— Ручаюсь за это, — сказал повар-супник. — А если проиграешь, причитающиеся тебе плети беру на себя.
— Вы слишком отзывчивы ко мне, добрые люди, — сказал я. — Но как я могу претендовать на место другого?
Сайм замахал руками:
— Ты действительно долго странствовал. Волынщик Дргон. Разве ты не знаешь, как все это сейчас делается в нашем мире? Тебя можно принять за еретика с Синти.
— Как я вам уже рассказывал-, добрые люди, в пору моей молодости все люди были свободны, а в Окк-Хамилоте правил Великий Король…
— Говорить об этом грешно, — тихо произнёс Сайм. — Только Властители знают свои прошлые жизни… хотя я слыхал, что раньше, давным-давно, рабов не было, и каждый человек записывал все свои жизни и хранил это. Я не спрашиваю, как тебе удалось узнать своё прошлое, и прошу тебя не упоминать об этом. Властитель Гоуп — ревностный хозяин… хотя и чрезвычайно великодушный и почитаемый всеми господин, — добавил он, поспешно озираясь по сторонам.
— Хорошо, я не буду говорить об этом, добрый Сайм, — ответил я. — Но я был так далеко. У вас даже речь изменилась, и теперь, чтобы говорить, мне приходится поистине ломать свой язык. Расскажите мне, что к чему.
Сайм надул щёки и нахмурился.
— Я даже не знаю, с чего начать, — сказал он. — Все вокруг принадлежит Властителям… как и должно быть.
Он обвёл присутствующих взглядом в ожидании подтверждения своих слов. Все закивали головами.
— Люди низких ремёсел являются такой же собственностью. И правильно. Иначе бы они поумирали с голоду, как беспризорная скотина… если, конечно, прежде не попали бы в руки Серых. — Он перекрестился и сплюнул. Остальные последовали его примеру.
— Ну, а те, кто владеет благородными ремёслами, являются свободными людьми, и каждый получает столько, сколько приличествует его способностям. Вот я — Первый Кондитер моего господина Гоупа — занимаю это положение потому, что никто другой не может сравниться со мной в моем искусстве. — Он свирепо огляделся, чтобы убедиться, что никто не оспаривает его слов. — И так обстоят дела со всеми нами.
— А если какой холуй претендует на место любого из нас, — вставил Кагу, — он должен предстать перед Судом.
— И тогда, — продолжил Сайм, теребя свой фартук, — этот выскочка должен состязаться со мной в кондитерском мастерстве, а судьи оценят результаты. Тот, кто побеждает, становится Первым Кондитером, а проигравший получает дюжину плетей за свою дерзость.
— Не бойся, Дргон, — заговорил Кагу. — Место Первого Волынщика стоит всего лишь пять плетей. Ниже его среди свободных людей стоит только учитель. К тому же, добрый супник обещал принять твои плети на себя.
За дверью раздался крик. Я схватил свой кларнет и стал пробираться за пажем. Я уже знал: Властитель Гоуп не любит ждать своих рабов-волынщиков. Я увидел его восседающим на своём месте и принялся ещё энергичнее прокладывать себе дорогу к специально предназначенному пятачку внутри огромного круга, составленного из заваленных яствами столов. Первый Волынщик уже успел выжать из своего похожего на настоящую волынку инструмента шумный поток диссонирующих звуков. Он был тощий и косоглазый, любил помыкать рабами-волынщиками. Глядя, как он выделывает ногами какие-то сложные кренделя жтискает свои разноцветные пузыри, я поморщился от производимого им верещания.
Властитель Гоуп схватил тяжёлую бронзовую кружку и, приподнявшись, швырнул ею в Первого Волынщика. Тот вовремя заметил опасность и уклонился. Кружка подала в раздутый жёлтый с зелёными кисточками мех волынки, который лопнул с каким-то блеянием.
— Такой же милый звук, как; м те, что ты издавал здесь весь вечер, — взревел Властитель Гоуп. — Сгинь! Или ты хочешь накликать на нас дьявола с холмов?..
Он перевёл взгляд на меня.
— А вот и Дргон… или Диген! — воскликнул он. — Вот кто настоящий волынщик! Сыграй что-нибудь хорошее, Дргон, чтобы очистить воздух от звуков последнего музыканта, пока не скисло вино.
Я низко поклонился, облизнул губы и заиграл “Пляску в час ночи”. Судя по реву, который поднялся, когда я закончил, им очень понравилось. Потом я сыграл “Маленький коричневый горшочек”и “Нитку жемчуга”.Гоуп грохнул кулаком по столу, и все вокруг умолкли.
— Клянусь, — взревел он, — это редчайший раб во всем Рат-Галлионе! Не будь он рабом, явыпил бы за его здоровье.
— Если Властитель мне позволит… — произнёс я.
Гоуп внимательно посмотрел на меня и снисходительно кивнул:
— Говори, Дргон.
— Я прошу для себя место Первого Волынщика, Я…
Раздались громкие возгласы. Гоуп широко улыбнулся.
— Да будет так! — произнёс он. — Будем голосовать? Или, прежде чем объявим нашего доброго Дагрона Первым Волынщиком, пусть на нас ещё раз прольются эти омерзительные звуки из пузырей?
— Провозгласим так! — крикнул кто-то.
— Но ведь должен быть суд… — с сомнением произнёс другой.
Гоуп хлопнул огромной ладонью по столу:
— Первого Волынщика Иылка — ко мне! Со всеми его жалкими бурдюками!
В зале, нервно перебирая меха, вновь появился волынщик.
— Место Первого Волынщика объявляется свободным! — громко провозгласил Гоуп.
Тот непроизвольно нажал на розовый пузырь, который испустил писклявый звук.
— …так как бывший Первый Волынщик получает повышение и новый титул, — продолжал Гоуп. Блеяние синего пузыря утонуло в криках и приветственных возгласах.
— Эти бурдюки продырявить! — крикнул Гоуп. — Я навсегда запрещаю их отвратительный визг в Рат-Галлионе. И пусть все знают: этот бывший волынщик — отныне Первый Шут моего двора. И пусть он носит проколотые пузыри как символ своей новой должности.
Раздался взрыв смеха, радостные возгласы, свист. Добровольцы бросились разрывать цветные меха — коротко фыркнув, те безжизненно обвисли. Раб-шут привязал разорванный инструмент к голове бывшего волынщика.
Я заиграл “Мэрзи Доутс”, и бывший волынщик робко приступил к своим новым обязанностям. Властитель Гоуп хохотал во все горло. Потом я стал наигрывать “Дипси Дудл”, а новый шут, ободрённый успехом, принялся скакать и гримасничать, выделывать коленца и важно надуваться, тряся обрывками пузырей на голове. Толпа смеялась до едгз.
