Я не спеша двинулся в путь. Дорога отсюда до Иценки, маленького городишки, возле которого в каньоне спрятан модуль, будет нелёгкой, но я надеялся за неделю её преодолеть. До утра мне ещё нужно было придумать, как обеспечить себя некоторыми вещами первой необходимости. Но это меня не очень-то волновало: после успешного выступления в середине своей жизни в роли человека-мухи украсть пару ботинок вряд ли представит для меня какую-либо трудность.
   Фостер стартовал к себе домой три года назад по местному времени, хотя там, на борту корабля, прошло, наверное, всего несколько недель. Мой спасательный модуль был карликом по сравнению с кораблём-маткой, на котором он летел, но обладал хорошим запасом скорости. Мне бы только добраться до своего судёнышка… тогда я смогу чуток оторваться от этих плохих мальчишек, против которых взбунтовался.
   Я использовал для маскировки модуля лучшую систему камуфляжа из тех, что знал. Полудикие местные носильщики, которые выгружали мои валлонианские сокровища и несли их через пустыню к ближайшей железнодорожной станции, были не из болтливых. Если ребята генерала Смейла и прослышали о модуле, то мои аборигены вряд ли что-либо к этому прибавили. Ну, а если всё-таки что-то сказали, то решать эту проблему будем тогда, когда доберёмся до места. В моем уравнении ещё оставалось несколько “если”, но в такого рода арифметике я становился все сильней и сильней.

ГЛАВА XIII

   Из предосторожности я пробрался в модуль глубокой ночью. Хотя я мог и не таиться: корабль с опечатанным люком был в том же состоянии, в каком я его оставил. За исключением, может быть, того, что маскировочные сети превратились за это время в лохмотья. Не знаю почему, но команда Смейла так и не смогла найти его. Будет над чем подумать, когда я отлечу от Земли достаточно далеко.
   Мне долго пришлось добираться от Лимы до каньона, но, к счастью, все прошло гладко. Я махнул своё платиновое кольцо на старенький пистолет 33-го калибра, который мне так и на пригодился. В одной из лежащих на моем пути деревень по разбитому приёмнику в убогом баре мне удалось услышать последние известия. Но о штурме острова или о моем побеге не упоминалось. Обе стороны явно хотели утаить происшедшее, сделать вид, что ничего не случилось.
   В Иценке я зашёл на почту и получил посылку с копией памяти Фостера, которую выслала мне Маргарета. Проверяя, не перехватили ли холуи дядюшки Сэма посылку и не подменили ли в ней мою морковку, я почувствовал, как что-то трётся о мою щиколотку. Я посмотрел вниз и увидел серо-белую кошку, умеренно грязную и явно голодную. Не знаю, то ли накануне ночью я попал в заросли кошачьей мяты, то ли ей просто понравилось, как я почесал у неё за ухом, но она последовала за мной из города прямо в каменистую пустыню. До самого модуля она не отставала, а большую часть времени даже бежала впереди меня. И первой прыгнула на борт.
   Я не стал тратить времени на формальности. Когда-то давно я “прослушал” инструкции по управлению этим модулем, даже не подозревая, что в один прекрасный день мне придётся воспользоваться этими сведениями, чтобы поднять его в космос. Оказавшись в модуле 5я сразу же бросился к ручкам управления, и корабль выписал в воздухе такую загогулину, что в Вашингтоне, наверное, себе пальцы отдавили, тыкая вкнопки пожарной связи с Москвой.
   Я не знал, сколько недель или даже месяцев чистого досуга ожидает меня сейчас. Но было ясно, что времени хватит и для детального обследования модуля, и на текущие дела; я успею ещё проанализировать в подробностях обе мои памяти и разработать план своих действий после прибытия в мир Фостера, на Валлон. Но прежде всего я должен увидеть зрелище, которое давалось только для меня и только один раз: вызывающий чувство священного трепета вид удаляющейся Земли.
   Я упал в кресло напротив экрана и щелчком тумблера вызвал появление на нём большого светящегося клубка шерсти, который был моей родной планетой. Я надеялся б последний раз увидеть свой остров, но мне это не удалось. Весь шар был укутан покрывалом облаков, местами тонким, но всё-таки сплошным. Зато луна красовалась во всем своём блеске — круг эдамского сыра с характерными признаками рокфора. Около четверти часа я следил, как она разрасталась, заполняя собой весь экран. Мне стало неуютно от такого близкого соседства. Я сбросил с коленей свою полосатую спутницу и покрутил ручки. Мёртвая планета пронеслась по экрану мимо меня. На короткое мгновение я увидел синие кратеры, похожие на остатки лопнувших пузырей, которые слились в глаза, рот и оспины презрительно отворачивающегося от меня лица. Потом черты родной мне планеты стали уменьшаться и пропали навсегда.
