Линдсей Джоанна. Узник моего желания

   Она даже боялась приблизиться к нему, когда он такой, но ничего не поделаешь. Ее обязанность не только принести поднос и поставить его перед ним, но и предложить ему блюда. — Что-нибудь здесь вас соблазняет, милорд? Ровена осознала двусмысленность заданного ею невинного вопроса, только увидев вспыхнувшие искорки в глазах Уоррика. Она покраснела. Она не собиралась столь решительно провоцировать его, и все же ее слова прозвучали именно так. И, к ее изумлению, складка на его лбу разгладилась, и он усмехнулся не той противной издевательской улыбкой, а обычной мужской.
   — Подойди сюда, и мы увидим, что меня может соблазнить. Сэр Шелдон одобрительно хмыкнул, так же как и несколько сидящих поблизости рыцарей. Ровена покраснела до кончиков волос. Но она не раздумывала. Она подошла поближе к его стулу — и тут же оказалась посаженной к нему на колени.
   Это была отличная возможность продвинуться в его соблазнении — если бы она могла забыть, что они находятся в центре внимания. Но она не помнила, что здесь присутствуют знатные дамы и рыцари, дочери Уоррика, и все, чего ей хотелось, — немедленно спрятаться в какую-нибудь щель и не показываться никому на глаза. Конечно, если бы ей отдавалось хоть малейшее уважение, которого требовал ее статус леди, Уоррик никогда не посмел бы так обращаться с ней у всех на глазах. Но он обращался с ней, как с низшей из вилланов, беззащитных против вожделения — по крайней мере против вожделения лорда Уоррика.
   — Что, как ты думаешь, разожжет мой аппетит? — продолжал развлекаться Уоррик. — Выбери и подай мне.
   Освобождение? Она может наполнить его тарелку и уйти? Она быстро наклонилась, чтобы выбрать ближайшее блюдо — и почувствовала, как рука Уоррика продвинулась вдоль ее ноги и легла между бедер. Она так быстро села назад, что ударилась о его подбородок. Он улыбнулся.
   — Ты думаешь, что ничто не может соблазнить меня? Ровена тяжело вздохнула. Она никак не могла выиграть в игре, которую он затеял, и не надеялась, что ей удастся просто уйти с его колен. Если она стерпит эти его касания, то, возможно, ему надоест, и он вспомнит, что находится здесь для того, чтобы есть, а не развлекаться такими вот играми.
   Она опять наклонилась вперед, пытаясь достать что-либо с подноса. Но он другой рукой залез к ней под блузу и крепко прижал ее к себе; она почувствовала жар, но уже не от смущенья. Внезапно ее объял ужас, она представила себе, что он может довести ее до того состояния, в каком она была сегодня ночью, прямо здесь, на глазах у всех.
   Отбросив гордость, она повернулась к нему и прошептала:
   — Пожалуйста.
   — Мне действительно очень приятно слышать это слово, — ответил он полным удовлетворения тоном.
   Это то самое ожидаемое им напоминание о ее просьбе, которой она так стыдилась, но она не этим была смущена.
   Но он продолжал:
   — Возможно, теперь ты скажешь, чему улыбалась? У Ровены расширились глаза от удивления. Так это все из-за того, что она смутила его улыбкой. Да и был ли он смущен? Эта мысль привела ее в бешенство, и гнев заставил ее забыть смущение, забыть, что их слышат все вокруг.
   Она ответила ему тоже с улыбкой, выждав только, пока он проглотит свой эль:
   — Я думала о том, как вы демонстрировали днем свою ревность, милорд.
   Он вскинул голову, воскликнув:
   — Ревность?
   Она откинула голову назад, чтобы он видел ее задумчивое выражение лица.
   — Возможно, чувство собственности — более правильное название. Я поняла теперь: вы чувствуете, что я принадлежу вам и только вам, и никто другой не имеет такой привилегии.
