Линдсей Джоанна. Влюбленный мститель

   — Рада, что ты находишь в этом нечто забавное, — с горечью бросила она. — В отличие от меня. Я считала тебя мертвым. Была уверена, что только смерть могла помешать тебе вернуться вовремя. Представляла себе кораблекрушения, ужасные штормы и даже пиратов. В жизни подумать не могла, что тебя бросят в тюрьму, потому что знала: такой человек, как ты, законов не нарушает.
   Отец обнял ее за плечи и прошептал;
   — Забудь, Рисса. Все это позади. Я дома, в безопасности и добром здравии, и даже извлек некоторую выгоду из своих приключений. Так что не тревожься за меня.
   — Я и не тревожусь. Просто в бешенстве оттого, что Эверетты так обошлись с нами и их злодеяние осталось безнаказанным.
   — Мы с тобой знаем, как бессмысленна месть.
   — Ты прав, — вздохнула девушка.
   — А ты имеешь в виду не Эвереттов вообще, а только Винсента. Его брат, очевидно, сам свершил над собой суд.

Глава 23

 
   Но Альберт вовсе не умер.
   Потребовалось немало времени, чтобы Винсент осознал сей поразительный факт. Сначала он счел новость глупой шуткой. Розыгрышем. И даже подумал, что это дело рук Джорджа Аскота. В конце концов, такой человек, как Аскот, не задумается обелить себя, сочинив послание, в котором изображается совершенно невинной стороной. Кроме того, письмо передал неизвестный матрос, так что нет никаких доказательств, что его писал Альберт: даже подпись могла быть подделана.
   Но всякое сомнение улетучилось, стоило перечитать написанное. Это письмо было невозможно подделать. Кроме того, здесь приводились такие детали, о которых Аскот просто не мог знать.
   Значит, Альберт жив. Эта поразительная новость должна была воодушевить Винсента, а не явиться невероятным потрясением. По признанию Альберта, в первом письме не было ни слова правды. Теперь он клеймил позором истинного виновника, то есть себя. Но никаких извинений за свою ложь. Оказалось, Альберт даже не задумывался о последствиях, которые повлечет за собой письмо брату. И уж конечно, понятия не имел, что Винсент поднял перчатку вместо него.
   "Ты, вероятно, не ожидал больше известий от меня. Я был в сильном подпитии, когда писал то прощальное письмо, но смутно припоминаю, что поклялся никогда не возвращаться. И по-прежнему упорствую в своих намерениях. Нога моя не ступит на английские берега. У меня нет желания возвращаться на родину, где я чувствую себя таким ничтожеством по сравнению со старшим братом. Здесь же я такой, как все. Даже нищий может распрямить плечи и начать все сначала. Я так и поступил.
   Ты, должно быть, обрадуешься, узнав, что я смог упорядочить свою жизнь. Кстати, теперь, на трезвую голову, я готов признаться в том, что стало причиной моего падения. Ах, как трудно сравняться с тобой, братец! Ты чертовски удачлив. Все, к чему ты прикасаешься, обращается в золото. Понимаю, мне не стоило и пытаться переплюнуть тебя, но я все же попробовал, и в этом моя ошибка. Успех не пришел ко мне по мановению волшебной палочки. Поэтому я стал его торопить. А когда ничего не вышло, я стал топить горе в вине, что и стало началом моего падения. Естественно, в таком состоянии я сам не знал, что делал. Нанимал капитанами последних пройдох. Об одном поговаривали, что в юности он был пиратом, но поскольку тот обещал сделать меня богатым, я не обратил внимания на слухи. И позволил нечестным людям стать моими советчиками. Все, что они говорили мне, казалось разумным, по крайней мере когда я напивался. Но они ошибочно считали, что я владею неиссякаемым источником денег. Все вышло бы по-другому, будь я действительно богат, но, к сожалению, я вовсе не был богачом.
   Я не стараюсь оправдать себя. Всю свою жизнь я только этим и занимался, но больше не хочу. Мое банкротство было закономерным результатом неверно принятых решений. Не стоило заниматься тем, о чем я не имел ни малейшего понятия, и когда все стало рушиться, я преисполнился жалости к себе и глотал виски галлонами, вместо того чтобы попросить помощи. В то время я винил в своем разорении всех и каждого, включая других судовладельцев, и все потому, что отказывался признаться в собственном невежестве и бездеятельности. Вел себя как испорченное наглое отродье и только теперь набрался мужества признаться в этом.
