Страница:
— Мысли, — повторил я. Почему-то мне казалось, что эти самые мысли приобрели вид крохотных насекомых, ползающих внутри моей головы. А какой-то мрачный тип с огромной заржавевшей пилой собирается распилить мою многострадальную черепушку, чтобы было удобнее изловить этих блестящих букашек… — Мысли, значит…
— Хороший образ, — одобрил Старик. — Только прими во внимание, что «мысленных букашек», как ты их представляешь, человек способен плодить почти непрерывно. Особенно если его при этом еще и подталкивать в нужном направлении.
— Я не хочу, чтобы у меня в голове кто-то копался! — если бы я мог, я бы заорал во весь голос. — Это… Это неправильно!
— Неправильно, — согласился Старик. — Но мы ничего не можем с этим поделать. Мы застряли, как мухи в паутине, и, видимо, останемся здесь навсегда. Жаль, тебе придется с этим смириться…
— А удрать вы не пробовали? — я подумал, что такое простое соображение как-то не приходило мне в голову. — Ну, этот ваш Хозяин… Он же, наверное, не следит за вами все время? Если вообще следит…
Старик горько рассмеялся.
— Бежать? Интересно, как ты себе это представляешь? Ты пробовал хотя бы пошевелиться? Да? И многого добился? Пожалуй, ты изобретательнее всех нас, и, кроме того, ты еще долго протянешь… Мальчик, в твоем лице наш Хозяин сделал ценнейшее приобретение…
— Еще чего, — мрачно сказал я. — Не хочу я здесь сидеть. И ковыряться до скончания веков в каменном дерьме тоже не хочу. Кстати, это я сам копаюсь или кто-то другой?
— Догадался наконец? — едко осведомился Старик. — Конечно, не ты. Ты находишься здесь и вряд ли отсюда выберешься. Ты просто указываешь собранным там, в горах, людям, что они должны делать.
Мне очень захотелось выругаться, но я подумал, что Старик этого не одобрит. Так вот зачем подземные чудовища травили людей зеленым огнем и переделывали их! Чтобы они шли в Граскааль и выкапывали эту треклятую штуковину! А я ими распоряжаюсь! Сподобился, нечего сказать! А что, если среди этих измененных и мои сородичи обретаются?
— Ты же не виноват, что так случилось, — уже мягче сказал Старик.
— Виноват, не виноват, — буркнул я. На душе было мерзко. — А что будет, когда мы ее выкопаем, не знаешь?
— У меня имеются определенные подозрения… — начал Старик, но перебил сам себя. — Честно признаться, не знаю. Думаю, что ничего хорошего.
— Это и ежу понятно, — огрызнулся я. Старик замолчал, а я запоздало сообразил, что зря на него накинулся. Ему же ничуть не лучше, чем мне. Коли сам злишься, нечего срывать раздражение на других.
— Еж, конечно, животное умное, — без тени насмешки согласился со мной Старик. — Но только вот что я тебе скажу. В то время, когда мы здесь обосновались, Хозяин был готов пойти на что угодно, лишь бы вытащить из-под гор эту штуковину. Я так полагаю, что это его дом и он обязательно должен извлечь его на поверхность. Однако сейчас Хозяин особо не заботится о спасении своего жилища. Со стороны, конечно, все выглядит, как в прошлый раз — мы отдаем приказы, согнанные в Граскааль люди копают… Но тогда все работы велись куда более спешно и народу собралось больше раза в два или три. Правда, с тех времен Граскааль заселили гномы и многие из них до сих пор здесь, а их присутствие замедляет работы…
— Ты хочешь сказать, что раньше этому Хозяину позарез хотелось вытащить свой дом, а теперь ему неважно, откопают его или нет? — сообразил я. — Ну и что с того?
— Я просто перечисляю имеющие место странности, — отрезал Старик. — И еще. Я не ощущаю постоянного присутствия Хозяина. Раньше он всегда находился где-то неподалеку, а сейчас удаляется от нас.
— А какой он, этот Хозяин? — поинтересовался я, не надеясь на внятный ответ. Так и получилось.
— Точно не скажу, мы не разу не видели его подлинного лица, — задумчиво ответил Старик. — Он выглядит так, как ему хочется. Иногда как человек, иногда как чудовище, порой как неодушевленный предмет…
— Это как? — не понял я. — Он оборотень, что ли?
— Считается, что оборотни могут принимать только два облика — человеческий и звериный, — назидательным тоном проговорил Старик. — Это же существо многолико и, насколько мне известно, способно перенимать чужое обличье. Только не спрашивай, как оно это делает, я не знаю.
— Что ж получается — оно сейчас может бродить где-то среди людей, и никто его не распознает? — испугался я.
— Вполне вероятно, — я точно наяву увидел, как Старик пожимает плечами. — В общем, мой мальчик, несмотря на твое сильнейшее желание вернуться в привычный мир, тебе придется смириться с существующим положением вещей. Я понимаю, что это будет нелегко, но… Так уж получилось.
— А если я не буду ходить на веревочке? — хмуро спросил я. — Не буду — и все тут! Что тогда станет? Помру, а на мое место другого кого притащат?
— Алькой, когда попал сюда, был почти таким же, — с вздохом сожаления сказал Старик. — И, думаешь, я с радостью согласился с выпавшим мне жребием? У любого человека есть слабое место, и наш Хозяин, надо отдать ему должное, умеет очень быстро его определять. Страшные сны — только один из способов сломить возможное сопротивление, а он способен придумать еще сотню других. Впрочем, и этого вполне достаточно. Ты сможешь постоянно жить в окружении своих самых жутких кошмаров, не в состоянии отделить сон от яви?
— Нет, — подумав, признал я. — Но нельзя же задрать лапки вверх и сказать — «Не бейте меня, я сдаюсь»? Я так не могу…
Старик ничего не ответил. Я окликнул его еще пару раз, но услышал только тишину. Похоже, он счел, что поведал мне все необходимое, а дальше уж моя очередь соображать.
После этого разговора мне стало совсем тоскливо. Выходит, не осталось даже самой малой надежды на то, чтобы выбраться отсюда? Теперь буду неизвестно сколько тысяч лет долбить замерзшую землю. Вот повезло, нечего сказать…
Остальные понимали, что меня сейчас лучше всего оставить в покое. Да и между собой они разговаривали мало. Мне казалось, что в пещере висит какое-то недоумение. Словно все что-то делали-делали… и вдруг обнаружили, что не помнят, для чего нужна их работа, а двигаются только по привычке. Надо бы спросить совета у кого-нибудь, да только никого вокруг нет. Вот и делается все медленнее и медленнее, с оглядкой на соседа, и растерянность у всех какая-то…
Мне в очередной раз снилось ущелье, когда земля под моими ногами вздрогнула. Я проснулся и не сразу понял, что земля и в самом деле мелко-мелко подрагивает. Поверхность, на которой я лежал, тоже еле заметно тряслась. А еще где-то гудело. Низкий такой гул, как будто далеко-далеко сходит с гор лавина.