   Уоррик скосил взгляд на Шелдона, плечи того тряслись, очевидно, он слышал эти слова. Тогда Уоррик перевел взгляд на Ровену, и она на мгновение пожалела, что выбрала для объяснений такое людное место.
   — Я пояснил, что ты должна быть доступной лишь для меня, и ты считаешь это собственничеством? — прорычал он тихо. — Ничто не удержит меня от того, чтобы отдать тебя моим людям и смотреть, как они берут тебя — как только я буду не в настроении иметь тебя сам. Я должен показать тебе это?
   То была одна из тех угроз, простым произнесением которых он мог взять над ней верх, если она не примет надлежащих мер. Ее гнев стал еще больше, но это не помешало ей обвить его шею руками и прижаться к нему в тесном объятии.
   — Нет, не надо, я умоляю вас, — прошептала она ему на ухо, касаясь его губами. — Я хочу быть только в вашей постели, знать только ваши прикосновения.
   Она почувствовала, как дрожь пробежала по его телу, и он быстро спустил ее с колен. Когда Ровена выпрямилась, то заметила, что он покраснел; затем она встретилась с ним глазами и увидела вспыхнувший в нем огонь.
   — Иди наверх и поешь, потом приходи в мою комнату.
   — Вы желаете ванну, милорд?
   — Я желаю найти тебя в своей постели, где мы проверим, говорила ли ты правду.

Глава 29

 
   Ровене казалось, что она никогда такого не переживет. Она была уверена, что сплетни об этой ужасной сцене будут преследовать ее до могилы, куда бы она ни попыталась убежать — если она даже сможет покинуть Фулкхест. Но какое до того дело лорду Отмщение? Никто не будет шептаться о нем. Это ничего не значит для знатного мужчины, развлечься так в своем замке. Кто посмеет осуждать его?
   Она отгоняла от себя мысли о той сцене. Это было ужасно, что из кухни никак нельзя пройти в покои Уоррика, не перейдя опять из конца в конец весь этот длинный зал. Но когда Ровена возвращалась, то не слышала никакого шепота вокруг. По правде говоря, мужчины вообще не смотрели на нее, а те женщины, кто случайно бросил на нее взгляд, быстро отводили глаза в сторону.
   Значит, она зря так смертельно боялась? — думала Ровена в смущении. Или никто и не заметил, как она сидела у Уоррика на коленях, кроме тех, кто находился рядом за столом? Но на нее не обращали внимания и эти, кроме Уоррика. Он взглянул на нее, но как-то рассеянно, поскольку был занят разговором с Шелдоном.
   Ровена сконфузилась, ей все это не нравилось. Он должен был быть сконфуженным, а не она. Однако есть один простой способ дознаться правды, если что-то необычное случилось, пока она находилась наверху. Что-нибудь, отчего даже женщины из ткацкой, которые еще утром смотрели на нее с презрением, похоже, здорово испугались теперь, увидев ее.
   Она увидела молодую девушку, Эмму, которая позвала ее, когда приехал Шелдон, и остановилась подле нее.
   — Эмма, не будешь ли ты так добра, расскажи мне, что случилось здесь, пока я была наверху.
   — Ничего не было, кроме того развлечения, которое вы нам доставили.
   — Я вижу, — резко ответила Ровена и отвернулась, разочарованная, потому что девушка показалась перед этим расположенной к ней.
   Но Эмма поймала Ровену за руку, чтобы скорее разубедить ее.
   — Нет, леди, я не думала оскорблять вас. Просто странно видеть, как внушающий ужас дракон превращается на твоих глазах в нормального человека.
   Внушающий ужас дракон? Как точно сказано. Однако теперь уже Ровена была обеспокоена тем, как Эмма к ней обращается, ей больнее испытывать на себе жестокое обращение Уоррика, когда остальные знали о ее происхождении.
   — Почему ты называешь меня леди? Эмма пожала плечами.
