Лонгфорд Линсдей. Поцелуй, малыш и невеста под Рождество

Линдсей Лонгфорд
Поцелуй, малыш и невеста под Рождество

ГЛАВА ПЕРВАЯ

   – Не трогай эту елку, она моя! – Голос донесся откуда-то снизу, из-под опущенных веток, и на ногу Габриэль тяжело опустилась маленькая нога.
   Габриэль вздрогнула и крепче ухватилась за корявый ствол.
   Мальчишеское лицо с выпяченным подбородком и сердитым взглядом уставилось на нее.
   – Не трогай, слышишь? – Он обхватил короткими пальчиками ближайшую ветку и нетерпеливо потряс ее. На сырую землю посыпались иголки. – Мы с папой уже выбрали эту елку. Она наша. Ищи себе другую.
   Габриэль удержалась от улыбки и внимательно оглядела исполненного решимости младенца.
   Рубашка на нем была аккуратно заправлена в новые синие джинсы, лицо чистое, а карие глаза смотрели гневно и с достоинством. Кто-то очень постарался прилизать вихор у него на макушке, но не слишком преуспел в этом нелегком деле.
   – Так что, женщина, понятно? Поищи себе другую елку, хорошо?
   В голосе были раздражение и грубость, а в глубине смотрящих на нее глаз – еле заметное беспокойство.
   – Понятно. – Габриэль закусила губу, чтобы не улыбнуться.
   Как мог отец оставить ребенка одного на темном елочном базаре? Ее это, конечно, не касается, но она все-таки выскажет свое возмущение его папаше.
   – Извини, но я действительно считаю, что первой увидела эту елку. – Надо потянуть время. Она оглянулась, осматривая пустые проходы.
   – Вовсе нет. – Мальчик важно наклонил голову и ни на миллиметр не сошел с места.
   – Я сразу увидела эту елку. Мне она понравилась. – Габриэль распушила ветку, но постаралась не задерживать руку, потому что взор малыша следил за каждым ее движением. – И она большая. В этом году мне как раз хотелось большую елку. – Она задержала взгляд на некрасивой и большой елке и сказала со значением: – Мне хотелось особенную елку.
   Он нахмурился, отвернулся и вздохнул, глядя на елку:
   – Да. Мне тоже.
   У этого беспризорного ребенка были свои причины, чтобы выбрать дурацкую елку на базаре Тибо. А у нее – свои.
   Они с отцом всегда старались притащить домой самую что ни на есть несуразную елку, чтобы услышать, как зазвенит колокольчиком мамин смех.
   Рождество было любимым праздником Мэри Кэтлин О’Ши.
   В прошлом году Рождество прошло мимо них, потрясенных и оцепеневших от горя после маминой смерти.
   Габриэль и ее отец не могли перенести вид пустого стула в конце большого стола, поэтому, несмотря на теплый, безоблачный день во Флориде, когда туристы с севера опускали ноги в неглубокую воду Мексиканского залива, прошлогоднее Рождество было холодным и темным в доме О’Ши.
   В этом году мамин смех станет лишь воспоминанием, а все остальное будет как прежде: хорошая елка, яркие фонарики, развешенные по всему дому, и прекрасный слоеный пирог с мясом. Все будет замечательно. Они придумают, как поступить с пустым стулом и с воспоминаниями. Хотя рана оставалась такой же свежей, как и год назад.
   Она вздохнула и увидела, как сверкнул у мальчика взгляд. Он неловко переминался с ноги на ногу.
   – Извини, – пробормотал он так тихо, что она едва расслышала, – но это особенная елка для меня и для папы.
   Ей захотелось обнять его, прижать, утешить. Однако с мальчишками надо поосторожнее.
   – Разве ты не видел меня у загородки? Я стояла там и присмотрела именно эту елку.
   Мальчик внимательно посмотрел ей в лицо своими не по годам мудрыми глазами, потом уверенно покачал головой:
   – Не-а. Хочешь надуть меня.
   – Неужели? – Смышленый, однако, ребенок. – А вдруг я говорю правду?
   – Не-ет. – Он усмехнулся, и в слабом свете елочного базара сверкнули белые зубки. – Ты хочешь подшутить надо мной.
