- Он мертв, Ки!.. Свен мертв! Не сходи с ума, не называй гарпию его именем! Гарпия!.. Во имя Ястреба, это гарпия, Ки!..
   Это из сугроба вновь поднялся Вандиен. Он с трудом держался на ногах, но, не останавливаясь, хлестал Свена и детей сбруйным ремнем с пряжкой. Он кричал что-то еще, плача от ярости и ужаса. Вот пряжка попала Свену прямо по губам, но так и не стерла с них улыбки. Вот - по виску, но он по-прежнему улыбался и протягивал к Ки могучие руки, чтобы прижать ее к...
   ...к груди, покрытой бирюзовыми перьями, поближе к разинутому черепашьему клюву, готовому одним ударом снести ей полчерепа...
   Ки дико завизжала. И, упав на четвереньки, поползла прочь.
   - Мама, мама! - звала ее Рисса.
   Но голосок был слишком тонок, слишком обманчиво сладок. И голубая рубашонка Ларсика, в которой она закопала его у дороги, была тогда лишь кровавой, изорванной тряпкой, укрывшей бесформенный кусок мяса. И от Свена никогда, никогда не пахло стервятником, провонявшим тухлятиной... обрывками гнилого мяса на истлевших желтых костях. Хафтор говорил ей - они не отступятся, пока не разыщут ее. За Ки, пошатываясь, хромал бирюзовый самец - ослепший на один глаз, с крыльями, которые из-за полученных увечий он не мог полностью сложить, с жуткими отболевшими ожогами на груди и ногах, - выглядел он так, словно его поджаривали на жаровне. Маленькая, когтистая передняя лапа дотянулась и схватила Ки за волосы, но в это время ей под руку попался нож, потонувший в снегу. Ки вырвалась. Вдовьи узлы растрепались у нее на голове.
   - Свен!.. - закричала она... и на какой-то миг снова увидела его, и было непереносимой мукой бить ножом в его обнаженную грудь... которая вдруг снова сморщилась, на глазах обрастая бирюзовыми перьями.
   Вандиен, как безумный, осыпал ударами чудовищную птичью голову, крича что-то бессвязное, а тяжелая пряжка знай рассекала синюю кожу, расшвыривая по сугробам ошметки плоти, куски костей и брызги крови, красной, как человеческая...
   Гарпия постепенно оседала в снег, точно охваченное пламенем судно, поглощаемое морскими волнами. Вот затрещал под ударами птичий череп самца... Вандиен продолжал с криком хлестать его... потом остановился и замолчал. Ремень с окровавленной пряжкой упал на снег. Вандиен смотрел на него круглыми от ужаса глазами, точно ремень был змеей. Его грудь ходила ходуном, он тяжело дышал, с хрипом вбирая морозный воздух. При каждом движении из раны на лице брызгала кровь.
   Ки попятилась прочь... Гарпия не шевелилась. Двигался только Вандиен. Он плакал, содрогаясь всем телом, и бесцельно топтался по снегу. Кровь ручьем текла по его липу. Когти гарпии оставили глубокий рваный след, который начинался у него между глаз, рассекал переносицу и щеку и пропадал в бороде у самого угла челюсти. Лицо было изуродовано непоправимо.
   - Ки... - прозвучал чей-то голос, и она увидела Хафтора, умиравшего на снегу. В его темных глазах стояло безумие; он умоляюще протягивал к ней руки, но она так и не отважилась подойти. Облик Хафтора расплылся, а звон в ушах сделался невыносимым. Оказывается, она обозналась: в снегу лежал вовсе не Хафтор, а Рисса, исцарапанная, но живая. Каким-то образом она уцелела - и теперь, и тогда...
   - Рисса! - прошептала Ки, падая подле дочери на колени.
   - Ты убила меня, мама, - жалобно всхлипнула Рисса.
   - Нет!.. - простонала Ки и потянулась к мягонькой детской щечке... но лицо ее ребенка вдруг стало бирюзовым. Золотой глаз гарпии замерцал в последний раз... и погас. Передние лапы, так никого и не схватившие, упали на грудь.