   Я, разумеется, покидал страну в полной панике. Должно быть, ты понял это по моему письму, хотя, признаюсь, что не совсем точно помню его содержание. Как ни смешно это звучит, но моих судов не было в то время в порту, так что пришлось бежать на чужом. Конечно, меня довольно скоро обнаружили и заставили отрабатывать проезд: драить с утра до вечера палубу. Хорошо еще, что не выкинули в океан.
   С того времени я не взял в рот ни глотка спиртного. И впредь не собираюсь. Высадившись в Америке без гроша в кармане, я тут же оказался перед необходимостью просить милостыню или искать работу. К тому времени гордость моя потерпела значительный урон от ежедневного ползания по шершавым доскам палубы. Поэтому я нанялся помощником к пекарю. Неплохим он оказался парнем, этот пекарь. Взял меня под свое крылышко, научил ремеслу и даже стал поговаривать о расширении дела теперь, когда я так ловко научился обращаться с печами. Не могу не похвастаться, что мои булочки пользуются бешеным успехом.
   Я вовсе не надеюсь разбогатеть здесь. И не имею к этому особого желания. Научился находить удовлетворение в простой работе и скромном жалованье. Даже гордость вновь возродилась благодаря похвалам наших покупателей.
   Надеюсь, что ты получишь письмо до Рождества и обрадуешься при мысли о том, что больше нет нужды за меня волноваться. Это мой подарок тебе. Сознание того, что твой младший брат наконец вырос. Единственное, чего мне здесь не хватает, — это тебя».
   Письмо действительно оказалось чудесным подарком, но насколько приятнее было бы, приди оно до Рождества, как и было задумано. Пока Винсент не получил возможность «обличить» Аскота. И теперь он не собирался оправдывать себя неудачно сложившимися обстоятельствами. Он виноват в том, что решился мстить, не имея для этого достаточных оснований, а ведь стоило провести небольшое расследование, и несоответствия в ложных обвинениях стали бы очевидными.
   И снова он терзался угрызениями совести, и не только потому, что подвел брата. Альберт выжил, нашел свою дорогу в жизни. А вот он, Винсент, не знает, что делать со своей. Он погубил невинную семью, оскорбил порядочных людей и даже не знал, сможет ли исправить дела рук своих. Вернуть им отнятое? Но этого недостаточно. Далеко не достаточно. И что можно уладить, когда прошлого вернуть нельзя? В своей поспешности он едва ли не смертельно ранил женщину, которую полюбил.

Глава 24

 
   Джорджа Аскота наконец нашли. За два дня до Нового года он появился в конторе своей компании и даже провел там ночь, чем помог Винсенту установить Круглосуточное наблюдение за зданием, так что куда бы он ни отправился, за ним всюду следовал соглядатай.
   Винсент счел себя обязанным принести извинения. А вот будут ли они приняты — вопрос другой. Пусть Ас кот по крайней мере убедится, что вендетта окончена. Разумеется, это не облегчит его душу. Он не ожидал ни прощения, ни понимания, поскольку не простил сам себя.
   Когда он приехал, контора оказалась закрытой. И неудивительно, было так рано, что даже клерк еще не успел появиться. Лучше застать Аскота спящим, в этом случае им уж точно никто не помешает.
   Оказалось, что Джордж уже встал. Но он не собирался встречать незваного гостя с распростертыми объятиями. Узнав Винсента, он немедленно попытался захлопнуть дверь, и тот едва успел вставить ногу в щель.
   — Одна минута. Больше я не прошу, — выдохнул он.
   — Ровно столько я смогу удержаться, чтобы не разбить вам физиономию, сэр.
   Судя по выражению лица, Джордж нисколько не преувеличивал. Он и в самом деле пришел в бешенство. Кроме того, рост и комплекция вполне позволяли ему изуродовать Винсента, хотя тот вполне был способен дать сдачи. Другое дело, что в нынешнем покаянном состоянии он просто не сможет защищаться. Впрочем, никакие побои не избавят его от чувства вины.
   — Я здесь, чтобы принести извинения и объясниться, хотя делаю последнее скорее ради себя, чем ради вас.
   — Извинения? Но ведь вы объявили меня подлецом и злодеем. Или все-таки обнаружили, что это не совсем так?
   — Я поставил себе целью погубить вас. Глаз за глаз.
   Единственным извинением мне служит то, что я считал вас косвенно виновным в самоубийстве брата. Но вы были правы. Я не дал себе труда проверить факты.
   Теперь же я узнал правду.
