Эльгот поднял глаза на Мораддина и тихонько, почти испуганно спросил:
   — По торговым делам или как?
   — К родственникам, — сквозь зубы процедил граф.
   — Чудесненько, — перо снова скрипнуло по пергаменту. — Следующий. Хальк, барон Юсдаль. О, наверное, это очень почтенный человек! — чиновник больше разговаривал сам с собой, нежели с нами. — Ничего себе — придворный летописец и библиотекарь короля! Ни разу не слышал, чтобы в Пограничье имелись библиотеки, способные заинтересовать просвещенного книжника… Ну, и последний…
   Долгая пауза. Месьор Эльгот, шевеля губами, вычитывал подорожную Конана. Только сейчас я понял, что означает выражение «глаза полезли на лоб». Таможенник несколько раз дернул щекой, капнул чернилами на стол и тут же вытер лужицу собственным рукавом.
   — Конан Канах? — слабым голосом вопросил он. — Конан, король Аквилонии? Неужели сам государь соседствующей державы изволил проследовать через наше захолустье?
   — Изволил, изволил, — проворчал Конан, тоскливо поднимая глаза к потолку. — Ставь печать, балда, записывай в свою книжку и мы пойдем. Времени нет.
   — Но позвольте… — пролепетал господин Эльгот. — Его величество Конан Первый, самодержец аквилонский, проезжал через нашу заставу… несколько дней назад! И потом… — таможенник шмыгнул носом и умоляюще воззрился на Мораддина: — Господин граф, ваше имя и титул мне уже знакомы. И вовсе не потому, что вы — один из приближенных светлейшего государя Нимеда! Некая дама, сопровождавшая короля Аквилонии, назвалась при переходе границы графиней Эрде…
   — Что-о? — протянул Мораддин. Это был один из редких случаев, когда он на несколько мгновений потерял выдержку и едва не схватил чиновника за грудки. — Какая дама? Быстро покажи записи!
   — Я не имею права, — пискнул напуганный Эльгот, — показывать записи в таможенных книгах можно лишь… Скоро приедет один из начальников таможенной службы, из Нумалии… барон Ульвиг.
   Мораддин помрачнел лицом, на глазах превращаясь в жесткого и властного человека, привыкшего распоряжаться и не слышать от нижестоящих никаких возражений. Спустя несколько мгновений граф изобразил на своем лице очаровательную улыбку, присущую добропорядочным и уважаемым палачам, и сказал помертвевшему месьору Эльготу:
   — Дорогой мой, Кюртен — это отличное место службы. Очень доходное. Вы ведь наверняка иногда мздоимствуете, пропускаете за деньги неположенные грузы?.. И вообще…
   Чиновник попытался робко возмутиться, но осекся, поймав ледяной взгляд Мораддина. Конан от скуки присел на подоконник.
   — Вы внимательно изучали карту Немедии вместе с картами протекторатов и провинций? — удивительно тихим, вежливым и одновременно стальным голосом поинтересовался Мораддин у чиновника. — Знаете такие названия, как Скафут, Шадизар или Дэлирам? Ах, знаете? И, похоже, вам совсем не хочется переезжать отсюда в эти прекрасные города? Да, я знаю, там очень тяжело быть чиновником короля. Тем более — под постоянным надзором со стороны государевой тайной службы. Ты хоть такое название — Вертрауэн — слышал?
   Мораддин неожиданно прервал свою проникновенную, ласковую речь, и, слегка повысив голос, приказал непререкаемым тоном:
   — Книгу на стол, скотина!
   — С этого и надо было начинать, — раздался голос Конана, сидевшего с ленивым видом возле окна.
   — Не извольте гневаться, — Эльгот сжался почти вдвое, а его тощие усики встали торчком: — Я же не знал, сколь это важно… Пожалуйста, вот!