   — Вы не можете скрыть этого под одеждой служанки. Ваши манеры говорят, что вы знатны по рождению.
   — Ты говоришь очень чисто.
   — Я просто подражаю, — усмехнулась Эмма. — Хотя, надеюсь, лучше, чем Селия.
   Ровена не могла удержаться от смеха.
   — Да, гораздо лучше, чем она, но скажи мне, если ничего не случилось, почему женщины выглядят почти испуганно?
   — Когда они смотрят на вас?
   Ровена кивнула, а Эмма в ответ широко улыбнулась.
   — Они прослышали, что случилось с Селией, и думают, что это вы.
   — Но я никогда…
   — Я не думаю так, но они думают. К тому же они потрясены тем, что вы не боитесь дракона даже в самых мрачных его настроениях.
   — Конечно, я боюсь его. Он держит мою жизнь в своих лапах.
   — Нет, он не убивает женщин. Но даже белая пряталась от него, когда он в гневе, и любой из нас мог здесь видеть, насколько зол он был — и затем вы заставили его смеяться. Это такая редкая вещь — видеть его смеющимся.
   По какой-то неосознанной причине, Ровена почувствовала печаль, услышав это, но быстро изгнала ее. Ничего не значит, если у кого-то мало радости в жизни. У нее тоже было ее немного за последние годы.
   Она бы с удовольствием поболтала еще с Эммой, чувствуя, что может с ней даже сдружиться, но надо было спешить в покои Уоррика, нет — в его постель. И теперь, когда ее смущение развеялось, она поняла, что придется сейчас делать, и ее охватила нервная дрожь.
   Конечно, она настроила его так, что Уоррик готов соблазнить ее, вернее, он сам себя так настроил своими возмутительными приставаниями за столом. Об этом сейчас можно не волноваться. Единственное, что может расстроить ее план, если он решит — она движима страхом, а не желанием. Однако, одно дело — думать, что она соблазнит его, и совсем другое — осуществить это, и ее нервозность так похожа на страх, что трудно было сказать, боится она или просто нервничает.
   Вдруг все это ни к чему, и ее подвиг не заставит его изменить свое обращение с ней. Милдред уверена, что заставит, но Ровена не очень-то в это верила. Хотя… даже несколько простых слов явно подействовали на него возбуждающе, и у него сразу сменилось настроение, что не изменило его обращения с ней, но безусловно повлияло на его чувство юмора. Нужно просто подождать и посмотреть, что из всего этого получится.
   Ровена вошла в покои, бросив на ходу взгляд на кровать и вовсе не собираясь увидеть там Уоррика, и в этот момент Уоррик закрыл дверь за ее спиной. Она удивленно обернулась. Так он последовал за ней сразу, как только она прошла, хотя он и казался столь глубоко занятым разговором. Тут она заметила, как горят возбуждением его глаза, и поняла: Уоррик хотел ее прямо сейчас, жутко хотел.
   Он не желал ждать ни минуты. Эта мысль придала ей силы. Но с другой стороны, она, к своему огорчению, ощущала, что и в ней поднимаются те же призывные чувства.
   Он стоял в дверях, смотря на нее не отрываясь, и медленно расстегивая застежку плаща. Уоррик был одет в нарядную коричневую тунику, украшенную снизу и у воротника золотым шитьем. Этот цвет очень подходил к его темно-золотистым волосам. Они были сейчас длиннее, чем тогда, в Киркбурге, и доставали ему до плеч. Он не хмурился. Он не хмурился, и красота его черт виделась ясно и приводила ее в смятение.
   Ровене было трудно наблюдать его такого, когда он выглядел нормальным человеком, а не жестоким монстром, который ей известен слишком хорошо.
   — Подойди сюда, Ровена.
   Она немедля приблизилась к нему, но не решалась встретиться с ним взглядом. Его выразительные глаза действовали на нее так, что она могла потерять контроль над собой.
   — Так ты хочешь спать со мной?
