Страница:
— Был писателем. Автор полицейских романов.
— Понятно теперь, почему ты такой умный, — лейтенант оживился. Не потому, что Лук оказался автором полицейских романов, а потому, что вдруг сообразил, как спастись от еще одного, может быть, рокового пятна на своей репутации офицера. — Слушай, Лук, ты вполне симпатичный старый сумасшедший. Тебе придется просидеть со мной тут до шести утра. Потом ты сядешь в мою машину, и я повезу тебя в штаб. Но в штаб я тебя не привезу, я тебя отпущу, Лук. Почему, ты спросишь?
— Почему? — спросил Лукьянов.
— Потому что один только факт, что ты пробрался незамеченным до самых вертолетов, может мне стоить моего лейтенантства, — вот почему, Лук. А сейчас, если ты хочешь спать, — можешь подремать на стуле, если нет — мы можем с тобой потрепаться. Идет, старый Лук?
Ипполит Лукьянов подумал о том, что такой поворот сюжета в романе черной серии, пожалуй, показался бы не совсем правдоподобным, но перед ним, ухмыляясь, сидел на столе молодой черноволосый офицер, и автору И. Лукьянову были ясны мотивы поведения офицера: передача человека по фамилии Лук-что-то вышестоящим властям причинит лейтенанту Тэйлору большие служебные неприятности, может быть, увольнение. Непередача, недоставка человека по фамилии Лук-что-то по меньшей мере предохранит служебное досье Тэйлора от вредной информации.
— Что, старый Лук, удивлен? Хочешь пива?
— Удивлен. И хочу пива, — согласился Лукьянов. — Я уже приготовился k быстрому переходу в мир иной.
— Поживешь еще, — констатировал Тэйлор, наливая Лукьянову пиво в тот же стакан, из которого пил сам. — Если будешь сидеть тихо. Скажи-ка мне, Лук, как это чувствуется — быть старым?
— Не так плохо, как я подозревал, когда был в вашем возрасте, лейтенант. Вполне выносимо. Удовольствия несколько, правда, другие, чем в двадцать пять лет. Хорошая погода, природа, солнце приводят в экстаз. Хороший обед тоже.
— А девочки, Лук? Слушай, скажи мне честно, у тебя еще стоит на девочек? Ты еще можешь? — Тэйлор протянул Лукьянову стакан с пивом, а сам стал пить из бутылки, опять устроившись на столе.
Ипполит даже попробовал улыбнуться. Улыбаться, однако, было больно.
— Стоит, лейтенант. Я, конечно, не смогу соперничать с молодым человеком вашего возраста, но несколько раз в неделю я встречаюсь с girl-friend, [29]китаянкой.
— Правда? — искренне удивился лейтенант. — Говорят, после сорока пяти лет сексуальная активность мужчины начинает неуклонно падать. Сколько оргазмов в неделю ты можешь достичь, Лук?
— Не знаю, не считал… Не приходило в голову подсчитать.
— Я могу иметь двадцать восемь оргазмов в неделю, — гордо заявил лейтенант.
— Море оргазмов, — осторожно согласился Лукьянов. Несколько вольное поведение для офицера охраны Департмента Демографии — бухгалтерски подсчитывать свои оргазмы.
— А сколько лет твоей girl-friend? — поинтересовался Тэйлор.
— Тридцать два, лейтенант.
— И что же, Лук, она тобой довольна? Ведь получается, что между вами разница в тридцать лет? Ни хуя себе!
— Ну, она не нимфоманка, конечно. — Лукьянов задумался. — Иногда, лейтенант, она даже жалуется, что я не даю ей спать, пристаю, требуя секса… Так как она работает секретаршей в офисе, то встает в восемь часов утра. Если мы имеем секс ночью, она не высыпается. — Лукьянов замялся. — Мне, правда, утром не нужно вставать, я «S. E.»
— Holly shit! [30]— Глаза Дика Тэйлора сделались большими. — Ты, Лук, супермен. На хуя только ты от счастливой сексуальной жизни пришел сюда убивать Сола Дженкинса? Ебался бы себе тихо.
— А возраст? — укоризненно заметил Ипполит. — А закон 316, пункт «B»?
— Сменил бы айдентити. Я слышал, что такие вещи возможны. Потом, другие старики шестидесяти пяти не идут же убивать Сола Дженкинса, который и сам старик, скоро помрет. Почему ты?
— Психанул, — уклончиво объяснил Лукьянов. — Кровь ударила в голову.
— Я не извиняюсь, что дал тебе по голове. Почему ты сразу не раскололся?
Лукьянов пощупал голову. Пожал плечами. Впервые за все время пребывания в комнате дежурного офицера втянул в себя воздух, анализируя. Пахло потом, нечистым бельем, казармой.
— Воняет? — заботливо спросил Тэйлор. — Уже пятый час. Скоро свалим. Я тебя запру, а сам пойду проверю своих ребят. Сиди здесь тихо, старый Лук. Если хочешь — в рефриджерейторе пиво.
Лейтенант натянул на голову берет, потом оглядел голое помещение. Подошел к массивной двери сейфа во всю стену, попробовал ручку. Закрыто.
— Пока, Лук.
Лейтенант запер за собою дверь, два раза повернув ключ в замке. Ипполит закрыл глаза.
4 июля 2015 года
— Понятно теперь, почему ты такой умный, — лейтенант оживился. Не потому, что Лук оказался автором полицейских романов, а потому, что вдруг сообразил, как спастись от еще одного, может быть, рокового пятна на своей репутации офицера. — Слушай, Лук, ты вполне симпатичный старый сумасшедший. Тебе придется просидеть со мной тут до шести утра. Потом ты сядешь в мою машину, и я повезу тебя в штаб. Но в штаб я тебя не привезу, я тебя отпущу, Лук. Почему, ты спросишь?
— Почему? — спросил Лукьянов.
— Потому что один только факт, что ты пробрался незамеченным до самых вертолетов, может мне стоить моего лейтенантства, — вот почему, Лук. А сейчас, если ты хочешь спать, — можешь подремать на стуле, если нет — мы можем с тобой потрепаться. Идет, старый Лук?
Ипполит Лукьянов подумал о том, что такой поворот сюжета в романе черной серии, пожалуй, показался бы не совсем правдоподобным, но перед ним, ухмыляясь, сидел на столе молодой черноволосый офицер, и автору И. Лукьянову были ясны мотивы поведения офицера: передача человека по фамилии Лук-что-то вышестоящим властям причинит лейтенанту Тэйлору большие служебные неприятности, может быть, увольнение. Непередача, недоставка человека по фамилии Лук-что-то по меньшей мере предохранит служебное досье Тэйлора от вредной информации.
— Что, старый Лук, удивлен? Хочешь пива?
— Удивлен. И хочу пива, — согласился Лукьянов. — Я уже приготовился k быстрому переходу в мир иной.
