Страница:
– Проклятая ведьма! – Кажется, он поверил. Я действительно его напугала. – Проклятая ведьма! Твои пророчества застрянут у тебя в глотке!
Он замахнулся, чтобы ударить меня. Я смотрела ему в глаза, и он опустил руку.
– Отпусти ее, – сказал тихий, но твердый голос Джейми.
Он пришел в себя и теперь сидел, прислонясь к стене и держа больную руку на коленях. Его глаза ввалились и от этого казались еще больше, лицо было землисто-бледным и взмокшим от пота. Он находился в шоковом состоянии, и все же он контролировал себя.
– Отпусти ее, – повторил Джейми чуть громче. – Ведь тебе нужен я. Это наше дело. Она здесь ни при чем.
– Отпустить? С чего вдруг? Я никогда не был филантропом, – заметил Рэндалл.
– Я предлагаю сделку, – сказал Джейми.
– Что ты можешь мне предложить? У тебя ничего нет, ты прикован к этой стене и завтра будешь повешен.
– Я предлагаю тебе себя, – твердо произнес Джейми.
– Нет!! – вырвалось у меня.
– Мне все равно. Завтра меня повесят, – сказал он, глядя на меня странными глазами. Мне казалось, они потемнели от боли. Синие озера стали свинцовыми, как море в шторм.
– Это интересно, – задумчиво сказал Рэндалл. – А где гарантии?
– Я даю тебе слово, что не буду сопротивляться, что бы ты ни делал. И я даю слово, что завтра никому не скажу о том, что происходило здесь. Если меня спросят, я скажу, что меня избили в камере.
– Слово? – переспросил Рэндалл, ухмыляясь.
– Слово чести, – повторил Джейми.
Рэндалл улыбнулся так сладко, как улыбаются младенцы во сне.
– Проверим, чего стоит твое слово, – сказал он, освобождая Джейми от кандалов.
Джейми сидел неподвижно, в его позе была такая обреченность, что я чуть было не зарыдала в голос. Он купил мою жизнь, выторговал ее в обмен на то единственное, что у него осталось. Ради моего спасения он отдал свою гордость, чувство собственного достоинства. С его характером, с его упрямством уступить, покориться – хуже смерти. Одно дело быть побежденным, сопротивляясь до последнего, другое – покориться добровольно. Чего ему это стоило…
Рэндалл помог ему подняться, усадил на стул, обращаясь с ним как с тончайшим фарфоровым сосудом. Вкрадчивыми движениями он пригладил волосы Джейми, поправил остатки его рубашки и вдруг грубо схватил его за больную руку. Джейми застонал и снова потерял сознание.
– Пойдемте, сударыня, – сказал он, подходя ко мне. – Вам придется оставить нас вдвоем.
Он повел меня темным коридором к выходу, который был неподалеку. Я сообразила, что эта дверь выходит на задний двор, откуда я смогу ускользнуть незамеченной и добраться до Муртага. Я вернусь не одна, и тогда Рэндаллу не поздоровится.
– Счастливо, сударыня, – попрощался Рэндалл. – Желаю вам приятно провести ночь.
– И не забудьте, милейший капитан: ваша смерть будет отвратительной.
С этими словами я вышла в тюремный двор. Мела метель. Давно стемнело, и тюремный двор освещала только луна. Слегка светились свежие сугробы. Кругом – ни души. Куда идти? Нужно торопиться, иначе помощь опоздает. Нужно обойти здание тюрьмы и выйти в город. Меня ждут.
Я пошла вдоль стены, пригибаясь от порывов ветра с колючим снегом, бьющих мне в лицо, отталкивающих меня назад. Мне не было страшно, хотя я всю жизнь боялась оставаться ночью в лесу. А лес совсем рядом, в нескольких десятках метров, глухой и темный. Но я думала только об одном: Джейми там, во власти этого человека. И он дал слово не сопротивляться. Рэндалл растерзает его, если я не успею.
И тут я увидела его. Его глаза светились в ночи, и сначала я приняла их за отблески света. Но разглядев длинный смутный силуэт, я поняла, что это волк. Он бесшумно и сосредоточенно подходил ко мне, не торопясь, зная, что у него достаточно времени. Мы рассматривали друг друга. Он был тощим и выглядел больным и старым. Я была неплохой, довольно крупной добычей. Может, даже слишком крупной, но выбирать было не из чего.
Осторожно, стараясь не делать резких движений, я приготовилась защищаться: обернула свою накидку вокруг левой руки, а в правую взяла кинжал. Мне все еще не было страшно. Волк медленно приближался ко мне, и я начала разговаривать с ним так, как разговаривают с собаками. Громким, уверенным голосом.
– Непослушная собака, – сказала я, глядя ему в глаза, чтобы уловить в них момент прыжка. – Мерзкая, отвратительная, грязная собака. Ты хочешь есть, а я хочу спасти своего мужа. Нам придется выбрать. И выбор будет не в твою пользу, гнусная псина.
Волк слушал меня с интересом. Он нацеливался для прыжка, и мои речи ему нисколько не мешали. Я не заметила, как он прыгнул. Я не уловила ничего в его глазах, и я не видела его в полете. Только инстинкт заставил меня выставить вперед руку. Я едва не упала, потому что в момент прыжка стояла далеко от стены, и когда я уже чувствовала, что лежу навзничь, моя спина встретила спасительную опору. Я ударилась головой, и на момент мне показалось, что я теряю сознание. Волчьи зубы сдавливали мою руку, и даже через несколько слоев ткани с подкладкой я чувствовала, как они сжимаются, оставляя синяки.
Нужно было изменить положение. Правой рукой, все еще сжимающей кинжал, я опиралась о стену. Если я отпущу руку – я упаду. И я маленькими шагами стала отходить назад, прижимаясь к стене и занимая более удобное положение. Меня царапали волчьи когти, они путались в ткани моего платья, и я впервые в жизни радовалась тому, что оно такое длинное и с таким количеством нижних юбок. Хотя мне было уже почти все равно, буду ли я ранена, поцарапана, укушена, мне нужно было победить. Победить любой ценой, и точка.
Волк, даже и отощавший, был тяжелым. Он весил примерно столько же, сколько и я. Я начинала сгибаться под этим вгрызающимся в меня весом, и все же мне удалось прижаться к каменной стене тюрьмы и высвободить правую руку для удара. Мы возились и копошились, и все это происходило медленно, как в страшном сне. Я слышала какие-то странные звуки, не то повизгивание, не то постанывание. Я думала, что это волк, но потом поняла, что это я.
Отбиваясь и отпихивая онемевшей левой рукой волчьи зубы от моего горла, я медленно, чтобы не потерять равновесие, занесла правую руку. Я попала во что-то твердое, кинжал соскользнул, и только чудом я удержала его в руке. Волк издал глухой вой, дернулся от боли, и я боком упала в сугроб. Мой удар не задел никаких важных органов. Он был легко ранен. Нужно бить в шею, решила я, задыхаясь и обливаясь потом, пиная волка ногами. Я мысленно представила этот удар, как я заношу руку и, сгибая ее в локте, бью сверху вниз, целясь в точку на уровне моего сердца.
