Лонгфорд Линсдей. Поцелуй, малыш и невеста под Рождество

   – Пошли, папа, я устал.
   Джо отступил назад и опустил руку. Нет, он не собирался извиняться. Если бы не Оливер, он прижался бы к Габби О’Ши.
   Но Оливер уже занял постоянное место в холодном и одиноком сердце Джо.
   Это произошло три недели назад, когда Джо взял его маленькую ручку в свою и вышел с ним из квартиры, где мальчика оставили.
   Оливер поднял тогда свое драное одеяло, вцепился в руку Джо и только сказал:
   – Я говорил Сузи, что ты придешь. Я говорил ей, что у меня есть папа, который найдет меня. – Он испуганно улыбнулся Джо доверчивой улыбкой. – Я знал, что ты придешь. Ты и пришел.
   Так оно и было.
   Рядом с этой улыбкой можно было выдержать даже присутствие Габби в рождественском тумане и блеске огоньков.
   Он не позволит никому, даже себе, причинить этому маленькому человечку хоть малейшую боль.
   – Хорошо, пострел, ты прав, поздно. Но сначала отнесем елку Габби к Муну, а потом отправимся в путь. А позже решим, как быть с вечеринкой.
   Вздох Оливера мог бы растрогать и камень.
   – Я хочу домой. Сейчас. И не хочу на вечеринку.
   Джо не знал, как поступить. Накричать на парнишку за невежливое поведение? Так должен сделать хороший отец?
   Однако Оливер смотрел, как чертовски напуганный щенок, который только что написал на коврик. Дьявол. Джо дернул себя за ворот – вдруг стало душно.
   Габби взяла его за руку.
   – Не беспокойся, Джо. Вы потом решите, хотите ли вы заглянуть к нам завтра. А сейчас Оливер устал и, наверное, хочет есть. – И небрежно добавила: – Может быть, попробовать какао и пончики у Муна? Муну будет приятно, если Оливер оценит его какао.
   Мальчик заколебался, не желая сдаваться. Упрямый постреленок.
   – Может быть, я сделаю глоточек. Если это будет приятно Муну.
   Дай ей Бог здоровья! Наверное, Оливер действительно хотел есть. Джо все время забывал, как быстро уходит энергия из шестилетних.
   – Я подумала... – Габби наморщила лоб, – похоже, у тебя особые вкусовые пристрастия. Оливер перестал бить ногой о землю.
   – Возможно, пончики не совсем твое. Не хочешь попробовать фруктовой смеси? – Она вытащила пластиковый пакет с сушеными фруктами и орехами, вынула пару изюмин и предложила пакет Джо.
   – Смесь – это хорошо. Изюм, да? – Джо терпеть не мог изюма и вообще сушеных фруктов. Еда для изнеженных. Но он взял горсть и протянул пакет Оливеру, который, подражая ему, набрал изюма и запихнул его в рот.
   Хитрая улыбка растянула рот Габби, приподнимая пухлую нижнюю губку.
   – Ты ведь любишь изюм, правда, Джо?
   – Мм. Обожаю... – Он с сомнением посмотрел на сладкий комочек, зажатый между пальцами.
   – Это ведь, фрукты, Джо. Полно питательных веществ. – Она сверкнула на него глазами.
   – Да. Знаю. – Он проглотил изюминку и понял, что ему преподали еще один урок: носить с собой еду.
   – Веселей, Джо. – Габби пихнула его в живот.
   – Я задумался.
   – Да?
   Он едва вновь не потерял самообладание от этого нежного голоса.
   – Ничего. – Джо мрачно поднял елку и пошел к навесу. Оливер с удовольствием хрустел рядом фруктовой смесью.
   Ребенок заслуживал лучшего отца, чем тридцатилетний холостяк, за две недели неожиданно для себя ставший отцом.
   Джо поднял голову и взглянул на бархатную темноту Байю-Бенда: возможно, как отец он не стоит ломаного гроша, но, ей-богу, Оливер может на него поло-:житься.
   Джо глубоко вздохнул и улыбнулся мальчику» – Иди сюда. Старенькая лошадка повезет тебя. – Держа одной рукой елку, он усадил Оливера себе на плечи. – Тяжелый день, а, компаньон? – Он похлопал сына по ноге.