— Это великий день в Рат-Галлионе! — воскликнул Гоуп. — Кладусь рогами морского дьявола, сегодня я заполучил сразу и принца волынщиков и короля дураков! Я возвожу их в ранг десяти плетей, и отныне каждый из них будет иметь своё место за моим столом!
Мы с шутом исполнили ещё три номера, после чего Гоуп наконец разрешил нам втиснуться в свободное пространство между пирующими на жёсткой скамье у дальнего конца стола. Прислуживающий раб поставил перед нами две полные тарелки.
— Молодец, добрый Дргон, — шепнул он мне. — Не забывай нас, рабов, на своём новом почётном месте.
— Не беспокойся, — ответил я, вдыхая аромат большого куска жареной говядины, — каждую ночь до восхода Синти я буду украдкой приходить к вам, чтобы перекусить.
Я осмотрел примитивно украшенный зал, глядя на все уже новыми глазами. Нет ничего лучшего небольшой порции рабства, чтобы дать человеку прочувствовать, что такое самая скромная свобода.
Все, что, как мне казалось, я знал о Валлоне, на самом деле было ошибочным. Прошедшие века все изменили, и далеко не в лучшую сторону. Старое общество, которое знал Фостер, умерло и было давно похоронено. Старые дворцы и виллы были покинуты, космопорты — заброшены. Прежняя система записи памяти, о которой поведал мне Фостер, была утеряна и забыта. Я не знал, какой катаклизм мог ввергнуть этот центр галактической империи в феодализм, — но это произошло.
До сих пор я не обнаружил ни единого следа Фостера. В ответ на мои вопросы я видел только недоуменные взгляды. Может, с Фостером в космосе произошёл несчастный случай, и он так сюда и не добрался? А может, он сейчас где-нибудь на противоположной стороне планеты? Валлон был большим, а связь на нём практически отсутствовала. А может, Фостер умер? Я мог прожить здесь долгую жизнь, но так и не найти ответов на эти вопросы.
Мне вспомнилось разочарование, которое я испытал той ночью в Окк-Хамилоте, когда рухнули все мои иллюзии. Представляю, насколько тяжелее было видеть это Фостеру, когда он вернулся на Валлон… если он вообще его достиг. Сейчас мы с ним были в одинаковом положении: с одной стороны наши воспоминания о прежнем Баллоне, с другой — безотрадная картина нового Валлона, дающая множество причин для горького разочарования.
А память Фостера, которую я ради смеха привёз ему в подарок! Теперь, когда хранилища в Окк-Хамилоте были опечатаны и объявления запретными, она превратилась из абсолютно бесполезной копии легкодоступного оригинала в вещь, которая имела для Фостера величайшую ценность. Но на всей планете не осталось ни одного аппарата, чтобы воспроизвести её.
Вообще-то я все ещё имел намерение отыскать Фостера, даже если понадобится…
Властитель Гоуп начал напевать про себя, громко и фальшиво. Я знал, что это означает, и приготовился играть. Быть Первым Волынщиком, по всей видимости, не так уж просто, но, по крайней мере, я больше не был рабом. Мне предстоял ещё долгий путь, но я уже начал продвигаться вперёд.
Мы хорошо поладили с Властителем Гоупом, Он был старым хитрым волком, и ему очень нравилось иметь у себя такого необычного волынщика. Он узнал от Серых, — независимых стражей порядка, — что я приземлился в заброшенном порту, и вскользь намекнул мне, чтобы я не произносил ни слова о том, что знал о прежних временах на Валлоне. На всю эту тему было наложено табу, особенно на сведения о старой столице и королевских дворцах. Неудивительно, что моё появление там не замедлило привлечь ко мне Серых.
Я сопровождал Гоупа повсюду, куда бы он ни ехал в воздушном или наземном аппарате или речной барже. Вокруг ещё сохранилось полным-полно транспортных средств, хотя, казалось, немногие знали, как ими пользоваться, даже при их простоте в управлении. Воздушные аппараты были более практичными, так как не требовали наличия дорог, но Гоуп почему-то предпочитал наземные машины. Мне казалось, что ему нравится ощущение, которое испытываешь, мчась на скорости 90 или 100 миль в час по одной из идеально сохранившихся дорог, которые раньше использовались как обычные прогулочные маршруты.
Однажды, через несколько месяцев после моего, назначения, я заглянул на кухню. Мы должны были отправляться с Властителем Гоупом и его обычной свитой в Барп-Пондероне — большое имение в сотне миль к северу от Рат-Галлионе в сторону Окк-Хамилота, Сайм и мои старые друзья собрали мне сытный обед и предупредили, что путешествие предстоит не из лёгких. Участок дороги, по которому мы собрались ехать, был любимым местом дорожных пиратов.
— Никак не могу понять, — удивился я, — почему Гоуп не поставит на машину пару пулемётов, чтобы прокладывать себе путь среди разбойников. Всякий раз, как он уезжает из своего имения, он рискует жизнью.
Мои собеседники были шокированы.
— Даже пиратствующий сброд не посмеет и думать о том, чтобы лишить человека всех его жизней, добрый Дргон, — сказал Сайм. — Все Властители, ближние и дальние, объединяются для охоты за этими негодяями. Те, в свою очередь, нападают на своих охотников. Но никто из них не опускаете” так низко, чтобы отбирать у другого его жизни.
— Сами корсары прекрасно знают, что в следующей жизни они могут оказаться обычными людьми или даже рабами 5— вставил Первый Виночерпий. — Знаешь, добрый Дргон. когда члена пиратской шайки ожидает Переход, сообщники отводят его в одно из имений, где он позже сможет найти своё место…
— А как часто происходит этот Переход?
— О, сроки бывают самые разные. Известно, что некоторые люди, обладающие большой физической силой и духовной стойкостью, живут без Перехода по 300—400 лет. Обычным человек — 80—100 лет. — Сайм на мгновение умолк. — Может быть, меньше. Жизнь, полная тяжёлого труда и лишений, старит быстрее, чем спокойствие м уединение. Намного могут сократить срок одной жизни необычные превратности судьбы. Мой кузен заблудился в Великой Каменной Пустыне в южном полушарии и бродил там три недели, не имея кроме бурдюка с вином на еды, ни питья. Так вот, Переход с ним случался всего через четырнадцать лет. Когда он нашёлся, его лицо было в морщинах, а волосы — седые, что обычно предвещает Переход. И вскоре он действительно впал в обморок и проспал целые сутки. А когда очнулся, то был уже новым человеком, молодым и не имеющим представления абсолютно ни о чём.
— А вы ему не сказали, кем он был?
— Нет.