— Поживешь еще, — констатировал Тэйлор, наливая Лукьянову пиво в тот же стакан, из которого пил сам. — Если будешь сидеть тихо. Скажи-ка мне, Лук, как это чувствуется — быть старым?
— Не так плохо, как я подозревал, когда был в вашем возрасте, лейтенант. Вполне выносимо. Удовольствия несколько, правда, другие, чем в двадцать пять лет. Хорошая погода, природа, солнце приводят в экстаз. Хороший обед тоже.
— А девочки, Лук? Слушай, скажи мне честно, у тебя еще стоит на девочек? Ты еще можешь? — Тэйлор протянул Лукьянову стакан с пивом, а сам стал пить из бутылки, опять устроившись на столе.
Ипполит даже попробовал улыбнуться. Улыбаться, однако, было больно.
— Стоит, лейтенант. Я, конечно, не смогу соперничать с молодым человеком вашего возраста, но несколько раз в неделю я встречаюсь с girl-friend, [29]китаянкой.
— Правда? — искренне удивился лейтенант. — Говорят, после сорока пяти лет сексуальная активность мужчины начинает неуклонно падать. Сколько оргазмов в неделю ты можешь достичь, Лук?
— Не знаю, не считал… Не приходило в голову подсчитать.
— Я могу иметь двадцать восемь оргазмов в неделю, — гордо заявил лейтенант.
— Море оргазмов, — осторожно согласился Лукьянов. Несколько вольное поведение для офицера охраны Департмента Демографии — бухгалтерски подсчитывать свои оргазмы.
— А сколько лет твоей girl-friend? — поинтересовался Тэйлор.
— Тридцать два, лейтенант.
— И что же, Лук, она тобой довольна? Ведь получается, что между вами разница в тридцать лет? Ни хуя себе!
— Ну, она не нимфоманка, конечно. — Лукьянов задумался. — Иногда, лейтенант, она даже жалуется, что я не даю ей спать, пристаю, требуя секса… Так как она работает секретаршей в офисе, то встает в восемь часов утра. Если мы имеем секс ночью, она не высыпается. — Лукьянов замялся. — Мне, правда, утром не нужно вставать, я «S. E.»
— Holly shit! [30]— Глаза Дика Тэйлора сделались большими. — Ты, Лук, супермен. На хуя только ты от счастливой сексуальной жизни пришел сюда убивать Сола Дженкинса? Ебался бы себе тихо.
— А возраст? — укоризненно заметил Ипполит. — А закон 316, пункт «B»?
— Сменил бы айдентити. Я слышал, что такие вещи возможны. Потом, другие старики шестидесяти пяти не идут же убивать Сола Дженкинса, который и сам старик, скоро помрет. Почему ты?
— Психанул, — уклончиво объяснил Лукьянов. — Кровь ударила в голову.
— Я не извиняюсь, что дал тебе по голове. Почему ты сразу не раскололся?
Лукьянов пощупал голову. Пожал плечами. Впервые за все время пребывания в комнате дежурного офицера втянул в себя воздух, анализируя. Пахло потом, нечистым бельем, казармой.
— Воняет? — заботливо спросил Тэйлор. — Уже пятый час. Скоро свалим. Я тебя запру, а сам пойду проверю своих ребят. Сиди здесь тихо, старый Лук. Если хочешь — в рефриджерейторе пиво.
Лейтенант натянул на голову берет, потом оглядел голое помещение. Подошел к массивной двери сейфа во всю стену, попробовал ручку. Закрыто.
— Пока, Лук.
Лейтенант запер за собою дверь, два раза повернув ключ в замке. Ипполит закрыл глаза.
4 июля 2015 года
В 6.10 утра бронированная дверь служебного паркинга под зданием Департмента Демографии с трудом поднялась перед автомобилем Тэйлора, и автомобиль выскочил на боковую дорогу, ведущую на Пятую авеню, в начинающийся день.
— Береги голову, Лук! — скомандовал лейтенант, и «ленд-ровер» резко тряхнуло, ибо перед самым выездом все еще была яма, оставленная пару недель назад ракетой, которую выпустили, по расчетам специалистов, из Централ-парка, из района искусственного озера. — Бардак в мире, один раз рабочие уже заделывали эту яму, но асфальт провалился опять, — пожаловался Тэйлор собеседнику. — Никто не хочет работать, Лук, у народа апатия, всем все остопиздело. Ты не находишь?
— Нахожу, — согласился Лукьянов, которому Джонсон перебинтовал голову. Он сидел рядом с лейтенантом и пытался приспособиться к голубовато-серому свету дня, уже залитому в расселины Супергорода. Глаза болели. — После знаменитой войны, лейтенант, люди потеряли смысл существования. Им на опыте доказали, что будущее не состоится. До две тысячи седьмого года простые люди работали, чтобы достичь определенного благосостояния и, скажем, дать своим детям высшее образование, которого они сами были лишены. Сейчас, не говоря уже о том, что каждая пара, захотевшая иметь ребенка, должна получить разрешение в отделе Демографии… — Лукьянов покосился на лейтенанта — тот глядел на дорогу. — Так еще неизвестно, как долго удастся прожить этому ребенку. Какое уж образование. Жизнь потеряла цель.
— Я вынужден буду арестовать тебя, Лук, «за антиамериканскую пропаганду и агитацию». — Тэйлор засмеялся и, видя, что Лукьянов устало закрыл глаза, ободрил его: — Валяй дальше, Лук, я пошутил. Не каждый день приходится слушать антиамериканскую пропаганду.
— Знаете, лейтенант, Луком меня звали в хайскул. С тех пор вы первый.
— Конечно, Лук, кто же запомнит всю твою варварскую фамилию. Лук — экономнее, короче, сразу запоминается. Кстати, Лук, где именно тебя выбросить?
— Вы что, лейтенант, действительно хотите меня отпустить?
— А на хуй ты мне нужен, старый дурак? Я тебе уже объяснял ситуацию.
— Я думал, вы…
— Думал, думал? — Тэйлор от возмущения даже бросил руль, потом опять опустил на него руки. — Я думаю, что ты законченный крейзи, Лук, и как таковой абсолютно неопасен. Ты знаешь, что «бульдоги» Дженкинса вооружены лазерным личным оружием. Выглядит, как пистолет, весит чуть больше нормального «Смит энд Вессона». А ты, мудак, поперся убирать папу Дженкинса с моделью пистолета начала прошлого века. Жаль, что мои парни помешали «бульдогам» разрезать тебя на куски.
— Может быть, именно на это я и надеялся.
— На что, сумасшедший?
— На то, что они разрежут меня на куски.
— Вот. — Тэйлор торжествующе помолчал. — О чем же с тобой говорить…
Тэйлор вдруг резко затормозил. Безучастная ко всему на свете, через Пятую авеню из Централ-парка переходила не спеша жидкая колонна раковых больных «c», множество белых ног. Лейтенант обессиленно посмотрел на Лукьянова, ища, может быть, сочувствия.
— Лейтенант?
— Что?