   — И конечно, не от меня, — с горечью бросил Джордж. — Мне вы поверить отказались.
   — А вы чему поверили бы на моем месте: клятвам незнакомого человека или предсмертному письму брата?
   — Будь моим братом такое ничтожество, по крайней мере призадумался бы, — фыркнул Аскот, но не столько его слова, сколько презрительный тон заставили Винсента залиться краской смущения.
   — Да, Альберт — человек слабый, но в жизни не думал, что он способен лгать. Кроме того, он писал прощальное письмо совершенно пьяным и признается теперь, что ничего не помнит. Надо отдать ему должное, Альберт не подозревал, что я ошибочно пойму его истинные намерения и стану мстить.
   — Не помнит? Вы хотите сказать, что он вовсе не погиб?
   — Я только сейчас получил от него другое письмо, на этот раз вполне осмысленное. Он обосновался в Америке. И теперь винит в своих неудачах одного себя.
   — Значит, вы причинили зло невинным людям, не так ли?
   — Судя по тому, что я узнал из первого письма, было по меньшей мере несправедливо, чтобы вы, разорив конкурента и доведя его до самоубийства, легко отделались. Возможно, на столь полный успех вы и не рассчитывали, но тем не менее так уж случилось. Я оказался не прав, став причиной настоящей катастрофы, за что униженно прошу прощения и готов дать вам любое удовлетворение, начиная с этого.
   — Что такое? — буркнул Джордж, принимая пакет документов.
   — Купчая на дом, составленная на ваше имя. Все долги выплачены. Здесь также адрес склада, где хранится ваша обстановка. Кроме того, я постарался пресечь слухи относительно вашего разорения. Один ваш приезд в Англию подтверждает их фальшь. Если у вас будут еще какие-то трудности, связанные с ними…
   — Я сам об этом позабочусь.
   — Как угодно, — отозвался Винсент, сообразив, что оскорбляет человека намеками на то, что тот не способен справиться собственными силами. — Просто я не хотел, чтобы вы трудились, исправляя чужие ошибки, на случай, если я не предусмотрел каких бы то ни было последствий.
   — Если хотите загладить свою вину, держитесь подальше от меня и моей семьи и дайте забыть о вашем существовании. То, что вы сотворили с моей дочерью…
   — Не имеет ничего общего с местью.
   — И вы воображаете, будто я этому поверю?
   — Верно то, что если бы не эта моя затея, я не встретил бы Лариссу. Но я с первого взгляда влюбился в нее как мальчишка. Признаюсь, что лгал себе лишь потому, что по моим меркам она была для меня запретным плодом. Я не мог жениться на ней, поскольку считал дочерью своего врага. Но удержаться от соблазна сделать ее своей так и не смог. Поэтому месть стала всего лишь предлогом не внять голосу совести.
   — Вы говорите о чистом ребенке, невинностью которого воспользовались?
   — Я говорю о женщине, которую люблю. Она дитя лишь в ваших глазах, сэр. И если бы вы не вернулись, я забыл бы обо всех своих принципах, чтобы достичь единственной цели, имеющей для меня хоть какой-то смысл, и умолял бы ее стать моей женой.
   — Да ну! Теперь, разумеется, можно утверждать все, что угодно, зная, как она презирает вас за ваш поступок, и, конечно, ни за что не согласится иметь с вами ничего общего.
   — Просто я узрел истину слишком поздно, — вздохнул Винсент. — Даже в сочельник я еще не понимал, как люблю ее, хотя сделал все возможное, чтобы удержать в своем доме. Лгал, притворялся, шел на все, лишь бы помешать Лариссе исчезнуть из моей жизни.
   — Вы это признаете?
   — Да. Я был убежден, что о женитьбе и речи быть не может. Что таким образом я предаю брата. Но в утро Рождества Ларисса наконец захотела узнать, достаточно ли благородны мои намерения, в противном случае пригрозила оставить меня. Тут я и понял, что всякая месть бессмысленна по сравнению с несчастьем потерять это сокровище, И прежде чем успел объясниться с ней, появились вы. — Судя по вашему приветствию, вряд ли вы поняли это во время нашего первого разговора.
   — Тогда мной владели досада и гнев.
   — Я считаю это большой удачей для своего семейства, — сухо заметил Джордж. — А теперь, сэр, если вам нечего больше сказать, желаю удачи.
   — Вы позволите мне увидеться с Лариссой? Я должен извиниться и перед…
   — Сейчас ей всего нужнее покой. Или вы еще не осознали, как сильно ранили ее ваши откровения? Она только начинает приходить в себя. Держитесь как можно дальше от нее.

