шаги. Внутри утеса было черным-черно, словно в могиле. Но я хорошо видел в темноте — и они, кажется, тоже.
— Где они тебя поймали?
— Около люка. Я к тому времени сплел веревку из травы и лиан, чтобы подниматься и спускаться. Хотел выбраться наружу, втянуть ее и захлопнуть люк, а потом прижать чем-нибудь тяжелым. Но не успел. Они меня схватили прежде, чем я к веревке притронулся. Некоторые из них были чернокожие, а другие бледные и светловолосые, как наш Феликс. Один заговорил со мной.
— Вы из пиратского племени, — сказал он.
Я ничего не ответил — не успел дыхание перевести. А его товарищ добавил:
— Мы отведем тебя к нашему капитану, Мэри Ад.
* * *
Посетители, лежавшие под столами в «Оптеке», беспокойно зашевелились. Чернокожая женщина с ракушками в ушах дала им понять, что дуэль между собеседниками на скамейке маловероятна. Один за другим они выползали на свет божий и заказывали еще выпивки. Трое или четверо отважились даже выйти из хижины и сесть у пруда. Стало совершенно ясно: двое моряков за столом драться не собираются. Но все-таки от них старались держаться подальше.Черный Хват закончил свой рассказ неожиданно весело и быстро.
— Команда у нее скандинавийская, даже чернокожие. Она и сама из Скандинавии. Бледная, как сырая картофелина. Одевается в черное, как ворона. Мне она не грозила смертью. Сказала только: «Ваша душа, мистер Хват, блуждает в потемках». — Не пойму, откуда она знала мое имя и вообще так много обо мне. — «Но мне нужны не столько вы, сколько ваша бывшая госпожа, Малышка Голди. Она за свою короткую жизнь натворила немало бед. Ее отец убил моего мужа. С тех пор я ни разу не ступила на берег». От нее-то я и услышал, что случилось с Артией, с ее кораблем и с Голди. А еще Мэри сказала мне, что сдается ей, ни ту, ни другую не повесят. Они обе слишком умны для этого, каждая по-своему. «Станете ли вы, мистер Хват, вместе со мной искать Малышку Голди?» — спросила она. Я ответил: «А что еще мне остается?» — «Ничего, — согласилась она. — Вы прослужите на моем корабле семь лет. Это цена, которую вы заплатите мне за свою жизнь. Работа будет трудной. Когда этот срок истечет, можете идти куда глаза глядят. — Потом улыбнулась — и улыбка-то у нее не как у людей — и добавила: — Вы умеете видеть в темноте, как и все люди в моей команде. У нас эта привычка возникла потому, что мы живем далеко на севере, там, где шесть месяцев в году не светит солнце и дни темны, как ночи. А вы? Как вы этого добились?» — Я объяснил ей, что для этого и ношу уже много лет черную повязку. Закрываю то один глаз, то другой. И научился видеть через нее. Мэри опять улыбнулась. Оказывается, за эту способность она решила подарить мне жизнь. Благодаря ночному зрению я мог работать на ее корабле, где никогда не зажигается ни один фонарь.
С тех пор Черный Хват странствовал на «Вдове». Обращались с ним как с пленником, работать заставляли как каторжного, иногда заковывали в цепи, кормили объедками. Корабль Мэри ходил словно бы по воле ветра и волн, и в конце концов всегда отыскивал тех, кто ей нужен. И почему-то ее всегда сопровождала хорошая погода. Хотя ей больше пошел бы жестокий шторм.
Однако найти Голди никак не удавалось. Тогда я предположил, что негодяйка, если она жива, может быть, до сих пор находится в Ангелии. И добавил, что я сохранил кое-что на память о ней — если не считать пули, которую она выпустила в меня (эта пуля застряла в картонной подбивке жилета). Но остались у меня и вещички поизящнее — шарфик, который она обронила, обрывок кружев с ее манжеты. Зачем я их сохранил, да еще и спрятал ненадежнее, в непромокаемый мешочек из акульей кожи? Чистой воды актерство. Как в спектаклях. Оброненный платочек, например, упоминается в «Отелло» Шейкспера, где я сыграл Яго. Шикарная роль! Эти мелочи иногда бывают полезны, хоть сразу и не угадаешь, для чего. Соленый Питер говорил мне, что самые умные из почтовых голубей умеют распознавать запах вещей, а потом отыскивать людей, которым эта вещь когда-то принадлежала. Как собака-ищейка. А Мэри — она всегда всё знает — сказала, что в Ангелии разводят белых голубей, в Доброделе и Довере. И обучают их подобным трюкам. Вот я и купил пару таких птичек. Приучил их узнавать запах шарфика и кружев — запах Голди, даже следы его, оставленные там, где она часто появляется. А потом отправил мерзавке парочку писем.