   Громадные когтистые ноги гарпии судорожно дернулись, и звон в ушах Ки прекратился навсегда. Словно впервые, увидела она огромное тело, распростертое в кровавом снегу, перепуганных лошадей, убежавших далеко по дороге, и Вандиена, медленно никнущего на колени. От боли и пережитого ужаса он казался ослепшим...
   8
   Кое-как поднявшись, Ки подошла к Вандиену, прислонила к своему плечу его голову и попыталась сложить вместе клочья кожи на его растерзанном лице. Рана была рваная - ее края никак не желали ровно сходиться. Ки взяла руку Вандиена, заставила разжать кулак и придерживать разъезжающуюся плоть. Оставив его сидеть в снегу и смотреть на труп гарпии, Ки отправилась к сугробу, под которым покоились их припасы. Разыскав коричневую рубашку, которую Вандиен заботливо припас для нее, Ки порвала ее на полосы. Повязка выйдет скверной, но поди-ка забинтуй как следует подобную рану. И на том спасибо, если удастся остановить кровь... Когда Ки кончила возиться, один глаз у Вандиена оказался закрыт наглухо и он едва мог раскрыть рот. Это последнее, впрочем, было не так важно. Говорить было не о чем.
   Знакомый свист Ки и, паче того, ее ругань заставили серых вернуться. Кроткий Сигмунд покорно стоял, не мешая Ки заталкивать ему на спину Вандиена. Оказавшись наверху, Вандиен с трудом приподнялся, путаясь пальцами в густой гриве коня. Ки не стала мучиться, навьючивая на тяжеловозов припасы. Они подберут их, когда вернутся с фургоном.
   Напоследок она подошла взглянуть на убитую гарпию и постояла над ней, вжигая в свою память видение смятого бирюзового тела. Не было больше гарпии, охотящейся за ней...
   Равно как и Свена с детьми, - нашептывал в потемках сознания какой-то голос. Ки не стала к нему прислушиваться.
   Потом ее внимание привлек слабый отблеск серебра, и Ки, приглядываясь, опустилась на корточки. Наклонилась вперед... и тихо ахнула.
   Он оказался великоват для тощего запястья самца, этот высверк молнии, свитый в кольцо. Ки осторожно стянула его с костенеющей синей лапы. Искусно выкованный браслет был гладок и холоден на ощупь. Узнать его не составляло труда.
   Значит, жители Арфистова Брода нашли-таки себе козла отпущения...
   Серебряное кольцо вспыхнуло на солнце, взлетев над долиной. Потом еще раз ярко сверкнуло, кружась в бесконечном полете вниз, вниз... и растаяло, затерявшись в снежной белизне.
   Прощай, Хафтор. Прощай навсегда...
   Сгорбившись, Ки поплелась туда, где, не видя и не слыша ничего вокруг, сидел на лошади Вандиен.
   - Мы возвращаемся к фургону, - негромко сказала она ему. - Там есть из чего сделать тебе повязку получше.
   Вандиен едва заметно кивнул.
   - Я никогда прежде не убивал разумное существо... - пробормотал он. Ки кивнула.
   Она взобралась на Сигурда, и Сигмунд послушно двинулся следом. Мало-помалу Ки стала замечать трескучий мороз. От него перехватывало дыхание и ощутимо стягивало кожу на лице. Гарпия разорвала теплый плащ, и Ки было холодно. Странно, но ей было почти безразлично. Холод, думала она, это, в конце концов, всего лишь холод. Он мог всего лишь убить. Бывает, оказывается, и так, что не видишь особенной разницы, жить или умереть.
   За ночь ветер успел замести следы коней, но удержать Сигурда с Сигмундом на ледяном горбу оказалось нетрудно, благо тот проходил как раз посредине дороги. Ки старалась думать только о том, как добраться по нему до фургона. Вот когда он превратится в препятствие для ее повозки, тогда и будем страдать по этому поводу. Покамест ей надо было позаботиться о Вандиене. Еще Ки старательно гнала прочь образы, которыми утром искушала ее гарпия. Все они мертвы, напоминала она себе. Давным-давно мертвы. И дети, и Свен. И даже Хафтор, безобразный, полубезумный Хафтор. И ничего с этим поделать было нельзя. Ки посмотрела на Вандиена. Кровь насквозь промочила повязку и лениво капала с угла челюсти. Парень был смертельно бледен, глаза ввалились. Чтоб ему!.. И понадобилось же ему красть лошадей именно у нее...