   Она удивленно присела, оказавшись с ним нос к носу.
   – Откуда ты знаешь?
   – Чувствую. – Он переминался с ноги на ногу, глядя не на нее, а в начало базара. – Взрослые говорят детям неправду. Многие, во всяком случае.
   – Вот как! – Габриэль обхватила себя за коленки, чтобы не упасть.
   – Конечно. – Уголки губ у него опустились. – Сейчас ты меня дразнишь, вот и все. – Вдруг лицо у него озарилось радостью. – Вспомнил! Мой папа снял с елки этикетку, так что у нас есть доказательство.
   – Что ж, значит, я проиграла. – Она улыбнулась ему легкой улыбкой – игра была окончена.
   Позади нее скрипнула доска, и на Габриэль упала длинная тень.
   – Папа! – Мальчик кинулся вперед, таща за собой елку. – Папа!
   Наконец-то! С ее губ уже готовы были сорваться назидания, когда она увидела лицо подошедшего мужчины. В груди что-то екнуло, горло сжалось, а лицо вспыхнуло, как будто его обдало внезапным и сильным жаром.
   Перед нею стоял Джо Карпентер – худощавый, длинноногий, с врожденной гордой осанкой, которую он передал и своему сыну. Он положил руку на плечо мальчика. Сын обвился вокруг его ноги, и нежно ему улыбнулся.
   – Итак, Оливер, тебе по-прежнему нужна эта елка?
   – Да. – Не отпуская елку, мальчик обхватил рукой Джо за талию и прижался к нему. – Это самая большая елка. Самая лучшая. Елка что надо. Наша елка. Ведь правда? – Он быстро взглянул на Габриэль, потом блаженно улыбнулся отцу.
   Джо Карпентер посмотрел на женщину, и его усталые карие глаза заблестели от насмешливого удивления.
   – Мы должны прекратить встречаться таким образом, Габби. – Джо наморщил лоб. – Дай подумать. Сколько прошло?..
   Уголок рта у него едва заметно дернулся. Она не пропустила этого движения.
   Она-то знала, сколько прошло, С точностью до дня. И он, конечно, тоже знал.
   17 мая. Суббота. Школьный бал. Она чувствовала себя несчастной и ненужной. Ей было пятнадцать, и она была моложе всех своих кавалеров.
   – Эй, красотка Габби, – позвал он, привалив мотоцикл к волнорезу как раз за деревенским клубом.
   Вода билась в причал, а грохот мотоцикла наполнял сырую весеннюю ночь.
   – Что ты здесь делаешь? Танцуют ведь внутри. Он указал на ярко освещенный клуб позади них, откуда доносился слабый звук контрабаса.
   – Знаю. – Она отвернула голову и вытерла злые слезы.
   – Так, может, ты объяснишь мне, почему самая хорошенькая девушка здесь совсем одна? Или ты хочешь, чтобы я догадался?
   Габриэль знала, что она не самая хорошенькая девушка. Она точно знала, какая она. Она просто хорошая. Такая обычно председательствует в школьных комитетах, работает на вечерах выпускников, ходит каждое воскресенье в церковь. Девушка, на которую можно положиться. Девушка, которая все воспринимает всерьез.
   Габриэль выпрямила колени под бледным шифоном тонкой юбки, стараясь громко не дышать, и посмотрела на блестящую полоску лунного света на воде. Хорошие девушки остерегаются оставаться наедине с Джо Карпентером. Даже если им этого очень хочется.
   Он подождал минуту, потом опустил подножку мотоцикла, отключил мотор и подошел к ней, поскрипывая башмаками по сырой траве.
   – Самая хорошенькая девушка должна быть внутри и танцевать последний танец.
   Она вздрогнула, и в ее едва заметной груди стало странно пощипывать.
   – Бьюсь об заклад, Джонни Рэй проглядел все глаза, высматривая тебя. Он бы хотел потанцевать с тобой медленный танец, близко прижавшись, и узнать, такие ли у тебя замечательные волосы на запах, как на вид.
   Он швырнул недокуренную сигарету в залив и сделал еще один шаг вперед.
