Страница:
Затем обстановка стала ухудшаться. Наши конфиденты в Военной управе донесли, что Конан собрал совет военачальников, на котором присутствовали большинство центурионов, трибунов и легатов аквилонского войска; на сём совете же обсуждалось Фегберское Уложение от 1102 года об установлении пограничных рубежей между странами Заката, а если точнее, его Четвертая статья, по которой граница между Аквилонской и Офирской монархией закреплялась в междуречье рек Тайбора и Красной, от полуденного окончания Немедийских гор до среднего течения Красной реки и города Либурн. Мне сообщили, что управители Аквилонии склонны пересмотреть статьи Уложения в пользу своего королевства и передвинуть границу на восход не менее, чем на 50 лиг до отрогов Кофийского хребта.
Самое неприятное, государь, состоит в том, что упомянутые необоснованные притязания Трона Льва не были представлены ни мне, как посланнику Вашего величества, ни тебе лично, о король — в письме или же на словах. Мне точно известно, что по завершению военного совета, на котором были приняты определенные решения, никакого послания с претензиями в Ианту отправлено не было. Знаю лишь, что с того дня Аквилония начала активно готовиться к военным действиям.
Итак, сейчас я могу с уверенностью утверждать, что возле наших рубежей в течении ближайшей луны будет сосредоточена колоссальная мощь — не менее десяти пеших легионов, два десятка конных центур, инженерные полки, а также два легиона пограничного ополчения. И это будет направлено против четырех легионов регулярной Офирской армии!
Даже если королевство Коф выступит на нашей стороне, а также, в соответствии с договором о гарантиях, в войну вступят Аргос и, возможно, Шем, у нас не останется надежды. По всей видимости, Ианта будет взята спустя седмицу после начала войны и рудники Карпашских и Кофийских гор окажутся в руках Аквилонии.
Увы, но питать надежду на защиту со стороны Немедийской монархии бесполезно, ибо король Конан принял обширные дипломатические меры для достижения союза с Троном Дракона. В Бельверус отправлено посольство, возглавляемое регентом королевства герцогом Просперо. Даже не зная, в чем состоит миссия пуантенского Леопарда, предполагаю, что он будет искать поддержки короля Нимеда. Если же Просперо не склонит немедийского монарха к совместному выступлению против нас, но добьется договора о нейтралитете Немедии, мы будем вынуждены одни обороняться против самой огромной и вдоль обеспеченной как людскими, так и материальными ресурсами армии Закатного материка.
Не сомневаюсь, что после захвата офирских золотых копей и нарушения работы торговых домов и цехов Ианты в конфликт вступят все заинтересованные в спокойствии на Закате стороны. Грозит всеобъемлющая война, способная захватить каждое государство от моря Вилайет до Закатного океана.
На основании изложенного предлагаю моему королю немедленно начать сбор войска и вербовку наемников в Коринфии, Заморе и Закатном Туране, а также сообщить монархам стран, имеющих договоры с Офиром, о надвигающейся войне.
Посольство Вашего величества нынешним же днем потребовало у канцлера Публио, герцога Форсезы, свои верительные грамоты и намеревается в ближайшее время покинуть Тарантию и отправиться к ближайшей границе. Советую Вашему величеству немедленно объявить аквилонскому послу в Ианте о разрыве отношений между Аквилонией и Офиром из-за угрожающих и недоброжелательных по отношению к нам действий Трона Льва.
С глубочайшим почтение и всеподданнейшей преданностью — граф Ливодион, посол Вашего величества.»
Письмо было перехвачено тайной службой Аквилонии у гонца при попытке вывести пакет через границу королевства в Офир.
Глава седьмая
Тарантия, столица Аквилонии, королевский дворец.
11 день первой зимней луны 1288 г., от полудня до полуночи.
«…Прибывший в Аквилонию с тайной миссией конфидент немедийского Трона Дракона оказался в весьма затруднительном положении. С одной стороны, его прямой обязанностью была защита правителя от действий возможных злоумышленников, с другой — интуиция подсказывала этому человеку, что за обликом короля скрывается нечто зловещее, не человек, но существо иного происхождения. Конечно, в странах Заката хватало представителей разумных рас, изначально не являющихся людьми, но ни один из таковых не мог бы сыграть роль короля. Не ощущалось в этом существе и присутствия враждебной магии или влияния потусторонних сил.
Поскольку конфидент изначально являлся подданным соперничающего государства, никто из жителей Аквилонии бы не поверил бы его словам. Тогда конфидент решил пойти по опасному, но все же могущему принести какую-то определенность, пути — обратился к самому заинтересованному из свидетелей, герцогу Просперо из Пуантена, и заключил с ним соглашение: если конфиденту удастся убедительно доказать нечеловеческое происхождение личности, занимающей ныне Трон Льва, второе лицо в королевстве обещает ему свое всемерное содействие и поддержку…»
Из «Синей или Незаконной Хроники» Аквилонского королевства
Kак выяснилось из всех птиц я больше всего не люблю попугаев. А из людей — соглядатаев. Была б моя воля, я бы этим птичкам хвосты повыдергивала и головы пооткручивала. Что бы сделала с соглядатаями — не знаю. Но ничего хорошего их точно не ждало.
Два попугая скрежещущими голосами орали у меня над головой. Решали свои дурацкие птичьи вопросы. Я тихо шипела сквозь зубы и пыталась продемонстрировать хваленую железную выдержку. Ничего не получалось. Какая уж тут выдержка, когда я совершенно не представляю, во что угодила! Такое чувство, что я старательно смастерила замечательную ловушку, а потом сама залезла в нее и дверцу захлопнула. Да еще и попросила снаружи на замок закрыть. Старею, что ли? Или глупею на глазах? Или мне просто страшно?
Всегдашняя трудность лазутчика — в какой-то миг хочется, чтобы кто-то оказался рядом. Кто-то, на кого можно положиться или с кем можно просто посоветоваться. А я осталась одна посреди огромного города и переполненного чужими людьми замка.
Все чаще ловлю себя на сильнейшем желании заорать: «Помогите!» Помочь мне совершенно некому. Втягивать в мои дела Эви бессмысленно (скорее всего, графиня мне не поверит), от Энунда никакого толку, кроме сочувствия (спасибо и на этом!), а Просперо уехал два дня назад. Собственно, после его отъезда я вздохнула спокойнее — теперь мне не надо будет беспокоиться еще и за него. Кажется, Леопарда в своей правоте я убедила, да что с того? Много ли он сможет сделать в одиночку?
