- Ладно, господин Лимонов, можно подумать, что вы испугались. Такой закаленный провокатор, как вы, должен был бы обрадоваться возможности...
- Кого здесь у вас провоцировать? Пыльные акации? Кузнечиков?
- Эди, мы собирались быстро поесть. У меня сегодня перерыв короткий. Я замеща-ю-ю-щая... - Справившись с "щающая", Джули Свэнсон извлекла из карманчика юбки ключи от машины и позвенела ими.
- O.K., - сказал Львовский, - не смею задерживать дружную пару. - И помрачнел. - Может быть, возьмете меня с собой? Вы куда, на fishermen's пристань?
- Возьмем? - спросил я.
- Хорошо, - согласилась Джули Свэнсон. - Он у нас одинокий сейчас совсем, Алик. Солдатку его Джекки выгнали из школы за развратное поведение. - Джули Свэнсон очень хорошо говорила
по-русски, за что и являлась одной из всего нескольких американских преподавателей русского языка в школе, но "развратное поведение" вышло у нее, как перфокарта из компьютера, туго и с большим количеством "р", чем необходимо.
Пока мы садились в синий автомобильчик Джули, Львовский с удовольствием объяснял, кто такая солдатка Джекки, и почему ее отчислили из шпионской школы. Как обычно, Львовский выбрал самую паршивую овцу в стаде. У Джекки была репутация drug-addict e легкодоступной девушки. Как и во всех школах мира, связи студентов с преподавателями не поощрялись.
Голубой автомобильчик выехал к луже Великого Океана, к обширному бараку из старого дерева. Это здесь в 1847 году с помощью канонерки, американцы во главе с командором Перри присоединили Калифорнию к Соединенным Штатам. Пока янки возились с бумагами на палубе канонерки, бросившей якорь в заливе, протягивали испанскому генерал-губернатору перо, орудия канонерки были наведены на барак, в котором янки содержали семью испанского генерал-губернатора, его родственников и именитых испанцев Монтерея. В те же годы, приблизительно такими же методами, Россия присоединяла к себе среднеазиатские ханства.
- Канонерка - очень убедительное средство в пользу присоединения, сказал я Львовскому. - Однако отольются им однажды мексикано-испанские слезы. Народы долго не забывают унижения.
- Вы знаете, почему испанцы выбрали этот вшивый городок для резиденции генерал-губернатора? Потому что холодное течение, пронзающее Монтерейский залив, делает монтерейское лето более выносимым...
Старый хиппи в тельняшке с нахальной обезьянкой на плече (животное также в тельняшке) крутил ручку шарманки у въезда на пристань. Пахло подгоревшей рыбой. И порывами, с ветром, мокрой блевотиной. Чайки орали в небе, назойливой стаей, опускаясь на только им видимые цели. Джули Свэнсон впереди, мы с Львовским на несколько шагов за нею затопали по старому настилу. Пристань была мощнейшим комплексным сооружением, десятки рыбных ресторанов и открытый рыбный рынок располагались на ней. Высоко вознесенная афиша с изображением водолазного шлема, приглашала опуститься в специальной кабине под воду, поглядеть на мокрые пейзажи и жителей Великого Океана. Сотни людей слонялись по пристани, вытаскивая пальцами из картонных пенальчиков креветки, жаренное филе тунца, моллюсков, жуя и попивая пиво из банок. Монтерей - малотуристское место, посему толпа на fishermen's-пристани состояла из местных, - служащие вышедшие на lunch.
- Погано выглядят американцы после европейцев, господин Лимонов? Львовский заглянул мне в глаза.
- Ожиревшие... как бы... - я задумался, - человек, находящийся в глубокой депрессии, не бреется, махнул рукой на свой внешний вид, спит в одежде и в той же одежде ходит по улицам... Спасает их только загар.
- Но, - сказала Джули Свэнсон, - вы несправедливы, вы оба пристрастны. Монтерей - обыкновенный маленький город, но в LA., например, можно наблюдать другую крайность, одержимость внешним видом: Body builders, даже женщины Body builders.
- Очень может быть, - сказал я. - Однако Лос-Анджелес или Сан-Франциско - города с мощным homosexual-населением, и у них там свои местные моды. В основном же население Соединенных Штатов и состоит из жителей таких вот, как Монтенрей, и даже меньших, чем он, городков. Здесь еще публика вполне цивилизованная, все же океан - выход во внешний мир, а вот во внутренних, континентальных, штатах сто и двести килограммовые monstres по улицам разгуливают... - Закончив с monstres, я обнаружил причину запаха мокрой блевотины, до сих пор налетавшего на нас с порывами ветра. Тип в резиновых сапогах и синем комбинезоне вывалил в океан из большой тачки мерзкие рыбьи внутренности.
- Почему они сваливают рыбьи внутренности в океан?
- Кормят see-lions, "морских львов", - пояснила Джули Свэнсон.
- Посмотри, они там внизу, ждут уже.
Мы приблизились к перилам и заглянули вниз. Далеко между скользкими сваями настила скользили темные тюленьи тела. Усатые головы, всплывая, пикировали на кровавую требуху, хватая ее едва ли не в воздухе.
- Похожи на аmerican men, - сказал я, желая позлить Джули Свэнсон, такие же жирные и бесполые. Как можно отличить male от female?
Джули Свэнсон не услышала моей колкости, потому что уже подымалась по лестнице в ресторан "Yellow Submarin". (Никаких сюрпризов. Банальное название. Очевидно ресторан принадлежит экс-хиппи, поклоннику "Битлз".) Однако даже если бы Джули Свэнсон услышала мою колкость, она не должна была бы обидеть ее, ибо она предпочитала мужчин-неамериканцев, я был второй русский мужчина Джули Свэн-сон. До этого она около двух лет прожила с коллегой - преподавателем. Здоровенный блондин-алкоголик в конце концов стал бить инструктора 1-ой категории, и инструктор ушла от него.
- Сядем на террасе или в аквариуме? У них подают отличные
акульи стэйки. Вы уже пробовали мясо хищников-каннибаллов, господин Лимонов? Или, выражаясь по научному, антропофагов?
