Керри подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. В них отражалось так много любви, и она была неподдельной. Там было обетованное счастье. Она почувствовала, как все ее сомнения улетучиваются. Глубокая уверенность наполнила ее сердце, и для одиночества там уже не осталось места.
   — Да, Гарт. Да, я выйду за тебя замуж.

Глава 15

   Было поздно, когда машина Гарта остановилась перед домом Керри. Им так много нужно было обсудить, а Гарт не хотел оставлять все «на потом». — Я слишком долго ждал этого момента, — сказал он ей. — Кроме того, я взволнован и все равно не смогу уснуть. Не каждый день у человека помолвка.
   Керри улыбнулась. Она любила в нем этот мальчишеский энтузиазм. Эта сторона респектабельного доктора была для нее еще новой.
   Они планировали пожениться в июне, после того как истечет последний месяц его резидентуры. У них будет время для двухнедельного медового месяца — где бы она хотела его провести? Так как он собирается вести частную практику вместе с отцом, они будут жить в Санта-Барбаре.
   — Ты полюбишь Санта-Барбару, милая. Это очень красивый город. Я возьму тебя туда, когда поеду к родителям на Рождество. Мы вступим в окружной клуб, а потом, немного попозже, — в яхт-клуб. Мои родители состоят в обоих. Для успешного доктора это необходимо — новые контакты и прочее.
   Она окоротила его — он забирался в глубины, ей пока недоступные.
   — Гарт, я кто угодно, только не светская львица. И еще, я буду по-прежнему работать медсестрой, пока… — Она не успела закончить.
   Гарт закончил за нее, и все встало на свои места.
   — До тех пор, пока не заведем детей. И я бы хотел, чтобы это случилось поскорее. В конце концов, мне уже тридцать. Я не хочу становиться отцом тогда, когда пора становиться дедом.
   При упоминании о детях Керри почувствовала теплую волну. Наверное, Джина права насчет материнского инстинкта. Иметь ребенка… Ничего чудесней Керри не могла себе представить.
   Гарт снова заговорил:
   — Их у нас будет четверо. Два мальчика и две девочки. У девочек будут черные волосы и зеленые глаза — такие же, как у их мамы.
   Его голос сорвался на хрип, и он потянулся поцеловать ее.
   Керри улыбнулась:
   — Посмотрим, как у нас это получится.
   Джина еще не спала, когда Керри пришла домой. Она сидела в кресле, укрытая пледом, во фланелевом домашнем платье, шерстяных шлепанцах и со свирепым выражением на лице. Ее расчесанные на ночь волосы струились и блестели.
   — Я чуть со страху не умерла! Ты что, не знаешь, что сейчас почти три часа ночи?
   Керри рассмеялась:
   — Джина, ты сейчас похожа на ангела-мстителя. Мне жаль… честно. Мне даже в голову не пришло, что ты будешь меня дожидаться.
   Извинение, похоже, немного охладило Джину.
   — Я хотела рассказать тебе о Треворе. Мне кажется, он серьезно настроен насчет меня. Сегодня он познакомил меня со своей дочерью. Она живет с бабушкой. Как тебе такой прогресс?
   Керри сняла платье, вязанное из тонкой черной шерсти. Оно было ей немного тесновато — в этом она винила Джину с ее вкуснейшей стряпней.
   — И как девочка?
   Джина скорчила рожу:
   — Жуткая. Ей тринадцать, и она считает, что весь мир против нее. Но я ее заставлю себя любить. Я думаю, игра стоит свеч — за его-то деньги! Ну, расскажи, что произошло. Тебя могло задержать только что-то из ряда вон выходящее.
   Керри глубоко вздохнула. «Интересно, почему у меня мурашки по спине ползают?»
   — Я обещала Гарту выйти за него замуж. В июне мы собираемся пожениться.
   — Ты шутишь? Ты и вправду бросилась в этот омут! — Джина изумленно глядела на Керри.