Сейм понизил голос:
— Властитель Гоуп, добрый Дргон, очень благоволит к тебе, и ты это заслужил. Но всё-таки есть вещи, говорить о которых не пристало…
— Новый человек получает какое-нибудь имя и начинает изучать то ремесло, на которое способен, — вставил мясник. — И благодаря своему мастерству он может подняться… ну, например, как ты, добрый Дргон.
— А у вас остались регистраторы памяти? Или стержни-памятки? — упорствовал я. — Такие маленькие чернью палочки. Прислоняешь их к голове и…
Сайм сделал неопределённый жест:
— Я слыхал об этих волшебных палочках. Это запретные остатки Чёрного Искусства…
— Чушь, — сказал а. — Ты что, веришь в магию, Сайм? Эти стержни — всего лишь результат научных достижений твоего народа. Как же вы могли утерять все знания о своём собственном прошлом?..
Сайм поднял руки в смятении:
— Добрый Дргон, не втягивай нас в эти разговоры! Обсуждать такие вещи запрещено.
— Ну, ладно, ребята. Что-то я стал чересчур любопытным.
Я вышел из дома и сел в машину, ожидая Властителя Гоупа. Пытаться узнать что-либо о прошлом Валлона было примерно то же, что расспрашивать эскимоса о Великом пути в Азию, — никто абсолютно ничего не знал.
Но я всё-таки сформулировал несколько предположений. Согласно моей гипотезе, какой-то внезапный социальный катаклизм разрушил систему сохранения личности через регистрацию памяти, которая обеспечивала непрерывность культуры. Валлонианское общество, в основе которого лежало сохранение памяти с помощью технических средств, постепенно распалось. Валлон вернулся б феодализм, повторяющий тот древний социальный уклад, который существовал здесь 50 тысяч лет назад, до создания техники регистрации памяти.
Люди стекались к имениям в поисках зашиты от реальных или воображаемых опасностей и сторонились отдельно расположенных старых вилл и городов, которые стали для них табу. Они ничего не знали ни о космических полётах, ни о своей древней истории. И, подобно Сайму, не имели ни малейшего желания говорить об этом.
Может, в крупном имении вроде Бар-Пондероне мне больше повезёт в моем расследовании. Поэтому я с нетерпением ждал поездки. Рат-Галллоя не позволял мне развернуться. Это было небольшое бедное имение, занимающее всего двадцать квадратных миль с полудюжиной деревень, населённых крестьянами и ремесленниками, и с большим домом Властителя Гоупа. Я облазил уже все имение — больше здесь делать бы но нечего.
Появился Гоуп в сопровождении Кагу и ещё двух телохранителей, четырех танцовщиц и огромной корзины с подарками. Они заняли свои места, водитель завёл двигатель и вывел тяжёлую машину на шоссе. Я почувствовал радостное возбуждение, когда машина, разгоняясь, помчалась в направлении Бар-Пондероне. Может быть, в том большом имении я узнаю что-нибудь о Фостере.
Мы ехали со скоростью 50 миль в час по извилистой горной дороге. Я сидел на переднем сидении рядом с водителем, крутя в руках кларнет и краем глаза следя за дорогой. Я заметил, что водитель сжимал ручку скорости с такой силой, что костяшки его пальцев побелели. Он вёл машину, как старая дева в подпитии — быстро и очень нервозно. В том не было его вины: большая скорость была требованием Гоупа. Я порадовался, что машина управляется автоматически, по крайней мере мы не свалимся с обрыва.
Под визг шин при неумелом и слишком быстром повороте мы преодолели закругления, и тут в четверти мили впереди я увидел другую машину. Она стояла поперёк дороги. Наш водитель ударил по тормозам.
Раздался крик сидящего сзади Властителя Гоупа:
— Пираты! Не снижай скорость, водитель.
— Но… Но, Властитель Гоуп… — Он не нашёлся, что, сказать.
— Тарань этих негодяев, если нужно! — закричал Гоуп. — Не останавливайся!
Девушки на заднем сидении завизжали от страха, лакеи запричитали. Водитель начал испуганно вращать глазами, теряя над собой контроль, но потом всё-таки стиснул зубы и потянулся, чтобы отключить автоматическую систему предупреждения столкновений и вдавить в приборную доску до отказа ручку акселератора. Я наблюдал, как мы неслись на блокирующую машину, не более секунды, потом быстро передвинулся на сидении ближе к водителю и попытался взяться за ручки управления, но тот вцепился в них намертво. Я чуть отклонился назад и съездил ему в челюсть. Он рухнул с открытым ртом и закатившимися глазами. Вести машину в таком положении было не очень удобно, но я предпочёл терпеть это неудобство, чем на скорости 90 миль врезаться в препятствие.
Машина, стоящая впереди, не шелохнулась. До неё было сто ярдов… пятьдесят… Я взял резко вправо, прижимаясь к отвесному склону. Машина пиратов быстро сдала назад, преграждая нам путь. В самый последний момент я рванул влево, проскочил в полудюйме от неё, вихрем пронёсся вдоль неровного обрыва с крутящимся к воздухе левым колесом и резко вырулил снова на середину дороги.
— Отличная работа! — воскликнул Кагу.
— Сейчас они бросятся за нами в погоню! — крикнул Гоуп. — Убийцы! Беспризорные свиньи!
Водитель открыл глаза.
— Перелазь через меня! — рявкнул я ему. Он что-то промычал, переполз на мою сторону, а я занял его место, не выпуская ручки газа и продолжая увеличивать скорость. Приближался ещё один поворот. Я бросил взгляд в зеркало заднего вида: пираты разворачивались, чтобы пуститься вслед.
— Жми! — скомандовал Гоуп. — Мы уже недалеко от Бар-Пондероне, осталось не больше пяти миль…
— Какую скорость они могут развить? — крикнул я.
— Ну, они нас обгонят в два счета, — охотно откликнулся Кагу.
— А какая дорога впереди?
— Нормальная. Сейчас спустимся с горы, и она будет прямой как стрела.
Визжа шинами, мы прошли поворот и выскочили на прямой участок. Впереди я заметил уходящее в сторону ответвление.
— А это что? — крикнул я.
— Ещё одна дорога в Бар-Пондероне. Но она очень извилиста, и по ней намного дальше.
Я сбросил скорость, немного притормозил и резко свернул в сторону. Машина рванула вверх по крутому склону и вильнула меж двух холмов.
— Ты с ума сошёл?! Может, ты с ними заодно?..
— На прямом участке у нас нет ни малейшего шанса! — крикнул я в ответ. Нам не выиграть в соревновании на скорость.
Я вовсю вертел ручкой управления, пулей проскакивая крутые зигзаги дороги. Перед глазами стремительно проносился величественный пейзаж изломанных горных пиков и холмистых долин, но мне было не до него. Сзади доносилось визжание одалисок и неразборчивые возбуждённые возгласы. Краем глаза я увидел наших преследователей, въезжавших на боковую дорогу, по которой ехали мы.
