Ветер неумолчно посвистывал среди скал и шуршал снегом на разные голоса. Он казался живым существом, совавшим холодный нос в любую щель одеяний. Он то и дело менял направление и бросался навстречу из-за поворотов, ударяя в лицо.
   - Ты, может быть, в кабинку бы лучше пошел? - сказала Ки скукожившемуся на сиденье Вандиену. - Какой смысл обоим здесь мучиться? Тем более что и дорогу указывать больше не надо...
   Вандиен не ответил, только молча покачал обмотанной плащом головой, и Ки втайне порадовалась, что по крайней мере не придется сидеть одной на леденящем ветру. Ее удивляло только, зачем ему понадобилось торчать с нею снаружи.
   Когда солнце подобралось к полудню, ветер начал стихать. Снежные вихри еще завивались вокруг копыт тяжеловозов, но уже не с такой силой, как прежде. Дорога, и та перестала ползти вверх; насколько было видно впереди, она горизонтально тянулась по склону, ни дать ни взять из жалости к притомившимся коням. Ки остановила фургон, давая им передышку. Она не стала распрягать их, только укрыла обоих попонами. Ширина дороги едва-едва позволила ей протиснуться к громадным животным, чтобы обтереть иней с мохнатых морд и скормить любимцам по пол-яблока. Грызла мешали им жевать, железные удила звенели. Ветер ощутимо подталкивал Ки, когда она залезала обратно на сиденье. Она обратила внимание, что к его шуршанию снова добавился посвист. Неужели усиливается, подумалось ей. Она хотела дать серым как следует собраться с силами, но долгая стоянка на подобном ветру могла кончиться плохо. Ки забралась в кабинку и затворила за собой дверь.
   Вандиен уже сидел внутри. Здесь было не теплее, чем снаружи, но хоть не дуло, и он откинул с лица капюшон. Всклокоченные волосы стояли дыбом над обожженным морозным ветром лицом, темные глаза казались совсем черными и блестели больше обычного. Он улыбнулся Ки, и она улыбнулась в ответ, тоже стаскивая капюшон. Оба чувствовали себя победителями: забраться в подобную погоду так высоко - это вам не шутка. Это победа над горами и ветром, пусть маленькая и временная, но настоящая и оттого немного хмельная.
   Ки вытянула одну колбаску из связки, подвешенной на стене, вынула поясной нож и нарезала ее на деревянном откидном столике. От промерзшего мяса сразу заныли зубы. Путники принялись жевать, чувствуя, как тихонько подрагивает фургон под напором свистящего ветра...
   Неожиданно поднявшись, Вандиен приоткрыл дверцу кабинки, высунулся наружу и указал на крохотную точку в небесах:
   - То-то я и слушаю - слишком уж чистый звук для простого ветра! Ага, вот опять!.. С ума сойти! Чтобы гарпии летали в такую погоду!.. Этот самец, правда, не как все. Это изгнанник, да я тебе, кажется, уже говорил. Интересно, справится ли он с ветром?..
   Живот Ки так и перевернулся вверх дном. Она подошла к Вандиену и посмотрела, куда он показывал. Гарпия была слишком далеко, чтобы как следует рассмотреть цвет. Он коричневый, твердо сказала она себе. Ну, может, темно-фиолетовый...
   ...ИЛИ БИРЮЗОВЫЙ, хмыкнул из темного уголка сознания насмешливый голос...
   Самец-гарпия парил очень высоко в небе, как бы сторожа какое-то место дальше на дороге. Время от времени он пошевеливал крыльями, описывал круг и, легко справляясь с яростным ветром, возвращался на то же место. Его ясный свист был отчетливо слышен даже сквозь шум ветра.
   - Ты только посмотри на него, Ки! Какой летун! И как упрямо держится над одним и тем же местом! По-моему, он даже понимает, что его относит порывами вон из-за той скалы...
   Ки не ответила. Мысленно она вслушивалась совсем в другой голос. Хафтор снова стоял рядом с нею, облитый звездным светом, высокий и грозный. "Кора не сможет сохранить это в тайне, - крепко держа ее за руку, говорил Хафтор. - С теми гарпиями расправилась ты, а такие долги оплачивают только кровью. Ни время, ни расстояние тут не помогут. Долга крови гарпии не прощают. Как и люди, которые гарпиям служат..."