- На террасе ветер, - сказала Джули Свэнсон. - Алик любит жевать всякую гадость.
- Я хочу акулий стэйк, - заявил я, - из экзотизма. Но я не уверен, что хищников можно называть "антропофагами". По-моему, так называют лишь человеков, практикующих поедание человеков же.
- Я не буду с тобой целоваться, Эди, - пригрозила Джули Свэнсон.
- У вас, Джулия, как у дамы, охотничий инстинкт менее развит, нежели у мужчин. Сожрать кусок тела хищника, каковой с удовольствием жрет человека, в этом есть что-то мистически-специальное. Во всяком случае жуешь с другим чувством, нежели макрель или тунца или salmon. - Львовский опустился за первый же от входа noie. Сели и мы с инструктором 1-й категории.
- Hello, красивые люди! - официантка с лицом маленькой стервы подошла в руке блокнот. Есть такие блядские женские лица, потасканные, но притягательные. Крашеная blond, крошечная ярко-красная t-shirt прикрывает крупные груди, живот и пупок наружу, крошечная юбчонка прикрывает зад. Голые загорелые ноги кончаются Adidas и белыми носками. Я нравлюсь такому типу женщин. Обычно они трудятся в официантках, парикмахершах, продавщицах liqueur-stores, на почтах, медсестрами... Во что бы я ни был одет, в какой бы части белого света ни высадился, они меня тотчас узнают и высказывают мне симпатию.
- Выбрали? Начнем с тебя, beautiful? - Она ловко отерла меня бедром. Всего лишь одним точным движением.
Если бы я оказался в Монтерее один, без Джули Свэнсон, я бы завел роман с официанткой "Yellow Submarin". Мне нравятся простые блядовитые женщины не меньше, чем я им. Между прочим, они вовсе не легкая добыча. Заслужить их доверие и уважение тяжело. Они ищут в этой жизни "мужчину", а мужчина, в их понятии, - это и умение дать по морде другому мужчине, когда ситуация этого требует, и определенная авторитарность, потому что наглые и сильные девки и бабы эти все же знают, что они - слабый пол, и желают, чтобы их твердой рукой удерживали от искушений. Я поднял глаза и посмотрел в ее светлые глаза. Произошел контакт без уклонения.
- Акулий стэйк, please...
- Очень кровавый, я догадываюсь... - Засмеялась коротко и моргнула мне.
Львовский обстоятельно выяснил, включен ли салат в блюдо "акулий стэйк", и, узнав, что включен, почему-то заказал себе вареные моллюски. Ренегат, что с него возьмешь! Разумная Джули Свэнсон попросила salmon-стэйк, хорошо прожаренный, и резко оборвала эн-тузиазм официантки, взявшейся предложить нам какой-то особый десерт.
- Это все, for the moment!
"For the moment" получилось у злой Джули Свэнсон великолепно, как у Хрущева его знаменитое стучание ботинком о трибуну ООН. Мы взяли литр калифорнийского белого шабли.
Уходя, официантка опять сумела отереть меня бедром.
- Господин Лимонов пользуется успехом у обслуживающего персонала. Вы заметили, коллега Свэнсон?
Джули Свэнсон фыркнула.
- Эта bitch... - Начала она.
- Эй-эй! - вмешался я. - Только не впутывайте меня. Если девушке срочно нужен мужик, то скромный путешественник не ответственен.
- Эдвард любит стерв. Его последняя жена - яркая тому иллюстрация, заявила Джули Свэнсон хмуро.
Я вздохнул. По мере продвижения вглубь лета (в сентябре я намеревался лететь в Нью-Йорк, а оттуда в Париж), Джули Свэнсон сделалась подвержена припадкам ревности. Однажды, напившись виски, она зло сказала мне: "Я знаю, Эдвард, я не в твоем вкусе, ты любишь красивых блядей, как твоя бывшая жена." Джули Свэнсон была несправедлива к себе самой. Красивая, высокая девушка, если и выглядела проще, чем могла бы, то только по причине неукрашенности, оттого что отказывалась употреблять make-up. Постоянное чтение трех библий (я обнаружил в ее apartment именно три!), очевидно, ежедневно укрепляло ее в преимуществах простоты и монашески-кротких учительских одежд. К употреблению невинного, по разговорным стандартам ее поколения, словечка "bitch", то есть "сука", Джули Свэнсон прибегала лишь в исключительнейших ситуациях. Ниже "bitch" она никогда не опускалась. Два года Джули Свэнсон спасала алкоголика. В то лето мне порой казалось, что Джули Свэнсон спасает меня. В сущности она принадлежала к той категории простых женщин, что и официантка с обнаженным пупком, они лишь развили, каждая, различные стороны своих натур, и только. Джули Свэнсон не понимала этого, но я понимал...
Акулий стэйк оказался "рыбнее" обычной рыбы. Клейче, вязче и солонее. Поедая акулий стэйк, я вспомнил прочитанную несколько дней назад в местной газете "Монтерей Таймз" историю, об акуле в 15 фугов длиной, съевшей двоих членов экипажа (из троих), потерпевшей кораблекрушение небольшой яхты. Акула выбрала молодого
матроса и, переварив его, сожрала через десяток часов повара двадцатилетнюю девушку...
- Представляете, вы плывете, а акула отгрызает вам ногу... - начал я.
- Почему мне? Представьте, что она отгрызает ногу Вам, господин Лимонов... - Львовский выковыривал своих моллюсков умело профессионально. От его блюда однако обильно вздымался пар, и нам всем сделалось жарко.
- Мне не за что, - сказал я, вытирая лицо желтой, как submarin, салфеткой, - Вам же она отгрызает ногу за предательство Родины.
Джули Свэнсон заулыбалась. Она съела свой саймон аккуратно и быстро, и, оставив вилку, подобрала хлебом волокна с тарелки. Оправила нейлоновую кофточку.
- Я должна идти, мальчики. У меня еще два урока сегодня. Я сегодня заме-ща-ю-щая. Я замещаю Эмму Карлинскую. Сколько я должна? - Джули Свэнсон раскрыла кошелек.