— Убить человека прекрасно можно и из старого «Боршарда» образца тысяча восемьсот девяносто третьего года. Кстати говоря, великолепный пистолет. Послужил в свое время прототипом для знаменитого маузера.
— О, глупый Лук. Старого Дженкинса можно убить и камнем. Но начнем с вопроса, зачем его убивать. Старый Дженкинс мудр, он возглавляет сильное движение, имеющее множество сторонников. И он прав, людей на земном шаре слишком много. Наша планета не может прокормить всех…
— Но… — начал Лукьянов.
— Что «но»? Ты, Лук, — old-fashion [31]гуманист. Ты не понимаешь, что твердость старого Дженкинса вынужденная. И это вы все виноваты, ваше поколение гуманистов, что нам во главе с Дженкинсом приходится убирать ваше дерьмо, ибо вы не следили за собой, за своим размножением, за количеством и запустили планету.
— Если бы вы, лейтенант, были в моем возрасте, вы говорили бы по-иному.
«Лендровер» проскочил въезд в Централ-парк у 66й улицы — огромная арка была полностью скрыта под плакатом. Его Величество Американский Народ, досимволизированный до сотни голов, скалил зубы и выпячивал брюха на Лукьянова.
— Закон 316, пункт «B», — временная мера. Когда население войдет в норму, закон отменят.
— А когда оно войдет в норму?
— А хуй его знает… «В Африке засуха. Двадцать африканских стран обратились в Организацию Объединенных Наций с просьбой о помощи, сто пятьдесят миллионов человек голодает…» — пародировал Тэйлор чей-то голос. И тотчас пояснил: — Я видел старые документальные ленты в Департменте: рахитики-черные, скелетики… вызывали жалость, и мы отправляли ленивым, ебущимся двадцать четыре часа в сутки черным дикарям зерно, фрукты, давали наши money на закупку продовольствия. Зачем давали? Надо было предоставить их собственному попечению, как было всегда. Не могут прокормить детей — пусть не рожают.
— Двадцать восемь оргазмов в неделю, — бесстрастно обронил Лукьянов.
— Хэй, Лук, — возмутился Тэйлор. — У меня нет детей. Я цивилизованный человек. А ты обнаглел, тебе не кажется?..
— Извините, лейтенант, я обязан вам жизнью.
— Старая блядь! Был бы у тебя с собой «Борхард», ты с удовольствием продырявил бы мне кишки. Уверен!
— Я не уверен. — Ипполит закрыл глаза. Он думал, куда ему деваться. Они пересекли 57ю…
— Ответ, достойный философа, Лук! Не уверен! Ну ты и типчик, Лук!
— Лейтенант!
— Что, старый урод?
— Вы не могли бы сделать мне одолжение?
— Еще одно? Я уже подарил тебе, Лук, если не жизнь, то свободу…
— Лейтенант, ваш Отдел уничтожения ищет меня повсюду…
— Ты слишком высокого мнения о себе, Лук. Они не ищут, они… устраивают облавы. Дженкинс недоволен отделом, «шакалы» вечно получают выговоры. И сам Президент недавно высказался в том смысле, что облавы разрушают мораль американских граждан… Кстати говоря, Лук, я хочу тебе сообщить сногсшибательную новость: сенатор из штата Колорадо, Гарри Спрингсфилд, внес на обсуждение сената вопрос о целесообразности закона 316, пункт «B». Будут слушать на той неделе. А? Ты рад? Нет? Очень может быть, что закон отменят, сформировалось сильное лобби. Как минимум, Спрингсфилд предлагает ограничить действие закона, распространить его только на несколько категорий стариков, как-то: физически и психически больных…
— С физически и психически больных все и началось, Тэйлор. Вас еще не было на свете, когда в семидесятых общественность усиленно обсуждала, что делать с «живыми растениями» — с пациентами, по многу месяцев и даже лет находящимися в коме. «Право на смерть» — называлось тогда убийство. Все выглядело довольно мило… Дженкинс и его люди в сенате не дадут отменить закон.
— Лук, положим, ты довольно энергичный, хотя и безумный старик, но признай, что большинство людей твоего возраста уже ни на что не способно — они обуза для родственников и для самих себя. Ваш фальшивый гуманизм образца середины прошлого века, конечно, не в силах вынести правду, но это правда…
— Не всегда… Лейтенант, дайте мне совет… Вы единственный мой знакомый в верхах…
Тэйлор поглядел на собеседника и захохотал.
— В верхах… Лук? Черная дама, моющая Дженкинсу туалет, тоже видит его несколько раз в неделю, как и я. Если это называется «в верхах»…
— Лейтенант, у меня отобрали айдентити… Посоветуйте, что делать, раз уж вы вынули меня из комы…
— Я этого не делал, старый Лук, ошибка…
— В переносном смысле, Тэйлор… О'кей, вы вынули меня из петли, спасли от самоубийства.
— Честно говоря, Лук, я не знаю, чем я могу быть полезен. Я не заведую выдачей документов.
— О'кей, лейтенант. Выбросьте меня у Публичной библиотеки…
— Решил почитать, Лук?
— Не могу же я весь остаток жизни ехать в вашем автомобиле.
— Это зависит от того, как долго ты собираешься жить, Лук…
— С такими, как вы, лейтенант, не умрешь. Зачем вы мне помешали убить Дженкинса, иными словами — покончить с собой? Теперь я должен решать чудовищно трудные проблемы…
— Лук, ты соображаешь, что ты делаешь? Ты ругаешь человека, который спас тебе жизнь.
— Спас свою карьеру.
— Не обязательно, Лук, не обязательно. В штабе бригады меня не раз уже прощали. Простили бы, возможно, и еще раз. Шутки в сторону, я, между прочим, хороший офицер, Лук. Меня подводит темперамент. Только темперамент.
— Остановите здесь, лейтенант. Спасибо за все. — Лукьянов пожал руку лейтенанту и вылез из «лендровера».
— Больше не делай глупостей, Лук, — погрозил ему пальцем Тэйлор.
Лукьянов захлопнул дверь. Тэйлор увидел, как он пошел по 42й улице.
Он подумал, что Ипполит Лук выглядит престранным образом на пустынном в этот час тротуаре (только самые первые «сопы» и «youth workers» торопливо пробегали на смену), — перебинтованная голова на черном постаменте слишком большого костюма. Из газетного стенда свешивалось широкое полотнище «International news». «Успехи Департмента Демографии в Китае. Последняя статистика». «Взрыв в Болгарии», — прочел Тэйлор. Он вышел из машины и затопал к киоску. Купив газету и усаживаясь за руль, он услышал вдруг встревоженное: «Лейтенант! Лейтенант!» Из глубины 42й улицы, окруженный тремя городскими жандармами — один из жандармов уже шарил по черному костюму, — взывал к нему Ипполит Лук. Лейтенант ухмыльнулся и, поправив берет, вылез из машины…
В шесть утра Дженкинс, верный многолетней привычке, был уже на ногах. Как и многим людям его возраста, ему было достаточно нескольких часов глубокого сна, чтобы полностью восстановить силы. Между ночной рубашкой и костюмом Дженкинс не признавал никакой одежды, поэтому доставивший ему завтрак «бульдог» застал Шефа Департмента Демографии сидящим в своем обычном кресле за столом, но в рубашке. Стариковскую шею прикрывал темный шелковый шарф. Дженкинс изучал видеодосье.
