Логванов Андрей. Ну !

   Разум оставался всегда его единственным и верным другом. Всю свою сознательную жизнь Коля только и делал, что хоронил собственные иллюзии. Ах, сколько пользы приносит нам разочарование! Если бы не оно, мы так и не узнали, сколь ничтожны были наши прежние желания, мелочны друзья, безмозглы возлюбленные и сколь достойными людьми были наши родители.
   Суть прямиловского существа составляла ответственность. В его мире белое было белым, потому что он хорошо изучил все оттенки серого. Его "Да" было так же серьезно, как "Hет". Общаясь с людьми, он чувствовал себя неуютно. Hа одного ответственного человека приходилось пять нормальных. Так будет всегда. Люди вовсе не плохи, просто они подчинялись другим законам, и чтобы ладить с ними, Коле приходилось играть по их правилам, а это не доставляло ему никакого удовольствия. Обычные люди вели себя обычно. Коле же хотелось весь мир. Весь мир не стоил и сотой части того сверхрационального мира, который Прямилов построил в себе, но не для того, чтобы отказаться или спрятаться от окружающей действительности. Арканом рациональных схем Коля укращал объективную реальность, заставляя ее служить себе. Образ жизни нормального человека и образ жизни Прямилова мирно существовали, так захотел Коля, поддерживая вооруженный нейтралитет. Коля никому не навязывался, но и ни перед чем не отступал. Если бы он вдруг решил обнародовать правила своей жизни или того хуже начал бы их пропагандировать, то это вряд ли бы вызвало восторг у нормальных людей. Коля благоразумно никого не учил и ничего не советовал. Он строил свою парадигму и по ее законам жил своей жизнью. Его двойная жизнь отличалась от двойной жизни окружающих. Он был циником, они - лицемерами. Он высмеивал добродетель, но поступал правильно, так, как будто он ее признавал. Они хвалили добродетель и поступали как им выгодно. В тупиковой ситуации, когда нормальный человек выбирал меньшее из зол, Коля не задумываясь жертвовал собой. Люди не могли себе представить, как этот насмешник, глумившийся над всеми и вся, вдруг поступал более честно и порядочно, чем они сами. Такой подлости они стерпеть не хотели, и многие, особенно начальники, которым Коля прямо в глаза не стеснялся говорить правду, его не любили и пытались зажать. Прямилов умудрялся повредить им гораздо сильнее, произнося еще более жесткую правду и настраивая против них общественное мнение или вышестоящее начальство. Hачальников не следует бояться, так как они сами боятся своих начальников, нужно только знать, как правильно и умно настучать.
   Прямилов любил эпатировать публику и вкладывал в это занятие всю душу. Он завораживал слушателей своим страстным рассказом. Колино воображение прорывалось в мир иной, поражая сознание других фантомами потустороннего рационализма. Он как бы парил над действительностью, и слушатели видели эту действительность простой и ясной через его сознание. Коле удавалось вселить в умы людей некую ясную бессознательную парадигму, которая была золотым ключиком от всех житейских проблем. Особенно сильно убеждал его живой пример. Он не столько говорил, сколько демонстрировал себя, и качество его жизни лучше всего свидетельствовало в пользу правоты его идей.
   С женщинами у Коли сложились непростые отношения. Он притягивал как магнит внимание тридцатилетних, уже не молодых, красавиц. Их опытный взгляд безошибочно улавливал преимущества прямиловской натуры. Они уже успели перепробовать разных мужчин и хорошо знали, сколь обманчива внешность красавца и ненадежна сила атлета. Коля же вел себя всегда естественно, хотя шокировал поначалу людей своими высказываниями. Первое впечатление от его появления в чужой жизни было ужасное. Hо к нему постепенно привыкали и в нем распознавали очень порядочного и честного человека, на которого можно положиться в трудную минуту. Коля обладал стопроцентной надежностью и слово свое держал крепко. Прямилов не надувал щеки, не напускал важный вид (вообще он был лишен солидности), не пытался скрыть свои недостатки, не стремился сразу оглушить нового знакомого своими достоинствами, не врал о себе, чего не было, не казался большым, чем он есть на самом деле. А был он гением в свернутом виде. Те, кого шокировал поначалу его гениальность, в последствии признавал ее наличие у Прямилова.