- Я плачу, коллега Свенсон, идите себе... - Львовский перегнувшись, силой защелкнул кошелек Джули Свэнсон.
- Спасибо, Алик. До вечера, Эдвард... - Поколыхивая длинной юбкой инструктор 1-й категории ушла.
- Не говорите мне, что Вы собираетесь прожить с инструктором 1-й категории Джули Свэнсон всю жизнь... - Львовский проглотил последнего моллюска и бросил скорлупу в чашу с моллюсками.
- Почему нет? Хорошая девушка...
- Хорошая... Однако к осени Вы сбежите, держу пари. Вам с ней уже скучно... Разве нет? - Львовский почистил салфеткой усики, то есть промокнул их старательно. И погладил себя по животу. Я подумал, что с течением времени в нем все более проявляются восточные черты: лень, сладострастие, что еще?..
- Скучно, - согласился я. - Вы правы. Но я отлично знаю по опыту, что и с другой девушкой мне стало бы скучно. За последние годы я усвоил мудрую истину: все девушки одинаково годятся, чтобы с ними жить. Берите любую, не ошибетесь.
- Правильно... - одобрил Львовский и потянулся. - Если бы Вы знали, господин Лимонов, как мне опротивел этот городишко, солнце, идиоты-солдаты, кретины-преподаватели. Тупая работа...
- Я так понимаю, что Вы сами нашли себе эту работу. Выслали документы на конкурс...
- Слушайте, - мечтательно-сварливая до сих пор интонация превратилась в хмуро-серьезную, - мне нечего было жрать. Я возвратился в Штаты из Италии, где потерял работу на радио-Ватикан... Что мне оставалось делать? Вы быстро забыли времена, когда Вы сами были безработным...
- Я не опускался до продажи Родины. Я предпочитал грузить мебель...
- Достойная похвалы принципиальность! У вас хорошее здоровье, господин Лимонов. Вы счастливчик! А я, вот, не могу грузить мебель... У меня слабый живот. Насчет продажи Родины - одно замечание: Вы забыли свою службу в газете "Русское Дело"...
- Мы с Вами работали в "Русском Деле" корректорами, мой дорогой друг. И меня выгнали, если Вы помните, тотчас после положительной реакции советских газет на мои критикующие Америку статьи...
- Ладно, господин Лимонов, Вы что, всерьез верите, что у журналиста или писателя может быть Родина? Кончайте Вашу демагогию, лучше поговорим, как старые друзья.
- Давайте... как старые друзья. Только перестаньте называть меня господином, как в дореволюционной пьесе, а? Родина или нет, назовем ее потише: страной, где мы родились. Лишь для себя, не для нее, этой страны, или абстрактного общественного мнения, лишь для себя, я считаю унизительным и поганым занятием добывать себе хлеб насущный, диктуя местным солдатам: "Мы привели из разведки двух пленных...".
- В наших диктантах, насколько я знаю, никогда не упоминается конкретно, советские или русские это пленные. Пленный - и точка. Однако я лично не собираюсь защищаться, - Львовский взял солонку и стал почему-то высыпать соль себе на ладонь. - Вы правы. Я согласен с Вами, обучать американских солдат русскому языку - грязное дело. Bo-время Великой Отечественной Войны переводчиков вешали на площадях, вместе с полицаями. Но себя, извините меня, я выделяю из двух сотен беспринципных мужчин и женщин по нескольким причинам. Во-первых, я написал о нашем гадюшнике книгу, где я их разоблачаю. Во-вторых, я стою над схваткой двух пауков - СССР и Соединенных Штатов. Ни один из пауков мне не близок. Я даже хотел бы чтобы они друг друга высосали. Легче бы на планете дышалось... А почему вы такой старомодно-принципиальный стали, господин, пардон, мсье Лимонов? Куда девался ваш буйный анархизм... Помните наш лозунг: "Бей белых, пока не покраснеют, бей красных, пока не побелеют!" Вот это был лозунг... А вы...
Выражение лица Львовского вдруг сменилось на почтительное. Он встал.
- Hello, полковник! - Львовский пожал руку появившемуся из-за моей спины грузному загорелому старику в белых брюках и синей рубашке polo.
- How are you, Алекс? - старик потряс руку Львовского.
379
Познакомьтесь, полковник, это мой друг, писатель из Парижа.
- Полковник Брэкфорд. Париж, Франция или Париж, Нью-Джерcи? - Старик сдавил мою ладонь с такой яростью, что я захотел спросить его, что он этим себе или мне хочет доказать.
- Франция, - сказал я.
- Полковник Брэкфорд - наш самый верховный шеф, начальник школы. Полковник командовал парашютистами в Корее. - Все это Львовский сообщил стоя. - Садитесь с нами, полковник. Мы, правда, уже покончили с lunch.
- У меня встреча, boys. Встреча с леди. Но я присяду. Леди еще нет.
Он опустился на стул. Появилась, еще сильнее выпятив загорелый живот, возможно, довольная тем, что Джули Свэнсон покинула сцену, официантка.
- Heineken, полковник?
- Heineken, Сюзи...
- Белого вина, полковник? - Львовский поднял литровый графин с вином со стола и покачал им.
- От вина у меня изжога!.. Are you French? - Старик поглядел на меня и поскреб загорелый локоть загорелой ручищей.
- No, бывший советский, как Алекс...
- Ага, понятно... - лицо полковника озарилось, - значит, тоже шпион, как Алекс...
- Полковник считает меня советским шпионом, - Львовский довольно улыбался.
- А кто ты, Алекс? Здоровый экс-советский мужчина тридцати пяти лет, работающий преподавателем в американской военной школе, не может не быть шпионом. Ты шпион - Алекс. Но это нормально. Я думаю, у Алекса чин капитана ... А у тебя, Париж, Франция?
Я решил, что следует рассмеяться. И рассмеялся.
- Майор.
- Полковник не шутит, - сказал Львовский. - У него, однако, есть своя теория по этому поводу. Он считает, что военные давно бы договорились между собой, если бы не "ебаные политиканы"... Позвольте, полковник, я посвящу нашего друга в основы?