— С добрым утром, Харрисон. Спасибо.
«Бульдог» закатил столик с завтраком и газетами к Дженкинсу под правую руку и удалился. Дженкинс без досье мог сказать, кто была прабабушка Фрэнка Харрисона, и более того, прапрабабушка. «Бульдогов» проверяли год, а тех, кто работал в офисе Дженкинса, еще дополнительно проверял сам Дженкинс.
С наслаждением поглотив овсянку и овощной салат, Дженкинс, игнорируя газеты, обратился опять к видеодосье О'Руркэ. И опять пошли на него, беседуя, Дункан О'Руркэ и его сын Виктор. За ними последовали кадры, очевидно, снятые с вертолета. Квадрат «O'Rurke Demolishing Limited», маленькие траки, вертолеты, похожие сверху на увеличенные кофемолки, ангары, основное здание, флигель.
«Криминальным семьям типа семьи О'Руркэ все труднее оперировать, — зачитал голос Кэмпбэлла. — Поскольку игорные дома уже давно монополия государства, а проституция прекрасно организована и управляется мощными профсоюзами, контролируемыми нами — Департментом Демографии, в которые гангстерам невозможно проникнуть, криминальные семьи сменили тактику. Они все более обращаются непосредственно к гангстеризму, то есть к вооруженным ограблениям, похищениям с целью получить выкуп, с чего, собственно, они и начинали свою деятельность на территории Соединенных Штатов в двадцатых и тридцатых годах прошлого века, — философски заметил Кэмпбэлл. И добавил: — Только временное ослабление государственного контроля над гангстеризмом позволяло им до начала девяностых годов прошлого века активно участвовать в экономической жизни страны…»
Дженкинс поморщился. Иногда Лагерный Колокол [32]любит ввести в досье свое историческое отступление. Нужно будет мягко объяснить ему, что назначение видеодосье — сконцентрированная до минимума информация, а не отсебятина чиновников.
Последовали короткие кадры, запечатлевшие персонажей, посетивших в последние несколько недель «O'Rurke Demolishing Limited». В течение двадцати минут перед Дженкинсом продефилировала целая галерея старых и молодых гангстеров или подозреваемых в членстве в гангстерских организациях. Их имена, аккуратно сообщаемые то Кэмпбэллом, то неизвестным Дженкинсу женским голосом, очевидно, сотрудницей архивов F.B.I., опознававшей по просьбе Кэмпбэлла бандитов, ничего Дженкинсу не говорили, их краткие биографии, зачитанные Кэмпбэллом и дамой, ничего интересного для Дженкинса в себе не содержали… Что, собственно, хотел обнаружить Дженкинс, кого — он и сам не очень себе представлял. Главный человек был на месте — Дункан О'Руркэ… Дженкинсу, может быть, нужна была связь между Дунканом и Президентом? И если он обнаружит эту связь, то что? Дженкинс налил себе минеральной воды и задумался, продолжая вглядываться в консоль, на которую мощные видеолучи из другой стены посылали двигающихся и шевелящих губами бандитов. «Тогда я смогу свалить Президента, которого я очень не люблю и который мне мешает», — спокойно признался себе Дженкинс.
Кэмпбэлл вошел в кабинет босса в восемь утра. Следуя обычной процедуре, Дженкинс выслушал свое собственное расписание на день, зачитанное ему Кэмпбэллом, и затем попросил своего секретаря присесть.
— Кто этот человек, Спэнсер? У вас нет никаких комментариев относительно его.
Дженкинс порылся в видеодосье, разрывая на экране туловища гангстеров и пейзажи Бруклина, и остановился на короткой сцене, очевидно заснятой с большого расстояния: черный полуголый человек в bulletproof [33]жилете обыскивал высокого пожилого мужчину в сером спортивном костюме.
— Черный — Кристофэр Смиф — лейтенант О'Руркэ. Увы, босс, нам не удалось выяснить, кто обыскиваемый. В F.B.I. нет на него данных.
Следующая сцена — Виктор О'Руркэ и неизвестный стоят в глубине двора. Шевелят губами.
Дженкинс увеличил лицо неизвестного.
— В отличие от подавляющего большинства гангстеров, у этого типа интеллигентное лицо. Постарайтесь как можно быстрее определить его. Затребуйте компьютер «Си»… не мне вас учить, Кэмпбэлл… Очень может быть, что это человек, которого я ищу.
— Есть, босс. — Кэмпбэлл встал.
— И еще, Спэнсер. Старайтесь меньше философствовать, когда составляете досье, хорошо? Сделайте одолжение…
— Слушаюсь, босс.
Дженкинс вернул на видеоэкран неизвестного. Он казался странно знакомым. Через пару минут секретарь Департмента Демографии осознал, что этот тип — его двойник.
В 16 часов Спэнсер Кэмпбэлл доложил Дженкинсу, что компьютер «Си» позитивно идентифицировал неизвестного из досье О'Руркэ как Ипполита Лукьянова, 65, «S. E.», автора полицейских романов (среди прочих «Ловушка», «People's Justice Society № 1» и «People's Justice Society № 2»). Холост. Адрес: 210 Вест, 108я улица. Айдентити Ипполита Лукьянова поступило в Айдентити коллекшэн офис 2 июля. Согласно закону 316, пункт «B», Лукьянов подлежит уничтожению. Однако по неизвестным причинам не уничтожен, и местоположение его в настоящее время неизвестно.
— Как и местоположение еще десятков тысяч, — добавил Дженкинс недовольно. — Что такое «по неизвестным причинам», Кэмпбэлл?
— По правилам Отдела уничтожения, сэр, он должен был быть «изъят» сразу же после того, как ему исполнилось шестьдесят пять, после второго мая, но по каким-то причинам этого не случилось. Мое мнение, что так как этот Лукьянов — «S. E.» плюс то обстоятельство, что уже много лет он не находится в обращении, то Отделу уничтожения его существование не бросалось в глаза. То есть, сэр, так как «S. E.» Лукьянов минимально сталкивается с обществом, то он выпал из наших досье. Мы чистим информацию каждые десять лет… Отдел же уничтожения обычно работает на основании данных, поступающих с мест работы, от профессиональных организаций и т. д.
— Мне нужен этот человек, Кэмпбэлл. Соберите о нем всю информацию, какая существует. Найдите его книги. Немедленно переправьте его досье в Отдел уничтожения. Найти его и задержать. Плюс свяжитесь с людьми из Агентства Национальной Безопасности и всеми агентствами, с которыми мы кооперируемся в экстраординарных случаях.
— Есть, сэр! «Москито» готов к полету, сэр.