   — Ты же знала, что я серьезно обдумывала его предложение. Джина, а что тут такого? Ты что, не рада за меня?
   Керри была озадачена таким явным отсутствием энтузиазма. В конце концов, в последние недели Джина только что не называла Керри дурой из-за того, что та держит Гарта в подвешенном состоянии.
   Джина сбросила плед и встала с кресла. Обняв Керри, она сказала:
   — Конечно, я рада за тебя, подруга. Но меня кое-что беспокоит… Керри, ты Гарта по-настоящему любишь? Ведь я как-никак убеждала тебя, что Гарт — стоящая партия. Но если ты его не любишь… — Она смотрела с виноватым выражением.
   Керри обняла Джину в ответ.
   — Я сама приняла решение, и тебе совсем не обязательно принимать на себя ни вину за это, ни благодарность. Я люблю Гарта. Честно. Да, признаю, что эта любовь — не совсем то же самое, что я чувствовала к Джонни или Бретту, — в ее голос незаметно пробралась нотка грусти, — но это не значит, что я не смогу быть счастливой. Гарт — замечательный человек. Он будет хорошим мужем.
   С лица Джины исчезло обеспокоенное выражение.
   — Тогда прими мои поздравления! Я займусь организацией твоего девичника. — Она рассмеялась. — И мне придется в самом скором времени заарканить Тревора. Мне противна даже мысль о другой соседке по комнате.
   Тут и Керри не смогла удержаться от смеха. Неожиданно она заразилась воодушевлением Джины. Она едва смогла дождаться утра, чтобы позвонить родителям и сообщить им новость.
   К утру дождь не прекратился. Из-за него Керри и Гарту не довелось выйти в море с Тревором и Джиной. Вместо прогулки на яхте Тревора — она носила название «Альбатрос» — они устроили импровизированный обед в пляжном домике Тревора. Обед состоял из жареного цыпленка, кукурузного хлеба и яблочного пудинга — все Джинина стряпня.
   — Полагаю, что в старой пословице о том, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, каждое слово — правда, — сказала Джина.
   — В следующий раз приготовь лазанью и лимоновую меренгу, — предложила Керри. — Тогда Тревор точно сделает тебе предложение. И кто знает? Может, ты окажешься у алтаря даже раньше меня.
   Втайне Керри сомневалась, что у Джины все сложится с Тревором Маккензи. Он был на двадцать лет старше Джины и, как полагала Керри, имел очень сложный характер. И у него была дочь, которой могла не понравиться новая мать. Каково-то Джине будет со всем этим? — беспокоилась она.
 
   К началу следующей недели циклон ушел на юг. Дождь шел теперь только время от времени, но видимость была по-прежнему отвратительной, как заметила Джина по дороге в больницу.
   — Ненавижу ездить в такую погоду, — пожаловалась она. — Будет счастьем, если мы не опоздаем на работу из-за какого-нибудь болвана.
   Керри кивнула:
   — Воображаю, что в такие дни творится в приемном покое травматологии.
   Джина едва успела объехать заглохший автомобиль и процедила что-то по-итальянски.
   — Это уж точно. Хорошо, что нам там не дежурить.
   Они успели проехать еще милю, прежде чем началось то, что мрачно предрекала Джина. Движение замерло на всех трех полосах.
   — Наверное, несчастный случай, — предположила Керри и высунулась из окна. — Там целая толпа собралась. Черт, да что там такое?
   По обочине дороги, навстречу машине Джины, шел человек. Керри спросила его:
   — Авария?
   Он взглянул на них. Его лицо было белее мела.
   — Школьный автобус… Господи, детишек разбросало по всей дороге…
   Он ускорил шаги, согнувшись под напором встречного ветра.
   — Давай поглядим, сможем ли мы помочь, — прошептала Джина и притормозила у обочины.