Глава 25

 
   Держаться подальше? Разве это возможно? Он хотел бы заручиться от Джорджа разрешением встретиться с Лариссой, но с ним или без него, все равно увидится с ней.
   Только она все не возвращалась в Лондон.
   Джордж перевез обстановку в лондонский дом, переехал сам, вновь нанял слуг. Он был занят с утра до вечера, восполняя вынужденный перебой в делах и навещая поставщиков, впавших в панику при первом же намеке на то, что он сбежал из Англии.
   Судя по сведениям, полученным Винсентом, поставщики пресмыкались и умоляли о прощении. Что ж, вполне естественно, ведь все они зависели от милостей клиентов. Но Винсента мало интересовало, готов ли Аскот простить их или обратится к новым торговцам. Люди, следившие за Джорджем, докладывали о тщетности своих усилий подобраться ближе и подслушать разговоры.
   К концу года дом был приведен, в порядок, но оставался пустым: ни Ларисса, ни Томас еще не вернулись. Винсент начал волноваться, что Ларисса совсем не появится. И все из-за него. Что ж, вполне обоснованная тревога: Джордж мог сообщить дочери о его визите и желании поговорить с ней. Стоило Аскоту покинуть город, как Винсент последовал за ним. И нисколько не удивился, оказавшись в Портсмуте. Он уже отдавал приказ обыскать гостиницы и постоялые дворы, помня о том, что именно здесь жили Аскоты до переезда в Лондон. Конечно, его агенты тогда никого не нашли, но сейчас он успел собрать кое-какие сведения об Эпилби, прежде чем постучаться к ним.
   И знал, что они старые друзья Аскотов.
   Как ни странно, дверь перед его носом не захлопнулась, хотя это вполне могло случиться. Очевидно, никто не предупредил дворецкого, что барона не ведено пускать. Впрочем, Аскоты вряд ли ожидали его появления. Однако у него не было особых надежд увидеться с Лариссой. Ей обязательно доложат, что он здесь, и она скорее всего не пожелает его принять. Но если повезет…
   При виде входившего в дом Винсента Ларисса замерла на самой середине лестницы. Первым порывом было немедленно отвернуться. Она не желала говорить с ним. Никогда. Но метнуться к себе в, комнату было бы трусостью, и кроме того, ярость, вновь забурлившая в ней, просто не позволила бы отступить. На этот раз, она не даст себя запугать или улестить.
   Гнев подтолкнул ее сбежать вниз. Как раз в этот момент Винсент поднял голову и увидел ее.
   Сейчас она даст ему пощечину. Ударит наотмашь. И тогда слова совсем не понадобятся. Он и без того поймет, что она испытывает к нему.
   Но Ларисса не сделала этого. И все потому, что едва не растаяла в золотистом сиянии знакомых глаз, а предательское тело немедленно отозвалось на его близость.
   Господи, неужели ее до сих пор к нему тянет? Как может она желать его, одновременно презирая!
   Когда его рука потянулась к ее щеке, у нее ноги подкосились. Значит, даже эта легкая ласка уничтожит ее решимость и заставит забыться хотя бы ненадолго. Поэтому она не желает больше иметь с ним ничего общего.
   — Ларисса…
   — Не прикасайтесь ко мне! — вскрикнула девушка, отпрянув. Сердце ее бешено колотилось. Она опять подпала под власть его чар. Теперь его не удержать. — Не смейте до меня дотрагиваться, — повторила она уже спокойнее. В голосе ее сквозило презрение. — Пытаетесь снова увлечь меня, подчинить своей воле, но теперь я это сознаю и не…
   — Ларисса, будьте моей женой.
   Глаза девушки мгновенно повлажнели.
   — Слишком поздно.
   — Знаю, но не попросить об этом — значит добавить ко всем несчастьям еще одно.
   Ей стоило бы немедленно уйти. Не обращать внимания на его искаженное болью лицо. И то, что сердце разрывалось, а ноги не слушались, привело Лариссу в негодование.
   — Ничто не исправит содеянного, как бы вы ни пытались меня убедить в обратном, так что зачем весь этот спектакль?
   — Я надеюсь начать все заново, уничтожить прошлое, и есть многое, чего вы не знаете и в чем я должен признаться.
   — Все это вряд ли меня касается.
   — Умоляю, не отнимайте у меня последней надежды, выслушайте меня. Я понимаю, что лишь добавлю масла в огонь, но все же объясню, почему лгал.