— О'кей. — Дженкинс взял со стола подготовленные ему Кэмпбэллом бумаги, заключенные в черной кожи портфолио с бронзовой молнией, вдруг ярко вспыхнувшей под лучом полуденного солнца, проникшего в большое окно, и встал.
Голубой легкий костюм, красный галстук, белая рубашка — Дженкинс всегда сам выбирал одежду — омолодили Секретаря Департмента Демографии.
— Увижу вас позднее, Кэмпбэлл. — Дженкинс шагнул в любезно вызванный ему Кэмпбэллом элевейтор и поощрительно улыбнулся своему секретарю.
У выхода из элевейтора к нему привычно присоединились «бульдоги». Шагнув в залитый ослепительным солнцем двор, Дженкинс пожалел, что не захватил темные очки. Дежурный офицер охраны, лейтенант Де Сантис, увидев босса, приложил два пальца к красному берету, и его люди тренированно взяли Дженкинса в растянутый движущийся овал, спинами к нему, и ощетинились автоматами «НМ-55» во внешний мир.
— Хэлло, лейтенант.
Дженкинс, держа портфолио в левой руке, быстро пересек двор, поднялся — два «бульдога» впереди, один сзади — в ожидающий его серебристо-красный «Москито» и, войдя в личный салон, закрыл за собой дверь. В 20 минут полета, требующиеся, чтобы достичь Правительственного аэропорта, Дженкинс хотел просмотреть бумаги, приготовленные ему Кэмпбэллом. С бумагами он, однако, покончил быстро. Токийская интернациональная ежегодная конференция по проблемам демографии — исключительно парадное, в сущности, бесполезное мероприятие, посему, перелистав схемы и графики Кэмпбэлла и проглядев свою собственную речь — вся речь уместилась на одной странице, — Дженкинс углубился в свои мысли.
Дженкинса вынужденно волновало его собственное здоровье. Боли в спине, вдруг опять начавшиеся, несмотря на строжайшую диету, боли в желудке, головокружения, чаще всего поздно ночью, перед отходом ко сну, боли всех видов посещали теперь его тело всякий день. Дженкинс без докторов отлично знал свой диагноз. «Пришла твоя старость — старик», — ухмыльнулся он горько, поглядев рассеянно в окно вертолета на все уменьшающийся внизу квадрат его «дома» — бывшего здания Метрополитен-музеум. Одну свою мечту он, без сомнения, осуществил. Еще в первый год пребывания в Нью-Йорке, молодым провинциалом, свежеприбывшим из Детройта, увидав впервые Метрополитен-музеум, раскинувшийся привольно над Пятой авеню, он подумал: «Вот бы где жить» и произнес эту фразу вслух. Приятель Майкл Осман, так же, как и Дженкинс записавшийся в Law school [34]Нью-Йоркского университета, прокомментировал:
— Да, аппетит у тебя, Сол, неплохой! — круглолицый Осман зевнул.
— А что, Майкл, человек сильной воли может добиться всего в этом мире, в том числе и сделать Метрополитен-музеум своим домом, — сказал Сол, раздраженный неверием ленивого Майкла.
— Я хочу посмотреть… — Майкл зевнул опять.
Майкл погиб вместе с большей частью населения столицы Вашингтон 21 ноября 2007 года. Майклу не пришлось увидеть своего приятеля Сола Дженкинса, переселившимся в желанное здание. «Судьба удаляет свидетелей», — вздохнул Дженкинс. Безымянные миллионы, видящие строгого Секретаря Департмента Демографии на фотографиях в газетах и по TV, не знали его студентом-юристом Дженкинсом, таким же, как и еще, может быть, десятки тысяч молодых людей, обратившихся к перспективной профессии. Студентом в вельветовых брюках и полосатой спортивной рубашке миллионы его не знали. Они не могут сравнить мизерное начало Дженкинса и его сегодняшнее могущество. Майкл мог увидеть расстояние от пункта «A» до Метрополитен-музеум и открыть рот. Но Майкла нет… Постепенно все, кто мог открыть рот, умерли. Давно ушли в мир иной родители Дженкинса, соученики по колледжу. Кое-кто из них, несомненно, отправился на тот свет благодаря проведенному Дженкинсом через сенат закону 316, пункт «B». Увы, старение — процесс неизбежный и позорный для человеческого существа. До гипертрофированного развития медицины, какового развития Дженкинс не одобрял, человеческие существа не доживали до преклонного возраста. Медицина же нарушила нормальный процесс… и вот человек…
Дженкинс потерял нить мысли. Под вертолетом внизу был сине-стального цвета океан, они перелетали в штат Нью-Джерси. «Скоро и я должен буду уйти, — сказал себе Дженкинс. — Я износился. Семьдесят три года — это много. Даже для мужчины из клана Дженкинсов. Но перед тем как уйти, я хочу убедиться, что эта страна и после моей смерти будет управляема твердыми руками и ясной головой». Том Бакли Джуниор не обладает ни тем, ни другим. И все же, по всей вероятности, он опять станет Президентом Соединенных Штатов. Две трети дряхлой Республиканской партии уже поддержали его, и, вне всякого сомнения, республиканская конвенция в августе назовет его своим кандидатом. Последнее, чего желал бы Дженкинс Соединенным Штатам, — это второго президентства Тома Бакли. Бакли должен уйти. И Дженкинс поможет ему в этом.
— Береги голову, Лук! — скомандовал лейтенант, и «ленд-ровер» резко тряхнуло, ибо перед самым выездом все еще была яма, оставленная пару недель назад ракетой, которую выпустили, по расчетам специалистов, из Централ-парка, из района искусственного озера. — Бардак в мире, один раз рабочие уже заделывали эту яму, но асфальт провалился опять, — пожаловался Тэйлор собеседнику. — Никто не хочет работать, Лук, у народа апатия, всем все остопиздело. Ты не находишь?
— Нахожу, — согласился Лукьянов, которому Джонсон перебинтовал голову. Он сидел рядом с лейтенантом и пытался приспособиться к голубовато-серому свету дня, уже залитому в расселины Супергорода. Глаза болели. — После знаменитой войны, лейтенант, люди потеряли смысл существования. Им на опыте доказали, что будущее не состоится. До две тысячи седьмого года простые люди работали, чтобы достичь определенного благосостояния и, скажем, дать своим детям высшее образование, которого они сами были лишены. Сейчас, не говоря уже о том, что каждая пара, захотевшая иметь ребенка, должна получить разрешение в отделе Демографии… — Лукьянов покосился на лейтенанта — тот глядел на дорогу. — Так еще неизвестно, как долго удастся прожить этому ребенку. Какое уж образование. Жизнь потеряла цель.
— Я вынужден буду арестовать тебя, Лук, «за антиамериканскую пропаганду и агитацию». — Тэйлор засмеялся и, видя, что Лукьянов устало закрыл глаза, ободрил его: — Валяй дальше, Лук, я пошутил. Не каждый день приходится слушать антиамериканскую пропаганду.