   Вандиен с любопытством оглянулся на Ки, удивляясь, почему она не разделяет его интереса к странной гарпии. Съежившись по-кошачьи, женщина смотрела в дверь из-за его плеча. Ее взгляд так и прикипел к далекой точке, посвистывавшей и кружившейся, кружившейся в небесах...
   - Ки! - Она почему-то вздрогнула, когда он назвал ее по имени. - Нам пора двигаться, - продолжал Вандиен. - Между этим местом и собственно Сестрами есть только одно укрытие. Если мы сумеем добраться туда до темноты, возможно, завтра нам удастся миновать Сестер. Потом еще два дня, и мы спустимся с перевала на ту сторону. С фургоном и со всем прочим, как ты и хотела.
   Ки затравленно оглянулась на него... Почем было знать Вандиену, какое усилие духа потребовалось ей для того, чтобы вылезти из кабинки под открытое небо навстречу зависшей там смерти. Ки почти надеялась, что гарпия тут же спикирует на нее и ветер переломает ей крылья о скалы. Но самец такой попытки не сделал. Для этого он был слишком умен. Он висел в небе, чуть покачиваясь в воздушных потоках, только свист сделался продолжительней и громче. Он торжествовал и смеялся над Ки.
   Стащив с коней попоны, Ки вскарабкалась на сиденье. Она двигалась как деревянная. Фургон тронулся в путь. Уклон теперь был невелик, да и со снегом и ветром сражаться больше не приходилось. Ветер снова переменил направление и поддувал сзади. Кони охотно взяли с места. Они не обращали внимания на крылатую тварь, оглашавшую горы свистом и криком. Оба родились у Арфистова Брода и выросли на пастбищах, по которым то и дело скользили тени гарпий. Как же хотелось Ки, чтобы разразилась метель и укрыла ее от этих золотых глаз, чтобы обезумевший ветер унес гарпию подальше, а лучше всего - вовсе расшиб, сбросив с небес. Но небо знай себе прояснялось, а ветер еле шептал. Даже скрип фургона не мог заглушить посвиста, производимого вовсе не ветром в камнях...
   Ки ссутулила плечи и поглубже натянула на лицо капюшон. Был ужасный момент, когда она зажмурилась и почувствовала, как приливает к лицу кровь, а к глазам - слезы. Неужели, спросила уцелевшая часть ее разума, неужели я сейчас разревусь и начну громко жаловаться на судьбу, столь жестоко и несправедливо загнавшую меня в угол?.. Всхлипнув, Ки втянула в себя порцию морозного воздуха, и это отрезвило ее.
   - Слышала ли ты когда-нибудь песнь об охотнице Сидрис? - громко и совершенно не к месту спросил сидевший подле нее Вандиен. - О том, как она отправилась добывать черного оленя с алыми рогами?
   Ки изумленно обернулась к нему, и Вандиен, не дожидаясь ответа, открыл рот и запел. Голос у него оказался довольно низкий; пел он не ахти как здорово, но зато громко. Ки рада была простить ему и фальшивые ноты, и "пам-пам-пам" в тех местах, где он забывал слова. Пока он пел, она не слышала свиста гарпии, - и на том спасибо.
   Песня была балладой, по-видимому, сочиненной его народом на мотив, бытовавший у тех, кто пользовался Общим языком. В самом начале шел длинный припев из лишенных всякого смысла слогов, на протяжении песни Вандиен повторил его несколько раз. Баллада была длинная и душераздирающе романтическая. Повествовалось в ней об охотнице, пустившейся за таинственным оленем и в поединке с ним принявшей благородную гибель. В другое время Ки, вероятно, немало поиздевалась бы над всеми этими ахами и охами по поводу двух бессмысленных смертей. Теперь же, как ни странно, они ее по-настоящему захватили. А когда наконец отзвучал последний куплет и Вандиен немного смущенно умолк - видно, сам понимал, что петь не мастак, Ки, к своему немалому удивлению, обнаружила, что свист гарпии стих.