   Мальчик положил подбородок на макушку Джо, не переставая жевать.
   – Да. – Подбородок Оливера все больше упирался ему в голову с каждой новой порцией фруктовой смеси. Наконец мальчик сложил руки на голове у Джо и обвил ему шею ногами.
   – Я разыщу Муна, Джо. Прислони елку к навесу, и идите выпейте по чашке какао.
   Габби протянула руку и потеребила Оливера за ногу.
   – Приятно было познакомиться, Оливер. Сообщи мне, как тебе понравится какао Муна, слышишь? —» Она повернулась и скрылась за углом навеса так быстро, что Джо не успел оглянуться.
   Ему показалось, что ночь стала темнее и холоднее без сияющего лица Габриэль О’Ши.
   – Пошли, папа. – Наклонившись вперед, Оливер заглядывал ему в лицо. – Нам ведь никто больше не нужен, да?
   – Пригнись, сын, здесь дверь низкая.
   Он больше не видел Габби. Когда они с Оливером выпили какао, расплатились за украшения и направились к машине, девушки нигде не было.
   – А Габби уже уехала? – спросил Джо у Муна, захлопывая дверцу машины.
   – Сразу после того, как я упаковал ей елку. Она торопилась. Беспокоилась об отце, как я понимаю.
   – МаЙло прекрасно выглядел, когда я его видел. Правда, я смотрел издалека. – Джо усадил Оливера на сиденье рядом с шофером и знаком показал ему пристегнуть ремень.
   – А в чем дело?
   – Будь я проклят, если знаю. Майло жалуется, что Габриэль вернулась домой, клянется, что она напрасно подняла шум... Вот все, что я знаю. Он весь изнервничался, потому что она грозится продать свой дом в Аризоне и вернуться в Байю-Бенд. – Мун доверительно наклонился: – Насколько я понимаю, дело в этом.
   – Ты хочешь сказать, – Джо повернул ключ в зажигании, – она совсем вернулась?
   – Вот поэтому Майло и сходит с ума. Он беспокоится, как бы она не совершила ошибку, говорит, что не нуждается в помощи...
   – А он нуждается? – Джо расправил перекрученный ремень Оливера и пристегнул его.
   – Не знаю, – Мун пожал плечами. – Три недели назад, накануне дня Всех Святых, он лежал в больнице. Но ты же знаешь Майло.
   – Нет, вообще-то не знаю. По крайней мере не так хорошо.
   – Ха. – Мун вскинул брови. – Смешно. Я думал, ты знаешь старика. Не могу понять, откуда у меня такое впечатление.
   – И я не понимаю. – Джо сделал безразличное лицо. Мун может оставить свое впечталение при себе-Джо не собирался посвящать его в подробности.
   Мун кивнул.
   – Во всяком случае, даже если у Майло и есть проблемы со здоровьем, он не станет кричать об этом. Он Пошутит, но главное будет держать в себе. Майло уме-ет хранить секреты. : Не надо было быть психологом, чтобы понять, что Мун все-таки что-то знает о той далекой ночи, но, как и Майло, умеет держать язык за зубами.
   – Спасибо за помощь, Мун. – Джо пожал огромную, как окорок, ладонь. Лицо у Муна осветилось улыбкой.
   – Конечно, всегда пожалуйста. – Рукопожатие было таким крепким, что у Джо на несколько секунд застопорилось кровообращение. Он уже хотел захлопнуть дверцу, но Мун помешал ему, положив на нее руку. Он пристально посмотрел на Джо. – Счастливого Рождества тебе и твоему сыну. – И захлопнул дверцу машины. – Да, и еще, Джо...
   – Что?
   – Добро пожаловать домой.
   Глядя на большое доброе лицо Муна, лицо доброго простого парня, Джо почувствовал, как у него сжалось горло.
   Он вернулся в Байю-Бенд – место, которое он никогда не называл домом и откуда хотел как можно быстрее сбежать.
   Место, куда он возвратился из-за Оливера, И даже если это убьет его, он сделает этот город домом для своего сына.
   Избегать общества Габриэль О’Ши будет лишь частью цены, которую ему придется заплатить за это.