— Они могут как-нибудь нас обойти? — спросил я.
— Только если их сообщники устроили впереди засаду, — ответил Гоуп. — Но обычно эти парии действуют в одиночку.
Я без устали работал ручками управления. Машина виляла то вправо, то влево, взмывала вверх по холму, стремительно неслась вниз по крутому склону… и снова вверх. Автомобиль пиратов выскочил из-за поворота всего в нескольких сотнях ярдов за нами. Я пробежал глазами лежащую впереди дорогу по всем её изгибам, пролегающим вдоль горных склонов, и дальше через туннель до поворота, уходящего за склон следующего холма.
— Выбросите что-нибудь из машины, когда будем проезжать туннель, — закричал я. — Что-нибудь!
— Мой плащ, — крикнул в ответ Гоуп! — И корзину с подарками.
Один из лакеев застонал, девушки подхватили пример и стали визгливо причитать.
— Тихо! — взревел Гоуп. — Помогите мне. Или клянусь бородой морского дьявола, я выброшу вас вслед за этим барахлом.
Мы с рёвом влетели в туннель. Я ощутил рывок, когда сзади открылась крышка багажника. Гоуп и Кагу подняли тяжёлую корзину и выбросили её на дорогу. За ней последовал плащ, кувшин с вином, сандалии, браслеты, фрукты… Потом мы снова выскочили на солнечный свет, и я бросил машину в новый поворот. В зеркало было видно, как вслед за нами из туннеля вылетела машина пиратов. Окна её кабины закрывал удерживаемый потоком воздуха черно-жёлтый плащ Гоупа, усеянный пятнами от разбившихся в лепёшку фруктов; между колёсами волочились остатки корзины. Машина вильнула, ветер отогнул угол плаща как раз настолько, чтобы дать возможность водителю видать дорогу перед собой.
— Не везёт, — заметил я. — Впереди у нас длинный прямой участок дороги, а вся моя изобретательность уже иссякла…
Вторая машина приближалась. Я держал ручку газа у самой приборной доски, но их автомобиль был быстрее. Нас разделяла сотня ярдов, затем пятьдесят, затем они поравнялись с нами. Я незаметно сбавил скорость, чтобы дать им вырваться передними колёсами вперёд, и после этого резко вильнул. Раздался удар крыла о крыло, мы, как более лёгкие, отскочили, и я с некоторым усилием выровнял машину. Пираты снова поравнялись с нами. Бок о бок, мы мчались вниз по крутому склону со скоростью 95 миль в час…
Я притормозил, принял резко влево, ударил их по правому заднему колесу и снова выровнял машину. Они тоже тормознули — и это была их основная ошибка. Тяжёлая машина потеряла сцепление с покрытием дороги, заскользила и, утратив от этого устойчивость, медленно стала на нос, подымая тучу пыли. Остатки корзины отлетели в сторону, а машина, как мне показалось, проплыла долю секунды по воздуху и перевалилась вверх колёсами через край отвесной скалы. Теперь мы мчались вниз по склону уже одни. Впереди дорога выходила на лесистую равнину с виднеющимися в отдалении башнями Бар-Пондероне.
Раздался громкий крик. Властитель Гоуп, наклонившись вперёд, колотил меня в порыве радости по спине.
— Клянусь девятью глазами дьявола с холмов! — ревел он. — Исполнено мастерски! Принц волынщиков оказался ещё и принцем водителей. Честное слово, сегодня вечером во время пиршества в Бар-Пондероне за столом будешь сидеть рядом со мной. Я возвожу тебя в ранг ста плетей и присваиваю титул Первого Водителя.
— Ну, это был пустяк. Попробовали бы вы в пятницу, в 17.15 свернуть налево с кольцевой дороги, — сказал я, не отпуская ручки управления и пытаясь отдышаться. С моей стороны было глупостью пробовать столкнуть более тяжёлую машину, но мне всё-таки повезло. В результате я получил очередное продвижение. Дела мои шли лучше некуда.
— И никто не имеет права выдвигать обвинение в Убийстве, — продолжал Гоуп. — Не хотелось бы мне видеть такого замечательного водителя-волынщика в застенке, Я приказываю всем: никому об этом ни слова! Будем считать, что негодяи просто перестарались в своём злодеянии.
Я впервые взглянул на все это под новым углом зрения. Лишить кого-то жизни было самым немыслимым преступлением в этом мире бессмертных, поскольку, у человека отнималась не одна, а все его жизни. Преступника в качестве наказания замуровывали пожизненно… всего на одну жизнь. Но в моем случае этого было бы достаточно: запасных жизней у меня не было. То есть, Гоуп сейчас для меня был опаснее, чем любые пираты.
Жизнь здесь представляла из себя серию авантюр., и, как оказалось, тот кто больше рисковал, успешнее продвигался вперёд. Сейчас, когда удача была на моей стороне, самым разумным было использовать её на полную катушку. А осторожничать будем потом, когда везение кончится.
Первый день я провёл в Бар-Пондероне, глазея на высокие здания и ожидая увидеть Фостера, случайно столкнувшись с ним на улице. Конечно, это было всё равно, что встретить своего однокашника из школы Перт Амбой в свите афганского шаха, но я не терял надежды.
К заходу солнца я так ничего нового и не узнал. Одетый в самую модную на Баллоне накидку с оборками, я сидел со своим другом Кагу, Первым Телохранителем Властителя Гоупа, за небольшим столиком на первой террасе Дворца Веселья, самого большого пиршественного зала в Бар-Пондероне. Он был похож на ночной клуб XXI века в представлении голливудского режиссёра. На его пяти этажах было девять танцевальных площадок, внутренние бассейны, фонтаны, две тысячи столиков, музыканты, девушки, шум, цветные огни и яства, достойные того, чтобы украсить стол любого Властителя. Он оказался открыт для всех вассалов ранга 50 плетей и гостей того же звания. После жизни в захолустном Рат-Галлионе здесь для меня был рай.
Кагу был мрачным, но добродушным парнем. Его лицо было испещрено шрамами от тысяч схваток с другими телохранителями, а нос был поломан столько раз, что в профиль был почти не виден.
— И где тебе только удаётся ввязываться во все эти потасовки, Кагу? — спросил я. — Я знаю тебя уже три месяца, но до сих пор ни разу не видел от тебя ни одного серьёзного удара.
— А вот здесь! — Он улыбнулся, показывая мне свои поломанные передние зубы. — Славные местечки, эти большие имения, добрый Дргон, здесь всегда много мордобоя.
— Ты что, участвуешь в уличных драках?