   — Конан, подойди, — бросил Мораддин, пролистав книгу записей. Чиновник, услышав имя аквилонского короля, и наконец рассмотрев в сумраке комнаты лицо здоровенного темноволосого человека, застыл в своем обшарпанном кресле. — Взгляни.
   Привстав на цыпочки, я глянул через плечо Конана и застыл с открытым ртом. В книге значилось: «24 дня третьей осенней луны границу Немедии и Аквилонии пересекли: Конан Канах, король Аквилонии, в сопровождении благородной дамы, госпожи Ринги, графини Эрде из Немедии, а также Юния Паллантида, центуриона тарантийской гвардии, и…» Далее следовало перечисление имен наших гвардейцев.
   — Это что, шутка? — Конан недоумевающе воззрился на Мораддина, постоянно переводя взгляд на квадратные пергаментные листы. На желтовато-белых страницах стояла его собственная подпись. Один к одному. Чуть ниже ровными округлыми буквами было выведено: «Ринга, графиня Эрде, баронесса Энден».
   — …Сказки, — мелко помотал головой Мораддин. — Это может быть удачнейшей подделкой.
   — Нет-нет, Ваша светлость, — шепнул чиновник. — Женщина поставила свою печать, посмотрите внимательнее…
   — Давайте выйдем отсюда, — твердо сказал Мораддин, тщательно осмотрев отпечатанный на воске след перстня — развернувшая крылья летучая мышь на фоне гряды зубчатых гор. — Впрочем, постойте! Месьор Эльгот, а вы сами видели этих людей?
   — Далеко не всех, — помотал головой таможенник. — Я в тот день не работал. Просто сослуживец ткнул пальцем в высокого человека и сказал, что это король Аквилонии, путешествующий из Пограничья обратно в свое королевство.
   — Конан подойди, — Мораддин взял киммерийца за локоть и вывел ближе к свету, льющемуся из затянутого полупрозрачной слюдой окна. — Посмотрите, это он?
   Конан, выпятив грудь и высоко подняв подбородок, несколько раз повернулся вправо-влево, уяснив, чего именно требует от него граф Эрде. Я, в удивлении, стоял и наблюдал.
   — У этого господина короткая борода, — тусклым голосом сообщил Эльгот. — А кроме того, недавние путешественники стояли очень далеко и я не смог как следует рассмотреть. Но… Комплекция очень похожа. Крупный мужчина лет сорока. Темные волосы, самую малость с проседью.
   Про бородку он верно заметил. Конан, когда обвалился потолок гномских подземелий, получил небольшую, но болезненную рану на подбородке. Поэтому за последние дни он не брился, как обычно, а сказал, что попробует отрастить бороду. Между прочим, киммериец с бородой — пока очень коротенькой и окладистой, от одного уха до другого — выглядел куда более почтенно. Эдакий благочинный сельский охотник, отец семейства. Хальк постоянно шутил по этому поводу, а Конан всерьез ему возражал — мол, с царапиной на лице не особо побреешься, слишком больно. Рана заживет — тогда можно будет привести себя в надлежащий вид.
   — Идемте, — Мораддин, забрал наши подорожные и выудив из пояса два золотых аурея с профилем Нимеда, безразлично бросил их на стол чиновника. Месьор Эльгот застыл, не осмеливаясь взять деньги.
   Резво сбежав по крутым деревянным ступенькам немедийской таможни, Мораддин подошел к ближайшему сугробу, обеими ладонями зачерпнул пушистый чистый снег и, слепив плотный катыш, запустил им в бревенчатую стену дома. Затем он мокрыми руками вытер лицо и угрюмо взглянул на Конана.