   Она поспешно взглянула на небо. Самца нигде не было видно. Ки, впрочем, знала, что он без труда разыщет ее, когда только захочет. Она не сможет ни свернуть с дороги, ни укрыться в лесу. Прятаться негде. Ки задумалась, не стоило ли предупредить Вандиена. Что, если и его постигнет предназначенная ей участь?.. Нет, сказала она себе. Гарпия - она как те глыбы подточенного личинками синего льда, повисшие над дорогой и над нашими головами. Никакого смысла пялиться вверх, бояться и переживать. Если уж ей суждено упасть на тебя, она упадет. Она тебя отыщет. Так же, как Руфус в тот день отыскал Ки.
   Он вышел к яблоне под вечер; Ки по-прежнему сидела там в одиночестве, обдумывая содеянное...
   - Кора хочет видеть тебя, - чопорно проговорил он.
   Ки посмотрела на круги под его глазами и поняла, что он почти не спал ночью. Неохотно поднявшись, она последовала за ним. Подобное приглашение ничего хорошего ей не сулило. Ки понуро вошла следом за Руфусом в дом, постаравшись не обращать внимания на многозначительные взгляды, которыми наградили ее Лидия и Холланд. Руфус провел ее по узкому коридору...
   Кора лежала с закрытыми глазами, и Ки показалось, что в волосах у нее прибавилось седины. А впрочем, накануне она не обратила внимания - было не до того. Ки невольно припомнила, какой была Кора во времена их со Свеном свадьбы. В ней и теперь еще сохранились остатки былой стати и красоты, вот только налитые щеки превратились в два сморщенных яблока. Небольшое окошко, единственное в комнате, пропускало внутрь малую толику послеполуденного солнца, а свежего воздуха - и того меньше. После целого дня на лугу Ки ощутила удушье. Голова сразу заболела сильнее, и даже звон в ушах как будто сделался громче.
   Лидия, вошедшая вместе с ними, принялась подтыкать и разглаживать пуховое одеяло, которым была укрытая старая женщина. Она метнула на Руфуса и Ки предостерегающий взгляд. Руфус сейчас же выпроводил Ки из комнаты и потихоньку прикрыл за собой дверь.
   - Некоторое время назад она плакала и призывала тебя, - сказал он. По-моему, в тот момент она бодрствовала. Сознание то возвращается к ней, то вновь покидает... Ее смертная оболочка не выдерживает той ноши, которую ты на нее взвалила вчера... - Ки мрачно сдвинула брови, и он добавил сквозь зубы: - ...не желая того.
   Он провел ее через зал к себе. В его комнате окон не было совсем. В углу виднелось узкое ложе, покрытое одним-единственным коричневым тканым одеялом. Ки обвела комнату взглядом, безуспешно ища какие-нибудь знаки присутствия Холланд. Ничего. Ни женских одежд, развешанных по стенам, ни занавесей ее работы. Итак, с некоторых пор они жили врозь.
   Руфус прошел в тот угол, где стоял заваленный всяким хламом стол. Он подтащил к нему низенький стул и уселся, в то время как Ки обозревала стены, оставшись стоять. Некоторое время он рассеянно перебирал бумажки и деревянные бирки, валявшиеся на столе. Потом развернул стул и сел лицом к Ки.
   - Придется мне говорить с тобой вместо Коры, - произнес он. - Я ведь знаю, что она сказала бы тебе. Ты небось уже подумываешь об отъезде... Он бросил это как обвинение. - Только не вздумай отнекиваться. Так вот, я тебе запрещаю. Я, глава семьи, с которой ты связана клятвой... Я не собираюсь притворяться, будто понял, что именно произошло вчера вечером. Ларс взял вину на себя, но я выслушаю его вдохновенную исповедь как-нибудь попозже. Касаемо же твоего отъезда... Знаешь что, мы и так уже достаточно опозорились. Ты, верно, хочешь, чтобы мы окончательно грязью умылись? Ну да, насчет тебя тут вчера много чего говорили. Вот Ларсу и втемяшилось, будто тебе что-то грозит. Он, кажется, позабыл, что люди, собравшиеся здесь вчера, - твои родственники. Именно поэтому, кстати, они невесть что и болтали. Все же свои - сама знаешь, в семейном кругу чего только не наговорят! Зато сделать что-нибудь - никогда. Теперь подумай, что будет, если ты смоешься. Им ведь всем больно. И получается: приехала, всех обидела - и тю-тю. Ни тебе раскаяния, ни сожаления. Не очень-то вежливо, а? И потом, есть еще кое-какие обстоятельства, возникшие с гибелью Свена, и твой отъезд их опять-таки не прояснит. Дело в том, что Свен наследовал свою долю земли, которая должна была достаться его детям. Ты не находишь, что это налагает на тебя кое-какую ответственность?
