Линн Патриция. На пороге счастья

   – Мужчины в нашем городке намного отличаются от чикагских. Они и близко не напоминают утонченных джентльменов.
   Джон уставился на друга:
   – Ты тоже, Коди?
   Тот допил свой бокал и с шумом поставил его на стол.
   – Особенно я. – Коди отодвинул стул и встал.
   Тут заиграли медленную мелодию, и пары на танцплощадке слегка перетасовались. Когда стало ясно, что Адам и Кэтлин не собираются возвращаться к столу, Коди решительно направился в сторону танцующих пар.
   Кэтлин не могла припомнить, когда еще так веселилась от души. Вероятно, с последнего раза прошло не меньше пятнадцати лет, потому что с Гэри она никогда себя так не чувствовала. Кэтлин словно обрела крылья, словно с ее плеч слетели все заботы. Наверное, это произошло благодаря Адаму, решила она. С ним было так просто и легко. Всю жизнь она ощущала себя недоразвитой – эмоционально и физически. Но глаза Адама убеждали ее, что все у нее так, как надо, и там, где и положено.
   – Не возражаешь, если я уведу твою партнершу?
   Кэтлин подняла глаза, и состояние легкой эйфории мгновенно испарилось. Она уже успела причислить Коди к той же категории людей, к которой относились и Гэри с ее отцом: тираны, любящие все держать под контролем.
   – Отстань, Коди! – взмолился Адам. – Мы с Кэтлин только-только начали узнавать друг друга.
   – Вижу. Будь джентльменом, Адам. Я знаю, что это невыносимо трудно для тебя, но все же попытайся.
   Кэтлин, почувствовав, как Адам напрягся от оскорбления, вздохнула и бросила на Коди раздраженный взгляд.
   – Все в порядке, Адам, – успокоила она жокея мягкой улыбкой. – Почему бы вам не вернуться к столу и не заказать мне что-нибудь выпить?
   Адам заколебался, но наконец уступил. Уходя, он бросил на Коди многозначительный взгляд, ясно дававший понять, что они еще потолкуют по этому поводу.
   – Сколько вы уже выпили? – спросил Коди, подхватывая свою партнершу.
   – Не знаю. Но уверена, что вы намного опередили меня.
   – Несомненно. Но если судить по пылающим щекам и сиянию глаз, то и вы выпили более чем достаточно.
   – Это что, нужно рассматривать как приказ? У вас прямо талант отдавать их.
   Коди проигнорировал ее смешок.
   – Поосторожнее с этой звездой родео. Он вовсе не столь невинен, как хотел бы заставить вас поверить.
   – Да ну? – сладко пропела она. – Я обязательно подумаю об этом.
   – Угу. Когда рак на горе свистнет. Вы даже не собираетесь прислушаться к моим словам, и мы оба об этом знаем.
   – А зачем? Вы предупреждаете меня об Адаме, а сами недавно чуть не занялись любовью с рыженькой посреди танцплощадки.
   – Ревнуете, Кэтлин?
   – Господи! – Женщина подняла глаза к небу. – Не обольщайтесь, Коди.
   Но тот лишь улыбнулся в ответ своей снисходительной улыбкой, так выводившей ее из себя. Она опустила глаза, чтобы не взорваться. Тут Кэтлин обнаружила, что за время беседы он успел так притянуть ее к себе, что между ними не осталось практически никакого пространства. Ее грудь слегка касалась его груди, и это странно возбуждало, но рука Коди, лежавшая на ее спине, была, похоже, из стали.
   Кэтлин подняла на него глаза, и между ними словно проскочил электрический разряд. Мгновенно возникшее взаимное притяжение казалось острым и болезненным. И появилось ощущение настоящей опасности. Сердце женщины бешено заколотилось.
   Пытаясь отвлечься, она выпалила первое, что пришло в голову:
   – Почему у вас патологическая потребность приказывать мне?
   – Не знаю, – честно ответил он. – Просто вам это, кажется, необходимо.