Было трудно двигать рукой, я была вдавлена в снег, запутавшаяся одежда стесняла движения, но я все-таки смогла поднять руку с кинжалом, как будто примерзшим к ней. А теперь – удар, скомандовала я себе. Нож мягко вошел куда-то, и хватка на моей руке ослабла. Страшные челюсти разжались. Волк хрипел, из пасти потекла струйка крови. Через несколько мгновений он затих. Я осторожно попыталась выкарабкаться из-под его тела, но у меня ничего не получилось. От каждого движения все плыло перед глазами. Слабость и нервное истощение не давали мне встать.
Внезапно я увидела, как выходит из леса и приближается ко мне карикатурными подпрыгивающими шагами огромный медведь с ружьем. За ним бежал человек, в котором я с трудом узнала Муртага. Интересно, зачем медведю ружье, подумала я и потеряла сознание.
Не знаю, как долго я была без чувств. Я очнулась в незнакомой комнате. Я лежала на кушетке, у меня ныла рука и я поняла, что волк мне не приснился. А значит, не приснилась и камера пыток капитана Рэндалла. Было тепло, потрескивал огонь в камине, рядом сидел Муртаг и обеспокоенно смотрел на меня. Я открыла глаза и попыталась улыбнуться.
– А где медведь?
Муртаг выглядел удивленным.
– Это был волк, англичанка. Будь это медведь, тебе бы не уйти живой.
– Слушай, я не сумасшедшая. Я прекрасно помню, что на меня напал волк, – сказала я. – Но потом из леса выбежал медведь. У него было ружье.
Брови Муртага полезли вверх, он весь затрясся и издал что-то вроде кудахтанья. Так я впервые увидела, как Муртаг смеется.
– Это был сэр Бартоломью Фэрбенкс, хозяин этого дома. На нем была медвежья шкура, – объяснил Муртаг.
– Уф, – сказала я. – Значит, оборотней все-таки не бывает. А я чуть было не поверила. Сколько времени прошло с тех пор, как вы меня нашли?
– Около часа.
– Нужно торопиться.
И я рассказала Муртагу и спустившемуся в гостиную сэру Бартоломью, что Джейми в руках Рэндалла и его еще можно вызволить.
– Рэндалл? – переспросил сэр Бартоломью, огромный и действительно похожий на медведя человек. – Что ему нужно от парня?
Муртаг тоже вопросительно смотрел на меня. Он тоже ничего не знал о странных чувствах, которые Рэндалл питает к Джейми.
– Это личное, – начала я, запинаясь. Выслушав меня, сэр Бартоломью забарабанил пальцами по столу и присвистнул.
– И вы хотите, чтобы я рисковал головой, спасая его задницу? – неожиданно грубо спросил он. – Не велика ли цена?
– Меня беспокоит не его задница, а его шкура, – грубо ответила я. – Завтра утром его должны повесить. И вы могли бы помочь мне. Я заплачу, если нужно. У меня почти не осталось денег, но у меня есть ожерелье… Муртаг, где оно?
Муртаг извлек из сумки тот самый жемчуг, который Джейми подарил мне в день свадьбы, и протянул его сэру Бартоломью. Тот взял ожерелье, вгляделся в него и воскликнул:
– Этот жемчуг я подарил Эллен Маккензи в день ее свадьбы! Как он попал к вам?
– Он принадлежал моему мужу, а теперь принадлежит мне.
– Так ваш Джейми – сын Эллен?!
Муртаг, внимательно смотревший на хозяина дома, сказал сквозь зубы:
– Так, значит, я действительно видел тебя двадцать лет назад в замке Тибервелл. Я помню, ты приносил присягу Фергюсу Маккензи. Не пора ли подтвердить твою верность?
– Я помог бы сыну Эллен Маккензи, – отрезал сэр Бартоломью, – но не ради присяги, а во имя ее памяти. Мне не нужны ваши деньги, сударыня. Но боюсь, я мало что могу сделать.
– Может, нужно просто пойти к сэру Томпсону и сообщить ему о том, что творит капитан Рэндалл? – предложила я.
– Это серьезное обвинение, – возразил сэр Бартоломью. – Сэр Томпсон имеет право спросить, откуда получены такие сведения. И что я ему отвечу? Что вы, прогуливаясь по тюремным коридорам, ненароком заглянули на огонек к капитану Рэндаллу?
– Предварительно убив пару солдат, – мрачно закончила я. – Что же делать?
– Даже если Томпсон поверит в это обвинение и не будет задавать вопросов, – сказал Муртаг, – приговор не отменят. Рэндалл будет наказан, а Джейми повешен.
Мы погрузились в тягостное молчание. Хозяин дома предложил выпить виски, и мы не стали отказываться. Я с удовольствием отхлебнула пару глотков и почувствовала, что в моих жилах снова побежала кровь. Пациент скорее жив, чем мертв, решила я. В гостиную неслышными шагами спустилась жена сэра Бартоломью. Она куталась во что-то длинное, широкое и светлое и была похожа на привидение. Должно быть, ее разбудили наши голоса.
– Что случилось, Барти? У нас гости? – спросила она, с интересом разглядывая нас с Муртагом. – Может, ты нас представишь?
– С удовольствием, – отозвался ее супруг, усмехнувшись. – Госпожа Алиса Фэрбенкс, моя жена. А это господа Фрэйзер, жена заключенного Джеймса Фрэйзера, которого завтра утром должны повесить, и один из его людей, чьего имени я не имею чести знать.
– Приятно познакомиться, – виновато сказали мы с Муртагом. Нас трудно было принять за респектабельных посетителей.
– Так-так, – сказала Алиса Фэрбенкс, усаживаясь в кресло.
Она производила впечатление пожилой женщины и выглядела старше своего мужа, хотя ей было, должно быть, лет сорок. Я все еще не могла привыкнуть к тому, что люди здесь рано старятся. Время не пощадило и Алису Фэрбенкс, оставив морщины на ее лице и седину в волосах. Высокая и худощавая, она держалась как настоящая благородная дама, которых описывают в романах из английской жизни. Когда они с мужем сидели рядом, их фигуры представляли странный контраст. Громоздкий, немного неуклюжий шотландец сэр Бартоломью с пышной взъерошенной шевелюрой и зычным голосом – и его сдержанная, изящная жена-англичанка.
– Видишь ли, дорогая, – начал оправдываться сэр Бартоломью, и я тут же поняла, кто в доме главный, – я вижу их впервые в жизни, так же, как и ты.
– И все же мы встречались, – вставил Муртаг, – двадцать лет назад…
Сэр Бартоломью посмотрел на него с такой недвусмысленной угрозой, что Муртаг замолк и залпом допил виски.