Попугаи разорались так, что у меня в голове зазвенело. Я встала и решительно замахнулась в их сторону раскрытой книгой:
— Вон отсюда!
Подействовало. Белые пташки с желтыми хохолками упорхнули — поискать местечка поспокойнее. Околачивавшиеся поблизости «садовники» и «смотрители за животными» покосились в мою сторону с крайне растерянным выражением. Мне очень хотелось показать им язык или скорчить гримасу. Пускай доложат, что графиня Эрде окончательно сошла с ума. Чует мое сердце, что недолго мне осталось до приятного состояния умопомрачения. Тогда меня точно ничего не будет волновать — ни Аквилония, ни тем более король этой многострадальной страны с его загадками. Буду сидеть спокойно и выть на луну. Или объявлю тарантийский дворец своими личными охотничьими угодьями — кто не спрятался, я не виновата!
Мда-а. И не стыдно тебе, Ищейка? Влипали мы в переделки и посерьезнее нынешней. И вообще, если разобраться — чего вдруг я ударилась в панику? Никто же не врывается ко мне посреди ночи и не тащит в Железную башню. Никто не подсыпает мне яду и утром я не нахожу в своих комнатах угрожающих писем. Наоборот, все окружающие (включая короля) до отвращения любезны, недавняя выходка на вечеринке благополучно сошла мне с рук, и вроде бы совершенно не о чем беспокоиться. Наслаждайся жизнью и приятным обществом. Каковое ты, к сожалению, не имеешь возможности покинуть по своему желанию.
Я раздраженно перевернула очередную страницу лежавшей у меня на коленях книги. Этот толстенный фолиант я позаимствовала сегодня утром в дворцовой библиотеке, выбрав самое, на мой взгляд, заумное название. Я не ошиблась — в сем мудреном тексте я едва понимала одно предложение из пяти. Зато присматривавшим за мной стражникам из тайной службы придется поломать головы, пытаясь догадаться — с какой целью графине Эрде понадобилось изучать трактат об экспликации, то бишь перемещении в пространстве, небесных тел? Нет кроется ли в том какого коварного умысла или намека?
Попугаи улетели. Стало гораздо тише. Где-то неподалеку успокаивающе журчали струи маленького искусственного водопада. Я тоже постаралась угомониться. Какой позор — едва не выйти из себя из-за каких-то дурацких птичек! Вот тебе и «гордость Вертрауэна», «образец для подражания» и «лучшая из лучших».
Причина моей злости крылась по большей части в том, что я оказалась лишена возможности действовать. Такого со мной никогда не случалось и я, честно говоря, растерялась. Казалось, меня посадили в золоченую клетку и теперь заботливо интересуются, удобно ли мне там и не нужно ли чего. А мне необходимо лишь одно — вырваться на свободу.
Но я боюсь. Не за себя, я-то в любой ситуации наверняка выкручусь. Пугает иное: как бы за мою попытку выбраться из замка не пришлось отвечать кое-кому другому. Или мое бегство не оказалось бы заранее предусмотренным ходом в опасной игре, которую я пытаюсь вести. Разумеется, любая игра — вещь двусторонняя, и мой противник немедля сделает свой ход. Поскольку у меня нет ни малейших соображений по поводу того, какими могут оказаться его действия, я предпочитаю не рисковать.
Хотя вот уже несколько дней, с той самой печальной памяти вечеринки, меня не оставляет предчувствие надвигающейся опасности. Вернее, не опасности, а ощущения, что скоро все переменится. Настолько серьезно, что и представить страшно.
Может, в пророчицы податься? Или в предсказательницы будущего? Хотя нет, это очень неприятное и опасное ремесло. Достанется и в том случае, если предсказание сбудется (особенно, если это было дурное предсказание), и, конечно, если произойдет ошибка. А каково видеть, как начнут сбываться твои самое черные пророчества? Лучше уж я останусь в лазутчиках. Безопаснее.
Насколько я могу судить, при ожидаемом от меня смирном поведении мне и в действительности ничего не угрожает. Да только все дело в том, что я по природе своей не могу вести себя смирно. Если уж я вижу препятствие, я должна его обойти со всех сторон, осмотреть и даже обнюхать, чтобы решить, как бы мне его уничтожить. А тут и препятствия нет. Вообще ничего нет, кроме слов Энунда и моего твердого убеждения, что в Тарантийском замке далеко не все в порядке. Да еще того незамысловатого обстоятельства, что меня держат здесь то ли почетной пленницей, то ли самой настоящей заложницей. Залогом чего же я являюсь? Кто, находящийся за пределами дворца и наверняка осведомленный о моем пребывании здесь, должен трижды подумать, прежде чем начинать действовать? И по чьему приказу меня удерживают здесь? Конана или того существа, что прячется под его обликом?
Теперь-то я точно знаю, что человек, считающийся правителем Аквилонии, не имеет ничего общего с моим давним знакомым. Знаю и то, что мне никто не поверит. Да, я почти убедила Просперо и заодно окончательно удостоверилась в своих подозрениях, но сделать с этим знанием я ничего не могу. Остается только хранить при себе да ждать удобного случая. Удобного для чего — представления не имею.
Конечно, мне следовало сопоставить факты и догадаться раньше, еще во время нашего пути из Пограничья в Аквилонию. Но, как и все вокруг, я была слепа. И слишком увлечена встречей с человеком, которого полагала своим давним другом.
Я перевернула еще одну страницу высокоученого трактата и сделала вид, что внимательно читаю. На самом деле я перебирала свои воспоминания. Я искала зацепку. С какого момента я заподозрила, что дело не в изменившемся за прошедшие годы характере моего приятеля? Когда в моей голове поселилась невероятная мысль о том, что внешность Конана — всего лишь маска? Искусно сделанная карнавальная маска, под которой… Да, а кто же прячется под ней?
И что, в таком случае, на самом деле произошло с остальными людьми из его отряда? С теми немногими верными друзьями, что последовали за настоящим Конаном в Пограничье? В том числе и моим мужем? Меня изводило мрачное подозрение, что с ними поступили, как обычно поступают с видевшими слишком многое свидетелями…
Тогда мои дела совсем плохи. Я могу положиться только на себя. Если бы до меня дошла хоть какая-то весточка из города! Но пока новостей нет, я не могу ничего предпринимать. Мне нужно знать, что мои действия никому не причинят вреда. Я уже и так натворила слишком много непоправимых ошибок.