— Что это? — Брюзга уже повторил этот вопрос на сотню разных ладов, но ему никто не отвечал. Наконец, Старик предположил:
— Может, землетрясение?
— А что такое гудит? — поинтересовался Лис. Голосок у него был по-прежнему бодрый, но слегка испуганный.
— Мало ли что там может гудеть, — буркнул Тихоня.
Звук постепенно становился все громче, до отказа заполняя подземелья. Дрожь тоже усиливалась, я заметил несколько зазмеившихся по потолку трещин. Пара расшатавшихся маленьких камней выпала и глухо ударилась о пол. Я подумал, что падающие камни могут разбить ту прозрачную штуку, что накрывает меня сверху, и тогда я сумею выбраться. Потом я с сожалением подумал — ну, разобьет этот купол, а с чего я взял, что смогу потом двигаться? И куда мне идти? Мы же где-то очень глубоко под горами, а гномьи шахты, ведущие наверх, наверняка разрушены…
— Кто-нибудь видит, что происходит вокруг? — очень спокойно спросил Старик.
— Надо мной потолок разламывается, — сообщил Кхатти.
— Надо мной тоже, — добавил я. — И камни сыплются.
— Это хорошо, — совершенно безучастным голосом проговорил Алькой. — Значит, мы наконец-то умрем.
Мне совсем не хотелось умирать в подземелье, да еще и засыпанным камнями. Но спрашивается, что лучше — служить этому жуткому Хозяину или отправиться прямиком на Серые Равнины? В нашем положении Царство Мертвых выглядело намного привлекательнее.
— Дверь, — неожиданно сказал Тихоня.
— Что — «дверь»? — быстро переспросил Старик. — С ней что-то происходит?
— Кажется, она шевелится… Мне не видно.
— Шевелится, — неуверенно подтвердил Кхатти. — Или мне кажется?
Я сделал отчаянное усилие и на краткий миг сумел чуть-чуть приподнять голову. Это не помогло — я все равно не успел ничего толком разглядеть. Вдобавок в нашей пещере повисло облако пыли и каменной крошки, сыпавшейся с потолка.
— Она открывается, — бесстрастно доложил Тихоня. — Там гномы… или люди.
— Людям здесь взяться неоткуда, — оборвал его Старик и еле слышно добавил: — И делать им здесь нечего.
Граскааль трясло. Рядом со мной просвистел огромный валун, а потом посыпалась струйка песка. Она падала на прозрачную крышку и разбивалась на множество песчинок, закрывая от меня то немногое, что мне еще удавалось видеть.
А потом вдруг стало светло. Надо мной мелькнул привычный красноватый отблеск факела. Он приблизился, и я увидел человеческую руку, смахнувшую песок.
Я с мимолетным удивлением обнаружил, что отвык от людей. К тому же я не мог толком рассмотреть, кто там, снаружи. Человек был для меня просто смутным движущимся очертанием. И все же это был живой человек, неизвестно как угодивший в подземелья! Может, он сумеет меня вытащить? Или он думает, что я мертвый? Еще бы — лежит в гробу и не шевелится… Как есть покойник.
Пещера снова содрогнулась, а человек рывком наклонился вперед, вглядываясь. Сквозь зеленоватую пелену крышки на меня уставилась пара расширившихся от изумления глаз, затем человек оглянулся и призывно махнул кому-то рукой.
А мне почудилось, что я со свистом лечу в глубочайшую из пропастей. И почему-то радуюсь этому, как последний дурак.
Я узнал этого человека.
Веллан из Пограничья. Насмешливый и острый на язык человек-волк, с которым мы расстались в катакомбах под маленьким городком Ивелином…
Только как он сюда попал? Или… Вдруг он мне снится? А если он на самом деле здесь — как мне сказать ему, что я жив?
Велл торопливо счистил оставшийся песок и несколько раз с силой ударил кулаками по крышке. С таким же успехом можно было, наверное, пытаться разбить скалу. Я видел, что он что-то кричит, но до меня не доносилось ни единого слова.
Рядом с Велланом появился еще кто-то. Решительно остановил молотящего по крышке моего «гроба» бритунийца, наклонился как можно ниже и что-то проговорил. Я не слышал голоса, но по движению губ сумел разобрать вопрос: «Живой?»
Если это был сон, насланный здешним Хозяином — то Старик был прав, называя Хозяина бездушным и жестоким. Потому что и второй человек оказался моим хорошим знакомым. Хальк, летописец из аквилонской столицы.
Наверное, я в жизни не прикладывал таких усилий. Мне всего-то было надо кивнуть или выговорить коротенькое словечко! Только ничего у меня не получилось.
— Это твои друзья? — прозвучал в моей голове голос Старика. — Что они делают, пытаются разбить саркофаг?
Я понятия не имел, что такое «саркофаг», но закричал в ответ:
— Да!
— Бессмысленно, — с грустью сказал Старик. Словно в подтверждение его слов на крышку моего гроба с размаху обрушился тяжелый клинок. Я в ужасе зажмурился, ожидая, что сейчас во все стороны брызнут острые осколки, но… Ничего не произошло. Даже трещины не появилось. Велл, явно не доверяя собственным глазами, провел по упрямой крышке рукой, и я заметил на его лице гримасу ярости и досады на оказавшийся бессильным меч. — Так они ничего не добьются.
— А как? — крикнул я. — Как открывается эта штука?
Ответ, если он и был, заглушил очередной раскат далекого грома. Подземелье заволокло густой взвесью песчаной пыли, а я почувствовал безнадежное и какое-то тупое отчаяние. Я останусь здесь навсегда. Меня завалит камнями, а если крышка выдержит — похоронит заживо. И Веллан с Хальком тоже погибнут, если не прекратят попыток спасти меня и немедленно не уберутся…
До меня донеслись частые сильные удары. Стучали по боковине «гроба», и я не видел, кто и зачем это делает. Только ощущал, как с силой бьют по камню чем-то железным.
После очередного удара что-то звонко хрустнуло. Еле заметно дрогнула и снова упала крышка, но я успел услышать отчаянный выкрик:
— Велл, да помоги же! Она тяжеленная!