– Послушайте, – сказала я, теряя терпение, – пока мы тут с вами мило беседуем, мой муж находится в руках у Рэндалла, и я не знаю, жив ли он еще. Я должна поблагодарить вас за гостеприимство и…
– Не торопитесь, моя милая, – остановила меня Алиса. – Ведь вы хотите вытащить вашего мужа из тюрьмы?
– Ну разумеется, – я растерялась. – Но сэр Бартоломью не слишком хочет мне помочь.
– Я не могу помогать женам всех преступников! – воскликнул сэр Бартоломью. – Вы обманным путем проникли в тюрьму, украли ключи, убили караульного…
– Двоих, – перебила я. – И я убью еше десяток, чтобы спасти Джейми. К тому же он не преступник. Он ни в чем не виноват. Обвинение ложное. У Рэндалла личные счеты с моим мужем.
– Послушай, Барти, – произнесла Алиса Фэрбенкс, – если бы ты попал в тюрьму по ложному обвинению, я сделала бы то же самое, чтобы спасти тебя. Мы должны помочь этой молодой леди.
– Ну конечно, дорогая, но как? – Сэр Бартоломью с облегчением переложил ответственность на плечи своей жены.
– Ты немедленно пойдешь к сэру Томпсону и скажешь ему, что у тебя украли коня, лучшего жеребца, которого ты готовишь к скачкам.
– Но… дорогая… – заикнулся было сэр Барти.
– Скажешь, что неделю назад тебе предлагали за него огромные деньги, но ты отказался, – продолжала Алиса, не обращая на него внимания. – А сегодня жеребец пропал, и следы привели тебя прямо к зданию тюрьмы. Скажи, что подозреваешь, чьих рук это дело. Ты должен выглядеть возмущенным и обвинить сэра Томпсона в том, что он попустительствует конокрадам. А ты, – обратилась она к Муртагу, – отправляешься на конюшню, сэр Барти предупредит конюха. Вороной жеребец. Он с характером, так что поласковее с ним.
Алиса распоряжалась с уверенностью настоящей офицерской жены, сопровождавшей мужа в походах и немало повидавшей. Муртаг слушал ее, кивая, и угрюмое ожесточение на его лице сменилось спокойной решимостью. Теперь Муртаг знал, что делать. У нас был план. И пусть это самый отчаянный и безнадежный план на свете, но мы должны попытаться. Бездействие было для нас одинаково мучительным.
Сэр Барти был отправлен к начальнику тюрьмы, Муртаг – на конюшню красть жеребца, а мы с Алисой остались ждать.
– Вы вся в крови, – сказала она, приматриваясь ко мне. – Я осмотрю ваши раны.
– Я не ранена, это кровь того волка, – успокоила я ее. – В память о нашей встрече на мне осталось несколько царапин и крупных синяков. Пожалуй, царапины нужно продезинфицировать… то есть промыть.
– У меня найдутся лекарственные травы. Жена офицера должна быть готова ко всему, – усмехнулась Алиса.
Только сейчас я ощутила, как сильно болит моя несчастная рука. Она распухла, и я с трудом могла шевелить пальцами и кистью.
– Вы храбрая девушка, – сказала Алиса, осматривая густо-синие, почти черные следы, которые оставили на моей руке волчьи зубы.
– Мне просто повезло, – ответила я, морщась. – Это был тощий, старый шотландский волк. Им здесь тоже несладко приходится, как и людям.
– Я живу в Шотландии больше двадцати лет, но так и не могу привыкнуть ко многому. Люди, родившиеся здесь, какие-то особенные. Можно подумать, они сделаны из того же камня, что и сами шотландские горы. А чужаку здесь приходится несладко.
– Да уж, – ответила я. – В жизни не встречала людей более упрямых, более заносчивых, более самоуверенных и более самолюбивых, чем мой муж-шотландец.
– Похоже, вы действительно его любите, – рассмеялась Алиса. – А вы англичанка?
– Ну… – я замялась, – не совсем.
– Вы не похожи на англичанку. – Она посмотрела на меня с неожиданной подозрительностью. – Вы ведете себя совсем по-другому, и у вас немного странный английский язык.
– За полгода замужества я обратилась в дикую горскую женщину, – отшутилась я.
Глава двенадцатая
Он замахнулся, чтобы ударить меня. Я смотрела ему в глаза, и он опустил руку.
– Отпусти ее, – сказал тихий, но твердый голос Джейми.
Он пришел в себя и теперь сидел, прислонясь к стене и держа больную руку на коленях. Его глаза ввалились и от этого казались еще больше, лицо было землисто-бледным и взмокшим от пота. Он находился в шоковом состоянии, и все же он контролировал себя.
– Отпусти ее, – повторил Джейми чуть громче. – Ведь тебе нужен я. Это наше дело. Она здесь ни при чем.
– Отпустить? С чего вдруг? Я никогда не был филантропом, – заметил Рэндалл.
– Я предлагаю сделку, – сказал Джейми.
– Что ты можешь мне предложить? У тебя ничего нет, ты прикован к этой стене и завтра будешь повешен.
– Я предлагаю тебе себя, – твердо произнес Джейми.
– Нет!! – вырвалось у меня.
– Мне все равно. Завтра меня повесят, – сказал он, глядя на меня странными глазами. Мне казалось, они потемнели от боли. Синие озера стали свинцовыми, как море в шторм.
– Это интересно, – задумчиво сказал Рэндалл. – А где гарантии?
– Я даю тебе слово, что не буду сопротивляться, что бы ты ни делал. И я даю слово, что завтра никому не скажу о том, что происходило здесь. Если меня спросят, я скажу, что меня избили в камере.
– Слово? – переспросил Рэндалл, ухмыляясь.
– Слово чести, – повторил Джейми.
Рэндалл улыбнулся так сладко, как улыбаются младенцы во сне.
– Проверим, чего стоит твое слово, – сказал он, освобождая Джейми от кандалов.
Джейми сидел неподвижно, в его позе была такая обреченность, что я чуть было не зарыдала в голос. Он купил мою жизнь, выторговал ее в обмен на то единственное, что у него осталось. Ради моего спасения он отдал свою гордость, чувство собственного достоинства. С его характером, с его упрямством уступить, покориться – хуже смерти. Одно дело быть побежденным, сопротивляясь до последнего, другое – покориться добровольно. Чего ему это стоило…
Рэндалл помог ему подняться, усадил на стул, обращаясь с ним как с тончайшим фарфоровым сосудом. Вкрадчивыми движениями он пригладил волосы Джейми, поправил остатки его рубашки и вдруг грубо схватил его за больную руку. Джейми застонал и снова потерял сознание.
– Пойдемте, сударыня, – сказал он, подходя ко мне. – Вам придется оставить нас вдвоем.
Он повел меня темным коридором к выходу, который был неподалеку. Я сообразила, что эта дверь выходит на задний двор, откуда я смогу ускользнуть незамеченной и добраться до Муртага. Я вернусь не одна, и тогда Рэндаллу не поздоровится.
– Счастливо, сударыня, – попрощался Рэндалл. – Желаю вам приятно провести ночь.