— Не-а. Сюда заходят ребятишки, кучкуются, балбесничают и прочее.
— Вы слишком отзывчивы ко мне, добрые люди, — сказал я. — Но как я могу претендовать на место другого?
Сайм замахал руками:
— Ты действительно долго странствовал. Волынщик Дргон. Разве ты не знаешь, как все это сейчас делается в нашем мире? Тебя можно принять за еретика с Синти.
— Как я вам уже рассказывал-, добрые люди, в пору моей молодости все люди были свободны, а в Окк-Хамилоте правил Великий Король…
— Говорить об этом грешно, — тихо произнёс Сайм. — Только Властители знают свои прошлые жизни… хотя я слыхал, что раньше, давным-давно, рабов не было, и каждый человек записывал все свои жизни и хранил это. Я не спрашиваю, как тебе удалось узнать своё прошлое, и прошу тебя не упоминать об этом. Властитель Гоуп — ревностный хозяин… хотя и чрезвычайно великодушный и почитаемый всеми господин, — добавил он, поспешно озираясь по сторонам.
— Хорошо, я не буду говорить об этом, добрый Сайм, — ответил я. — Но я был так далеко. У вас даже речь изменилась, и теперь, чтобы говорить, мне приходится поистине ломать свой язык. Расскажите мне, что к чему.
Сайм надул щёки и нахмурился.
— Я даже не знаю, с чего начать, — сказал он. — Все вокруг принадлежит Властителям… как и должно быть.
Он обвёл присутствующих взглядом в ожидании подтверждения своих слов. Все закивали головами.
— Люди низких ремёсел являются такой же собственностью. И правильно. Иначе бы они поумирали с голоду, как беспризорная скотина… если, конечно, прежде не попали бы в руки Серых. — Он перекрестился и сплюнул. Остальные последовали его примеру.
— Ну, а те, кто владеет благородными ремёслами, являются свободными людьми, и каждый получает столько, сколько приличествует его способностям. Вот я — Первый Кондитер моего господина Гоупа — занимаю это положение потому, что никто другой не может сравниться со мной в моем искусстве. — Он свирепо огляделся, чтобы убедиться, что никто не оспаривает его слов. — И так обстоят дела со всеми нами.
— А если какой холуй претендует на место любого из нас, — вставил Кагу, — он должен предстать перед Судом.
— И тогда, — продолжил Сайм, теребя свой фартук, — этот выскочка должен состязаться со мной в кондитерском мастерстве, а судьи оценят результаты. Тот, кто побеждает, становится Первым Кондитером, а проигравший получает дюжину плетей за свою дерзость.
— Не бойся, Дргон, — заговорил Кагу. — Место Первого Волынщика стоит всего лишь пять плетей. Ниже его среди свободных людей стоит только учитель. К тому же, добрый супник обещал принять твои плети на себя.
За дверью раздался крик. Я схватил свой кларнет и стал пробираться за пажем. Я уже знал: Властитель Гоуп не любит ждать своих рабов-волынщиков. Я увидел его восседающим на своём месте и принялся ещё энергичнее прокладывать себе дорогу к специально предназначенному пятачку внутри огромного круга, составленного из заваленных яствами столов. Первый Волынщик уже успел выжать из своего похожего на настоящую волынку инструмента шумный поток диссонирующих звуков. Он был тощий и косоглазый, любил помыкать рабами-волынщиками. Глядя, как он выделывает ногами какие-то сложные кренделя жтискает свои разноцветные пузыри, я поморщился от производимого им верещания.
Властитель Гоуп схватил тяжёлую бронзовую кружку и, приподнявшись, швырнул ею в Первого Волынщика. Тот вовремя заметил опасность и уклонился. Кружка подала в раздутый жёлтый с зелёными кисточками мех волынки, который лопнул с каким-то блеянием.
— Такой же милый звук, как; м те, что ты издавал здесь весь вечер, — взревел Властитель Гоуп. — Сгинь! Или ты хочешь накликать на нас дьявола с холмов?..
Он перевёл взгляд на меня.
— А вот и Дргон… или Диген! — воскликнул он. — Вот кто настоящий волынщик! Сыграй что-нибудь хорошее, Дргон, чтобы очистить воздух от звуков последнего музыканта, пока не скисло вино.
Я низко поклонился, облизнул губы и заиграл “Пляску в час ночи”. Судя по реву, который поднялся, когда я закончил, им очень понравилось. Потом я сыграл “Маленький коричневый горшочек”и “Нитку жемчуга”.Гоуп грохнул кулаком по столу, и все вокруг умолкли.
— Клянусь, — взревел он, — это редчайший раб во всем Рат-Галлионе! Не будь он рабом, явыпил бы за его здоровье.
— Если Властитель мне позволит… — произнёс я.
Гоуп внимательно посмотрел на меня и снисходительно кивнул:
— Говори, Дргон.
— Я прошу для себя место Первого Волынщика, Я…
Раздались громкие возгласы. Гоуп широко улыбнулся.
— Да будет так! — произнёс он. — Будем голосовать? Или, прежде чем объявим нашего доброго Дагрона Первым Волынщиком, пусть на нас ещё раз прольются эти омерзительные звуки из пузырей?
— Провозгласим так! — крикнул кто-то.
— Но ведь должен быть суд… — с сомнением произнёс другой.
Гоуп хлопнул огромной ладонью по столу:
— Первого Волынщика Иылка — ко мне! Со всеми его жалкими бурдюками!
В зале, нервно перебирая меха, вновь появился волынщик.
— Место Первого Волынщика объявляется свободным! — громко провозгласил Гоуп.
Тот непроизвольно нажал на розовый пузырь, который испустил писклявый звук.
— …так как бывший Первый Волынщик получает повышение и новый титул, — продолжал Гоуп. Блеяние синего пузыря утонуло в криках и приветственных возгласах.
— Эти бурдюки продырявить! — крикнул Гоуп. — Я навсегда запрещаю их отвратительный визг в Рат-Галлионе. И пусть все знают: этот бывший волынщик — отныне Первый Шут моего двора. И пусть он носит проколотые пузыри как символ своей новой должности.
Раздался взрыв смеха, радостные возгласы, свист. Добровольцы бросились разрывать цветные меха — коротко фыркнув, те безжизненно обвисли. Раб-шут привязал разорванный инструмент к голове бывшего волынщика.
Я заиграл “Мэрзи Доутс”, и бывший волынщик робко приступил к своим новым обязанностям. Властитель Гоуп хохотал во все горло. Потом я стал наигрывать “Дипси Дудл”, а новый шут, ободрённый успехом, принялся скакать и гримасничать, выделывать коленца и важно надуваться, тряся обрывками пузырей на голове. Толпа смеялась до едгз.