Я даже дышать перестал, следя за тем, как накрывающий меня зеленоватый купол медленно и важно приподнимается, наклоняется вбок и грузно падает. А потом меня оглушило — оказывается, пещеру наполняли звуки. Грохот рушащихся неподалеку камней, шорох осыпающегося песка, какой-то непонятный низкий гул и треск… А самое главное — людские голоса. Настоящие, а не раздающиеся у меня в голове.
— Эйв! Эйв, ты жив?
— Слушай, он вроде не дышит…
— Глаза разуй, дышит! Эйв!..
Меня трясли и всяческими способами старались побыстрее вернуть к жизни. Пещера у меня перед глазами двоилась и троилась, я качнулся и, чтобы не упасть, вцепился в какой-то закругленный край. Значит, я снова могу двигаться!
Тут до меня дошло, что я сижу. Веллан и Хальк совместными усилиями заставили меня сесть и теперь пытались перекричать друг друга, допытываясь, ожил я или еще нет.
— Да живой я, — с трудом выговорил я, и они сразу замолчали. Мы уставились друг на друга, точно я был выходцем из мира мертвых, получившим возможность снова стать живым.
Собственно, так и было…
— Эйв, — тихо сказал Веллан и, протянув руку, нерешительно коснулся меня. — Настоящий… Но ведь ты умер…
— Слушайте, давайте потом разберемся, кто живой, а кто мертвый, — Хальк поднял голову и с опаской посмотрел на покрытый расползающимися трещинами потолок. — Эйв, мы, конечно, ужасно рады тебя видеть и все такое прочее, но скажи — ты можешь идти? Мы тут, кажется, учинили небольшое землетрясение, а теперь расхлебываем плачевные последствия…
— Сейчас узнаем, — сказал я и попытался повернуться, чтобы слезть с невысокого каменного возвышения. Только сейчас я смог оглядеться и увидеть, куда меня забросило. Пещера оказалась очень маленькой, темной со сводчатым, небрежно отесанным потолком. На полу выстроились накрытые темными куполами странные вытянутые предметы, высотой по пояс человеку. Я бездумно пересчитал их — девять, считая с тем, на краю которого сидел я.
Первая попытка встать окончилась неудачей. Я бы непременно грохнулся, если бы Веллан не успел меня подхватить. Ноги не держали, голова кружилась и хотелось снова прилечь.
— Лучше бы нам поторопиться, — озабоченно сказал Хальк. — А то меня терзают подозрения — вдруг все это рухнет в самый неподходящий момент…
Я решил, что немножечко передохну и повторю попытку. Велл присел рядом со мной, а Хальк, перепрыгивая через упавшие с потолка глыбы, добрался до ближайшего «гроба» и попытался разглядеть, что (точнее, кто) лежит внутри.
— Как вы сюда попали? — спросил я. Мне как-то до конца не верилось, что я на свободе. — И зачем?
— Долгая история, — отмахнулся Веллан. — Выберемся — расскажу. Главное — мы, кажется, убили тварь, которую выкопали гномы. Эту их Небесную гору. Только мы вот на обратном пути слегка заблудились…
— Это еще неизвестно, кто именно заблудился — мы или остальные, — не оборачиваясь, заметил Хальк. Он никак не мог оторваться от рассматривания содержимого «гроба», заглянул в соседний, и вдруг обернулся к нам:
— Слушайте, там внутри тоже люди. Может, нам попробовать и их вытащить?
«Не стоит, — я вздрогнул от неожиданности. Голос Старика был чуть слышен, словно он находился где-то далеко-далеко. — Тебе посчастливилось, мальчик. Уходи отсюда и уводи своих друзей. Не тревожься о нас — мы с нетерпением ждали этого дня.»
«Поторопитесь, — добавил Алькой, и мне показалось, что он доволен. — Удачи тебе, мальчик.»
«Варварское жизнелюбие меня просто поражает, — проскрипел Кхатти. — Уноси-ка отсюда свою задницу, малыш… и лучше — вместе с головой. Было приятно познакомиться…»
— Мне тоже, — вслух сказал я, откуда-то твердо зная, что заключенные в «гробах» люди меня услышат. — Спасибо… за все. И прощайте.
Хальк и Веллан недоуменно посмотрели на меня, не понимая, с кем я говорю. Издалека долетел грохочущий раскат, сопровождаемый зловещим шелестящим скрипом. Трещины на потолке угрожающе расширились.
— Не пора ли сматываться? — озабоченно спросил Хальк. — Эйв, ты как? И что нам делать с остальными?
— Я в порядке, — теперь мне удалось твердо встать на ноги. — А остальные… Они уже умерли.
— Тогда пошли, — заторопился Веллан. — Нам еще дорогу наверх искать… и надо попробовать спасти остальных. Они не могут выбраться из-за завала…
Им все же пришлось поддерживать меня с двух сторон, чтобы я смог доковылять до приоткрытой двери. Она имела вид удивительно гладкой темной плиты, висящей на каких-то трубках вместо обыкновенных петель. Когда мы выбрались в коридор, я заметил, что на потолке сидит какое-то животное, поворотив жуткую морду к нам. Ох, и клыки у него!
— Не бойся, — жарко прошептал мне Веллан. — Этих зверей гномы зовут черными элайнами. Вроде домашней собаки.
— Велл! — господин аквилонский летописец дернул оборотня за рукав. — Нужно немедленно уходить! Такое впечатление, что Небесная гора сейчас начнет разрушаться!
— А как же Конан и остальные? — взвыл оборотень из Бритунии. — Они же погибнут там, в подземельях!
— Мы ничем им не можем помочь! — Хальк еще крепче схватил меня под руку и потащил вперед. — Бегом! Видите, элайн наверняка хочет сбежать! Он тоже боится…
Мы успели пройти по коридору вслед за черным зверем не больше полусотни шагов. Катакомбы снова тряхнуло, а из-за незамкнутой нами двери раздался скрежещущий треск и звон, точно разбилось что-то стеклянное. Я невольно оглянулся и увидел короткую вспышку ярчайшего бело-синего света, вырвавшуюся из щели и затопившую коридор. На миг высветилось все, до мельчайшего камешка, и мне запомнились три наши причудливо изогнувшиеся тени на стене.
Свет постепенно мерк, в гномьи пещеры возвращалась привычная темнота. Я почему-то был уверен, что для пленников Граскааля все закончилось, причем наилучшими образом. Хальк неуверенно предложил вернуться и посмотреть, что там случилось, но Велл решительно потянул нас за собой.
Мы топали по проходу, забирающему куда-то вверх, земля под нашими ногами мелко подрагивала, а из самых глубин доносилось низкое ворчание, похожее на рев огромного потревоженного зверя. Мы не разговаривали — не до того. Меня вдобавок еще здорово заботило, как бы в полутьме не споткнуться и не упасть.
«Эйвинд, ты меня слышишь?»
