— Когда это было… — вздохнула Хиллари.
— Тяга друг к другу осталась. Будто сама сейчас не почувствовала. И я почувствовал.
— Тяга еще не причина, чтобы жениться.
— Причина не хуже другой, — возразил он, вставая с той изящной экономностью движений, которая и прежде всегда его отличала.
— А о том, что женятся по любви, ты не слыхал? — парировала она и тоже встала. Не хотелось, чтобы его высокая могучая фигура нависала над ней.
— По любви? — Люк покачал головой. — Браки по любви редко бывают удачными.
— О да! Ты тут, полагаю, большой знаток.
— Не знаток, но знаю, на чем споткнулись другие. И поберегусь повторять их ошибки.
— Вот-вот. И я поберегусь от ошибки выйти за тебя замуж.
— Никакой тут не будет ошибки. Разреши, я тебе докажу…
И, схватив ее в охапку, поцеловал прежде, чем она успела набрать воздуху для решительного протеста.
При желании Люк двигался с необычайным проворством. При желании целовал так, как никто другой на свете. Он совсем по-особенному накрывал ее рот своим и щекотал языком уголки губ, касаясь их так нежно и настойчиво, что не было сил противиться.
Несмотря на годы врозь, не возникло и тени неловкости, и носами они не стукнулись, и не понадобилось приспосабливаться друг к другу, познавая заново. Напротив, его рот все крепче прижимался к ее губам, откровенно сладострастно и до ярости жадно. Их языки переплетались, сливаясь в сладостном единстве. Вихрь желания, такого сильного, что лишал рассудка, понес ее за собой.
Все ее чувства, столь давно не воспринимавшие его тепла, прикосновений, запаха, всего того, что когда-то было любимым ею человеком, пришли в смятение. Она не могла разобраться в своих ощущениях. Они путались, перемешивались, сотрясая все ее существо, и она покорно отдавалась переполнявшему ее наслаждению.
Они с Люком подходили друг к другу, как перчатка к руке, как две половинки яблока, словно природа изначально задумала соединить их. Фигура его была как раз впору, чтобы ее груди уютно улеглись в колыбели его объятий, а бедра — меж его чресел. Никогда еще она так остро не нуждалась в нем, никогда еще не желала его так сильно.
Но все же чувство самосохранения не совсем дремало в ней, худо-бедно, но ей удалось стряхнуть с себя опасное наваждение. Нет! Она не пойдет на это снова! Сейчас ей хорошо, зато потом придется горько расплачиваться. Вспомни, как он поступил с тобой. Не теряй голову, блаженство имеет свойство молниеносно улетучиваться, как, впрочем, и сам Люк.
Она прислушалась к призывам разума. В прошлом Хиллари всегда размякала в его объятиях. Но не на этот раз. На этот раз она собралась с силам и оттолкнула его.
Легкость, с какой ей это удалось, означала, что он не ожидал отпора с ее стороны. Ее такая самоуверенность еще больше взбесила.
— Если ты думаешь, что можешь подобрать меня там же, где бросил, когда сбежал погулять по азиям-африкам, то ошибаешься! — Для большего эффекта она в ярости забарабанила кулаками по его груди. — Я уже не та слепая, преданная тебе девчонка, какой была тогда. У меня свой путь, своя жизнь, и тебе в ней места не отведено. По твоей команде я замуж не выйду. Я тебе не игрушка. Не знаю, во что ты задумал поиграть, но на меня не рассчитывай. Я за тебя не пойду. Никогда.
— Никогда не говори «никогда», — успел сказать ей вдогонку Люк; повернувшись, она пулей вылетела из бытовки, чуть не сбив с ног поднимавшегося по лесенке мужчину.
Люк широко улыбнулся, встретив вопросительный взгляд своего прораба, Эйба Вашингтона.
— С ума по мне сходит девчонка! — бросил он.
— Оно и видно, — иронически подтвердил Эйб с бесцеремонностью человека, знающего Люка не один год. — Кто такая?
— Моя будущая жена. Я женюсь на ней.
— И это ты ей как раз сообщил?
Люк кивнул.
— То-то она рванула отсюда, — покачал головой Эйб, — будто ей пятки салом смазали.
— Ладно, Эйб, ближе к сути. Есть способ выкрутиться, — сказал Люк. — Помнишь, утром мне позвонил тот чудак шотландец? Инвестор.
— Тот самый, который заявил, что вкладывает деньги только в дела, которые затевают женатые мужчины? Женатые, мол, надежнее. О нем речь?
— Вот-вот. Об Энгусе Робертсоне. Он для нас последний шанс спасти проект. Без него на муниципальном приюте для престарелых можно будет ставить крест.
— Да-а. Надо же, чтобы Кули разорился и взвалил все дело на тебя одного, — посочувствовал Эйб. — И это при том, что для тебя этот приют стал уже, по-моему, вопросом жизни и смерти.
— Он многое изменит, Эйб, — сказал Люк. — И не столько в делах нашей фирмы, сколько в жизни стариков в нашем городе. Должны же они иметь крышу над головой! А нынче, когда все помешались на строительстве вилл и мотелей, о тех, для кого жилье необходимее всего, никто не заботится. Наш проект — исключительное явление во всех смыслах. — Люк достал и развернул на столе набор синек, которые всегда держал под рукой. — Взгляни, до чего толково сработал архитектор. Все предусмотрел, что пожилым людям надо: магазин, ресторан, больница, даже химчистка, — все уместил.
— Знаю, знаю, — сдержанно обронил Эйб. — Ты показываешь мне эти синьки по меньшей мере раз в день.
— Верно. Только вот ума не приложу, как нам это вытянуть теперь, когда Кули вышел из дела.
— Ты же говоришь, что нашел способ, как выкрутиться. . — Вроде бы.
— И какой?
— Я женюсь на Хиллари. Вот и все.
— Вот так возьмешь и женишься?
— Ей брак со мной тоже на пользу. Тут, видишь ли, еще и запутанная семейная история.
— Такое мне знакомо, — сказал Эйб; он вышел из большого семейного клана.
— Мне тоже, — кивнул Люк. На самом деле беззаботная жизнь, которая с детства была уготована Люку, не шла ни в какое сравнение с дискриминацией, испытанной Эйбом на расистском Юге. Они познакомились на строительстве в далекой Азии. Люку сразу понравился этот черный великан с грубоватой внешностью и золотым сердцем. Он очень обрадовался, когда Эйб согласился занять в его фирме должность прораба. Конечно, лет через пять-десять Эйб заведет собственное дело. Но пока Люк был рад иметь его в своем и числить среди немногих друзей.
— Так что насчет этой красотки? — поинтересовался Эйб.
— Она — ключ к решению всех моих проблем, — заявил Люк.
— Ну, проблемы-то, скорей всего, временные. Почему бы тебе не договориться с ней и не нанять на роль жены недельки этак на две, пока тот чудила не поставит, где положено, подпись и не уберется в родную Шотландию?