Видимо, таких голубей дрессируют в основном моряки, вот они и умеют находить в Ландоне все харчевни и таверны, где околачивается морской народ. А может, голубь сразу и не нашел Голди. Короче говоря, после первого письма она не дала о себе знать. А Мэри велела сообщить ей, что Артия находится в Довере — дескать, после этого Голди непременно туда примчится. Но потом я послал вторую записку. О том, что Артия идет в Эль-Танжерину. И на этот раз мы чуть было не нагнали Голди.
Но Мэри хотела сначала убрать с дороги еще один корабль. Франкоспанский. Пиратский. Только и всего. Мэри всегда предпочитает настигать свою добычу в море. Я уже говорил, на берег она никогда не сходит.
Черный Хват подмигнул Зверю.
— Приятель, я тебя не утомил?
— Гм… Прости, Хват… Что-то меня разморило… — Он сам себе дивился. — От жары, наверное…
— А может, чего-нибудь в выпивку подмешали, или в еду, или в старую добрую трубочку? — Мистер Зверь туманным взглядом уставился на Черного Хвата. Тот ухмыльнулся: — Надо отдать тебе должное, ты долго держался. Обычно Кикрей намешивает сильное снадобье, такое, что и быка свалит.
— Ки… Кикрей…
— Та самая милая дама, которая подавала нам обед. Она из команды Мэри, ходит вместе с ней на «Вдове». А как ты думаешь, отпустили бы меня отдохнуть и перекусить без присмотра? Мы узнали, что ты тут, Зверек. А Мэри давно жаждет познакомиться с тобой, гнусным старым пиратом. Именно такие типы ее и интересуют.
Зверь сделал попытку подняться. Но не смог сдвинуться с места.
— Пре… — прохрипел он. — Преда… тель…
Потом, ошалело моргая одурманенными глазами, сквозь гул в ушах стал прислушиваться к словам собеседника.
— Ты слыхал о Зеленой книге? Вряд ли. А Мэри прекрасно умеет читать ее. И еще у нее есть шифры, они составлены из букв ангелийского алфавита и других языков, например, древнескандинавийского. Они не такие, как попугайские загадки на острове. Мэри время от времени дает своим пленникам страничку-другую, в виде награды. Все эти знаки ведут к кладам. Представляешь, сколько листочков мне дадут за тебя?
Мистер Зверь захрапел. Косматая голова упала на грудь. Из «Оптеки» вышла Кикрей, гибкая и сильная, у нее в ушах блестели ракушки. Она кивнула Черному Хвату, они вместе подняли Зверя из-за стола и понесли через лес. Словно два леопарда с добычей.
Глава вторая
1. Орудия к бою!
В Палате Разговоров в Ландоне вопросы звучали один за другим. Почему давно ожидаемая битва у Джибрал-Тара постоянно откладывается? Всем казалось, что ей уже пора закончиться.
Депеши, полные восклицательных знаков, отыскали адмирала Гамлета Элленсана на борту его флагмана «Победоносный».
Линейный корабль «Победоносный» считался гордостью военного флота. В открытых зеленых водах пролива между Джибрал-Таром и Мароккайном он напоминал архитектурный памятник, целый плавучий особняк с балконами и террасами. На нижней палубе было пятнадцать пушечных портов и еще по сорок пять — с каждого борта. Паруса на мачтах реяли, как белые облака.
— Полюбуйся на него, Гамлет, — сказал Том Здоровяк, капитан «Победоносного», давний друг Гамлета. — Какой красавец! Никогда еще я так не гордился своим кораблем.
— Поздравляю, Том, — рассеянно отозвался Гамлет.
Они стояли на самом высоком холме острова, и перед ними открывался вид на бухту, в которой выстроились двадцать с лишним кораблей, а за ними — множество более мелких суденышек для подкрепления.
Предполагалось, что франкоспанцы, изгнанные из Египтии, непременно придут сюда. Но пока что на горизонте не появилось ни одного монархистского корабля.
— И еще меня радует, — сказал Здоровяк, — что все франкоспанские вожди революции находятся в безопасном месте.