Голос Старика был настолько ясен, что мне померещилось — он идет рядом.
— Слышу, слышу, — пробормотал я. — Значит, ты не умер?
«Умер, конечно, — со смешком заверил меня Старик. — Не так, как умирают обычные люди, но все-таки умер. Впрочем, что есть смерть, как не предвестие вступления в новый круг жизни?»
«А остальные? — подумал я. — Они-то как?»
«Они освободились… Но я вернулся, чтобы предупредить тебя. Твои друзья, кажется, и в самом деле нашли способ навсегда уничтожить обиталище нашего Хозяина, а вот его самого дома не застали. Так вот, у меня есть дурное предчувствие, что вам предстоит с ним еще встретится. Если это произойдет и тебе покажется, что вы угодили в безвыходное положение… — Старик замялся, затем продолжил: — Попытайся позвать меня. Так, как ты делал это в подземелье. Я не обещаю, что у меня получится объявиться лично, но я обязательно постараюсь помочь вам. Хорошо?»
«Ладно, — несколько растерянно сказал я. — Я, конечно, позову, но что с этого будет толку? Ты ж вроде как призрак…»
«Увидим, — задумчиво отозвался Старик. — Никогда не загадывай наперед, мальчик мой. Никогда…»
Глава вторая
Пограничное королевство, поселения Лерзак и Брийт.
17-21 дни третьей осенней луны.
«…То были странные времена. Времена непрочного мира и нерушимых клятв, убийств из-за угла и единения между враждующими, вызванного одной общей опасностью. Страны Заката с тревогой прислушивались к противоречивым слухам, долетавшим с полуночи, короли покидали свои троны, а обыватели — города, и никто не мог с уверенностью предсказать, запылает ли завтра новый рассвет.
То были жестокие и темные времена. И все же — обычные. Люди рождались, жили и умирали, и, не замечаемые ими, лазутчики враждующих стран, скрываясь под чужими именами, по-прежнему пытались тайком выведать, каковы дела у соседей. Кто-то из этих людей служил за золото, кто-то — по велению долга, а некоторые были рождены со стремлением непременно разузнать все скрытое.
То были зловещие времена. И все же, оглядываясь назад, многие без колебаний называли их лучшими в своей жизни.»
Из «Синей или Незаконной Хроники» Аквилонского королевства
Рубежи Пограничья встретили меня именно тем, что я больше всего ненавижу — затяжным дождем вперемешку с мокрым снегом и пронизывающим холодным ветром.
Уже почти десять дней я мчалась вслед за королевским отрядом, немного опережавшим меня. Я почти настигла их возле перевала в Немедийских горах, но внезапно выяснилось, что им боги почему-то покровительствуют, а мне — не слишком. Проще говоря, я застряла на порубежной заставе в горах. Нет, дело было не в моей подорожной и не в связке выправленных на мое имя документов — фальшивых и почти настоящих. Можно обвести вокруг пальца пограничную стражу, но ничего нельзя поделать против наступающей с полуночи зимы. Она налетела, завьюжила, засыпала перевал и вьющуюся за ним дорогу… Мне оставалось только скрежетать зубами да бессильно смотреть в затянутое низкими серыми тучами небо. А потом идти в поскрипывающую на ветру хлипкую казарму, дремать вполглаза на чьем-нибудь продавленном тюфяке, играть со стражниками в кости и ждать — когда природа сменит гнев на милость.
Так я просидела три дня. Счастье, что у меня нет привычки грызть ногти — а то бы я наверняка лишилась парочки-другой пальцев.
Я пересекла Немедийские горы там, где сходятся границы трех государств — Аквилонии, Немедии и Пограничья. Однако в силу традиций и неведомо когда и кем подписанных соглашений застава принадлежала немедийцам. Впрочем, это место не являлось особо посещаемым торговцами и простыми путешественниками, и солдаты маялись от безделья. Мое вынужденное ожидание послужило им неплохим поводом поболтать, пересказать мне все последние сплетни и предупредить, что в голове у меня мозгов совершенно нет, потому что какой же нормальный человек по доброй воле потащится в убогое Пограничье?
В чем-то я была склонна с ними согласиться, но свалила причину своей поездки на злобного хозяина, настоятельную необходимость и кучу данных когда-то клятвенных обещаний. Мне поверили или сделали вид, что поверили.
Невысокие Немедийские горы, изъеденные ветрами, дождями и медленно текущими мимо временем, скоро перешли в холмистые предгорья. Затем начались леса — сначала чахлые лиственные с мрачно торчащими во все стороны ветвями, на которых не осталось ни единого листочка. Их сменили сосновые и еловые, с каждой лигой становившиеся все гуще. Дорог здесь было на удивление мало, деревни встречались редко — через каждые десять-двенадцать лиг — и больше напоминали укрепленные поселки-форты на полуночи Немедии. Однажды я проехала мимо горделиво возвышавшегося на холме каменного замка. Снег блестел на остроконечных крышах и зубцах внушительных стен, однако, приглядевшись, я заметила, что стены давно обветшали и не чинились, крыши прохудились, и даже толстенные цепи на подвесном мосте заржавели…
Чем дальше я забиралась на полуденный восход, тем труднее было бороться с неизвестно откуда взявшимся ощущением — мне здесь нравилось. Это мне-то, родившейся в стране, где не бывает зимы, и всегда предпочитавшей края, где солнечных дней больше, нежели дождливых! И все же Пограничью нельзя было отказать в своеобразном очаровании. Эти узкие дороги, вырубленные в темно-красных скальных отрогах, хмурые сосновые леса в снежном уборе, вросшие в землю деревни, где, кажется, у домов есть корни… Бездонное ночное небо, прозрачно-холодные дни, искрящийся и хрустящий под копытами лошадей снег… Постоялые дворы, сложенные из бревен, которые мне при всем старании не обхватить, пропахшие дымом, подгорелым мясом и запахом местного пива… Далекий волчий вой по ночам и треск веток, гнущихся под тяжестью снега… Я начинала подпадать под суровое обаяние этой полуночной страны, которую и королевством-то можно было назвать с большой натяжкой!
И у меня был еще один повод для радости. На каждом встреченном постоялом дворе, в каждой деревне я повторяла одно и то же: «Не проезжал ли здесь дня три или четыре назад отряд? Полтора десятка человек верхами, смахивают на наемников в поисках заработка или свободную дружину. Скорее всего, их возглавляет высокий черноволосый мужчина лет сорока. Направляются на полуночный восход или в столицу.»
Судя по получаемым ответам, я не так уж и сильно отставала. Но самое главное — они проезжали здесь, они все были живы, и мне со смешками передавали сплетни о том, как набезобразничали проезжие на том или ином хуторе. Я благодарила, расплачивалась с хозяевами, забиралась в седло и гнала своих верных коньков дальше.