Поэтому я подожду. Терпения у меня хватит.
Если бы кто заглянул сейчас в зимний сад королевского дворца Тарантии, то не увидел бы ничего необычного. Молодая дама сидит в беседке из вечнозеленого можжевельника и с глубокомысленным видом штудирует толстенный фолиант в черной кожаной обложке. Конечно, слегка необычное занятие для женщины, но каждый волен сходить с ума так, как ему нравится.
Итак, я нахожусь здесь уже почти три седмицы. Две — собственно в Тарантии, и еще дней десять было потрачено на дорогу сюда. Все началось на постоялом дворе в Брийте, большом селе в Пограничном королевстве. Значит, начнем раскладывать события по своим местам именно с того момента.
Я всегда подозревала, что моему пути суждено рано или поздно снова пересечься с непредсказуемыми дорогами Конана. И произойдет это, разумеется, в самом неподходящем для встречи месте. Где-нибудь на краю земли или посреди огромного города, причем и я, и он будем куда-то страшно торопиться и поглядывать за спину — далеко ли погоня. В сущности, так оно и случилось. Никто же не спорит, что Пограничье — самый что ни на есть край земли. Я имею в виду, край цивилизованной земли. Все, что находится на полночь отсюда, загадочно, неизведанно и внушает опасения…
В общем, я наткнулась на Конана именно в тот миг, когда меньше всего этого ожидала. Он просто вышел из-за угла бревенчатого дома, прошел мимо, не обратив никакого внимания на меня и моего проводника… и вернулся. Ему, видите ли, почудился знакомый голос, вот он и не поленился проверить, мерещится ему или нет. И, к своему глубочайшему удивлению, обнаружил знакомую пятнадцатилетней давности.
Проговорили мы тогда всю ночь. Не помню уже, о чем. По большей части о пустяках, казавшихся очень важными. Однако самое главное я все же успела узнать — зеленого огня больше не будет. А мой муж умудрился в очередной раз уцелеть во всех передрягах, куда его втянули не в меру предприимчивый приятель и собственное стремление во всем докопаться до истины. Так что мне предоставлялся замечательный выбор — дожидаться Мораддина дома, в Немедии, или прогуляться в Аквилонию, поискать там корни заговора против трона Льва.
Я выбрала Аквилонию. Беспокоиться за Мораддина больше не имело смысла — раз все закончилось, он непременно в скором времени объявится либо в Тарантии, либо в Бельверусе. На том и порешили — я вместе с королем и сопровождающими его гвардейцами еду на закат.
Конан торопился. Он был уверен, что за время его отсутствия (пусть и недолгого) в столице наверняка начались беспорядки. Масла в разгорающийся огонь тревоги подлила я, привезя новости о готовящемся заговоре и возможной причастности к этому Кофа.
Мы прикинули возможный обратный путь. Выходило, что если держаться известных всем немногочисленных трактов Пограничья, то дорога займет не меньше двух седмиц. Вдобавок, как нас пугали на постоялом дворе, со дня на день должны были начаться снегопады. Тогда все пути окажутся завалены и придется ждать, пока снег осядет и лошади смогут пройти через сугробы.
Вот почему я очень обрадовалась, встретив следующим утром Темвика — мальчишку из рода оборотней, провожавшего меня до Брийта. Юнец все еще дулся на меня за то, что я оказалась женщиной, однако мне удалось с ним помириться. Неплохим поводом к примирению стали золотые монетки, в обмен на которые оборотень согласился провести нас коротким путем через леса к границе королевства.
Так мы и отправились в путешествие — король Аквилонии, восемь гвардейцев под командой мрачноватого центуриона Юния Паллантида, проводник-оборотень и неизвестно откуда взявшаяся графиня Эрде, на которую доблестные гвардейцы косились с величайшим подозрением.
Несмотря на уйму недостатков, самым заметным из которых была неумеренная болтливость, дело свое Темвик знал отлично. Я подозреваю, что в отместку мне следопыт протащил наш отряд через все буреломы и овраги Пограничья, но уже через пять дней мы оказались неподалеку от Кюртена — поселка, где смыкаются границы Немедии, Аквилонии и владений Эрхарда. Ехали полный день — от серенького рассвета до рано наступающих здесь сумерек. Единственное исключение случилось на третий или четвертый день пути.
Мы ехали по унылой холмистой равнине, изредка минуя сосновые рощицы. По моим предположениям, скоро должен был пробить пятый или шестой дневной колокол, когда Темвик вдруг подал знак остановиться. Я не поняла, с какой стати — день ничем не отличался от прошедших, только было очень холодно. Конан отправился выяснять причину задержки, и после краткого разговора с оборотнем вернулся слегка встревоженным.
— Что стряслось? — поинтересовалась я.
— Темвик говорит, скоро начнется буран, — объяснил Конан. — Так что придется ставить лагерь и пережидать.
Я посмотрела на небо — низкое, затянутое свинцово-серыми облаками. Местному жителю, конечно, видней, но мне казалось, что никаким бураном и не пахнет. Однако я решила придержать свое мнение при себе и сунулась помогать — вытаптывать снег, натягивать пологи, укутывать лошадей толстыми попонами… Мы еще возились, когда между деревьев и по равнине засвистел усиливавшийся ветерок, поднимавший маленькие снежные вихри. Быстро темнело. Я поймала проходившего мимо Темвика за рукав и негромко спросила:
— Это надолго?
— До вечера — точно, — неопределенно ответил следопыт. — Может, затянется на всю ночь. Да ничего с нами не случится — мы же в низине и среди деревьев. Поверху пройдет, только засыплет слегка.
По-моему, приближающийся буран никого не испугал, а даже обрадовал. Появилась возможность отдохнуть. За последние дни мы все здорово вымотались.
Темвик отделался от меня и заполз под свой полог. Я еще немного постояла, смотря, как летят сухие колкие снежинки и слушая шум раскачивавшихся над головой сосен. Очередной порыв ветра заставил деревья вздрогнуть и запустил пригоршней холодного снега мне в лицо. Нет, не люблю я все-таки полуночные страны!
С этой мыслью я отправилась по уже заметаемому метелью лагерю разыскивать свое пристанище — королевскую палатку. Куда ж еще было поселить такую высокопоставленную особу, как я? Не с гвардейцами же… А лишней палатки, разумеется, в хозяйстве отряда не нашлось.