   — Послушай, киммериец, — резко и шумно выдохнул Мораддин, обтирая ладони об клетчатую зелено-красную войлочную куртку, купленную в Вольфгарде. — Я ничего не понимаю! Да, конечно, можно подделать подписи — как твою собственную, так и моей жены. Но если в книге этого зануды-чиновника стоит печать Ринги — это значит, что графиня была здесь сама, либо кольцо у нее отняли. Вернее, сняли с ее пальца. Скорее всего, она к этому времени уже была мертва — Ринга никогда бы по доброй воле не отдала перстень, принадлежавший ее предкам…
   «Жена? — подумал я. — Жена Мораддина? Никогда бы не подумал, что граф Эрде женат. Он ни разу не упоминал о своей супруге, а кроме того… Вспомним, что я — нелюдь. Оборотень. А мы, оборотни, в прежние времена, защищаясь от ненавидевших нас людей, пытались объединяться с другими разумными существами, не принадлежащими к человеческому роду. В том числе с теми, чей символ рода в точности отпечатался на страницах книги записей таможни. Это может быть совпадением, но людям не свойственно избирать в качестве семейного герба летучую мышь. Следовательно, жена Мораддина может быть гулем (например, из Кезанкии, Рабиров или гор Иранистана) или женщиной, наследующей кровь этого рода. Только что могла делать в Пограничье жена графа Эрде? Да еще в компании человека, как две капли воды похожего на короля Конана? Что же вокруг происходит, а?»
   — Я хочу пива, — честно заявил Конан. — Давайте отправимся обратно, к нашему постоялому двору и попробуем все обсудить не сгоряча, а маленько подумав. Согласны?
   Следующий сюрприз нас ожидал возле длинного двухэтажного деревянного дома, владел коим немедиец и причем дворянин. Единственно, этот дворянин был чужд столичным условностям и устроил на первом этаже довольно большого и добротного здания корчму с удобным обеденным залом и, что самое главное, с великолепной пивоварней. Назывался странноприимный дом патриотично: «Немедийский дракон».
   — Конан! — мы вывернули из-за угла к трактиру и сразу услышали истошный вопль барона Юсдаля. — Скорее ко мне!
   — Опять подрались, — не усомнился я, мрачно взглянув на Конана. — Я всегда полагал, что библиотекари — люди разумные и мирные…
   — Конан! — надрывался Хальк, стоявший на крыльце едва не под руку с каким-то молодым русоволосым парнем. На вид последнему было не больше семнадцати лет. — Мы сейчас такое узнали! Пошевеливайтесь! Тотлант заказал пива на всех!
   — Сколько новостей за одно утро, — проворчал король. — И хотя бы одна новость хорошая. Что еще случилось, Хальк?!.
 
   — Во, так я именно про это и говорю, — Темвик сидел на лавке у стены, окруженный тяжело дышащими, отчасти разозленными, отчасти недоумевающими мужчинами. Мы отодвинули стол, подтащили несколько коротких скамеек и теперь с пристрастием допрашивали молодого оборотня. — Я сначала думал, что это парень, а потом оказалось — девчонка. Молодая, на вид не больше двадцати пяти лет, с каштановыми волосами и светло-карими глазами…
   — Бред, — резюмировал Конан. — Мораддин, я ничего не понимаю! Все-таки Ринга — твоя жена и тебе лучше знать, что она могла делать в Пограничье! Да еще с подобной свитой.
   — Темвик, — Мораддин положил руку на плечо дорожного стража и раздельно, медленно проговорил: — А теперь расскажи всю эту историю от начала и до конца. Еще раз. Вспомни любые детали. Нам интересно даже то, как были одеты эти люди, как и о чем разговаривали. Что заказывали в трактирах, какими деньгами расплачивались. Может быть, ты вспомнишь некие странности, связанные с ними?