— Хороший образ, — одобрил Старик. — Только прими во внимание, что «мысленных букашек», как ты их представляешь, человек способен плодить почти непрерывно. Особенно если его при этом еще и подталкивать в нужном направлении.
— Я не хочу, чтобы у меня в голове кто-то копался! — если бы я мог, я бы заорал во весь голос. — Это… Это неправильно!
— Неправильно, — согласился Старик. — Но мы ничего не можем с этим поделать. Мы застряли, как мухи в паутине, и, видимо, останемся здесь навсегда. Жаль, тебе придется с этим смириться…
— А удрать вы не пробовали? — я подумал, что такое простое соображение как-то не приходило мне в голову. — Ну, этот ваш Хозяин… Он же, наверное, не следит за вами все время? Если вообще следит…
Старик горько рассмеялся.
— Бежать? Интересно, как ты себе это представляешь? Ты пробовал хотя бы пошевелиться? Да? И многого добился? Пожалуй, ты изобретательнее всех нас, и, кроме того, ты еще долго протянешь… Мальчик, в твоем лице наш Хозяин сделал ценнейшее приобретение…
— Еще чего, — мрачно сказал я. — Не хочу я здесь сидеть. И ковыряться до скончания веков в каменном дерьме тоже не хочу. Кстати, это я сам копаюсь или кто-то другой?
— Догадался наконец? — едко осведомился Старик. — Конечно, не ты. Ты находишься здесь и вряд ли отсюда выберешься. Ты просто указываешь собранным там, в горах, людям, что они должны делать.
Мне очень захотелось выругаться, но я подумал, что Старик этого не одобрит. Так вот зачем подземные чудовища травили людей зеленым огнем и переделывали их! Чтобы они шли в Граскааль и выкапывали эту треклятую штуковину! А я ими распоряжаюсь! Сподобился, нечего сказать! А что, если среди этих измененных и мои сородичи обретаются?
— Ты же не виноват, что так случилось, — уже мягче сказал Старик.
— Виноват, не виноват, — буркнул я. На душе было мерзко. — А что будет, когда мы ее выкопаем, не знаешь?
— У меня имеются определенные подозрения… — начал Старик, но перебил сам себя. — Честно признаться, не знаю. Думаю, что ничего хорошего.
— Это и ежу понятно, — огрызнулся я. Старик замолчал, а я запоздало сообразил, что зря на него накинулся. Ему же ничуть не лучше, чем мне. Коли сам злишься, нечего срывать раздражение на других.
— Еж, конечно, животное умное, — без тени насмешки согласился со мной Старик. — Но только вот что я тебе скажу. В то время, когда мы здесь обосновались, Хозяин был готов пойти на что угодно, лишь бы вытащить из-под гор эту штуковину. Я так полагаю, что это его дом и он обязательно должен извлечь его на поверхность. Однако сейчас Хозяин особо не заботится о спасении своего жилища. Со стороны, конечно, все выглядит, как в прошлый раз — мы отдаем приказы, согнанные в Граскааль люди копают… Но тогда все работы велись куда более спешно и народу собралось больше раза в два или три. Правда, с тех времен Граскааль заселили гномы и многие из них до сих пор здесь, а их присутствие замедляет работы…
— Ты хочешь сказать, что раньше этому Хозяину позарез хотелось вытащить свой дом, а теперь ему неважно, откопают его или нет? — сообразил я. — Ну и что с того?
— Я просто перечисляю имеющие место странности, — отрезал Старик. — И еще. Я не ощущаю постоянного присутствия Хозяина. Раньше он всегда находился где-то неподалеку, а сейчас удаляется от нас.
— А какой он, этот Хозяин? — поинтересовался я, не надеясь на внятный ответ. Так и получилось.
— Точно не скажу, мы не разу не видели его подлинного лица, — задумчиво ответил Старик. — Он выглядит так, как ему хочется. Иногда как человек, иногда как чудовище, порой как неодушевленный предмет…
— Это как? — не понял я. — Он оборотень, что ли?
— Считается, что оборотни могут принимать только два облика — человеческий и звериный, — назидательным тоном проговорил Старик. — Это же существо многолико и, насколько мне известно, способно перенимать чужое обличье. Только не спрашивай, как оно это делает, я не знаю.
— Что ж получается — оно сейчас может бродить где-то среди людей, и никто его не распознает? — испугался я.
— Вполне вероятно, — я точно наяву увидел, как Старик пожимает плечами. — В общем, мой мальчик, несмотря на твое сильнейшее желание вернуться в привычный мир, тебе придется смириться с существующим положением вещей. Я понимаю, что это будет нелегко, но… Так уж получилось.
— А если я не буду ходить на веревочке? — хмуро спросил я. — Не буду — и все тут! Что тогда станет? Помру, а на мое место другого кого притащат?
— Алькой, когда попал сюда, был почти таким же, — с вздохом сожаления сказал Старик. — И, думаешь, я с радостью согласился с выпавшим мне жребием? У любого человека есть слабое место, и наш Хозяин, надо отдать ему должное, умеет очень быстро его определять. Страшные сны — только один из способов сломить возможное сопротивление, а он способен придумать еще сотню других. Впрочем, и этого вполне достаточно. Ты сможешь постоянно жить в окружении своих самых жутких кошмаров, не в состоянии отделить сон от яви?
— Нет, — подумав, признал я. — Но нельзя же задрать лапки вверх и сказать — «Не бейте меня, я сдаюсь»? Я так не могу…
Старик ничего не ответил. Я окликнул его еще пару раз, но услышал только тишину. Похоже, он счел, что поведал мне все необходимое, а дальше уж моя очередь соображать.
После этого разговора мне стало совсем тоскливо. Выходит, не осталось даже самой малой надежды на то, чтобы выбраться отсюда? Теперь буду неизвестно сколько тысяч лет долбить замерзшую землю. Вот повезло, нечего сказать…
Остальные понимали, что меня сейчас лучше всего оставить в покое. Да и между собой они разговаривали мало. Мне казалось, что в пещере висит какое-то недоумение. Словно все что-то делали-делали… и вдруг обнаружили, что не помнят, для чего нужна их работа, а двигаются только по привычке. Надо бы спросить совета у кого-нибудь, да только никого вокруг нет. Вот и делается все медленнее и медленнее, с оглядкой на соседа, и растерянность у всех какая-то…
Мне в очередной раз снилось ущелье, когда земля под моими ногами вздрогнула. Я проснулся и не сразу понял, что земля и в самом деле мелко-мелко подрагивает. Поверхность, на которой я лежал, тоже еле заметно тряслась. А еще где-то гудело. Низкий такой гул, как будто далеко-далеко сходит с гор лавина.
