Биография Чарльза Вильямса вряд ли объясняет его поэзию. Лишний университет или пара знакомств в учёных кругах не прибавят и не убавят к самодостаточной крепкой поэзии. Если человек нам интересен и вызывает у нас симпатию, это ещё не значит, что мы будем зачитываться его произведениями и похвалим его как автора. Одно дело — история литературы, другое дело — литература. Все это к тому, что биографические детали к портрету малоизвестного русскому читателю поэта и прозаика Чарльза Вильямса рассчитаны скорее на любителей истории, а не на ценителей поэзии. Впрочем некоторые факты могут показаться любопытными.
   Чарльз Вальтер Стэнсби Вильямс родился 20 сентября 1886 г. в Лондоне. Этот город уже в зрелые годы стал для него подобием Града Небесного: как истинный горожанин Вильямс не мог представить свою жизнь вне сложной иерархии столичного имперского Лондона. Образ Города, Лондона, Византии или Рима, всегда занимал центральное место в прозе и поэзии Вильямса. Юный Вильямс поступил в Лондонский университет, но был вынужден вскоре покинуть его, поскольку семья больше не могла обеспечить его обучение. Тогда Чарльз Вильямс был принят на работу в лондонский офис издательства Оксфордского университета (Oxford University Press). Вплоть до своей смерти в 1945 г. Вильямс работал редактором в издательстве, где успел заслужить уважение руководства и любовь коллег, поставить несколько вполне профессиональных спектаклей и завести один серьёзный роман.
   На определённом этапе своей жизни Чарльз Вильямс, будучи христианином англиканского исповедания, вступил в розенкрейцерское братство герметического ордена Золотой Зари. В его понимании орден был внутренним кругом, эзотерической церковью, основанной вокруг идеи Святого Грааля. Впоследствии целый ряд розенкрейцерских идей нашёл своё отражение в романе Вильямса "Война в небесах". Некоторое время Вильямс поддерживал дружеские отношения с Вильямом Батлером Йейтсом. К концу тридцатых Вильямс разочаровался в розенкрейцерской идеологии и вышел из ордена, однако всю жизнь он был вынужден соблюдать обет молчания касательно орденских тайн. Тем не менее розенкрейцерская эзотерическая символика так или иначе присутствует в его романах ("Старшие арканы", "Канун дня всех святых") и поздней артуровской поэзии.
   С началом Второй мировой войны в 1939 г., уже после публикации своего сильнейшего романа "Сошествие во ад", Чарльз Вильямс вместе с издательством переезжает в Оксфорд. Как истинный лондонец он был раздосадован переездом в ученый, но провинциальный Оксфорд. Жену и сына он был вынужден оставить в Лондоне, куда наведывался раз в неделю, в будние же дни не переставал писать жене письма. В Оксфорде Вильямс по приглашению своего почитателя К.С. Льюиса входит в литературный кружок "Инклингов", собиравшийся два раза в неделю для совместных чтений и возлияний. При том что в кружок "Инклингов" в разное время входили те или иные английские литераторы, основой кружка были три фигуры: К.С. Льюис, Дж. Р.Р. Толкиен и Чарльз Вильямс. Вкратце можно отметить, что помимо обаятельной личности Льюиса кружок объединяла консервативная христианская идеология (католицизм Толкиена, англо-католицизм Вильямса и Льюиса) и особое отношение к мифологической реальности (античной, англосаксонской или артуровской). При этом Вильямс был гораздо ближе Льюису, чем Толкиену. Профессор Толкиен с сомнением относился к достоинствам прозы Вильямса (в чем он не был одинок), не принимал вильямсово прочтение артуровского цикла и, мягко говоря, недолюбливал Византию. Более того, как добрый католик, Толкиен не мог принять богословие Вильямса, всегда балансировавшее на грани манихейства. На чтениях "Инклингов" Вильямс с интересом слушал и комментировал отрывки из "Властелина колец", тогда как Толкиен с большим сомнением относился к артуровской поэзии Вильямса. "Инклинги" повлияли на отделку последнего романа Вильямса "Канун дня всех святых", хотя стоит признать, что высшее достижение его романной прозы, "Сошествие во ад" (1937), было создано еще без всякого влияния "Инклингов".
   В Оксфорде, Вильямс, не являясь формально университетским лектором, прочел ряд лекций по классической английской и мировой литературе (Шекспиру, Мильтону, Данте). За работу в издательстве и литературную деятельность ему была присвоена степень магистра искусств Оксфордского университета. Льюис хлопотал об устройстве Вильямса на преподавательскую работу в университете. Планам этим не суждено было осуществиться, 15 мая 1945 г. Чарльз Вильямс скоропостижно скончался в Радклиффской больнице в Оксфорде. Кружок "Инклингов" ненадолго пережил уход Вильямса. Несмотря на противоречивое отношение к нему многих, включая Толкиена, Вильямс был одним из трех столпов сообщества. Чарльз Вильямс похоронен на старом англиканском кладбище Св. Креста неподалеку от центра Оксфорда. На могильной плите скупая надпись: "Чарльз Вильямс, поэт".
 