   – Уверяю, что это не так. Мной руководили всю жизнь. Вот я и решила недавно взять свою жизнь в собственные руки и прожить ее так, как это нравится мне самой. И мне не нужны ни вы, ни любой другой мужчина, чтобы указывать, что мне можно, а что нельзя делать.
   Коди так напрягся, что Кэтлин поняла – ей удалось полностью отомстить ему за невыносимое высокомерие.
   – Позвольте заверить, что вовсе не собираюсь вмешиваться в вашу жизнь. Лично я считаю, что чем раньше вы уедете отсюда в Чикаго, тем лучше. Вы не созданы для жизни здесь. Вы для этого слишком беспомощны.
   Кэтлин отпрянула, пытаясь вырваться из его рук. Ярость росла в ней с невероятной скоростью и силой и так и просилась выплеснуться наружу.
   – Не смейте мне больше указывать, что делать! – проговорила она, и каждое слово звучало громче предыдущего. – Я гроша ломаного не дам за все ваши предположения. Я буду ездить на той лошади, которую выберу сама. Я останусь в Монтане столько, сколько пожелаю сама. И танцевать я буду с кем пожелаю. И если захочу переспать с каждым мужчиной в этом зале, то так и сделаю, ясно?
   Раздались громкие аплодисменты и веселые подбадривания толпы. Кэтлин заморгала от неожиданности и оцепенела от ужаса. Ее так распирало от ярости, что она совсем позабыла, где они находятся. Очевидно, толпа развлекалась ее страстной речью, весьма удачно пришедшейся на конец мелодии.
   Ковбой, выглядевший так, словно на нем скопилась трехнедельная пыль от перегонки скота, выскочил вперед.
   – Можно мне предложить себя в качестве первого кандидата, мэм? – с надеждой ухмыльнулся он.
   – Прости, приятель, – тут же вмешался Коди, – леди слегка погорячилась. – Его пальцы обхватили ее локоть мертвой хваткой, и Коди двинулся к двери. Кэтлин поняла, что либо придется поспевать за ним, либо он просто поволочет ее за собой. Когда они вышли на улицу, свежий ночной воздух принес приятное облегчение. Коди по-прежнему шагал широким шагом, так что Кэтлин пришлось бежать рядом, чтобы не упасть.
   Когда они дошли до его машины, Коди резко повернулся, отпустил ее руку и прижал женщину к дверце машины.
   – Если кто-то и будет первым, так это я! – И Коди впился в ее губы.
   Мгновенно все мысли Кэтлин смешались, ее захлестнуло чувство восторга. В поцелуе не было нежности. Он был страстным и собственническим, но она покорно отдалась ему. Он заражал своей страстью и вызывал ответный огонь во всем теле.
   Наконец Коди оторвался от ее рта. В тишине раздался хриплый стон, он уткнулся лбом в ее волосы, все еще перебирая их. Кэтлин слышала его судорожное дыхание, грудь вздымалась в такт учащенным вдохам, пока Коди пытался отдышаться.
   – Кэтлин...
   – Кажется, я видела его машину вон там, – раздался встревоженный голос Мэтти.
   Коди в отчаянии застонал, но Кэтлин так и не смогла заставить себя посмотреть на него. Она четко расслышала сожаление, когда он произнес ее имя. Было бы просто невыносимо увидеть то же самое в его глазах.
   – Тебе лучше уйти, – тихо сказал он.
   Кэтлин подняла глаза, и Коди, убрав прядь волос с ее щеки, наклонился и нежно поцеловал в губы.
   – Спокойной ночи, Кэтлин, – прошептал он, и ушел.
   Ошеломленная этой нежностью больше, чем предыдущим страстным поцелуем, Кэтлин медленно повернулась и пошла прочь от машины.
 
   – Мам? Мы здесь еще долго пробудем? – спросила Хизер.
   Кэтлин оторвала взгляд от серебряных ложек и вилок, которые аккуратно заворачивала в бумагу.
   – Но мы здесь всего три недели, рыбка.
   – А мне показалось, что целых три года. Кэтлин улыбнулась и вернулась к своей работе.
   – Хизер, тебе здесь действительно так плохо или ты поставила перед собой задачу портить всем настроение?