— Знаете, лейтенант, Луком меня звали в хайскул. С тех пор вы первый.
— Конечно, Лук, кто же запомнит всю твою варварскую фамилию. Лук — экономнее, короче, сразу запоминается. Кстати, Лук, где именно тебя выбросить?
— Вы что, лейтенант, действительно хотите меня отпустить?
— А на хуй ты мне нужен, старый дурак? Я тебе уже объяснял ситуацию.
— Я думал, вы…
— Думал, думал? — Тэйлор от возмущения даже бросил руль, потом опять опустил на него руки. — Я думаю, что ты законченный крейзи, Лук, и как таковой абсолютно неопасен. Ты знаешь, что «бульдоги» Дженкинса вооружены лазерным личным оружием. Выглядит, как пистолет, весит чуть больше нормального «Смит энд Вессона». А ты, мудак, поперся убирать папу Дженкинса с моделью пистолета начала прошлого века. Жаль, что мои парни помешали «бульдогам» разрезать тебя на куски.
— Может быть, именно на это я и надеялся.
— На что, сумасшедший?
— На то, что они разрежут меня на куски.
— Вот. — Тэйлор торжествующе помолчал. — О чем же с тобой говорить…
Тэйлор вдруг резко затормозил. Безучастная ко всему на свете, через Пятую авеню из Централ-парка переходила не спеша жидкая колонна раковых больных «c», множество белых ног. Лейтенант обессиленно посмотрел на Лукьянова, ища, может быть, сочувствия.
— Лейтенант?
— Что?
— Убить человека прекрасно можно и из старого «Боршарда» образца тысяча восемьсот девяносто третьего года. Кстати говоря, великолепный пистолет. Послужил в свое время прототипом для знаменитого маузера.
— О, глупый Лук. Старого Дженкинса можно убить и камнем. Но начнем с вопроса, зачем его убивать. Старый Дженкинс мудр, он возглавляет сильное движение, имеющее множество сторонников. И он прав, людей на земном шаре слишком много. Наша планета не может прокормить всех…
— Но… — начал Лукьянов.
— Что «но»? Ты, Лук, — old-fashion [31]гуманист. Ты не понимаешь, что твердость старого Дженкинса вынужденная. И это вы все виноваты, ваше поколение гуманистов, что нам во главе с Дженкинсом приходится убирать ваше дерьмо, ибо вы не следили за собой, за своим размножением, за количеством и запустили планету.
— Если бы вы, лейтенант, были в моем возрасте, вы говорили бы по-иному.
«Лендровер» проскочил въезд в Централ-парк у 66й улицы — огромная арка была полностью скрыта под плакатом. Его Величество Американский Народ, досимволизированный до сотни голов, скалил зубы и выпячивал брюха на Лукьянова.
— Закон 316, пункт «B», — временная мера. Когда население войдет в норму, закон отменят.
— А когда оно войдет в норму?
— А хуй его знает… «В Африке засуха. Двадцать африканских стран обратились в Организацию Объединенных Наций с просьбой о помощи, сто пятьдесят миллионов человек голодает…» — пародировал Тэйлор чей-то голос. И тотчас пояснил: — Я видел старые документальные ленты в Департменте: рахитики-черные, скелетики… вызывали жалость, и мы отправляли ленивым, ебущимся двадцать четыре часа в сутки черным дикарям зерно, фрукты, давали наши money на закупку продовольствия. Зачем давали? Надо было предоставить их собственному попечению, как было всегда. Не могут прокормить детей — пусть не рожают.
— Двадцать восемь оргазмов в неделю, — бесстрастно обронил Лукьянов.
— Хэй, Лук, — возмутился Тэйлор. — У меня нет детей. Я цивилизованный человек. А ты обнаглел, тебе не кажется?..
— Извините, лейтенант, я обязан вам жизнью.
— Старая блядь! Был бы у тебя с собой «Борхард», ты с удовольствием продырявил бы мне кишки. Уверен!
— Я не уверен. — Ипполит закрыл глаза. Он думал, куда ему деваться. Они пересекли 57ю…
— Ответ, достойный философа, Лук! Не уверен! Ну ты и типчик, Лук!
— Лейтенант!
— Что, старый урод?
— Вы не могли бы сделать мне одолжение?
— Еще одно? Я уже подарил тебе, Лук, если не жизнь, то свободу…
— Лейтенант, ваш Отдел уничтожения ищет меня повсюду…
— Ты слишком высокого мнения о себе, Лук. Они не ищут, они… устраивают облавы. Дженкинс недоволен отделом, «шакалы» вечно получают выговоры. И сам Президент недавно высказался в том смысле, что облавы разрушают мораль американских граждан… Кстати говоря, Лук, я хочу тебе сообщить сногсшибательную новость: сенатор из штата Колорадо, Гарри Спрингсфилд, внес на обсуждение сената вопрос о целесообразности закона 316, пункт «B». Будут слушать на той неделе. А? Ты рад? Нет? Очень может быть, что закон отменят, сформировалось сильное лобби. Как минимум, Спрингсфилд предлагает ограничить действие закона, распространить его только на несколько категорий стариков, как-то: физически и психически больных…
— С физически и психически больных все и началось, Тэйлор. Вас еще не было на свете, когда в семидесятых общественность усиленно обсуждала, что делать с «живыми растениями» — с пациентами, по многу месяцев и даже лет находящимися в коме. «Право на смерть» — называлось тогда убийство. Все выглядело довольно мило… Дженкинс и его люди в сенате не дадут отменить закон.
— Лук, положим, ты довольно энергичный, хотя и безумный старик, но признай, что большинство людей твоего возраста уже ни на что не способно — они обуза для родственников и для самих себя. Ваш фальшивый гуманизм образца середины прошлого века, конечно, не в силах вынести правду, но это правда…
— Не всегда… Лейтенант, дайте мне совет… Вы единственный мой знакомый в верхах…
Тэйлор поглядел на собеседника и захохотал.
— В верхах… Лук? Черная дама, моющая Дженкинсу туалет, тоже видит его несколько раз в неделю, как и я. Если это называется «в верхах»…
— Лейтенант, у меня отобрали айдентити… Посоветуйте, что делать, раз уж вы вынули меня из комы…
— Я этого не делал, старый Лук, ошибка…
— В переносном смысле, Тэйлор… О'кей, вы вынули меня из петли, спасли от самоубийства.
— Честно говоря, Лук, я не знаю, чем я могу быть полезен. Я не заведую выдачей документов.
— О'кей, лейтенант. Выбросьте меня у Публичной библиотеки…
— Решил почитать, Лук?
— Не могу же я весь остаток жизни ехать в вашем автомобиле.
— Это зависит от того, как долго ты собираешься жить, Лук…
— С такими, как вы, лейтенант, не умрешь. Зачем вы мне помешали убить Дженкинса, иными словами — покончить с собой? Теперь я должен решать чудовищно трудные проблемы…
— Лук, ты соображаешь, что ты делаешь? Ты ругаешь человека, который спас тебе жизнь.