   ТАЛИЕСИН ЧРЕЗ ЛОГР
   (стихи из Артуровского цикла)
 
   ПРЕЛЮДИЯ
   — I -
 
   Непокорные племена внимали;
   православная мудрость расцвела
   от Кавказа до Туле;
   императора слава
   распростерлась до края мира.
   В пору срединной Софии
   императора слово установило
   царство в Британии;
   в Софии пели
   непорочное зачатие Мудрости.
   Карбонек, Камелот, Кавказ,
   врата и сосуды, посредники света;
   география, дышащая геометрией,
   обоюдопернатый Логос.
 
   — II -
 
   Слепые властители Логра
   вскормили страну обманом
   рассудочных добродетелей,
   печати святых разбиты;
   троны у Стола пошатнулись.
   Галахад ожил по Милосердию;
   но началась история;
   агаряне взяли Византий;
   потеряна слава;
   потеряны царство и сила.
   "Воззовите к холмам,
   дабы сокрыли нас, -
   молвили мужи во Граде, -
   от господина милосердия,
   скачущего в звездном свете,
   единственного отблеска
   славы царской."
 
   — III -
 
   Зло и добро были братья
   некогда в аллеях испаганских;
   магометане,
   крича Алла иль Алла,
   порушили двоицу персидскую.
   Кавказ захвачен исламом;
   мамелюки овладели
   древней житницей империи.
   Союз расторжен;
   имамы стоят в Софии.
   "Бог есть Бог", — муэдзин
   кричит, но угас свет
   на горах Кавказских,
   погасла слава царская, сущего слава.
 
   ТАЛИЕСИН ВОЗВРАЩАЕТСЯ В ЛОГР
 
   Оставлены моря;
   я в гавани логрийской
   легко сошёл на брег
   под ветром штормовым.
   Подняты якоря
   и мачты заскрипели,
   плывут назад в Босфор,
   а мне — к холмам родным.
   На злате колесниц
   небесный Император.
   Он над моим конём
   семь звёзд смахнул с небес.
   Дубы клонились ниц,
   скрипя и выгибаясь.
   Семижды серп златой
   Рассёк волшебный лес.
   Сокрыта за спиной
   нетронутая арфа;
   но вскрикнула она,
   лишь вышел на тропу,
   дорогу, что долой
   вела через чащобу,
   где пел Цирцеи сын
   у соловьёв в лесу.
   В лесу бегущий лев
   людской утратил разум;
   на мертвенном пути
   стояли лешаки
   среди густых дерев;
   смотрели на движенья
   мои, как я бегу
   от огненной реки.
   Друидов ученик,
   своё отбросив сердце,
   я к милости взывал,
   взыскуя языка.
   Блистательный ночник
   во тьме Броселианда:
   сверкнула будто серп
   манящая рука.
   У южных берегов
   тогда скрипели мачты;
   у римских мостовых
   скрипели дерева.
   Средь пашен и стогов
   серп в золотой деснице
   святыни пожинал,
   и скошена судьба.
   С падением одних
   за мной сгустился хаос,
   с падением вторых
   за мной сгустился лес;
   с падением иных
   я прибыл в стан владыки;
   от арфы за спиной
   разнёсся зов окрест.
   Я видел древний свет
   вокруг холмов волшебных,
   артуровых коней
   сверкание подков.
   Меня быстрее нет,
   и не было в ту пору,
   как через Логр я шёл
   под царственный покров.
 