   – Я здесь несчастна, – упрямилась Хизер. – Мне не хватает моих друзей из Чикаго и...
   Кэтлин терпеливо ждала продолжения:
   – И?..
   – Я скучаю по папе, – выпалила Хизер. – Почему он ни разу не позвонил с тех пор, как мы сюда приехали? Ты, наверное, просто не сообщила ему, что мы здесь, да?
   – Ты прекрасно знаешь, что я все ему сказала.
   Кэтлин вздохнула, не зная, что ответить дочери. Со времени их развода Гэри становился все необязательнее по отношению к дочерям. Ее это нисколько не удивляло, но его равнодушие больно ранило девочек, особенно Хизер. А Кэтлин уже устала придумывать уважительные причины для его затяжного молчания.
   – Понятия не имею, почему папа не звонит. Ты же знаешь, Хизер, как он иногда бывает занят.
   Ее объяснение было встречено задумчивым молчанием девочки. Кэтлин почти физически ощутила, как лихорадочно проносятся мысли в голове дочери под крашеными волосами. Кэтлин улыбнулась, представив, что произойдет, когда Гэри увидит «новую» Хизер. Прошел месяц с тех пор, как она показала свой новый стиль, и Кэтлин могла уже смотреть на нее без внутреннего содрогания. А когда впервые увидела ее такой, то чуть не упала в обморок.
   – Как ты думаешь, папа женится на Джеки? – внезапно спросила Хизер.
   «Только если той хватит ума забеременеть», – злорадно подумала Кэтлин. И тут же пожалела об этом. Джеки Уорд не была причиной ее разрыва с Гэри. Это произошло намного раньше того, как Джеки возникла в жизни Гэри.
   – Думаю, тебе лучше спросить об этом папу.
   Кэтлин закончила укладывать серебро в ящик и отнесла его в конец длинного стола.
   – Ты хоть немного скучаешь по нему?
   Руки Кэтлин замерли, и она подняла глаза на дочь. Та пристально смотрела на мать. Кэтлин почувствовала вызов в вопросе и тщательно продумала ответ, затем медленно подошла к Хизер.
   – Когда ты повзрослеешь, многое само собой станет понятнее. Что тебе нужно усвоить сейчас, так это то, что в данной ситуации никто не выигрывает. – Она ласково погладила Хизер по щеке. – Но нет и врагов. Так что перестань примерять ко мне роль разрушительницы брака.
   Хизер долго смотрела на мать, затем опустила глаза.
   – А ты изменилась с тех пор, как мы приехали сюда, – тихо сказала она.
   – Изменилась? – В голове Кэтлин отчетливо прозвучало удивление. – Как же я изменилась?
   – Ты кажешься счастливее. Как если бы хотела остаться здесь.
   – Что ж, наверное, ты права. Я действительно счастливее. И может быть, я захочу остаться здесь.
   Кэтлин мгновенно осознала свою ошибку. Хизер тут же вздернула подбородок, а глаза мятежно засверкали.
   – А я здесь не останусь! Так что лучше тебе знать об этом с самого начала. Я позвоню отцу и поеду жить с ним.
   – Хизер...
   – Нет! Ничто не заставит меня здесь остаться!
   Хизер резко повернулась и выбежала из столовой.
   Кэтлин опустила голову и устало потерла глаза. Проклятие! Всякий раз, когда казалось, что она на шажок приблизилась к Хизер, все мгновенно превращалось в очередную схватку. А война была объявлена, когда детям сообщили, что родители разводятся. Сильнейшая истерика Хизер застала родителей врасплох. Но Гэри, как всегда, немедленно исчез, оставив разбираться во всех этих сложностях Кэтлин. Он не выносил эмоциональных сцен.
   В вихре собственных переживаний Кэтлин не переставала размышлять, почему бывший муж так великодушен в финансовом отношении. Алименты были щедрыми. Гэри откупился, чтобы его не беспокоили ответственностью за девочек, а Кэтлин даже не сразу сообразила, что к чему.