   Оснащение модуля было рассчитано на любые ситуации, так что я без труда нашёл себе удобное жилое помещение. Кнопка на панели в наблюдательной рубке обеспечивала доступ к большим запасам продовольствия. Насколько я понял, моему предшественнику со стоматологическими украшениями на шее обнаружить эту хитрость не удалось. За время своего первого самостоятельного полёта на Землю и в ходе посещений модуля в сухом доке с целью пополнения запаса пользующихся спросом безделушек, я освоил большинство из имеющихся на борту удобств. Поэтому без труда сделал себе роскошную горячую ванну из рециркулированной воды, после чего вытерся одноразовым полотенцем, смоченным ароматизированным веществом, покормил кошку и поел сам и улёгся поспать недельки на две.
   К началу третьей недели я достаточно хорошо выспался и отдохнул. Следы моих недавних схваток с тем, что у нас считалось законом, стёрлись. Я уже перестал жалеть об игрушках, которые бросил на острове, о деньгах в банках Лимы и Швейцарии и даже о Маргарете. Я направлялся в другой мир, и тащить с собой туда старые привязанности не имело смысла.
   Я начал осознавать, что кошка моя была настоящим божьим даром. Я нарёк её Иценкой — по названию городишка, где она меня усыновила, и часами разговаривал с ней. Для меня всегда существовала едва ощутимая разница между разговором с самим собой и беседой с кем-то другим. Первый через несколько дней начинает надоедать, вторую же можно вести до бесконечности. Поэтому в ходе нашего путешествия Иц часто выступала в роли слушателя.
   — Иц, — спрашивал я её, — где бы ты хотела расположить свой ящик с песком? Здесь, прямо перед экраном телевизора? Ну что ж, можно, сейчас здесь будет полный покой, ведь мы вышли за пределы солнечной системы. Теперь это место — полностью в твоём распоряжении.
   — Нет, — сказала Иценка кокетливым взмахом хвоста и зашла за стойку с ящиками, которую я так и не успел полностью опустошить на Земле.
   Я вытащил оттуда один ящик с барахлом и заменил его ящиком с песком, к которому Иценка тут же потеряла интерес. Она впрыгнула на ящик с моим хламом, и тот упал со скамейки, усеяв весь пол мелкими предметами из хаффа и металла.
   — Вернись сюда, негодница, — сказал я, — и помоги мне собрать этот мусор.
   Но Иц погналась за тускло-серебристым предметом, который продолжал ещё катиться. Я быстро настиг её и выхватил из-под носа этот цилиндр. Вся возня резко прекратилась: штуковина была чьей-то памятью.
   Я уселся на скамеечку, чтобы обследовать цилиндр; пульс учащённо забился в предвкушении новой валлонианской загадки.
   — Откуда, черт подери, он мог взяться, кошка? — спросил я.
   Иц прыгнула мне на колени и ткнулась в него носом. Я попытался мысленно вернуться на три года назад, к тем дням, когда загружал модуль своими трофеями в таком количестве, какое только он способен был поднять и доставить на Землю.
   — Послушай, Иц, нам нужно хорошенько постараться вспомнить. Итак, в комнате для регистрации памяти, где мы обнаружили три скелета, была целая полка с пустышками… А, я вспомнил! Я вытащил этот цилиндр из регистратора. Значит, он был записан, но ещё не помечен цветовым кодом. Я показывал его Фостеру, когда тот искал свою собственную копию. Фостер не знал, что ж вытащил этот цилиндр из регистратора и посчитал его пустым. Бьюсь об заклад, кто-то здесь записал чью-то память, но бросил в спешке, не успев нанести цветовой код и соответствующим образом зарегистрировать.
   — С другой стороны, это может быть пустышка, которую только вставили в аппарат, как кто-то ворвался туда и… Стоп, а что рассказывал Фостер… о том, как он очнулся черт знает сколько веков назад среди кучи свежих трупов? Он оказал первую помощь какому-то валлонианину, которая включала копирование всей памяти…
   — Ты представляешь, что у меня в руках, Иц?
   Она вопросительно посмотрела на меня.