— Это великий день в Рат-Галлионе! — воскликнул Гоуп. — Кладусь рогами морского дьявола, сегодня я заполучил сразу и принца волынщиков и короля дураков! Я возвожу их в ранг десяти плетей, и отныне каждый из них будет иметь своё место за моим столом!
Мы с шутом исполнили ещё три номера, после чего Гоуп наконец разрешил нам втиснуться в свободное пространство между пирующими на жёсткой скамье у дальнего конца стола. Прислуживающий раб поставил перед нами две полные тарелки.
— Молодец, добрый Дргон, — шепнул он мне. — Не забывай нас, рабов, на своём новом почётном месте.
— Не беспокойся, — ответил я, вдыхая аромат большого куска жареной говядины, — каждую ночь до восхода Синти я буду украдкой приходить к вам, чтобы перекусить.
Я осмотрел примитивно украшенный зал, глядя на все уже новыми глазами. Нет ничего лучшего небольшой порции рабства, чтобы дать человеку прочувствовать, что такое самая скромная свобода.
Все, что, как мне казалось, я знал о Валлоне, на самом деле было ошибочным. Прошедшие века все изменили, и далеко не в лучшую сторону. Старое общество, которое знал Фостер, умерло и было давно похоронено. Старые дворцы и виллы были покинуты, космопорты — заброшены. Прежняя система записи памяти, о которой поведал мне Фостер, была утеряна и забыта. Я не знал, какой катаклизм мог ввергнуть этот центр галактической империи в феодализм, — но это произошло.
До сих пор я не обнаружил ни единого следа Фостера. В ответ на мои вопросы я видел только недоуменные взгляды. Может, с Фостером в космосе произошёл несчастный случай, и он так сюда и не добрался? А может, он сейчас где-нибудь на противоположной стороне планеты? Валлон был большим, а связь на нём практически отсутствовала. А может, Фостер умер? Я мог прожить здесь долгую жизнь, но так и не найти ответов на эти вопросы.
Мне вспомнилось разочарование, которое я испытал той ночью в Окк-Хамилоте, когда рухнули все мои иллюзии. Представляю, насколько тяжелее было видеть это Фостеру, когда он вернулся на Валлон… если он вообще его достиг. Сейчас мы с ним были в одинаковом положении: с одной стороны наши воспоминания о прежнем Баллоне, с другой — безотрадная картина нового Валлона, дающая множество причин для горького разочарования.
А память Фостера, которую я ради смеха привёз ему в подарок! Теперь, когда хранилища в Окк-Хамилоте были опечатаны и объявления запретными, она превратилась из абсолютно бесполезной копии легкодоступного оригинала в вещь, которая имела для Фостера величайшую ценность. Но на всей планете не осталось ни одного аппарата, чтобы воспроизвести её.
Вообще-то я все ещё имел намерение отыскать Фостера, даже если понадобится…
Властитель Гоуп начал напевать про себя, громко и фальшиво. Я знал, что это означает, и приготовился играть. Быть Первым Волынщиком, по всей видимости, не так уж просто, но, по крайней мере, я больше не был рабом. Мне предстоял ещё долгий путь, но я уже начал продвигаться вперёд.
Мы хорошо поладили с Властителем Гоупом, Он был старым хитрым волком, и ему очень нравилось иметь у себя такого необычного волынщика. Он узнал от Серых, — независимых стражей порядка, — что я приземлился в заброшенном порту, и вскользь намекнул мне, чтобы я не произносил ни слова о том, что знал о прежних временах на Валлоне. На всю эту тему было наложено табу, особенно на сведения о старой столице и королевских дворцах. Неудивительно, что моё появление там не замедлило привлечь ко мне Серых.
Я сопровождал Гоупа повсюду, куда бы он ни ехал в воздушном или наземном аппарате или речной барже. Вокруг ещё сохранилось полным-полно транспортных средств, хотя, казалось, немногие знали, как ими пользоваться, даже при их простоте в управлении. Воздушные аппараты были более практичными, так как не требовали наличия дорог, но Гоуп почему-то предпочитал наземные машины. Мне казалось, что ему нравится ощущение, которое испытываешь, мчась на скорости 90 или 100 миль в час по одной из идеально сохранившихся дорог, которые раньше использовались как обычные прогулочные маршруты.
Однажды, через несколько месяцев после моего, назначения, я заглянул на кухню. Мы должны были отправляться с Властителем Гоупом и его обычной свитой в Барп-Пондероне — большое имение в сотне миль к северу от Рат-Галлионе в сторону Окк-Хамилота, Сайм и мои старые друзья собрали мне сытный обед и предупредили, что путешествие предстоит не из лёгких. Участок дороги, по которому мы собрались ехать, был любимым местом дорожных пиратов.
— Никак не могу понять, — удивился я, — почему Гоуп не поставит на машину пару пулемётов, чтобы прокладывать себе путь среди разбойников. Всякий раз, как он уезжает из своего имения, он рискует жизнью.
Мои собеседники были шокированы.
— Даже пиратствующий сброд не посмеет и думать о том, чтобы лишить человека всех его жизней, добрый Дргон, — сказал Сайм. — Все Властители, ближние и дальние, объединяются для охоты за этими негодяями. Те, в свою очередь, нападают на своих охотников. Но никто из них не опускаете” так низко, чтобы отбирать у другого его жизни.
— Сами корсары прекрасно знают, что в следующей жизни они могут оказаться обычными людьми или даже рабами 5— вставил Первый Виночерпий. — Знаешь, добрый Дргон. когда члена пиратской шайки ожидает Переход, сообщники отводят его в одно из имений, где он позже сможет найти своё место…
— А как часто происходит этот Переход?
— О, сроки бывают самые разные. Известно, что некоторые люди, обладающие большой физической силой и духовной стойкостью, живут без Перехода по 300—400 лет. Обычным человек — 80—100 лет. — Сайм на мгновение умолк. — Может быть, меньше. Жизнь, полная тяжёлого труда и лишений, старит быстрее, чем спокойствие м уединение. Намного могут сократить срок одной жизни необычные превратности судьбы. Мой кузен заблудился в Великой Каменной Пустыне в южном полушарии и бродил там три недели, не имея кроме бурдюка с вином на еды, ни питья. Так вот, Переход с ним случался всего через четырнадцать лет. Когда он нашёлся, его лицо было в морщинах, а волосы — седые, что обычно предвещает Переход. И вскоре он действительно впал в обморок и проспал целые сутки. А когда очнулся, то был уже новым человеком, молодым и не имеющим представления абсолютно ни о чём.
— А вы ему не сказали, кем он был?
— Нет.