Я с трудом откинула в сторону тяжелый входной полог и забралась внутрь, едва не опрокинув маленькую походную жаровню с тлеющими угольками. В палатке оказалось неожиданно тепло и уютно. И даже почти светло — под потолком висел на цепочке тусклый слюдяной фонарик. Конан лежал, забросив руки за голову, и вроде бы дремал, но, когда я стянула полушубок и шапку и принялась стряхивать с них снег, проснулся.
— Что там? — лениво спросил он.
— Метет, — я забралась на свое место. Спать вроде не хотелось, поэтому я просто села поверх сложенных в несколько раз оленьих шкур, обхватив колени руками. — И завывает. Темвик сказал — снег будет идти целую ночь. Слушай, а вдруг нас засыплет?
— Значит, будем откапываться, — хмыкнул киммериец. — Ты что, никогда в Пограничье не бывала?
— Нет, — честно сказала я. — И в будущем постараюсь сюда без нужды не заглядывать. Холодно, нормальных людей раз, два — и обчелся, зубастые оборотни шастают… Пиво вечно прокисшее… Снега такие, что в них утонуть можно… Вот каждый раз, как с тобой свяжусь — начинаются сплошные неприятности.
— Так мы же последний раз когда встречались? — возмутился Конан и даже поднял голову. — Какие с тех пор у тебя могут быть неприятности?
— Смотря что считать за «встречались», — поправила я. Тоскливые завывания пурги нагнали на меня какую-то легкую грусть и я заговорила совсем не о том, о чем собиралась. — Знаешь, а я тебя видела. Недавно, года три назад.
— Где это? — удивленно спросил варвар.
— Я была в Зингаре… По своим делам, — я задумалась, вспоминая. Это случилось в начале лета, и моя память сохранила блеск морской глади, острые запахи разогревающейся на солнце смолы и свежей рыбы. — Кто-то мне сболтнул, будто ты в Кордаве, на службе у Фердруго. И я вдруг решила — наведаюсь в столицу, отыщу тебя. Просто захотелось. Я приехала и отправилась в гавань. Там оказалось такое скопление кораблей и людей, что я представления не имела, где в этой кутерьме можешь быть ты. Тогда я заглянула в первую подвернувшуюся таверну, чтобы порасспросить тамошних посетителей. И тут…
— Что? — Конан приподнялся на локте, с интересом ожидая продолжения моего рассказа.
— И тут я увидела тебя, — я грустно хмыкнула. — Вернее, вас было четверо. Вы шли по набережной. Ты. Потом высокий парень-северянин — длинные рыжие волосы, серые глаза, борода в косичку заплетена. Он носил на шее странное украшение — кажется, зуб какого-то животного. Третий — мужчина средних лет, зингариец, уже начинающий седеть и довольно грузный. У него были такие здоровенные усы, закрученные кончиками вверх. Маленькие черные глазки, очень умные и, как мне показалось, хитрые. Затем мальчишка-подросток. Тощий, лохматый, из тех, кого называют «сорвиголовами». Он замешкался, и вы остановились его подождать. Рыжий хотел дать ему подзатыльник, мальчишка увернулся и что-то сказал. Вы все рассмеялись. И ушли.
— Что же ты не подошла? — не понял киммериец.
— Зачем? — я пожала плечами. — Да, ты бы очень удивился. Возможно, даже вспомнил бы, кто я такая. Твои друзья были бы со мной вежливы, а потом принялись выспрашивать у тебя, что это за девица. Вы куда-то собирались — в трактир, в бордель или, может, в гости к королю — и я стала бы просто досадной помехой на пути. Такая встреча была против правил. Слишком просто и слишком… вульгарно, что ли? Поэтому я посмотрела, как вы уходите, и отправилась своей дорогой.
— Вечно ты создаешь себе трудности, — со смешком сказал Конан. — Ничего бы не случилось, если бы мы немного поболтали.
— Может быть, — согласилась я. — Но мне показалось, что время для нашей встречи еще не пришло. Потому я и не стала соваться вам на глаза. Как выясняется, я была совершенно права.
Палатка вздрогнула под ударом ветра, фонарик закачался, бросая на матерчатые стены наши прыгающие тени. Я подняла руку и остановила раскачивающийся огонек.
— А мне казалось, что ты не такая, — вдруг медленно и как-то задумчиво проговорил Конан. — Раньше ты была… резкая. Никогда никого не слушала. И всегда знала, чего добиваешься.
— Я и сейчас знаю, — удивилась я. — Просто я несколько изменилась. Семейная жизнь и все такое прочее…
По-моему, Конан так и не смог понять, как я умудрилась связать с кем-то свою жизнь. Да не просто с первым попавшимся, а с таким вечным молчальником и замкнутым человеком, как Мораддин. Я, честно признаться, этого тоже доселе не понимаю. Мораддин говорит, будто он меня убедил в необходимости подобного шага. Логически доказал, что в жизни надо все испытать. А я настолько растерялась, что согласилась. И не жалею.
Самое забавное, что пятнадцать лет назад я иногда всерьез задумывалась о том, как бы мне переупрямить Конана. Мы могли бы составить неплохую пару: я с моей сообразительностью и киммериец с его напористостью и умением находить выход из самой безнадежной ситуации. К счастью, я вовремя поняла, что ничего из этой затеи не выйдет. Уж слишком мы гордились своей независимостью… Впрочем, что не делается в мире — все к лучшему.
Воспоминания — чрезвычайно коварная вещь, напоминающая спутанный клубок из множества нитей. Дернешь за одну — наружу вылезает совершенно другая, к которой неизвестно почему прицепилась третья. Прошлое манило за собой, и я даже не обратила внимания, что меня окликают, придя в себя только от осторожного прикосновения к волосам. И расслышала чуть различимый звук падения деревянных шпилек, которыми я закалывала волосы в узел. Их было ровно шесть, этих маленьких, заостренных кусочков дерева, и сейчас они один за другим покидали отведенные им места. Не самостоятельно, разумеется — их вытаскивали. Освобожденные пряди с пугающей готовностью скользили вниз и завивались колечками.