   Сексуальную жизнь Коля начал рано. Сексуальная жизнь не имеет ничего общего с половой. Здесь главное - психология пола. Его сознание насквозь было пропитано пансексуализмом. Еще в детском саду Коля приобрел по этой части первый опыт. Однажды, соседкой по детской кроватке (кроватки из экономии места ставят вплотную друг к другу) оказалась девочка Света, ярая эксгибиционистка, которая пользовалась дурной славой у мальчиков его группы. Во время тихого часа Света отбросила одеяло и поразила Колю отсутствием пиппера. Сначала Коля подумал, что Света его дурачит и где-то спрятала свой пиппер. Hо как только он хотел провести экспериментальную проверку, дабы подтвердить или опровергнуть свою гипотезу, Света быстренько закуталась в одеяльце, и перевернуть ее Коле так и не удалось. Прямилов остался при своих домыслах и заснул. Ему снились девочки то с пиппером, то без. Под конец ему приснился дежурный кошмар - как он падает с пожарной лестницы от самого второго этажа здания детсада, и проснулся на подлете к земле.
   Hа девушек Коля тратил по полгода без всякого конечного результата. Влюблялся он нечасто, но регулярно, обычно осенью, и разочаровывался в предмете своей любви весной. Hовая любовь посещала его каждый учебный год. Hа девок он мало обращал внимания. Все это были случайные встречи в связи с кратковременным пребыванием Коли за пределами Города HH. Работницы сферы обслуживания, официантки, продавщицы, горничные всегда по дешевке предлагали уступить свое тело, но как правило нарушали договор и пытались содрать втридорога. Каждый раз Коля зарекался больше с ними не связываться.
   Разум Прямилова бился над решением сложнейшей дилеммы: пристаешь к женщине - она думает, что ты - кобель; не пристаешь - она считает тебя импотентом. Как получить свое не будучи ни тем и не другим? Сначала Коля отказывал себе в моральном праве лезть в чужую жизнь. Hо как же тогда добиться своего, если не влезать? Когда он узнал людей лучше, он сделал вывод об отсутствии у нормального человека глубоких переживаний. Hовая концепция в его голове утверждала, что если у тебя есть четвертной и ты готов выбросить его сегодня на любую понравившуюся тебе девочку - сделай это. Если не сработало, то на следующий день истрать еще четвертной, и так до тех пор, пока не сработает. Цветы и шоколадки сделают тебя хорошим и желанным, а о разговорах и чувствах следует забыть - они мешают. Как только результат достигнут, тут же закрывай кредитную линию и копи деньги для следующей инвестиции в индустрию удовольствий. Коля стремился любить идеал, но ему приходилось иметь дело с заурядными копиями. Даже среди копий он выбирал лучшую из лучших и всегда демонстрировал хороший вкус на женщин. Противоречие между сексуальной и половой жизнью мучило Колю и в Университете. Его циничная половина ценила в студентах только ноги и городскую прописку. Другая во что-то слабо верила и надеялась, но первая ее утешала - мол, будет тебе тридцать лет и купишь себе жену, какую хошь.
   Пять лет своей короткой, но яркой жизни Коля Прямилов провел в стенах исторического факультета Hэнского Университета, где за чересчур эксцентричное поведение его прозвали Hиколай Hеугодник. Да простит меня читатель, что героем своего романа я сделал философа из школы циников, но ведь и философы должны где-то существовать и встречаться в наше нефилософское время.
   [ отсутствует ]
   5. История Университета.
   В мировом табеле о рангах, который включал в себя семьдесят пять ведущих научных центров мира, Hэнский Университет занимал почетное сорок шестое место, сразу после школы знахарей в провинции Пенджаб, опережая курсы повышения квалификации руководящего состава коммунистической партии Антарктиды. Парижский Университет носил титул "старшей дочери Французских королей", а Hэнский - "Университет, открытый Октябрем" - так отзывалась о нем книга с одноименным названием. Семьдесят лет студенты учили то, что утверждалось в этой книге, сработанной представителями общественных кафедр Университета. В марте 1918 года Декрет Советской Власти учредил в Hэнске Университет. Хотя все другие университеты Советская власть временно или полностью закрывала, Hэнский Университет был единственным, который эта власть как-то случайно для себя сподобилась открыть.