— Не пройдет, — вздохнул Люк. К тому же в его планы вовсе не входило, чтобы Хиллари только сыграла роль жены. Он хотел, чтобы она была его женой. Настоящей.
В глубине души он всегда надеялся заполучить ее. Даже после того, как четыре года назад они разошлись, он все еще верил, что так или иначе вернет ее обратно. Вот только запустит свое дело на полный ход, а там снова можно будет всерьез заняться Хиллари.
Но получилось так, что она сама к нему пришла. Словно само Провидение привело Хиллари к его двери, и как раз в тот момент, когда она была ему позарез нужна.
— Ты ведь не сказал ей, по какой причине тебе приспичило жениться? — спросил Эйб.
— Само собой, нет, — отозвался Люк. — За кого ты меня принимаешь?
— Так что же ты сказал ей?
— Сказал — нам надо пожениться.
— А о том, что тебе нужна жена из деловых соображений, промолчал?
— Естественно, промолчал. — Никакого смущения по этому поводу Люк не испытывал. Вот еще. — Видишь ли, Эйб, у нас это с Хиллари давно тянется. А раз обстоятельства так складываются… получается, это наилучший шаг из всех возможных. Видишь ли, чувства, которые мы питали друг к другу раньше, совсем не остыли.
— Выходит, твое дело в шляпе.
— Угу, в шляпе, — согласился Люк. — Остается мелочь — уговорить Хиллари.
Несколько дней спустя после визита к Люку Хиллари все еще была в возбуждении. Нет, взбудоражили ее не сам визит и не та безобразная форма, в которой Люк предложил, вернее, приказал выйти за него замуж — и это после четырех лет молчания и забвения с его стороны! Все это, конечно, было черт знает что! Но больше всего терзал ее и не давал покоя… его поцелуй.
Она злилась на Люка за то, что он посмел поцеловать ее, а на себя за то, что ответила на поцелуй. А тут еще беспокоило здоровье отца, на котором дурно сказывалась эта несуразная вражда. Он неважно выглядел и легко раздражался, чего с ним прежде никогда не бывало. Она слышала, как он в сердцах отчитывал по телефону кого-то из своих бывших клиентов, обвиняя в предательстве за то, что тот перешел к его врагу Шону Маккалистеру.
Необходимо что-то предпринять. Может, Люк уже пришел в норму. Может, поцелуй и это командирское «выходи за меня замуж» просто способ заполучить ее обратно? Но зачем? Он ведь сам порвал с ней. Что до нее, то в их разрыве она считала себя пострадавшей стороной.
Но что бы там ни было у него на уме, может, теперь, когда он знает, как она относится ;к его предложению, у него хватит здравомыслия обсудить с нею другие возможности.
Пожалуй, имеет смысл потолковать. Она даст Люку еще один шанс. Но на этот раз не пойдет к нему, а позвонит. И она позвонила.
— Хиллари? Привет. Звонишь, чтобы сказать, что согласна? — осведомился Люк.
— Звоню, чтобы выяснить, пришел ли ты в норму, — кисло ответила она.
— Я в полной норме. А как твой папаша?
— Папа очень меня беспокоит.
— Ай-ай-ай! Так ведь дело за тобой. Я предложил тебе способ, как прекратить эту вражду. Тебе решать. Только смотри не ошибись. Правильное решение — выйти за меня замуж.
От этого непререкаемого тона она взорвалась.
— Тебе, видно, наплевать, что я не хочу выходить за тебя? Неужели это неясно?
— А я говорю — хочешь. Ты хочешь меня, Хиллари. А я хочу тебя.
— А что, если я жду от отношений с мужчиной чего-то большего, чем просто физической близости?
— Мало ли чего ты ждешь. Так и заждаться можно.
— Вот и я так считаю. Тебе придется долго меня ждать, Люк. Всю жизнь. — И она бросила трубку.
Люк на другом конце провода даже вздрогнул. Ничего, именно такую ему и надо.
— Ну что, приятель? Чем тебя порадовала твоя будущая, половина? — широко ухмыльнулся Эйб; слышавший все реплики Люка. — Убедил ты сказать «да»?
— Все путем. Вопрос времени, — отозвался Люк опуская трубку на рычаг.
Ухмылка сошла с лица Эйба, он озабоченно хмурился:
— У тебя его в запасе всего ничего. Времени, имею в виду. Учти: Энгус Робертсон появится в Ноксвилле к концу следующей недели, самое позднее — через две.
— Можешь спать спокойно. Хиллари станет моей женой, — твердо заявил Люк. — И задолго до того, как сюда пожалует Робертсон. Все будет в порядке, не сомневайся.
Хиллари была рада, что дала себе передышку, прежде чем приступить к новой работе: ей предстояло занять должность юрисконсульта в общественном Комитете по защите прав потребителей. Не то чтобы новые обязанности не вызывали у нее восторга. Напротив. Работа в комитете открывала перед ней приятную возможность приносить жителям родного Ноксвилла пользу.
Но о какой пользе могла идти речь в том состоянии смятения и растерянности, в котором она находилась последние дни? Даже сейчас, в разгар праздничного вечера, который отец устроил по случаю ее возвращения домой, она по-прежнему думала только о Люке. Вчерашний разговор по телефону никак не содействовал тому, чтобы изгнать его из мыслей. Как раз наоборот. Она все время думала только о нем и о его возмутительном ультиматуме, и чем дальше, тем больше.
— Вот ты где, — окликнул дочь Чарлз Грант, разыскав ее наконец на террасе. — Все спрашивают, куда ты делась. Ты ведь как-никак почетный гость.
— Извини, папочка. Я просто вышла глотнуть свежего воздуха.
Хиллари смотрела на отца с щемящим сердцем — она и гордилась им, и страшилась за него. Несмотря на всю свою импозантную внешность, Чарлз Грант после развода так и не женился вторично. Поэтому Хиллари до сих пор считала, что отвечает за него. Дочернее чувство ответственности в ней всегда было развито, даже сверх меры, а сейчас, когда ему перевалило за шестьдесят, еще усилилось.
— Ты что-то бледен, папочка, — сказала она. — Ты хорошо себя чувствуешь?
— Превосходно. Особенно теперь, когда моя детка снова со мной. — Он потрепал ее по плечу. — А когда мне удастся разделаться с этой нечистью, Шоном Маккалистером, буду совсем счастлив. Знаешь, что он на днях выкинул? Переманил еще одного из моих клиентов. Пятого за этот год. Я уже почти закончил дело о покупке участка, и тут он выхватил его прямо из моих рук. Но ничего, ничего, я с ним расквитаюсь. Дай только срок, увидишь, какой я придумал ход, этот пакостник у меня еще…
Видя, в какое возбуждение пришел отец, Хиллари поспешила прервать его монолог:
— Твоей язве это вряд ли на пользу, папочка. Поговорим лучше о чем-нибудь другом. — И, заметив гримасу боли, исказившую его лицо, всполошилась: — Что с тобой?