У меня еще было несколько мгновений, чтобы сказать «Остановись» или выдумать подходящую отговорку, но я их безнадежно упустила. Мне ничего не оставалось, как вздохнуть, махнуть на все рукой и предоставить событиям развиваться так, как им заблагорассудится. Я даже успела подумать — правы все-таки мои недоброжелатели, сравнивая меня с уличной кошкой. Кошка и есть — черная, с желтыми глазами и спрятанными до поры коготками. И, как это не печально, наделенная кошачьей любвеобильностью.
Самое неприятное, государь, состоит в том, что упомянутые необоснованные притязания Трона Льва не были представлены ни мне, как посланнику Вашего величества, ни тебе лично, о король — в письме или же на словах. Мне точно известно, что по завершению военного совета, на котором были приняты определенные решения, никакого послания с претензиями в Ианту отправлено не было. Знаю лишь, что с того дня Аквилония начала активно готовиться к военным действиям.
Итак, сейчас я могу с уверенностью утверждать, что возле наших рубежей в течении ближайшей луны будет сосредоточена колоссальная мощь — не менее десяти пеших легионов, два десятка конных центур, инженерные полки, а также два легиона пограничного ополчения. И это будет направлено против четырех легионов регулярной Офирской армии!
Даже если королевство Коф выступит на нашей стороне, а также, в соответствии с договором о гарантиях, в войну вступят Аргос и, возможно, Шем, у нас не останется надежды. По всей видимости, Ианта будет взята спустя седмицу после начала войны и рудники Карпашских и Кофийских гор окажутся в руках Аквилонии.
Увы, но питать надежду на защиту со стороны Немедийской монархии бесполезно, ибо король Конан принял обширные дипломатические меры для достижения союза с Троном Дракона. В Бельверус отправлено посольство, возглавляемое регентом королевства герцогом Просперо. Даже не зная, в чем состоит миссия пуантенского Леопарда, предполагаю, что он будет искать поддержки короля Нимеда. Если же Просперо не склонит немедийского монарха к совместному выступлению против нас, но добьется договора о нейтралитете Немедии, мы будем вынуждены одни обороняться против самой огромной и вдоль обеспеченной как людскими, так и материальными ресурсами армии Закатного материка.
Не сомневаюсь, что после захвата офирских золотых копей и нарушения работы торговых домов и цехов Ианты в конфликт вступят все заинтересованные в спокойствии на Закате стороны. Грозит всеобъемлющая война, способная захватить каждое государство от моря Вилайет до Закатного океана.
На основании изложенного предлагаю моему королю немедленно начать сбор войска и вербовку наемников в Коринфии, Заморе и Закатном Туране, а также сообщить монархам стран, имеющих договоры с Офиром, о надвигающейся войне.
Посольство Вашего величества нынешним же днем потребовало у канцлера Публио, герцога Форсезы, свои верительные грамоты и намеревается в ближайшее время покинуть Тарантию и отправиться к ближайшей границе. Советую Вашему величеству немедленно объявить аквилонскому послу в Ианте о разрыве отношений между Аквилонией и Офиром из-за угрожающих и недоброжелательных по отношению к нам действий Трона Льва.
С глубочайшим почтение и всеподданнейшей преданностью — граф Ливодион, посол Вашего величества.»
Письмо было перехвачено тайной службой Аквилонии у гонца при попытке вывести пакет через границу королевства в Офир.
Глава седьмая
РИНГА, ВТОРОЙ РАССКАЗ
Тарантия, столица Аквилонии, королевский дворец.
11 день первой зимней луны 1288 г., от полудня до полуночи.
«…Прибывший в Аквилонию с тайной миссией конфидент немедийского Трона Дракона оказался в весьма затруднительном положении. С одной стороны, его прямой обязанностью была защита правителя от действий возможных злоумышленников, с другой — интуиция подсказывала этому человеку, что за обликом короля скрывается нечто зловещее, не человек, но существо иного происхождения. Конечно, в странах Заката хватало представителей разумных рас, изначально не являющихся людьми, но ни один из таковых не мог бы сыграть роль короля. Не ощущалось в этом существе и присутствия враждебной магии или влияния потусторонних сил.
Поскольку конфидент изначально являлся подданным соперничающего государства, никто из жителей Аквилонии бы не поверил бы его словам. Тогда конфидент решил пойти по опасному, но все же могущему принести какую-то определенность, пути — обратился к самому заинтересованному из свидетелей, герцогу Просперо из Пуантена, и заключил с ним соглашение: если конфиденту удастся убедительно доказать нечеловеческое происхождение личности, занимающей ныне Трон Льва, второе лицо в королевстве обещает ему свое всемерное содействие и поддержку…»
Из «Синей или Незаконной Хроники» Аквилонского королевства
Kак выяснилось из всех птиц я больше всего не люблю попугаев. А из людей — соглядатаев. Была б моя воля, я бы этим птичкам хвосты повыдергивала и головы пооткручивала. Что бы сделала с соглядатаями — не знаю. Но ничего хорошего их точно не ждало.
Два попугая скрежещущими голосами орали у меня над головой. Решали свои дурацкие птичьи вопросы. Я тихо шипела сквозь зубы и пыталась продемонстрировать хваленую железную выдержку. Ничего не получалось. Какая уж тут выдержка, когда я совершенно не представляю, во что угодила! Такое чувство, что я старательно смастерила замечательную ловушку, а потом сама залезла в нее и дверцу захлопнула. Да еще и попросила снаружи на замок закрыть. Старею, что ли? Или глупею на глазах? Или мне просто страшно?
Всегдашняя трудность лазутчика — в какой-то миг хочется, чтобы кто-то оказался рядом. Кто-то, на кого можно положиться или с кем можно просто посоветоваться. А я осталась одна посреди огромного города и переполненного чужими людьми замка.
Все чаще ловлю себя на сильнейшем желании заорать: «Помогите!» Помочь мне совершенно некому. Втягивать в мои дела Эви бессмысленно (скорее всего, графиня мне не поверит), от Энунда никакого толку, кроме сочувствия (спасибо и на этом!), а Просперо уехал два дня назад. Собственно, после его отъезда я вздохнула спокойнее — теперь мне не надо будет беспокоиться еще и за него. Кажется, Леопарда в своей правоте я убедила, да что с того? Много ли он сможет сделать в одиночку?
Попугаи разорались так, что у меня в голове зазвенело. Я встала и решительно замахнулась в их сторону раскрытой книгой:
— Вон отсюда!