– И не забудьте, милейший капитан: ваша смерть будет отвратительной.
С этими словами я вышла в тюремный двор. Мела метель. Давно стемнело, и тюремный двор освещала только луна. Слегка светились свежие сугробы. Кругом – ни души. Куда идти? Нужно торопиться, иначе помощь опоздает. Нужно обойти здание тюрьмы и выйти в город. Меня ждут.
Я пошла вдоль стены, пригибаясь от порывов ветра с колючим снегом, бьющих мне в лицо, отталкивающих меня назад. Мне не было страшно, хотя я всю жизнь боялась оставаться ночью в лесу. А лес совсем рядом, в нескольких десятках метров, глухой и темный. Но я думала только об одном: Джейми там, во власти этого человека. И он дал слово не сопротивляться. Рэндалл растерзает его, если я не успею.
И тут я увидела его. Его глаза светились в ночи, и сначала я приняла их за отблески света. Но разглядев длинный смутный силуэт, я поняла, что это волк. Он бесшумно и сосредоточенно подходил ко мне, не торопясь, зная, что у него достаточно времени. Мы рассматривали друг друга. Он был тощим и выглядел больным и старым. Я была неплохой, довольно крупной добычей. Может, даже слишком крупной, но выбирать было не из чего.
Осторожно, стараясь не делать резких движений, я приготовилась защищаться: обернула свою накидку вокруг левой руки, а в правую взяла кинжал. Мне все еще не было страшно. Волк медленно приближался ко мне, и я начала разговаривать с ним так, как разговаривают с собаками. Громким, уверенным голосом.
– Непослушная собака, – сказала я, глядя ему в глаза, чтобы уловить в них момент прыжка. – Мерзкая, отвратительная, грязная собака. Ты хочешь есть, а я хочу спасти своего мужа. Нам придется выбрать. И выбор будет не в твою пользу, гнусная псина.
Волк слушал меня с интересом. Он нацеливался для прыжка, и мои речи ему нисколько не мешали. Я не заметила, как он прыгнул. Я не уловила ничего в его глазах, и я не видела его в полете. Только инстинкт заставил меня выставить вперед руку. Я едва не упала, потому что в момент прыжка стояла далеко от стены, и когда я уже чувствовала, что лежу навзничь, моя спина встретила спасительную опору. Я ударилась головой, и на момент мне показалось, что я теряю сознание. Волчьи зубы сдавливали мою руку, и даже через несколько слоев ткани с подкладкой я чувствовала, как они сжимаются, оставляя синяки.
Нужно было изменить положение. Правой рукой, все еще сжимающей кинжал, я опиралась о стену. Если я отпущу руку – я упаду. И я маленькими шагами стала отходить назад, прижимаясь к стене и занимая более удобное положение. Меня царапали волчьи когти, они путались в ткани моего платья, и я впервые в жизни радовалась тому, что оно такое длинное и с таким количеством нижних юбок. Хотя мне было уже почти все равно, буду ли я ранена, поцарапана, укушена, мне нужно было победить. Победить любой ценой, и точка.
Волк, даже и отощавший, был тяжелым. Он весил примерно столько же, сколько и я. Я начинала сгибаться под этим вгрызающимся в меня весом, и все же мне удалось прижаться к каменной стене тюрьмы и высвободить правую руку для удара. Мы возились и копошились, и все это происходило медленно, как в страшном сне. Я слышала какие-то странные звуки, не то повизгивание, не то постанывание. Я думала, что это волк, но потом поняла, что это я.
Отбиваясь и отпихивая онемевшей левой рукой волчьи зубы от моего горла, я медленно, чтобы не потерять равновесие, занесла правую руку. Я попала во что-то твердое, кинжал соскользнул, и только чудом я удержала его в руке. Волк издал глухой вой, дернулся от боли, и я боком упала в сугроб. Мой удар не задел никаких важных органов. Он был легко ранен. Нужно бить в шею, решила я, задыхаясь и обливаясь потом, пиная волка ногами. Я мысленно представила этот удар, как я заношу руку и, сгибая ее в локте, бью сверху вниз, целясь в точку на уровне моего сердца.
Было трудно двигать рукой, я была вдавлена в снег, запутавшаяся одежда стесняла движения, но я все-таки смогла поднять руку с кинжалом, как будто примерзшим к ней. А теперь – удар, скомандовала я себе. Нож мягко вошел куда-то, и хватка на моей руке ослабла. Страшные челюсти разжались. Волк хрипел, из пасти потекла струйка крови. Через несколько мгновений он затих. Я осторожно попыталась выкарабкаться из-под его тела, но у меня ничего не получилось. От каждого движения все плыло перед глазами. Слабость и нервное истощение не давали мне встать.
Внезапно я увидела, как выходит из леса и приближается ко мне карикатурными подпрыгивающими шагами огромный медведь с ружьем. За ним бежал человек, в котором я с трудом узнала Муртага. Интересно, зачем медведю ружье, подумала я и потеряла сознание.
Не знаю, как долго я была без чувств. Я очнулась в незнакомой комнате. Я лежала на кушетке, у меня ныла рука и я поняла, что волк мне не приснился. А значит, не приснилась и камера пыток капитана Рэндалла. Было тепло, потрескивал огонь в камине, рядом сидел Муртаг и обеспокоенно смотрел на меня. Я открыла глаза и попыталась улыбнуться.
– А где медведь?
Муртаг выглядел удивленным.
– Это был волк, англичанка. Будь это медведь, тебе бы не уйти живой.
– Слушай, я не сумасшедшая. Я прекрасно помню, что на меня напал волк, – сказала я. – Но потом из леса выбежал медведь. У него было ружье.
Брови Муртага полезли вверх, он весь затрясся и издал что-то вроде кудахтанья. Так я впервые увидела, как Муртаг смеется.
– Это был сэр Бартоломью Фэрбенкс, хозяин этого дома. На нем была медвежья шкура, – объяснил Муртаг.
– Уф, – сказала я. – Значит, оборотней все-таки не бывает. А я чуть было не поверила. Сколько времени прошло с тех пор, как вы меня нашли?
– Около часа.
– Нужно торопиться.
И я рассказала Муртагу и спустившемуся в гостиную сэру Бартоломью, что Джейми в руках Рэндалла и его еще можно вызволить.
– Рэндалл? – переспросил сэр Бартоломью, огромный и действительно похожий на медведя человек. – Что ему нужно от парня?
Муртаг тоже вопросительно смотрел на меня. Он тоже ничего не знал о странных чувствах, которые Рэндалл питает к Джейми.
– Это личное, – начала я, запинаясь. Выслушав меня, сэр Бартоломью забарабанил пальцами по столу и присвистнул.
– И вы хотите, чтобы я рисковал головой, спасая его задницу? – неожиданно грубо спросил он. – Не велика ли цена?