— Да. Благодаря Майклу и Кассандре Холройял. Если мы выиграем эту битву, — добавил Гамлет, разглядывая море в подзорную трубу, — вся Франкоспания наверняка поднимется против короля. Ради этой войны он из народа последние соки выжал, и заключительное поражение станет решающим.
— Охотно верю.
— Гм. Но где же эти треклятые франкоспанцы, разрази их гром?
Они спустились с холма и прогуливались по северному побережью острова Трей-Фалько.
Место было необычное, сюда часто наведывались те, кто любил древнюю историю. Но сейчас по берегу деловито сновали только корабельные саперы и другие профессионалы.
Когда-то на Трей-Фалько находился древнеромейский портовый город. Под ударами ветра и волн, не говоря уже о грабителях с Джибрал-Тара и Мароккайна, он изчез много веков назад. Теперь о нем напоминали только руины амфитеатра, глядящие на море, да площадь, вымощенная неровными камнями, между которыми пробивалась трава. Площадь стерегли четыре огромных льва из черного гранита. Они лежали, скрестив лапы, и гордо взирали на людскую суету. Посредине высились два высохших фонтана, украшенных изваяниями мифических морских жителей — людей с рыбьими хвостами. Между ними в небо уходила громадная колонна, но венчавшая ее статуя давным-давно упала.
Прошлой ночью, когда на площади никого не было, Гамлет заметил на вершине колонны невесть как оказавшуюся там обезьянку.
— Адмирал, взгляните-ка сюда. Вот до каких пор поднимается вода в прилив. — Они заглянули в чашу фонтана. Резервуар для воды треснул.
— Один хороший выстрел, — сказал Армстронг Биллоуз, первый помощник адмирала, — и эти фонтаны снова заиграют. Взовьются до небес.
— Над этим стоит подумать, мистер Биллоуз.
На восточном краю площади Гамлет опять замедлил шаг.
— Где же эти чертовы франкоспанцы?
— Согласно данным разведки, Гамлет, в последний раз их видели у Каласа.
— Фальшивка. Наша собственная эскадра видела их у Кардиса.
— Вполне вероятно. Вы уже написали Эмме? — поинтересовался Том Здоровяк.
— Да. Заверил, что хотел бы нежиться в ее уютных объятиях. И тому подобное. Словом, глупости, каких ожидают чувствительные натуры.
— Ваша Эмма — прелестная девушка.
— Да, Том.
Они долго смотрели вдаль, туда, где заканчивался лес мачт и облака парусов. До самого Джибрал-Тара море было совершенно пустым.
— Вы же знаете франкоспанцев, Гамлет. Всегда опаздывают.
— Мистер Биллоуз!
— Сэр?
— Начать учебные стрельбы ровно в четыре часа.
— Есть, сэр.
Гамлет поглядел на депешу и еще раз прочитал: «Как вам известно, адмирал Элленсан, целью этой битвы является полное уничтожение франкоспанского флота. Этого ждет от вас страна. Просто красивой победы недостаточно».
Часа в четыре пополудни «Вот это пчелка!» развернулся и направился к следующему кораблю эскадры, сигналя во всю мочь.
Сообщение побежало по цепочке из шести кораблей и вскоре достигло ромейского острова.
Франкоспанский командор долго держал свой флот в Кардисе, надеясь заманить ангелийцев к себе. Но в конце концов он получил депешу от своего короля. В ней было приказано без промедления начинать битву. Монарх добавлял: «Ваша страна желает полного уничтожения ангелийского флота. Просто красивой победы недостаточно».
И после полудня франкоспанские корабли, будто исполинские морские чудовища, медленно отвалили от берега и направились на юго-восток, к проливу Джибрал-Тар.
Последний корабль ангелийской эскадры, «О Эдгар, это ты? Ах!», развернулся, как гончий пес, и устремился на якорную стоянку ангелийского флота. Он дошел до Трей-Фалько на закате.
Армстронг Биллоуз, стоявший на боевом мостике «Победоносного», первым прочитал флажковое сообщение. Биллоуз забил тревогу. И по палубе тотчас же прокатились радостные крики.
— Сюда идут франкоспанцы!
— Разделаем лягушатников в лапшу!
— Перемелем в муку!
— Наши корабли крепче дуба!
— Наши люди ярче звезд!
«Дорогая Эмма! — торопливо писал Гамлет. — Ты всегда в моем сердце…»
— Мы готовы!
«Дорогая мамочка, — писал Том. — Я надел приносящие удачу носки, которые ты прислала…»
— Наши пушки — лучшие в мире!