   Девушки бок о бок побежали по шоссе. Они еще не видели аварии, но уже слышали крики. Ужасающие детские крики.
   — Пропустите нас! — закричала Джина. — Мы медсестры.
   Люди расступились.
   На мгновение, которое казалось вечностью, Керри застыла при виде картины, открывшейся ее глазам. Автобус был перевернут, на дороге лежали тела детей, в основном недвижимые — будто какой-то шутник разбросал жалкие, изорванные тряпичные куклы.
   Сквозь оцепенение пробился чей-то голос:
   — Вон тот… он еще жив. — Человек из толпы указал на маленького мальчика со светлыми волосами.
   Керри рванулась вперед и плюхнулась на колени на мокрую землю рядом с мальчишкой. Быстро и осторожно она осмотрела его, чтобы найти источник кровотечения. Вот оно. Глубокая вмятина на черепе за правым ухом.
   — У вас есть чистый носовой платок? — спросила она у мужчины, указавшего ей на мальчика.
   И когда он кивнул, добавила:
   — Сверните его и приложите к ране. Постоянно сохраняйте несильное, но устойчивое давление. Кто-нибудь, укройте его. У него шок.
   Керри стала пробираться дальше через лежащие в грязи школьные сумки, разбросанные книжки и коробки с завтраками, туда, где Джина склонилась над еще одним мальчишкой. Под ним медленно росла лужа крови. Она видела, как подруга наложила мальчику жгут из его же шарфа выше колена, ниже нога была почти оторвана.
   У одной девочки лицо было превращено в кровавую маску. Другой девочке острый кусок металла пробил грудную клетку, лишь чудом не попав в сердце. Некоторые дети не двигались — и многим из них уже нельзя было помочь.
   Послышался вой сирен — это прибыли машины скорой помощи, в них немедля загрузили детей. Троих трогать не стали, просто накрыли и оставили на земле. Их заберет другая машина. Им теперь некуда спешить.
   Джина пошла к своему автомобилю. Керри доехала до Хартфорда в «скорой помощи». Ее попросил присмотреть за пострадавшими один из интернов.
   Керри провела в операционной шесть с половиной часов. Вместе с Бреттом и доктором Мэдисоном они спасали жизнь трем наиболее сильно пострадавшим детям. Другими занимались остальные хирурги в прилегающих операционных.
   Только когда была наложена последняя повязка, последний шов, когда последнего из пациентов отвезли в реанимацию, — Керри позволила себе глубоко, судорожно вздохнуть. Слава Богу, это все наконец кончилось.
   — Было тяжело, да? Нам повезло, что мы смогли их спасти, — произнес Бретт.
   У него был бесконечно уставший голос, бесконечно уставшее лицо.
   Керри не хотелось говорить об этом. Образы катастрофы и операций еще слишком живо вставали в ее мозгу. Она подняла руку, чтобы снять с головы хирургическую шапочку, и сморщилась от боли, острой иглой вонзившейся ей в плечи.
   — Мышечный спазм, — определил Бретт. — Это от напряжения. Посмотрим, поможет ли это.
   Он положил руки ей на плечи и стал массировать их, то увеличивая, то ослабляя давление.
   — Ах…
   На мгновение Керри полностью отдалась смешанному с болью удовольствию, почувствовала, как сведенные мускулы расслабляются. Но затем вспомнила, как его руки касались ее — с любовью. Ее пронзила другая боль. Где-то глубоко в сердце. Она резко отстранилась.
   — Теперь лучше? — Бретт улыбался, глядя на нее. — Как насчет чашки кофе и кресла, на котором можно свернуться и вздремнуть?
   — Нет, спасибо. Через несколько минут у меня встреча с Гартом. — Едва Керри произнесла его имя, как все тут же встало на свои места.
   Бретт нахмурился:
   — Пускай глубокоуважаемый доктор Гамильтон подождет. Это ему только на пользу.