— Ерунда. Кольнуло немного.
— Присядь, ну пожалуйста… Вот сюда, — и она бережно подвела его к одному из черных металлических стульев, окаймлявших террасу. — Я пойду в дом — вызову доктора Бейли.
Десять минут спустя Хиллари, волнуясь, наблюдала, как доктор Бейли, измерив отцу давление, скатывает манжетку с его руки. Они расположились в уставленном книгами кабинете, где отец прятал сигары, курить которые ему уже давно было запрещено.
Доктор отвел Хиллари в сторону, предоставив своему пациенту с ворчанием застегивать на рукавах пуговицы.
— Как он? — обеспокоенно спросила Хиллари.
— Неважно. Давление повышенное. И язва, несмотря на все мои назначения, постоянно дает себя знать. Признаться, он очень меня беспокоит.
— Меня тоже.
— Эта нелепая вражда, которой он поглощен, несомненно, мешает выздоровлению. Ей необходимо положить конец, категорически заключил доктор Бейли.
— И будет положен, — ответила Хиллари: она знала, что ей делать. — Не сомневайтесь, будет.
Только после полуночи все гости разошлись, и Хиллари проследила, чтобы отец сразу же улегся спать. Ей очень хотелось выпить чего-нибудь крепкого. Но для того, что ей предстояло, нужна была ясная голова. Телефон в ее спальне не прослушивался — отдельная линия. Сняв трубку, она позвонила в справочную и попросила домашний номер Люка.
Набрала этот номер. Зуммер. Второй. Третий.
— Алло, — сказал Люк.
— Вот что, — объявила Хиллари. — Я выхожу за тебя.
Глава третья
— Тяга друг к другу осталась. Будто сама сейчас не почувствовала. И я почувствовал.
— Тяга еще не причина, чтобы жениться.
— Причина не хуже другой, — возразил он, вставая с той изящной экономностью движений, которая и прежде всегда его отличала.
— А о том, что женятся по любви, ты не слыхал? — парировала она и тоже встала. Не хотелось, чтобы его высокая могучая фигура нависала над ней.
— По любви? — Люк покачал головой. — Браки по любви редко бывают удачными.
— О да! Ты тут, полагаю, большой знаток.
— Не знаток, но знаю, на чем споткнулись другие. И поберегусь повторять их ошибки.
— Вот-вот. И я поберегусь от ошибки выйти за тебя замуж.
— Никакой тут не будет ошибки. Разреши, я тебе докажу…
И, схватив ее в охапку, поцеловал прежде, чем она успела набрать воздуху для решительного протеста.
При желании Люк двигался с необычайным проворством. При желании целовал так, как никто другой на свете. Он совсем по-особенному накрывал ее рот своим и щекотал языком уголки губ, касаясь их так нежно и настойчиво, что не было сил противиться.
Несмотря на годы врозь, не возникло и тени неловкости, и носами они не стукнулись, и не понадобилось приспосабливаться друг к другу, познавая заново. Напротив, его рот все крепче прижимался к ее губам, откровенно сладострастно и до ярости жадно. Их языки переплетались, сливаясь в сладостном единстве. Вихрь желания, такого сильного, что лишал рассудка, понес ее за собой.
Все ее чувства, столь давно не воспринимавшие его тепла, прикосновений, запаха, всего того, что когда-то было любимым ею человеком, пришли в смятение. Она не могла разобраться в своих ощущениях. Они путались, перемешивались, сотрясая все ее существо, и она покорно отдавалась переполнявшему ее наслаждению.
Они с Люком подходили друг к другу, как перчатка к руке, как две половинки яблока, словно природа изначально задумала соединить их. Фигура его была как раз впору, чтобы ее груди уютно улеглись в колыбели его объятий, а бедра — меж его чресел. Никогда еще она так остро не нуждалась в нем, никогда еще не желала его так сильно.
Но все же чувство самосохранения не совсем дремало в ней, худо-бедно, но ей удалось стряхнуть с себя опасное наваждение. Нет! Она не пойдет на это снова! Сейчас ей хорошо, зато потом придется горько расплачиваться. Вспомни, как он поступил с тобой. Не теряй голову, блаженство имеет свойство молниеносно улетучиваться, как, впрочем, и сам Люк.
Она прислушалась к призывам разума. В прошлом Хиллари всегда размякала в его объятиях. Но не на этот раз. На этот раз она собралась с силам и оттолкнула его.
Легкость, с какой ей это удалось, означала, что он не ожидал отпора с ее стороны. Ее такая самоуверенность еще больше взбесила.
— Если ты думаешь, что можешь подобрать меня там же, где бросил, когда сбежал погулять по азиям-африкам, то ошибаешься! — Для большего эффекта она в ярости забарабанила кулаками по его груди. — Я уже не та слепая, преданная тебе девчонка, какой была тогда. У меня свой путь, своя жизнь, и тебе в ней места не отведено. По твоей команде я замуж не выйду. Я тебе не игрушка. Не знаю, во что ты задумал поиграть, но на меня не рассчитывай. Я за тебя не пойду. Никогда.
— Никогда не говори «никогда», — успел сказать ей вдогонку Люк; повернувшись, она пулей вылетела из бытовки, чуть не сбив с ног поднимавшегося по лесенке мужчину.
Люк широко улыбнулся, встретив вопросительный взгляд своего прораба, Эйба Вашингтона.
— С ума по мне сходит девчонка! — бросил он.
— Оно и видно, — иронически подтвердил Эйб с бесцеремонностью человека, знающего Люка не один год. — Кто такая?
— Моя будущая жена. Я женюсь на ней.
— И это ты ей как раз сообщил?
Люк кивнул.
— То-то она рванула отсюда, — покачал головой Эйб, — будто ей пятки салом смазали.
— Ладно, Эйб, ближе к сути. Есть способ выкрутиться, — сказал Люк. — Помнишь, утром мне позвонил тот чудак шотландец? Инвестор.
— Тот самый, который заявил, что вкладывает деньги только в дела, которые затевают женатые мужчины? Женатые, мол, надежнее. О нем речь?
— Вот-вот. Об Энгусе Робертсоне. Он для нас последний шанс спасти проект. Без него на муниципальном приюте для престарелых можно будет ставить крест.
— Да-а. Надо же, чтобы Кули разорился и взвалил все дело на тебя одного, — посочувствовал Эйб. — И это при том, что для тебя этот приют стал уже, по-моему, вопросом жизни и смерти.