— Ангелия сильнее всех!
— Никогда еще не видал людей, так рьяно стремящихся к бою и к победе.
А на вершине колонны, на площади посреди острова, сидела обезьянка. Она смотрела на военную суету и шумиху, а на остров опускались сумерки, в небе одна за другой загорались тихие, равнодушные звезды. Они блестели, как медали, как пули, как слезы.
Депеши, полные восклицательных знаков, отыскали адмирала Гамлета Элленсана на борту его флагмана «Победоносный».
Линейный корабль «Победоносный» считался гордостью военного флота. В открытых зеленых водах пролива между Джибрал-Таром и Мароккайном он напоминал архитектурный памятник, целый плавучий особняк с балконами и террасами. На нижней палубе было пятнадцать пушечных портов и еще по сорок пять — с каждого борта. Паруса на мачтах реяли, как белые облака.
— Полюбуйся на него, Гамлет, — сказал Том Здоровяк, капитан «Победоносного», давний друг Гамлета. — Какой красавец! Никогда еще я так не гордился своим кораблем.
— Поздравляю, Том, — рассеянно отозвался Гамлет.
Они стояли на самом высоком холме острова, и перед ними открывался вид на бухту, в которой выстроились двадцать с лишним кораблей, а за ними — множество более мелких суденышек для подкрепления.
Предполагалось, что франкоспанцы, изгнанные из Египтии, непременно придут сюда. Но пока что на горизонте не появилось ни одного монархистского корабля.
— И еще меня радует, — сказал Здоровяк, — что все франкоспанские вожди революции находятся в безопасном месте.
— Да. Благодаря Майклу и Кассандре Холройял. Если мы выиграем эту битву, — добавил Гамлет, разглядывая море в подзорную трубу, — вся Франкоспания наверняка поднимется против короля. Ради этой войны он из народа последние соки выжал, и заключительное поражение станет решающим.
— Охотно верю.
— Гм. Но где же эти треклятые франкоспанцы, разрази их гром?
Они спустились с холма и прогуливались по северному побережью острова Трей-Фалько.
Место было необычное, сюда часто наведывались те, кто любил древнюю историю. Но сейчас по берегу деловито сновали только корабельные саперы и другие профессионалы.
Когда-то на Трей-Фалько находился древнеромейский портовый город. Под ударами ветра и волн, не говоря уже о грабителях с Джибрал-Тара и Мароккайна, он изчез много веков назад. Теперь о нем напоминали только руины амфитеатра, глядящие на море, да площадь, вымощенная неровными камнями, между которыми пробивалась трава. Площадь стерегли четыре огромных льва из черного гранита. Они лежали, скрестив лапы, и гордо взирали на людскую суету. Посредине высились два высохших фонтана, украшенных изваяниями мифических морских жителей — людей с рыбьими хвостами. Между ними в небо уходила громадная колонна, но венчавшая ее статуя давным-давно упала.
Прошлой ночью, когда на площади никого не было, Гамлет заметил на вершине колонны невесть как оказавшуюся там обезьянку.
— Адмирал, взгляните-ка сюда. Вот до каких пор поднимается вода в прилив. — Они заглянули в чашу фонтана. Резервуар для воды треснул.
— Один хороший выстрел, — сказал Армстронг Биллоуз, первый помощник адмирала, — и эти фонтаны снова заиграют. Взовьются до небес.
— Над этим стоит подумать, мистер Биллоуз.
На восточном краю площади Гамлет опять замедлил шаг.
— Где же эти чертовы франкоспанцы?
— Согласно данным разведки, Гамлет, в последний раз их видели у Каласа.
— Фальшивка. Наша собственная эскадра видела их у Кардиса.
— Вполне вероятно. Вы уже написали Эмме? — поинтересовался Том Здоровяк.
— Да. Заверил, что хотел бы нежиться в ее уютных объятиях. И тому подобное. Словом, глупости, каких ожидают чувствительные натуры.
— Ваша Эмма — прелестная девушка.
— Да, Том.
Они долго смотрели вдаль, туда, где заканчивался лес мачт и облака парусов. До самого Джибрал-Тара море было совершенно пустым.
— Вы же знаете франкоспанцев, Гамлет. Всегда опаздывают.
— Мистер Биллоуз!
— Сэр?
— Начать учебные стрельбы ровно в четыре часа.
— Есть, сэр.