   ВИДЕНИЕ ИМПЕРИИ
 
   — I -
 
   Тело единое оргaном пело;
   наречия мира расцвели в Византии;
   звенело и пело просторечие Византии;
   улицы вторят гласу Престола.
   Деяния нисходят от Престола.
   Под ним, переводя греческий минускул
   для всех племён, тождества творения
   удивительно снисходящие в род и род,
   слуги пишут деяния царские;
   логофеты сбегают
   по порфирным ступеням,
   разнося послания по всей империи.
   Талиесин прошёл
   сквозь ближайших ангелов,
   от явления благодати
   до места образов.
   Утро воссияло на Золотом Роге;
   он слышал за спиною стук колесниц:
   несли обновление всем языкам;
   он видел нунциев,
   отправленных по течениям
   морским, в постоянном движении,
   гребцов руки,
   прикованные к имперским веслaм,
   колесницы и галеры,
   дарованные послам,
   отправленным за море
   до берега иного.
   Царский поэт
   смотрелся в зеркало Золотого Рога.
 
   — II -
 
   Заря поднялась над Золотым Рогом.
   Я видел тождества,
   отражённые в сапфирном море:
   за Синаем Арарат,
   за Араратом Эльбрус -
   светом брызжущий,
   снегом искрящийся,
   целомудрие стройных вершин Кавказа;
   снега отблеск на бровях мира
   сменился глубоким зелёным долом.
   Из Визaнтия присланы
   тождества письмена,
   когда племена собрались праздновать
   тезоименитство
   своего отца-императора.
   Империи солнце
   сияло на каждом кургане,
   с валом двойным,
   охраной долин плодородных.
   Сияли клинки
   благородного древнего танца;
   девы нагие
   смеялись от счастья земного,
   телом своим повторяя
   провинции форму,
   форму основы пространства,
   полукруглой основы славы имперской.
   Спины напряжены,
   любови устроены;
   брошено через
   воздушные реки империи
   имя забытое, шута бремя,
   слава и рама любовников
   низин Кавказских
   звенела вокруг снегов Эльбруса.
   Тело единое оргaном пело.
 
   — III -
 
   Эльбрус поднялся над Золотым Рогом.
   К югу от кости морской,
   Туле, каменный череп,
   пастбище на одинокой скале,
   схема Логра, тема и образ империи,
   поднялся в равновесии,
   вес правления со славою.
   Мерлин, времени мера,
   взбирается сквозь призмы и линии;
   по-над Камелотом
   и дальним Карбонеком,
   над Опасной Изменой и Престолом союза,
   фосфор философской звезды
   Персифаля хлынет.
   Лев Ланселота,
   смущённый запахом поклонения,
   рыкает подле тела госпожи Гвиневеры.
   Мерлин определяет в умных эмблемах
   щит над щитом,
   положение над положением;
   на дорогах слышен топот
   господских коней.
   Мечи сверкают; разбойники убегают;
   Стол установлен твёрдо
   в королевском холле,
   а над сиденьями начертаны
   знаки души и доли,
   деяния, подвиги и вся история Логра.
   По имперской дороге
   спешит белый нунций
   возвеличить сердца Латерана,
   Галлии, Логра.
 
   — IV -
 
   Млеко точат сосцы Галлии,
   тригонометрическое млеко учения.
   Муж припал к сосцам;
   его суставы застыли,
   он поглощает логику, учение, закон,
   пьёт из грудей intelligo и credo.
   Я, Талиесин,
   рождённый от друидов у моря,
   также пил в школах галльских,
   я пил за столом учительским;
   я пел созвучно водам логрийским,
   течению Темзы, волнам прилива.
   Сквозь гром колесниц железных
   на галльских дорогах,
   меня унесли корабли
   на морские просторы;
   Логра наречие было
   лишь отражением Византии;
   великому искусству учили
   в сердце артуровых гаваней.
 
   — V -
 
   Туман клубился у края старого солнца;
   мамонты и медведи бродили
   по широкому краю уступа.
   Сила себя проявляла в нравах
   рук, суставов, запястий, кистей;
   плоскости дланей,
   средоточия конусов скрытых,
   раскрывались в Ломбардии, -
   навершие конуса в Риме,
   полное знания,
   понтифик арвальской коллегии
   восходящих инстинктов,
   дороги (живые и мёртвые) в Риме, -
   чтобы в Галлии строить мосты,
   в Византии приёмы вести.
   Ногти, слабые времени сева,
   почву скребли,
   и ногтями железными труд
   был окончен в пору нашей нужды,
   сфера высокая основания конуса,
   поражение взошедших семян:
   руки заклинания
   стали руками поклоняния,
   пятикратный псалом,
   указание Латерана:
   действия и страдания единое таинство,
   единая и внезапная молния тождества,
   горестные деяния рук Папы.
 