— Что это? — Брюзга уже повторил этот вопрос на сотню разных ладов, но ему никто не отвечал. Наконец, Старик предположил:
— Может, землетрясение?
— А что такое гудит? — поинтересовался Лис. Голосок у него был по-прежнему бодрый, но слегка испуганный.
— Мало ли что там может гудеть, — буркнул Тихоня.
Звук постепенно становился все громче, до отказа заполняя подземелья. Дрожь тоже усиливалась, я заметил несколько зазмеившихся по потолку трещин. Пара расшатавшихся маленьких камней выпала и глухо ударилась о пол. Я подумал, что падающие камни могут разбить ту прозрачную штуку, что накрывает меня сверху, и тогда я сумею выбраться. Потом я с сожалением подумал — ну, разобьет этот купол, а с чего я взял, что смогу потом двигаться? И куда мне идти? Мы же где-то очень глубоко под горами, а гномьи шахты, ведущие наверх, наверняка разрушены…
— Кто-нибудь видит, что происходит вокруг? — очень спокойно спросил Старик.
— Надо мной потолок разламывается, — сообщил Кхатти.
— Надо мной тоже, — добавил я. — И камни сыплются.
— Это хорошо, — совершенно безучастным голосом проговорил Алькой. — Значит, мы наконец-то умрем.
Мне совсем не хотелось умирать в подземелье, да еще и засыпанным камнями. Но спрашивается, что лучше — служить этому жуткому Хозяину или отправиться прямиком на Серые Равнины? В нашем положении Царство Мертвых выглядело намного привлекательнее.
— Дверь, — неожиданно сказал Тихоня.
— Что — «дверь»? — быстро переспросил Старик. — С ней что-то происходит?
— Кажется, она шевелится… Мне не видно.
— Шевелится, — неуверенно подтвердил Кхатти. — Или мне кажется?
Я сделал отчаянное усилие и на краткий миг сумел чуть-чуть приподнять голову. Это не помогло — я все равно не успел ничего толком разглядеть. Вдобавок в нашей пещере повисло облако пыли и каменной крошки, сыпавшейся с потолка.
— Она открывается, — бесстрастно доложил Тихоня. — Там гномы… или люди.
— Людям здесь взяться неоткуда, — оборвал его Старик и еле слышно добавил: — И делать им здесь нечего.
Граскааль трясло. Рядом со мной просвистел огромный валун, а потом посыпалась струйка песка. Она падала на прозрачную крышку и разбивалась на множество песчинок, закрывая от меня то немногое, что мне еще удавалось видеть.
А потом вдруг стало светло. Надо мной мелькнул привычный красноватый отблеск факела. Он приблизился, и я увидел человеческую руку, смахнувшую песок.
Я с мимолетным удивлением обнаружил, что отвык от людей. К тому же я не мог толком рассмотреть, кто там, снаружи. Человек был для меня просто смутным движущимся очертанием. И все же это был живой человек, неизвестно как угодивший в подземелья! Может, он сумеет меня вытащить? Или он думает, что я мертвый? Еще бы — лежит в гробу и не шевелится… Как есть покойник.
Пещера снова содрогнулась, а человек рывком наклонился вперед, вглядываясь. Сквозь зеленоватую пелену крышки на меня уставилась пара расширившихся от изумления глаз, затем человек оглянулся и призывно махнул кому-то рукой.
А мне почудилось, что я со свистом лечу в глубочайшую из пропастей. И почему-то радуюсь этому, как последний дурак.
Я узнал этого человека.
Веллан из Пограничья. Насмешливый и острый на язык человек-волк, с которым мы расстались в катакомбах под маленьким городком Ивелином…
Только как он сюда попал? Или… Вдруг он мне снится? А если он на самом деле здесь — как мне сказать ему, что я жив?
Велл торопливо счистил оставшийся песок и несколько раз с силой ударил кулаками по крышке. С таким же успехом можно было, наверное, пытаться разбить скалу. Я видел, что он что-то кричит, но до меня не доносилось ни единого слова.
Рядом с Велланом появился еще кто-то. Решительно остановил молотящего по крышке моего «гроба» бритунийца, наклонился как можно ниже и что-то проговорил. Я не слышал голоса, но по движению губ сумел разобрать вопрос: «Живой?»
Если это был сон, насланный здешним Хозяином — то Старик был прав, называя Хозяина бездушным и жестоким. Потому что и второй человек оказался моим хорошим знакомым. Хальк, летописец из аквилонской столицы.
Наверное, я в жизни не прикладывал таких усилий. Мне всего-то было надо кивнуть или выговорить коротенькое словечко! Только ничего у меня не получилось.
— Это твои друзья? — прозвучал в моей голове голос Старика. — Что они делают, пытаются разбить саркофаг?
Я понятия не имел, что такое «саркофаг», но закричал в ответ:
— Да!
— Бессмысленно, — с грустью сказал Старик. Словно в подтверждение его слов на крышку моего гроба с размаху обрушился тяжелый клинок. Я в ужасе зажмурился, ожидая, что сейчас во все стороны брызнут острые осколки, но… Ничего не произошло. Даже трещины не появилось. Велл, явно не доверяя собственным глазами, провел по упрямой крышке рукой, и я заметил на его лице гримасу ярости и досады на оказавшийся бессильным меч. — Так они ничего не добьются.
— А как? — крикнул я. — Как открывается эта штука?
Ответ, если он и был, заглушил очередной раскат далекого грома. Подземелье заволокло густой взвесью песчаной пыли, а я почувствовал безнадежное и какое-то тупое отчаяние. Я останусь здесь навсегда. Меня завалит камнями, а если крышка выдержит — похоронит заживо. И Веллан с Хальком тоже погибнут, если не прекратят попыток спасти меня и немедленно не уберутся…
До меня донеслись частые сильные удары. Стучали по боковине «гроба», и я не видел, кто и зачем это делает. Только ощущал, как с силой бьют по камню чем-то железным.
После очередного удара что-то звонко хрустнуло. Еле заметно дрогнула и снова упала крышка, но я успел услышать отчаянный выкрик:
— Велл, да помоги же! Она тяжеленная!
Я даже дышать перестал, следя за тем, как накрывающий меня зеленоватый купол медленно и важно приподнимается, наклоняется вбок и грузно падает. А потом меня оглушило — оказывается, пещеру наполняли звуки. Грохот рушащихся неподалеку камней, шорох осыпающегося песка, какой-то непонятный низкий гул и треск… А самое главное — людские голоса. Настоящие, а не раздающиеся у меня в голове.