Гамлет поглядел на депешу и еще раз прочитал: «Как вам известно, адмирал Элленсан, целью этой битвы является полное уничтожение франкоспанского флота. Этого ждет от вас страна. Просто красивой победы недостаточно».
* * *
Эскадра из шести кораблей, куда входили двадцатипятипушечный фрегат «О Эдгар, это ты? Ах!» и «Уфф, простите» со своими тридцатью пушками, вытянулась широким строем между франкоспанским побережьем и ангелийским флотом, стоявшим у Трей-Фалько. Их главной задачей было флажковыми сигналами передавать новости о перемещениях флота противника. Остров Кардис был виден только с переднего корабля. Он назывался «Вот это пчелка!».Часа в четыре пополудни «Вот это пчелка!» развернулся и направился к следующему кораблю эскадры, сигналя во всю мочь.
Сообщение побежало по цепочке из шести кораблей и вскоре достигло ромейского острова.
Франкоспанский командор долго держал свой флот в Кардисе, надеясь заманить ангелийцев к себе. Но в конце концов он получил депешу от своего короля. В ней было приказано без промедления начинать битву. Монарх добавлял: «Ваша страна желает полного уничтожения ангелийского флота. Просто красивой победы недостаточно».
И после полудня франкоспанские корабли, будто исполинские морские чудовища, медленно отвалили от берега и направились на юго-восток, к проливу Джибрал-Тар.
Последний корабль ангелийской эскадры, «О Эдгар, это ты? Ах!», развернулся, как гончий пес, и устремился на якорную стоянку ангелийского флота. Он дошел до Трей-Фалько на закате.
Армстронг Биллоуз, стоявший на боевом мостике «Победоносного», первым прочитал флажковое сообщение. Биллоуз забил тревогу. И по палубе тотчас же прокатились радостные крики.
— Сюда идут франкоспанцы!
— Разделаем лягушатников в лапшу!
— Перемелем в муку!
— Наши корабли крепче дуба!
— Наши люди ярче звезд!
«Дорогая Эмма! — торопливо писал Гамлет. — Ты всегда в моем сердце…»
— Мы готовы!
«Дорогая мамочка, — писал Том. — Я надел приносящие удачу носки, которые ты прислала…»
— Наши пушки — лучшие в мире!
— Ангелия сильнее всех!
— Никогда еще не видал людей, так рьяно стремящихся к бою и к победе.
А на вершине колонны, на площади посреди острова, сидела обезьянка. Она смотрела на военную суету и шумиху, а на остров опускались сумерки, в небе одна за другой загорались тихие, равнодушные звезды. Они блестели, как медали, как пули, как слезы.
2. Феликс тонет
Трюм наполнился тьмой.
Ночью была ночь, и днем тоже была ночь. Время остановилось.
Неужели навсегда?
Феликс поерзал на набитых мешках. Лежать неудобно, но ему не привыкать — такое с ним уже не раз случалось в детстве, когда после смерти отца он жил в работном доме.
Он не испытывал ненависти к Голди. Только легкое чувство стыда, потому что немножко жалел ее. А по большому счету, ему было всё равно.
С тех пор как шторм рассказал ему о том, что корабль Артии разбился о скалы и она утонула, ему всё стало безразлично. Он не замечал, что Флаг и Красавчик схватили его, что Голди колотит его, пинает, царапает…
Жизнь бьет больнее кулаков любой женщины.
При свете дня «Розовый шквал» заприметил торговую шхуну, тяжело нагруженную товарами на продажу.
Николас Нанн с облегчением вздохнул, увидев, что Голди воспрянула духом и переключила внимание на эту шхуну. Воспользовавшись случаем, он прокрался к Феликсу и дал ему напиться. Однако Феликса это, похоже, ничуть не обрадовало.
Дурное обращение Голди с Феликсом озадачило… нет, как бы это получше сказать? Напугало Ника? Нет. Он мог представить себе такое только в кошмарном сне! Кошмар — вот самое верное слово.
Теперь Ник стал очень осторожен с Голди. Поэтому, когда они заметили купеческую шхуну, он присоединился к общему веселью.
Ветер дул бодро, и шли они резво. Знал ли Ник хоть что-нибудь о пиратах? О том, какие порядки царят в пиратских командах? Нет. Ник был человек военный, а военные, даже в самые страшные дни, живут по другим правилам.