   - Моя ответственность исчерпывается дорогой, фургоном и грузом, который я должна перевезти, - ровным голосом ответила Ки. - Другой я не признаю.
   Руфус вздохнул. Потом облизал губы и задумался. И наконец заговорил снова, но так, словно речь шла о вещах настолько основополагающих, что их как-то странно даже и объяснять.
   - Моя мать нынче не вполне в себе, Ки. Откровенно говоря, это мало-помалу началось уже несколько месяцев назад, еще до вести о гибели Свена... задолго до твоего бесподобного выступления на Обряде, Вчерашнее, однако, стало последней каплей. Разум оставляет ее, и вчера семья это поняла. Стало быть, я беру вожжи в свои руки - так, кажется, у вас говорят. И если рассуждать об ответственности... Все, кто сидел вчера за столом, - за них, за всех без исключения, я отвечаю. За их жизнь и благополучие. Мой братец Свен от этого отвертелся: женился на тебе и укатил вдаль по дороге, стал зарабатывать себе на жизнь как простой возчик. Земля, которая ему причиталась, так и осталась незасеянной, а могла и должна была плодоносить!.. Короче, все так и осталось на мне. Я за него сберегал овец и коров, вспахивал и засевал поле, я раздавал людям то, в чем они нуждались, и с каждого спрашивал работу, которую он должен был сделать. Возделывать землю, кормить семью - это тебе не колесами пылить по дороге. Это скорее похоже на то, что выделывают на ярмарках жонглеры, разом крутят тарелки и подкидывают шарики. Все время начеку, где-то подправить, где-то подпереть... ни тебе отдыха, ни покоя! Должен же кто-то договариваться с Заклинательницами Ветров о хорошей погоде и покупать у динов и т'черья все то, что мы сами не производим! Опять же земля, а то еще приводить в порядок дом, ухаживать за скотом, резать его... Свен предпочел повесить все это на меня и на Ларса, да и то Ларс в ту пору еще щенком был. Вот и пришлось матери тянуть воз, хотя в ее годы уже тогда сидеть бы ей за вышивкой или младшенькому внучку колыбельную петь! Это-то из нее все соки и вытянуло, да и меня не пощадило... Почему, думаешь, Холланд покинула мое ложе - видел я, как ты присматривалась! - а сыновья стали для меня всего лишь подмастерьями, и не больше?.. Да, мне тоже несладко пришлось. Я не жалуюсь, тем более что все это в прошлом. А что теперь? Ты - молодая женщина, крепкая и разумная. Послушай меня. Свена нет, но есть Ларс. Я понимаю, что мои слова сейчас не ко времени, но тем не менее. Залечи рану в семье, Ки. Стань одной из нас!
   Произнеся эту речь, Руфус умолк, хмуро наблюдая за ней.
   Ки беспокойно теребила пальцы: душевное смятение не оставило места негодованию. Она медленно подошла к Руфусовой холостяцкой кровати и присела на край.
   - Ты требуешь от меня невозможного, - выговорила она. - Не вижу, кому и какой прок будет оттого, что я останусь. Но я не могу остаться. И не хочу. Не хочу я и наносить лишние обиды поспешным отъездом. Ты присвоил себе какую-то власть надо мной, но я столько перенесла, что даже и не сержусь. Я как-то переросла такие обиды. Я вообще устала что-либо чувствовать. После гибели Свена я была как струна дерева-арфы, готовой звучать от малейшего ветерка. А теперь ничего не осталось: ни гнева, ни гордости, ни радости. Поэтому я просто говорю тебе - я не останусь. Я не могу вынуть из себя душу и заменить ее другой. И уж ни в коем случае не стану жить среди людей, которые меня презирают. Я пробуду у вас еще три дня, потому что, повторяю, не хочу никого обижать поспешным отъездом. Но больше ты ничего от меня не добьешься.