   — Это всё, что осталось от того парня, которого похоронил Фостер… от его друга по имени Аммэрлн. То, что записано внутри этого цилиндра, когда-то находилось под черепом старого грешника. Все же парень не так уж мёртв. Спорю, его семья немало заплатит за эту копию — да ещё и с благодарностью. Цилиндр может оказаться хорошим подспорьем на чёрный день в случае, если я уж очень буду голодать на Валлоне.
   Я поднялся, пересёк в сопровождении Иц комнату, подошёл к кушетке, на которой спал, и сунул цилиндр в ящик тумбочки, где уже лежала память Фостера.
   — Интересно, как там поживает Фостер без своего прошлого, Иц? Он заявил, что вот это — всего лишь копия, а оригинал хранится в Окк-Хамилоте. Но ни один из прослушанных мною стержней не упоминал о копировании памяти. Наверное, Фостер является важной шишкой, если может пользоваться такой службой.
   Вдруг я обратил внимание на раскраску лежавшего в ящике цилиндра с памятью Фостера:
   — Вот это да! Это же королевские цвета!
   Я с размаха уселся на постель:
   — Иценка, старушка, похоже, мы войдём сразу в высшие слои валлонианского общества. Ведь мы имели дело с представителем валлонианской аристократии!
 
   В последующие дни я снова и снова пытался связаться с Фостером посредством коммуникатора… но безрезультатно. Я стал размышлять над тем, как найти его среди миллионов других людей на чужой для меня планете. Наилучшим вариантом было бы осесть где-нибудь на Валлоне, а потом уже начинать наводить справки.
   Как ни в чём ни бывало, я прикинусь валлонианином, который путешествовал в течение нескольких сот лет, — для них это дало привычное. Вести себя придётся осторожно, не раскрывая карт, пока полностью не выяснится вся обстановка. После того, как я прослушал столько памяток, думаю, это не будет представлять для меня особого труда. Да, своё прошлое придётся держать при себе: вдруг на Валлоне нелегальных иммигрантов любят столь же нежно, как и у меня дома.
   Мне нужно будет другое имя. Я обдумал несколько вариантов и остановился на имени “Дргон” — оно было так же непроизносимо, как и любое другое валлонианское имя.
   Я обследовал стандартный гардероб, который существует на непредвиденный случай на всех спасательных модулях кораблей дальнего следования. В нем было все: от костюма типа эскимосской парки на меху для прогулок на планетах, подобных Плутону, до надувных комбинезонов из чистого шелка с индивидуальным кондиционированием для использования на Венере. Среди всего разнообразия был набор одежд, напоминающих древнегреческие. Когда Фостер покидал Валлон, они были там последним криком моды. Судя по внешнему виду, эта одежда была удобной. Я выбрал одно одеяние неброских тонов и принялся кромсать и перешивать его, чтобы подогнать под свою фигуру. При первой встрече с валлонианами мне не хотелось привлекать к себе внимание плохо сидящей одеждой.
   Иценка с интересом наблюдала за мной.
   — А что же мне делать с тобой, когда мы прилетим на Валлон? — спросил я её. — Единственная кошка на планете! Может, тебе придётся согласиться на какого-нибудь иггрфна в роли хахаля? — спросил я, напрягая свою валлонианскую память. — Они ближе всего к тебе по размерам и форме… но вряд ли понравятся тебе с точки зрения своих личных качеств.
   Я закончил работу над своим новым нарядом, затем порылся в куче разного хлама, извлёк оттуда кусок хаффита — валлонианского сплава, похожего на медь и обладающего почти такой же прочностью, что и хафф, но легче поддающегося обработке. В небольшой мастерской я нашёл нужные инструменты, чтобы вырезать из него то, что нужно, а также изготовить некоторые украшения.
   — Не беспокойся, — заявил я Иц, — ты тоже сойдёшь на землю не в чём-нибудь. В моем наряде ты станешь гвоздём программы.
   Я посадил её на верстак и взялся за инструменты. Вырезав из хаффита полоску шириной в дюйм, я согнул её в кольцо и снабдил застёжкой. Остаток вечера после неторопливого ужина я провёл, пытаясь выгравировать на новом ошейнике валлонианскими закорючками имя “Иценка”. Потом я нацепил его на кошку. Она не возражала.
   — Ну вот, все готово, чтобы привести этих валлониан в такой восторг, какого они никогда в жизни не испытывали.
   Иценка замурлыкала.