   Кэтлин ни секунды не сомневалась, что Хизер планирует настоящую военную кампанию, долгую и выматывающую силы и нервы, чтобы отстоять свое право вернуться в Чикаго. Но Кэтлин знала также, что Гэри никогда не пойдет на это. Он не хотел ответственности. Никогда. Но его решительный отказ будет просто разрушителен для психики Хизер, более того, всю ответственность она опять-таки переложит на мать, сочтя ее виноватой, потому что Кэтлин решила остаться в Монтане.
   Короче, Кэтлин была в безвыходной ситуации, но не собиралась по-прежнему мириться с этим. Пришла пора позвонить экс-супругу и кое-что высказать.

Глава 4

   Стук башмаков по деревянным половицам нарушил размышления Кэтлин. Ожидая увидеть кого-нибудь из гостей ранчо, женщина с улыбкой повернулась. И замерла, увидев на пороге комнаты Коди. Улыбка мгновенно угасла.
   – Мне тоже приятно видеть вас, – неловко пошутил он.
   – А я было подумала, что вы сверзлись с какой-нибудь горы или что-то в этом духе, – в тон ему ответила она.
   Со времени их ссоры в баре Диллона прошла почти неделя. И все это время Вашингтон ни разу не попался ей на глаза. Ее раздражало и то, что она так и не сумела понять, как относится к случившемуся. Чувства стремительно менялись: от ярости до откровенной тоски.
   – Я был занят.
   Коди прошел в столовую, и она поймала себя на том, что с одобрением смотрит на его худощавую фигуру. Шляпу он держал в руках, а волосы были в полном беспорядке, что придавало ему еще большее очарование.
   – Вам понадобилось что-то конкретное или вы просто решили поиграть на моих нервах?
   – Я пришел поговорить с вами.
   – Вы хотите поговорить? Со мной? Я думала, что вы умеете лишь кричать на меня.
   Коди сжал челюсти, и Кэтлин почувствовала укол совести. Кажется, он старается вести себя вежливо.
   – Хорошо. О чем же вы хотели поговорить? Коди немного расслабился.
   – Я подумал, что мы могли бы немного проехаться верхом. Ко мне домой. Мой отец хотел бы познакомиться с вами.
   Кэтлин уставилась на него, широко открыв глаза:
   – Ваш отец?
   – Да. – У нее возникло странное чувство, что ему жутко неудобно. Однако до чего же интригующе!
   – Зачем? – подозрительно спросила она.
   В зеленых глазах отразились замешательство и раздражение. Интересно на кого? На нее или на отца?
   – Он сказал, что жаждет познакомиться с женщиной, из-за которой его сын свалял такого дурака, да еще в битком набитом баре.
   – Это столь редкое событие, что непременно нужно персональное знакомство? – съехидничала она.
   – Редкое? – Коди невесело рассмеялся. – Практически невероятное. Не могу припомнить ни одного случая до сих пор, чтобы я орал на женщину на переполненной танц-площадке, соревнуясь, кто из нас сделает это громче. – Он помолчал, разглядывая ее. – Правда, меня еще никто и не провоцировал так, как это сделали вы.
   – Интересно, почему это? – спросила она, искренне пытаясь понять. – Никто еще так не реагировал на меня. Я никогда не умела даже произвести должное впечатление, не говоря уже о публичном скандале.
   – Назовем это изъяном характера, и все тут, – предложил Коди. – Вы поедете со мной или нет?
   – Конечно. Почему бы и не поехать?
   – Спасибо. – Он повернулся к двери. – Я приготовлю для вас лошадь.
   – Тогда позаботьтесь, чтобы это была Ласточка.
   Он даже споткнулся, но больше ничем не выдал своего раздражения.
 
   Кэтлин ожидала, что дом Коди окажется скромным жилищем, примостившимся на краю леса, функциональным и удобным для проживания двух одиноких мужчин. Поэтому то, что она увидела, как только они поднялись на вершину горы, оказалось для нее полной неожиданностью.
   Внизу простиралась залитая солнцем долина. Первым, что бросилось в глаза, была лужайка. Пышная зеленая трава – целые акры этой травы – простиралась до беленых заборов, отгородивших выгоны для лошадей. Нежный ветерок ласково шевелил в поле колосья пшеницы, казалось, тянувшиеся до горизонта и даже дальше.