Подействовало. Белые пташки с желтыми хохолками упорхнули — поискать местечка поспокойнее. Околачивавшиеся поблизости «садовники» и «смотрители за животными» покосились в мою сторону с крайне растерянным выражением. Мне очень хотелось показать им язык или скорчить гримасу. Пускай доложат, что графиня Эрде окончательно сошла с ума. Чует мое сердце, что недолго мне осталось до приятного состояния умопомрачения. Тогда меня точно ничего не будет волновать — ни Аквилония, ни тем более король этой многострадальной страны с его загадками. Буду сидеть спокойно и выть на луну. Или объявлю тарантийский дворец своими личными охотничьими угодьями — кто не спрятался, я не виновата!
Мда-а. И не стыдно тебе, Ищейка? Влипали мы в переделки и посерьезнее нынешней. И вообще, если разобраться — чего вдруг я ударилась в панику? Никто же не врывается ко мне посреди ночи и не тащит в Железную башню. Никто не подсыпает мне яду и утром я не нахожу в своих комнатах угрожающих писем. Наоборот, все окружающие (включая короля) до отвращения любезны, недавняя выходка на вечеринке благополучно сошла мне с рук, и вроде бы совершенно не о чем беспокоиться. Наслаждайся жизнью и приятным обществом. Каковое ты, к сожалению, не имеешь возможности покинуть по своему желанию.
Я раздраженно перевернула очередную страницу лежавшей у меня на коленях книги. Этот толстенный фолиант я позаимствовала сегодня утром в дворцовой библиотеке, выбрав самое, на мой взгляд, заумное название. Я не ошиблась — в сем мудреном тексте я едва понимала одно предложение из пяти. Зато присматривавшим за мной стражникам из тайной службы придется поломать головы, пытаясь догадаться — с какой целью графине Эрде понадобилось изучать трактат об экспликации, то бишь перемещении в пространстве, небесных тел? Нет кроется ли в том какого коварного умысла или намека?
Попугаи улетели. Стало гораздо тише. Где-то неподалеку успокаивающе журчали струи маленького искусственного водопада. Я тоже постаралась угомониться. Какой позор — едва не выйти из себя из-за каких-то дурацких птичек! Вот тебе и «гордость Вертрауэна», «образец для подражания» и «лучшая из лучших».
Причина моей злости крылась по большей части в том, что я оказалась лишена возможности действовать. Такого со мной никогда не случалось и я, честно говоря, растерялась. Казалось, меня посадили в золоченую клетку и теперь заботливо интересуются, удобно ли мне там и не нужно ли чего. А мне необходимо лишь одно — вырваться на свободу.
Но я боюсь. Не за себя, я-то в любой ситуации наверняка выкручусь. Пугает иное: как бы за мою попытку выбраться из замка не пришлось отвечать кое-кому другому. Или мое бегство не оказалось бы заранее предусмотренным ходом в опасной игре, которую я пытаюсь вести. Разумеется, любая игра — вещь двусторонняя, и мой противник немедля сделает свой ход. Поскольку у меня нет ни малейших соображений по поводу того, какими могут оказаться его действия, я предпочитаю не рисковать.
Хотя вот уже несколько дней, с той самой печальной памяти вечеринки, меня не оставляет предчувствие надвигающейся опасности. Вернее, не опасности, а ощущения, что скоро все переменится. Настолько серьезно, что и представить страшно.
Может, в пророчицы податься? Или в предсказательницы будущего? Хотя нет, это очень неприятное и опасное ремесло. Достанется и в том случае, если предсказание сбудется (особенно, если это было дурное предсказание), и, конечно, если произойдет ошибка. А каково видеть, как начнут сбываться твои самое черные пророчества? Лучше уж я останусь в лазутчиках. Безопаснее.
Насколько я могу судить, при ожидаемом от меня смирном поведении мне и в действительности ничего не угрожает. Да только все дело в том, что я по природе своей не могу вести себя смирно. Если уж я вижу препятствие, я должна его обойти со всех сторон, осмотреть и даже обнюхать, чтобы решить, как бы мне его уничтожить. А тут и препятствия нет. Вообще ничего нет, кроме слов Энунда и моего твердого убеждения, что в Тарантийском замке далеко не все в порядке. Да еще того незамысловатого обстоятельства, что меня держат здесь то ли почетной пленницей, то ли самой настоящей заложницей. Залогом чего же я являюсь? Кто, находящийся за пределами дворца и наверняка осведомленный о моем пребывании здесь, должен трижды подумать, прежде чем начинать действовать? И по чьему приказу меня удерживают здесь? Конана или того существа, что прячется под его обликом?
Теперь-то я точно знаю, что человек, считающийся правителем Аквилонии, не имеет ничего общего с моим давним знакомым. Знаю и то, что мне никто не поверит. Да, я почти убедила Просперо и заодно окончательно удостоверилась в своих подозрениях, но сделать с этим знанием я ничего не могу. Остается только хранить при себе да ждать удобного случая. Удобного для чего — представления не имею.
Конечно, мне следовало сопоставить факты и догадаться раньше, еще во время нашего пути из Пограничья в Аквилонию. Но, как и все вокруг, я была слепа. И слишком увлечена встречей с человеком, которого полагала своим давним другом.
Я перевернула еще одну страницу высокоученого трактата и сделала вид, что внимательно читаю. На самом деле я перебирала свои воспоминания. Я искала зацепку. С какого момента я заподозрила, что дело не в изменившемся за прошедшие годы характере моего приятеля? Когда в моей голове поселилась невероятная мысль о том, что внешность Конана — всего лишь маска? Искусно сделанная карнавальная маска, под которой… Да, а кто же прячется под ней?
И что, в таком случае, на самом деле произошло с остальными людьми из его отряда? С теми немногими верными друзьями, что последовали за настоящим Конаном в Пограничье? В том числе и моим мужем? Меня изводило мрачное подозрение, что с ними поступили, как обычно поступают с видевшими слишком многое свидетелями…
Тогда мои дела совсем плохи. Я могу положиться только на себя. Если бы до меня дошла хоть какая-то весточка из города! Но пока новостей нет, я не могу ничего предпринимать. Мне нужно знать, что мои действия никому не причинят вреда. Я уже и так натворила слишком много непоправимых ошибок.
Поэтому я подожду. Терпения у меня хватит.
