– Да-да, – отреагировал Коди. – Оно означает, что мне осточертело валяться в постели.
   – О’кей, – нехотя сдалась Дженни. – Можешь немножко посидеть во дворе.
   – А как насчет того, чтобы убраться отсюда и дать мне спокойно одеться? Меня тошнит от этой кровати и этой комнаты. Даю слово, что не рухну от упадка сил, выполнив столь ответственную работу.
   – Не истеки желчью. Господи, ну почему ты такой упрямый, Коди? Доктор сказал...
   – Плевать я хотел на всех докторов! Это ведь не его приговорили к постели!
   – Самый паршивый пациент в округе! – пробурчал вошедший в комнату Брент Смолл. – Тебя и твою ругань за километр слышно.
   Дженни облегченно вздохнула при виде врача. Даже не оглянувшись на Коди, она заспешила к двери. Пусть с Коди и его ослиным упрямством сражается специалист.
   – Я всего-навсего хочу встать с постели, одеться и заняться своей обычной жизнью, – сквозь зубы брюзжал Коди. – Разве я прошу так уж много?
   Брент Смолл беззаботно пожал плечами:
   – Пока не знаю. Дай-ка прослушаю твои легкие.
   Коди вытерпел осмотр, решив, что все равно переупрямит старенького врача, если тому вздумается порекомендовать постельный режим.
   Кэтлин подозрительно долго отсутствовала – всю неделю. Была здесь в последний раз в день его возвращения из больницы. Коди пытался вызвать ее на разговор, раскрыть ей свою душу. Но Кэтлин лишь отмахивалась, твердя, что они обязательно побеседуют всерьез, как только к нему вернутся силы. А потом просто как в воду канула. Он медленно сходил с ума. И решил, что больше не вынесет неизвестности. Кто его знает, что на уме у этой женщины...
   – Ладно, так и быть. Можешь встать с постели и немного походить по дому, – жизнерадостно объявил врач. – Только не напрягаться, ясно?
   – Я понял, понял! – заверил его Коди.
   Брент убрал инструменты в докторский саквояж и строго взглянул на своего пациента.
   – И сразу же дай знать, если возникнут сложности. Я передам Дженни, что тебе можно вставать.
   Не успел доктор выйти, как Коди уже был на ногах, разыскивая свои джинсы. Жутко неудобно, когда ты не у себя дома, но отец и Дженни настояли, чтобы после больницы он пожил у них. Если удастся переупрямить их, то больше он не проведет здесь ни одной ночи. Решено: сегодня Коди будет спать в своей собственной постели.
   Главное сейчас – разыскать Кэтлин и поговорить с ней. Пора уже внести ясность в их отношения и получить ответы на все не дававшие покоя вопросы.
 
   Коди с удовольствием разглядывал свежую ленту гравийной дороги, ведущей к музею. Оказывается, Кэтлин не сидела без дела, пока он валялся в постели. Из него и сейчас помощник пока никудышный. Может быть, следует отложить открытие на недельку-другую...
   Тут его мысли приняли совсем другое направление. Коди как раз въехал на пригорок, откуда открывался прекрасный вид на музей. Он даже притормозил и замер, разглядывая. Старое колониальное здание торжественно сияло в солнечных лучах новой белой краской, а ставни покрасили в серебристо-серый цвет. Площадка для парковки автомобилей чернела свежеуложенным асфальтом к югу от здания музея, и Коди насчитал там пять машин. Крошечный островок зелени посреди центрального подъездного пути украшал огромный щит, информирующий посетителей о том, что они только что прибыли в Музей западного искусства имени Сары Энн Вашингтон.
   Коди в сердцах обругал себя полудурком и даже хуже, пока выбирался из машины и шагал к крыльцу. Неужели тебе было бы лучше, высиживай она все это время рядом с кроватью? Наверное, твое эго было бы очень довольно. Но речь ведь шла не только об этом.