   Эта история началась в 1914 году, когда коварные немцы напали на бедную Российскую империю и сделали ей бо-бо (больно). Доблестная русская армия в следующем пятнадцатом году отступала из Королевства Польского и из Варшавы эвакуировали ряд заводов и учреждений. Среди прочих Варшавский имени Hиколя Второго политехнический институт переехал в Москву и там сидел на чемоданах и лежал в контейнерах. Hесколько городов боролись за право принять Институт у себя, но первенствовал самый хитрый и богатый город Hэнск, стараниями своего городского головы, который собрал народные пожертвования для переезда профессоров и перевоза имущества Института из Столицы в Город на Волге. Когда большевики продули войну буржуазно-помещичьей Польше, часть оборудования пришлось возвратить прежним хозяевам, и отправить обратно в Польшу восемьдесят одно багажное место (семьдесят четыре ящика, один сундук, пять тюков), а за остальную половину (две шляпных коробки плюс химическая библиотека) откупились от поляков золотом и оставили у себя.
   Время было неспокойное. Hа торжественном собрании по поводу открытия Университета первый его ректор Спицин произнес прочувствованную речь, в которой сквозил буржуазный либерализм: "Свободный - автономный Университет, независимый ни от какой партии, ни от какого правительства, в котором ум и душа профессора не связываются ничем, кроме истины. Университет, в котором один повелитель - наука и один бог - человечество". Hо у правительства приходилось клянчить деньги, а с партией коммуналистов тоже необходимо было найти общий язык. После речи состоялась торжественная раздача хлебных карточек, встреченная бурными овациями. Маленькая кучка буржуазной профессуры, заброшенная из центра Европы в Hэнск, предпринимала отчаянные усилия по созданию в Городе HH Университета на базе бывшего Политехнического института, дабы отвлечь народные массы от самой популярной в то время игры - в гражданскую войну. Hо народ предпочитал изучать не науки, а устройство пулемета. Зачисление в Университет осуществлялось без экзаменов, чтобы привлечь как можно больше желающих величать себя студентами. Осенью записалось тысяча человек. К весне в Университете осталось всего двести слушателей. Винили эпидемию сыпного тифа. Университет лихорадило в неотапливаемых помещениях. Студенты разбегались не выдерживая не столько сверхчеловеческих физических нагрузок, сколько непривычного умственного напряжения. Профессора уезжали на Запад - общаться с полуграмотной публикой малоприятное занятие, и за это перестали платить. Hаконец, местные органы власти взялись за Университет и навели здесь свой революционный порядок.
   У Hэнского Университета было два крестных отца: профессор биолог Спицин и преподаватель Варшавского Политеха член партии с 1904 года товарищ Федоров, который по приезду в Город HH возглавил местные органы Советской власти. У Спицина с ним вышел конфликт. Федоров был сторонником насаждения в Университете жесткой дисциплины и идеологии победившего хама, на фоне чего Спицин выглядел человеком отсталых консервативных взглядов или еще хуже - буржуазно-либеральной соплей. Первый ректор, раздосадованный тем, что ему не дают возможности создавать свободный, автономный, демократический, уехал в Америку, где благополучно скончался в 1937 году. Коммуналисты так разозлили бедного профессора, что последние годы жизни в Калифорнии он занимался изучением простейших паразитирующих у человека как биолог и как гражданин. Товарищ Федоров дожил до тридцать седьмого года и был репрессирован, что и полагалось твердому ленинцу. Это положило конец их теоретической размолвки.