   Ки встала и направилась к двери.
   - Но как же с землей-то будет?.. - спросил Руфус, и в голосе его прозвучал такой испуг, что Ки обернулась. - К тебе по праву переходит шестая часть наших угодий. А у меня денег нет... - Руфус кивнул на деревянные бирки, - ...чтобы выкупить у тебя долю Свена. Если я выпотрошу семейную мошну, чем я заплачу Заклинательницам за ласковые ветры и хорошую погоду?.. Какой прок от земель, с которых весь плодородный слой унесли суховеи?.. Равно как и от добрых дождей, льющихся на землю, уже нам не принадлежащую?.. Видишь теперь, что за задачку ты мне задала?
   - Я не земледелец, - сказала Ки. - Я не претендую на землю. Мне нужно не больше, чем умещается под моим фургоном.
   Руфус упрямо покачал головой:
   - Так дело не делается. Нельзя просто повернуться и уйти прочь. За землю должно быть заплачено: таков наш обычай...
   - Да подите вы с вашими обычаями!.. - утратив самообладание, выкрикнула Ки. - Они уже вон до чего меня довели!.. И не только меня, всех довели!..
   - Без обычаев мы ничто, - прозвучал чей-то голос. - Без обычаев мы - не народ.
   Руфус и Ки с одинаковым недоумением обернулись к двери. Там, прислонившись к косяку и силясь отдышаться, стояла Кора. Взгляд у нее был предельно измученный, но вполне осмысленный и разумный. Она заметила изумление Руфуса, и бледные губы тронула улыбка.
   - Я просила тебя привести Ки ко мне, а не затаскивать ее в темный угол и наседать на бедняжку, пока она не уступит твоей воле, - сказала Кора. Она медленно пересекла комнату и опустилась в ногах Руфусовой кровати. Она тяжело, с хрипом дышала. Некоторое время все молчали. Ки больно было смотреть, каких усилий требовал от Коры каждый вздох. - Мальчишки остаются мальчишками, даже когда вырастают во взрослых мужчин, - коротко усмехнулась Кора. - Помнится, как-то раз я вручила всем троим сыновьям по прутику и велела загнать кур во двор. Свен принялся хлопать своим по земле, пугая кур и гоня их куда ведено. Ларс размахивал своим над головой и так увлекся, что позабыл, за чем его посылали. Зато Руфус своим прутом поободрал хвосты двум самым драчливым моим петухам... - Кора вновь улыбнулась. - Он и до сих пор такой же. Кого хочешь в угол загонит. Руфус сердито открыл рот, но Кора только отмахнулась: - Помолчи! Я слишком устала, чтобы с тобой пререкаться. И вообще, это _я_ послала за Ки. Пусть она отведет меня назад в мою комнату. У меня уже все кости разболелись от сиденья на этом булыжнике, который ты именуешь постелью...
   Ки поспешно поднялась, растерянно и смущенно поглядывая на неожиданную спасительницу. Кора оперлась на ее плечо, вернее, сделала вид, что оперлась, и Ки медленно повела ее обратно по коридору в спальню. Повелительный взмах руки Коры - и Холланд исчезла за дверью. Старая женщина с тяжелым вздохом села на кровать, потом откинулась на подушки.
   Воцарилось молчание, весьма тягостное для Ки. Все силы Коры, казалось, уходили на то, чтобы дышать. Ки смотрела по сторонам, разглядывая тяжелые занавеси, вышитые шпалеры, массивную деревянную мебель. Кора набросила себе на ноги плотное покрывало, и Ки сказала ей:
   - По-моему, тебе лучше было бы на улице. Где-нибудь в тенечке на одеяле, на охапке свежего сена. Сразу полегчало бы на свежем воздухе...