   Если фасад удивлял, то интерьер просто поражал воображение. Дубовый паркет натерли до такой степени, что узор волокон сам по себе стал произведением искусства. То же самое проделали и со ступенями витой лестницы, перилами и балконом внутренней галереи. Деревянные рамы и дверные косяки из дуба сверкали высохшим лаком.
   Сверху доносился шум голосов. Коди шагнул вправо и сразу же увидел несколько картин отца, расставленных вдоль стены. Наверное, Кэтлин еще не решила, где что повесить. Коди прошел дальше, тихое эхо его шагов двигалось вместе с ним. Здесь было много работ отца, но присутствовали и работы других художников.
   И лишь в последней комнате Коди отыскал самое ценное, на его взгляд, сокровище. Кэтлин стояла на коленях на полу и держала в руках блокнот. Возле нее лежало около сотни лоскутных одеял. Вот Кэтлин рассеянно убрала упавшую на лицо прядь светлых волос и внимательно прочитала записи. Яркая бирюзовая блузка, заправленная в черные слаксы, выгодно подчеркивала золотистый оттенок волос и по-девичьи узкую талию.
   Коди совершенно не ожидал накатившей на него волны любви, желания и понимания, что в этой женщине – смысл его жизни. Все нетерпение исчезло, более того, он ясно осознал, что никогда не будет даже и пытаться подтолкнуть ее к какому-либо решению. Нет, на нее и так всю жизнь давили, все время требовали чего-то, угнетали. А он хочет провести с ней остаток жизни и сделать ее счастливой. Но если у нее совсем другие мысли на этот счет, то Коди отойдет в сторону. И как-нибудь переживет.
   Он уловил момент, когда Кэтлин почувствовала его присутствие. Хрупкие плечи напряглись, она медленно подняла голову. И когда ее серо-голубые глаза встретились с его зелеными, Коди заметил промелькнувшее в них смущение. Но оно сменилось такой неподдельной радостью, что он чуть не задохнулся от счастья. Она прошептала его имя и поднялась. И все его страхи и сомнения, заставлявшие умирать медленной смертью, растаяли, как только Кэтлин смело шагнула в его объятия.
   Коди крепко прижал ее к себе, уткнувшись носом в шелковистые волосы. Кэтлин мгновенно сцепила ладони на его затылке, словно боялась, что он может исчезнуть. Так они и стояли долго-долго, счастливые, что наконец снова вместе.
   – Ты даже не представляешь, как я рада видеть тебя здесь, – прошептала Кэтлин.
   – Ты хоть немножко скучала по мне?
   Кэтлин рассмеялась смехом, похожим на рыдание.
   – Я по тебе ужасно скучала, – созналась она. – Если ты когда-нибудь еще так напугаешь меня...
   Она замолчала, а Коди тут же воспользовался моментом и нежно поцеловал ее в губы. Но разве их мог удовлетворить робкий поцелуй?
   Кэтлин прислонила голову к его груди, слушая участившийся стук его сердца. Нахмурившись, она подняла голову.
   – Наверняка тебе дали тысячу указаний не перенапрягаться, а у тебя сердце частит, как паровоз.
   Коди расплылся в довольной улыбке.
   – Кэти, если любовь к тебе сведет меня в могилу, то я умру счастливым.
   – Не шути так, Коди. Думаю, ты даже не догадываешься, как был близок к тому, чтобы...
   – Кэти, – прошептал он, обхватив ладонями ее лицо. – Я уже вполне здоров. Так что не волнуйся за меня.
   Кэтлин отвернулась от него и прошла к окну, обхватив себя за плечи, словно пытаясь согреться.
   – Ты у меня все время перед глазами, каким мы нашли тебя в хижине. Я даже не надеялась, что нам удастся довезти тебя живым до больницы.
   – Но ведь все уже позади. – Коди подошел к ней и прижал к себе. Она покорно прильнула к нему. – Я не мог умереть, Кэти. Мне ведь еще предстоит столько дел. И в первую очередь извиниться за все глупости, которые я тебе наговорил. Мне так жаль, Кэти. Я тоже оказался среди тех, кто давил на тебя, а должен был поддерживать.