   Могучие тяжеловозы попросту не воспринимали Вандиена и Ки как какой-то груз и охотно трусили вперед по снегу. При каждом резком движении голова Ки все еще отзывалась резкой, дергающей болью. Она сдерживала коней, заставляя их идти шагом, - и ради Вандиена, и ради себя самой. Они и так продвигались неплохо, тут Вандиен не ошибся. Ки с горечью улыбнулась. Всадник на лошади в самом деле легко одолел бы перевал...
   Еще один поворот дороги - и Ки увидела свой фургон. Пожалуй, еще никогда она не смотрела на него с такого расстояния. Голубая обшивка кабинки переливалась, покрытая инеем. Ночной ветер намел слой пушистого снега куда только возможно, - казалось, фургон бросили уже много столетий назад. Приблизившись, однако, Ки разглядела, что снег возле фургона был кем-то потревожен, причем совсем недавно. Грозное предчувствие снова шевельнулось в душе, Ки стала обдумывать, как бы подобраться к фургону незаметно. Спрятаться было решительно негде; ни от Сестер, угрюмо маячивших в вышине, ни от того, что могло таиться за дверцей. Ки еще раз посмотрела на Вандиена и поняла, что хорошо бы поспешить. Он качался, с трудом удерживаясь у Сигмунда на спине. Ки хотела подстегнуть коней, но заставила себя сдержаться. Это могло только навредить ему.
   Вандиен, казалось, ощутил ее взгляд и покосился на нее единственным глазом.
   - Это все боль, - сказал он ей. - И еще страх. Рана сама по себе не так уж и опасна...
   Ки посмотрела на длинное кровавое пятно, которое начиналось у Сигурда на холке и тянулось по его телу, перечеркивая атласно-серые яблоки. Вот упала очередная капля, и пятно стало еще чуточку больше и чуточку ярче.
   Неподалеку от фургона Ки остановила коней и съехала с Сигурдовой спины в снег.
   - Постой здесь, - без большой в том нужды велела она коню. - Пойду взгляну сначала, что там...
   - Он долго простоял в тени Сестер... - мрачно изрек Вандиен.
   - Ну не они же, в самом деле, вокруг него наследили, - фыркнула Ки. И побрела вперед.
   После теплой, живой конской спины ветер казался особенно пронизывающим и стылым. Больше ничто не грело ей ноги и зад, а с ними и все тело. С Ки будто сдернули еще один плащ. Она поспешно закуталась в свой рваный, стягивая руками дыру.
   Густо обросший инеем фургон был безжизнен. Снег лежал на деревянном дышле и на тяжелых ремнях сбруи, тянувшихся вдоль него. Даже на обращенных вверх ободах колес лежали маленькие сугробы. Снег набился повсюду. Нет, подумала Ки, ничто живое меня там не ждет. Что же касается следов... Ки присмотрелась и с большим облегчением обозвала себя дурой. Ну конечно, гарпия сперва посетила фургон и обнаружила, что дичь убежала. При мысли о том, что, если бы не кони, гарпия легко могла бы миновать, ничего не заметив, их с Вандиеном сугробов, у Ки дрогнуло что-то внутри. Ну и что, сказала она себе. Ну и что...
   И улыбнулась. Улыбнулась безо всякой надежды.
   Дверца кабинки примерзла насмерть. Ки долго лупила в нее кулаком, и наконец она подалась, а затем отворилась полностью. Ки свистнула, подзывая коней. Они подошли своим обычным размеренным шагом, а заодно доставили к фургону и Вандиена.
   Ки уже вовсю шарила по шкафчикам, когда фургон дрогнул и в дверце показалось обмотанное лицо Вандиена.