   Кора невесело улыбнулась:
   - Да ты только представь себе, что с ними будет от подобного зрелища!.. Еще пуще пойдут языками чесать. И уж окончательно убедятся, что у меня с головой не в порядке. Нет, Ки, не надо смущаться. Я-то знаю, Руфус именно так и считает. Слишком подолгу я сижу молча и сама себе улыбаюсь. И слишком часто навещаю стада и отары, чтобы лишний раз посетить гарпий и сделать вид, будто не такая уж я старая развалина. Ну что ж, мои набеги на скот теперь на некоторое время прекратятся... Пускай он радуется и говорит, что нет худа без добра. Я о том несчастье, которое случилось вчера... - Кора помолчала некоторое время, потом заговорила уже о другом: - Вчера вечером, Ки, я поняла одну важную вещь. Ты очень сильная женщина. Сильнее, чем я когда-либо подозревала. Теперь я знаю, как надежно ты оберегала Свена и малышей... Нам здесь очень нужна твоя сила, Ки.
   Ки склонила голову, благодаря на добром слове и одновременно внутренне поеживаясь от того, что должно было за этим последовать.
   - Моя так называемая "сила" натворила вчера немало беды, - сказала она. - Я хочу, чтобы ты знала: я...
   Кора остановила ее взмахом руки. На иссохших пальцах можно было разглядеть каждую жилку: возраст неумолимо обгладывал плоть.
   - Я вчера в полной мере почувствовала твое смятение и твою борьбу, выговорила она. - Двое, связанные между собою так, как мы вчера на Обряде, - не забывай, мы вели его, - мало что могут утаить друг от друга. И я чувствовала, как отчаянно ты любила моего сына и ваших детей. Это немалое утешение для меня - знать, что он был так любим... Но я чувствовала гораздо больше этого. Ты неповинна в их гибели, Ки. Даже если бы ты поспешила за ними на ту сторону холма, это не изменило бы ничего. Тебе нечего стыдиться и не за что себя грызть. Оставь свою ненависть, оставь гнев. Если ты сделаешь это, я смогу поверить, что Свен и дети познали Отпущение и отошли к лучшей жизни. Это было бы для меня самым большим утешением...
   Ки опустила глаза. Неизвестно откуда в памяти всплыло видение уничтоженных птенцов и их матери, превращенной в смятую тряпку. Звон в ушах сразу стал громче. У Ки помутилось перед глазами. Усилием воли она отрешилась от ужасного воспоминания. Что еще она "не сумела утаить" вчера от Коры?.. Были это одни лишь догадки или мать Свена действительно имела что-то в виду?..
   Вслух она сказала:
   - Те чувства, что ты во мне обнаружила... я всячески пыталась удержать их при себе и не допустить, чтобы они на вас повлияли. И ты сама понимаешь, что я не могу так просто взять и истребить их в себе. Это не тот случай, когда пообещал - и готово. Время и дорога стали бы для меня лучшим лекарством... Одним словом, для того чтобы исполнить твое желание, я должна осуществить свое.
   Вот так-то. Ки почувствовала себя так, словно счастливо избежала капкана. Она стала ждать, что предпримет дальше ее собеседница. Может, Кора и вправду состарилась, но что у нее мозги не в порядке - это уж дудки. Ее твердая рука и ясный разум правили семьей столь же уверенно, как Ки - своей упряжкой. То-то она с самого начала так не хотела уступать ей Свена. Ки была для нее сущей занозой в боку. Подумать только, приезжала и уезжала, не спрашивая ее, Коры, позволения. Непредсказуемая и неуправляемая. И нежеланная. Тем не менее Ки хотелось распрощаться с нею по-доброму. Зачем напоследок устраивать сшибку характеров? Тем более что Свена, умевшего сгладить углы, с ними более не было...
   - Я все понимаю, но зачем уж так торопиться? - продолжала Кора. Разве, по-твоему, Руфус не был кое в чем прав? Конечно, он порядочный грубиян, но ведь смысл от этого не меняется. Если ты уедешь прямо сейчас, то этим окончательно восстановишь против себя и без того глубоко обиженный народ. Почему, спрашивается, тебе не пожить у нас, пока мы не сможем честь по чести расплатиться за землю, доставшуюся тебе после Свена? Останься хотя бы пока не приедет Мастер Обрядов и не поможет нам заново примириться с гарпиями. Это так много значило бы для меня... да и для Руфуса это вопрос чести. Ну так как? Останешься?..