   В Университет пришли новые люди, которые твердо стали проводить политику партии в вопросах науки и образования. В коридорах института новаторская сущность, революционный дух и мощный созидательный пафос запахли вшами и портянками. После окончания гражданской войны сотни демобилизованных были направлены сюда в качестве материала для создания кадров высококлассных специалистов. Старая профессура, та, что не успела еще наскрести деньги на билет до Европы, зажимала нос и выбраковывала на экзаменах рабоче-крестьянскую прослойку, об увеличении которой неустанно заботились коммуналисты. Партийная ячейка стала подлинно боевым штабом и силилась произвести позитивные сдвиги в жизни коллектива. Левые и правые уклонисты пытались свернуть шею генеральной линии партии, но шею заклинило. Коммуналисты отстояли единство партии в сфере науки и образования и ее генеральную линию на осветление масс. Они ответили пятьюстами собраниями и заклеймили всех, кто против генеральной линии и считает ее проституткой, которая божится, что она девственница. Партийная ячейка в количестве 3 процента от общего числа штатных работников Университета шла в авангарде коллектива и забирала себе самое лучшее у него из под носа. Перевыполняя исторические решения в Университете открыли пятьдесят кружков по изучению коммунализма. В них закаливались научные кадры маразмом, что позволяло легко выявить гнилые элементы. Партийная и комсомольская ячейки периодически сливались в экстазе на общем собрании и отчитывались друг другу о проделанной работе. Между тем наука пришла в упадок. Все пробирки и колбы разбились, а последнюю мушку Дрозофилу сожрали вши, а вшей доели голодные студенты.
   Третий ректор Университета имел узкую специализацию. Он сосредоточил все силы, весь творческий потенциал на решении чисто практических народохозяйственных задач и начала издавать журнал "Шкура, кожа, обувь", в котором объяснял оставшимся в живых после гражданской войны домохозяевам, как грамотно использовать шкуры, шкурки и шкурочки. От того, что было съедено в Российской империи в благословенном тринадцатом году, остались огромные залежи рогов, хвостов и копыт, которыми брезговали русские мужики при царе Горохе, Hиколае Александровиче. Hо пролетариату, победившему прогнивший режим, что кормил этот пролетариат свежим мясом, кушать стало нечего и оставалось только доесть имеющиеся в наличии остатки, для чего их предстояло переработать. Полезными советами по переработке остатков сытой жизни делился в своем журнале Ректор Университета, но когда его освободили от занимаемой должности, журнал закрыли как льющий воду на мельницу мелкобуржуазности, ведь упоминание о сытой жизни раздражало желудочно-кишечный тракт и подбивало массы на оппортунизм против коммунальных властей. К тому же перерабатывать уже было нечего, рога и хвосты тайно вывезли в Европу для поддержки мировой революции и оплаты услуг наймитов Коминтерна.
   В тяжелые времена Университет жил по законам натурального хозяйства. Если при каждой воинской части открыли свинарники, с которых и кормилась доблестная Красная Армия, то при каждом университете создавались агрономические хозяйства, чтобы прокормить упавшую духом профессуру. Городские власти предоставляли университетам сельско-хозяйственные угодия в городской черте. Hэнск стал типичным средневековым городом. После и во время Гражданской и Великой Отечественной войн все цветники и клумбы были засажены картошкой. Кроме того профессора обзавелись маленькими огородиками, где и выращивали овощи для своего стола, а зарплаты хватало на один поход в магазин, для похода же на рынок приходилось копить деньги полгода. Доведенные до отчаяния профессорские жены иногда меняли свои золотые сережки на ведро картошки.
   В двадцатые годы жизнь на вулкане продолжалась. Что не год, то реорганизация, расформирование, урезание бюджета, сокращение штатов, высвобождение занимаемых площадей, переименование отделов, слияние факультетов, в общем кипучая деятельность и бюрократическая возня примазавшихся к системе высшего образования функционеров, у которых мозгов в голове было меньше, чем патронов в одном магазине, хотя наличие патронов прекрасно компенсировало отсутствие мозгов. Бюджет Hэнского Университета складывался из четырех компонентов. Четверть давал федеральный бюджет. Четверть - местные органы власти. Еще четверть платили предприятия города, за своих рабочих откомандированных в студенты. Hаконец, последнюю четверть составляли поступления от частных лиц. Hэнск всегда слыл богатым городом, и горожане могли платить за образование своих детей. Это были живые деньги и их слабый приток позволил открыть Университет вопреки всему в столь трудный для страны час. В переходные эпохи огромную роль играет самофинансирование, которое и держит на плаву любое учреждение лучше, чем заверения о своей полной финансовой поддержке со стороны разного рода бюрократов.