   — VI -
 
   Почему Папа движется
   в имперских походах?
   почему золотые дворцы
   тускнеют пред папской
   одеждой, плотью и костью искупления?
   что нарушило волю Императора?
 
   — VII -
 
   Адамы во глубине иеросалимской
   вздыхали -
   тонко их мысли свивался венец, -
   взывая: "О разветвлённый отец,
   не слишком ли долго я ждал
   в беспечальном
   лишённом иных измерений
   пространстве?
   Не видит ли Бог начал воюющих?
   Подобает нам расти до высот,
   Бога и Царя взыскующи:
   Подобает нам смотреть
   на сраженье деяний в непостоянстве".
   Адамы взбирались по древу, кора,
   шуршала и крошилась за ними;
   битву в законе наблюдали они,
   ужасаясь среди царского двора.
   Дерево умерло, не умирая,
   супротив добра вожделело добро,
   деянья в сраженьи отравили кровь,
   на плетёном древе — их тел кривая.
   Суставы сводило; двойное созданье
   блевало, боролось,
   добро против добра;
   по силам своим
   они провидели разум Императора,
   его видения войн мирозданья.
   Он медленно шёл сквозь строения
   в ночи своей своего отсутствия;
   Византий спал;
   белёсый сумрак
   крался за ним и мерцал,
   изгнание в тварь
   тварного отверженья спасения.
   Зачатие без границ
   Адамов греховных коснулось;
   задушено над их головой,
   дерево ярких лучей
   потеряло в глубинах ямы
   свой воздушный ручей;
   они восхотели; они увидели;
   они ужаснулись.
 
   — VIII -
 
   Эльбрус тонет в Золотом Роге:
   стопы творения вспять
   ступают сквозь воды.
   Тяжко одинокой галеры движение,
   механика рук и вёсел немеет;
   белеет холст заплатой
   на пурпурных парусах
   в слабеющих руках мужей,
   морской простор шумит в сердцах.
   Рождённое в море сокровище Азии,
   с гор Кавказа,
   сработано в Визaнтии,
   злато земли рассыпали над морем,
   мостили вокруг водоёма видений,
   оно не мерцает,
   не светится боле.
   На медную палубу горсти горячей золы
   падают из незримых вулканов;
   грубые птицы
   рыбу клюя, испуская любовные крики,
   покрывают корабль,
   влекомый когда-то
   их крыльев порывом.
   Светящееся в стоячей воде
   безглавое тело бредёт
   в алых ризах,
   вулканический пепел
   падает в лунном свете.
   Безглавый образ как будто Царя
   бредёт,
   непристойно скрыв руки под ризой,
   алостью оскверняя
   отблеск хребтов Кавказских.
   Его свита колышется рядом;
   щупальца небо метут,
   тянутся, осьминожьи тела
   над водой воздымая;
   двое из них поднимают ризу над телом,
   спешащим по тонущей плоскости
   антиподовой Византии.
   Воззрим, о сын человеческий,
   на сраженье деяний.
   Фосфорерсцентно сияет
   отточенный пенис:
   зачатки или остатки,
   исчезая и появляясь,
   живут в покинутом средоточии разума,
   уши, глаза,
   суматоха чувствительной мысли.
   Он невнятный всегда
   по невнятному морю
   за По-лу продвигается
   Император без головы,
   осьминоги вокруг;
   и потеряны римские руки,
   бытия инструменты
   потеряны по существу.
 
   — IX -
 
   Тело единое оргaном пело;
   деяния тождества
   поклонялись Господу;
   цвело и звенело пение Византии.
   О рамена, локти, запястья,
   благословите Его,
   хвалите Его,
   величайте Его вo веки;
   сочленения пальцев,
   благословите Господа;
   суставы колен и лодыжек,
   благословите Господа;
   бёдра и спины во множестве,
   благословите Его,
   хвалите Его,
   величайте Его вo веки;
   благословите Его на Кавказе,
   благословите Его в Латеране,
   благословите Его
   в эмблемах Лондона-в-Логре,
   если будут иные языки за Логром,
   благословите Его,
   хвалите Его,
   величайте Его вo веки;
   если будет сознание
   в толще подвижной воды,
   или власть хоть какая-то
   на болотах за дальним По-лу,
   хоть какая-то мера
   среди областей безголовых,
   благословите Его,
   хвалите Его,
   величайте Его вo веки.
 
 
This file was created
with BookDesigner program
bookdesigner@the-ebook.org
02.08.2008