   Яркие цветы вокруг фундамента покрашенного в белый и голубой цвета огромного деревянного дома придавали картине невероятно праздничный вид. И несмотря на то что выглядел дом экстравагантно и чересчур роскошно, он не казался чужаком. Непонятным образом он вписывался в окружающую обстановку.
   Кэтлин посмотрела на Коди и заметила, что тот наблюдает за ней, настороженно ожидая ее реакции.
   – У меня такое чувство, что я многого не знаю о вас, – сказала она.
   – Осмелюсь заметить, что вы не знаете обо мне практически ничего.
   – Именно этого вы и добивались, не так ли? Он молча пожал плечами.
   – Эрл сказал мне, что вы не числитесь среди работников ранчо.
   – А я никогда ничего подобного и не утверждал.
   – Конечно, нет, но прекрасно знали, что я предположила именно это.
   – Если бы вы спросили, я бы вам сказал.
   Кэтлин почувствовала, как в ней начал закипать гнев. Вот негодяй! Просто наслаждается своей ролью самого возмутительного мужчины на земле. Она попыталась успокоиться и сделала глубокий вдох. Это помогло.
   – Отлично. Сейчас я спрашиваю, какое отношение вы имеете к Джону и ранчо?
   – Джон приехал сюда со своей мечтой. Все, что я сделал, это помог ему реализовать ее.
   – Вы дали ему денег для постройки ранчо или что-то в этом духе? – нахмурилась Кэтлин.
   – Нет. Я стал посредником. Соглашение заключили мой отец и Джон. Я просто свел их вместе.
   – Ваш отец, – задумчиво повторила Кэтлин, оглядывая долину перед ними. – Он известен?
   – Смотря кому. Если вы увлекаетесь искусством, то вполне возможно, знаете его имя.
   – Я довольно долго помогала в работе маленького музея в Чикаго, специализировавшегося на современном западном искусстве.
   – Тогда вполне вероятно, что он вам известен.
   – Олан Вашингтон?
   – Он самый.
   Что ж, тогда понятна вся эта роскошь. Олан Вашингтон считался одним из наиболее талантливых художников Америки.
   – Первым здесь поселился мой дед. Он построил дом чуть севернее, вон за теми деревьями.
   Коди показал рукой на рощицу, и Кэтлин рассмотоела за деревьями небольшой фермерский дом.
   – Там сейчас живу я. Конечно, дом модернизировали, так что меня он вполне устраивает.
   – Значит, ваш отец бродит по всему громадному дому в полном одиночестве?
   – Не совсем так. Моя мать умерла почти четыре года назад. Она любила устраивать приемы. У нас постоянно кто-то гостил.
   – Но у вас огромное ранчо. Этим занимается тоже ваш отец? Или вы?
   Коди покачал головой:
   – Талант отца четко обозначен. Мой дед очень гордился его достижениями, но для него самого земля значила все. Когда родился я, то очень скоро выяснилось, что во мне нет ни грана отцовского таланта. Но зато дед привил мне свою любовь к земле, так что она у меня в крови.
   На губах Коди появилась довольная улыбка.
   – Из-за профессии отца я смог повидать весь мир, путешествуя с ним. Но никогда не сомневался, что все, что мне нужно, я найду только здесь. Поехали?
   Несколько минут спустя Кэтлин уже входила в прохладный холл огромного дома Олана Вашингтона. Как она и ожидала, стиль был крестьянский, но с налетом роскоши. Слева была столовая. Справа – огромная комната, выполнявшая, наверное, роль гостиной. Теплые вишневые панели покрывали стены до самого потолка. Огромный каменный камин доминировал в комнате, но внимание Кэтлин привлекла картина над ним.
   – Заходите, – пригласил Коди. – Я пойду поищу отца.
   Кэтлин зашла в комнату и прошла прямо к картине. Это была Монтана во всем своем очаровании. Олан Вашингтон славился тем, что всегда рисовал реальные пейзажи. И женщина подумала, что сразу бы узнала это место, доведись ей наткнуться на него.