   Потом в гостинице он смотрел на тени, пляшущие на стене, и слушал, как рядом, мягко посапывая и причмокивая, спал его сын. Спал мирно, спокойно, в безопасности.
   Впервые с тех пор, как услышал, что у него есть сын, Джо тоже крепко заснул.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

   – Вот, попробуй. – Майло протянул Габриэль деревянную ложку, с которой капал ароматный бульон. – Что ты об этом думаешь?
   Габриэль подумала, что у отца слишком серое и измученное лицо, но промолчала и взяла ложку.
   – Мне кажется, замечательно, папочка. Лучше, чем всегда.
   – Хорошо. – Майло выхватил у нее ложку и помешал в огромной кастрюле смесь из риса, помидоров, цыпленка, бульона и колбасы. – Значит, мальчик. Оливер.
   – Оливер. – Габби кивнула.
   Всякий раз, как она думала о Джо, у нее трепетало в животе, пульс учащался и она чувствовала возбуждение.
   Чего она хотела?
   Зачем вернулась в Байю-Бенд?
   Она оглядела простую кухню с потертыми деревянными шкафчиками и старым линолеумом на полу. Пряные запахи прошлого и настоящего перемешались и напомнили о радости, смехе, теплых днях ранней юности.
   Вот зачем она приехала домой. Чтобы найти эту радость, которая, как она считала в глубине души, была нужна и Майло.
   А что ей нужно?
   И как вписываются Джо Карпентер и его сын в эту ее новую жизнь?
   Ей хотелось праздника – старомодного, традиционного, яркого. Чтоб вокруг были горы подарков в блестящей красной с золотом бумаге с причудливо завязанными бантами.
   И чтобы Джо и Оливер были рядом, а не в гостинице у шоссе.
   – Надеюсь, эти чертовы креветки так же хороши на вкус, как и на вид. – Майло поднес креветку к свету и стал критически ее осматривать. Затем проронил так небрежно, что Габриэль сразу насторожилась: – Не знал, что ты знакома с Джо Карпентером.
   Это была затравка. Как кот, выслеживающий птицу, он осторожно приближался к тому, о чем действительно собирался говорить. А потом делал прыжок. Тогда и летели перья. Она подождет.
   – Так откуда же ты знаешь Джо Карпентера? – Он бросил креветку обратно в тарелку.
   – Это ведь маленький город, папуля. Почему же мне не знать его?
   – Действительно маленький. Люди знают друг о друге больше чем надо. Так ты увидела его у Тибо и пригласила? И это все?
   Габриэль, недоумевая, посмотрела на отца.
   – Конечно. А что? Я зря пригласила?
   – Нет. – Майло ткнул пальцем креветку, откашлялся. – Просто... видишь ли, у Джо Карпентера была тяжелая жизнь. По крайней мере я так слышал. Я бы не хотел, чтобы тебе было больно, вот и все.
   Габриэль не стала задавать наводящего вопроса.
   – Пожалуйста, папа. Твой скальпель. – Она протянула ему разделочный нож. Легонько похлопывая отца по плечу, Габриэль украдкой разглядывала его.
   Обычно худой, он стал еще тоньше с тех пор, как она видела его в последний раз.
   – Спасибо, дорогая. – Он прошелся ножом по темной спинке креветки, отбросил внутренности на бумагу.
   – Помочь?
   – Нет.
   Вспомнив разговор накануне на елочном базаре, она добавила:
   – Не знала, что ты кормил Джо Карпентера обедом.
   – Это было давно. – Майло бросил креветку в дуршлаг и взялся за другую. – И к твоему сведению, дамочка, это был совсем не обед.
   – Ты разжигаешь мое любопытство, папочка. Габриэль открыла холодильник и достала нарезанные грибы и красный лук. Порывшись еще немного, вынула пакеты с листьями латука и эндивия.
   – Я заинтригована.
   – Тебе интересно? Это прекрасно. – Он не обратил внимания на ее напряженный взгляд.
   – Так не расскажешь? – Габби вскинула голову.
   – Нет, не расскажу. Если тебе интересно, спроси у Джо. Это его дела. – Манипулируя ножом как указкой, он остановил ее на полуслове. – И это все, что я могу сказать тебе, Габриэль. Поэтому не суй свой нос и не проси меня, слышишь?