Сюзи принесла пиво. Стала выливать его, наклонив бокал, из бутылки в бокал. Полковник вырвал у нее бутылку.
- Будь ты проще, Сюзи! Что за церемонии... Валяй, Алекс, объясняй...
- Полковник считает, что военным Соединенных Штатов и России следует договориться и эксплуатировать планету разумно. Прагматически. В любом случае две супер-страны доминируют над современным миром. Но гражданские власти, считает полковник, всегда оперируют полумерами, и именно в этом состоит слабость белой цивилизации. Вместо того, чтобы довести колонизацию планеты до логического конца - подавить все другие типы цивилизаций, "ебаные политиканы" везде оставили корни местных традиций. И эти не выкорчеванные до конца корни, считает полковник, погубят в конце концов белую цивилизацию. В качестве самого опасного примера он приводит Иран. Единственное спасение союз между сильными белыми людьми в униформах.
- Союз между general Джонсон и general Соколоф, - сказал полковник, оторвавшись от бутылки "Heineken". - Только так. И железной рукой всех хуесосов к земле. У двух наших народов больше общего, нежели разногласий.
- А что с европейцами? - поинтересовался я.
- Не доверять проституткам. Две последние войны - их вина. Поставить Европу под управление объединенного советско-американско-го военного командования. Как оккупированные территории. Никаких национальных правительств. Постепенное интегрирование...
- А Африка?
- Будут существовать, как в девятнадцатом веке. Отозвать всю экономическую помощь, всю медицинскую помощь и снизить рождаемость. Тоже самое проделать с Азией и Латинской Америкой. Ирану - ультиматум. Сорок восемь часов на размышление... Тоже самое с Ливаном...
В дальней части ресторана открыли окно, и стал слышен шум океана, крики чаек, рокот отходящего или подходящего к Fishersmen's-пристани бота. Полковник встал.
- Леди прибыла. То есть моя супруга. До следующей встречи, шпионы... Передайте мои предложения по инстанции кому надо. - Чуть прихрамывая, большой полковник ушел от нас по направлению к открытому окну. Сюзи усаживала там высокую седую женщину.
- А, каково, господин Лимонов... Видите, какие оригиналы встречаются в рядах United States Army.... Он не шутит. Все это серьезно. За исключением того, разумеется, что он не верит в мое или Ваше шпионство. Пусть он всего лишь старый полковник, дослуживающий военную карьеру в мягком климате на административной должности начальника школы переводчиков, однако сама тенденция существует в американской армии. - Львовский поправил очки и вдруг вздохнул. - Ох, что бы ни было, лишь бы не было всегда, как сейчас! Лишь бы что-нибудь изменилось...
Я был с ним согласен.
- Да. Хорошо бы все разлетелось к такой-то матери. Как Вы думаете, многие еще желают, как мы с Вами, чтобы мир подвергся брожению?
- Не знаю, - сказал Львовский задумчиво. - Наверное многие Но что мне до них. Меня мои личные проблемы дергают. Я вот money собираю, чтобы свалить отсюда. Хочу уехать в Нью-Йорк, найти издателя для книги. А Вы-то что, между прочим, дергаетесь? У Вас все O.K., вы скоро не будете желать, чтобы мир изменился, будете желать, чтобы он застыл. Вы уже писатель, автор известной книги, выпустите еще пару книг и поймете, что мир уже Ваш...
- Хэй, - сказал я, - что это вы меня таким несложным представляете. Писателем хорошо, конечно, жить, но я бы себе и другую судьбу хотел. Мне бы, может, интереснее ощущение разведки испытать, двух моих пленных привести...
- Романтизм в Вас еще играет. Хотите, поменяемся судьбами?
- Поменяем лучше местоположение, пойдемте отсюда, а? Видите, солнце уже из одних окон в другие переместилось, а мы все сидим...
Мы покинули ресторан "Желтая Подлодка".
- А я, между прочим, книгу написал, сильнее вашей, - сказал мне Львовский, когда мы прощались у барака, замешанного в историю отказа испанцев от Калифорнии. Львовский взглянул на меня иронически и заносчиво.
- Дай Вам Бог, - сказал я.
В нас дунуло жарким ветром, песком, и мы разошлись. Бывшие друзья. Он стал взбираться в гору к шпионской школе, я оправился к дороге, ведущей в соседний городок, где я жил в квартире инструктора 1-й категории Джулии Свэнсон. Я быстро шагал вдоль Монтерейского залива и думал о планете, о полковнике, о бывшем друге Львовском.
Проанализировав вышеупомянутые элементы во взаимодействии, вставляя ключ в замок Джулии Свэнсон, я пришел к выводу, что, как обычно, на земле творится черт знает что... Хотя вроде бы все тихо...
Вскоре я сбежал от Джули Свэнсон. Вернулся в Париж, Франция. И состоялись годы. То есть они прошли. Пройдя, они сделали ясными несколько судеб, поставили, где надо, точку, или многоточия.
Инструктор 1-й категории вышла замуж за коллегу-преподавателя. Американца. Несчастливо попала в железные руки маленького человека, и тот, от нечего делать, подавил ее.
Львовский - информацию о нем совершенно неожиданно принесла мне толстая бельгийская анархистка - живет в Нью-Йорке, в квартире, данной ему "городом".
Книга Львовского, увы, не выбилась на большой рынок, изданная лишь по-русски за авторский счет, она принесла ему две сотни врагов на берегах Монтерейского залива. Живя в квартире, данной "городом", Львовский, как всегда, непоследовательный, сотрудничает под псевдонимом в газете "Голос Родины" (имеется в виду советская Родина).
Полковник Брэкфорд умер, вынимая тунца из океана. Инфаркт поразил его на рыбной ловле, на палубе катера. Начальником школы стал майор Кук. Несмотря на сближение между Соединенными Штатами и СССР, количество преподавателей русского увеличилось в школе до 300 человек. Для поддержания здоровья такого большого государства, как Соединенные Штаты, ему нужен большой враг. Идеям полковника Брэкфорда еще не пришло время.