На палубе, в рано наступившей темноте, пылали факелы. Таггерс истошно дул в горн, еще двое лупили в барабаны, остальные колотили палками по поручням и вопили во всё горло. Стараясь не спускать с лица фальшивую ухмылку, Ник подумал: они похожи на стаю кровожадных волков, вздумавших устроить оркестр.
Шхуна попыталась дать деру, догадавшись, чем на самом деле является «Розовый шквал». Хотя на «Шквале» вели себя непорядочно: так и не подняли «Веселого Роджера».
Ник. заметил, что шхуна идет под флагом Мароккайна, а почти все пираты старались не трогать корабли этой страны, потому что там терпимо относились к морским грабителям.
Голди, восторженная, страшная, подпрыгивала от нетерпения.
Выкатили пушки, раздался бортовой залп, такой слаженный, что отдача едва не опрокинула «Шквал» на правый борт.
Ба-бах! Купеческая шхуна зашаталась. Одна мачта на ней рухнула, обшивка треснула.
До Ника донеслись крики людей. Он обернулся к Голди, стараясь подхватить общее настроение.
— Здорово, капитан! Отличный выстрел!
— Заткнись, — рявкнула Голди, и в ее глазах полыхнуло зеленое пламя. — Оставь меня в покое!
Ник покорился. Даже в разгар боя он ни разу в жизни не видел, чтобы люди с такой злостью отвечали на самые простые слова.
Они приблизились к шхуне. Засвистели абордажные веревки.
Ник, которому доводилось участвовать во многих битвах, прислонился к грот-мачте «Шквала» и подумал: видимо, он — не они, пираты, а он сам — сошел с ума.
Прошел час. Всё мало-мальски ценное с купеческой шхуны перекочевало на пиратский корабль. На палубе «Шквала» высились груды всевозможного добра — ткани, металл, провиант, оружие.
А на палубе ограбленного судна лежали мертвые тела. Некоторым морякам удалось прыгнуть в океан. Но земли не было видно даже на горизонте, и вряд ли кому-нибудь из них посчастливится добраться до берега вплавь.
Голди надела ожерелье из золотисто-зеленых камней — кажется, хризолитов, на глаз определил Ник. Она смеялась и пила краденое пряное вино.
Потом сказала Флагу:
— Черт побери, малыш, ты, кажется, не очень занят. Сходи-ка вниз и приведи мне эту крысу.
Флаг, видимо, с полуслова понял, о ком идет речь. Догадался и Ник Нанн.
Феликса Феникса вытащили из трюма на палубу «Розового шквала». Люди искренне радовались страданиям белокурого пленника. Голди, правда, не слишком сильно разукрасила ему лицо, только фингал поставила замечательный…
— Знаете что, сэр, — сказала она Феликсу, лежащему среди краденого добра. — Вы подонок! Тряпка! И поэтому, — Голди указала на купеческую шхуну, быстро погружавшуюся в воду, — думаю, надо посадить вас туда. Как вам это понравится?
Феликс молча смотрел на нее. Люди-волки захохотали. Ник помертвел. Когда Феликса схватили и стали на веревках переправлять на шхуну, Ник услышал, как кто-то сказал:
— Давайте бросим на палубу горящие факелы, чтоб это корыто быстрей тонуло.
У Никки Нанна созрело решение.
— Эй, отважный капитан! — крикнул он. — Я тоже хочу поучаствовать в потехе.
Никто ему не мешал.
Ник схватился за веревку и вместе с Феликсом рухнул на палубу шхуны.
На разбитом корабле уже запахло гарью. Оставшиеся в живых матросы, люди со смугло-оливковыми лицами и печальными глазами, в которых застыл ужас, забились в углы, так что Голди и ее команда смогли без помех взять всё, что хотели.
Не мерещится ли это Нику? Ночь пылает, как будто огнем охвачен целый флот…
Он заметил, что Голди привязала Феликса к мачте.
— Дражайший капитан, — сказал Ник. — Проверю-ка я эти веревки. Ваши нежные пальчики хоть и сильны, но всё же не помешает затянуть узел покрепче.
Голди хихикнула.
— Что, Ник, ревнуете? И правильно делаете. Но сейчас не время. Я потоплю эту калошу и мистера Феникса вместе с ней. Пусть проваливает на дно морское.
— А как же выкуп?
— Зачем нам выкуп? Так гораздо интереснее. Мой отец знал толк в казнях. Он никогда не брал пленных. Ладно, сходите, проверьте веревки.
Феликс обмяк. Кажется, только веревки не давали ему упасть. Ник обошел вокруг мачты и ощупал узлы — они были затянуты на славу.