   - Я уж думала, ты не взберешься один, - сказала ему Ки.
   Он ответил:
   - Выглядит живописно, но на самом деле все не так уж и плохо.
   Он пролез внутрь, и Ки, подхватив под руку, усадила его на соломенный тюфяк. Вандиен опустился на него с явным облегчением и некоторое время молча смотрел, как она рвет на повязки тонкое зеленое платье.
   - Посиди тут, отдохни немножко, - сказала Ки и направилась к двери. - Я хочу разжечь костер и растопить немного воды. Мазей и лекарств на такую рану у меня никаких нет, так хоть промыть. Когти гарпии... на них вечно какая-нибудь дрянь. Даже если рана не смертельна, она может загнить...
   И она коснулась рукой скулы, с благодарностью вспомнив ласковые руки старой Риффы и ее бальзамы, облегчавшие боль. Да и ее тогдашние раны, правду сказать, были простыми царапинами по сравнению с растерзанным лицом Вандиена.
   Как же давно это было... Целую жизнь назад!
   Высунувшись наружу, Ки невольно нахмурилась: день уже угасал. Небо оставалось по-прежнему ясным, но заснеженная дорога почему-то показалась Ки темней, чем ей полагалось бы быть. Наверное, всему виной были блестяще-черные скалы, нависавшие над фургоном и так резко контрастировавшие со снегом. А может, глаза слишком привыкли к потемкам внутри кабинки...
   Разжечь костер оказалось немыслимо сложным делом. Всякий раз, когда огонек готов был заняться, снег начинал таять и упорно гасил его. Дрова же, казалось, насквозь проросли ледяными кристаллами и никак не желали разгораться. Но вот наконец оранжевое пламя весело заплясало, и Ки, набив снегом свой закопченный котелок, повесила его над огнем.
   Вандиен лежал неподвижно, точно брошенная кукла. Ки наклонилась над ним. Его голова, обмотанная промокшими бурыми тряпками, казалась слишком маленькой, а лицо - перекошенным.
   - Надо будет снять повязку, - сказала ему Ки.
   Он кивнул. Единственный открытый глаз смотрел словно издалека, но был ясен. Ки занялась повязкой. Грубые узлы запеклись кровью и к тому же замерзли, да и саму повязку покрывала плотная корка кровавого льда. Вандиен только вздрагивал, пока Ки осторожно просовывала острое лезвие между слоями и отделяла их один за другим, неровно разрезая залубеневшую ткань.
   Обнажившейся кожи не видать было под сгустками крови. Края раны, которые Ки так старательно складывала, разошлись вновь, открыв жутко зияющую дыру. Мысль о том, что сейчас придется коснуться ее, заставила Ки стиснуть зубы, а в душе вновь родился отголосок той боли, которую она испытала, стоя над останками Свена и малышей.
   Кровь натекла в один глаз Вандиена и там свернулась, плотно склеив ресницы. Но и одним глазом Вандиен безо всякого зеркала увидел по выражению лица Ки, во что превратилось его собственное лицо. Он побледнел и поспешно закрыл глаз...
   Маленький костерок продолжал отважно гореть. Вода в котелке еще не кипела, но Ки осторожно попробовала ее пальцем и обнаружила, что она уже достаточно нагрелась. Сняв котелок с огня, она осторожно отнесла его внутрь. Непроглядная тень Сестер окутывала дорогу преждевременной мглой. Ки с беспокойством отметила про себя, что кони отошли от-фургона - дальше, чем, по ее понятию, следовало бы... Впрочем, не страшно. Свистнуть им, сыпануть зерна на снег - прибегут как миленькие. Но не сейчас. Надо обиходить Вандиена... К тому же она страшно устала. Каждый шаг требовал усилия. На ногах висели гири, тело требовало сна. Да и Вандиену, после того как она его перевяжет, небось потребуется отлежаться... Ки задумалась, не приготовить ли чаю, а лучше - горячего супа. Нет. Сон, только сон. Сладостное, благословенное забытье...