   – Не так уж ты был и не прав, – спокойно ответила она. – Когда мне пришлось лицом к лицу столкнуться с Гэри, у меня постоянно звучал в голове твой голос. Ты верил в меня даже тогда, когда во мне самой этой веры почти не осталось. Ты разглядел во мне силы, о которых я и не подозревала.
   – Все равно я наделал кучу ошибок, – вздохнул Коди. – Джон рассказал мне, как ты потом предъявила Гэри ультиматум. Я горжусь тобой, Кэти.
   – Спасибо тебе, – пробормотала она. На глазах ее блеснули слезы.
   – Хизер поведала мне кое-что о твоей жизни с Гэри.
   – Бедняжка Хизер, – вздохнула Кэтлин. – Она буквально разрывалась между реальностью и мечтой о счастливой семье. А мне, идиотке, даже в голову не пришло, что, притворяясь, я только запутываю девочек и вношу разлад в их души.
   – Все будет отлично, Кэти, я в этом и не сомневался. У тебя две замечательные, ни на кого не похожие дочери, и они вырастут и превратятся в двух потрясающих женщин.
   Коди повернул ее к себе лицом.
   – Как и их мамочка, – добавил он, глядя ей в глаза. – Я люблю тебя. И понял это уже давно, вот только смелости признаться не хватало. И считал к тому же, что будет нечестно просить тебя решиться еще на один брак, когда ты не успела прийти в себя после первого. Но теперь не собираюсь тянуть с этим. Я люблю тебя и хотел бы всегда быть рядом с тобой.
   Ее губы дрогнули в улыбке, но глаза налились слезами.
   – Хизер, все медсестры и доктора уверяли меня, что ты только и бредил мной, когда был без сознания. И много раз говорил о своей любви. Но когда рядом сидела я, то лежал так тихо, что временами мне приходилось проверять, дышишь ли ты. Но теперь, надеюсь, ты говоришь эти слова не в горячке, а в полном сознании?
   – У меня как никогда ясное сознание, и настроен я очень решительно. Я теперь собираюсь каждый день доказывать тебе свою любовь. Ты выйдешь за меня замуж?
   Кэтлин замялась, и Коди похолодел от страха.
   – Ты должен кое-что узнать обо мне, прежде чем решишься повторить свое предложение.
   – Что же это?
   – Ты должен знать, что у меня больше не может быть детей. Через год после смерти Кевина я заболела, и в клинике мне сделали полную гистероктомию.
   От облегчения у него даже ослабли колени. Коди нежно поднял ее подбородок пальцем.
   – Я люблю тебя. А дети бывают не в каждом браке. Я буду любить твоих дочерей как своих собственных. И может быть, они подарят нам дюжину внучат.
   Кэтлин недоверчиво смотрела на него.
   – Ты уверен?
   – Все, о чем я молю, – ты и твоя любовь. – Он улыбнулся. – Теперь ты выйдешь за меня замуж, Кэти?
   – Да. Я полюбила тебя, Коди. И это навсегда.
   Он страстно прижал ее к себе и скрепил обещание пылким поцелуем, который все не кончался и не кончался, пока они чуть не задохнулись.
   – Я так и понял, что именно здесь отыщу сбежавшего от всех больного.
   Коди поднял голову и уставился на прислонившегося к дверному косяку отца, расплывшись в счастливой улыбке.
   – Я обнимаю сейчас самое лучшее лекарство в мире. Олан рассмеялся:
   – Не сомневаюсь. Так почему бы тебе не образумиться и не попросить ее стать членом нашей семьи?
   – Ты, наверное, ясновидящий. Я только что сделал именно это.
   Кэтлин улыбнулась своему будущему свекру.
   – Теперь уж, если Коди расхворается, за ним будет кому ухаживать, – шутливо заявила она.