   — А чего рассказывать-то? — робко улыбнулся Темвик. — Значит, дело было так…
   …Хальк отловил Темвика, сына Магнуса, в обеденном зале странноприимного дома, когда мы с Конаном и графом Эрде ходили в немедийскую таможню. Молодой оборотень, служивший в дорожной страже, слишком громко рассказывал соседям по столу о своих недавних приключениях. И вдруг острый слух нашего библиотекаря уловил имя Паллантида и некой графини Эрде. Хальк заинтересовался, пригласил следопыта выпить, а когда тот начал рассказывать вовсе уж невероятные байки (благо язык от пива развязался), летописец немедленно позвал Тотланта и Эйвинда. Затем было решено немедленно бежать за Конаном и привести его в трактир — пусть тоже узнает занимательную историю о самом себе. По счастью, мы пришли вовремя, и вот уже целых полтора колокола слушаем слегка подвыпившего, но пока еще неплохо соображающего следопыта. Сейчас Темвик снова потребовал кружку медовухи (Тотлант, плюнув на свое достоинство, сбегал к стойке и принес ее. Сам заплатил, кстати), и, что называется, начал сызнова.
   Около двух седмиц назад Темвик из поселка Лерзак, ездивший в гости к родственникам, возвращался домой. Ближе к вечеру он услышал шум в лесу и, подобравшись ближе, увидел, что на невысокого темноволосого парнишку напали местные разбойники. Один из грабителей к тому времени уже был убит, неизвестный парень дрался со вторым, а третий злоумышленник прятался в кустах и целился из арбалета. Вот как раз третьего-то и уложил доблестный воин дорожной стражи. Потом, уже в Лерзаке, Темвик раззнакомился со спасенным путником и узнал, что зовут его Винаром из Зингары и он — гонец посольской службы Аквилонии. В ту же ночь они вдвоем наблюдали за разрушением Небесной горы. Затем Винар упросил Темвика проводить его до Брийта, а возможно, и до Вольфгарда. Было заметно, что гонец торопился и здорово нервничал.
   Чудеса начались в бурге Брийт, на постоялом дворе «Танцующая лошадь». Едва Темвик и Винар подъехали к трактиру, им навстречу попался высокий темноволосый человек лет сорока. И тотчас же Темвик со всей очевидностью выяснил, что его попутчик — вовсе никакой не гонец, а довольно красивая девица, скрывавшаяся под мужской одеждой. Оскорбленный в лучших чувствах молодой оборотень разобиделся и ушел из трактира к дальним знакомым, которые приняли его и пустили переночевать.
   Утром, проходя мимо «Танцующей лошади», Темвик был окликнут этой самой девушкой. Она попросила оборотня не сердиться — так уж обстоятельства сложились — и предложила работу: проводить отряд аквилонских дворян до границы кратчайшим путем. Хорошо, мол, заплатят, а ехать по трактам благородные месьоры не желают — очень долго. Темвик для вида покуражился, но согласился, и девушка представила его своим друзьям. Таковые действительно оказались аквилонцами, да не простыми, а самыми что ни есть благороднейшими. Один, по имени Юний Паллантид, был центурионом гвардии, остальные восемь — лейтенантами и младшими офицерами, а самый главный — тот, что встретился Темвику и его загадочной спутнице возле дверей трактира — не кем иным, как Его величеством государем Аквилонии Конаном, ездившим в гости к королю Эрхарду. Сама девица велела звать ее Рингой, графиней Эрде.
   Сначала Темвик решил, что ему морочат голову, ибо был глубоко уверен — короли никогда не ездят в гости просто так, запросто. А если уж и ездят, то берут с собой разряженную солидную свиту, большой обоз и, как минимум, половину армии для охраны.
   Сомнения Темвика быстро развеял всезнайка-трактирщик, уважаемый месьор Барли Бютт. Да, подтвердил Барли, это действительно аквилонский король. Он, мол, останавливался у меня несколько дней назад, решил переночевать и нынче, хотя прошлый раз случились неприятности — неизвестный злодей убил двоих сопровождавших государя военных. Как хорошо, что аквилонский монарх не изволит сердиться!
   Темвик столковался проводить аквилонских господ к рубежам Пограничья самой короткой дорогой и тут же получил задаток — двадцать золотых монет. Только почему-то не аквилонских кесариев, а бритунийских шеллинов, с гербом страны — поднявшейся на дыбы лошадкой. Это была первая странность. Интересно, почему у короля Аквилонии не нашлось в кармане монет собственной чеканки?