   Она смочила теплой водой зеленую тряпочку и стала осторожно промокать кровь. Вот обнажился глаз, сомкнутый, зато уцелевший... Чем больше кровяных сгустков смывала Ки, тем страшней на вид делалась разверстая рана. Тяжело вздохнув, Ки бережно пролила в нее немного воды. Вандиен нахмурился и попытался оторвать голову от промокшего тюфяка. Приподняв веки, он увидел кровавую лужу и сейчас же снова зажмурился.
   - Тут больше воды, чем крови, - поспешно утешила его Ки. Ей оставалось только надеяться, что он поверит. Сама она была вовсе не так уверена. - И потом, - продолжала она, - рана, из которой течет, сама себя очищает. Так говорят ромни...
   Вандиен мрачно отозвался:
   - Еще они говорят, что луна присматривает за грешниками.
   Ки тщательно свела края раны, почти восстановив их первоначальную форму. Из тонких тряпочек, бывших когда-то ее зеленым платьем, легче было соорудить плотно облегающую повязку. Легче было затягивать и узлы.
   - Ромни еще сбрили бы бороду вокруг раны, - сказала Ки. - Мне, к сожалению, нечем...
   - Ну и хорошо. У меня все равно духу бы не хватило... - Вандиен попытался сесть, но голова беспомощно запрокинулась. - Какая тяжесть в голове... И все тело такое тяжелое...
   - Ты просто потерял порядочно крови, вот и ослаб. А еще ты убил разумное существо, и от этого страдает твоя душа. Уж я-то знаю... Вот что: ты пока отдыхай, а я приготовлю горяченького поесть.
   Ки вновь вышла наружу и затворила за собой дверцу кабинки. Тень Сестер, окутавшая дорогу, сделалась еще гуще. Ки посмотрела наверх, в нависшую черноту, и неожиданно захотела еще раз, как тогда, прикоснуться к красоте Сестер. Но не смогла. Теперь от Сестер исходила только неусыпная бдительность...
   Костер успел погаснуть, оставив после себя лишь черную лужу талой воды. С трудом волоча свинцовые ноги, Ки отправилась к корме фургона за последними остатками дров. Костер, конечно, пришелся бы очень кстати, когда стемнеет. Однако горячая еда, восстанавливающая силы, была нужнее. Ибо ледяной горб никуда не делся, и надо будет что-то придумывать.
   Рядом с жалкой кучкой дров в кузове фургона лежал последний мешок зерна. Ну что ж... заодно... Ки понадобилось невероятное усилие, чтобы подтащить к себе тяжелый мешок, развязать его и высыпать на снег порцию корма. Подняв голову, Ки посвистела коням. К ее удивлению, их нигде не было видно. Только следы на снегу. Тяжеловозам зачем-то понадобилось убраться прочь, в ту сторону, где они ночевали в снегу и где осталась мертвая гарпия. Ки выругалась, возмущенная их неожиданной прихотью, и отправилась следом. Двое паршивцев все равно не услышат из-за поворота ее свист. А стоит им добраться до двух мешков зерна, брошенных там, их и вовсе ничем назад не заманишь...
   Ки кое-как заставила себя припустить трусцой. Кони уходили шагом, вот только шаг у них был гораздо шире, чем у нее. Ки задыхалась. В голове тяжело и болезненно стучало, мороз хватал ее за бок сквозь дыру в плаще. Чтоб он сдох, этот Ризус, вздумавший таким способом доставлять домой свои вонючие камешки. Чтоб она провалилась, эта больная башка, норовящая отвалиться на каждом шагу, эти тяжелые ноги, облипшие снегом... Будь они прокляты, эти Сестры, способные своей тенью превратить ясный день в сумерки...
   К тому времени когда Ки добралась до поворота, каждое обстоятельство ее несчастной жизни было ею последовательно вспомянуто и с большим чувством проклято. Невелико удовлетворение, - зато Ки от злости даже немного согрелась. А серые безобразники, казавшиеся на белом фоне чуть ли не вороными, по какой-то странной причуде остановились, оказывается, сразу за горбом скалы. Они прижали уши, когда она от души их обложила. И поначалу наотрез отказывались идти обратно к фургону. Она пыталась тащить Сигурда за уздечку, шлепать по необъятному крупу - все тщетно. Только когда она влезла на кроткого Сигмунда и повернула его назад, таща Сигурда за собой, - мятежный конь волей-неволей поплелся следом, волоча копыта и возмущенно пофыркивая. И то только потому, что Сигмунд был больше и сильнее его.