Если бы кто заглянул сейчас в зимний сад королевского дворца Тарантии, то не увидел бы ничего необычного. Молодая дама сидит в беседке из вечнозеленого можжевельника и с глубокомысленным видом штудирует толстенный фолиант в черной кожаной обложке. Конечно, слегка необычное занятие для женщины, но каждый волен сходить с ума так, как ему нравится.
Итак, я нахожусь здесь уже почти три седмицы. Две — собственно в Тарантии, и еще дней десять было потрачено на дорогу сюда. Все началось на постоялом дворе в Брийте, большом селе в Пограничном королевстве. Значит, начнем раскладывать события по своим местам именно с того момента.
Я всегда подозревала, что моему пути суждено рано или поздно снова пересечься с непредсказуемыми дорогами Конана. И произойдет это, разумеется, в самом неподходящем для встречи месте. Где-нибудь на краю земли или посреди огромного города, причем и я, и он будем куда-то страшно торопиться и поглядывать за спину — далеко ли погоня. В сущности, так оно и случилось. Никто же не спорит, что Пограничье — самый что ни на есть край земли. Я имею в виду, край цивилизованной земли. Все, что находится на полночь отсюда, загадочно, неизведанно и внушает опасения…
В общем, я наткнулась на Конана именно в тот миг, когда меньше всего этого ожидала. Он просто вышел из-за угла бревенчатого дома, прошел мимо, не обратив никакого внимания на меня и моего проводника… и вернулся. Ему, видите ли, почудился знакомый голос, вот он и не поленился проверить, мерещится ему или нет. И, к своему глубочайшему удивлению, обнаружил знакомую пятнадцатилетней давности.
Проговорили мы тогда всю ночь. Не помню уже, о чем. По большей части о пустяках, казавшихся очень важными. Однако самое главное я все же успела узнать — зеленого огня больше не будет. А мой муж умудрился в очередной раз уцелеть во всех передрягах, куда его втянули не в меру предприимчивый приятель и собственное стремление во всем докопаться до истины. Так что мне предоставлялся замечательный выбор — дожидаться Мораддина дома, в Немедии, или прогуляться в Аквилонию, поискать там корни заговора против трона Льва.
Я выбрала Аквилонию. Беспокоиться за Мораддина больше не имело смысла — раз все закончилось, он непременно в скором времени объявится либо в Тарантии, либо в Бельверусе. На том и порешили — я вместе с королем и сопровождающими его гвардейцами еду на закат.
Конан торопился. Он был уверен, что за время его отсутствия (пусть и недолгого) в столице наверняка начались беспорядки. Масла в разгорающийся огонь тревоги подлила я, привезя новости о готовящемся заговоре и возможной причастности к этому Кофа.
Мы прикинули возможный обратный путь. Выходило, что если держаться известных всем немногочисленных трактов Пограничья, то дорога займет не меньше двух седмиц. Вдобавок, как нас пугали на постоялом дворе, со дня на день должны были начаться снегопады. Тогда все пути окажутся завалены и придется ждать, пока снег осядет и лошади смогут пройти через сугробы.
Вот почему я очень обрадовалась, встретив следующим утром Темвика — мальчишку из рода оборотней, провожавшего меня до Брийта. Юнец все еще дулся на меня за то, что я оказалась женщиной, однако мне удалось с ним помириться. Неплохим поводом к примирению стали золотые монетки, в обмен на которые оборотень согласился провести нас коротким путем через леса к границе королевства.
Так мы и отправились в путешествие — король Аквилонии, восемь гвардейцев под командой мрачноватого центуриона Юния Паллантида, проводник-оборотень и неизвестно откуда взявшаяся графиня Эрде, на которую доблестные гвардейцы косились с величайшим подозрением.
Несмотря на уйму недостатков, самым заметным из которых была неумеренная болтливость, дело свое Темвик знал отлично. Я подозреваю, что в отместку мне следопыт протащил наш отряд через все буреломы и овраги Пограничья, но уже через пять дней мы оказались неподалеку от Кюртена — поселка, где смыкаются границы Немедии, Аквилонии и владений Эрхарда. Ехали полный день — от серенького рассвета до рано наступающих здесь сумерек. Единственное исключение случилось на третий или четвертый день пути.
Мы ехали по унылой холмистой равнине, изредка минуя сосновые рощицы. По моим предположениям, скоро должен был пробить пятый или шестой дневной колокол, когда Темвик вдруг подал знак остановиться. Я не поняла, с какой стати — день ничем не отличался от прошедших, только было очень холодно. Конан отправился выяснять причину задержки, и после краткого разговора с оборотнем вернулся слегка встревоженным.
— Что стряслось? — поинтересовалась я.
— Темвик говорит, скоро начнется буран, — объяснил Конан. — Так что придется ставить лагерь и пережидать.
Я посмотрела на небо — низкое, затянутое свинцово-серыми облаками. Местному жителю, конечно, видней, но мне казалось, что никаким бураном и не пахнет. Однако я решила придержать свое мнение при себе и сунулась помогать — вытаптывать снег, натягивать пологи, укутывать лошадей толстыми попонами… Мы еще возились, когда между деревьев и по равнине засвистел усиливавшийся ветерок, поднимавший маленькие снежные вихри. Быстро темнело. Я поймала проходившего мимо Темвика за рукав и негромко спросила:
— Это надолго?
— До вечера — точно, — неопределенно ответил следопыт. — Может, затянется на всю ночь. Да ничего с нами не случится — мы же в низине и среди деревьев. Поверху пройдет, только засыплет слегка.
По-моему, приближающийся буран никого не испугал, а даже обрадовал. Появилась возможность отдохнуть. За последние дни мы все здорово вымотались.
Темвик отделался от меня и заполз под свой полог. Я еще немного постояла, смотря, как летят сухие колкие снежинки и слушая шум раскачивавшихся над головой сосен. Очередной порыв ветра заставил деревья вздрогнуть и запустил пригоршней холодного снега мне в лицо. Нет, не люблю я все-таки полуночные страны!
С этой мыслью я отправилась по уже заметаемому метелью лагерю разыскивать свое пристанище — королевскую палатку. Куда ж еще было поселить такую высокопоставленную особу, как я? Не с гвардейцами же… А лишней палатки, разумеется, в хозяйстве отряда не нашлось.