   – И мне это тоже интересно. Они хорошо пахнут, Габби? Дождем и ночным жасмином? – Кончиком пальца Джо коснулся ее волос.
   Она ничего не ответила. Не смогла. Он провел пальцем по ее руке, забираясь под рукав платья, скользнул от подмышки вниз и прикоснулся к запястью – нежным, легким движением, отчего у Габриэль бешено запрыгало сердце. У него на губах заиграла полуулыбка, которую она будет вспоминать много лет, и он поднял ее руку. Лунный свет упал на тонкий браслет и на кожу, превращая все в серебро.
   – Черт возьми, – пробормотал Джо, – Джонни Рэя здесь нет, а я есть. Тем хуже для старика Джонни Рэя, – повторил он, кладя ее руку себе на шею. – Черт меня побери, если я сам не узнаю, как пахнет и какой на вкус дождь на твоих волосах.
   Он поднял локон прически, которая стоила ей тридцать пять долларов в салоне Салли Линн, и, закрыв глаза, приложил его к губам.
   – Восхитительный, вот какой, – прошептал он. – Кто бы мог подумать?
   А потом самый плохой из всех плохих мальчиков поцеловал ее, и она ответила ему. В серебряном свете луны соприкоснулись их языки, губы и тела. О господи, что это было за прикосновение! Ее тело растаяло, прижатое к его телу, упругому и жесткому.
   Она вдруг почувствовала себя грешной и свободной, с упоением слушая, как бьется ей в ладонь его сердце.
   Джо наклонился и дохнул ей в ухо:
   – Может быть, конечно, ты, Душистый Горошек, соблазн, толкающий на преступление, но клянусь, оно того стоит, только...
   Он резко оттолкнул ее, отчего ее охватило холодом и жаром одновременно. У него на лице появилась ухмылка. Он оседлал свой мотоцикл и оглушил Габриэль визгом шин об асфальт.
   Весь остальной вечер рот, тело и кожа у нее болели и пылали холодным жаром, а последующие два года она мечтала о Джо Карпентере. После того вечера она его не видела. Он исчез, оставив в Байю-Бенде смутные слухи, которые, впрочем, скоро поутихли, а потом и вовсе заглохли, так и не объяснив тайны исчезновения девятнадцатилетнего Джо Карпентера за месяц до окончания школы.
   Габриэль судорожно сглотнула. Даже сейчас, во мраке елочного базара, спустя одиннадцать лет, все ее тело разгорелось от воспоминаний. « Так сколько же времени прошло? – спросил он низким, раскатистым голосом. – Дай вспомнить, когда я видел тебя, Габби, в последний раз. Это было...
   – Какое-то время тому назад, – мрачно докончила она, поднимаясь и нащупывая в скользких иголках и грязи свою туфлю на низком каблуке. Тут нога у нее заскользила, и Габриэль по-дурацки замахала руками. Сумочка отлетела в сторону.
   – Осторожно, Душистый Горошек! – Джо подхватил ее за локоть и обнял, скользя грубыми пальцами по запястью. – Замерзла? – Глаза у него блестели от изумления.
   Он знал, что делает. Как и одиннадцать лет назад. Но теперь ей двадцать шесть, и такое поведение совсем не в ее стиле.
   – Это влажность, вот и все, – пробормотала она. – Я уже отвыкла от нее.
   – Точно? – Его вопрос защекотал ей щеку, когда он склонился над ней, поддерживая.
   – Совершенно точно.
   – Ты уезжала из Байю-Бенда? – Он просунул руку ей под локоть и помог выпрямиться.
   – Я жила в Аризоне. Там такие же гремучие змеи, но не так влажно.
   Она стряхнула пыль с бархатной юбки, быстро улыбнулась Оливеру, сказала «до свидания» и перекинула ремешок сумки через плечо.
   – Приятно было увидеться с тобой, Джо. Счастливого Рождества тебе и твоему сыну.
   Она была почти спасена, когда из темноты соседнего прохода появилась необъятная масса Муна Тибо. Мун наскочил на нее и отшвырнул прямо в объятия Джо Карпентера.