— Спас свою карьеру.
— Не обязательно, Лук, не обязательно. В штабе бригады меня не раз уже прощали. Простили бы, возможно, и еще раз. Шутки в сторону, я, между прочим, хороший офицер, Лук. Меня подводит темперамент. Только темперамент.
— Остановите здесь, лейтенант. Спасибо за все. — Лукьянов пожал руку лейтенанту и вылез из «лендровера».
— Больше не делай глупостей, Лук, — погрозил ему пальцем Тэйлор.
Лукьянов захлопнул дверь. Тэйлор увидел, как он пошел по 42й улице.
Он подумал, что Ипполит Лук выглядит престранным образом на пустынном в этот час тротуаре (только самые первые «сопы» и «youth workers» торопливо пробегали на смену), — перебинтованная голова на черном постаменте слишком большого костюма. Из газетного стенда свешивалось широкое полотнище «International news». «Успехи Департмента Демографии в Китае. Последняя статистика». «Взрыв в Болгарии», — прочел Тэйлор. Он вышел из машины и затопал к киоску. Купив газету и усаживаясь за руль, он услышал вдруг встревоженное: «Лейтенант! Лейтенант!» Из глубины 42й улицы, окруженный тремя городскими жандармами — один из жандармов уже шарил по черному костюму, — взывал к нему Ипполит Лук. Лейтенант ухмыльнулся и, поправив берет, вылез из машины…
В шесть утра Дженкинс, верный многолетней привычке, был уже на ногах. Как и многим людям его возраста, ему было достаточно нескольких часов глубокого сна, чтобы полностью восстановить силы. Между ночной рубашкой и костюмом Дженкинс не признавал никакой одежды, поэтому доставивший ему завтрак «бульдог» застал Шефа Департмента Демографии сидящим в своем обычном кресле за столом, но в рубашке. Стариковскую шею прикрывал темный шелковый шарф. Дженкинс изучал видеодосье.
— С добрым утром, Харрисон. Спасибо.
«Бульдог» закатил столик с завтраком и газетами к Дженкинсу под правую руку и удалился. Дженкинс без досье мог сказать, кто была прабабушка Фрэнка Харрисона, и более того, прапрабабушка. «Бульдогов» проверяли год, а тех, кто работал в офисе Дженкинса, еще дополнительно проверял сам Дженкинс.
С наслаждением поглотив овсянку и овощной салат, Дженкинс, игнорируя газеты, обратился опять к видеодосье О'Руркэ. И опять пошли на него, беседуя, Дункан О'Руркэ и его сын Виктор. За ними последовали кадры, очевидно, снятые с вертолета. Квадрат «O'Rurke Demolishing Limited», маленькие траки, вертолеты, похожие сверху на увеличенные кофемолки, ангары, основное здание, флигель.
«Криминальным семьям типа семьи О'Руркэ все труднее оперировать, — зачитал голос Кэмпбэлла. — Поскольку игорные дома уже давно монополия государства, а проституция прекрасно организована и управляется мощными профсоюзами, контролируемыми нами — Департментом Демографии, в которые гангстерам невозможно проникнуть, криминальные семьи сменили тактику. Они все более обращаются непосредственно к гангстеризму, то есть к вооруженным ограблениям, похищениям с целью получить выкуп, с чего, собственно, они и начинали свою деятельность на территории Соединенных Штатов в двадцатых и тридцатых годах прошлого века, — философски заметил Кэмпбэлл. И добавил: — Только временное ослабление государственного контроля над гангстеризмом позволяло им до начала девяностых годов прошлого века активно участвовать в экономической жизни страны…»
Дженкинс поморщился. Иногда Лагерный Колокол [32]любит ввести в досье свое историческое отступление. Нужно будет мягко объяснить ему, что назначение видеодосье — сконцентрированная до минимума информация, а не отсебятина чиновников.
Последовали короткие кадры, запечатлевшие персонажей, посетивших в последние несколько недель «O'Rurke Demolishing Limited». В течение двадцати минут перед Дженкинсом продефилировала целая галерея старых и молодых гангстеров или подозреваемых в членстве в гангстерских организациях. Их имена, аккуратно сообщаемые то Кэмпбэллом, то неизвестным Дженкинсу женским голосом, очевидно, сотрудницей архивов F.B.I., опознававшей по просьбе Кэмпбэлла бандитов, ничего Дженкинсу не говорили, их краткие биографии, зачитанные Кэмпбэллом и дамой, ничего интересного для Дженкинса в себе не содержали… Что, собственно, хотел обнаружить Дженкинс, кого — он и сам не очень себе представлял. Главный человек был на месте — Дункан О'Руркэ… Дженкинсу, может быть, нужна была связь между Дунканом и Президентом? И если он обнаружит эту связь, то что? Дженкинс налил себе минеральной воды и задумался, продолжая вглядываться в консоль, на которую мощные видеолучи из другой стены посылали двигающихся и шевелящих губами бандитов. «Тогда я смогу свалить Президента, которого я очень не люблю и который мне мешает», — спокойно признался себе Дженкинс.
Кэмпбэлл вошел в кабинет босса в восемь утра. Следуя обычной процедуре, Дженкинс выслушал свое собственное расписание на день, зачитанное ему Кэмпбэллом, и затем попросил своего секретаря присесть.
— Кто этот человек, Спэнсер? У вас нет никаких комментариев относительно его.
Дженкинс порылся в видеодосье, разрывая на экране туловища гангстеров и пейзажи Бруклина, и остановился на короткой сцене, очевидно заснятой с большого расстояния: черный полуголый человек в bulletproof [33]жилете обыскивал высокого пожилого мужчину в сером спортивном костюме.
— Черный — Кристофэр Смиф — лейтенант О'Руркэ. Увы, босс, нам не удалось выяснить, кто обыскиваемый. В F.B.I. нет на него данных.
Следующая сцена — Виктор О'Руркэ и неизвестный стоят в глубине двора. Шевелят губами.
Дженкинс увеличил лицо неизвестного.
— В отличие от подавляющего большинства гангстеров, у этого типа интеллигентное лицо. Постарайтесь как можно быстрее определить его. Затребуйте компьютер «Си»… не мне вас учить, Кэмпбэлл… Очень может быть, что это человек, которого я ищу.
— Есть, босс. — Кэмпбэлл встал.
— И еще, Спэнсер. Старайтесь меньше философствовать, когда составляете досье, хорошо? Сделайте одолжение…
— Слушаюсь, босс.
Дженкинс вернул на видеоэкран неизвестного. Он казался странно знакомым. Через пару минут секретарь Департмента Демографии осознал, что этот тип — его двойник.