— Эйв! Эйв, ты жив?
— Слушай, он вроде не дышит…
— Глаза разуй, дышит! Эйв!..
Меня трясли и всяческими способами старались побыстрее вернуть к жизни. Пещера у меня перед глазами двоилась и троилась, я качнулся и, чтобы не упасть, вцепился в какой-то закругленный край. Значит, я снова могу двигаться!
Тут до меня дошло, что я сижу. Веллан и Хальк совместными усилиями заставили меня сесть и теперь пытались перекричать друг друга, допытываясь, ожил я или еще нет.
— Да живой я, — с трудом выговорил я, и они сразу замолчали. Мы уставились друг на друга, точно я был выходцем из мира мертвых, получившим возможность снова стать живым.
Собственно, так и было…
— Эйв, — тихо сказал Веллан и, протянув руку, нерешительно коснулся меня. — Настоящий… Но ведь ты умер…
— Слушайте, давайте потом разберемся, кто живой, а кто мертвый, — Хальк поднял голову и с опаской посмотрел на покрытый расползающимися трещинами потолок. — Эйв, мы, конечно, ужасно рады тебя видеть и все такое прочее, но скажи — ты можешь идти? Мы тут, кажется, учинили небольшое землетрясение, а теперь расхлебываем плачевные последствия…
— Сейчас узнаем, — сказал я и попытался повернуться, чтобы слезть с невысокого каменного возвышения. Только сейчас я смог оглядеться и увидеть, куда меня забросило. Пещера оказалась очень маленькой, темной со сводчатым, небрежно отесанным потолком. На полу выстроились накрытые темными куполами странные вытянутые предметы, высотой по пояс человеку. Я бездумно пересчитал их — девять, считая с тем, на краю которого сидел я.
Первая попытка встать окончилась неудачей. Я бы непременно грохнулся, если бы Веллан не успел меня подхватить. Ноги не держали, голова кружилась и хотелось снова прилечь.
— Лучше бы нам поторопиться, — озабоченно сказал Хальк. — А то меня терзают подозрения — вдруг все это рухнет в самый неподходящий момент…
Я решил, что немножечко передохну и повторю попытку. Велл присел рядом со мной, а Хальк, перепрыгивая через упавшие с потолка глыбы, добрался до ближайшего «гроба» и попытался разглядеть, что (точнее, кто) лежит внутри.
— Как вы сюда попали? — спросил я. Мне как-то до конца не верилось, что я на свободе. — И зачем?
— Долгая история, — отмахнулся Веллан. — Выберемся — расскажу. Главное — мы, кажется, убили тварь, которую выкопали гномы. Эту их Небесную гору. Только мы вот на обратном пути слегка заблудились…
— Это еще неизвестно, кто именно заблудился — мы или остальные, — не оборачиваясь, заметил Хальк. Он никак не мог оторваться от рассматривания содержимого «гроба», заглянул в соседний, и вдруг обернулся к нам:
— Слушайте, там внутри тоже люди. Может, нам попробовать и их вытащить?
«Не стоит, — я вздрогнул от неожиданности. Голос Старика был чуть слышен, словно он находился где-то далеко-далеко. — Тебе посчастливилось, мальчик. Уходи отсюда и уводи своих друзей. Не тревожься о нас — мы с нетерпением ждали этого дня.»
«Поторопитесь, — добавил Алькой, и мне показалось, что он доволен. — Удачи тебе, мальчик.»
«Варварское жизнелюбие меня просто поражает, — проскрипел Кхатти. — Уноси-ка отсюда свою задницу, малыш… и лучше — вместе с головой. Было приятно познакомиться…»
— Мне тоже, — вслух сказал я, откуда-то твердо зная, что заключенные в «гробах» люди меня услышат. — Спасибо… за все. И прощайте.
Хальк и Веллан недоуменно посмотрели на меня, не понимая, с кем я говорю. Издалека долетел грохочущий раскат, сопровождаемый зловещим шелестящим скрипом. Трещины на потолке угрожающе расширились.
— Не пора ли сматываться? — озабоченно спросил Хальк. — Эйв, ты как? И что нам делать с остальными?
— Я в порядке, — теперь мне удалось твердо встать на ноги. — А остальные… Они уже умерли.
— Тогда пошли, — заторопился Веллан. — Нам еще дорогу наверх искать… и надо попробовать спасти остальных. Они не могут выбраться из-за завала…
Им все же пришлось поддерживать меня с двух сторон, чтобы я смог доковылять до приоткрытой двери. Она имела вид удивительно гладкой темной плиты, висящей на каких-то трубках вместо обыкновенных петель. Когда мы выбрались в коридор, я заметил, что на потолке сидит какое-то животное, поворотив жуткую морду к нам. Ох, и клыки у него!
— Не бойся, — жарко прошептал мне Веллан. — Этих зверей гномы зовут черными элайнами. Вроде домашней собаки.
— Велл! — господин аквилонский летописец дернул оборотня за рукав. — Нужно немедленно уходить! Такое впечатление, что Небесная гора сейчас начнет разрушаться!
— А как же Конан и остальные? — взвыл оборотень из Бритунии. — Они же погибнут там, в подземельях!
— Мы ничем им не можем помочь! — Хальк еще крепче схватил меня под руку и потащил вперед. — Бегом! Видите, элайн наверняка хочет сбежать! Он тоже боится…
Мы успели пройти по коридору вслед за черным зверем не больше полусотни шагов. Катакомбы снова тряхнуло, а из-за незамкнутой нами двери раздался скрежещущий треск и звон, точно разбилось что-то стеклянное. Я невольно оглянулся и увидел короткую вспышку ярчайшего бело-синего света, вырвавшуюся из щели и затопившую коридор. На миг высветилось все, до мельчайшего камешка, и мне запомнились три наши причудливо изогнувшиеся тени на стене.
Свет постепенно мерк, в гномьи пещеры возвращалась привычная темнота. Я почему-то был уверен, что для пленников Граскааля все закончилось, причем наилучшими образом. Хальк неуверенно предложил вернуться и посмотреть, что там случилось, но Велл решительно потянул нас за собой.
Мы топали по проходу, забирающему куда-то вверх, земля под нашими ногами мелко подрагивала, а из самых глубин доносилось низкое ворчание, похожее на рев огромного потревоженного зверя. Мы не разговаривали — не до того. Меня вдобавок еще здорово заботило, как бы в полутьме не споткнуться и не упасть.
«Эйвинд, ты меня слышишь?»
Голос Старика был настолько ясен, что мне померещилось — он идет рядом.
— Слышу, слышу, — пробормотал я. — Значит, ты не умер?