   — Я уже поняла, что почти все, сказанное вами, — ложь, — бросила она, — так что нет необходимости это подтверждать.
   — Далеко не все, — вздохнул он.
   Ей показалось, что он снова хочет погладить ее по щеке. Неужели он испытывает то же самое притяжение, которому почти невозможно противостоять? Что ж, возможно, ему не так уж ненавистны прикосновения к ней, и он вовсе не злорадствует по поводу своей легкой победы. А если их чувства взаимны? Но это все равно ничего не меняет. Он сделал ее орудием мести отцу. И ни перед чем не остановился, чтобы добиться своего. А теперь, наверное, совесть замучила его. Что ж, вполне понятно. Нужно же загладить вину хоть каким-то способом. Но ей… ей это не принесет ничего, кроме страданий. Она просто не может услышать еще раз подтверждение тому, как была наивна и доверчива.
   Но слова сорвались с языка прежде, чем Ларисса успела опомниться:
   — Что ж, объясняйтесь, только покороче. Винсент кивнул и поспешно сунул руки в карманы, подавляя желание обнять девушку.
   — Между нами с самого начала была ложь. Я привез вас к себе, потому что увлекся вами с того момента, как увидел. И это не имело никакого отношения к вашему отцу. Легче легкого было бы найти его в конторе. К счастью, вы не догадались вспомнить об этом, когда я заметил, что должен иметь адрес, по которому можно было бы отыскать вас.
   — В ту ночь я была слишком расстроена, — оправдывалась Ларисса.
   — Это было вполне очевидно и на руку мне, потому что я сам потерял голову и, вполне вероятно, не сумел бы придумать более благовидного предлога залучить вас к себе домой. К моей радости, вы переехали. Но тут же возникла новая проблема: как дольше удержать вас под моей крышей, потому что я не мог вынести мысли о том, что буду вынужден отказаться от лишнего дня в вашем обществе. И без того пришлось смириться с тем, что у нас не так много времени и вы исчезнете, как только вернется ваш отец. Поэтому я решил оставить вас совсем без средств.
   — Без средств?
   — Вы упомянули о недавней болезни брата, поэтому я послал за своим врачом. Его визит вовсе не был ежегодным, как я говорил вам. Он приехал специально, чтобы осмотреть Томаса.
   — Такая доброта с вашей стороны вовсе не извиняет…
   — Рисса, о какой доброте идет речь? Просто я не хотел, чтобы вы продавали вещи, иначе у вас появились бы деньги на доктора и оплату недорогого жилья. И тогда я убедил вас позволить запереть драгоценности в сейфе. Поверьте, мои слуги вполне достойны доверия.
   — А если бы я потребовала их обратно?
   — Ключ от сейфа… к сожалению… на время потерялся бы.
   — Так значит, и склад никто не грабил? — вырвалось у девушки.
   — Нет. Я просто велел перевезти все ценности в другое место на случай, если бы вы сами захотели увидеть, что осталось после взлома. Но уверяю вас, я все бы вернул, поэтому и сообщил о своем намерении искать воров, чтобы вы не удивились, если позже вещи оказались бы на месте. Я совсем не собирался ничего отнимать у вашей семьи.
   — Нет. Всего-навсего уничтожить нас, — проговорила девушка с такой горечью, что Винсент невольно нахмурился.
   — Неужели вы не понимаете, что все это — вещи совершенно разные?
   — Да? Кажется, вы преуспели во всем…
   — С той минуты, как вы появились в моем доме, — перебил он, — я почти забыл о вашем отце. Жил и дышал вами. Вы завладели моими мыслями. Все, что я делал, имело одну цель — добиться вас. Но я убедил себя, что могу сделать это только под предлогом мести. Я не мог поступить, как полагается в таких случаях, жениться на вас, потому что Джордж Аскот был моим врагом…
   — Он никогда не был вашим врагом.
   — Тогда мне казалось, что был. Поймите, я был в этом твердо уверен. Я винил вашего отца в разорении моего брата, и следовательно, в его гибели. И все же я просто намеревался уничтожить его компанию и доброе имя. С меня и этого было бы достаточно. Мера за меру, как говорится. Он мог еще подняться, завести новое дело. Альберта же, как я думал, уже не воскресишь.
   — Но зачем вы говорите мне все это? Какое мне дело? Хуже всего, что вы соблазнили меня без намерения жениться. Признайте это!