- Кого здесь у вас провоцировать? Пыльные акации? Кузнечиков?
- Эди, мы собирались быстро поесть. У меня сегодня перерыв короткий. Я замеща-ю-ю-щая... - Справившись с "щающая", Джули Свэнсон извлекла из карманчика юбки ключи от машины и позвенела ими.
- O.K., - сказал Львовский, - не смею задерживать дружную пару. - И помрачнел. - Может быть, возьмете меня с собой? Вы куда, на fishermen's пристань?
- Возьмем? - спросил я.
- Хорошо, - согласилась Джули Свэнсон. - Он у нас одинокий сейчас совсем, Алик. Солдатку его Джекки выгнали из школы за развратное поведение. - Джули Свэнсон очень хорошо говорила
по-русски, за что и являлась одной из всего нескольких американских преподавателей русского языка в школе, но "развратное поведение" вышло у нее, как перфокарта из компьютера, туго и с большим количеством "р", чем необходимо.
Пока мы садились в синий автомобильчик Джули, Львовский с удовольствием объяснял, кто такая солдатка Джекки, и почему ее отчислили из шпионской школы. Как обычно, Львовский выбрал самую паршивую овцу в стаде. У Джекки была репутация drug-addict e легкодоступной девушки. Как и во всех школах мира, связи студентов с преподавателями не поощрялись.
Голубой автомобильчик выехал к луже Великого Океана, к обширному бараку из старого дерева. Это здесь в 1847 году с помощью канонерки, американцы во главе с командором Перри присоединили Калифорнию к Соединенным Штатам. Пока янки возились с бумагами на палубе канонерки, бросившей якорь в заливе, протягивали испанскому генерал-губернатору перо, орудия канонерки были наведены на барак, в котором янки содержали семью испанского генерал-губернатора, его родственников и именитых испанцев Монтерея. В те же годы, приблизительно такими же методами, Россия присоединяла к себе среднеазиатские ханства.
- Канонерка - очень убедительное средство в пользу присоединения, сказал я Львовскому. - Однако отольются им однажды мексикано-испанские слезы. Народы долго не забывают унижения.
- Вы знаете, почему испанцы выбрали этот вшивый городок для резиденции генерал-губернатора? Потому что холодное течение, пронзающее Монтерейский залив, делает монтерейское лето более выносимым...
Старый хиппи в тельняшке с нахальной обезьянкой на плече (животное также в тельняшке) крутил ручку шарманки у въезда на пристань. Пахло подгоревшей рыбой. И порывами, с ветром, мокрой блевотиной. Чайки орали в небе, назойливой стаей, опускаясь на только им видимые цели. Джули Свэнсон впереди, мы с Львовским на несколько шагов за нею затопали по старому настилу. Пристань была мощнейшим комплексным сооружением, десятки рыбных ресторанов и открытый рыбный рынок располагались на ней. Высоко вознесенная афиша с изображением водолазного шлема, приглашала опуститься в специальной кабине под воду, поглядеть на мокрые пейзажи и жителей Великого Океана. Сотни людей слонялись по пристани, вытаскивая пальцами из картонных пенальчиков креветки, жаренное филе тунца, моллюсков, жуя и попивая пиво из банок. Монтерей - малотуристское место, посему толпа на fishermen's-пристани состояла из местных, - служащие вышедшие на lunch.
- Погано выглядят американцы после европейцев, господин Лимонов? Львовский заглянул мне в глаза.
- Ожиревшие... как бы... - я задумался, - человек, находящийся в глубокой депрессии, не бреется, махнул рукой на свой внешний вид, спит в одежде и в той же одежде ходит по улицам... Спасает их только загар.
- Но, - сказала Джули Свэнсон, - вы несправедливы, вы оба пристрастны. Монтерей - обыкновенный маленький город, но в LA., например, можно наблюдать другую крайность, одержимость внешним видом: Body builders, даже женщины Body builders.
- Очень может быть, - сказал я. - Однако Лос-Анджелес или Сан-Франциско - города с мощным homosexual-населением, и у них там свои местные моды. В основном же население Соединенных Штатов и состоит из жителей таких вот, как Монтенрей, и даже меньших, чем он, городков. Здесь еще публика вполне цивилизованная, все же океан - выход во внешний мир, а вот во внутренних, континентальных, штатах сто и двести килограммовые monstres по улицам разгуливают... - Закончив с monstres, я обнаружил причину запаха мокрой блевотины, до сих пор налетавшего на нас с порывами ветра. Тип в резиновых сапогах и синем комбинезоне вывалил в океан из большой тачки мерзкие рыбьи внутренности.
- Почему они сваливают рыбьи внутренности в океан?
- Кормят see-lions, "морских львов", - пояснила Джули Свэнсон.
- Посмотри, они там внизу, ждут уже.
Мы приблизились к перилам и заглянули вниз. Далеко между скользкими сваями настила скользили темные тюленьи тела. Усатые головы, всплывая, пикировали на кровавую требуху, хватая ее едва ли не в воздухе.
- Похожи на аmerican men, - сказал я, желая позлить Джули Свэнсон, такие же жирные и бесполые. Как можно отличить male от female?
Джули Свэнсон не услышала моей колкости, потому что уже подымалась по лестнице в ресторан "Yellow Submarin". (Никаких сюрпризов. Банальное название. Очевидно ресторан принадлежит экс-хиппи, поклоннику "Битлз".) Однако даже если бы Джули Свэнсон услышала мою колкость, она не должна была бы обидеть ее, ибо она предпочитала мужчин-неамериканцев, я был второй русский мужчина Джули Свэн-сон. До этого она около двух лет прожила с коллегой - преподавателем. Здоровенный блондин-алкоголик в конце концов стал бить инструктора 1-ой категории, и инструктор ушла от него.
- Сядем на террасе или в аквариуме? У них подают отличные
акульи стэйки. Вы уже пробовали мясо хищников-каннибаллов, господин Лимонов? Или, выражаясь по научному, антропофагов?