— Он многое изменит, Эйб, — сказал Люк. — И не столько в делах нашей фирмы, сколько в жизни стариков в нашем городе. Должны же они иметь крышу над головой! А нынче, когда все помешались на строительстве вилл и мотелей, о тех, для кого жилье необходимее всего, никто не заботится. Наш проект — исключительное явление во всех смыслах. — Люк достал и развернул на столе набор синек, которые всегда держал под рукой. — Взгляни, до чего толково сработал архитектор. Все предусмотрел, что пожилым людям надо: магазин, ресторан, больница, даже химчистка, — все уместил.
— Знаю, знаю, — сдержанно обронил Эйб. — Ты показываешь мне эти синьки по меньшей мере раз в день.
— Верно. Только вот ума не приложу, как нам это вытянуть теперь, когда Кули вышел из дела.
— Ты же говоришь, что нашел способ, как выкрутиться. . — Вроде бы.
— И какой?
— Я женюсь на Хиллари. Вот и все.
— Вот так возьмешь и женишься?
— Ей брак со мной тоже на пользу. Тут, видишь ли, еще и запутанная семейная история.
— Такое мне знакомо, — сказал Эйб; он вышел из большого семейного клана.
— Мне тоже, — кивнул Люк. На самом деле беззаботная жизнь, которая с детства была уготована Люку, не шла ни в какое сравнение с дискриминацией, испытанной Эйбом на расистском Юге. Они познакомились на строительстве в далекой Азии. Люку сразу понравился этот черный великан с грубоватой внешностью и золотым сердцем. Он очень обрадовался, когда Эйб согласился занять в его фирме должность прораба. Конечно, лет через пять-десять Эйб заведет собственное дело. Но пока Люк был рад иметь его в своем и числить среди немногих друзей.
— Так что насчет этой красотки? — поинтересовался Эйб.
— Она — ключ к решению всех моих проблем, — заявил Люк.
— Ну, проблемы-то, скорей всего, временные. Почему бы тебе не договориться с ней и не нанять на роль жены недельки этак на две, пока тот чудила не поставит, где положено, подпись и не уберется в родную Шотландию?
— Не пройдет, — вздохнул Люк. К тому же в его планы вовсе не входило, чтобы Хиллари только сыграла роль жены. Он хотел, чтобы она была его женой. Настоящей.
В глубине души он всегда надеялся заполучить ее. Даже после того, как четыре года назад они разошлись, он все еще верил, что так или иначе вернет ее обратно. Вот только запустит свое дело на полный ход, а там снова можно будет всерьез заняться Хиллари.
Но получилось так, что она сама к нему пришла. Словно само Провидение привело Хиллари к его двери, и как раз в тот момент, когда она была ему позарез нужна.
— Ты ведь не сказал ей, по какой причине тебе приспичило жениться? — спросил Эйб.
— Само собой, нет, — отозвался Люк. — За кого ты меня принимаешь?
— Так что же ты сказал ей?
— Сказал — нам надо пожениться.
— А о том, что тебе нужна жена из деловых соображений, промолчал?
— Естественно, промолчал. — Никакого смущения по этому поводу Люк не испытывал. Вот еще. — Видишь ли, Эйб, у нас это с Хиллари давно тянется. А раз обстоятельства так складываются… получается, это наилучший шаг из всех возможных. Видишь ли, чувства, которые мы питали друг к другу раньше, совсем не остыли.
— Выходит, твое дело в шляпе.
— Угу, в шляпе, — согласился Люк. — Остается мелочь — уговорить Хиллари.
Несколько дней спустя после визита к Люку Хиллари все еще была в возбуждении. Нет, взбудоражили ее не сам визит и не та безобразная форма, в которой Люк предложил, вернее, приказал выйти за него замуж — и это после четырех лет молчания и забвения с его стороны! Все это, конечно, было черт знает что! Но больше всего терзал ее и не давал покоя… его поцелуй.
Она злилась на Люка за то, что он посмел поцеловать ее, а на себя за то, что ответила на поцелуй. А тут еще беспокоило здоровье отца, на котором дурно сказывалась эта несуразная вражда. Он неважно выглядел и легко раздражался, чего с ним прежде никогда не бывало. Она слышала, как он в сердцах отчитывал по телефону кого-то из своих бывших клиентов, обвиняя в предательстве за то, что тот перешел к его врагу Шону Маккалистеру.
Необходимо что-то предпринять. Может, Люк уже пришел в норму. Может, поцелуй и это командирское «выходи за меня замуж» просто способ заполучить ее обратно? Но зачем? Он ведь сам порвал с ней. Что до нее, то в их разрыве она считала себя пострадавшей стороной.
Но что бы там ни было у него на уме, может, теперь, когда он знает, как она относится ;к его предложению, у него хватит здравомыслия обсудить с нею другие возможности.
Пожалуй, имеет смысл потолковать. Она даст Люку еще один шанс. Но на этот раз не пойдет к нему, а позвонит. И она позвонила.
— Хиллари? Привет. Звонишь, чтобы сказать, что согласна? — осведомился Люк.
— Звоню, чтобы выяснить, пришел ли ты в норму, — кисло ответила она.
— Я в полной норме. А как твой папаша?
— Папа очень меня беспокоит.
— Ай-ай-ай! Так ведь дело за тобой. Я предложил тебе способ, как прекратить эту вражду. Тебе решать. Только смотри не ошибись. Правильное решение — выйти за меня замуж.
От этого непререкаемого тона она взорвалась.
— Тебе, видно, наплевать, что я не хочу выходить за тебя? Неужели это неясно?
— А я говорю — хочешь. Ты хочешь меня, Хиллари. А я хочу тебя.
— А что, если я жду от отношений с мужчиной чего-то большего, чем просто физической близости?
— Мало ли чего ты ждешь. Так и заждаться можно.
— Вот и я так считаю. Тебе придется долго меня ждать, Люк. Всю жизнь. — И она бросила трубку.
Люк на другом конце провода даже вздрогнул. Ничего, именно такую ему и надо.
— Ну что, приятель? Чем тебя порадовала твоя будущая, половина? — широко ухмыльнулся Эйб; слышавший все реплики Люка. — Убедил ты сказать «да»?
— Все путем. Вопрос времени, — отозвался Люк опуская трубку на рычаг.
Ухмылка сошла с лица Эйба, он озабоченно хмурился:
— У тебя его в запасе всего ничего. Времени, имею в виду. Учти: Энгус Робертсон появится в Ноксвилле к концу следующей недели, самое позднее — через две.
— Можешь спать спокойно. Хиллари станет моей женой, — твердо заявил Люк. — И задолго до того, как сюда пожалует Робертсон. Все будет в порядке, не сомневайся.
Хиллари была рада, что дала себе передышку, прежде чем приступить к новой работе: ей предстояло занять должность юрисконсульта в общественном Комитете по защите прав потребителей. Не то чтобы новые обязанности не вызывали у нее восторга. Напротив. Работа в комитете открывала перед ней приятную возможность приносить жителям родного Ноксвилла пользу.