— Феликс!
— Что? — еле слышно отозвался он.
— Я сейчас ослаблю веревки. Плавать умеешь?
— Нет.
— Да неужели…
— Не стоит, сэр. Не подвергайте себя опасности. Спасибо за попытку спасти меня. Но это уже не важно.
Маленьким ножом Ник подпилил веревки, пыхтя, как будто он, наоборот, их затягивает. Он дошел до такого отчаяния, что его уже не волновало, как поступит с ним Голди, если поймает на месте преступления.
Да только все его усилия напрасны. Феликс не умеет плавать и все равно пойдет на корм рыбам.
— Я сделал все, что мог, сэр.
— Благодарю вас. Я уже сказал… Честное слово.
Голова Феликса упала на грудь. Казалось, он смертельно хочет спать и просто стесняется сказать Нику, чтобы тот проваливал.
Ник отошел.
А на другом конце палубы Малышка Голди уже летела на веревке обратно на «Шквал».
— Бегите, мистер Нанн, — тихо промолвил Феликс.
Ник внял совету, ухватился за веревку и перемахнул с накренившейся торговой шхуны прямо на груду краденых манго, уложенную посреди палубы «Розового шквала». Фрукты лопнули, он поскользнулся и упал.
Ночью была ночь, и днем тоже была ночь. Время остановилось.
Неужели навсегда?
Феликс поерзал на набитых мешках. Лежать неудобно, но ему не привыкать — такое с ним уже не раз случалось в детстве, когда после смерти отца он жил в работном доме.
Он не испытывал ненависти к Голди. Только легкое чувство стыда, потому что немножко жалел ее. А по большому счету, ему было всё равно.
С тех пор как шторм рассказал ему о том, что корабль Артии разбился о скалы и она утонула, ему всё стало безразлично. Он не замечал, что Флаг и Красавчик схватили его, что Голди колотит его, пинает, царапает…
Жизнь бьет больнее кулаков любой женщины.
* * *
Снаружи было то же самое: темнота, будто цветок, неторопливо распускалась над африканийскими водами.При свете дня «Розовый шквал» заприметил торговую шхуну, тяжело нагруженную товарами на продажу.
Николас Нанн с облегчением вздохнул, увидев, что Голди воспрянула духом и переключила внимание на эту шхуну. Воспользовавшись случаем, он прокрался к Феликсу и дал ему напиться. Однако Феликса это, похоже, ничуть не обрадовало.
Дурное обращение Голди с Феликсом озадачило… нет, как бы это получше сказать? Напугало Ника? Нет. Он мог представить себе такое только в кошмарном сне! Кошмар — вот самое верное слово.
Теперь Ник стал очень осторожен с Голди. Поэтому, когда они заметили купеческую шхуну, он присоединился к общему веселью.
Ветер дул бодро, и шли они резво. Знал ли Ник хоть что-нибудь о пиратах? О том, какие порядки царят в пиратских командах? Нет. Ник был человек военный, а военные, даже в самые страшные дни, живут по другим правилам.
На палубе, в рано наступившей темноте, пылали факелы. Таггерс истошно дул в горн, еще двое лупили в барабаны, остальные колотили палками по поручням и вопили во всё горло. Стараясь не спускать с лица фальшивую ухмылку, Ник подумал: они похожи на стаю кровожадных волков, вздумавших устроить оркестр.
Шхуна попыталась дать деру, догадавшись, чем на самом деле является «Розовый шквал». Хотя на «Шквале» вели себя непорядочно: так и не подняли «Веселого Роджера».
Ник. заметил, что шхуна идет под флагом Мароккайна, а почти все пираты старались не трогать корабли этой страны, потому что там терпимо относились к морским грабителям.
Голди, восторженная, страшная, подпрыгивала от нетерпения.
Выкатили пушки, раздался бортовой залп, такой слаженный, что отдача едва не опрокинула «Шквал» на правый борт.
Ба-бах! Купеческая шхуна зашаталась. Одна мачта на ней рухнула, обшивка треснула.
До Ника донеслись крики людей. Он обернулся к Голди, стараясь подхватить общее настроение.
— Здорово, капитан! Отличный выстрел!
— Заткнись, — рявкнула Голди, и в ее глазах полыхнуло зеленое пламя. — Оставь меня в покое!
Ник покорился. Даже в разгар боя он ни разу в жизни не видел, чтобы люди с такой злостью отвечали на самые простые слова.