   – Хорошо, люди, давайте вытащим эту елку, и вы отправитесь домой. Хочу сказать, что до праздника остались считанные дни. Вам же нужно время, чтобы украсить ее, пока не закончился этот год, верно?
   – Верно. – Джо весело рассмеялся. – Минуту, Мун. У меня здесь расстроенная дамочка.
   – Да, вижу. Как поживаешь, Габриэль? Отцу лучше?
   – Гораздо. – Габриэль пыталась высвободиться из рук Джо, а его грудь, прижатая к ней, тряслась от смеха. Подняв голову, она взглянула на Муна. – Завтра вечером отец готовит джамбалайю. Заходи, он будет рад видеть тебя.
   Высокий и огромный, как скала, Мун одарил ее одной из своих редких улыбок.
   – Зайду. Я действительно очень люблю твоего отца.
   – Дай руку, пожалуйста. Я одна не выберусь. – Она потянула Джо за рукав.
   – Пожалуйста, Душистый Горошек. Я люблю протягивать руку помощи. – Его полуулыбка могла бы сжечь пару кварталов в Байю-Бенде, и у Габриэль даже лоб запылал от жара. – Ну, как? – Он положил свою плоскую и твердую ладонь в ложбинку у нее на спине.
   – Прекрасно. Спасибо. – Габриэль стряхнула его руку и пригладила волосы. Джо Карпентер продолжал бы флиртовать, даже если бы его запеленали, как египетскую мумию.
   Он вытащил еловую ветку у нее из волос и протянул ей:
   – На память, Габби. О прошлом. – Голос у него был легким и удивленным. Глаза дразнили.
   Но глубоко под этим блеском ей показалось какое-то сожаление. Нет, вряд ли.
   – У нас нет прошлого, Джо. – Она выдавила улыбку и уронила веточку на землю.
   – Разве?
   Она покачала головой.
   – Не со мной. Ты, должно быть, думаешь о ком-нибудь другом.
   Список завоеванных Джо юных сердец в средней школе мог бы принести ему золотую медаль.
   – Что ж, как скажешь. Может быть, это была не ты возле деревенского клуба. – Он пожал плечами и положил руку на голову Оливеру. – Очень был рад снова увидеть тебя. – Взгляд у него стал напряженным, когда он посмотрел на нее. – Красиво – эта красная юбка и шелковая блузка. – Он улыбнулся, и снова в глазах мелькнула искра. – Ты похожа на блестящий рождественский подарок, Габби.
   Усталость, прозвучавшая у него в голосе и согнувшая ему плечи, была настоящей, и Габриэль заколебалась. Она будет дурой, если откроет рот. Попрощаться и уйти – вот что ей надо сейчас сделать.
   Габриэль открыла рот и снова закрыла его. Она напрашивается на ненужные ей неприятности. Отрешенно глядя на сына Джо, Габриэль проговорила:
   – Приходите на ужин завтра вечером. Ей сразу захотелось забрать свои слова назад, но они повисли в воздухе.
   – Почему бы тебе и не пойти, Джо? Майло, конечно же, не будет возражать. Ты ведь знаешь, какой он. Чем больше людей, тем веселее – вот что говорит старик Майдо. – Мун подхватил одной рукой елку и зашагал к проходу у сарая, где елки обрезали и заворачивали.
   Габриэль посмотрела ему вслед – Мун есть Мун. Она ради приличия вежливо кивнула.
   – Отец готовит большую кастрюлю. Он не будет возражать.
   – Джамбалайя, говоришь? – Джо потер подбородок. – Майло хорошо готовит джамбалайю.
   – Откуда ты знаешь? – Насколько ей известно, Джо Карпентер никогда не встречался с ее отцом.
   – Ну, я однажды пробовал стряпню твоего отца. – Проведя рукой по волосам, Джо взглянул на Оливера, потом снова на нее и произнес очень медленно, так что она еле поверила тому, что услышала: – Спасибо, думаю, мы воспользуемся твоим приглашением. Хорошая идея.
   Мальчик, который во время всего разговора странно молчал, вдруг зло взглянул на нее. Сделав шаг в сторону, он прижался к отцу, как ракушка, прилипшая к якорю.