- На террасе ветер, - сказала Джули Свэнсон. - Алик любит жевать всякую гадость.
- Я хочу акулий стэйк, - заявил я, - из экзотизма. Но я не уверен, что хищников можно называть "антропофагами". По-моему, так называют лишь человеков, практикующих поедание человеков же.
- Я не буду с тобой целоваться, Эди, - пригрозила Джули Свэнсон.
- У вас, Джулия, как у дамы, охотничий инстинкт менее развит, нежели у мужчин. Сожрать кусок тела хищника, каковой с удовольствием жрет человека, в этом есть что-то мистически-специальное. Во всяком случае жуешь с другим чувством, нежели макрель или тунца или salmon. - Львовский опустился за первый же от входа noie. Сели и мы с инструктором 1-й категории.
- Hello, красивые люди! - официантка с лицом маленькой стервы подошла в руке блокнот. Есть такие блядские женские лица, потасканные, но притягательные. Крашеная blond, крошечная ярко-красная t-shirt прикрывает крупные груди, живот и пупок наружу, крошечная юбчонка прикрывает зад. Голые загорелые ноги кончаются Adidas и белыми носками. Я нравлюсь такому типу женщин. Обычно они трудятся в официантках, парикмахершах, продавщицах liqueur-stores, на почтах, медсестрами... Во что бы я ни был одет, в какой бы части белого света ни высадился, они меня тотчас узнают и высказывают мне симпатию.
- Выбрали? Начнем с тебя, beautiful? - Она ловко отерла меня бедром. Всего лишь одним точным движением.
Если бы я оказался в Монтерее один, без Джули Свэнсон, я бы завел роман с официанткой "Yellow Submarin". Мне нравятся простые блядовитые женщины не меньше, чем я им. Между прочим, они вовсе не легкая добыча. Заслужить их доверие и уважение тяжело. Они ищут в этой жизни "мужчину", а мужчина, в их понятии, - это и умение дать по морде другому мужчине, когда ситуация этого требует, и определенная авторитарность, потому что наглые и сильные девки и бабы эти все же знают, что они - слабый пол, и желают, чтобы их твердой рукой удерживали от искушений. Я поднял глаза и посмотрел в ее светлые глаза. Произошел контакт без уклонения.
- Акулий стэйк, please...
- Очень кровавый, я догадываюсь... - Засмеялась коротко и моргнула мне.
Львовский обстоятельно выяснил, включен ли салат в блюдо "акулий стэйк", и, узнав, что включен, почему-то заказал себе вареные моллюски. Ренегат, что с него возьмешь! Разумная Джули Свэнсон попросила salmon-стэйк, хорошо прожаренный, и резко оборвала эн-тузиазм официантки, взявшейся предложить нам какой-то особый десерт.
- Это все, for the moment!
"For the moment" получилось у злой Джули Свэнсон великолепно, как у Хрущева его знаменитое стучание ботинком о трибуну ООН. Мы взяли литр калифорнийского белого шабли.
Уходя, официантка опять сумела отереть меня бедром.
- Господин Лимонов пользуется успехом у обслуживающего персонала. Вы заметили, коллега Свэнсон?
Джули Свэнсон фыркнула.
- Эта bitch... - Начала она.
- Эй-эй! - вмешался я. - Только не впутывайте меня. Если девушке срочно нужен мужик, то скромный путешественник не ответственен.
- Эдвард любит стерв. Его последняя жена - яркая тому иллюстрация, заявила Джули Свэнсон хмуро.
Я вздохнул. По мере продвижения вглубь лета (в сентябре я намеревался лететь в Нью-Йорк, а оттуда в Париж), Джули Свэнсон сделалась подвержена припадкам ревности. Однажды, напившись виски, она зло сказала мне: "Я знаю, Эдвард, я не в твоем вкусе, ты любишь красивых блядей, как твоя бывшая жена." Джули Свэнсон была несправедлива к себе самой. Красивая, высокая девушка, если и выглядела проще, чем могла бы, то только по причине неукрашенности, оттого что отказывалась употреблять make-up. Постоянное чтение трех библий (я обнаружил в ее apartment именно три!), очевидно, ежедневно укрепляло ее в преимуществах простоты и монашески-кротких учительских одежд. К употреблению невинного, по разговорным стандартам ее поколения, словечка "bitch", то есть "сука", Джули Свэнсон прибегала лишь в исключительнейших ситуациях. Ниже "bitch" она никогда не опускалась. Два года Джули Свэнсон спасала алкоголика. В то лето мне порой казалось, что Джули Свэнсон спасает меня. В сущности она принадлежала к той категории простых женщин, что и официантка с обнаженным пупком, они лишь развили, каждая, различные стороны своих натур, и только. Джули Свэнсон не понимала этого, но я понимал...
Акулий стэйк оказался "рыбнее" обычной рыбы. Клейче, вязче и солонее. Поедая акулий стэйк, я вспомнил прочитанную несколько дней назад в местной газете "Монтерей Таймз" историю, об акуле в 15 фугов длиной, съевшей двоих членов экипажа (из троих), потерпевшей кораблекрушение небольшой яхты. Акула выбрала молодого
матроса и, переварив его, сожрала через десяток часов повара двадцатилетнюю девушку...
- Представляете, вы плывете, а акула отгрызает вам ногу... - начал я.
- Почему мне? Представьте, что она отгрызает ногу Вам, господин Лимонов... - Львовский выковыривал своих моллюсков умело профессионально. От его блюда однако обильно вздымался пар, и нам всем сделалось жарко.
- Мне не за что, - сказал я, вытирая лицо желтой, как submarin, салфеткой, - Вам же она отгрызает ногу за предательство Родины.
Джули Свэнсон заулыбалась. Она съела свой саймон аккуратно и быстро, и, оставив вилку, подобрала хлебом волокна с тарелки. Оправила нейлоновую кофточку.
- Я должна идти, мальчики. У меня еще два урока сегодня. Я сегодня заме-ща-ю-щая. Я замещаю Эмму Карлинскую. Сколько я должна? - Джули Свэнсон раскрыла кошелек.