Сейм понизил голос:
— Властитель Гоуп, добрый Дргон, очень благоволит к тебе, и ты это заслужил. Но всё-таки есть вещи, говорить о которых не пристало…
— Новый человек получает какое-нибудь имя и начинает изучать то ремесло, на которое способен, — вставил мясник. — И благодаря своему мастерству он может подняться… ну, например, как ты, добрый Дргон.
— А у вас остались регистраторы памяти? Или стержни-памятки? — упорствовал я. — Такие маленькие чернью палочки. Прислоняешь их к голове и…
Сайм сделал неопределённый жест:
— Я слыхал об этих волшебных палочках. Это запретные остатки Чёрного Искусства…
— Чушь, — сказал а. — Ты что, веришь в магию, Сайм? Эти стержни — всего лишь результат научных достижений твоего народа. Как же вы могли утерять все знания о своём собственном прошлом?..
Сайм поднял руки в смятении:
— Добрый Дргон, не втягивай нас в эти разговоры! Обсуждать такие вещи запрещено.
— Ну, ладно, ребята. Что-то я стал чересчур любопытным.
Я вышел из дома и сел в машину, ожидая Властителя Гоупа. Пытаться узнать что-либо о прошлом Валлона было примерно то же, что расспрашивать эскимоса о Великом пути в Азию, — никто абсолютно ничего не знал.
Но я всё-таки сформулировал несколько предположений. Согласно моей гипотезе, какой-то внезапный социальный катаклизм разрушил систему сохранения личности через регистрацию памяти, которая обеспечивала непрерывность культуры. Валлонианское общество, в основе которого лежало сохранение памяти с помощью технических средств, постепенно распалось. Валлон вернулся б феодализм, повторяющий тот древний социальный уклад, который существовал здесь 50 тысяч лет назад, до создания техники регистрации памяти.
Люди стекались к имениям в поисках зашиты от реальных или воображаемых опасностей и сторонились отдельно расположенных старых вилл и городов, которые стали для них табу. Они ничего не знали ни о космических полётах, ни о своей древней истории. И, подобно Сайму, не имели ни малейшего желания говорить об этом.
Может, в крупном имении вроде Бар-Пондероне мне больше повезёт в моем расследовании. Поэтому я с нетерпением ждал поездки. Рат-Галллоя не позволял мне развернуться. Это было небольшое бедное имение, занимающее всего двадцать квадратных миль с полудюжиной деревень, населённых крестьянами и ремесленниками, и с большим домом Властителя Гоупа. Я облазил уже все имение — больше здесь делать бы но нечего.
Появился Гоуп в сопровождении Кагу и ещё двух телохранителей, четырех танцовщиц и огромной корзины с подарками. Они заняли свои места, водитель завёл двигатель и вывел тяжёлую машину на шоссе. Я почувствовал радостное возбуждение, когда машина, разгоняясь, помчалась в направлении Бар-Пондероне. Может быть, в том большом имении я узнаю что-нибудь о Фостере.
Мы ехали со скоростью 50 миль в час по извилистой горной дороге. Я сидел на переднем сидении рядом с водителем, крутя в руках кларнет и краем глаза следя за дорогой. Я заметил, что водитель сжимал ручку скорости с такой силой, что костяшки его пальцев побелели. Он вёл машину, как старая дева в подпитии — быстро и очень нервозно. В том не было его вины: большая скорость была требованием Гоупа. Я порадовался, что машина управляется автоматически, по крайней мере мы не свалимся с обрыва.
Под визг шин при неумелом и слишком быстром повороте мы преодолели закругления, и тут в четверти мили впереди я увидел другую машину. Она стояла поперёк дороги. Наш водитель ударил по тормозам.
Раздался крик сидящего сзади Властителя Гоупа:
— Пираты! Не снижай скорость, водитель.
— Но… Но, Властитель Гоуп… — Он не нашёлся, что, сказать.
— Тарань этих негодяев, если нужно! — закричал Гоуп. — Не останавливайся!
Девушки на заднем сидении завизжали от страха, лакеи запричитали. Водитель начал испуганно вращать глазами, теряя над собой контроль, но потом всё-таки стиснул зубы и потянулся, чтобы отключить автоматическую систему предупреждения столкновений и вдавить в приборную доску до отказа ручку акселератора. Я наблюдал, как мы неслись на блокирующую машину, не более секунды, потом быстро передвинулся на сидении ближе к водителю и попытался взяться за ручки управления, но тот вцепился в них намертво. Я чуть отклонился назад и съездил ему в челюсть. Он рухнул с открытым ртом и закатившимися глазами. Вести машину в таком положении было не очень удобно, но я предпочёл терпеть это неудобство, чем на скорости 90 миль врезаться в препятствие.
Машина, стоящая впереди, не шелохнулась. До неё было сто ярдов… пятьдесят… Я взял резко вправо, прижимаясь к отвесному склону. Машина пиратов быстро сдала назад, преграждая нам путь. В самый последний момент я рванул влево, проскочил в полудюйме от неё, вихрем пронёсся вдоль неровного обрыва с крутящимся к воздухе левым колесом и резко вырулил снова на середину дороги.
— Отличная работа! — воскликнул Кагу.
— Сейчас они бросятся за нами в погоню! — крикнул Гоуп. — Убийцы! Беспризорные свиньи!
Водитель открыл глаза.
— Перелазь через меня! — рявкнул я ему. Он что-то промычал, переполз на мою сторону, а я занял его место, не выпуская ручки газа и продолжая увеличивать скорость. Приближался ещё один поворот. Я бросил взгляд в зеркало заднего вида: пираты разворачивались, чтобы пуститься вслед.
— Жми! — скомандовал Гоуп. — Мы уже недалеко от Бар-Пондероне, осталось не больше пяти миль…
— Какую скорость они могут развить? — крикнул я.
— Ну, они нас обгонят в два счета, — охотно откликнулся Кагу.
— А какая дорога впереди?
— Нормальная. Сейчас спустимся с горы, и она будет прямой как стрела.
Визжа шинами, мы прошли поворот и выскочили на прямой участок. Впереди я заметил уходящее в сторону ответвление.
— А это что? — крикнул я.
— Ещё одна дорога в Бар-Пондероне. Но она очень извилиста, и по ней намного дальше.
Я сбросил скорость, немного притормозил и резко свернул в сторону. Машина рванула вверх по крутому склону и вильнула меж двух холмов.
— Ты с ума сошёл?! Может, ты с ними заодно?..
— На прямом участке у нас нет ни малейшего шанса! — крикнул я в ответ. Нам не выиграть в соревновании на скорость.
Я вовсю вертел ручкой управления, пулей проскакивая крутые зигзаги дороги. Перед глазами стремительно проносился величественный пейзаж изломанных горных пиков и холмистых долин, но мне было не до него. Сзади доносилось визжание одалисок и неразборчивые возбуждённые возгласы. Краем глаза я увидел наших преследователей, въезжавших на боковую дорогу, по которой ехали мы.