   Но стоило им завернуть за поворот, как и Сигмунд замер на месте, только с интересом смотрел вперед, насторожив уши. Ки заплакала от ярости, чувствуя себя бессильной мартышкой в него на спине. Слезы замерзали у нее на ресницах. Она посмотрела на свой фургон, думая о дровах, лежавших в его кузове...
   ...Фургон! Его кузов покрывала такая глубокая тень, что даже белый снег казался черным, как спекшаяся кровь... как черный камень Сестер. Ки подняла голову к ясному небу, и в глаза ей ударило солнце. Тень Сестер была вовсе не той тенью, которую отбрасывают солнечные лучи. Она жила и двигалась сама по себе...
   Ки что было силы заколотила пятками в круглые, как у доброй бочки, бока Сигмунда, но конь только затряс головой - и не двинулся с места. Тогда Ки скатилась с его спины и ринулась дальше пешком.
   И вот прямо перед нею была граница чистого белого снега и чернильной тени. Причем тень эта больше всего напоминала плотный язык черной жидкости, который Ки предстояло пересекать вброд. Ки еще раз посмотрела на солнце, с ужасом покачала головой - и ступила во тьму.
   Жуть! Ее нога стояла на блестяще-черной поверхности, наводившей на мысли о вечном, ничего не отражающем мраке. Ки смотрела на свою медленно погружавшуюся ступню. Чернота плотно охватила ее и крепко сжала. Как вязкая грязь. Но через подобную грязь ей еще не приходилось перебираться. Ки испугалась и попробовала выдернуть ногу. Нога подалась очень медленно и с величайшим трудом, но вышла наружу как ни в чем не бывало. И даже не вынесла с собой ни капельки прилипшей черной смолы.
   Ки вновь стояла на самом обыкновенном льду, припорошенном снегом.
   Она посмотрела на фургон... Чернота уже засосала большую часть колес и касалась днища кузова. Костерок был погашен и погребен тьмой. Как и сбруя, оставшаяся лежать на снегу. Тьма медленно и неотвратимо поднималась все выше...
   - Вандиен!.. - заорала Ки во всю силу легких. Ей показалось, будто чернота поглотила звук, превращая крик в шепот. Ки задыхалась. Сзади донесся шорох шагов: мудрые кони ретировались за поворот. Ей оставалось только гадать, что они знали о происходившем. И откуда.
   - Вандиен!
   Снова бессильный шепот в ночи. Ки явственно представила, как он спит там, внутри, уронив на тюфяк отяжелевшую голову, вытянувшись бессильным, обескровленным телом. Он умрет там, задавленный тенью Сестер, убитый той самой легендой, от которой он пытался ее предостеречь. И она не могла спасти его. Она никого не сумела спасти. Ни Свена с детьми, ни безобразного Хафтора... ни Вандиена. Соваться в эту черную дрянь было глупым геройством, бессмысленным и безнадежным. Она умрет, а толку будет что мертвому припарки. Никому это не нужно, в том числе и Вандиену... Ки смотрела во мрак, вздымавшийся все выше. Да, лезть туда - словно натягивать шерстяные носки на мертвые от холода ноги...
   Или бросаться на гарпию с ремнем от сбруи...