«Умер, конечно, — со смешком заверил меня Старик. — Не так, как умирают обычные люди, но все-таки умер. Впрочем, что есть смерть, как не предвестие вступления в новый круг жизни?»
«А остальные? — подумал я. — Они-то как?»
«Они освободились… Но я вернулся, чтобы предупредить тебя. Твои друзья, кажется, и в самом деле нашли способ навсегда уничтожить обиталище нашего Хозяина, а вот его самого дома не застали. Так вот, у меня есть дурное предчувствие, что вам предстоит с ним еще встретится. Если это произойдет и тебе покажется, что вы угодили в безвыходное положение… — Старик замялся, затем продолжил: — Попытайся позвать меня. Так, как ты делал это в подземелье. Я не обещаю, что у меня получится объявиться лично, но я обязательно постараюсь помочь вам. Хорошо?»
«Ладно, — несколько растерянно сказал я. — Я, конечно, позову, но что с этого будет толку? Ты ж вроде как призрак…»
«Увидим, — задумчиво отозвался Старик. — Никогда не загадывай наперед, мальчик мой. Никогда…»
Глава вторая
РИНГА, ПЕРВЫЙ рассказ
Пограничное королевство, поселения Лерзак и Брийт.
17-21 дни третьей осенней луны.
«…То были странные времена. Времена непрочного мира и нерушимых клятв, убийств из-за угла и единения между враждующими, вызванного одной общей опасностью. Страны Заката с тревогой прислушивались к противоречивым слухам, долетавшим с полуночи, короли покидали свои троны, а обыватели — города, и никто не мог с уверенностью предсказать, запылает ли завтра новый рассвет.
То были жестокие и темные времена. И все же — обычные. Люди рождались, жили и умирали, и, не замечаемые ими, лазутчики враждующих стран, скрываясь под чужими именами, по-прежнему пытались тайком выведать, каковы дела у соседей. Кто-то из этих людей служил за золото, кто-то — по велению долга, а некоторые были рождены со стремлением непременно разузнать все скрытое.
То были зловещие времена. И все же, оглядываясь назад, многие без колебаний называли их лучшими в своей жизни.»
Из «Синей или Незаконной Хроники» Аквилонского королевства
Рубежи Пограничья встретили меня именно тем, что я больше всего ненавижу — затяжным дождем вперемешку с мокрым снегом и пронизывающим холодным ветром.
Уже почти десять дней я мчалась вслед за королевским отрядом, немного опережавшим меня. Я почти настигла их возле перевала в Немедийских горах, но внезапно выяснилось, что им боги почему-то покровительствуют, а мне — не слишком. Проще говоря, я застряла на порубежной заставе в горах. Нет, дело было не в моей подорожной и не в связке выправленных на мое имя документов — фальшивых и почти настоящих. Можно обвести вокруг пальца пограничную стражу, но ничего нельзя поделать против наступающей с полуночи зимы. Она налетела, завьюжила, засыпала перевал и вьющуюся за ним дорогу… Мне оставалось только скрежетать зубами да бессильно смотреть в затянутое низкими серыми тучами небо. А потом идти в поскрипывающую на ветру хлипкую казарму, дремать вполглаза на чьем-нибудь продавленном тюфяке, играть со стражниками в кости и ждать — когда природа сменит гнев на милость.
Так я просидела три дня. Счастье, что у меня нет привычки грызть ногти — а то бы я наверняка лишилась парочки-другой пальцев.
Я пересекла Немедийские горы там, где сходятся границы трех государств — Аквилонии, Немедии и Пограничья. Однако в силу традиций и неведомо когда и кем подписанных соглашений застава принадлежала немедийцам. Впрочем, это место не являлось особо посещаемым торговцами и простыми путешественниками, и солдаты маялись от безделья. Мое вынужденное ожидание послужило им неплохим поводом поболтать, пересказать мне все последние сплетни и предупредить, что в голове у меня мозгов совершенно нет, потому что какой же нормальный человек по доброй воле потащится в убогое Пограничье?
В чем-то я была склонна с ними согласиться, но свалила причину своей поездки на злобного хозяина, настоятельную необходимость и кучу данных когда-то клятвенных обещаний. Мне поверили или сделали вид, что поверили.
Невысокие Немедийские горы, изъеденные ветрами, дождями и медленно текущими мимо временем, скоро перешли в холмистые предгорья. Затем начались леса — сначала чахлые лиственные с мрачно торчащими во все стороны ветвями, на которых не осталось ни единого листочка. Их сменили сосновые и еловые, с каждой лигой становившиеся все гуще. Дорог здесь было на удивление мало, деревни встречались редко — через каждые десять-двенадцать лиг — и больше напоминали укрепленные поселки-форты на полуночи Немедии. Однажды я проехала мимо горделиво возвышавшегося на холме каменного замка. Снег блестел на остроконечных крышах и зубцах внушительных стен, однако, приглядевшись, я заметила, что стены давно обветшали и не чинились, крыши прохудились, и даже толстенные цепи на подвесном мосте заржавели…
Чем дальше я забиралась на полуденный восход, тем труднее было бороться с неизвестно откуда взявшимся ощущением — мне здесь нравилось. Это мне-то, родившейся в стране, где не бывает зимы, и всегда предпочитавшей края, где солнечных дней больше, нежели дождливых! И все же Пограничью нельзя было отказать в своеобразном очаровании. Эти узкие дороги, вырубленные в темно-красных скальных отрогах, хмурые сосновые леса в снежном уборе, вросшие в землю деревни, где, кажется, у домов есть корни… Бездонное ночное небо, прозрачно-холодные дни, искрящийся и хрустящий под копытами лошадей снег… Постоялые дворы, сложенные из бревен, которые мне при всем старании не обхватить, пропахшие дымом, подгорелым мясом и запахом местного пива… Далекий волчий вой по ночам и треск веток, гнущихся под тяжестью снега… Я начинала подпадать под суровое обаяние этой полуночной страны, которую и королевством-то можно было назвать с большой натяжкой!
И у меня был еще один повод для радости. На каждом встреченном постоялом дворе, в каждой деревне я повторяла одно и то же: «Не проезжал ли здесь дня три или четыре назад отряд? Полтора десятка человек верхами, смахивают на наемников в поисках заработка или свободную дружину. Скорее всего, их возглавляет высокий черноволосый мужчина лет сорока. Направляются на полуночный восход или в столицу.»
Судя по получаемым ответам, я не так уж и сильно отставала. Но самое главное — они проезжали здесь, они все были живы, и мне со смешками передавали сплетни о том, как набезобразничали проезжие на том или ином хуторе. Я благодарила, расплачивалась с хозяевами, забиралась в седло и гнала своих верных коньков дальше.