В 16 часов Спэнсер Кэмпбэлл доложил Дженкинсу, что компьютер «Си» позитивно идентифицировал неизвестного из досье О'Руркэ как Ипполита Лукьянова, 65, «S. E.», автора полицейских романов (среди прочих «Ловушка», «People's Justice Society № 1» и «People's Justice Society № 2»). Холост. Адрес: 210 Вест, 108я улица. Айдентити Ипполита Лукьянова поступило в Айдентити коллекшэн офис 2 июля. Согласно закону 316, пункт «B», Лукьянов подлежит уничтожению. Однако по неизвестным причинам не уничтожен, и местоположение его в настоящее время неизвестно.
— Как и местоположение еще десятков тысяч, — добавил Дженкинс недовольно. — Что такое «по неизвестным причинам», Кэмпбэлл?
— По правилам Отдела уничтожения, сэр, он должен был быть «изъят» сразу же после того, как ему исполнилось шестьдесят пять, после второго мая, но по каким-то причинам этого не случилось. Мое мнение, что так как этот Лукьянов — «S. E.» плюс то обстоятельство, что уже много лет он не находится в обращении, то Отделу уничтожения его существование не бросалось в глаза. То есть, сэр, так как «S. E.» Лукьянов минимально сталкивается с обществом, то он выпал из наших досье. Мы чистим информацию каждые десять лет… Отдел же уничтожения обычно работает на основании данных, поступающих с мест работы, от профессиональных организаций и т. д.
— Мне нужен этот человек, Кэмпбэлл. Соберите о нем всю информацию, какая существует. Найдите его книги. Немедленно переправьте его досье в Отдел уничтожения. Найти его и задержать. Плюс свяжитесь с людьми из Агентства Национальной Безопасности и всеми агентствами, с которыми мы кооперируемся в экстраординарных случаях.
— Есть, сэр! «Москито» готов к полету, сэр.
— О'кей. — Дженкинс взял со стола подготовленные ему Кэмпбэллом бумаги, заключенные в черной кожи портфолио с бронзовой молнией, вдруг ярко вспыхнувшей под лучом полуденного солнца, проникшего в большое окно, и встал.
Голубой легкий костюм, красный галстук, белая рубашка — Дженкинс всегда сам выбирал одежду — омолодили Секретаря Департмента Демографии.
— Увижу вас позднее, Кэмпбэлл. — Дженкинс шагнул в любезно вызванный ему Кэмпбэллом элевейтор и поощрительно улыбнулся своему секретарю.
У выхода из элевейтора к нему привычно присоединились «бульдоги». Шагнув в залитый ослепительным солнцем двор, Дженкинс пожалел, что не захватил темные очки. Дежурный офицер охраны, лейтенант Де Сантис, увидев босса, приложил два пальца к красному берету, и его люди тренированно взяли Дженкинса в растянутый движущийся овал, спинами к нему, и ощетинились автоматами «НМ-55» во внешний мир.
— Хэлло, лейтенант.
Дженкинс, держа портфолио в левой руке, быстро пересек двор, поднялся — два «бульдога» впереди, один сзади — в ожидающий его серебристо-красный «Москито» и, войдя в личный салон, закрыл за собой дверь. В 20 минут полета, требующиеся, чтобы достичь Правительственного аэропорта, Дженкинс хотел просмотреть бумаги, приготовленные ему Кэмпбэллом. С бумагами он, однако, покончил быстро. Токийская интернациональная ежегодная конференция по проблемам демографии — исключительно парадное, в сущности, бесполезное мероприятие, посему, перелистав схемы и графики Кэмпбэлла и проглядев свою собственную речь — вся речь уместилась на одной странице, — Дженкинс углубился в свои мысли.
Дженкинса вынужденно волновало его собственное здоровье. Боли в спине, вдруг опять начавшиеся, несмотря на строжайшую диету, боли в желудке, головокружения, чаще всего поздно ночью, перед отходом ко сну, боли всех видов посещали теперь его тело всякий день. Дженкинс без докторов отлично знал свой диагноз. «Пришла твоя старость — старик», — ухмыльнулся он горько, поглядев рассеянно в окно вертолета на все уменьшающийся внизу квадрат его «дома» — бывшего здания Метрополитен-музеум. Одну свою мечту он, без сомнения, осуществил. Еще в первый год пребывания в Нью-Йорке, молодым провинциалом, свежеприбывшим из Детройта, увидав впервые Метрополитен-музеум, раскинувшийся привольно над Пятой авеню, он подумал: «Вот бы где жить» и произнес эту фразу вслух. Приятель Майкл Осман, так же, как и Дженкинс записавшийся в Law school [34]Нью-Йоркского университета, прокомментировал:
— Да, аппетит у тебя, Сол, неплохой! — круглолицый Осман зевнул.
— А что, Майкл, человек сильной воли может добиться всего в этом мире, в том числе и сделать Метрополитен-музеум своим домом, — сказал Сол, раздраженный неверием ленивого Майкла.
— Я хочу посмотреть… — Майкл зевнул опять.
Майкл погиб вместе с большей частью населения столицы Вашингтон 21 ноября 2007 года. Майклу не пришлось увидеть своего приятеля Сола Дженкинса, переселившимся в желанное здание. «Судьба удаляет свидетелей», — вздохнул Дженкинс. Безымянные миллионы, видящие строгого Секретаря Департмента Демографии на фотографиях в газетах и по TV, не знали его студентом-юристом Дженкинсом, таким же, как и еще, может быть, десятки тысяч молодых людей, обратившихся к перспективной профессии. Студентом в вельветовых брюках и полосатой спортивной рубашке миллионы его не знали. Они не могут сравнить мизерное начало Дженкинса и его сегодняшнее могущество. Майкл мог увидеть расстояние от пункта «A» до Метрополитен-музеум и открыть рот. Но Майкла нет… Постепенно все, кто мог открыть рот, умерли. Давно ушли в мир иной родители Дженкинса, соученики по колледжу. Кое-кто из них, несомненно, отправился на тот свет благодаря проведенному Дженкинсом через сенат закону 316, пункт «B». Увы, старение — процесс неизбежный и позорный для человеческого существа. До гипертрофированного развития медицины, какового развития Дженкинс не одобрял, человеческие существа не доживали до преклонного возраста. Медицина же нарушила нормальный процесс… и вот человек…
Дженкинс потерял нить мысли. Под вертолетом внизу был сине-стального цвета океан, они перелетали в штат Нью-Джерси. «Скоро и я должен буду уйти, — сказал себе Дженкинс. — Я износился. Семьдесят три года — это много. Даже для мужчины из клана Дженкинсов. Но перед тем как уйти, я хочу убедиться, что эта страна и после моей смерти будет управляема твердыми руками и ясной головой». Том Бакли Джуниор не обладает ни тем, ни другим. И все же, по всей вероятности, он опять станет Президентом Соединенных Штатов. Две трети дряхлой Республиканской партии уже поддержали его, и, вне всякого сомнения, республиканская конвенция в августе назовет его своим кандидатом. Последнее, чего желал бы Дженкинс Соединенным Штатам, — это второго президентства Тома Бакли. Бакли должен уйти. И Дженкинс поможет ему в этом.