   Темвик, как я уже упоминал — оборотень и умеет чувствовать. Это природный дар, полученный всеми нами при рождении. В том числе мы способны учуять существ, не являющихся человеком, хотя и выглядящих также, как и остальные люди. Темвик, захлебываясь, поведал нам о том, что девица по имени Ринга — вовсе не человек, а неизвестно кто. Не гном, не оборотень и не альв. Хотя в ее запахе есть что-то от всех трех этих рас…
   — Да, это точно была она, — подтвердил Мораддин, когда мы все повернулись к нему с немым вопросом в глазах. — Конан, ты же знаешь, кто Ринга на самом деле…
   — Даже слишком хорошо, — буркнул король и слегка подтолкнул Темвика кулаком. — Ты дальше говори. И со всеми подробностями! Как госпожа Ринга общалась с мужиком, который был очень похож на меня?
   — Нормально она общалась, — пожал плечами Темвик. — Радовалась. Болтали они много, вспоминали какую-то историю пятнадцатилетней давности, про Бельверус говорили. Она все сердилась: мол, государь Аквилонии не пригласил ее на коронацию, хотя и обещал.
   — Верно, обещал, — нахмурился Конан. — А как с тем человеком вели себя гвардейцы?
   — А как положено вести себя с правителем страны? — изумился Темвик. — Почтительно, конечно. Месьор Юний Паллантид часто разговаривал с королем о каких-то военных делах, совсем мне непонятных. Они все время упоминали Офир, а тот Конан повторял, будто войны не избежать.
   — Какой войны? — переполошился наш король. — С Офиром? Чушь! Ты, скорее всего, неправильно расслышал.
   — Может быть, — меланхолично согласился Темвик. — А вообще-то вы здорово похожи, только ты бороду начал растить, а он каждый день брился. У тебя случайно братьев-близнецов не было?
   — Не было, — решительно отрезал Конан. — Ты какие-нибудь приметы помнишь? Особенные?
   — Особенные приметы? — нахмурился оборотень и посмаковал медовуху. — Я видел, как он умывался. На правом боку, вот здесь, — Темвик показал на себе, ткнув пальцем в ребра, — очень странный шрам, зигзагообразный.
   Конан оторопело замолчал, потом сбросил безрукавку, расстегнул ремень и, задрав рубаху, показал Темвику старый побелевший шрам чуть ниже правой подмышки.
   — Точь-в-точь такой, — кивнул молодой следопыт. — Хватит меня разыгрывать, это, наверное, ты и был! Шуточки у вас, аквилонцев!
   Мораддин потребовал пива. Тотлант опять пошел к стойке, но, впрочем, быстро вернулся — очень уж хотелось дослушать эту невероятную повесть.
   — Шрам я получил на Западном океане, когда служил на флоте короля Фердруго, — медленно проговорил Конан.
   — Не на флоте, а в пиратах, — машинально поправил Хальк. — То есть в королевских корсарах. Гай Петрониус целых две повести об этом написал… Что же происходит вокруг, а?
   — А куда они поехали? Они что-нибудь говорили о дальнейшем направлении? — вкрадчиво спросил Мораддин, опростав кружку с медовухой. Лицо у господина графа было бледным.
   — Конечно, — ответил Темвик. — В Аквилонию, в Тарантию. Король торопился вернуться домой, в столицу.
   — А про нас этот король ничего не говорил? — слово «король» Тотлант выговорил с отвращением. — Про Веллана Бритунийца? Про графа Мораддина, про меня или господина Халька?
   — Рассказывал, — невозмутимо проговорил Темвик. — Граф Эрде, дескать (это он Паллантиду объяснял) копается вместе с гномами в горах, обнаружив некую удивительную штуковину, Веллан и ты — у короля Эрхарда, в Вольфгарде. А месьор Хальк вовсе погиб под обвалом, когда Небесная гора рванула…
   — Так, — поперхнулся Хальк. — Ну спасибо, Ваше величество!