   – Посмотрим. – Она взглянула на отца сквозь опущенные веки.
   На стойку прыгнул кот тигровой окраски.
   – Убирайся, Клетис! – Габриэль угрожающе замахала на него. – Сейчас же убирайся со стола, ненасытное создание! Если не хочешь получить взбучку. – Габриэль согнала кота со стола и вынула из шкафчика блюдце.
   Кота было жалко, и она вытащила кусок колбасы из джамбалайи.
   – На, зверь. – Габриэль поставила блюдце с нарезанной колбасой на пол и нагнулась, чтобы почесать коту за ушами. – Ты испорченный толстый кот.
   Клетис усиленно чавкал и жевал.
   Майло подозрительно молчал.
   Поглаживая коту голову, Габриэль посмотрела на отца.
   – Ты разрешаешь ему прыгать на стол, папа?
   – Иногда.
   Клетис начал покусывать ее за палец.
   – Господи, он разжирел, а ты похудел, по крайней мере фунтов на десять. Его кормишь, а сам перекусываешь тем, что находишь в холодильнике. Хорошо, что я приехала.
   Майло постучал ложкой о край кастрюли.
   – Вот об этом я и хотел поговорить с тобой, барышня.
   – И что? – Габриэль нежно обняла отца за худые плечи. Как она и думала, разговор о Джо – только затравка, главное начнется сейчас.
   – Это твое глупое мнение, что ты должна заботиться обо мне. А почему ты считаешь, что мне вообще нужна помощь? У меня еще есть волосы, я хорошо слышу и в бифокальных очках еще очень хорошо вижу. – Он стукнул по столу ложкой.
   Клетис с надеждой поднял голову.
   – Ты не заботишься о себе, папочка. Ты выглядишь хуже, чем когда был в больнице. Ты не пришел в норму после операции.
   – Это была небольшая операция, и доктор Пэджетт говорит, что у меня все в порядке. Я действительно в порядке, Габриэль. Так что ты зря продаешь свое дело и возвращаешься в Байю-Бенд...
   Он нахмурился и стал крутить ложку между пальцами. На стол посыпались зернышки риса.
   – Дорогая, я люблю тебя, ты это знаешь. И я очень рад, что ты дома. Но надеюсь, только на время.
   Габриэль почувствовала острый укол досады – ее отвергли.
   – Только не смотри так на меня. – Он похлопал ее по руке. – Со мной все в порядке. Нам надо было поговорить о твоем решении до того, как ты очертя голову бросилась менять свою жизнь.
   Отец не церемонился с ней. Что ж, она ответит так же прямо.
   – Мне не нравится твой вид, папа. У тебя серое лицо. Мне кажется, ты нездоров...
   – О господи, барышня. Я пролежал три недели в больнице до Дня благодарения. У меня пропал аппетит, вот и все. – Он, нахмурясь, глядел на нее. – Я и до операции был худым.
   – А я ничего не знала бы об операции, если бы Тэйлор Пэджетт не позвонил мне.
   – Я очень недоволен этим парнем. Тэйлору Пэджетту было тридцать шесть лет, и он практиковал в Байю-Бенде с момента окончания медицинского института.
   – Почему? – спросила она нарочито терпеливо.
   – Я не хотел, чтобы он беспокоил тебя.
   – Беспокоил меня? Беспокоил меня? – Габриэль беспомощно развела руками. – Не приведи бог, чтобы мой старенький папочка обеспокоил меня. Ну конечно, как же я могу изменить что-то в своем напряженном графике только потому, что мой отец в больнице?!
   Майло взял следующую креветку и разрезал ее вдоль спинки.
   – Ты слишком тревожишься, Габриэль. Мне, конечно, шестьдесят четыре года, но я не старенький, и потому не дерзи.
   Упершись кулаками в стол и опустив голову, он помолчал и вздохнул.
   – С чего ты взяла, что мне одному после смерти мамы трудно жить?
   – Я не хотела огорчать тебя, папа. – Габриэль прижалась лбом к его ввалившейся щеке. Она хорошо помнила, какая паника охватила ее при виде сильного, упрямого отца, опутанного трубками. – Я хочу, чтобы ты поправился и стал похож на себя.