   - М-может быть... - осторожно ответила Ки.
   Кора все-таки расставила хитроумные капканы, взывая то к здравому смыслу, то к человечности, то к чувству вины. Ты нужна нам. Ты нас обидела. КАК ТЫ МОЖЕШЬ НАС БРОСИТЬ?.. Наверное, Кора не зря говорила, что ей претит грубость Руфуса, привыкшего решать все вопросы, грохая по столу кулаком. Уж не решила ли она показать сыну, как добиваться того же самого, только гораздо тоньше, действуя хитростью и умом?.. Зеленые глаза глубоко заглянули в темные, пытаясь что-нибудь в них высмотреть. Нет, ничего. Просто два блестящих птичьих глаза на морщинистом лице, которое улыбалось Ки. Улыбалось почти умоляюще.
   Ки потупилась снова, на сей раз в полной растерянности.
   - Зачем тебе надо, чтобы я осталась? - спросила она напрямик.
   Кора вздохнула и пошевелилась на кровати.
   - Надо ли открывать тебе все до конца прямо сейчас?.. Что ж... Я стара, Ки. В тебе я вижу силу, счастливо облагороженную добротой и умом. А у нас что? Руфус - слишком груб. Ларс - чрезмерно мягкосердечен. Обоим необходима твердая рука и крепкие вожжи. Я мечтала о том, что вам со Свеном однажды наскучат странствия и вы надумаете вернуться. Но так вышло, что Свен покинул нас навсегда. Поэтому я прошу тебя о том же, чего хотел потребовать Руфус. Останься, Ки. Пожалуйста. Нам нужен твой несгибаемый дух. И в особенности после того, что было вчера.
   Ки про себя уподобила эти слова обоюдоострому лезвию. С одной стороны лесть, с другой - напоминание о том ущербе, который она им нанесла. Гнев снова шевельнулся в ее душе. Она что им - дитя, чтобы подобным образом пытаться ею управлять?.. Ки принялась подбирать какие-то почтительные и вежливые слова, чтобы завершить беседу достойным прощанием. Ничего не получилось. Ум ее внезапно как будто завяз в топком болоте. В висках застучало. Нет, не годилось так вести себя по отношению к Коре. И так она уже вольно или невольно отняла у нее сына. В ушах снова поднялся гул, а перед глазами стало темнеть. Бороться еще и с этим у Ки попросту не было сил. Она подумала о том, что ехать ей, в общем, некуда. Да и незачем. Она ощутила внутри себя какую-то странную пустоту и едва расслышала собственный голос:
   - Я останусь, Кора. Я останусь здесь и дождусь, пока вы не примиритесь с гарпиями.
   По дороге змеились снежные вихри. Озябший Вандиен скорчился рядом с Ки на сиденье. Он был похож на бесформенную кучу тряпья. Тяжеловозы упорно шагали вперед. Ки следила взглядом за тем, как кружился летучий снег, то заметая, то вновь оголяя дорогу, как он вычерчивал стремительные, никогда не повторяющиеся узоры, белые на белом. Беспрестанно меняясь, снежное кружево оставалось все же неизменным. Как и те дни, что она провела в Арфистовом Броде.
   Вереница похожих друг на друга дней затянула ее, мало-помалу отнимая волю. Ки попыталась вновь заглянуть в то время, выудить какое-нибудь яркое воспоминание.
   ...Она стояла на коленях на деревянном понтоне посреди соляного болота на дальнем конце семейных владений. В жаркие летние дни над болотом поднимались удушливые, зловонные испарения. От них щипало глаза, текло из носа. К тому же на болоте почему-то усиливались головные боли, постоянно мучившие Ки. Над вонючей жижей туда и сюда сновали пестрые насекомые, и от их жужжания в ушах снова начинало звенеть. Мало кто рвался работать в таком отвратительном месте, но Ки шла на это охотно, не пытаясь, как другие, под любыми предлогами избежать посылки на болото.