   Бретт даже не пытался скрыть свою нелюбовь к Гарту — они неважно относились друг к другу еще с тех времен, когда они оба были интернами.
   Керри искоса взглянула на доктора-плейбоя. Она очень хотела увидеть его реакцию на слова:
   — Бретт, едва ли девушке следует обращаться так со своим женихом.
   — С кем?
   — Гарт и я помолвлены. В июне мы собираемся пожениться.
   Он как раз хотел достать сигарету. Его рука застыла в воздухе. Несколько долгих мгновений он смотрел на нее, не веря своим ушам.
   — Разве ты не хочешь меня поздравить? — спросила Керри.
   Может, она сыплет соль на рану. Ну и что? Бретт же не счел нужным скрывать от нее свой романтический интерес к Меридит Блэйр.
   — Конечно, принцесса. Я тебя поздравляю. — Слова Бретта были как удары кнутом. — Ты получила что хотела. Не мужчину, конечно, — образ жизни. Ты ведь именно это искала, разве нет?
   — Ты говоришь чушь.
   — Да ну? — Он фыркнул. — Ты, как щитом, закрываешься Гартом от собственных слабостей. Он ничего от тебя не требует. Ему достаточно того, что ты красивая женщина. А мне недостаточно, принцесса! Я хотел, чтобы ты хотя бы попыталась реализовать свой потенциал. И за это ты меня возненавидела.
   Она бежала от безжалостного торжества, сквозившего в его словах. Выскочила из операционной и помчалась по коридору. Это неправда! Он лгал, потому что она унизила его. Он-то полагал, что она будет виться вокруг него в ожидании подходящего случая возобновить отношения. Весьма естественно для Бретта Тейлора. А то, что она не стала этого делать, больно ударило по его гордости. Керри отчаянно пыталась найти способы разрушить воздействие его язвительных слов.

Глава 16

   Незаметно подошло Рождество, и, как всегда, многие не успели как следует к нему подготовиться. Керри не была исключением. Надо было купить кое-какие подарки, отослать несколько открыток, связать свитер Гарту. Она еще решила напечь пирожков для детей, которым придется встречать Рождество в больнице.
   По мере того как приближался праздник, Керри все меньше виделась с Джиной. Та проводила почти все свое свободное время с Тревором, который заново обставлял дом — ему требовалась консультация Джины по любому, даже малозначительному, вопросу.
   — Я выбираю все самое лучшее, — сказала однажды Джина.
   У них с Керри был поздний сеанс «девичьих откровений». Ее глаза зажглись золотистым блеском торжества.
   — В конце концов, может, я скоро буду жить в этом доме. Ты только подумай! Я, Джина Росси, живу в доме, который стоит сто тысяч долларов. Сдается мне, я уже очень далеко от Цицеро-стрит.
   Керри подумала о Майке Девени. Несколько дней назад она разговаривала с ним. Она не рассказала об этом разговоре Джине, так как знала, что это не поможет. Они встретились в магазине подарков, расположенном на территории больницы, — она покупала плюшевую собаку.
   — Керри, мне нужно поговорить с тобой. Ты можешь уделить мне одну минуту?
   Его лицо осунулось, под глазами — темные круги. Смены по тридцать шесть часов, между ними — двенадцать часов отдыха. Все это сказывалось на его внешнем виде.
   — У меня есть время выпить чашечку кофе, — ответила она.
   — Не могу. Через десять минут я должен вернуться в отделение нейрохирургии. — Он замолчал, тяжело сглотнул, затем продолжил в каком-то отчаянии:
   — У Джины с этим Маккензи все серьезно, да?
   — Спроси ее сам, Майк, — открестилась Керри.
   — Не мне об этом судить.
   — Понятно. Джина в последнее время даже не здоровается — наверно, слишком занята. Нелегко, оказывается, ублажать мистера Кошелька Маккензи!