Они приблизились к шхуне. Засвистели абордажные веревки.
Ник, которому доводилось участвовать во многих битвах, прислонился к грот-мачте «Шквала» и подумал: видимо, он — не они, пираты, а он сам — сошел с ума.
Прошел час. Всё мало-мальски ценное с купеческой шхуны перекочевало на пиратский корабль. На палубе «Шквала» высились груды всевозможного добра — ткани, металл, провиант, оружие.
А на палубе ограбленного судна лежали мертвые тела. Некоторым морякам удалось прыгнуть в океан. Но земли не было видно даже на горизонте, и вряд ли кому-нибудь из них посчастливится добраться до берега вплавь.
Голди надела ожерелье из золотисто-зеленых камней — кажется, хризолитов, на глаз определил Ник. Она смеялась и пила краденое пряное вино.
Потом сказала Флагу:
— Черт побери, малыш, ты, кажется, не очень занят. Сходи-ка вниз и приведи мне эту крысу.
Флаг, видимо, с полуслова понял, о ком идет речь. Догадался и Ник Нанн.
Феликса Феникса вытащили из трюма на палубу «Розового шквала». Люди искренне радовались страданиям белокурого пленника. Голди, правда, не слишком сильно разукрасила ему лицо, только фингал поставила замечательный…
— Знаете что, сэр, — сказала она Феликсу, лежащему среди краденого добра. — Вы подонок! Тряпка! И поэтому, — Голди указала на купеческую шхуну, быстро погружавшуюся в воду, — думаю, надо посадить вас туда. Как вам это понравится?
Феликс молча смотрел на нее. Люди-волки захохотали. Ник помертвел. Когда Феликса схватили и стали на веревках переправлять на шхуну, Ник услышал, как кто-то сказал:
— Давайте бросим на палубу горящие факелы, чтоб это корыто быстрей тонуло.
У Никки Нанна созрело решение.
— Эй, отважный капитан! — крикнул он. — Я тоже хочу поучаствовать в потехе.
Никто ему не мешал.
Ник схватился за веревку и вместе с Феликсом рухнул на палубу шхуны.
На разбитом корабле уже запахло гарью. Оставшиеся в живых матросы, люди со смугло-оливковыми лицами и печальными глазами, в которых застыл ужас, забились в углы, так что Голди и ее команда смогли без помех взять всё, что хотели.
Не мерещится ли это Нику? Ночь пылает, как будто огнем охвачен целый флот…
Он заметил, что Голди привязала Феликса к мачте.
— Дражайший капитан, — сказал Ник. — Проверю-ка я эти веревки. Ваши нежные пальчики хоть и сильны, но всё же не помешает затянуть узел покрепче.
Голди хихикнула.
— Что, Ник, ревнуете? И правильно делаете. Но сейчас не время. Я потоплю эту калошу и мистера Феникса вместе с ней. Пусть проваливает на дно морское.
— А как же выкуп?
— Зачем нам выкуп? Так гораздо интереснее. Мой отец знал толк в казнях. Он никогда не брал пленных. Ладно, сходите, проверьте веревки.
Феликс обмяк. Кажется, только веревки не давали ему упасть. Ник обошел вокруг мачты и ощупал узлы — они были затянуты на славу.
— Феликс!
— Что? — еле слышно отозвался он.
— Я сейчас ослаблю веревки. Плавать умеешь?
— Нет.
— Да неужели…
— Не стоит, сэр. Не подвергайте себя опасности. Спасибо за попытку спасти меня. Но это уже не важно.
Маленьким ножом Ник подпилил веревки, пыхтя, как будто он, наоборот, их затягивает. Он дошел до такого отчаяния, что его уже не волновало, как поступит с ним Голди, если поймает на месте преступления.
Да только все его усилия напрасны. Феликс не умеет плавать и все равно пойдет на корм рыбам.
— Я сделал все, что мог, сэр.
— Благодарю вас. Я уже сказал… Честное слово.
Голова Феликса упала на грудь. Казалось, он смертельно хочет спать и просто стесняется сказать Нику, чтобы тот проваливал.
Ник отошел.
А на другом конце палубы Малышка Голди уже летела на веревке обратно на «Шквал».
— Бегите, мистер Нанн, — тихо промолвил Феликс.
Ник внял совету, ухватился за веревку и перемахнул с накренившейся торговой шхуны прямо на груду краденых манго, уложенную посреди палубы «Розового шквала». Фрукты лопнули, он поскользнулся и упал.