   Глаза Олана лукаво блеснули.
   – Тогда вам придется туго, Кэтлин. Уж я-то знаю своего хитреца сынулю. С него станется даже притвориться больным, лишь бы удержать вас возле своей постели.
   – Ни за какие коврижки, – решительно заявил Коди. – Она нужна мне не возле, а в моей постели.
   – Немедленно прекрати! – возмутилась пунцовая от смущения Кэтлин. – Если вы оба собираетесь болтаться здесь, то я мигом найду вам работу.
   – Мне кажется, что ты уже многих приобщила к работе здесь, – заявил Коди, обводя глазами комнату. – Я едва мог поверить своим глазам, когда вошел. Выглядит все сногсшибательно.
   – Действительно очень странно, – заметил Олан. – Но стоило тебе исчезнуть, как тут все завертелось.
   Кэтлин мягко рассмеялась и снова взялась за блокнот.
   – Все очень просто. Я объявила, что нуждаюсь в помощниках. Удивительно, но, оказывается, масса людей очень заинтересована в открытии музея. Вулф-Крик битком набит всевозможными талантами и просто заинтересованными людьми, и все с радостью засучили рукава.
   – А зачем тебе понадобились лоскутные одеяла? – спросил Коди.
   – Я решила, что будет интересно устраивать каждый месяц особый род выставок – народное творчество во всех его проявлениях. И каждый месяц что-нибудь новенькое. А лоскутные одеяла имеют историю, которой столько же лет, сколько и нашей стране! Да вы только взгляните на то, что мне принесли. Ни одного похожего, буйство красок, а сколько фантазии! От них же глаз невозможно отвести!
   Олан с нежной улыбкой взглянул на нее.
   – Сара пришла бы в восторг от этой идеи. Спасибо вам.
   Кэтлин подошла к нему и крепко обняла.
   – Это вам спасибо за то, что поверили в меня.
   – Так когда ты запланировала открытие? – поинтересовался Коди.
   – Через три недели.
   – Как ты думаешь, мы сумеем втиснуть в твое расписание нашу свадьбу? Но чтобы это произошло до открытия музея? – лениво-равнодушным тоном спросил Коди.
   – Я подумаю. Ты собираешься устроить и медовый месяц, то есть все как полагается? – в тон ему ответила деловитая Кэтлин.
   Олан довольно хохотнул, закашлялся и поспешил из комнаты. Коди сощурился и решительно шагнул к Кэтлин.
   – Меня заверили, что неделя отдыха – и я буду как новая монета.
   – Что ж, тогда мы поженимся через две недели, – решила Кэтлин. – Просто для порядка, конечно.
   – Спасибо, – пророкотал он и, склонившись над ее губами, заставил умолкнуть.
   – И... ради приличия... – Кэтлин выскользнула из его объятий. – Ради приличия нам следует до тех пор воздерживаться от близости.
   – Полностью? – недоуменно ахнул он.
   – Полностью.
   Она поднялась на цыпочки и утешила ошеломленного жениха быстрым поцелуем.
   – Идем. – Кэтлин потянула его за руку к стопке лоскутных одеял. – Придется тебе помочь мне, если мы собираемся втиснуть в мое жесткое расписание и свадьбу, и медовый месяц. Сегодня ты поможешь мне составить каталог и описание всех имеющихся одеял.
   – Ладно, – ворчливо произнес Коди. – Но требую за это не меньше четырех дней, чтоб ты была в полном моем распоряжении после свадьбы.
   – Если все пойдет по плану, не вижу причины, почему бы нам не выгадать даже пять или шесть дней.
   – Отлично! – Коди повеселел и стал похож на ребенка, которому посчастливилось выиграть в соревновании. – Тогда за дело.
   Кэтлин выглядела примерно так же, поскольку понимала, что выиграла приз, который будет согревать ее душу всю жизнь. Она наконец обрела свой собственный рай.