   У Керри болела душа за несчастного интерна, но она ничем не могла утешить его. Джина жгла за собой мосты, и Майк Девени исчез в густом дыму — в дыму, где исчезают вещи, которым место только в памяти.
   — Найди себе кого-нибудь другого, Майк, — посоветовала Керри.
   Он попытался улыбнуться, но его улыбка больше была похожа на гримасу.
   — Вот ты и ответила на мой вопрос. Эй, не расстраивайся так. Диагноз «разбитое сердце» — это еще не приговор. Мы, Девени, — крепкие орешки. Нужно сильно постараться, чтобы довести нас до ручки.
   Позже Керри пришлось вспомнить его слова и задуматься, была ли в них правда. Задуматься над тем, насколько крепким орешком может быть мужчина.
   Керри колебалась, принимать или не принимать приглашение Гарта провести Рождество в Санта-Барбаре, с его родителями. Она не хотела оставлять Джину одну. Рождество — время дружбы и радости, и вдвойне хорошо, когда своей радостью можно поделиться с друзьями.
   Гарта немного беспокоила ее нерешительность.
   — Милая, мама и папа рассчитывают на то, что ты приедешь. Им бы очень хотелось познакомиться с будущей невесткой.
   «Чтобы обнюхать меня и решить, подхожу я уважаемым Гамильтонам и их окружному клубу или нет», — раздраженно подумала Керри и тут же устыдилась своих мыслей.
   — Гарт, я что-нибудь придумаю, — неохотно пообещала она.
   Ей не пришлось ничего придумывать. Судьба в образе Тревора Маккензи решила все за нее. Джина захлебывающимся голосом объявила, что Тревор пригласил ее провести с ним рождественский вечер. Еще с ними будет его дочь. Днем они поедут в Северный Голливуд, к его брату. Там устраивается праздничный обед.
   — Так что ты с чистой совестью можешь ехать в свою Санта-Барбару, — добавила Джина.
   Керри как раз наряжала маленькое рождественское дерево. Она предпочла бы провести рождественское утро с Джиной. Подруги бы сидели в халатах и шлепанцах, ели бы конфеты и распаковывали подарки. А потом она пошла бы в больницу — навестить Кончиту.
   Джина взяла серебристый шар и повесила его на самую верхнюю ветку.
   — Ты только подумай — в следующее Рождество ты будешь украшать дом вместе с мужем. И я, если повезет, тоже. Может быть, на праздник мы даже соберемся вчетвером. — Она порывисто обняла Керри. — Давай пообещаем друг другу, что всегда будем подругами.
   Керри никак не могла сглотнуть комок, откуда ни возьмись появившийся в горле.
   — Обещаю, Джина.
   По мере того как приближалось время ехать с Гартом к его родителям, Керри нервничала все больше. Она раз десять упаковывала и распаковывала вещи. Не слишком ли яркие свитера? Может, стоило взять с собой вещи нейтрального черного цвета? Как Гамильтоны воспримут ее дорожный наряд: клетчатая юбка и длинный синий свитер? Может, следовало остановиться на консервативном сером цвете?
   А когда Гарт упомянул, что в субботу в окружном клубе ожидается вечеринка с танцами, Керри охватила настоящая паника. На таком мероприятии ее зеленый шифон будет выглядеть слишком по-детски. Облегающее длинное платье, с серебряным к тому же блеском, которое она надевала на новогодний вечер в офицерском клубе — это было два года назад, — также, по-видимому, не подходило для консервативной Санта-Барбары. В отчаянии она потратила почти недельный заработок на простой вечерний костюм из темно-желтой парчи.
   Гарт забрал ее в четверг после окончания рабочего дня. Ни она, ни он не должны были появиться в Хартфорде до следующего понедельника. Они планировали перекусить чего-нибудь по дороге и уже в десять быть в Санта-Барбаре.