– Меня беспокоит не его задница, а его шкура, – грубо ответила я. – Завтра утром его должны повесить. И вы могли бы помочь мне. Я заплачу, если нужно. У меня почти не осталось денег, но у меня есть ожерелье… Муртаг, где оно?
Муртаг извлек из сумки тот самый жемчуг, который Джейми подарил мне в день свадьбы, и протянул его сэру Бартоломью. Тот взял ожерелье, вгляделся в него и воскликнул:
– Этот жемчуг я подарил Эллен Маккензи в день ее свадьбы! Как он попал к вам?
– Он принадлежал моему мужу, а теперь принадлежит мне.
– Так ваш Джейми – сын Эллен?!
Муртаг, внимательно смотревший на хозяина дома, сказал сквозь зубы:
– Так, значит, я действительно видел тебя двадцать лет назад в замке Тибервелл. Я помню, ты приносил присягу Фергюсу Маккензи. Не пора ли подтвердить твою верность?
– Я помог бы сыну Эллен Маккензи, – отрезал сэр Бартоломью, – но не ради присяги, а во имя ее памяти. Мне не нужны ваши деньги, сударыня. Но боюсь, я мало что могу сделать.
– Может, нужно просто пойти к сэру Томпсону и сообщить ему о том, что творит капитан Рэндалл? – предложила я.
– Это серьезное обвинение, – возразил сэр Бартоломью. – Сэр Томпсон имеет право спросить, откуда получены такие сведения. И что я ему отвечу? Что вы, прогуливаясь по тюремным коридорам, ненароком заглянули на огонек к капитану Рэндаллу?
– Предварительно убив пару солдат, – мрачно закончила я. – Что же делать?
– Даже если Томпсон поверит в это обвинение и не будет задавать вопросов, – сказал Муртаг, – приговор не отменят. Рэндалл будет наказан, а Джейми повешен.
Мы погрузились в тягостное молчание. Хозяин дома предложил выпить виски, и мы не стали отказываться. Я с удовольствием отхлебнула пару глотков и почувствовала, что в моих жилах снова побежала кровь. Пациент скорее жив, чем мертв, решила я. В гостиную неслышными шагами спустилась жена сэра Бартоломью. Она куталась во что-то длинное, широкое и светлое и была похожа на привидение. Должно быть, ее разбудили наши голоса.
– Что случилось, Барти? У нас гости? – спросила она, с интересом разглядывая нас с Муртагом. – Может, ты нас представишь?
– С удовольствием, – отозвался ее супруг, усмехнувшись. – Госпожа Алиса Фэрбенкс, моя жена. А это господа Фрэйзер, жена заключенного Джеймса Фрэйзера, которого завтра утром должны повесить, и один из его людей, чьего имени я не имею чести знать.
– Приятно познакомиться, – виновато сказали мы с Муртагом. Нас трудно было принять за респектабельных посетителей.
– Так-так, – сказала Алиса Фэрбенкс, усаживаясь в кресло.
Она производила впечатление пожилой женщины и выглядела старше своего мужа, хотя ей было, должно быть, лет сорок. Я все еще не могла привыкнуть к тому, что люди здесь рано старятся. Время не пощадило и Алису Фэрбенкс, оставив морщины на ее лице и седину в волосах. Высокая и худощавая, она держалась как настоящая благородная дама, которых описывают в романах из английской жизни. Когда они с мужем сидели рядом, их фигуры представляли странный контраст. Громоздкий, немного неуклюжий шотландец сэр Бартоломью с пышной взъерошенной шевелюрой и зычным голосом – и его сдержанная, изящная жена-англичанка.
– Видишь ли, дорогая, – начал оправдываться сэр Бартоломью, и я тут же поняла, кто в доме главный, – я вижу их впервые в жизни, так же, как и ты.
– И все же мы встречались, – вставил Муртаг, – двадцать лет назад…
Сэр Бартоломью посмотрел на него с такой недвусмысленной угрозой, что Муртаг замолк и залпом допил виски.
– Послушайте, – сказала я, теряя терпение, – пока мы тут с вами мило беседуем, мой муж находится в руках у Рэндалла, и я не знаю, жив ли он еще. Я должна поблагодарить вас за гостеприимство и…
– Не торопитесь, моя милая, – остановила меня Алиса. – Ведь вы хотите вытащить вашего мужа из тюрьмы?
– Ну разумеется, – я растерялась. – Но сэр Бартоломью не слишком хочет мне помочь.
– Я не могу помогать женам всех преступников! – воскликнул сэр Бартоломью. – Вы обманным путем проникли в тюрьму, украли ключи, убили караульного…
– Двоих, – перебила я. – И я убью еше десяток, чтобы спасти Джейми. К тому же он не преступник. Он ни в чем не виноват. Обвинение ложное. У Рэндалла личные счеты с моим мужем.
– Послушай, Барти, – произнесла Алиса Фэрбенкс, – если бы ты попал в тюрьму по ложному обвинению, я сделала бы то же самое, чтобы спасти тебя. Мы должны помочь этой молодой леди.
– Ну конечно, дорогая, но как? – Сэр Бартоломью с облегчением переложил ответственность на плечи своей жены.
– Ты немедленно пойдешь к сэру Томпсону и скажешь ему, что у тебя украли коня, лучшего жеребца, которого ты готовишь к скачкам.
– Но… дорогая… – заикнулся было сэр Барти.
– Скажешь, что неделю назад тебе предлагали за него огромные деньги, но ты отказался, – продолжала Алиса, не обращая на него внимания. – А сегодня жеребец пропал, и следы привели тебя прямо к зданию тюрьмы. Скажи, что подозреваешь, чьих рук это дело. Ты должен выглядеть возмущенным и обвинить сэра Томпсона в том, что он попустительствует конокрадам. А ты, – обратилась она к Муртагу, – отправляешься на конюшню, сэр Барти предупредит конюха. Вороной жеребец. Он с характером, так что поласковее с ним.
Алиса распоряжалась с уверенностью настоящей офицерской жены, сопровождавшей мужа в походах и немало повидавшей. Муртаг слушал ее, кивая, и угрюмое ожесточение на его лице сменилось спокойной решимостью. Теперь Муртаг знал, что делать. У нас был план. И пусть это самый отчаянный и безнадежный план на свете, но мы должны попытаться. Бездействие было для нас одинаково мучительным.
Сэр Барти был отправлен к начальнику тюрьмы, Муртаг – на конюшню красть жеребца, а мы с Алисой остались ждать.
– Вы вся в крови, – сказала она, приматриваясь ко мне. – Я осмотрю ваши раны.
– Я не ранена, это кровь того волка, – успокоила я ее. – В память о нашей встрече на мне осталось несколько царапин и крупных синяков. Пожалуй, царапины нужно продезинфицировать… то есть промыть.
– У меня найдутся лекарственные травы. Жена офицера должна быть готова ко всему, – усмехнулась Алиса.
Только сейчас я ощутила, как сильно болит моя несчастная рука. Она распухла, и я с трудом могла шевелить пальцами и кистью.