- Я плачу, коллега Свенсон, идите себе... - Львовский перегнувшись, силой защелкнул кошелек Джули Свэнсон.
- Спасибо, Алик. До вечера, Эдвард... - Поколыхивая длинной юбкой инструктор 1-й категории ушла.
- Не говорите мне, что Вы собираетесь прожить с инструктором 1-й категории Джули Свэнсон всю жизнь... - Львовский проглотил последнего моллюска и бросил скорлупу в чашу с моллюсками.
- Почему нет? Хорошая девушка...
- Хорошая... Однако к осени Вы сбежите, держу пари. Вам с ней уже скучно... Разве нет? - Львовский почистил салфеткой усики, то есть промокнул их старательно. И погладил себя по животу. Я подумал, что с течением времени в нем все более проявляются восточные черты: лень, сладострастие, что еще?..
- Скучно, - согласился я. - Вы правы. Но я отлично знаю по опыту, что и с другой девушкой мне стало бы скучно. За последние годы я усвоил мудрую истину: все девушки одинаково годятся, чтобы с ними жить. Берите любую, не ошибетесь.
- Правильно... - одобрил Львовский и потянулся. - Если бы Вы знали, господин Лимонов, как мне опротивел этот городишко, солнце, идиоты-солдаты, кретины-преподаватели. Тупая работа...
- Я так понимаю, что Вы сами нашли себе эту работу. Выслали документы на конкурс...
- Слушайте, - мечтательно-сварливая до сих пор интонация превратилась в хмуро-серьезную, - мне нечего было жрать. Я возвратился в Штаты из Италии, где потерял работу на радио-Ватикан... Что мне оставалось делать? Вы быстро забыли времена, когда Вы сами были безработным...
- Я не опускался до продажи Родины. Я предпочитал грузить мебель...
- Достойная похвалы принципиальность! У вас хорошее здоровье, господин Лимонов. Вы счастливчик! А я, вот, не могу грузить мебель... У меня слабый живот. Насчет продажи Родины - одно замечание: Вы забыли свою службу в газете "Русское Дело"...
- Мы с Вами работали в "Русском Деле" корректорами, мой дорогой друг. И меня выгнали, если Вы помните, тотчас после положительной реакции советских газет на мои критикующие Америку статьи...
- Ладно, господин Лимонов, Вы что, всерьез верите, что у журналиста или писателя может быть Родина? Кончайте Вашу демагогию, лучше поговорим, как старые друзья.
- Давайте... как старые друзья. Только перестаньте называть меня господином, как в дореволюционной пьесе, а? Родина или нет, назовем ее потише: страной, где мы родились. Лишь для себя, не для нее, этой страны, или абстрактного общественного мнения, лишь для себя, я считаю унизительным и поганым занятием добывать себе хлеб насущный, диктуя местным солдатам: "Мы привели из разведки двух пленных...".
- В наших диктантах, насколько я знаю, никогда не упоминается конкретно, советские или русские это пленные. Пленный - и точка. Однако я лично не собираюсь защищаться, - Львовский взял солонку и стал почему-то высыпать соль себе на ладонь. - Вы правы. Я согласен с Вами, обучать американских солдат русскому языку - грязное дело. Bo-время Великой Отечественной Войны переводчиков вешали на площадях, вместе с полицаями. Но себя, извините меня, я выделяю из двух сотен беспринципных мужчин и женщин по нескольким причинам. Во-первых, я написал о нашем гадюшнике книгу, где я их разоблачаю. Во-вторых, я стою над схваткой двух пауков - СССР и Соединенных Штатов. Ни один из пауков мне не близок. Я даже хотел бы чтобы они друг друга высосали. Легче бы на планете дышалось... А почему вы такой старомодно-принципиальный стали, господин, пардон, мсье Лимонов? Куда девался ваш буйный анархизм... Помните наш лозунг: "Бей белых, пока не покраснеют, бей красных, пока не побелеют!" Вот это был лозунг... А вы...
Выражение лица Львовского вдруг сменилось на почтительное. Он встал.
- Hello, полковник! - Львовский пожал руку появившемуся из-за моей спины грузному загорелому старику в белых брюках и синей рубашке polo.
- How are you, Алекс? - старик потряс руку Львовского.
379
Познакомьтесь, полковник, это мой друг, писатель из Парижа.
- Полковник Брэкфорд. Париж, Франция или Париж, Нью-Джерcи? - Старик сдавил мою ладонь с такой яростью, что я захотел спросить его, что он этим себе или мне хочет доказать.
- Франция, - сказал я.
- Полковник Брэкфорд - наш самый верховный шеф, начальник школы. Полковник командовал парашютистами в Корее. - Все это Львовский сообщил стоя. - Садитесь с нами, полковник. Мы, правда, уже покончили с lunch.
- У меня встреча, boys. Встреча с леди. Но я присяду. Леди еще нет.
Он опустился на стул. Появилась, еще сильнее выпятив загорелый живот, возможно, довольная тем, что Джули Свэнсон покинула сцену, официантка.
- Heineken, полковник?
- Heineken, Сюзи...
- Белого вина, полковник? - Львовский поднял литровый графин с вином со стола и покачал им.
- От вина у меня изжога!.. Are you French? - Старик поглядел на меня и поскреб загорелый локоть загорелой ручищей.
- No, бывший советский, как Алекс...
- Ага, понятно... - лицо полковника озарилось, - значит, тоже шпион, как Алекс...
- Полковник считает меня советским шпионом, - Львовский довольно улыбался.
- А кто ты, Алекс? Здоровый экс-советский мужчина тридцати пяти лет, работающий преподавателем в американской военной школе, не может не быть шпионом. Ты шпион - Алекс. Но это нормально. Я думаю, у Алекса чин капитана ... А у тебя, Париж, Франция?
Я решил, что следует рассмеяться. И рассмеялся.
- Майор.
- Полковник не шутит, - сказал Львовский. - У него, однако, есть своя теория по этому поводу. Он считает, что военные давно бы договорились между собой, если бы не "ебаные политиканы"... Позвольте, полковник, я посвящу нашего друга в основы?