Я с трудом откинула в сторону тяжелый входной полог и забралась внутрь, едва не опрокинув маленькую походную жаровню с тлеющими угольками. В палатке оказалось неожиданно тепло и уютно. И даже почти светло — под потолком висел на цепочке тусклый слюдяной фонарик. Конан лежал, забросив руки за голову, и вроде бы дремал, но, когда я стянула полушубок и шапку и принялась стряхивать с них снег, проснулся.
— Что там? — лениво спросил он.
— Метет, — я забралась на свое место. Спать вроде не хотелось, поэтому я просто села поверх сложенных в несколько раз оленьих шкур, обхватив колени руками. — И завывает. Темвик сказал — снег будет идти целую ночь. Слушай, а вдруг нас засыплет?
— Значит, будем откапываться, — хмыкнул киммериец. — Ты что, никогда в Пограничье не бывала?
— Нет, — честно сказала я. — И в будущем постараюсь сюда без нужды не заглядывать. Холодно, нормальных людей раз, два — и обчелся, зубастые оборотни шастают… Пиво вечно прокисшее… Снега такие, что в них утонуть можно… Вот каждый раз, как с тобой свяжусь — начинаются сплошные неприятности.
— Так мы же последний раз когда встречались? — возмутился Конан и даже поднял голову. — Какие с тех пор у тебя могут быть неприятности?
— Смотря что считать за «встречались», — поправила я. Тоскливые завывания пурги нагнали на меня какую-то легкую грусть и я заговорила совсем не о том, о чем собиралась. — Знаешь, а я тебя видела. Недавно, года три назад.
— Где это? — удивленно спросил варвар.
— Я была в Зингаре… По своим делам, — я задумалась, вспоминая. Это случилось в начале лета, и моя память сохранила блеск морской глади, острые запахи разогревающейся на солнце смолы и свежей рыбы. — Кто-то мне сболтнул, будто ты в Кордаве, на службе у Фердруго. И я вдруг решила — наведаюсь в столицу, отыщу тебя. Просто захотелось. Я приехала и отправилась в гавань. Там оказалось такое скопление кораблей и людей, что я представления не имела, где в этой кутерьме можешь быть ты. Тогда я заглянула в первую подвернувшуюся таверну, чтобы порасспросить тамошних посетителей. И тут…
— Что? — Конан приподнялся на локте, с интересом ожидая продолжения моего рассказа.
— И тут я увидела тебя, — я грустно хмыкнула. — Вернее, вас было четверо. Вы шли по набережной. Ты. Потом высокий парень-северянин — длинные рыжие волосы, серые глаза, борода в косичку заплетена. Он носил на шее странное украшение — кажется, зуб какого-то животного. Третий — мужчина средних лет, зингариец, уже начинающий седеть и довольно грузный. У него были такие здоровенные усы, закрученные кончиками вверх. Маленькие черные глазки, очень умные и, как мне показалось, хитрые. Затем мальчишка-подросток. Тощий, лохматый, из тех, кого называют «сорвиголовами». Он замешкался, и вы остановились его подождать. Рыжий хотел дать ему подзатыльник, мальчишка увернулся и что-то сказал. Вы все рассмеялись. И ушли.
— Что же ты не подошла? — не понял киммериец.
— Зачем? — я пожала плечами. — Да, ты бы очень удивился. Возможно, даже вспомнил бы, кто я такая. Твои друзья были бы со мной вежливы, а потом принялись выспрашивать у тебя, что это за девица. Вы куда-то собирались — в трактир, в бордель или, может, в гости к королю — и я стала бы просто досадной помехой на пути. Такая встреча была против правил. Слишком просто и слишком… вульгарно, что ли? Поэтому я посмотрела, как вы уходите, и отправилась своей дорогой.
— Вечно ты создаешь себе трудности, — со смешком сказал Конан. — Ничего бы не случилось, если бы мы немного поболтали.
— Может быть, — согласилась я. — Но мне показалось, что время для нашей встречи еще не пришло. Потому я и не стала соваться вам на глаза. Как выясняется, я была совершенно права.
Палатка вздрогнула под ударом ветра, фонарик закачался, бросая на матерчатые стены наши прыгающие тени. Я подняла руку и остановила раскачивающийся огонек.
— А мне казалось, что ты не такая, — вдруг медленно и как-то задумчиво проговорил Конан. — Раньше ты была… резкая. Никогда никого не слушала. И всегда знала, чего добиваешься.
— Я и сейчас знаю, — удивилась я. — Просто я несколько изменилась. Семейная жизнь и все такое прочее…
По-моему, Конан так и не смог понять, как я умудрилась связать с кем-то свою жизнь. Да не просто с первым попавшимся, а с таким вечным молчальником и замкнутым человеком, как Мораддин. Я, честно признаться, этого тоже доселе не понимаю. Мораддин говорит, будто он меня убедил в необходимости подобного шага. Логически доказал, что в жизни надо все испытать. А я настолько растерялась, что согласилась. И не жалею.
Самое забавное, что пятнадцать лет назад я иногда всерьез задумывалась о том, как бы мне переупрямить Конана. Мы могли бы составить неплохую пару: я с моей сообразительностью и киммериец с его напористостью и умением находить выход из самой безнадежной ситуации. К счастью, я вовремя поняла, что ничего из этой затеи не выйдет. Уж слишком мы гордились своей независимостью… Впрочем, что не делается в мире — все к лучшему.
Воспоминания — чрезвычайно коварная вещь, напоминающая спутанный клубок из множества нитей. Дернешь за одну — наружу вылезает совершенно другая, к которой неизвестно почему прицепилась третья. Прошлое манило за собой, и я даже не обратила внимания, что меня окликают, придя в себя только от осторожного прикосновения к волосам. И расслышала чуть различимый звук падения деревянных шпилек, которыми я закалывала волосы в узел. Их было ровно шесть, этих маленьких, заостренных кусочков дерева, и сейчас они один за другим покидали отведенные им места. Не самостоятельно, разумеется — их вытаскивали. Освобожденные пряди с пугающей готовностью скользили вниз и завивались колечками.
У меня еще было несколько мгновений, чтобы сказать «Остановись» или выдумать подходящую отговорку, но я их безнадежно упустила. Мне ничего не оставалось, как вздохнуть, махнуть на все рукой и предоставить событиям развиваться так, как им заблагорассудится. Я даже успела подумать — правы все-таки мои недоброжелатели, сравнивая меня с уличной кошкой. Кошка и есть — черная, с желтыми глазами и спрятанными до поры коготками. И, как это не печально, наделенная кошачьей любвеобильностью.