   — Да.
   — Почему?
   Боже милостивый, он что, не может поверить ей на слово? Почему? Она не думала, что ее желание может вызывать вопросы, и сейчас не могла думать об этом, стоя так близко от него.
   — Почему женщина может хотеть разделить постель с мужчиной?
   — Потому что моя мягче твоей.
   Она бросила на него быстрый взгляд. Недоносок. Он сомневается, и это значит, что ей придется убеждать его. Он не хочет играть главную роль в соблазнении.
   — Это правда, — сказала она. — Но я не так уж много спала в вашей. Возможно, моя все же лучше в конце концов.
   Она в сердцах отвернулась, но он поймал ее за руку и прижал к своей груди. И затем его губы заставили ее почувствовать переполняющую, горячую, рвущуюся наружу страсть. Она обняла его, потому что ощущала, как у нее слабеют колени, обняла его, потому что не могла иначе. И он не прекращал своей атаки, заставляя ее желать, почувствовать то же, что и он, и. Боже милостивый, ему это удалось.
   Она почти сползла на пол, когда он ее отпустил. Он не заметил этого. Он отошел от нее, его лицо горело от волнения. Он уселся на кровать и обхватил руками голову. Но когда он опять посмотрел на нее, она тяжело вздохнула. У него снова был жестокий взгляд, один из тех, которых она так боялась.
   — Ты все еще будешь уверять, что хочешь меня? Если она скажет «да», он заставит ее поплатиться; она знала, читала это в его взгляде. Но если она скажет «нет», то, похоже, он начнет уличать ее во лжи, и сейчас, еще чувствуя на губах вкус его губ, она не была уверена, что «нет» будет правдивым ответом. В любом случае она проигрывает — или выигрывает. Однако выиграть — поступиться своей гордостью, вот почему план Милдред — обоюдоострый меч. Она поняла теперь, что ей придется не слишком притворяться в той роли, которую она выбрала.
   Он ждал спокойно, давая ей время выбрать. Она приняла решение. Она должна пройти через все, чего бы ей это ни стоило.
   — Я все еще хочу вас, мой господин.
   Мгновение он молчал. Как будто бы потерял дар речи. Потом он хрипло проговорил:
   — Мне нужно доказательство.
   Меньшего она от него и не ожидала. Ровена медленно двинулась вперед, расстегивая на ходу свой корсет. Она сняла его, когда приблизилась к Уоррику. Блузу она расстегивала уже медленнее. По правде говоря, она была заворожена его видом, потому что у него на лице отражались все его чувства, по мере того как она раздевалась; к ней вернулось ощущение силы, она почувствовала себя более уверенно.
   Она сбросила свою блузу на пол, оставшись лишь в нижней рубашке, носках и туфлях. Чтобы снять туфли, она не наклонилась, а, напротив, поставила ногу высоко на кровать, совсем рядом с Уорриком. У последнего тут же перехватило дыхание. Он наклонился и, подхватив ее, рванул к себе. Ее колени оказались прижаты к его бедрам, ее спина невольно изогнулась, когда он прижался лицом к ее мягкой груди.
   Это было возбуждающее объятие и затронуло какую-то нежную струну в ней. Потому что он больше не двигался. Он просто застыл, прижав ее к себе. Она обвила руки вокруг его головы, уже совсем не уверенная в том, что играет роль, потому что чувствовала: очень правильно, вот так обнимать его.
   Потом он поднял голову и, сказал:
   — Поцелуй меня.
   Она поцеловала его, обняв ладонями за щеки, невинным и лишенным страсти поцелуем, но он выдержал это не более трех секунд. Его губы заставили ее рот открыться, он облизывал ее языком внутри вокруг губ, и затем проникая глубже в рот.