   — Уже признал. Я лишь хотел объяснить, почему в то время не мог жениться на вас и почему теперь все мои намерения и решения кажутся столь ничтожными.
   — Я знаю почему! По словам отца, ваш брат жив. Это тем более не извиняет того, что вы натворили.
   — Но как я понял, отец не сказал вам, что моя месть больше не имела никакого смысла еще до того, как он объявился. Или вы не помните, о чем именно мы говорили до его прихода?
   — Припоминаю, как вы рассуждали, что не можете жениться на мне из-за отца.
   — Но уже тогда я осознал, что вы для меня — все. И если вспомните, я так и сказал. Для меня вендетта потеряла всякий смысл. Я даже попытался объяснить вашему отцу, что все еще можно исправить, но в эту минуту вы перебили меня, по-своему рассказав о случившемся отцу.
   Так он признался в нагромождении лжи лишь для того, чтобы добиться ее доверия? Только последняя идиотка позволит ему снова ее одурачить… но она и так уже сделала глупость, согласившись на этот разговор.
   — Ваша исповедь закончена?
   Именно ее сухой тон убедил его, что попытки примирения тщетны. Никакие мольбы не смогут разбить лед, сковавший ее сердце. Глаза Винсента стали такими печальными, что Ларисса едва не заплакала. Но она не смягчится, ни за что не смягчится…
   — Нет. Вам следует знать, что это я был в вашей комнате в ту ночь и долго стоял, сходя с ума от желания. Та дурацкая история о лунатизме тоже не правда. Я велел поставить замки на двери, боясь, что снова не удержусь и войду к вам.
   — А ваше прошлое? Вы поведали о нем, чтобы добиться моего сочувствия? И это тоже обман.
   — Ваше сострадание — редкая и драгоценная вещь, Ларисса, и я им воспользовался. Но у меня не было необходимости сочинять жалостные истории, чтобы пробудить в вас участие. Все, что я рассказывал о своем детстве, — чистая, хоть и не слишком приятная правда. Просто я ни с кем не делился раньше: ненавижу, когда меня жалеют, — пояснил Винсент и, сухо усмехнувшись, добавил:
   — К вам это не относится. Ваша жалость — вещь поразительная. Никогда не мог перед ней устоять.
   — А ваши усилия оказались бессмысленными.
   — То есть как?
   — Я могла бы уйти в любой момент, и никакая ложь мне не помешала бы.
   — Не забывайте, вам приходилось заботиться о брате. Куда бы вы пошли без денег?
   — Верно, только в конторе отца хранились ценности, о которых я не упоминала: дорогая картина и несколько древних карт, которые отец собирался продать, да все руки не доходили. За карты дали бы неплохие деньги.
   — И за «Нимфу».
   — Откуда вы знаете? — ахнула девушка.
   — Логический вывод, ничего более, — приглушенно рассмеялся Винсент. — Видите ли, я несколько месяцев искал эту картину по поручению клиента. Известно было только, что она находится у какого-то судовладельца.
   — Но почему именно эта картина?
   — Вы ее видели?
   — Понимаете, — нахмурилась Ларисса, — когда я в последний раз приходила к отцу, он буквально выставил меня из хранилища, заявив, будто не желает, чтобы я даже мельком взглянула на этот позор. И добавил, что подобные вещи непристойно показывать детям. Наверное, на картине была изображена обнаженная женщина.
   — Да, и в весьма рискованной позе, полагаю, — кивнул Винсент. — Но мой клиент готов заплатить за нее полмиллиона фунтов.
   — Сколько? Он что, не в своем уме?
   — Нет, просто крайне эксцентричен и денег имеет куда больше, чем сможет потратить за целых три жизни.
   — Вы смеетесь надо мной. Не слишком-то вежливо с вашей стороны при подобных обстоятельствах. Но чего и ждать от обманщика!
   — Клянусь, у меня подобного и в мыслях не было, — вздохнул он. — Кстати, вы прекрасно его знаете. Это Джонатан Хейл, которому не терпится заполучить картину настолько, что он нанял меня для ее поисков. Теперь дело сделано. Она у вас. Уверен, что стоит мне обо всем ему рассказать, и он немедленно отправится к вашему отцу.
   — Но зачем вам делать одолжение папе? Что за этим кроется?
   — Если перестанете подозревать меня в нечестных мотивах и подумаете обо всем, что я вам тут наговорил сегодня, сами найдете ответ. Приходилось вам когда-нибудь горько сожалеть о своих поступках?
   — Кроме встречи с вами?