   Он вскинул голову и начал решительно разделывать креветку.
   – Тогда прекрати беспокоиться обо мне и заниматься самопожертвованием, Габриэль Мари. Ты хорошая девочка и хочешь мне добра, но, дорогая, я в порядке. И мне не нужна нянька.
   Снова болезненный укол.
   – Но, папа...
   Он жестом остановил ее.
   – После Нового года возвращайся в Аризону и займись своей жизнью. Я не желаю, чтобы ты отказывалась от нее из-за дурацкой идеи, что я дряхлею.
   – Дурацкой, папа? Ну спасибо! – Она нервно засмеялась – отец уж слишком разошелся.
   – Учти, Габриэль Мари, я твердо намерен прожить еще лет двадцать или тридцать и буду в полном порядке до глубокой старости. Так что ты зря поднимаешь шум. Я сказал бы тебе, если бы был болен. Поверь мне.
   Но она не верила. Он не сказал бы. Он до последнего вздоха щадил бы ее.
   – Но я здесь, папа, и я останусь. Он крепко обнял ее. От него шел запах рассола и перца.
   – Я очень ценю твое предложение, дорогая, но мне не нужна санитарка. Пока.
   – Поздно, папа. Я продала агентство и дом. Да... – она опередила его вопрос, – выгодно продала. Отдала растения и аквариум, и теперь я дома, и ты больше не будешь один. Я составлю тебе компанию по вечерам. Буду готовить тебе питательную еду. И Клетис не будет больше сидеть на столе.
   От раздражения рот у Майло вытянулся в прямую линию.
   – Напоминает седьмой круг ада.
   – И тем не менее. Все уже сделано.
   – Черт знает что, Габриэль. Ты действительно все продала? – В его голосе звучало настоящее смятение. – Кроме машины.
   Отец издал раздраженное хмыканье, которое она хорошо знала.
   – Девочка, ты что, не слышала, что я сказал?
   – Слышала, папа.
   Она подошла к нему и поцеловала в голову. Она нужна ему, и она все сделала правильно. Ради него. Ради себя.
   – Габриэль, дорогая. – Он произнес это медленно и терпеливо. – Я не одинок. Мы с ребятами по-прежнему встречаемся в закусочной у Бел за утренним кофе. Я не сижу и не жду старухи с косой. Мне не хватает твоей мамы, и это никогда не изменится, но у меня есть друзья, я езжу на экскурсии. – Он засмеялся. – Мне шестьдесят четыре года, и я впервые в жизни начал ездить на экскурсии.
   – Ты больше не водишь машину? – Теперь она по-настоящему забеспокоилась. Вождение было в крови у Майло. Он любил машины.
   – О господи, дорогая, я еще вожу машину. Меня уговорили поехать на экскурсию по штату с ночевкой, и мне понравилось. Интересные люди смотрят интересные места. Я бы в жизни не встретил таких людей, если бы не остановился и не заинтересовался этой программой.
   – Я не понимаю, о чем ты говоришь. Какой программой?
   – Ну... – Голос у него стал вкрадчивым, и Габриэль насторожилась. – Одна из медсестер в больнице рассказала мне о поездках, которые организует автобусный парк округа.
   Однако! Майло, хитрая лиса, явно что-то скрывал. Но она дознается. Как только он будет готов расколоться.
   – Ты ездишь в туристические поездки?
   – Конечно. В Тампу. В Атланту. По магазинам.
   – По магазинам? Ты же терпеть не можешь магазинов.
   Они оба вздрогнули от неожиданного позвякивания старинного звонка и испуганно переглянулись.
   – Боже мой! Время! – У Габриэль забилось сердце, а щеки залило краской. Джо.
   – Я вижу, мы не можем одновременно готовить и серьезно разговаривать. Вот это, дорогая, и есть признак старости. – Майло сгреб гору мусора со стола в мусорное ведро. – Иди открой дверь. Мне надо помыться. – Он быстро брызнул на руки лимонным соком и подставил их под струю воды.
   Габриэль прищурилась. В чем дело? Впалые щеки отца стали красными, серый цвет исчез.