   Уоррик откинулся на спину, увлекая ее за собой, затем перевернулся, чтобы быть над ней, прижимаясь к ней тесно своим мужским орудием, и ее пульс участился, все внутри перевернулось, и сердце забилось гулкими ударами. Она обхватила его голову руками, цепляясь пальцами за волосы. Ей нужно за что-то держаться, потому что поднимающаяся волна чувств уже захватила ее всю.
   Она удивилась, когда он вдруг приподнялся, но это лишь для того, чтобы снять с нее нижнюю рубашку. Теперь она лежала перед ним обнаженная, его взгляд обжигал, затем он стал медленно гладить ее по животу, снизу вверх, приближаясь к ее груди. Он захватил одну грудь ртом и, облизывая языком сосок, пытался губами обхватить ее всю.
   У нее перехватило дыхание и бессознательно она выгнула спину, приподнимаясь к его губам, как бы прося еще.
   Она даже вскрикнула, протестуя, когда он остановился и выпрямился. Но на лице его не оказалось торжествующей улыбки. Его желание было так велико, что сейчас не до мелких радостей мести.
   Он тяжело дышал. Его глаза не отрывались от нее, пока он старался содрать с себя одежду. Нарядная туника порвалась от резкого движения. Ровена села, пытаясь помочь ему развязать шнурки. Но ее пальцы так дрожали, что она только затянула узел. Наконец его мужское орудие оказалось между ними, обнаженное, горящее, и ей казалось самой естественной вещью на свете обхватить его руками.
   Он втянул губами воздух, прежде чем выдохнул «нет», и, взяв ее руку в свою, прижал к кровати, и она не замечала уже ничего, кроме жара, охватившего ее. Свободной рукой она схватила его за зад, настолько, насколько ей хватало сил, чтобы поторопить его. Но он приподнялся и захватил в плен и эту руку, также прижав ее к кровати, но она не могла ждать дольше.
   — Сейчас — пожалуйста, Уоррик, сейчас! — попросила она, на этот раз без его команды, и просьба ее была выполнена незамедлительно.
   Он вошел в нее. Она раскрылась для него. Он двигался часто и быстро. Она закричала, достигнув вершины раньше, чем он, и продолжая вместе с ним, и это было настолько сильно, что она почти теряла сознание.
   Она плавала в растянувшемся чувстве удовлетворенности, когда, немного погодя, услышала, как он говорит:
   — Интересно бы знать, это я развлекаюсь на досуге по собственному желанию или ты провоцируешь меня на такое сумасшествие?
   Ровена только улыбнулась.

Глава 30

 
   Уоррик был еще там. Когда Ровена проснулась на следующее утро, он лежал с ней рядом в своей широкой кровати, хотя и не спал. У нее появилось чувство, что он наблюдал уже некоторое время за ней, пока она спала, и это смутило ее. Уоррик выглядел слишком серьезным.
   — Вы должны были разбудить меня, мой господин, и послать меня выполнять мои обязанности.
   — Я должен? Почему, когда одна из твоих обязанностей по твоему собственному выбору — находиться именно здесь, где ты и находишься.
   Румянец разлился по ее щекам.
   — Значит ли это, что я могу переложить на кого-нибудь другие свои обязанности?
   — А, — сказал он, как будто внезапно поняв. — Теперь мы имеем мотив, по которому ты предпочла мою кровать.
   — Нет — работа, которую я выполняю ежедневно, пока не утомляет меня.
   — Пока? — Он нахмурился, взгляд его переместился на ее живот и стал ледяным. И все же голос его продолжал оставаться мягким. — Понятно. Ты еще раз доказала свою непроходимую тупость, напомнив, что носишь моего ребенка, которого украла. Однако теперь ясно, что это другая причина, которая объясняет твою внезапную страсть ко мне, не так ли? Или ты будешь говорить, что у тебя не было и мысли договориться со мной насчет бэби?
   — Я бы хотела этого. Не буду отрицать.
   — Настолько, чтобы раздвигать свои ноги передо мной каждый раз, когда я скажу?