Но о какой пользе могла идти речь в том состоянии смятения и растерянности, в котором она находилась последние дни? Даже сейчас, в разгар праздничного вечера, который отец устроил по случаю ее возвращения домой, она по-прежнему думала только о Люке. Вчерашний разговор по телефону никак не содействовал тому, чтобы изгнать его из мыслей. Как раз наоборот. Она все время думала только о нем и о его возмутительном ультиматуме, и чем дальше, тем больше.
— Вот ты где, — окликнул дочь Чарлз Грант, разыскав ее наконец на террасе. — Все спрашивают, куда ты делась. Ты ведь как-никак почетный гость.
— Извини, папочка. Я просто вышла глотнуть свежего воздуха.
Хиллари смотрела на отца с щемящим сердцем — она и гордилась им, и страшилась за него. Несмотря на всю свою импозантную внешность, Чарлз Грант после развода так и не женился вторично. Поэтому Хиллари до сих пор считала, что отвечает за него. Дочернее чувство ответственности в ней всегда было развито, даже сверх меры, а сейчас, когда ему перевалило за шестьдесят, еще усилилось.
— Ты что-то бледен, папочка, — сказала она. — Ты хорошо себя чувствуешь?
— Превосходно. Особенно теперь, когда моя детка снова со мной. — Он потрепал ее по плечу. — А когда мне удастся разделаться с этой нечистью, Шоном Маккалистером, буду совсем счастлив. Знаешь, что он на днях выкинул? Переманил еще одного из моих клиентов. Пятого за этот год. Я уже почти закончил дело о покупке участка, и тут он выхватил его прямо из моих рук. Но ничего, ничего, я с ним расквитаюсь. Дай только срок, увидишь, какой я придумал ход, этот пакостник у меня еще…
Видя, в какое возбуждение пришел отец, Хиллари поспешила прервать его монолог:
— Твоей язве это вряд ли на пользу, папочка. Поговорим лучше о чем-нибудь другом. — И, заметив гримасу боли, исказившую его лицо, всполошилась: — Что с тобой?
— Ерунда. Кольнуло немного.
— Присядь, ну пожалуйста… Вот сюда, — и она бережно подвела его к одному из черных металлических стульев, окаймлявших террасу. — Я пойду в дом — вызову доктора Бейли.
Десять минут спустя Хиллари, волнуясь, наблюдала, как доктор Бейли, измерив отцу давление, скатывает манжетку с его руки. Они расположились в уставленном книгами кабинете, где отец прятал сигары, курить которые ему уже давно было запрещено.
Доктор отвел Хиллари в сторону, предоставив своему пациенту с ворчанием застегивать на рукавах пуговицы.
— Как он? — обеспокоенно спросила Хиллари.
— Неважно. Давление повышенное. И язва, несмотря на все мои назначения, постоянно дает себя знать. Признаться, он очень меня беспокоит.
— Меня тоже.
— Эта нелепая вражда, которой он поглощен, несомненно, мешает выздоровлению. Ей необходимо положить конец, категорически заключил доктор Бейли.
— И будет положен, — ответила Хиллари: она знала, что ей делать. — Не сомневайтесь, будет.
Только после полуночи все гости разошлись, и Хиллари проследила, чтобы отец сразу же улегся спать. Ей очень хотелось выпить чего-нибудь крепкого. Но для того, что ей предстояло, нужна была ясная голова. Телефон в ее спальне не прослушивался — отдельная линия. Сняв трубку, она позвонила в справочную и попросила домашний номер Люка.
Набрала этот номер. Зуммер. Второй. Третий.
— Алло, — сказал Люк.
— Вот что, — объявила Хиллари. — Я выхожу за тебя.
Глава третья
— Не слышу радости в голосе. С чего такой похоронный тон? — насмешливо буркнул Люк.
— Какая уж радость — выходить замуж по приказу.
— Стерпится — слюбится, — хохотнул он.
— Вряд ли.
— Ну-ну, незачем так переживать.
— Я же сказала: я выхожу за тебя. Чего ты еще хочешь?
Люк много чего еще хотел — например, чтобы сейчас она была в постели рядом, чтобы ее руки ласкали его тело, а губы осыпали жаркими поцелуями. Теперь уже скоро. Уже недолго ждать.
— Нам нужно поговорить, — сказала она.
— Валяй, — ответил он, подавляя зевок. Такая индифферентность с его стороны совсем разозлила ее.
— Прошу прощения, мне казалось, мы о важных вещах говорим.
— О важных. Только выспаться — тоже важно, — сказал он. — Я лишь час назад лег, а. через четыре часа мне надо быть на стройке. Так что желательно хоть немного поспать.
Хиллари почувствовала себя виноватой. Она совсем упустила из виду, что Люку, возможно, приходится вставать чуть свет.
— В таком случае отложим разговор на завтра.
— Идет. Только не вздумай идти на попятный, — предостерег Люк.
— А что?
— А то, что я доберусь до тебя, и все равно будет по-моему.
— Посмотрим.
— Что посмотрим?
— Посмотрим, говорю, насчет завтра.
— И смотреть нечего. Завтра займемся этим делом вплотную.
Тон, которым были сказаны последние слова, был таким двусмысленным и нетерпеливым, словно у Люка уже не было сил ждать.
— Да, конечно, — подтвердила Хиллари, делая вид, что не поняла намека. — Лучше все утрясти с глазу на глаз. Согласна.
— Вот и хорошо, что мы с тобой согласны. — (Она представила себе довольную улыбку, расплывшуюся на его сонном лице.) — Жду тебя в бытовке где-нибудь в полдень. И, Хиллари…
— Что — Хиллари?
— Перестань дергаться, — сказал он. — Все устроится наилучшим образом. Вот увидишь.
— Ты уверен, что наш план удастся? — спросила Хиллари, встретившись на другой день с Люком в бытовке.
— Положись на меня.
— Легко сказать, труднее сделать.
— А ты попробуй.
— Прежде чем пробовать, хотелось бы кое-что уточнить. Ведь на брак с тобой я иду ради отца. Его здоровье такой нервотрепки просто не выдержит.
— Ты поступаешь совершенно правильно, — одобрил ее Люк.
— Надеюсь, что так. — В голосе у нее прозвучало сомнение.
— Слишком ты принимаешь все близко к сердцу.
— Зато ты нисколько.
— Вот и хорошо. Значит; это установит между нами полное равновесие.
Скорее уж высечет искры, подумала она. Да и взаимную тягу тоже не следует сбрасывать со счетов. Вот потому-то лишняя предусмотрительность не помешает. Ей нельзя терять головы. Надо быть начеку.
— Я принесла тебе на подпись один документ — брачный контракт. По-моему, будет разумным и полезным для нас обоих оговорить условия, на которых мы вступаем в брак. Не помешает защитить собственность, которой каждый из нас владеет, и так далее. Вот, например, этот параграф, — она ткнула пальцем, — предусматривает, что я не могу предъявлять права на твою фирму. А вот этот, — она указала на другой подпункт, — защищает мои акции, полученные в наследство от бабушки.