   Отвернувшись от его нахмуренного лица, Габриэль вымолвила:
   – Замечательно. Компания будет превосходной, как раз рождественской: семья, друзья, домашний ликер. – Она принялась искать в сумочке бумагу и ручку.
   – Верно. – У Джо дернулся уголок рта. – Домашний ликер всегда символизировал для меня Рождество – Он взъерошил сыну волосы. – А как для тебя, Оливер?
   – Нет. – Мальчик старательно скривил мордочку. – Ликер воняет.
   – Веди себя прилично, Оливер, – наклонившись, тихо посоветовал Джо и обратился к Габриэль: – Мы придем.
   Она больно закусила нижнюю губу: что Оливер любит или не любит – забота Джо, а не ее.
   – Я напишу тебе адрес. – Габриэль вытащила маленький блокнотик с пробковой обложкой и раскрыла его.
   – Не надо, знаю, где ты живешь. – Джо накрыл ее руку своей, и Габриэль пронзило желание – такое же сладкое и острое, как запах хвои в прохладном вечернем воздухе. – Если только вы не переехали.
   – Нет. – Даже ей самой ее голос показался глухим. – Отец не переезжал. – Она захлопнула блокнот, потом снова раскрыла. – Да. – Она сама испугалась собственной догдаки, поспешно подняла глаза на Джо и заставила себя выдержать его взгляд. – И жену свою приводи. Как сказал Мун, папа любит, когда много народа.
   – Я не женат, Габби. – Джо показал ей безымянный палец без кольца. – Во сколько?
   – Что? – Она ничего не понимала. У Джо Карпентера, байкера, который носился на мотоцикле «Харлей-Дэвидсон» и мог соблазнить одним взглядом, был сын. Джо Карпентер знал ее отца. Джо Карпентер, чей поцелуй мог растопить сталь, придет к ней в дом поесть джамбалайи и украсить елку. И выпить домашнего ликера.
   И все это – в Байю-Бенде, штат Флорида.

ГЛАВА ВТОРАЯ

   – Так во сколько? – Кончиком пальца Джо легонько постучал ей по подбородку, отвлекая от ненужных мыслей. – Когда мы с Оливером должны петь рождественские гимны под твоей дверью?
   – Думаю, в восемь. Хотя, наверное, это поздно для твоего сына. – Может, он поймет намек? Но Джо Карпентер, не захотел ничего понимать.
   – Это не проблема. Оливер пойдет в школу только после праздников.
   Похожий на медведя в своей красной с зеленым клетчатой рубашке, Мун ждал, пока они подойдут к нему.
   – Ну что же, родные мои, вы готовы оплатить покупку? У нас тут нечто особое для постоянных клиентов – угощение в сарае. Печенье и яблочный сок. Мальчик может выпить чашку горячего шоколада, пока я заворачиваю эту красавицу.
   Мун двинулся вперед, и за ним потянулся шлейф из коричневых иголок.
   – Хорошая вещь какао. Тебе нравится, молодой человек?
   Оливер попытался увернуться, прежде чем мясистая рука Муна легла ему на голову.
   – Может, да, а может, и нет. Мун улыбнулся.
   – Глупости, парень, горячий шоколад всем нравится. Оливер шел, крепко держась за карман Джо.
   – А где твоя елка, Габби? – Джо остановился и посмотрел на нее через плечо. – Мы с Оливером поможем тебе выбрать, пока Мун заворачивает нашу.
   – Хмм. – Уголком глаза она увидела что-то высокое и зеленое и указала туда. – Вот эту.
   – Эту? – Не веря ей, Джо уставился на жалкую елку. – Ты уверена? – спросил он, нахмурившись. – Эта, ну...
   – Потрясающая елка. Она будет прекрасно выглядеть, когда на нее повесят старые игрушки. – Габби подняла голову и посмотрела на него.
   В ее сырых от тумана, мягких каштановых волосах заблестели рождественские огоньки, и Джо вдруг захотелось дотронуться до того места у щеки, где легкий ветерок трепал прядь волос. В ней, такой чистой и милой, было все, что он надеялся найти, вернувшись в Байю-Бенд – город, который он когда-то ненавидел и мечтал скорее покинуть.