– Вы храбрая девушка, – сказала Алиса, осматривая густо-синие, почти черные следы, которые оставили на моей руке волчьи зубы.
– Мне просто повезло, – ответила я, морщась. – Это был тощий, старый шотландский волк. Им здесь тоже несладко приходится, как и людям.
– Я живу в Шотландии больше двадцати лет, но так и не могу привыкнуть ко многому. Люди, родившиеся здесь, какие-то особенные. Можно подумать, они сделаны из того же камня, что и сами шотландские горы. А чужаку здесь приходится несладко.
– Да уж, – ответила я. – В жизни не встречала людей более упрямых, более заносчивых, более самоуверенных и более самолюбивых, чем мой муж-шотландец.
– Похоже, вы действительно его любите, – рассмеялась Алиса. – А вы англичанка?
– Ну… – я замялась, – не совсем.
– Вы не похожи на англичанку. – Она посмотрела на меня с неожиданной подозрительностью. – Вы ведете себя совсем по-другому, и у вас немного странный английский язык.
– За полгода замужества я обратилась в дикую горскую женщину, – отшутилась я.
Глава двенадцатая
МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И СМЕРТЬЮ
Я уже почти потеряла надежду, когда в гостиную вошли Муртаг и сэр Барти, с ног до головы засыпанные снегом.
– Там разыгралась такая метель, – сказал Муртаг, отряхиваясь, – мы еле нашли обратный путь. Наши следы заметало быстрее, чем мы их оставляли.
– Где? Где он? Он жив?
– Почти, – ответил сэр Барти. – Мы завернули его в медвежью шкуру, и надеюсь, что он не замерз по дороге.
Тут я заметила на пороге бесформенный тюк, покрытый медвежьей шкурой. Его перенесли на кушетку, распаковали, и он действительно оказался моим мужем. Джейми был без сознания. На нем не осталось ни одного живого места. Лицо в синяках и кровоподтеках, но, кажется, серьезных травм головы нет. Правый глаз не открывается, но, кажется, цел. Нижняя губа распухла, прокушена почти насквозь. Рука… Я пока боялась на нее смотреть. Два сломанных ребра, ожоги на груди и на шее, спина исполосована аккуратными параллельными линиями, должно быть, ударами хлыста. Он действительно не сопротивлялся, стоял как истукан, закусив губу и не шевелясь…
– Нужно послать за доктором, – осторожно предложила Алиса.
– Я справлюсь, – сказала я. – А лишние свидетели ни к чему.
– Она отличный лекарь, – компетентно подтвердил Муртаг.
– Что ж, тем лучше. Что вам понадобится? – спро сила Алиса.
– Пять ровных дощечек по длине пальцев, материя для перевязки, много кипяченой воды, виски, пиявки, раствор для промывания ран и… Нет ли у вас опиума?
– Я посмотрю, что можно сделать. – Алиса скрылась в соседней комнате.
Муртаг подложил дров в камин и налил в огромную кружку виски.
– Надеюсь, ты не собираешься влить все это в моего мужа? – поинтересовалась я. – Это свалит с ног и лошадь!
– Что ты понимаешь, женщина, – сказал Муртаг и приподнял Джейми, поднося к его губам кружку и аккуратно переливая жидкость ему в рот. Все же виски попало на пораненную губу, и Джейми сморщился, приходя в себя.
– Я бредил или там действительно была лошадь? – спросил он, с трудом выговаривая слова.
– И еще какая лошадь! Лучший жеребец во всей Шотландии, – ответствовал сэр Барти. – Другого такого скакуна не сыщешь. Какой характер! Как он взбесился, почуяв запах тюрьмы!
– В тюрьме ему не понравилось, это уж точно, – подхватил Муртаг. – Такому коню нужна свобода. Рэндалл встал на его пути в узком коридоре, и Ворон взвился на дыбы и с размаху опустил на Рэндалла свои копыта. Жаль, я не мог насладиться этим зрелищем. Нужно было вытаскивать парня.
– Рэндалл мертв? – переспросил Джейми.
– Мертвее некуда, – сказал сэр Барти. – Трудно остаться в живых после того, как по твоей голове проскакал жеребец. Сэр Томпсон видел это своими глазами и ничего не мог сделать. Я сказал ему, что Ворон сам наказал своего похитителя. Вот только не сказал, что наказание было слишком мягким. Я был бы рад, если бы Рэндалла разорвали волки.
– О волках, пожалуй, не стоит, – быстро сказала я. – Так сэр Томпсон не видел Джейми?
– Нет. Он не знает, что ваш муж был у Рэндалла. У него сегодня и так тяжелый день. Бедняга Томпсон! Видели бы вы его лицо, когда он обнаружил краденого коня именно там, где я сказал! Он побагровел, потом побледнел, потом как-то сник, помрачнел и извинился за все, что наговорил мне сгоряча. У него был очень расстроенный вид.
– Мне очень жаль, – сказала я. – Милейший человек, я не хотела его обижать, но выбора не было.
– Он очень обеспокоен тем, что из тюрьмы каким-то чудом сбежали пятнадцать заключенных. Их имена сейчас устанавливаются. Это тоже ваших рук дело?
– Да, – сказала я твердо, хотя и не была уверена в том, что сэру Барти это понравится.
– Тем лучше, – кивнул он. – В гарнизоне не так много солдат, чтобы организовать охоту за пятнадцатью беглыми узниками. Вы сможете ускользнуть от преследования. А эти преступники, насколько я знаю, и не преступники вовсе. Кто украл буханку хлеба, кто не заплатил налога, кто косо посмотрел на английского офицера.
– Я нисколько не сожалею о том, что их освободила, – сказала я.
Вернулась Алиса со всем необходимым, чтобы обработать раны. Начать нужно было с руки. Прошло уже много времени, и с каждой следующей минутой становилось все меньше шансов, что мне удастся поставить кости на место. Мышцы все больше распухали, смещая сломанные кости. Без рентгеновского снимка я могла лишь предполагать, в каком положении они сейчас, догадываться, есть ли осколки или значительные смещения. Я могла действовать, полагаясь только на чувствительность своих пальцев, на интуицию и на свой опыт. В который раз я прокляла себя за то, что потратила два года черт знает на что, на зарабатывание денег, теряя профессиональный навык и уверенность, которые приходят с опытом. И все же я должна попытаться. Я должна спасти его руку.
Я усадила его за стол и стала тщательно осматривать его руки, левую и правую. Я ощупывала каждый палец его здоровой руки и как могла осторожно прикасалась к больной руке. Он не стонал, но я видела, что причиняю ему дикую боль.
Сломаны были все пальцы. Мизинец и большой палец выглядели чуть лучше, чем другие. По одному перелому, с небольшим смещением. Это легко поставить на место. Хуже – с указательным и безымянным. Указательный сломан в двух местах, один перелом – открытый, оскольчатый. Можно попытаться. А вот первый сустав безымянного пальца раздроблен. Вся фаланга выглядит расплющенной однородной массой. С этим уже ничего нельзя поделать. Сустав может зажить, но никогда не сможет двигаться, как раньше. Нужна непростая операция, а может быть, и искусственный сустав. Здесь я бессильна.