   Жесткие контуры гор, все в голубых и серых тенях, возвышались над открытым простором луга, сотканного из нежнейших мазков самых невероятных оттенков. Пасущиеся на лугу кони и одинокая всадница. Небо казалось сплошными всполохами красного и оранжевого цветов со смягчающими розовато-желтыми, чисто розовыми и персиковыми мазками. Рисовалось это, вне всякого сомнения, на закате.
   – Вам нравится? – послышался удивленный голос. Кэтлин повернулась. Мужчина, стоявший на пороге, был пожилой копией своего сына. Его волосы поседели, а лицо испещряли морщины, но двигался он с грацией молодого и физически крепкого мужчины.
   – Чудесная картина!.. – искренне ответила она. – Я бы хотела увидеть то место, где вы это рисовали.
   Олан покачал головой.
   – Боюсь, что не смогу порадовать вас этим. Видите ли, этот кусочек земного рая существует лишь тут. – Он коснулся своей головы. – И тут. – Он приложил руку к сердцу. – Это мой собственный рай.
   Получив столь подробную справку, Кэтлин снова повернулась к картине. Олан подошел к ней. Она взглянула на него и улыбнулась.
   – Думаю, именно это и делает его столь прекрасным. Вашингтон-старший улыбнулся и протянул ей руку.
   – Благодарю вас. Вы, должно быть, Кэтлин Хантер. А я – Олан Вашингтон.
   – Очень приятно познакомиться.
   – Надеюсь, вы не подумали, будто вам приказано явиться сюда. Но я просто умирал от любопытства и должен был познакомиться с женщиной, не побоявшейся устроить моему сыну та-акую знатную выволочку!
   Кэтлин вспыхнула.
   – Боюсь, это вовсе не храбрость, – призналась она. – Кажется, я просто выпила больше обычного.
   Олан весело расхохотался и похлопал ее по руке.
   – Всегда восхищался женщинами, умеющими честно признаваться в том, что совсем не в их пользу. Можно предложить вам что-нибудь выпить?
   – Дженни уже несет напитки. – В комнату вошел Коди. – Полагаю, вы уже познакомились?
   – Да. – Олан взглянул на сына. – Мы как раз обсуждали, где находится оригинал пейзажа.
   – А-а, твой собственный, выдуманный!.. Ты поделился с ней своим секретом?
   – Да.
   – Вы должны чувствовать себя польщенной. Отец вполне мог бы выдумать красочную историю о страшных опасностях, которые испытал, рисуя данный пейзаж. В этом он ничем не отличается от других смертных – жаждет поразить воображение женщины.
   Коди бросил на отца поддразнивающий взгляд и ухмыльнулся. Кэтлин еще ни разу не видела столь беззаботного выражения на его лице. Если бы он лично ей так улыбнулся, то она наверняка бы растаяла.
   – Не подрывай мою репутацию. Садитесь, Кэтлин. Можно мне называть вас Кэтлин?
   – Да, конечно. – Она села в кресло, обитое великолепной голубой парчой.
   – А вы зовите меня Олан. Никаких мистеров Вашингтонов. Иначе я ощущаю себя стариком.
   Он сел напротив нее на диван.
   Кэтлин мягко рассмеялась:
   – Я ни за что не совершу столь тяжкого греха.
   В комнату с подносом вошла молодая женщина. Коди мгновенно поднялся и помог ей поставить напитки на ближайший столик. Она его поблагодарила.
   – Дженни, иди познакомься с Кэтлин.
   Та подошла к Олану и протянула Кэтлин руку, пока Олан представлял их друг другу. Кэтлин потрясла почти классическая красота женщины. На первый взгляд ей было не больше двадцати пяти лет. У нее была великолепная кожа и глаза ясной, чистой голубизны. Золотые с рыжинкой волосы рассыпались по плечам, доходя почти до талии.
   – Очень рада познакомиться с вами, Кэтлин. – По манере говорить можно было догадаться, что она выросла в образованной среде на востоке страны. – Как замечательно, что вы выбрались к нам! У нас редко бывают гости.