   Как она могла забыть о его жестокости и как ненавидела ее, ведь именно ей Ровена и пыталась положить конец. Очевидно, то, что произошло с ними ночью, не изменило его. Он ведь не поверил, что она действительно хочет его — и это то, из-за чего он пытает ее сейчас. И у нее нет никаких средств его убедить.
   Внезапно она рассердилась — так полностью проиграть. Почему этот человек не может просто принять то, что ему предлагают? Зачем он ищет скрытые мотивы?
   И его проклятые вопросы — ладно, она достаточно сердита, чтобы просто раздвинуть ноги широко на кровати, достаточно широко, чтобы он увидел.
   — Тогда иди, сэр Дракон, и обожги меня своим вогнем. Его чело потемнело.
   — Я хочу знать причину, и я хочу знать ее сейчас. Она заговорила горячо, глядя прямо на него.
   — Вы жестокий и мстительный, но все же, когда прикасаетесь ко мне, то всегда нежно.
   Она изумилась тому, что нашла наконец нужные слова, и, немного сбавив тон, добавила в него нотку нерешительности.
   — Мне не хотелось в этом признаваться самой себе, тем более вам, но получается, что я — я безумно жажду ваших прикосновений.
   Боже милостивый, она научилась хорошо врать. И выражение его лица изменилось. Она могла бы сказать, что он хочет верить ей, и это — это вызвало у нее ощущение кома в горле.
   — Если ты так жаждешь меня, то могла бы не ждать так долго, чтобы соблазнить меня и получить удовольствие. Или я должен обучать тебя работе проститутки?
   Оскорбление не задело ее, потому что она приняла эту речь за то, чем она, в сущности, и являлась, — попыткой противостоять соблазну поверить ее словам. Или он думает, что ни одна женщина не может желать его без скрытого мотива? Ровена припомнила слова Эммы, что все женщины удивляются, почему она не боится его. И Милдред сказала, что половину своей жизни он был этим жестоким, мстительным человеком, какой сейчас. Значит, все, что он ожидает, — страх? И как же женщина может его действительно захотеть, если она боится?
   Она удивилась на мгновение, почему сама больше не чувствовала страха перед ним, затем положила руку на его грудь, подталкивая его.
   — Возможно, вы будете меня учить, мой господин Уоррик, — нежно сказала она, наклоняясь к нему. — У меня пока мало навыков в этом, но все же я уверена, что могу продвинуться.
   Ровена высунула руку из-под одеяла, и, к ее изумлению, он не был против их сближения. Так же как и она. Она думала, ей будет трудно ласкать его. Однако оказалось легко, слишком легко — ей нравилось это.
   И ему нравилось. Он закрыл глаза. Его дыхание участилось. И не прошло и нескольких мгновений, как она была опрокинута на спину, его губы нашли ее, и его руки отвечали ей теми же ласками в благодарность за то возбуждение, которое она приносила ему.
   Но прежде чем он дошел до того, чего Ровена безуспешно ждала, в комнату, без предупреждения, как обычно, вошел Бернард. Бедный мальчик был смущен до крайности, но, когда он заметил, что Уоррик не обращает на него внимания, то, надо отдать ему должное, попытался тихо удалиться. Однако Уоррик был слишком военным человеком, принимающим быстрые решения, чтобы не выслушать, о чем ему хотят сообщить. Он поднял голову и пробурчал:
   — Что?
   И Бернард мог только пролепетать:
   — Отец… здесь… с невестой.
   Ровена выслушала сообщение, но не могла разобраться. Поскольку отец Уоррика умер, то имел ли в виду оруженосец своего отца или кого еще. Но слово «невеста» ей не понравилось.
   Для Уоррика, однако, это сообщение не было загадкой.
   — Они только приближаются к Фулкхесту или уже приехали? Спокойный тон вопроса дал мальчику прийти в себя.