– Можно начинать, – сказала я, вздыхая. – Выпей вот это. Ты уснешь и ничего не почувствуешь.
– Настой опия? – спросил он.
Я кивнула.
– Не нужно. Лучше дай мне еще виски.
– Что?! Ты в своем уме? – Я остолбенела.
– Муртаг, налей мне виски, – повторил Джейми.
– Послушай, ты, герой, – начала я угрожающим тоном. – Ты уже всем все доказал. Ты не чувствуешь ни холода, ни голода, ни боли, ты железный человек со стальными нервами. Все это знают. Мы все прекрасно знаем, что другого такого упрямого осла не найти во всей Шотландии. Расслабься! Тебе больше не нужно ничего доказывать. Просто прими наркотик и забудься. Тебе не надо быть героем! Ты меня слышишь, тщеславный тупица? Кем ты себя воображаешь? Чертов Джеймс Бонд!!
Я осеклась. На меня очень странно смотрели все, кто был в гостиной. В глазах Алисы читалось изумление, сэр Барти раскрыл было рот, но потом махнул рукой и отвернулся, на бородатой физиономии Муртага было написано осуждение. Похоже, я что-то не то сказала. Джейми поднял на меня взгляд и спокойно сказал:
– Я не герой. Просто я думаю о завтрашнем дне. Опиум вырубит меня надолго. Мы не можем оставаться здесь. Утром, еще до рассвета, мы должны уехать. Нас будут искать. А я не хочу попасть в руки преследователей во сне. Я не хочу проснуться в тюремной камере приговоренным к повешению. Я этого не вынесу. Я хочу умереть в бою, если мне суждено умереть завтра. Так что мне лучше быть на ногах, англичанка, и встретить врагов лицом к лицу.
Я растерянно хлопала глазами. Да, я была не права.
– Прости…
– Не думай об этом, Джули. Просто дай мне виски и делай с моей рукой все, что ты считаешь нужным.
Я подчинилась, стараясь не смотреть никому в глаза. В очередной раз оказалось, что он прав. Но черт побери, как я смогу причинить ему такую боль? Если одно легчайшее прикосновение бросает его на грань обморока, как он сможет вытерпеть долгую, мучительную процедуру, которой я должна его подвергнуть? Джейми залпом выпил лошадиную дозу виски. Сэр Барти принес откуда-то небольшую кожаную подушечку, на которой я с удивлением обнаружила ровные полукруглые вмятины – следы зубов.
– Пятнадцать лет назад лекарь вынимал мне пулю из ноги, – сказал сэр Барти в ответ на мой вопросительный взгляд. – Он ковырялся в моей ноге почти что час. Без этой штуки я откусил бы себе язык.
Я содрогнулась. Хирургия – страшное и грязное дело, особенно когда до изобретения анестезии остается еще сотня лет. Сэр Барти сел рядом с Джейми и подал ему руку.
– Сжимай ее как можно сильнее, парень. Не стесняйся. Мне не будет больно.
И операция началась. Я прикоснулась к его указательному пальцу, слегка надавила, и он глухо застонал. Я отдернула руку.
– Извини. Извини, пожалуйста.
Я заставила себя продолжить и одним резким сильным движением поставила осколок кости, торчавший из раны, на место. Джейми сделался еще бледнее, и стон, который он издал, был похож на рычание.
– Прости! Я не хотела… – Я снова остановилась, не в силах продолжать. Хирург иногда должен быть жестоким, чтобы принимать решения, но не настолько жестоким, чтобы делать операции без наркоза.
– Послушай меня, Юлия, – очень тихо сказал Джейми, перестав сжимать зубами кожаную подушечку, – я знаю, что ты не хочешь сделать мне больно. Я знаю, что ты должна причинять мне боль, чтобы вылечить мою руку. Поэтому делай свое дело и не извиняйся всякий раз. Иначе это затянется до завтрашнего вечера. Боюсь, так надолго у меня не хватит сил, а у сэра Бартоломью – виски.
– Там разыгралась такая метель, – сказал Муртаг, отряхиваясь, – мы еле нашли обратный путь. Наши следы заметало быстрее, чем мы их оставляли.
– Где? Где он? Он жив?
– Почти, – ответил сэр Барти. – Мы завернули его в медвежью шкуру, и надеюсь, что он не замерз по дороге.
Тут я заметила на пороге бесформенный тюк, покрытый медвежьей шкурой. Его перенесли на кушетку, распаковали, и он действительно оказался моим мужем. Джейми был без сознания. На нем не осталось ни одного живого места. Лицо в синяках и кровоподтеках, но, кажется, серьезных травм головы нет. Правый глаз не открывается, но, кажется, цел. Нижняя губа распухла, прокушена почти насквозь. Рука… Я пока боялась на нее смотреть. Два сломанных ребра, ожоги на груди и на шее, спина исполосована аккуратными параллельными линиями, должно быть, ударами хлыста. Он действительно не сопротивлялся, стоял как истукан, закусив губу и не шевелясь…
– Нужно послать за доктором, – осторожно предложила Алиса.
– Я справлюсь, – сказала я. – А лишние свидетели ни к чему.
– Она отличный лекарь, – компетентно подтвердил Муртаг.
– Что ж, тем лучше. Что вам понадобится? – спро сила Алиса.
– Пять ровных дощечек по длине пальцев, материя для перевязки, много кипяченой воды, виски, пиявки, раствор для промывания ран и… Нет ли у вас опиума?
– Я посмотрю, что можно сделать. – Алиса скрылась в соседней комнате.
Муртаг подложил дров в камин и налил в огромную кружку виски.
– Надеюсь, ты не собираешься влить все это в моего мужа? – поинтересовалась я. – Это свалит с ног и лошадь!
– Что ты понимаешь, женщина, – сказал Муртаг и приподнял Джейми, поднося к его губам кружку и аккуратно переливая жидкость ему в рот. Все же виски попало на пораненную губу, и Джейми сморщился, приходя в себя.
– Я бредил или там действительно была лошадь? – спросил он, с трудом выговаривая слова.
– И еще какая лошадь! Лучший жеребец во всей Шотландии, – ответствовал сэр Барти. – Другого такого скакуна не сыщешь. Какой характер! Как он взбесился, почуяв запах тюрьмы!
– В тюрьме ему не понравилось, это уж точно, – подхватил Муртаг. – Такому коню нужна свобода. Рэндалл встал на его пути в узком коридоре, и Ворон взвился на дыбы и с размаху опустил на Рэндалла свои копыта. Жаль, я не мог насладиться этим зрелищем. Нужно было вытаскивать парня.
– Рэндалл мертв? – переспросил Джейми.