   Коди раздал всем чашки с охлажденным чаем, пока Дженни присела на диван рядом с Оланом. Кэтлин инстинктивно поняла, что Дженни занимает в доме особое положение. Только вот какое, ей было невдомек.
   – Понравилась вам Монтана? – спросил ее Олан, удобно устроившись на толстых подушках.
   – Здесь очень красиво. Я не была уверена, понравится ли мне здесь. Я ведь всю жизнь прожила в Чикаго. Но сейчас подумываю остаться здесь насовсем.
   – Чудесно! – воскликнул Олан. – В нашем штате всегда найдется место еще для одного жителя.
   – О, но в таком случае понадобится целых три места, не так ли? – сказала Дженни. – Коди рассказывал, что у вас двое девочек-близняшек.
   – Да, Хизер и Холли. Им уже четырнадцать. Холли готова голосовать за то, чтобы остаться здесь, руками, ногами и всем, чем угодно. А вот Хизер эта идея совершенно не воодушевляет.
   – Что ж, четырнадцать – возраст противоречий, – заметила Дженни.
   Кэтлин кивнула:
   – Этот год принес нам чересчур много перемен. И Хизер приспосабливается к ним хуже, чем я ожидала.
   Она с любопытством наблюдала, как Коди беспокойно бродил по комнате, остановившись наконец у окон, выходивших на запад. Почти вся стена состояла из стекла, открывая великолепный вид на холмы и горы.
   – Не обращайте внимания на моего сына, – сказал Олан, заметив, куда она смотрит. – У него беспокойный дух. Он родился на столетие позже, чем надо бы.
   – У человека, который и сам просто бредит нашей стариной, – вмешалась Дженни. – Так что вы оба родились не тогда, когда следовало бы.
   – Святая правда, – вздохнул Олан. – Чего бы я только не отдал, чтобы хоть одним глазком увидеть эти земли до того, как мы появились здесь и все испортили!
   – Только не заводись, па, – тут же повернулся от окна Коди. – Я утащил Кэтлин прямо из столовой. Мэтти съест меня с потрохами, если я не верну ее к ленчу.
   Дженни посмотрела на Кэтлин:
   – Если вы останетесь в Монтане, то будете работать на ранчо?
   Кэтлин отрицательно покачала головой:
   – Джон предлагал, но мне кажется, что это не выход. И не потому, что я не люблю работу. Там вполне хватит дел и для меня, и для девочек. Но мне хочется заняться чем-то таким, что позволит быть совершенно независимой.
   У нее вдруг запылали щеки. Ну, к чему, ради всего святого, исповедоваться перед этими людьми? Как бы они ни были добры, вряд ли им интересно выслушивать признания о ее незадавшейся жизни.
   – Вы, кажется, говорили, что работали в Чикаго в музее? – спросил Коди.
   – Только в качестве добровольца.
   – А что это за музей? – спросил Олан.
   – Музей западного искусства Уэйнрайтов. Это небольшой музей.
   – Кажется, я подарил им пару своих картин.
   – Да. – Кэтлин улыбнулась, довольная тем, что он вспомнил об этом. – Обе посвящены боевым подвигам Кастера. Я полюбила их сразу, как только увидела, – сказала Кэтлин, не подозревая, что ее глаза заблестели от нескрываемого удовольствия. – Но я не до конца понимала их, пока по дороге сюда не побывала сама на поле боя. Я всегда воображала, что поле боя и должно быть полем, этакой большой и ровной площадкой. Мне и в голову не приходило, что были четыре с половиной квадратных мили холмов, где произошло несколько кровавых схваток за два дня. Знание истории эмоционально обогащает восприятие ваших картин. – Она пояснила: – Я имею в виду ту картину, где Кастер и его войско стоят на холме, а их со всех сторон окружают индейцы. Она очень драматична. Но вторая, где вы просто изобразили белые камни на неровной земле, разбросанные то тут, то там, в тех местах, где погибли солдаты, – эта картина трогает просто до слез. Вы умудрились уловить настроение и передать его на холсте...