   ...Ки хотела бежать, но бежать не удавалось. Стоило ей опустить ногу, как чернота начинала ее засасывать. Все тело необъяснимым образом отяжелело, руки стали двумя гирями, чугунная голова беспомощно болталась на шее. Даже воздух, который она втягивала в легкие, казалось, сгустился и почему-то отдавал затхлостью. В нем не чувствовалось ни малейшего дуновения ветра. И черное вещество даже не чмокало, неохотно выпуская схваченные было ступни. Звуки как будто перестали существовать. И оно по-прежнему поднималось, поднималось прямо на глазах, ползло и ползло вверх. Вот оно поглотило еще одну спицу раскрашенного колеса... Оно засасывало ноги Ки, на каждом шагу грозя свалить ее вниз лицом. Двигаться становилось все тяжелее, голова никла, подбородок прижимался к груди. Ну, давай поползем, молило измученное тело. Давай встанем на четвереньки... Но Ки вообразила, как падает и остается лежать, не в силах больше подняться, - и с невероятным упорством продолжала шагать.
   И вот наконец ее ногти царапнули по боку фургона. Она хваталась за дерево, как едва не утонувший пловец, пытающийся выкарабкаться на крутой берег.
   - Вандиен!.. - трудно дыша, позвала она, но слова канули в бездонную черноту, едва успев достигнуть ее собственных ушей.
   Ки упала коленями на сиденье возчика и потянулась к дверце... Невероятно! Густая тьма просочилась внутрь фургона и поднималась одновременно с той, что затопляла его снаружи. В кабинке уже невозможно было бы выпрямиться. Черная жижа стояла уже почти вровень с дверным порожком. И продолжала неотвратимо ползти вверх. Вот сейчас она зальет спальную лавку...
   - Вандиен!.. - дико завизжала Ки. Он услышал ее и слабо пошевелился, но не сумел даже приподнять обмотанную повязками голову.
   - Я просто устал, - пробормотал он жалобно. - Ослаб...
   И глаз, открывшийся было, снова сомкнулся.
   Ки потянулась внутрь и невольно оперлась ладонью о черное вещество. Мрак сейчас же принял ее руку и сжал ее, словно добрый друг после долгой разлуки. Всхлипнув, Ки высвободила кисть, едва не вырвав руку из плеча. Она отрывисто, судорожно дышала. Она вдруг поняла, что ей следовало делать. Надо было как можно быстрее скользить по поверхности, не давая ей расступиться под тяжестью тела...
   И делать это надо было сейчас. Вот прямо сейчас. Без размышлений. Чернота поднялась еще немного и стала заплескивать на край дощатого сиденья. Ки едва не закричала, но крик замер у нее в горле...
   "Скользнуть" по поверхности мрака оказалось не так-то легко. Руки немедленно увязли по самые запястья, Ки еле их вытащила. У нее не было опоры, чтобы высвободить колени. Взвыв от отчаяния, Ки всем телом рванулась вперед и сумела-таки дотянуться до края тюфяка. Ее пальцы крепко стиснули матерчатый чехол, набитый соломой.
   И все.
   Она не могла подтянуться к нему. И его к себе подтащить не могла. Мрак держал мертвой хваткой. Оставалось только тонуть в нем.
   В кабинке внезапно стало темнее. Ки встревоженно оглянулась на крохотное оконце, потом на дверь. Оказалось, чернота покрыла сиденье. С каждым мгновением просвет в двери становился все ниже. Тьма охватывала голени Ки, словно тесные, такие тесные кожаные сапоги...
   - Вандиен!.. - отчаянно завопила она, и на сей раз до него начало доходить. Он кое-как приоткрыл глаз. Хребет Ки готов был затрещать. Еще чуть-чуть, и она рухнет животом прямо в черноту. К тому же тело тяжелело все больше и больше.
   - Тень Сестер, Вандиен!.. Надо выбираться отсюда!.. Ты не ослаб, это все тень!.. Давай же, шевелись, парень, прах тебя побери!!!..
   Упоминание о Сестрах заставило его оживиться. Темный глаз, видимый сквозь повязки, начал озираться кругом, и в нем вспыхнула искра ужаса:
   - Надо скорее бежать отсюда...
   Он почти кричал, но Ки едва его расслышала. Идиотский смешок вырвался у нее. Поразительно новая мысль!..
   Вандиен перевернулся на живот, и было похоже, что самое простое движение требовало от него предельных усилий. Он с ужасом уставился на узенькую лазейку, в которую превратилась дверь. Ки между тем погрузилась почти до бедер.