   Керри заслушалась смешными рассказами Гарта о своем детстве, и нервозность ее немного отпустила. Но когда они свернули со скоростного шоссе на дорогу, которая вилась между огромными, ярко освещенными особняками, она почувствовала, что страх подбирается вновь.
   — В последний раз я так нервничала только перед государственной экзаменационной комиссией, — призналась она.
   Гарт похлопал ее по руке:
   — Успокойся, милая. Старикам ты понравишься. У них идея фикс — чтобы я скорей женился. Но должен тебя предупредить… Папа будет говорить о внуках.
   Керри улыбнулась в темноте. Не так страшен черт, как его малюют.
   Дом Гамильтонов был стилизован под большое ранчо. Он был построен на нескольких разноуровневых фундаментах, покрыт черепицей. К главному входу вели решетчатые ворота из кованого железа — несомненно, испанское влияние, следы которого можно было встретить повсюду в Санта-Барбаре. Дом выглядел основательно, элегантно и, кажется, стоил кучу денег. Керри обрадовалась, что выбрала серый дорожный костюм.
   Родители Гарта встречали их в дверях.
   — Приехали… приехали наконец. — Миссис Гамильтон даже всплакнула. — Мы буквально считали минуты. Входите же! Вас ждет бренди, фруктовый торт, уютный горящий камин. О, Гарт, мальчик мой!
   Она вскинула руки, чтобы обнять его, и он на себе втащил ее в дом.
   «А она красивая женщина», — заметила Керри. Небольшого роста, тонкокостная, мать Гарта была одета в бледно-голубое домашнее платье. Ее седые волосы были зачесаны наверх, открывая удивительно молодое аристократичное лицо. Старший Гамильтон, сердечно поцеловавший Керри, был предыдущим изданием самого Гарта.
   Вечер оказался неожиданно необременительным. Гамильтоны исчерпали все официальные любезности и, казалось, были искренне довольны выбором сына и его будущей женой. А когда Гарт признался, что они не хотят терять времени и в скором будущем заведут детей, Гамильтон-старший даже растерялся от радости.
   «Растерянность». Вот оно, это слово, от которого Керри никак не могла избавиться. Пугающее слово, но точно описывающее состояние, в котором она пребывала в течение всех праздников.
   — Керри, дорогая, ты играешь в бридж? — спросила ее маленькая миссис Гамильтон на следующее утро.
   А когда Керри ответила, что не играет, тут же заявила:
   — Вы должны научиться. У нас в окружном клубе каждую среду проходят обеды с бриджем.
   Керри глубоко вздохнула:
   — Миссис Гамильтон, боюсь, у меня не будет времени на все это. Видите ли, я собираюсь работать медсестрой до тех пор… ну, пока не забеременею.
   Мать Гарта улыбнулась искренней улыбкой, затем рассмеялась звенящим смехом, от которого Керри почему-то стало не по себе.
   — Милое дитя, это же просто смешно. Женщины в семье Гамильтон никогда не работали. — Она понизила голос до интимного шепота. — Позволь, я выдам тебе маленький секрет. Гамильтонам нравится, чтобы их жены были на сто процентов женщинами. Чтобы они зависели от них во всем. Конечно, я помогаю мужу в нашей больнице. Мы с девочками работаем волонтерами. Подбадриваем пациентов и прочее. В этом году меня избрали президентом нашего благотворительного общества. Еще мы организовываем большие благотворительные обеды — собираем таким образом немалые деньги. Ты влюбишься в нашу организацию, если хоть немного в ней поработаешь. И все мои девочки — они такие культурные.
   Керри смотрела в окно, пытаясь унять яростную дрожь губ. У матери Гарта, такой хрупкой на вид, была стальная воля. Под таким гнетом будет тяжело сохранить индивидуальность. Самой принимать решения. Что прикажешь делать со старушкой, которая мягко стелет, да жестко спать?