— Они могут как-нибудь нас обойти? — спросил я.
— Только если их сообщники устроили впереди засаду, — ответил Гоуп. — Но обычно эти парии действуют в одиночку.
Я без устали работал ручками управления. Машина виляла то вправо, то влево, взмывала вверх по холму, стремительно неслась вниз по крутому склону… и снова вверх. Автомобиль пиратов выскочил из-за поворота всего в нескольких сотнях ярдов за нами. Я пробежал глазами лежащую впереди дорогу по всем её изгибам, пролегающим вдоль горных склонов, и дальше через туннель до поворота, уходящего за склон следующего холма.
— Выбросите что-нибудь из машины, когда будем проезжать туннель, — закричал я. — Что-нибудь!
— Мой плащ, — крикнул в ответ Гоуп! — И корзину с подарками.
Один из лакеев застонал, девушки подхватили пример и стали визгливо причитать.
— Тихо! — взревел Гоуп. — Помогите мне. Или клянусь бородой морского дьявола, я выброшу вас вслед за этим барахлом.
Мы с рёвом влетели в туннель. Я ощутил рывок, когда сзади открылась крышка багажника. Гоуп и Кагу подняли тяжёлую корзину и выбросили её на дорогу. За ней последовал плащ, кувшин с вином, сандалии, браслеты, фрукты… Потом мы снова выскочили на солнечный свет, и я бросил машину в новый поворот. В зеркало было видно, как вслед за нами из туннеля вылетела машина пиратов. Окна её кабины закрывал удерживаемый потоком воздуха черно-жёлтый плащ Гоупа, усеянный пятнами от разбившихся в лепёшку фруктов; между колёсами волочились остатки корзины. Машина вильнула, ветер отогнул угол плаща как раз настолько, чтобы дать возможность водителю видать дорогу перед собой.
— Не везёт, — заметил я. — Впереди у нас длинный прямой участок дороги, а вся моя изобретательность уже иссякла…
Вторая машина приближалась. Я держал ручку газа у самой приборной доски, но их автомобиль был быстрее. Нас разделяла сотня ярдов, затем пятьдесят, затем они поравнялись с нами. Я незаметно сбавил скорость, чтобы дать им вырваться передними колёсами вперёд, и после этого резко вильнул. Раздался удар крыла о крыло, мы, как более лёгкие, отскочили, и я с некоторым усилием выровнял машину. Пираты снова поравнялись с нами. Бок о бок, мы мчались вниз по крутому склону со скоростью 95 миль в час…
Я притормозил, принял резко влево, ударил их по правому заднему колесу и снова выровнял машину. Они тоже тормознули — и это была их основная ошибка. Тяжёлая машина потеряла сцепление с покрытием дороги, заскользила и, утратив от этого устойчивость, медленно стала на нос, подымая тучу пыли. Остатки корзины отлетели в сторону, а машина, как мне показалось, проплыла долю секунды по воздуху и перевалилась вверх колёсами через край отвесной скалы. Теперь мы мчались вниз по склону уже одни. Впереди дорога выходила на лесистую равнину с виднеющимися в отдалении башнями Бар-Пондероне.
Раздался громкий крик. Властитель Гоуп, наклонившись вперёд, колотил меня в порыве радости по спине.
— Клянусь девятью глазами дьявола с холмов! — ревел он. — Исполнено мастерски! Принц волынщиков оказался ещё и принцем водителей. Честное слово, сегодня вечером во время пиршества в Бар-Пондероне за столом будешь сидеть рядом со мной. Я возвожу тебя в ранг ста плетей и присваиваю титул Первого Водителя.
— Ну, это был пустяк. Попробовали бы вы в пятницу, в 17.15 свернуть налево с кольцевой дороги, — сказал я, не отпуская ручки управления и пытаясь отдышаться. С моей стороны было глупостью пробовать столкнуть более тяжёлую машину, но мне всё-таки повезло. В результате я получил очередное продвижение. Дела мои шли лучше некуда.
— И никто не имеет права выдвигать обвинение в Убийстве, — продолжал Гоуп. — Не хотелось бы мне видеть такого замечательного водителя-волынщика в застенке, Я приказываю всем: никому об этом ни слова! Будем считать, что негодяи просто перестарались в своём злодеянии.
Я впервые взглянул на все это под новым углом зрения. Лишить кого-то жизни было самым немыслимым преступлением в этом мире бессмертных, поскольку, у человека отнималась не одна, а все его жизни. Преступника в качестве наказания замуровывали пожизненно… всего на одну жизнь. Но в моем случае этого было бы достаточно: запасных жизней у меня не было. То есть, Гоуп сейчас для меня был опаснее, чем любые пираты.
Жизнь здесь представляла из себя серию авантюр., и, как оказалось, тот кто больше рисковал, успешнее продвигался вперёд. Сейчас, когда удача была на моей стороне, самым разумным было использовать её на полную катушку. А осторожничать будем потом, когда везение кончится.
Первый день я провёл в Бар-Пондероне, глазея на высокие здания и ожидая увидеть Фостера, случайно столкнувшись с ним на улице. Конечно, это было всё равно, что встретить своего однокашника из школы Перт Амбой в свите афганского шаха, но я не терял надежды.
К заходу солнца я так ничего нового и не узнал. Одетый в самую модную на Баллоне накидку с оборками, я сидел со своим другом Кагу, Первым Телохранителем Властителя Гоупа, за небольшим столиком на первой террасе Дворца Веселья, самого большого пиршественного зала в Бар-Пондероне. Он был похож на ночной клуб XXI века в представлении голливудского режиссёра. На его пяти этажах было девять танцевальных площадок, внутренние бассейны, фонтаны, две тысячи столиков, музыканты, девушки, шум, цветные огни и яства, достойные того, чтобы украсить стол любого Властителя. Он оказался открыт для всех вассалов ранга 50 плетей и гостей того же звания. После жизни в захолустном Рат-Галлионе здесь для меня был рай.
Кагу был мрачным, но добродушным парнем. Его лицо было испещрено шрамами от тысяч схваток с другими телохранителями, а нос был поломан столько раз, что в профиль был почти не виден.
— И где тебе только удаётся ввязываться во все эти потасовки, Кагу? — спросил я. — Я знаю тебя уже три месяца, но до сих пор ни разу не видел от тебя ни одного серьёзного удара.
— А вот здесь! — Он улыбнулся, показывая мне свои поломанные передние зубы. — Славные местечки, эти большие имения, добрый Дргон, здесь всегда много мордобоя.
— Ты что, участвуешь в уличных драках?
— Не-а. Сюда заходят ребятишки, кучкуются, балбесничают и прочее.