   — Подведем итоги, — металлическим голосом сказал Тотлант. — Формируется весьма прелюбопытная картина. Король Конан, сбежавший вместе с женой графа Эрде, возвращается в Тарантию победителем Небесной горы. Я пребываю в столице Пограничья, Велл там же, а уважаемого бибилиотекаря вовсю жрут черви в небольшой уютной могилке. Мораддин, услышав голос своей гномьей крови, бросил придворную должность в Бельверусе, взял в руки кайло и превратился в рудознатца. Судьба Эйвинда остается невыясненной.
   Рыжий асир отчего-то помрачнел и смущенно затеребил обшлаг рукава.
   — Прошу высказываться, — напомнил Тотлант, нарушив долгую и тяжелую паузу. — Только по очереди. Ругательства можете опустить.
   — Конан, зачем ты уехал с моей женой? — с серьезностью в голосе вопросил у киммерийца слегка подвыпивший граф Эрде.
   — А что ты нашел в Граскаале? — парировал киммериец. — Еще одну Небесную гору? Великие боги, какое счастье, что Хальк наконец-то свернул себе шею! Как спокойно будет жить!
   — Вот уж воистину большое спасибо, — фыркнул библиотекарь. — Господа, есть предложение — давайте напьемся за упокой моей души. Темвик, тебя мы тоже приглашаем!
   И Хальк на редкость противным голосом продекламировал слова песенки, однажды сочиненной в пьяном угаре аквилонским поэтом Ринальдо:
 
   Ох, боюсь, на моих поминках
   Будет людно — не продохнуть!
   Только как это всё устроят —
   Вот на что б я хотел взглянуть…
 
   Пока трактирные служки бегали от кухни к нашему столу и обратно, перетаскивая блюда с едой и кувшины с вином и пивом, мы сидели молча, напустив на лица угрюмство. Первым решил высказаться Эйвинд, не проронивший за все утро ни слова. Меня поразила здравость размышлений нашего крестьянина. На таких основательных людях и держится мир.
   — Интересную историю Темвик рассказал. Колдовством попахивает. Если б человек, ехавший с господами гвардейцами, был просто на государя Конана похож, тогда все понятно. Может, ошибка вышла. Может, еще что. Но не бывает так, что двойник и шрамы одинаковые себе заимел.
   — Если Ринга выглядела беспечной и довольной, — проронил Мораддин. — Значит, была уверена в истинности облика своего спутника. Она несколько десятилетий работает на нашу тайную службу и умеет различать любые подвохи.
   — Выходит, она уехала с настоящим Конаном, — судорожно рассмеялся киммериец. — А кто тогда я?
   — Самозванец, — прыснул в кулак Хальк. — Какое наказание положено за самозванство в Аквилонии?
   — Повешение, — авторитетно ответил король. — В особо тяжких случаях — колесование. Мне Публио объяснял.
   — Повешение? — ерник-библиотекарь был неутомим. — Отлично! Мы сбегаем и купим тебе веревку, а удавишься самостоятельно. Остальным придется тоже повеситься, как сообщникам. Представляете картину? Болтаемся эдак в рядочек…
   — Трепло, — устало махнул рукой Конан. — И вообще молчи. Ты умер.
   — Се речет глас истины из Царства Мертвых, — провозгласил Хальк, наполняя кружку, — так давайте же выпьем за вечную жизнь! Слушайте, почему вы все такие пасмурные? Еще далеко не все потеряно! Документы у нас настоящие, король тоже вряд ли является подделкой — гляньте, как пиво хлещет! Так один лишь Конан Канах может. Приедем в столицу и все выясним.