   – Пошли, папа, нам пора. – Оливер нетерпеливо тащил отца за руку.
   Не в силах отвести взгляда от ее каштановых волос, Джо вдруг закашлялся.
   – Верно. Но сначала поможем Габби, Оливер. Потому что мы же сильные.
   – Ей не нужна наша помощь. Мун завернет ей елку.
   – Для тебя он «мистер Тибо», нахал.
   – На мой взгляд, она вполне сильная. – Оливер нахмурился и стукнул ногой о землю.
   Джо разглядывал хрупкую фигурку Габби, мягкие изгибы бедер под красной соблазнительной тканью, неясное очертание груди, которая вздымалась от дыхания... Он снова обратился к сыну:
   – Ну, может быть, она и сильная, хотя, на вид, упадет, если кто-нибудь громко чихнет. Скажем так, если мы поможем ей, это будет по-соседски, понятно?
   – По-соседски?
   Он мог поклясться, что ее тихий голос тронул каждый его позвонок. Еще когда она была подростком, у ее голоса был такой тембр, будто она только что проснулась. Интересно, знает ли она, как ее голос действует на мужчин? Он заметил его диковинные свойства еще тогда, давно, когда дерзким школьным смутьяном приехал в Байю-Бенд – Уже тогда в мягком голосе Габби О’Ши было что-то нежное и доброе, что умиротворяло дикаря, бушевавшего в Джо.
   И даже теперь, много лет спустя после того, как он убежал из Байю-Бенда, при звуке этого голоса у него участился пульс.
   – Разве мы соседи? Он тряхнул головой.
   – Конечно. Я купил дом Чандлеров. Это в квартале от твоего дома.
   – Вот как. – Она повернулась к выбранной елке. – Я и не знала. – Схватив дерево двумя руками, она пару раз стукнула им о землю.
   Он смог бы прогнать пикап в пространствах между ветвями, но по крайней мере иголки не сыпались.
   – Мы живем в гостинице. – Оливер подтащил отца к елке Габби и критически осмотрел ее. – Пока. У нас есть закрытый плавательный бассейн. Мне нравится в гостинице.
   – Так у вас будет елка в гостинице? – Во взгляде у Габби сквозило недоумение. – Это хорошо, но...
   – Пару дней она постоит у приятеля. Мы переезжаем в дом во вторник. – Джо увидел, как у нее расширились глаза.
   – Вот как. – Она дотронулась до ветки. – Во вторник. У тебя будет много работы. Тебе нужна... – Она замолчала.
   «Помощь» хотела она сказать, подумал он. Пока не остановила себя. Ей неловко с ним, она нервничает.
   Он сделал глубокий вдох – хорошо, что она ощущала его присутствие.
   Не отрываясь от ноги отца, Оливер сунул голову под ветку.
   – Хорошая елка. Хотя наша лучше.
   Джо вздохнул, хотел пожурить Оливера за невежливость, но смеющиеся карие глаза Габби остановили его. Он пожал плечами.
   – Конечно, Оливер прав. – Она заметила, как мальчик сверкнул на нее глазами. – Его елка лучше. Вообще-то, несколько минут назад мы вели переговоры, кто из нас уйдет с ней.
   – Это правда, Оливер?
   – Мы не вели пер... не делали того, что ты сказала, – настаивал его упрямый сын. – Это моя елка, потому что я первый ее увидел. Она согласилась.
   – Да, согласилась, – подтвердила, улыбнувшись, Габби.
   Джо взъерошил сыну волосы. Может, заставить Оливера уступить елку? Будет ли это правильно? Черт, откуда ему знать? Отцом не станешь, прочитав инструкцию, Это не то что собрать мотоцикл. Приходится привыкать, что рядом с тобой все время вертится маленький магнитофончик, который повторяет твои слова, движения, следит за всем, что ты делаешь.
   Изнемогая от чувства ответственности, Джо не спал ночами, у него холодело внутри от сознания собственной родительской никчемности. А в это время теплая щека Оливера прижималась к его руке.
   – Мне нравится эта елка, Джо, – произнесла Габби мягко, как будто читала его мысли. Джо почесал в затылке.