   – Ты в порядке?
   Ей совсем не хотелось оставлять его, чтобы потом найти на полу с сердечным приступом.
   – Что? – Он рассеянно оглянулся на нее, продолжая оттирать руки. Бросил взгляд в маленькое зеркальце над холодильником. – У меня нормальный вид? – Отец пригладил волосы еще влажными руками.
   – Конечно, папа. – Габриэль никогда не видела отца таким взволнованным. Должно быть, он очень устал. Принять и накормить такое количество людей оказалось для него, похоже, более серьезным испытанием, чем они предполагали. Не надо было разрешать ему...
   – Ах, Габриэль. – Он замолчал и глубоко вздохнул. – Нам надо кое-что обсудить.
   – Да, папочка. – Она проговорила это ровным, невозмутимым тоном. Он был расстроен. Надо его успокоить.
   Майло нахмурился.
   – Почему ты так странно говоришь, девочка? Как будто я оглох или спятил. – Не дожидаясь ответа, он снова заглянул в зеркальце.
   Протяжно и пронзительно зазвенел звонок.
   – Иди, иди. Там кто-то есть. Открой дверь. Не надо заставлять людей ждать.
   Габриэль открыла дверь и увидела Джо Карпентера, прислонившегося к косяку. Он улыбнулся, и сердце у нее забилось неровно.
   Настороженный и мрачный Оливер вышел из-за спины отца. Вихор был приглажен на удивление тщательно. Джо хорошо потрудился. Она пошире раскрыла дверь.
   – Привет, ребята. Входите. Есть хотите? Сжимая в руке букет цветов в гофрированной бумаге, Оливер переступил одной ногой через порог, помолчал и повернулся к Джо, который подталкивал его вперед.
   – Пожалуйста. – Оливер протянул ей цветы. – Подарок хозяйке.
   – Большое спасибо. – Габриэль понюхала розы и белые орхидеи, обрамленные сосновыми ветками с длинными иглами и ажурной травкой. На нее дохнуло слабым ароматом холодных и прекрасных цветов.
   – Роскошные цветы, Оливер.
   Освободившись от букета, он вновь схватил отца за руку.
   – Я их не выбирал.
   – Это неважно – Важно внимание. – Габриэль жестом пригласила их войти. – Папа в кухне, заканчивает джамбалайю.
   Позади нее на пол с грохотом упала крышка.
   – О господи, Клетис! Посмотри, что ты наделал! Она потянула Джо за руку и захлопнула за ними дверь.
   Ей на ноги свалился шерстяной ком и покатился, тяжело дыша.
   – Насколько я понимаю, это Клетис, – протянул Джо.
   Лапы у кота мгновенно растянулись, и он, как блин, распластался на полу.
   – Кошка! Я люблю кошек. – Оливер присел на корточки. – Можно его потрогать?
   – Конечно. Он не кусается и не царапается. И любит, чтобы его любили и ласкали. – И Габриэль добавила нежным голосом, обращаясь к Джо: – Как и большинство мужчин.
   – Жестокая. – Джо легонько стукнул ее по подбородку. – Конечно, нам это нравится. Ничто так не заставляет чувствовать себя мужчиной, мадам, как тот момент, когда хорошенькая женщина строит тебе глазки. – Он намеренно растягивал слова, прикасаясь к воображаемой ковбойской шляпе и глядя прямо на Габриэль.
   Прижав цветы, она рассмеялась, и сердце, как безумное, застучало в груди.
   – Ну, тебе, Карпентер, совсем не обязательно строить глазки, чтобы ты почувствовал себя мужчиной.
   – Так ты заметила, да?
   Она сделала ему знак, чтобы он шел за нею на кухню.
   – А другие разве не заметили?
   – Приятно знать, что не зря стараешься. Останешься с котом, Оливер, или пойдешь с нами?
   Опустив подбородок на шею Клетису, Оливер взглянул на взрослых и, когда Клетис прошелся ему лапой по лицу, ответил:
   – Наверное, я останусь с ним, чтобы ему не было скучно. Он хочет, чтобы я остался.
   – Мне тоже так хочется. – Джо нагнулся и погладил согнутыми пальцами брюшко кота.