   — Есть возражение, — отмолвил Тотлант. — Мы можем попросту не доехать до Тарантии. Мне очень не нравится эта история. Либо этот человек — суть двойник, причем отлично рассчитавший время и место появления, а также свои дальнейшие действия, либо… Эйвинд правильно сказал — попахивает колдовством. Фантом? Демон, принявший обличье короля? Я знаком с подобными фокусами.
   — Нет, нет, — замотал головой Темвик. — Я бы почувствовал. Тот Конан был самым обычным человеком. От него даже пахло точно также, как от этого, — оборотень ткнул пальцем в киммерийца. — Он был… Не знаю, как сказать. Естественным, вот! Я не могу поверить, что существуют два человека, настолько похожих друг на друга.
   — Напрашивается самая разумная мысль, — хмыкнул стигийский волшебник. — Конан попросту морочит всем нам головы. Затеял любовную интрижку с госпожой графиней, а теперь отмазывается.
   Встрял пьянеющий на глазах Мораддин:
   — Конан, ты мерзавец! Куда ты дел мою жену? И вообще — вы все сговорились, да?
   Далее все покатилось по накатанной колее. Мешая красное вино и пиво, мы строили различные предположения насчет появления двойника Конана, закидывали вопросами изрядно подуставшего от наших занудств Темвика и, разумеется, очень быстро напились. Когда Темвик вдруг упомянул о Небесной горе, Конан вознамерился рассказать оборотню о наших приключениях в граскаальском царстве. Так как государь Аквилонский резко повысил голос (пиво виновато), вокруг стола начали собираться другие посетители. По трактиру пробежал слушок, будто приехал сам Стефан Король Историй и рассказывает очередную страшную повесть. Мы не стали разуверять приказчиков, аквилонских негоциантов и немедийских солдат в их заблуждении, а Хальк обнаглел до того, что взял свою меховую шапку и начал собирать деньги с благодарных слушателей. Серебро так и звенело.
   Кстати, я еще не рассказывал о том, что с нами произошло в Граскаале? Сразу после обвала? Помните, мы с Хальком обнаружили жутковатую пещеру с прозрачными гробами, в одном из которых находился вполне живой Эйвинд? Мы-то думали, он погиб в катакомбах Ивелина! Если не возражаете, я коротко обрисую вам ситуацию, в которой мы оказались незадолго до разрушения Небесной горы.
 
   Я уже говорил, что Конана, Мораддина, Фрама и Тотланта отрезало обвалом породы от Бесконечной лестницы и других выходов наверх, на поверхность. К счастью, мы с Хальком и страшноватым по виду зубастым зверем, называемым гномами «элайном», успели проскочить в боковой коридор до того, как сработали огненные шарики, сотворенные стигийцем. Когда волшебное пламя разрушило своды зала, над которым нависал бок Небесной горы, произошло небольшое землетрясение, потолки катакомб не выдержали и кое-где рухнули.
   Я и аквилонец очутились в очень древнем, запыленном коридоре. Потом увидели свет. Мертвенный, голубовато-синий, будто от гнилушек. Войдя в круглую комнату, мы нашли девять длинных стеклянных гробов, вызволили Эйвинда, непонятно какой силой перенесенного из Аквилонии аж в сам Граскааль, и побежали дальше.
   Скорее всего, Небесная гора к этому времени уже начала плавиться, опустившись в озеро раскаленного камня. Мы хотели выбраться на поверхность, как можно быстрее попасть в Хезер (это крупный поселок, расположенный за перевалом, отделяющим главный хребет Граскааля от населенных равнин Пограничного королевства) и привести обитавших там гномов. Хальк был уверен, что подгорные карлики помогут нам раскопать завал и спасти попавших в ловушку друзей.
   …Когда мы спустя несколько дней вернулись в Вольфгард, я купил на рынке поросенка, приволок его в храм Иштар и принес в жертву моей любимой богине. Все-таки Иштар помогает не только влюбленным мужчине и женщине, но и всем верным друзьям. Плотская любовь для богини — лишь одно из проявлений ее благодетелей.