— Не из-за твоих денег я на тебе женюсь, — почти прорычал Люк, хватая перо и ставя подпись над нанесенной точками строкой.
— Я тоже выхожу за тебя замуж не потому, что ты владеешь фирмой, — спокойно констатировала Хиллари и, достав собственную ручку, расписалась на обоих экземплярах строкой ниже.
— Вот и порядок. — Люк сунул свой экземпляр контракта в открытый кейс и, захлопнув его, повернул в замке ключ. — Раз с этой стороной покончено…
— Почему ты все время смотришь на часы? — раздраженно перебила Хиллари. — Я тебя задерживаю? Тебя ждут в другом месте?
— Откровенно говоря, да. — Он схватил ее за руку. — И тебя тоже.
— Меня? Да погоди секунду! — попыталась вырваться Хиллари. Нет, Люк невозможен, ему бы только командовать. — Куда ты меня тащишь?
Но он уже увлекал ее за собой вниз по лесенке к своей машине — видавшему виды синему пикапу
— Для начала — в мэрию, — заявил он, открывая ей дверцу
— В мэрию? За каким чертом?
— За разрешением венчаться. А оттуда двинем в Гатлинбург.
Хотя этот курортный городок у подножья Смоки-Маунтинз находился всего в часе езды от Ноксвилла, Хиллари вытаращила на Люка глаза, словно он предлагал путешествие в Гималаи.
— У меня нет времени гонять в Гатлинбург! — воспротивилась она. — Через три дня мне надо приступить к работе, а до этого много чего переделать.
— Кто спорит? — Взяв дело в свои руки в буквальном смысле. Люк, приподняв за талию, усадил ее в машину. Но вместо того, чтобы тут же отпустить ее, пальцы его задержались там, где поясок узкой красной юбки стягивал шелк дымчатой блузы, а когда Хиллари чуть подалась вперед, скользнули вверх. Довольным взглядом он наблюдал, как у нее расширились глаза, когда она осознала, что стоит ему чуть-чуть переместить ладони, как груди ее окажутся у него в плену. — Тебе и впрямь надо переделать кучу дел. И одно из них — обвенчаться со мной.
Хиллари окаменела — то ли от его слов, то ли от прикосновения, трудно сказать.
— О чем ты говоришь?
— Не о чем, а о ком. О тебе и обо мне. — Его руки все еще лежали у нее под грудью, расслабляя своим теплом, пальцы вжимались в тело. — Мы едем венчаться. — Пальцы его скользнули вниз и улеглись на живот. — В Гатлинбурге. — Пальцы поднялись выше и почта коснулись, грудей. — Сегодня.
— Сегодня?! — Она оторвала от себя его нагло заигрывающие руки. — Ты что, шутишь?
Люк, ловко перемахнув через борт и усевшись за руль, с деланным возмущением парировал:
— Обижаешь! По-твоему, я похож на шута? Человек сделал тебе предложение…
— Предложение! — с негодованием фыркнула она.
— …а ты считаешь это шуткой. Я договорился о венчании в Гатлинбурге, и нам назначено прибыть туда сегодня днем в Капеллу небесного блаженства. Так что не волнуйся, за нос я тебя не вожу. Жаль было бы такого прелестного носика. — И, стрельнув в нее глазами, он скользнул взглядом ниже — сначала на разрез в блузке, затем на голые коленки — и прикрыл их рукой. — Да и всего остального тоже. Кажется, мне пора перейти от слов к делу, чтобы убедить тебя в серьезности моих намерений, Хиллари.
— Не трудись! — Хиллари непроизвольно отпрянула, спасаясь от чувственного взгляда его зеленых глаз. Она не впервые испытывала на себе его власть и хорошо знала, чем это чревато. Дверная ручка впилась ей в бок, и она разозлилась на себя за свою робость. Какого черта! Решительно отбросив его руку, она повторила: — Не трудись.
— Какой же это труд? Сплошное удовольствие — для меня. И для тебя тоже.
Она пропустила эту очередную дерзость мимо ушей и с недоверием спросила:
— Зачем вдруг такая спешка?
— А зачем ждать? — парировал Люк. — Или в твои планы входило справить грандиозную свадьбу?
— Никакая свадьба вообще не входила в мои планы.
— Вот потому мы и венчаемся тайком. Согласись, это так романтично!
Хиллари твердо знала, чем это обернется — романтично или неромантично. Ну что ж, она приняла все нужные меры. А раз так, пожалуй, нет причины откладывать.
— Пусть так. Поскорей покончим с этим кошмаром, — сказала она, а про себя подумала, что такое ей и в дурном сне не могло присниться — чтобы ее собственная свадьба оказалась для нее чем-то сродни вызову прачечной службы или посещению зубного врача — делом, с которым чем скорее покончишь, тем лучше.
Но ведь это не просто брак, а брак по расчету — чтобы утишить вражду, а не утешить сердца.
— От твоего энтузиазма меня аж в жар бросает, — сухо заметил Люк, заводя мотор. — Постараюсь, чтобы не ударило в голову.
А ведь опасения его были небеспочвенны. Каждый раз, когда он дарил ее своими косыми, двусмысленными взглядами, Хиллари хотелось стукнуть его по башке. Не слишком многообещающее начало для будущей совместной жизни.
— Не думаю, что так уж требуется ласкать твое самолюбие, оно у тебя нечувствительно.
— Зато естество у меня чувствительно, особенно на ласку, — вызывающе откликнулся он.
Неужели он и впрямь думает, что она так вот и бросится в его объятия? Потому что ответила на поцелуй и растаяла в его руках, когда впервые увидела после стольких лет? Каждый человек имеет право на минуту слабости. Зато потом он принимает меры, чтобы не оступиться вновь.
Именно это она и сделала. Документ, лежащий у нее в сумочке, давал ей определенные гарантии. Если ее план, употребляя это слово за неимением лучшего, не сработает, у нее наготове другие ходы. В игре с Люком она разыграет свою лучшую карту. Причем не вкладывая душу и сердце. Вот уж нет! Она поступила так однажды, а потом понадобились годы, чтобы прийти в себя. Что-что, а уж урок из прошлых ошибок она извлекла. Слабое утешение, но и то слава Богу.
В этот момент, однако, ее больше заботило будущее, чем прошлое.
— Тебе не кажется, что нам неплохо бы обсудить некоторые детали нашей будущей совместной жизни? Например, где мы будем жить? — поспешила она пустить разговор в наименее опасное русло, чтобы не позволить Люку перевести его на интимные стороны их отношений. — Я уже кое-что обдумала. По-моему, нам лучше всего поселиться с моим отцом. По крайней мере вначале.
Теперь настал черед Люка воскликнуть:
— Ты что, шутишь?