   – Прекрасно. Если она тебе нравится...
   – Точно нравится. Она подойдет и отцу, и мне.
   – Как скажешь. Давай, Оливер, берись за ветку и наклони к плечу.
   – Конечно. – Мальчик выпятил грудь. – Потому что я сильный.
   – Да, теперь я вижу, что ты сильный. – Габби с нежностью глядела на его сердитого сына. Господи! Его сына.
   – Готов, Оливер? – Джо приподнял елку.
   – Конечно. – Мальчик схватился за ветку двумя руками. – Это легко. – Все его маленькое тельце скры-пось под веткой.
   – Видишь что-нибудь? – Габби наклонилась к мальчику.
   – Я вижу зад своего папы.
   – Неплохой ориентир, а?
   Теперь Джо точно услышал приглушенный смех в ее голосе.
   – Ладно, остряк-самоучка, – пробормотал он, когда она поравнялась с Оливером. – Нахалам Бог не помогает.
   – Это кто нахал? Я? – Волосы у нее сверкали и искрились, поблескивая в сыром воздухе.
   – Конечно. У тебя всегда был такой вид, будто ты вот-вот отправишься в монастырь, – и в восьмом классе, и сейчас. – Он вскинул бровь и почувствовал удовлетворение, когда лицо у нее залилось краской. – Только меня не обманешь – эта красная юбка приглашает совершить грех. Душистый Горошек.
   Габби заторопилась, стараясь обойти его.
   – Ты порочная, Габби, вот ты какая. – Ему понравился взволнованный взгляд, который она ему бросила. – Порочная Габби с невинными глазами и голосом из спальни.
   Ему нравилось задевать ее. Неизвестно, почему. Всегда нравилось.
   – Ты плохая девочка, Габби. – Он насмешливо погрозил ей пальцем. – Санта не спустится в твои камин в этом году, могу поспорить.
   – Прекрати, глупый, – пробормотала она наконец, со смехом обогнав его. – А ты, ты неисправимый, Джо, вот ты кто.
   – Черт подери, это все знают.
   – Что значит «неисправимый»? – Оливер резко остановился и высунул голову из-под ветки. – Чего это вы смеетесь? Что тут смешного?
   – Твой папа шутит. У него очень неподходящие шутки, – объяснила строго Габби, разыскивая кошелек и искоса с осуждением глядя на Джо.
   – Да-а? – Оливер уперся кулаком в бок и выступил вперед. – Мой папа – подходящий.
   – Оливер прав. – Джо поджал губы. – Я очень даже подходящий. Особенно...
   – Сдаюсь, Джо. Дай мне расплатиться за эту несчастную елку и отправиться наконец домой. Отец, наверное, уже раздумывает, какая водосточная канава поглотила меня.
   Джо прислонил елку к шесту. Оливер, весь в иголках, топтался рядом.
   – Побудь с Габби, Оливер, пока я оттащу эту елку к Муну.
   На него яростно сверкнули два карих глаза.
   – Давай будем вежливыми, сынок, – дам надо сопровождать. – Чувствуя себя полным дураком, Джо не осмеливался взглянуть на Габби. Однако, когда он обернулся, она не смеялась.
   Если бы они были одни, он обязательно поцеловал бы ее. Подошел бы вплотную, обвил руками тонкий стан и узнал, какова на ощупь эта блестящая блузка.
   Но об этом не могло быть и речи.
   Он поднял руку и поправил завиток, который мучил его последние пятнадцать минут. Тыльной стороной ладони Джо почувствовал, что волосы у нее такие же гладкие, как и блузка. Он коснулся прохладной и влажной шеи. На мгновение Габби замерла, только дышала, а ее глаза, как драгоценные камни, сверкали темно-зеленым светом в темноте, когда она смотрела на него.
   Джо обхватил ее шею ладонью и опустил голову. Что ж, он никогда и не утверждал, что он святой. Кончиком пальца Джо чувствовал, как неровно бьется у нее пульс.
   А возле его ноги, обвиваясь, как маленькая подвижная водоросль, суетился его упрямый и капризный сын, который не выживет без него в этом мире. Оливер потянул Джо за край кармана.