   Мы прогулялись в наблюдательную рубку. Далеко впереди мигали какие-то непривычные яркие созвездия.
   — Боюсь, что до начала эксплуатации наших новых воспоминаний остаётся совсем немного времени, — заметил я.
 
   Раздался звонок тревоги, предупреждающий о сближении с другим телом. Я не отрывал глаз от экрана с изображением зелёной планеты, с одной стороны украшенной ободком белого света, исходящего от далёкого гигантского солнца, а с другой — залитой холодным свечением, отряженным от другой внешней планеты этой системы. Наше путешествие подходило к концу, но одновременно начала таять и моя уверенность. Ещё немного и я ступлю б неведомый мир, с твёрдым желанием разыскать своего старого друга Фостера и заодно ознакомиться с достопримечательностями. У меня не было паспорта, но это вряд ли могло стать причиной неприятностей. Мне следовало отодвинуть свою под чинную личность на задний план и предоставить свободу валловианским воспоминаниям. И всё-таки…
   Валлон был уже под нами: дымчатый серо-зелёный ландшафт., ярко освещённый сиянием огромной луноподобной сестринской планеты под названием Синти. Я установил посадочный монитор на столицу Валлона город Окк-Хамилот, полагая, что именно там сел Фостер и, может быть, мне удастся напасть на его след.
   Подо мной лежал город — обширная сеть залитых синим светом проспектов. Запроса со стороны системы управления движением в районе планеты не поступало. По-видимому, это было нормальным явлением: небольшой корабль, совершающий посадку в автоматическом режиме, может обойтись и без него.
   На всякий случай я ещё раз повторил основные положения своей легенды: я был Дргоном, гражданином Двух Миров, возвратившимся из дальнего путешествия, которое оказалось несколько продолжительнее обычного. Теперь мне нужны были стержни-памятки для ознакомления с событиями за время моего отсутствия. И ещё жильё. С точки зрения моей одежды — не подкопаешься; не очень беглое владение языком я мог бы объяснить тем, что долго на нём не говорил. Мои вещи, о которых я мог заявить на таможне, были: потрёпанный костюм с последней планеты, где я побывал, чудное оружие, оттуда же и зверёк, к нему я привязался.
 
   На экране уже показался посадочный круг, он словно медленно поднимался нам навстречу. Последовал мягкий толчок. Модуль замер, и открылся шлюз. Я подошёл к люку и, выглянув из неге, увидел тускло освещённый город, простирающийся до далёких холмов. Я вдохнул полной грудью восхитительный ночной воздух, приправленный давно забытым ароматом, и валлонианская моя часть испытала непередаваемое чувство, которое возникает, когда возвращаешься в родной дом.
   Я начал было прицеплять к поясу пистолет, собирать свои скудные пожитки, но потом решил отложить это до встречи с комиссией по приёму прибывающих. Я свистнул Иценке и в её сопровождении сошёл с корабля. Мы пересекли ровно подстриженную зелёную лужайку. Она светилась в лучах фонарей, укреплённых на высокой арке, от которой начиналась тропинка, плавно заворачивающая, к ярко освещённым высоким террасам. Вокруг не было ни души, Меня окружали сады и аллеи, залитые ярким сиянием Синти, с террас открывался вид на широкие проспекты… но не было ни одного человека. Я стоял у низкой стенки из полированного мрамора и размышлял, куда все могли подеваться.
   Была примерно середина ночи, которая на Валлоне длится 28 часов, но всё равно хоть какая-то деятельность должна была наблюдаться. Хотя бы в космопорту. Ведь в Окк-Хамилот должны прибывать и отправляться рейсовые корабли, частные и официальные космолёты. Должны… но, по-видимому, не этой ночью.
   Мы с кошкой пересекли террасу и прошли под широкой аркой в помещение, похожее на зал кафе. Вокруг стояли пустые низкие столики и мягкие скамейки, освещённые розовым светом с потолка. Я слышал только стук собственных подошв о полированный пол.
   Остановился и прислушался — мёртвая тишина. Не слышно даже жужжания комаров: все вредные насекомые уничтожены давным-давно. Огни сияли, столики гостеприимно ждали посетителей. Сколько же они так ждут?
   Я сел за один из них и задумался. У меня была наготове куча планов, но мне и в голову не приходило, что я окажусь в покинутом космопорту. Как же я буду наводить справки о Фостере, если и спрашивать-то некого.