— Нисколько. Ты же знаешь, меня очень беспокоит его здоровье, — заявила Хиллари. — И по этой причине я никак не могу выехать так сразу, не подготовив и оставив его одного.
— Но рано или поздно тебе все равно придется уехать; или, может, ты собираешься навеки поселить нас у твоего папаши?
— К чему этот грошовый сарказм? — Хиллари бросила на Люка испепеляющий взгляд. — А где, по-твоему, мы будем жить? Ты, насколько я тебя знаю, снимаешь конуру, а не квартиру, потому что не желаешь тратиться на приличное жилье, раз приходишь туда только спать. Предпочитаешь вкладывать деньги в свой ненаглядный бизнес.
— Значит, поищем что-нибудь другое, — сказал он с досадой — насчет конуры она была права.
— А пока не найдем что-нибудь подходящее, поживем с моим отцом. Временно.
— Ты это уже обговорила с ним? — поинтересовался Люк.
— Разумеется, нет. Он ведь даже не знает, что мы решили пожениться, как же я могла говорить с ним о твоем переезде? Правда, я уверена, никаких проблем тут не возникнет. В таком огромном доме, как наш, места хватит.
Огромном доме. Люк его помнил. Когда их отцы были партнерами, Люк не раз посещал дом Грантов. Массивное кирпичное строение времен короля Георга громоздилось в одном из престижных районов Ноксвилла — Секвойя-Хиллз, и места там действительно хватало. Они не будут натыкаться на отца Хиллари. К тому же это ненадолго; Очень ненадолго.
— Папина спальня внизу. А наверху еще три спальни, — добавила Хиллари.
— И одну из них ты разделишь со мной, — поспешил вставить Люк на тот случай, если у нее были иные мысли на этот счет. — Надеюсь, ты не хочешь, чтобы твой отец заподозрил, что в нашем браке не все как положено?
— Какая уж радость — выходить замуж по приказу.
— Стерпится — слюбится, — хохотнул он.
— Вряд ли.
— Ну-ну, незачем так переживать.
— Я же сказала: я выхожу за тебя. Чего ты еще хочешь?
Люк много чего еще хотел — например, чтобы сейчас она была в постели рядом, чтобы ее руки ласкали его тело, а губы осыпали жаркими поцелуями. Теперь уже скоро. Уже недолго ждать.
— Нам нужно поговорить, — сказала она.
— Валяй, — ответил он, подавляя зевок. Такая индифферентность с его стороны совсем разозлила ее.
— Прошу прощения, мне казалось, мы о важных вещах говорим.
— О важных. Только выспаться — тоже важно, — сказал он. — Я лишь час назад лег, а. через четыре часа мне надо быть на стройке. Так что желательно хоть немного поспать.
Хиллари почувствовала себя виноватой. Она совсем упустила из виду, что Люку, возможно, приходится вставать чуть свет.
— В таком случае отложим разговор на завтра.
— Идет. Только не вздумай идти на попятный, — предостерег Люк.
— А что?
— А то, что я доберусь до тебя, и все равно будет по-моему.
— Посмотрим.
— Что посмотрим?
— Посмотрим, говорю, насчет завтра.
— И смотреть нечего. Завтра займемся этим делом вплотную.
Тон, которым были сказаны последние слова, был таким двусмысленным и нетерпеливым, словно у Люка уже не было сил ждать.
— Да, конечно, — подтвердила Хиллари, делая вид, что не поняла намека. — Лучше все утрясти с глазу на глаз. Согласна.
— Вот и хорошо, что мы с тобой согласны. — (Она представила себе довольную улыбку, расплывшуюся на его сонном лице.) — Жду тебя в бытовке где-нибудь в полдень. И, Хиллари…
— Что — Хиллари?
— Перестань дергаться, — сказал он. — Все устроится наилучшим образом. Вот увидишь.
— Ты уверен, что наш план удастся? — спросила Хиллари, встретившись на другой день с Люком в бытовке.
— Положись на меня.
— Легко сказать, труднее сделать.
— А ты попробуй.
— Прежде чем пробовать, хотелось бы кое-что уточнить. Ведь на брак с тобой я иду ради отца. Его здоровье такой нервотрепки просто не выдержит.
— Ты поступаешь совершенно правильно, — одобрил ее Люк.
— Надеюсь, что так. — В голосе у нее прозвучало сомнение.
— Слишком ты принимаешь все близко к сердцу.
— Зато ты нисколько.
— Вот и хорошо. Значит; это установит между нами полное равновесие.
Скорее уж высечет искры, подумала она. Да и взаимную тягу тоже не следует сбрасывать со счетов. Вот потому-то лишняя предусмотрительность не помешает. Ей нельзя терять головы. Надо быть начеку.
— Я принесла тебе на подпись один документ — брачный контракт. По-моему, будет разумным и полезным для нас обоих оговорить условия, на которых мы вступаем в брак. Не помешает защитить собственность, которой каждый из нас владеет, и так далее. Вот, например, этот параграф, — она ткнула пальцем, — предусматривает, что я не могу предъявлять права на твою фирму. А вот этот, — она указала на другой подпункт, — защищает мои акции, полученные в наследство от бабушки.
— Не из-за твоих денег я на тебе женюсь, — почти прорычал Люк, хватая перо и ставя подпись над нанесенной точками строкой.
— Я тоже выхожу за тебя замуж не потому, что ты владеешь фирмой, — спокойно констатировала Хиллари и, достав собственную ручку, расписалась на обоих экземплярах строкой ниже.
— Вот и порядок. — Люк сунул свой экземпляр контракта в открытый кейс и, захлопнув его, повернул в замке ключ. — Раз с этой стороной покончено…
— Почему ты все время смотришь на часы? — раздраженно перебила Хиллари. — Я тебя задерживаю? Тебя ждут в другом месте?
— Откровенно говоря, да. — Он схватил ее за руку. — И тебя тоже.
— Меня? Да погоди секунду! — попыталась вырваться Хиллари. Нет, Люк невозможен, ему бы только командовать. — Куда ты меня тащишь?
Но он уже увлекал ее за собой вниз по лесенке к своей машине — видавшему виды синему пикапу
— Для начала — в мэрию, — заявил он, открывая ей дверцу
— В мэрию? За каким чертом?
— За разрешением венчаться. А оттуда двинем в Гатлинбург.
Хотя этот курортный городок у подножья Смоки-Маунтинз находился всего в часе езды от Ноксвилла, Хиллари вытаращила на Люка глаза, словно он предлагал путешествие в Гималаи.
— У меня нет времени гонять в Гатлинбург! — воспротивилась она. — Через три дня мне надо приступить к работе, а до этого много чего переделать.