   Подчинись образу жизни Гамильтонов и войди в семью любимой дочерью — или посмей жить своей жизнью и будь всем врагом. Это был ультиматум. Он не был выражен в словах. Миссис Гамильтон была для этого слишком умна, слишком образованна.
   Рождество отмечали шумно — к десяти, ко времени, когда все открывают подарки, собрались разнообразные тетушки, дядюшки, дальние и близкие родственники. Гарт подарил Керри обручальное кольцо, украшенное красивейшим, в форме жемчужины, солитером, стоимость которого Керри даже не пыталась представить. «Папа» Гамильтон — он настаивал, чтобы она так его называла, — запечатлел на пленку, как Гарт надел кольцо Керри и поцеловал ее.
   Гамильтоны подарили Керри дорогой фарфоровый сервиз на двенадцать персон.
   — Это старинная вещь. Дед Гарта привез его из Англии в подарок невесте, — объяснила миссис Гамильтон.
   Глаза ее во время объяснения были затянуты мечтательной дымкой.
   — Владей им с гордостью, дорогая, и используй только для особых случаев, например при приеме важных гостей, — продолжила она.
   — Спасибо. Он… великолепен, — промямлила Керри.
   «Уж не вы ли будете выбирать, каких гостей я должна принимать? — подумала она. — В каком доме, среди какой мебели жить? Не вы ли будете решать, как будут звать моих детей? В какую школу они пойдут учиться?» Затем Керри стало стыдно за свою мелочность, и она поцеловала гладкую щеку, подставленную ей миссис Гамильтон. Та уже была уверена в своей послушной, благодарной невестке. Керри чувствовала себя сырым материалом перед формовкой.
   — Ну что я тебе говорил, милая? Разве они не замечательные? — спросил Гарт, когда они ехали обратно в Сан-Диего.
   — Да, они замечательные, — поспешила она с ответом.
   Настало время рассказать ему о том, что его мать уже определила для себя их будущую жизнь. Необходимо обсудить пугающий дискомфорт, который испытывала Керри. Уладить кое-что. Она не хотела, чтобы на горизонте их счастья появилось хоть малейшее облачко.
   — Гарт, твоя мать не хочет, чтобы я работала… — начала она.
   Он похлопал ее по холодной руке со стиснутыми в кулак пальцами.
   — Это не должно тебя беспокоить, милая. Мать любит управлять событиями и людьми. Но мы будем жить собственной жизнью. Довольна?
   — Наверное…
   Керри заставила себя поверить ему. Однако зудящее чувство сомнения никуда не делось. Ей показалось, что было бы куда лучше, если бы Гарт не собирался работать вместе с отцом в Санта-Барбаре.

Глава 17

   Керри испытала искреннее облегчение, когда праздники кончились и жизнь вернулась в обычную колею. Когда она Упаковывала рождественские украшения, ее взгляд привлекла блестящая мишура. Она подумала: вот так это и было в Санта-Барбаре. Все сверкало, искрилось… подделка.
   Джина отнеслась к ее сомнениям философски.
   — Подруга, жизнь — непрекращающаяся череда компромиссов. Нужно уметь и избегать ударов, и держать их. Возьми, например, меня. Я бы с удовольствием отдала тебе жуткую дочурку Тревора в обмен на сующую не в свои дела нос мамашу Гарта.
   Керри вымучила смешок:
   — Нет уж, спасибо! Я люблю детей, но, если верить твоим описаниям, Джанет Маккензи — это сатана в отрочестве.
   — Так оно и есть, но я с ней справлюсь. И ты не кисни, подруга!
   Джина так и дышала силой, и Керри ни секунды не сомневалась, что она не только справится с чем угодно, но и выйдет в конце концов победительницей. Нет такой вещи, которая сломила бы Джину Росси.
   Как она ошибалась! Еще до наступления следующего вечера ей было суждено увидеть, как рассыпается в прах оборона Джины, как испаряется ее притворство, обнажая беззащитное сердце.