Сюзи принесла пиво. Стала выливать его, наклонив бокал, из бутылки в бокал. Полковник вырвал у нее бутылку.
- Будь ты проще, Сюзи! Что за церемонии... Валяй, Алекс, объясняй...
- Полковник считает, что военным Соединенных Штатов и России следует договориться и эксплуатировать планету разумно. Прагматически. В любом случае две супер-страны доминируют над современным миром. Но гражданские власти, считает полковник, всегда оперируют полумерами, и именно в этом состоит слабость белой цивилизации. Вместо того, чтобы довести колонизацию планеты до логического конца - подавить все другие типы цивилизаций, "ебаные политиканы" везде оставили корни местных традиций. И эти не выкорчеванные до конца корни, считает полковник, погубят в конце концов белую цивилизацию. В качестве самого опасного примера он приводит Иран. Единственное спасение союз между сильными белыми людьми в униформах.
- Союз между general Джонсон и general Соколоф, - сказал полковник, оторвавшись от бутылки "Heineken". - Только так. И железной рукой всех хуесосов к земле. У двух наших народов больше общего, нежели разногласий.
- А что с европейцами? - поинтересовался я.
- Не доверять проституткам. Две последние войны - их вина. Поставить Европу под управление объединенного советско-американско-го военного командования. Как оккупированные территории. Никаких национальных правительств. Постепенное интегрирование...
- А Африка?
- Будут существовать, как в девятнадцатом веке. Отозвать всю экономическую помощь, всю медицинскую помощь и снизить рождаемость. Тоже самое проделать с Азией и Латинской Америкой. Ирану - ультиматум. Сорок восемь часов на размышление... Тоже самое с Ливаном...
В дальней части ресторана открыли окно, и стал слышен шум океана, крики чаек, рокот отходящего или подходящего к Fishersmen's-пристани бота. Полковник встал.
- Леди прибыла. То есть моя супруга. До следующей встречи, шпионы... Передайте мои предложения по инстанции кому надо. - Чуть прихрамывая, большой полковник ушел от нас по направлению к открытому окну. Сюзи усаживала там высокую седую женщину.
- А, каково, господин Лимонов... Видите, какие оригиналы встречаются в рядах United States Army.... Он не шутит. Все это серьезно. За исключением того, разумеется, что он не верит в мое или Ваше шпионство. Пусть он всего лишь старый полковник, дослуживающий военную карьеру в мягком климате на административной должности начальника школы переводчиков, однако сама тенденция существует в американской армии. - Львовский поправил очки и вдруг вздохнул. - Ох, что бы ни было, лишь бы не было всегда, как сейчас! Лишь бы что-нибудь изменилось...
Я был с ним согласен.
- Да. Хорошо бы все разлетелось к такой-то матери. Как Вы думаете, многие еще желают, как мы с Вами, чтобы мир подвергся брожению?
- Не знаю, - сказал Львовский задумчиво. - Наверное многие Но что мне до них. Меня мои личные проблемы дергают. Я вот money собираю, чтобы свалить отсюда. Хочу уехать в Нью-Йорк, найти издателя для книги. А Вы-то что, между прочим, дергаетесь? У Вас все O.K., вы скоро не будете желать, чтобы мир изменился, будете желать, чтобы он застыл. Вы уже писатель, автор известной книги, выпустите еще пару книг и поймете, что мир уже Ваш...
- Хэй, - сказал я, - что это вы меня таким несложным представляете. Писателем хорошо, конечно, жить, но я бы себе и другую судьбу хотел. Мне бы, может, интереснее ощущение разведки испытать, двух моих пленных привести...
- Романтизм в Вас еще играет. Хотите, поменяемся судьбами?
- Поменяем лучше местоположение, пойдемте отсюда, а? Видите, солнце уже из одних окон в другие переместилось, а мы все сидим...
Мы покинули ресторан "Желтая Подлодка".
- А я, между прочим, книгу написал, сильнее вашей, - сказал мне Львовский, когда мы прощались у барака, замешанного в историю отказа испанцев от Калифорнии. Львовский взглянул на меня иронически и заносчиво.
- Дай Вам Бог, - сказал я.
В нас дунуло жарким ветром, песком, и мы разошлись. Бывшие друзья. Он стал взбираться в гору к шпионской школе, я оправился к дороге, ведущей в соседний городок, где я жил в квартире инструктора 1-й категории Джулии Свэнсон. Я быстро шагал вдоль Монтерейского залива и думал о планете, о полковнике, о бывшем друге Львовском.
Проанализировав вышеупомянутые элементы во взаимодействии, вставляя ключ в замок Джулии Свэнсон, я пришел к выводу, что, как обычно, на земле творится черт знает что... Хотя вроде бы все тихо...
Вскоре я сбежал от Джули Свэнсон. Вернулся в Париж, Франция. И состоялись годы. То есть они прошли. Пройдя, они сделали ясными несколько судеб, поставили, где надо, точку, или многоточия.
Инструктор 1-й категории вышла замуж за коллегу-преподавателя. Американца. Несчастливо попала в железные руки маленького человека, и тот, от нечего делать, подавил ее.
Львовский - информацию о нем совершенно неожиданно принесла мне толстая бельгийская анархистка - живет в Нью-Йорке, в квартире, данной ему "городом".
Книга Львовского, увы, не выбилась на большой рынок, изданная лишь по-русски за авторский счет, она принесла ему две сотни врагов на берегах Монтерейского залива. Живя в квартире, данной "городом", Львовский, как всегда, непоследовательный, сотрудничает под псевдонимом в газете "Голос Родины" (имеется в виду советская Родина).
Полковник Брэкфорд умер, вынимая тунца из океана. Инфаркт поразил его на рыбной ловле, на палубе катера. Начальником школы стал майор Кук. Несмотря на сближение между Соединенными Штатами и СССР, количество преподавателей русского увеличилось в школе до 300 человек. Для поддержания здоровья такого большого государства, как Соединенные Штаты, ему нужен большой враг. Идеям полковника Брэкфорда еще не пришло время.