— Кто спорит? — Взяв дело в свои руки в буквальном смысле. Люк, приподняв за талию, усадил ее в машину. Но вместо того, чтобы тут же отпустить ее, пальцы его задержались там, где поясок узкой красной юбки стягивал шелк дымчатой блузы, а когда Хиллари чуть подалась вперед, скользнули вверх. Довольным взглядом он наблюдал, как у нее расширились глаза, когда она осознала, что стоит ему чуть-чуть переместить ладони, как груди ее окажутся у него в плену. — Тебе и впрямь надо переделать кучу дел. И одно из них — обвенчаться со мной.
Хиллари окаменела — то ли от его слов, то ли от прикосновения, трудно сказать.
— О чем ты говоришь?
— Не о чем, а о ком. О тебе и обо мне. — Его руки все еще лежали у нее под грудью, расслабляя своим теплом, пальцы вжимались в тело. — Мы едем венчаться. — Пальцы его скользнули вниз и улеглись на живот. — В Гатлинбурге. — Пальцы поднялись выше и почта коснулись, грудей. — Сегодня.
— Сегодня?! — Она оторвала от себя его нагло заигрывающие руки. — Ты что, шутишь?
Люк, ловко перемахнув через борт и усевшись за руль, с деланным возмущением парировал:
— Обижаешь! По-твоему, я похож на шута? Человек сделал тебе предложение…
— Предложение! — с негодованием фыркнула она.
— …а ты считаешь это шуткой. Я договорился о венчании в Гатлинбурге, и нам назначено прибыть туда сегодня днем в Капеллу небесного блаженства. Так что не волнуйся, за нос я тебя не вожу. Жаль было бы такого прелестного носика. — И, стрельнув в нее глазами, он скользнул взглядом ниже — сначала на разрез в блузке, затем на голые коленки — и прикрыл их рукой. — Да и всего остального тоже. Кажется, мне пора перейти от слов к делу, чтобы убедить тебя в серьезности моих намерений, Хиллари.
— Не трудись! — Хиллари непроизвольно отпрянула, спасаясь от чувственного взгляда его зеленых глаз. Она не впервые испытывала на себе его власть и хорошо знала, чем это чревато. Дверная ручка впилась ей в бок, и она разозлилась на себя за свою робость. Какого черта! Решительно отбросив его руку, она повторила: — Не трудись.
— Какой же это труд? Сплошное удовольствие — для меня. И для тебя тоже.
Она пропустила эту очередную дерзость мимо ушей и с недоверием спросила:
— Зачем вдруг такая спешка?
— А зачем ждать? — парировал Люк. — Или в твои планы входило справить грандиозную свадьбу?
— Никакая свадьба вообще не входила в мои планы.
— Вот потому мы и венчаемся тайком. Согласись, это так романтично!
Хиллари твердо знала, чем это обернется — романтично или неромантично. Ну что ж, она приняла все нужные меры. А раз так, пожалуй, нет причины откладывать.
— Пусть так. Поскорей покончим с этим кошмаром, — сказала она, а про себя подумала, что такое ей и в дурном сне не могло присниться — чтобы ее собственная свадьба оказалась для нее чем-то сродни вызову прачечной службы или посещению зубного врача — делом, с которым чем скорее покончишь, тем лучше.
Но ведь это не просто брак, а брак по расчету — чтобы утишить вражду, а не утешить сердца.
— От твоего энтузиазма меня аж в жар бросает, — сухо заметил Люк, заводя мотор. — Постараюсь, чтобы не ударило в голову.
А ведь опасения его были небеспочвенны. Каждый раз, когда он дарил ее своими косыми, двусмысленными взглядами, Хиллари хотелось стукнуть его по башке. Не слишком многообещающее начало для будущей совместной жизни.
— Не думаю, что так уж требуется ласкать твое самолюбие, оно у тебя нечувствительно.
— Зато естество у меня чувствительно, особенно на ласку, — вызывающе откликнулся он.
Неужели он и впрямь думает, что она так вот и бросится в его объятия? Потому что ответила на поцелуй и растаяла в его руках, когда впервые увидела после стольких лет? Каждый человек имеет право на минуту слабости. Зато потом он принимает меры, чтобы не оступиться вновь.
Именно это она и сделала. Документ, лежащий у нее в сумочке, давал ей определенные гарантии. Если ее план, употребляя это слово за неимением лучшего, не сработает, у нее наготове другие ходы. В игре с Люком она разыграет свою лучшую карту. Причем не вкладывая душу и сердце. Вот уж нет! Она поступила так однажды, а потом понадобились годы, чтобы прийти в себя. Что-что, а уж урок из прошлых ошибок она извлекла. Слабое утешение, но и то слава Богу.
В этот момент, однако, ее больше заботило будущее, чем прошлое.
— Тебе не кажется, что нам неплохо бы обсудить некоторые детали нашей будущей совместной жизни? Например, где мы будем жить? — поспешила она пустить разговор в наименее опасное русло, чтобы не позволить Люку перевести его на интимные стороны их отношений. — Я уже кое-что обдумала. По-моему, нам лучше всего поселиться с моим отцом. По крайней мере вначале.
Теперь настал черед Люка воскликнуть:
— Ты что, шутишь?
— Нисколько. Ты же знаешь, меня очень беспокоит его здоровье, — заявила Хиллари. — И по этой причине я никак не могу выехать так сразу, не подготовив и оставив его одного.
— Но рано или поздно тебе все равно придется уехать; или, может, ты собираешься навеки поселить нас у твоего папаши?
— К чему этот грошовый сарказм? — Хиллари бросила на Люка испепеляющий взгляд. — А где, по-твоему, мы будем жить? Ты, насколько я тебя знаю, снимаешь конуру, а не квартиру, потому что не желаешь тратиться на приличное жилье, раз приходишь туда только спать. Предпочитаешь вкладывать деньги в свой ненаглядный бизнес.
— Значит, поищем что-нибудь другое, — сказал он с досадой — насчет конуры она была права.
— А пока не найдем что-нибудь подходящее, поживем с моим отцом. Временно.
— Ты это уже обговорила с ним? — поинтересовался Люк.
— Разумеется, нет. Он ведь даже не знает, что мы решили пожениться, как же я могла говорить с ним о твоем переезде? Правда, я уверена, никаких проблем тут не возникнет. В таком огромном доме, как наш, места хватит.
Огромном доме. Люк его помнил. Когда их отцы были партнерами, Люк не раз посещал дом Грантов. Массивное кирпичное строение времен короля Георга громоздилось в одном из престижных районов Ноксвилла — Секвойя-Хиллз, и места там действительно хватало. Они не будут натыкаться на отца Хиллари. К тому же это ненадолго; Очень ненадолго.
— Папина спальня внизу. А наверху еще три спальни, — добавила Хиллари.
— И одну из них ты разделишь со мной, — поспешил вставить Люк на тот случай, если у нее были иные мысли на этот счет. — Надеюсь, ты не хочешь, чтобы твой отец заподозрил, что в нашем браке не все как положено?