   Я поднялся, пересёк безлюдный зал и через широкую аркаду вышел на лужайку. Ряд высоких деревьев, похожих ка тополя, образовывал тёмную стену по ту сторону бассейна с неподвижной водой. Ещё дальше виднелись какие-то башни, сверкали разноцветные огни. Широкий проспект плавно изгибался меж двух фонтанов и уходил вдаль к холмам. В сотне ярдов от того места, где я стоял, находилось какое-то небольшое средство передвижения, к которому я и направился.
   Оно представляло собой подобие низкого открытого автомобиля на двоих с мягкой обивкой внутри, отделанного фиолетовым орнаментом на фоне сверкающего хрома. Я сел в аппарат и принялся изучать систему управления, а Иценка тем временем вскочила на сидение радом со мной. Управление оказалось простым — по обычной рычажной схеме, где главное — ручка управления, как в самолёте. После небольших манипуляций с кнопками и рычажками лампочки на панели замигали, машина вздрогнула, приподнялась на несколько дюймов и медленно двинулась по дороге. Я пошевелил ручкой, покрутил наугад какие-то колёсики, и автомобиль направился к далёким башням. Мне не нравилась такая езда. Обычный руль и пара педалей были бы лучше. Но все же я ехал, а не шёл пешком.
 
   За два часа мы объехали весь город… но так никого и не нашли. Вид его, по сравнению с тем, который хранился в моей сверхштатной памяти, не изменился. За одним исключением: исчезли люди. Парки и бульвары были ухожены, фонтаны и бассейны сверкали, огни горели… Но не было людей. Автоматические устройства для собирания пыли и воздушные фильтры будут ещё столетиями обеспечивать чистоту, но ни одна живая душа не сможет оценить этого по достоинству. Я остановился и задумался, наблюдая за игрой цветных огней в струях водопада. Может, внутри какого-нибудь здания найдётся ключ к разгадке? Я вышел из машины я выбрал наугад одно из строений, похожее на огромный розовый кристалл. Войдя внутрь, я оказался в просторной серой пещере, залитой розовым светом. Кроме мурлыканья кошки и собственного дыхания я больше ничего не слышал.
   Я выбрал первый попавшийся коридор и пошёл по нему, минуя пустые комнаты. Все было выдержано в валлонианском стиле: стены облицованы нефритом, парчовые драпировки переливались всеми цветами радуги, ковры пламенели огнём. В одной из комнат я нашёл бархатный плащ и набросил его себе на плечи. В своей одежде я начал уже замерзать, а пребывание среди призраков далёкого прошлого меня не согревало. Мы поднялись по широкой винтовой лестнице и продолжали бродить из одной пустой комнаты в другую. Я представил себе людей, которые когда-то пользовались ими. Где они сейчас?
   В одной из комнат я обнаружил какой-то музыкальный инструмент наподобие кларнета. Я взял на нём пару нот. Его глубокий и мягкий звук эхом прокатился по пустынному коридору. Я поймал себя на мысли, что его звучание соответствует моему настроению: оно было грустным и сиротливым. Я вышел на высокую террасу, с которой открывался вид на цветущие внизу сады, облокотился на балюстраду и взглянул на блестящий диск Синти. Он давил своей громадой, по диаметру вчетверо превосходя земную луну.
   — Преодолеть такой долгий путь и ничего не найти! — пожаловался я Иценке. Она потёрлась о мою ногу и выгнула спину, словно утешая меня. Но это не помогло. После такого длительного и напряжённого ожидания я вдруг почувствовал себя таким же опустошённым, как и молчаливые залы здания.
   Я сел на балюстраду, опёрся спиной о полированную розовую стену, вытащил кларнет и взял несколько грустных нот. Того, что было когда-то, больше не существовало. Погруженный в воспоминания, я начал играть “Павану для мёртвой принцессы”и почувствовал безысходную ностальгию по славе, которая так ко мне и не пришла…
   Я закончил играть и, услышав в тишине какой-то звук, поднял голову. Из тени вышли четверо высоких мужчин в серых плащах и направились ко мне.
 
   Я уронил кларнет, вскочил на ноги и попытался было отступить, но упёрся спиной в балюстраду. Четвёрка растянулась, охватывая меня с боков. Возглавлявший их человек поиграл короткой дубинкой весьма угрожающего вида и заговорил со мной… на непонятном языке. Я растерянно захлопал ресницами, пытаясь придумать в ответ что-нибудь остроумное.