   — Они в зале, милорд, и желают вас видеть. Сказать им…
   — Не надо. Я выйду сейчас поздороваться с ними. Ровена поняла по его ответу, что Уоррик не докончит с ней того, чего начал, и ее тело застонало от возмущения. Однако на лице ее не отразилось ничего, когда Уоррик вновь обернулся к ней. Зато его лицо выражало расстройство, сожаление, огорчение.
   — Неудобно заставлять ждать лорда Рейнарда. — Он вздохнул и перелез через нее.
   Она только спросила:
   — Лорд Рейнард — это отец невесты?
   — Будущей.
   Так вот; ее худшие опасения подтвердились. Теперь исчезла возможность для нее смягчить этого человека. Прибыла невеста. И вскоре его жена будет делить с ним постель. Что он будет делать тогда со своей пленницей? Поместит обратно в темницу? Заставит ее прислуживать ему и его жене?
   — Значит, нашлась ваша невеста, — проговорила она безразличным тоном, наблюдая, как он впопыхах вытаскивает из ящика свои одежды, наверное ищет что-либо нарядное для своей драгоценной леди Изабеллы.
   — По крайней мере это преступление больше не будет мне приписываться.
   Он бросил на нее быстрый взгляд.
   — Не считай, что ты оправдана, пока я не выясню, почему именно она потерялась.
   Ровена не ответила. Ей все равно, что скажет леди Изабелла; она только понимала, что ей хотелось, чтобы невеста не находилась. Это был всеразрушающий поворот событий, на который она не могла никак повлиять.
   Уоррик не обращает на нее теперь внимания. Его мысли заняты гостями. Ровена не могла не обращать внимания на него, хотя ее мысли были тоже заняты гостями.
   Однако, несмотря на то что голова ее была занята беспокойством по поводу того, как это новая ситуация скажется на ее положении, глаза ее не отрывались от Уоррика в его восхитительной наготе. Широкие мускулистые плечи, бугры мускулов на руках, выступающие и перекатывающиеся при каждом его движении мускулы на груди и животе. Сила и мощь в каждой линии, и… красота. Да, она не могла отрицать этого, как не могла отрицать и захлестывающего желания прижаться к прекрасному телу.
   Уоррик обернулся, прежде чем начать одеваться, и она увидела, что то же самое желание испытывает сейчас и он.
   Он подошел к кровати и, не говоря ни слова, обнял ее за шею и притянул к своим губам. Ее немного отпустило, но прежде чем она даже успела обнять его в ответ, он отошел опять. Лицо его выражало одновременно смесь желания и гнева; гнева, наверное, потому, что она соблазняет его и отрывает от дражайшей Изабеллы. Очевидно, соблазн все же недостаточный.
   Но в этом она была не совсем права.
   — Оставайся здесь, как есть, — приказал он резко. — Я вернусь раньше, чем угаснет огонь в твоих сапфировых глазах, мы посмотрим, как ты выполнишь то, что они обещают.
   Он не увидел, как она вспыхнула, поскольку отвернулся и стал поспешно одеваться. Она не предполагала, что ее чувства можно так же легко прочитать, как и его, но, очевидно, что сейчас не смогла их скрыть. Это заставило ее почувствовать себя более уязвимой, чем когда-либо раньше с Уорриком. Одно дело признаться себе, что она может хотеть его, хочет его прямо сейчас. И совсем другое, когда он сам видит это и ей не надо врать ему. Врать? Возможно, вначале, когда она сдерживала свои чувства, какие-то ее слова и были враньем, но сейчас все не так.
   Он быстро вышел из комнаты, не взглянув на нее больше. Мельком она отметила, что он натянул на себя что попало, не заботясь о том, чтобы произвести впечатление на долгожданную невесту. По правде говоря, подумала она с удовольствием, он выглядел совершенным неряхой и невежей и из-за рассерженного состояния, в котором был, обычная хмурая складка на лбу была, как всегда, на месте. Ему повезет, если невеста, взглянув на него, не разрыдается.