– Мертвее некуда, – сказал сэр Барти. – Трудно остаться в живых после того, как по твоей голове проскакал жеребец. Сэр Томпсон видел это своими глазами и ничего не мог сделать. Я сказал ему, что Ворон сам наказал своего похитителя. Вот только не сказал, что наказание было слишком мягким. Я был бы рад, если бы Рэндалла разорвали волки.
– О волках, пожалуй, не стоит, – быстро сказала я. – Так сэр Томпсон не видел Джейми?
– Нет. Он не знает, что ваш муж был у Рэндалла. У него сегодня и так тяжелый день. Бедняга Томпсон! Видели бы вы его лицо, когда он обнаружил краденого коня именно там, где я сказал! Он побагровел, потом побледнел, потом как-то сник, помрачнел и извинился за все, что наговорил мне сгоряча. У него был очень расстроенный вид.
– Мне очень жаль, – сказала я. – Милейший человек, я не хотела его обижать, но выбора не было.
– Он очень обеспокоен тем, что из тюрьмы каким-то чудом сбежали пятнадцать заключенных. Их имена сейчас устанавливаются. Это тоже ваших рук дело?
– Да, – сказала я твердо, хотя и не была уверена в том, что сэру Барти это понравится.
– Тем лучше, – кивнул он. – В гарнизоне не так много солдат, чтобы организовать охоту за пятнадцатью беглыми узниками. Вы сможете ускользнуть от преследования. А эти преступники, насколько я знаю, и не преступники вовсе. Кто украл буханку хлеба, кто не заплатил налога, кто косо посмотрел на английского офицера.
– Я нисколько не сожалею о том, что их освободила, – сказала я.
Вернулась Алиса со всем необходимым, чтобы обработать раны. Начать нужно было с руки. Прошло уже много времени, и с каждой следующей минутой становилось все меньше шансов, что мне удастся поставить кости на место. Мышцы все больше распухали, смещая сломанные кости. Без рентгеновского снимка я могла лишь предполагать, в каком положении они сейчас, догадываться, есть ли осколки или значительные смещения. Я могла действовать, полагаясь только на чувствительность своих пальцев, на интуицию и на свой опыт. В который раз я прокляла себя за то, что потратила два года черт знает на что, на зарабатывание денег, теряя профессиональный навык и уверенность, которые приходят с опытом. И все же я должна попытаться. Я должна спасти его руку.
Я усадила его за стол и стала тщательно осматривать его руки, левую и правую. Я ощупывала каждый палец его здоровой руки и как могла осторожно прикасалась к больной руке. Он не стонал, но я видела, что причиняю ему дикую боль.
Сломаны были все пальцы. Мизинец и большой палец выглядели чуть лучше, чем другие. По одному перелому, с небольшим смещением. Это легко поставить на место. Хуже – с указательным и безымянным. Указательный сломан в двух местах, один перелом – открытый, оскольчатый. Можно попытаться. А вот первый сустав безымянного пальца раздроблен. Вся фаланга выглядит расплющенной однородной массой. С этим уже ничего нельзя поделать. Сустав может зажить, но никогда не сможет двигаться, как раньше. Нужна непростая операция, а может быть, и искусственный сустав. Здесь я бессильна.
– Можно начинать, – сказала я, вздыхая. – Выпей вот это. Ты уснешь и ничего не почувствуешь.
– Настой опия? – спросил он.
Я кивнула.
– Не нужно. Лучше дай мне еще виски.
– Что?! Ты в своем уме? – Я остолбенела.
– Муртаг, налей мне виски, – повторил Джейми.
– Послушай, ты, герой, – начала я угрожающим тоном. – Ты уже всем все доказал. Ты не чувствуешь ни холода, ни голода, ни боли, ты железный человек со стальными нервами. Все это знают. Мы все прекрасно знаем, что другого такого упрямого осла не найти во всей Шотландии. Расслабься! Тебе больше не нужно ничего доказывать. Просто прими наркотик и забудься. Тебе не надо быть героем! Ты меня слышишь, тщеславный тупица? Кем ты себя воображаешь? Чертов Джеймс Бонд!!
Я осеклась. На меня очень странно смотрели все, кто был в гостиной. В глазах Алисы читалось изумление, сэр Барти раскрыл было рот, но потом махнул рукой и отвернулся, на бородатой физиономии Муртага было написано осуждение. Похоже, я что-то не то сказала. Джейми поднял на меня взгляд и спокойно сказал:
– Я не герой. Просто я думаю о завтрашнем дне. Опиум вырубит меня надолго. Мы не можем оставаться здесь. Утром, еще до рассвета, мы должны уехать. Нас будут искать. А я не хочу попасть в руки преследователей во сне. Я не хочу проснуться в тюремной камере приговоренным к повешению. Я этого не вынесу. Я хочу умереть в бою, если мне суждено умереть завтра. Так что мне лучше быть на ногах, англичанка, и встретить врагов лицом к лицу.
Я растерянно хлопала глазами. Да, я была не права.
– Прости…
– Не думай об этом, Джули. Просто дай мне виски и делай с моей рукой все, что ты считаешь нужным.
Я подчинилась, стараясь не смотреть никому в глаза. В очередной раз оказалось, что он прав. Но черт побери, как я смогу причинить ему такую боль? Если одно легчайшее прикосновение бросает его на грань обморока, как он сможет вытерпеть долгую, мучительную процедуру, которой я должна его подвергнуть? Джейми залпом выпил лошадиную дозу виски. Сэр Барти принес откуда-то небольшую кожаную подушечку, на которой я с удивлением обнаружила ровные полукруглые вмятины – следы зубов.
– Пятнадцать лет назад лекарь вынимал мне пулю из ноги, – сказал сэр Барти в ответ на мой вопросительный взгляд. – Он ковырялся в моей ноге почти что час. Без этой штуки я откусил бы себе язык.
Я содрогнулась. Хирургия – страшное и грязное дело, особенно когда до изобретения анестезии остается еще сотня лет. Сэр Барти сел рядом с Джейми и подал ему руку.
– Сжимай ее как можно сильнее, парень. Не стесняйся. Мне не будет больно.
И операция началась. Я прикоснулась к его указательному пальцу, слегка надавила, и он глухо застонал. Я отдернула руку.
– Извини. Извини, пожалуйста.
Я заставила себя продолжить и одним резким сильным движением поставила осколок кости, торчавший из раны, на место. Джейми сделался еще бледнее, и стон, который он издал, был похож на рычание.
– Прости! Я не хотела… – Я снова остановилась, не в силах продолжать. Хирург иногда должен быть жестоким, чтобы принимать решения, но не настолько жестоким, чтобы делать операции без наркоза.
– Послушай меня, Юлия, – очень тихо сказал Джейми, перестав сжимать зубами кожаную подушечку, – я знаю, что ты не хочешь сделать мне больно. Я знаю, что ты должна причинять мне боль, чтобы вылечить мою руку. Поэтому делай свое дело и не извиняйся всякий раз. Иначе это затянется до завтрашнего вечера. Боюсь, так надолго у меня не хватит сил, а у сэра Бартоломью – виски.