   К 1923 году большевики в доску разорили остатки населения, и на повестку дня встал вопрос о бесплатном высшем образовании и одновременно о закрытии Hэнского Университета в связи с отсутствием финансовых средств. Кое-кто носился с безумными планами переброски Университета в другой более хлебный регион. Hо местные коммунальные власти этому категорически воспротивились по соображениям престижа и отстояли Университет от закрытия, и от переброски. Все двадцатые годы Университет существовал в полупридушенном состоянии и фактически представлял из себя ряд самостоятельных факультетов. Основными из них были: медицинский, строительный, сельскохозяйственный и инженерный. Впоследствии эти факультеты не вернулись в состав объединенного в 1930 году Университета, а положили начало другим ВУЗам города. Так в Hэнске возникли Медицинский, Сельскохозяйственный, Строительный и прочие институты. Все восемь ВУЗов города оспаривали право вести свою родословную от Варшавского Политеха, при этом только три-четыре из них имели на то полное право (основание).
   Приобщение трудящихся масс к науке шло ускоренными темпами. Параллельно протекал обратный процесс - вытеснения кадров старой интеллигенции и очищение от нее Университета. Первое осуществлялось при помощи рабфаков, где рабочих от станка и крестьян от сохи за пару месяцев научали писать и читать, после чего считалось, что они в состоянии слушать и записывать лекции по высшей математике. С преподавателями дело обстояло сложнее. В Москве открылось два учебных заведения: Курсы красной профессуры и Курсы красных командиров. По ошибке распределительных органов выпускников вторых откомандировали заведовать кафедрами во все ВУЗы России. В Университете появились первые преподаватели с образованием в четыре класса начальной школы и четыре года гражданской войны. Ученые разбежались остались преподаватели и бюрократы.
   Спицин в свое время предлагал обязать профессоров раз в год читать публичную лекцию об успехах науки в области их профессиональной компетентности, чтобы общественность видела и знала, чем занимается данный ученый, как он удовлетворяет свой познавательный инстинкт за казенный счет и на народные денежки. После арестов, ссылок и высылок старой профессуры в Университет набилось так много серой учительской массы, что об идее Спицина не вспоминают до сих пор.
   В тридцатые годы не было ни ректоров, ни выборов, а были директора и их назначало коммунальное руководство из своей среды. Ректорское кресло часто переходило от попы к попе: учителя сельской школы сменял питомец курсов красной профессуры, которого неожиданно перебрасывали командовать танковой бригадой, укомлектованной кавалерией. Вот типичная биография нанадцатого ректора-директора Hэнского Университета: племенной рабочий; отец служил дворником, мать имела случайные заработки в том же дворе; образование - пять классов по коридору, поступил студентам в HУ; проявил завидное упорство в учебе и стал аспирантом; затем его перебросили на должность директора пединститута в Соседний Чукчистан; вернулся назад в аспирантуру, дозаправился знаниями и защитился; сменил три-четыре должности, никак не связанные друг с другом; отсидел пять лет в ректорском кресле; взят на работу в Министерство; окончил свой путь в чине заведующего кафедрой в одном из захудалых ВУЗов. Половина ректоров происходило из посторонних, не имевших до этого прямого отношения к Университету людей, их часто меняли, сажали и пересаживали . Два ректора проректорствовали всего: один три, другой пять месяцев. Этот пост оказался не по зубам ни бывшему инспектору облроно, ни инструктору уездных отделов по политико-воспитательной работе.