   Он щёлкнул пальцами — двое других подошли и схватили меня за руки. Сжав кулаки я попытался вырваться, но тут же успокоился: ведь я был всего-навсего туристом по имени Дргон. К сожалению, я ещё не успел разжать кулак, их старший взмахнул дубинкой и врезал мне по предплечью. Я закричал, попытался отскочить назад, но обнаружил, что меня держат. Рука онемела до самого плеча. Я попытался пустить в ход ноги, но быстро пожалел и об этом: под плащами у них оказались доспехи. Обладатель дубинки что-то буркнул и указал на кошку…
   Мне пора было образумиться. Я расслабился и стал уговаривать своё alter ego выйти на авансцену. Я прислушался к ритму речи — то был валлонианский язык, сильно искажённый временем, но всё-таки достаточно понятный.
   — …музыкант будет Властителем! — произнёс один из них.
   Взрыв смеха.
   — Ты чей, волынщик? Под чьими знамёнами?
   Я немыслимо изогнул язык и попытался воспроизвести те звуки, которые они издавали. Их речь казалась мне грубым коверканьем привычного мне валлонианского языка. С грехом пополам мне удалось выдавить:
   — Я… гражданин… Валлона.
   — Беспризорный пёс? — Их старший поиграл дубинкой, бросив на меня свирепый взгляд.
   — Я долго… путешествовал, — произнёс я, заикаясь. — И прошу… памятки… и ещё… жильё.
   — Будет тебе жильё, — усмехнулся он. — В Рат-Галлионе, в бараке для челяди.
   По его знаку на моих запястьях защёлкнулись наручники.
   Он повернулся и неслышно пошёл вперёд. Остальные последовали за ним, толкая меня перед собой. Оглянувшись через плечо, я заметил, как за балюстрадой мелькнул и пропал хвост моей кошки. Снаружи на лужайке нас ожидал какой-то длинный серый аппарат. Они затолкали меня на заднее сиденье и уселись сами. Аппарат поднялся вверх и домчался по воздуху над пологами холмами, позволив мне в последний раз взглянуть на шпили Охк-Хамилота.
   Во время нашей возни я потерял где-то свой плащ и сейчас дрожал от холода. Я прислушался к разговору своих конвойных, но от того, что я услышал, мне лучше не стало. Соединяющая наручники цепочка непрерывно звякала между запястьями. Я понял, что с этого момента мне придётся часто слышать подобную музыку. Совсем недавно у меня было идеалистическое желание влиться в новый мир, найти своё место в его обществе. И вот я нашёл себе такое место, с гарантированной занятостью.
   Я стал рабом.

ГЛАВА XIV

   Той ночью в Рат-Галлионе был пир. Я торопливо глотал на кухне свой суп, мысленно повторяя те мелодии, которые мне предстояло сегодня исполнять. Я жил в Имении всего несколько недель, но уже успел стать любимым волынщиком Властителя Гоупа. Если так пойдёт и дальше, то скоро у меня будет отдельная клеть в бараке для рабов.
   Ко мне подошёл кондитер Сайм.
   — Сыграй нам что-нибудь весёлое, Дргон, — попросил он, — а я дам тебе за это горшок сахарной глазури.
   — С радостью, добрый Сайм, — согласился я.
   Я доел суп и вытащил кларнет. Я перепробовал здесь с полдюжины странных инструментов, но этот нравился мне больше всех.
   — Что вы желаете?
   — Одну из этих чужеземных мелодий, которые ты выучил во время своих дальних странствий, — подал голос Кагу, телохранитель.
   Я заиграл “Польку у бочонка пива”, а когда закончил, все принялись стучать по столу и одобрительно кричать, а я получил свой горшок сладостей.
   Сайм стоял рядом и наблюдая, как я выскребаю остатки глазури.
   — А почему ты не претендуешь на место Первого Волынщика, Дргон? — спросил он. — Все в восторге от твоей музыки. Ты мог бы стать свободным гражданином и сидеть с нами в кухне почти как равный.
   Я выскреб начисто горшок, отставил его в сторону и облизал пальцы:
   — Я бы с радостью стал равным такому кондитеру, как вы, добрый Сайм. Но что может сделать раб-волынщик?
   Сайм подмигнул мне:
   — Ты можешь бросить вызов Первому Волынщику.
   Никто не посмеет отрицать, что ты превосходишь его во всем, кроме титула. За исход Суда нечего беспокоиться: ты победишь с триумфом. — Он обвёл взглядом кухонную прислугу. — Не так ли, добрые люди?