   Габриэль сглотнула. Ей захотелось заурчать, как Клетис. Она наклонилась к Оливеру и кивнула на комод возле двери.
   – Если откроешь этот ящик, найдешь там кошачье угощение. Мы храним корм здесь, чтобы было легче заманить кота обратно в дом, если он захочет прогуляться, куда не надо.
   – Хорошо. – Оливер зажал корм в ладони, ожидая, когда Клетис вскочит на лапы.
   Но тот только повернул голову, выжидающе глядя на мальчика. Оливер поднес поближе щепотку, и кот, высунув шершавый язычок, лизнул Оливеру руку.
   – Еще одна мужская привычка? – Джо пробормотал ей это в самое ухо, и его дыхание заполнило ей легкие и кровь.
   – Возможно.
   – Тогда в следующей жизни я буду Клетисом. – Джо выпрямился. – Жди себе, когда все поднесут на тарелочке с голубой каемочкой. Не надо охотиться, прикладывать усилия. Клетис молодец, все правильно делает.
   Быстрый насмешливый взгляд, брошенный в ее сторону, говорил не о еде. Габриэль неловко повернулась, задев Джо бедром. Все тело у нее сразу обмякло, дыхание застряло в горле – Девушке хотелось сказать что-нибудь веселое и непринужденное, как будто ничего не случилось...
   Тут Оливер фыркнул от смеха:
   – Щекотно!
   Клетис лениво лизнул его в лицо. Джо повернулся к сыну, и Габриэль с облегчением вздохнула.
   – Кухня здесь. – Девушка смахнула волосы с полыхающих щек и заторопилась на звук хлопающих крышек и льющейся воды.
   – Хочешь дать мне работу? – Пропуская ее вперед, Джо положил руку ей на талию.
   – Конечно. Для бездельников всегда найдется работа.
   – Не усердствуй, Габби, – пробормотал он, и от смеха мягких морщинок вокруг глаз у него стало больше, а карий цвет сделался почти золотистым, когда он повернул голову.
   Габриэль быстро прошла вперед, и, когда его рука опустилась, девушка почувствовала холод на талии, там, где он прикоснулся. Где-то в груди возникло странное ощущение утраты.
   Она вздохнула.
   В сущности, она оставалась такой же неопытной, как та девочка, которую он когда-то поцеловал. Неудивительно, что она боится заниматься любовью и сексом-Джо Карпентер очень основательно запечатлел в той взрослой девочке свой запах, свое прикосновение, и запечатлел это на всю жизнь.
   Как тень, ее тело следовало за Джо, подчиняясь какому-то примитивному, сидящему в мозгу приказу, который шел от запаха, от ощущения и которому она не могла сопротивляться.
   Она попалась.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

   – Габриэль, кто пришел? – Майло вышел в холл. За пояс его синих широких брюк было заткнуто посудное полотенце. Он оглядел Джо, посмотрел на входную дверь, а потом на Габби. – Джо и Оливер.
   – Да?
   От этого несколько официального и сдержанного вопроса сердце у Джо забилось быстрее.
   – Не вижу мальчика.
   – Оливер в прихожей. С Клетисом.
   Джо посмотрел на Майло О’Ши. Интересно, если бы Майло рассказал Габби о той давнишней ночи, когда он, Джо, убежал из Байю-Бенда, стала бы она по-прежнему смотреть на него широко раскрытыми, темными от желания глазами?
   Вряд ли Майло раскололся, но все козыри были у него, он решал, что сказать, а что – нет.
   Джо вдруг стало неприятно это ощущение беспомощности – он предпочитал сам распоряжаться своей жизнью.
   Вот сейчас, например, а точнее, с тех пор как у него появился Оливер, он решил вернуться в Байю-Бенд.
   Возможно, мальчик его сын.
   А может быть, и нет.
   С этим он еще разберется. Сам.
   А в Байю-Бенд он решил вернуться потому, что Оливеру здесь будет лучше – спокойнее, безопаснее. И здесь Джо знал, что от него потребуется, если он захочет создать семью – для Оливера и для себя. А если кто-нибудь думает, что семья – это не для Джо Карпентера, то пусть засунет свое мнение... подальше.