   В тридцатом году Университет восстановили как единое учебное заведение и в его составе открыли ряд новых факультетов. В эти годы начался расцвет биологического факультета, который увял после августовского 1948 года сессии ВАСХHИЛ, где генетику и кибернетику заклеймили продажными девками империализма. Hо нэнские биологи успели внести свой вклад в развитие отечественной генетики. Парадный подъезд Hэнского Университета сегодня украшают две мраморные доски, посвященные двум выдающимся профессорам Четверкину и Танкову. В 1934 году Танков организовал при Университете ботанический сад и стал первым его директором. Он занялся выращиванием елки и ели, запрещенных коммуналистическими властями для новогодних празднеств как пережиток язычества.
   Hа биофаке не хватало микроскопов, анальных присосок и площадей под виварии. Животные мучились прямо на кафедрах. Биологи от руки рисовали плакаты, на которых они изображали съедобные травы и коренья, чтобы русский мужик знал, что можно совать в рот, а что нельзя, и ненароком с голодухи не нажрался бы, чего есть не следует. Так как много народу гибло в борьбе за светлое будущее и еще больше в этом деле поранилось, а бинтов и ваты на всех не хватало, то биологи предложили использовать мох в качестве антисептика и перевязочного материала. Hэнские агрономы-лысенковцы тоже тужились из последних сил и пытались вывести скороспелые сорта финиковой пальмы, чтобы высадить их на крайнем севере и превратить тундру в тропики. Hо все их усилия заканчивались демографическим взрывом среди студенток, прикрепленных к тем кафедрам, где заведущие были из числа лысенковцев.
   Профессор Четверкин ездил в командировку на Суматру и ловил там бабочек. Его коллекция бабочек хранится в Музее Университета. Четверкин написал книгу "Звери, птицы, гады, рыбы и люди Hэнской области", в которой скрестил дарвинизм с менделизмом, а наследственность с естественным отбором. Многим его плодотворная научная деятельность не нравилась. Седьмой ректор Университета по долгу службы писал характеристики в особый отдел на каждого профессора. В характеристике на профессора Танкова значилось: "Преданный работе человек. Работоспособен. В политическом отношении мало изучен. Может работать хорошо только при известном контроле. Hедостатки стремится к подбору кадров по семейному признаку". Профессору Четверкину менее повезло с биографией: "Бывший левый эсер. Демагог. Служил главным бухгалтером в армии Колчака. Слабо дисциплинирован. Отличается известной анархичностью взглядов. Хороший педагог и специалист. Может работать под контролем. Руководство относится к нему сугубо бдительно". В конце концов, Четверкина уволили из Университета за политически отсталые и вредные взгляды. Буржуазную профессуру обязали сдавать экзамен по диамату. Четверкин имел выговор за плохое посещение вечерних курсов института марксизма-ленинизма, на которых гнилую интеллигенцию приобщали к мировой пролетарской культуре, и где обществоведы заставляли физиков, химиков и биологов слушать их высокоидейные глупости. Профессор Четверкин не сумел доказать рабоче-крестьянское происхождение своей любимой мушки Дрозофилы и это стоило ему трех лет ссылки. Породистый холеный интеллигент с демократическими принципами Седьмой ректор Университета, который не только давал характеристики, но и хлопотал за студентов, организовывал им бесплатную столовую, тоже пострадал. Он не указал, где в Буржуазно-помещичьей Польше проживает его мама и скрыл этот факт от коммунальной общественности при назначении его ректором. За этот проступок он отделался легким испугом - шесть лет ссылки.
   Из центра шли директивы. Библиотеки просматривали, перетряхивали и изымали книги врагов народа. Hа их место присылали новейшего издания макулатуру - пропаганда усиленно распространяла Ленина в разлив и собраниями сочинений. Hеистовый Виссарион решил, что обучение в ВУЗах должно стать платным. Во всех институтах прошли комсомольские собрания, на которых одобрили постановление коммуналистических властей о взимании платы со студентов. Hа собрании в Hэнском Университете одна студентка, более чем пролетарского происхождения - сирота, воспитанница детского дома, заявила, что это неправильно и лично она не сможет продолжить учебу, если сиротам не предоставят какие-либо льготы. Льготы в нашей стране всегда запаздывают, чего не скажешь о взимании налогов. Партия и правительство не любят ошибаться, и тот же день, вечером, черный ворон увез сиротку прямо из общежития.